Луноворот. Он и его кот

      Кунай давил аккурат на сонную артерию. Он уже не казался холодным, нагреваясь от тёплой кожи. Кажется, опять поднималась температура.       — Чё молчишь? — волосы больно оттянули. — АНБУ тебя больше устроит, а?       В АНБУ Мицуки не хотелось. Оттуда его точно не вернут домой, не поверят, время будет упущено и вообще…       Она же, эта Ханами, совсем маленькая! Неразвитая особь. Разве такую трудно убедить?       В горле предательски запершило. Не вовремя!       — Я твой братик, Шиначику… — прохрипел он. — И у меня регрессирующая… кх-кх… амнезия.       — Ага, ага, мой брат так бы не сказал! Ты притворяешься! Ты шпион с Луны?       Мицуки похолодел. Луна, как в его имени… Ханами что-то знала? Но как же саднило глотку! Он попытался дышать носом, чтобы не раздражать горло ещё больше, чтобы унять приступ. Кашлять с кунаем у шеи — так себе идея.       Что делать? Без модификации тела он понятия не имел, как выскользнуть. Ветром отшвырнуть противницу? Надо думать…       Стоять на коленях у койки было неудобно. Под койкой — спрятавшийся Уж древесный, но он не откликнется на зов. На одеяле — брошенная газета. Чем она поможет?       Закашляться и выиграть время? Только аккуратнее…       — Молчание — знак согласия?       Не собирался Мицуки объяснить, что молчание — это его обычный способ общения.       Он захрипел, наконец отпуская себя, расслабляя глотку и дохая. Стало легче, только воздуха не хватало. И пока девчонка отвлеклась (он надеялся, что отвлеклась), будто бы нечаянно вытянул руку, опёршись на край койки и сжав простынь в кулак.       — Ну всё, ты меня достал!       Мицуки разомкнул пальцы, выстреливая из указательного тонкой-тонкой иглой Футона. Мимолётное движение чакры, лёгкий ветерок, поднявший в воздух газету. И метнувший её за спину, в противницу.       — Стихия Воды! — раздалось из-за плеча. — Водяная пуля!       Горошина воды на дикой скорости сбила газету, но Мицуки уже не смотрел. Перехватил чужое запястье, схлопотав глубокую царапину на горле, попытался оттолкнуть кунай от себя. За волосы его уже не держали, этой рукой Ханами складывала печать Техники, и получилось вовремя откинуться назад, уходя от угрожающего лезвия. Мицуки метил затылком по носу противницы.       Сожаления? Сомнения, что его противник — маленькая девочка? Аморальность причинения ей вреда? Родитель его такому не обучал.       Но Ханами, слишком гибкая, отклонилась, а в следующую секунду ладони Мицуки оказались в плену водяных пузырей. Как она так быстро двигается? Или Мицуки в этом неуклюжем теле неповоротливый? Или заторможенный из-за температуры?       Он шлёпнулся на бок, теперь смотря под койку и встречаясь с перепуганными глазами Ужа древесного. Ханами прыгнула на Мицуки верхом, совсем не испугавшись крови на шее, приставила кунай остриём к глазу.       Проклятье!       — Точно шпион! — выдала, запыхавшись, она. — И я тебя схватила! Где мой брат?       — Так это я… — попытался Мицуки.       — Нет, не ты! Я те щаз глаз выколю, шання!       — Ну так коли ж-ше! — зашипел Мицуки, и почему-то этот тембр придал ему уверенности. — Коли, и твой брат ос-с-станется без глаз-са!       И подался навстречу, Ханами едва успела убрать кунай. Остриё ткнулось в переносицу. Всё-таки молниеносные у противницы движения.       — Псих! — заорал она.       Мицуки приподнялся, чувствуя, как остриё протыкает кожу. По сравнению с тем, что пришлось испытать в прошлом, эта боль — мелочь.       — Нич-ч-чья?       — Кто ты? — тяжело дыша, спросила Ханами.       — Ты всё равно не повериш-шь.       — А ты пробуй!       — Дай слово, что никому не расскажеш-шь.       — Щаз, разбежался!       — Мы так вечность лежать будем?       — Твои предложен-нья?       Предложить Мицуки было нечего, потому что у него ничего не осталось. Этот мир планомерно отнял всё. И Мицуки недооценил Ханами, ещё тогда, когда она только переступила порог его палаты. И разговаривал с ней снисходительно, а это неправильно. Как обмолвился Конохамару-сенсей, наставляя, каким образом сопровождать недалёких самовлюблённых аристократов, люди не любят, когда кто-то считает, что умнее их и способен доказать это на словах и на деле, тем более при свидетелях. Люди сразу замыкаются в недовольстве. Уж Конохамару-сенсей в таких вещах толк знал, сопровождение по праву считалось коньком седьмой команды.       Значит, общаться с Ханами на равных… А что бы Мицуки сказал равному? Правду?       Приступ кашля вернулся. Он попытался перетерпеть, не обращать внимания на сухость в горле.       А если бы кто-то нагло занял тело Лога, что бы делал сам Мицуки? Наверное, не остался бы безучастным? Ему было бы обидно? Он бы захотел причинить боль паразитирующей особи, что внутри? И ждал бы он, что паразит ему всё объяснит? Чтобы оттолкнуться от полученной информации, действовать, спасти Лога…       Грудь сдавило, горло перехватило судорожным спазмом. На глазах выступили слёзы, и Мицуки закашлялся, захлёбываясь и задыхаясь. Адреналин отпускал, и теперь явственно ощущалась боль в животе. Иррационально показалось, что опусти он взгляд — и увидит проступающую на одежде кровь.       — Ты мне давай брата не порть! — тихонько позвала Ханами. Проняло её? — Он у меня слабак, но я его защитю!       Совсем не похожа на Химавари-чан. С ней не получится так, как получилось бы с Химой.       — Если бы я мог, я бы объяснил, — перевёл дух Мицуки, опять заперхал. Воды попросить? Шпиону не дадут. — Мне кажется, я… кх… активировал какой-то артефакт Узумаки. И попал в тело твоего братика… кха-кха!       — Артефакт Узумаки? Ты думаешь, я поверю?! — но уверенности в голосе не было. Значит, Мицуки где-то попал в точку. Сказал что-то важное, благодаря чему Ханами начинает внимать его словам. А без взаимного внимания очень сложно донести что-то до собеседника, который тебя и слушать не желает. Не ушами — ушами люди в большинстве своём слышат исправно, но вот до мозга, странное дело, доходит далеко не вся информация, да и то отфильтрованная.       — Моя знакомая побывала в Узушио. Оно у нас затонуло. И принесла оттуда что-то… кх… головоломку, деталь… Мой кот с ней играл, я хотел отнять, и мы вдруг попали сюда. Раз — и попали.       — Звучит как бред.       — Знаю! — возмутился Мицуки. Как же быстро это тело реагирует выбросом гормонов в ответ на любой раздражитель! Говоря проще — темперамент горячий, и зачастую такой бурный отклик нервной системы только во вред. Отложенная реакция была бы более предпочтительной и выверенной.       — А у нас — эт где?       Неужели поверила?       Мицуки шевельнул затёкшими руками в плену водной стихии. Лежать на боку, пригвождённым к полу Ханами, было тяжко, и живот сводило резью. Ничего хорошего, если швы разойдутся. А вообще отвратительно — если это окажутся швы на внутренних органах.       — Я из Конохи. Но иной Конохи. Я из параллельного мира, понимаешь? — чуть было не сморозил, что она маленькая и вряд ли знакома с концепцией множественных миров, но вспомнил об установке общаться, как с равной, на благо дела. — У нас Луна расположена далеко, она маленькая и серебристая. У нас нет карафонов. И твои родители не вместе, поэтому и вас с братом нет. А многие люди вроде и такие же, но другие.       — И давно ты так? В смысле, у няс?       — Со вторника. Я сначала ничего не понял. Первым делом отбыл к себе домой, я по обмену служу, родом из другой Скрытой Деревни, вот только этой Деревни здесь тоже не оказалось.       — Думаешь, я поверю, что так бывает? — Ханами снова перемесила кунай на шею. — Ты шпион, и ты мне зубы заговариваешь! Скрытые Деревни враждуют, чё ещё за обмен?       — Говорю же, в моём мире всё по-другому! — всё больше и больше раздражался Мицуки. — Я сбежал из Конохи, меня выследили и вернули сюда!       — То есть ты не был в шахтах?       — Каких шахтах?       — Отличненько, просто крутяк! Предки мне тоже врут!       — Я не вру. Я единственный тебе не вру.       — Ага, ка-анешн!       Как с ней общаться? Как достучаться? Как Боруто находил общий язык с детьми? У него это мастерски выходило. И не только с детьми, а со всеми.       Хотя Мицуки как-то расспрашивал, когда сменял его на дежурстве у костра. Боруто думал, думал и выдал, что надо просто любить людей, вот и весь секрет.       Родитель повторял, что восемьдесят процентов населения — серость, посредственность, и только двадцать процентов сто́ят хоть какого-то внимания. А Боруто, получается, в этом умозрительном споре возражал, что надо любить всех. Ко всем прислушиваться. Ставить себя на их место. И пытаться помочь, как самому себе.       — Ханами-чан…       — Я тебе не «чан»!       — В чём заключается твоя конечная цель?       — Чё? — растерялась она.       — Я подумал, что мы можем переругиваться подобным образом в течение длительного времени. Так конструктивной беседы у нас не получится, а будет всего лишь выброс эмоционального напряжения и попытка доказать оппоненту, кто умнее. Только по итогу прений мы ничего друг другу не докажем, ведь уже сейчас знаем, что останемся при своём мнении. Надо что-то решать, согласна?       — Фигли ты мне условия ставишь? Напомнить, кто кунай у горла держит, а?       — Ну вот опять. Я не об этом.       — А о чём? Слишком мудрёно!       — Я имею в виду, что мы без толку сотрясаем воздух! Подумай, чего ты добиваешься?       — Сдать АНБУ шпионя!       — И что тебе это даст? Вернёт бра…       — Всё, я тя связываю водяными путами и жму кнопку вызова медсестры! — перебила Ханами, отдувая волосы с лица.       — Стой! — взмолился Мицуки, в глубине души уверенный, что проиграл. И почему он возомнил, что сможет кого-то убедить? Никогда ведь не умел… кажется… или умел? Зарядить бы молнией в водные оковы, чтобы по каналу, через который Ханами подпитывала технику, и ей прилетело бы. Но Райтон не слушался этого тела. — Если ты сдашь меня и перескажешь мои слова, твоего брата упекут в сумасшедший дом! И после такого он не сможет стать ни то что Хокаге, но даже чунином.       — Ерунда, я станю Хокаге и его оправдаю!       — Это в том случае, если он будет с тобой, в этом мире. А если останусь я? — самому бы не хотелось. Когда же Ханами с него слезет, живот аж горит. Надо бы не затягивать переговорный процесс.       — Взрослые порешают.       — Уверена? Ты мне не веришь, а они поверят?       Ханами замолчала. Только зашуршав, соскользнула всё-таки на пол газета.       — Так чего ты хочешь в итоге? Доказать свою значимость тем фактом, что поймала шпиона? Победить меня здесь и сейчас, а что будет дальше, неважно? Или… вернуть в это тело брата?       — Вернуть брата… — прошептала Ханами.       — А я хочу освободить это тело и отбыть домой, в своё. У нас цели сходятся, правда? Так зачем мы вокруг них городим проблемы и препятствия? Не лучше ли объединиться?       Ханами закусила губу. Думала.       — Лады, давай поговорим. Но если рыпнешься…       — Как я рыпнусь, если у меня руки в оковах?       — Вот и лежи так пока. А ты, кстати, кто? Ты, получается, вроде пользователь, у которого ава моего брата?       Последнее предложение Мицуки не понял, но на вопрос ответил:       — Меня зовут Мицуки. Я шиноби Скрытого Листа. Ровесник твоего брата.       — М-м… И где сейчас… штука, которую ты активировал? И кот? С тобой же был котя, я правильня по-ня-ла?       Котя? Так мягко и ласково — котя?..       Кажется, Мицуки нащупал общую точку соприкосновения. А на капюшоне туники Ханами, кажется, кошачьи уши?       — Он пропал. Я очнулся в теле твоего брата, в его комнате. Наверное… нет, абсолютно точно вёл себя странно, Микадзуки меня не узнал и сбежал. Больше я его не видел, и мне очень грустно по этому поводу.       — И он ходит в дождь по улице один-одинешенек? — зазвенел голос Ханами. — И ты ломанул фиг знат куда вместо того, чтобы спасать своего котю? Шання! Какой же ты хозяин после этого?       — Микадзуки полубродячий. Живёт сам по себе. А я его просто подкармливаю…       — Значит, он твой! И ты за ня-го в ответе! А это жестокое обращение с животными! Он холодный, голодный, он страдает, потерялся, ходит там где-то и плачет! Тебе не жалко?       — Я бы пошёл его спасать, но меня здесь заперли! — соврал Мицуки.       Снова тишина. Потом Ханами мотнула головой, хвостики смешно подпрыгнули, застучали друг о друга пластмассовые землянички, украшающие резинки.       — Так, котю няйдём. Особые приметы?       Мицуки машинально отрапортовал:       — Возраст около года, небольшой, миниатюрный молодой кот. Глаза зелёные, окрас чёрный биколор. Отличительная черта — обычно при таком окрасе кончики лап, носочки, белые, а у Микадзуки — чёрные. Кажется, я видел его у торгового центра «Белая хризантема», в принципе, он может там появиться, мы жили в этом районе раньше.       — Угу. А штука где? Активируй её в обратно!       — Штука тоже пропала.       — Ты её искал?       — Нет… — замялся Мицуки, прочистил охрипшее горло. — Я искал тех, кто владеет пространственной техникой и в теории может вернуть меня домой. То есть я знал таких шиноби в своём мире, но в твоём не нашёл.       — То есть ты хотел сли-нять с телом моего брата? — взвилась Ханами. — Да ты!..       — Прощения прошу, — Мицуки выдал одну из милейших улыбок своего арсенала. — Я осознал свою неправоту. Больше такого не повторится. Необходимо найти артефакт…       — Угу, угу, — Ханами потёрла загорелую щёку с почти неразличимой полоской. — Брат мог припереть такой же с миссии в Узушио. Я тож хотела в Узушио, а меня не пустили!..       — Подожди, Шиначику Узумаки был в Узушио? Как давно? Он что-то обнаружил? У вас Страна Водоворота тоже уничтожена?       — Давно ещё потопла. Предки говорили, что брат ничё не нашёл, но мож опять врали? Фиг знат. А как эта штука выглядела?       — Как деревянные бруски, пересекающиеся под прямым углом. Объёмная такая, колючая. В ладонь помещалась. В твою — с трудом.       — Ясно-поня-ятно… Поищу в комнате брата, вдруг ты обронил? А твой Мика мог её унести? В зубах?       Теперь замер, переваривая информацию, Мицуки. Вроде бы нет, но тогда темно было… Но если это поможет найти Микадзуки…       — Возможно.       — А вдруг они связаны? — кунай наконец убрали от горла, даже откуда-то выудили салфетку и вытерли кровь с шеи. Рану щипало. — Ты не подумай, я те не то что верю… Но если ты говоришь правду… Завтра притащу сюда и котю, и штуковину, и ты ня моих глазах сделаешь всё вовназад, по-нял? И чтоб брат появился на своём месте! Стопэ, стопэ, а он может быть сейчас на твоём?       Мицуки пожал плечами. С него наконец-то встали, и он перевёл дух. Попытался лечь поудобнее, Ханами испуганно отпрыгнула к выходу.       — Ладня, типа брат, ты пока больше молчи, мож, не спалишься. Я, если чё, Ханами.       — Помню, — благодарно улыбнулся Мицуки — Сестрёнка Ханами…       — Без сестрёнка. У нас с тобой никаких уси-пуси, понял? Ты ко мне обращаешься… — она скорчила презрительную гримасу: — Эй ты, совсем дура?       Мицуки читал, что в обществе процветает соперничество между братьями и сёстрами, но примеров семей, где было бы больше одного ребёнка, он почти не видел. Сподобились только Хокаге с супругой и, пожалуй, его родитель. И в обоих случаях отношения сложились иные.       Он справится с неожиданной ролью?       — Папку ты нязываешь «старик». Мамку — «мама», она для тебя авторитет. Твой личный сенсей, учит тебя ирьёниндзюцу. Змей боишься так, что писаешься в штаны.       — Серьёзно?! — изумился Мицуки. Ему и это делать придётся?! Суйгецу же за такое ругал на чём свет стоит… «Это в свой перфторуглерод ссы, сколько влезет, а здесь тебе не там, врубаешься, да?» Как давно это было, больше десяти лет назад?       На некоторые вещи в его жизни распространялись табу. Просто табу, без объяснений причин. Но он исполнял их неукоснительно.       — Серьёзно, — мрачно ответила Ханами, но глаза её выдали. Лукавые, точь-в-точь как у Боруто. «У тебя глаза голубее, чем у Седьмого», — вспомнился голос Сарады. Мицуки тогда не согласился — в его восприятии оттенок радужки был идентичен.       — Бабушка — «ба», наша мировая ба, дедушка — «дед». Боруто-чан. Просто Каваки. Если друзья назовут тебя Шизой, откликайся. И хотя б иногда говори «даттебаро»! Карафон пока не бери на всякий пожарный.       — Учту…       — А я пойду расскажу, кому нядо, соберу отряд спасенья, — Ханами взялась за ручку двери.       — Подожди! — Мицуки кое-как уселся на пол, прислонился спиной к койке, расслабив мышцы живота. Скованные водой руки висели плетями. — Зачем рассказывать? Кому рассказывать? Это же навредит Шиначику!       — А те слова не давали, — напомнил красноволосый демонёнок. — И я сама решу, что мне делать. А ты пока жди, — и вышла вон.       — А как же оковы? — крикнул вслед Мицуки.       — Сами спаду-у-ут… — донеслось из-за двери.       Водные пузыри исчезли с рук через пятнадцать минут после ухода Ханами. Мицуки перебрался на койку, задыхаясь от чувства собственной беспомощности. Такое он испытывал нечасто, например, когда не смог ничего противопоставить Урашики и лишился чакры. Или когда Дипа разметал их команду, как щенят. Или когда на его глазах рассыпался в кварцевую пыль Секией. В такие минуты вспоминались слова родителя о том, как «много внутри тебя, драгоценное творение, сокрыто силы», но почему-то она совсем не помогала!       А теперь Мицуки и последние остатки растерял, слабак, как сказала Ханами. И была права. Проиграть девчонке! Родитель бросился бы сейчас за ней, нельзя не подчищать собственные хвосты и оставлять свидетелей, так учили в Скрытом Звуке. Но что Мицуки мог?       Слабак, слабак, слабак! Ко всему прочему адреналин в этом теле бесновался так, что хотелось врезать кулаком по подушке, что Мицуки с удовольствием и провернул.       А может, это и не эмоции Шиначику? Может, это Мицуки был таким, только прежде его не выводили из душевного равновесия настолько!       К рукам медленно возвращалась чувствительность, словно сквозь обложившую их вату кололо мелкими разрядами. Неприятные ощущения, даже пальцы не разгибались для печатей.       Так, необходимо возобновить тренировки, чем раньше, тем лучше. Потому что нельзя быть мямлей, так недолго и снова попасть под вражью технику. Интересно, кстати, какой техникой его подкосили те, с бьякуганами?       Зато у него есть Ветер. Ещё, по всей видимости, Стихия Земли, но с её освоением придётся трудно. Плюсом шло ирьёниндзюцу, но час от часу не легче, Мицуки в нём также был не силён. Призыва, кажется, нет, а что есть — непонятно.       Уж древесный…       Мицуки свесился, глядя под кровать. Ужа не наблюдалось, скорее всего, перепрятался. Мицуки решил оставить окно открытым, когда пойдёт на ужин, в его отсутствие рептилия осмелеет и уползёт восвояси. Вряд ли Ханами принесла его издалека, следовательно, поймала где-то рядом. Значит, поблизости его гнездо, и, вероятно, другие змеи. Проследить бы, но у Мицуки и навыков сенсора не осталось. Прицепить на ужа что-то со своей чакрой, например, волос? Но сначала рептилию следует поймать, да и без сверхчувствительности Мицуки след не возьмёт.       Ладно, пусть сбегает спокойно.       Он снова задумался, глядя на закрытую дверь. Довериться бедовой девочке? Выбора, по всему выходит, и нет. Пусть хоть она что-то делает, пока Мицуки заперт в четырёх стенах. Надо же, как Ханами переживает за брата! А интересно, перед родителями она будет называть Мицуки «брат»? Непривычно. Необычно. Вспомнилась Химавари и её звонкое: «Братик!» И снисходительный и тёплый ответ Боруто: «Хима».       Мицуки вздохнул, возвращаясь мыслями ко сну, привидевшемуся по пути в Отогакуре. У Мицуки тоже имелось в наличии существо, с точки зрения генетики классифицируемое как старший близнец. Лог, о котором Мицуки ничего не помнил и не знал, кроме имени, да и истинное ли оно? Он же вроде тоже Мицуки, родитель назвал так всю линейку клонов, тогда откуда взялось «Лог»?       Вспомнилась вторая палата в лаборатории. Мицуки, опутанный трубками и дренажами, подключенный к диализному аппарату. Холод и шум в ушах. Суйгецу тогда докладывал родителю о состоянии дел в Конохе, а Лог стоял поодаль и безучастно наблюдал. Закутанный с ног до головы в непроглядный плащ. Мицуки воспринимал его как тень родителя, инструмент и руку… вряд ли правую, но, допустим, левую. А Лог после, без лишних слов, не прося ничего взамен, не хвастаясь самопожертвованием, отдал свои органы Мицуки. Однозначно не по приказу родителя, тот бы предпочёл лечить пациента согласно выстроенному ранее алгоритму.       Значит ли это, что Мицуки небезразличен Логу? И что, если бы они встретились в другой обстановке, за чаем или катаясь на канатной дороге, которую так любила Карин?       И Мицуки тихонько произнёс вслух, обкатывая на языке, с замиранием сердца, почему-то стесняясь, радуясь, что никто не услышит, и не веря в возможность родственных уз:       — Брат… Старший брат…       Луна убывала: тень от Земли размером с тарелку наползала снизу на бледно-красный диск метрового диаметра. Если прищурится, можно было увидеть в потемневшем небе всполохи света от защитного купола Конохи. Суета и гуляния выходного дня остались позади.       А в квартале Нара вечерам никогда не было шумно: жители рано расходились по домам, правда, не спать, потому что, наверное, все как один являлись полуночниками. Но тусить не любили, им бы родные стены, тепло котацу или прохлада вентилятора, вкусные запахи с кухни, аналитические программы по телевизору и размышления, чтения, игры в го до самого позднего часа.       Шикадай получился неправильный. Потому что был не совсем Нара. У него режим, и после пробежки он собирался принять душ и лечь спать.       На широкой энгаве над старинной, расписанной тушью доской для го сидел дед. Вот только расставлял чёрные и белые камни как-то странно, да и на лакированной поверхности мелом были расчерчены круги. Тлела ароматическая палочка на рогах керамического оленя-подставки, в воздухе пахло сыростью недавнего дождя, и ветер шелестел бумажными журавликами, которые Шикадай собирал всё детство и сам же повесил под крышей. Но желание его не сбылось, и проку от тысячи фигурок никакого.       — Как погодка? — спросил дед, и неясный свет, сочившийся сквозь бумажные фусума, сделал ещё глубже страшные шрамы на его щеке.       — Самое то после жары, — Шикадай благодарно принял протягиваемое полотенце, вытер лоб и взлохматил волосы. — А это типа не го?       — Не го, — кивнул дед. — Вот размышляю над твоим последним товарищеским матчем. Над правилами этой чудной игры из сраного Облака. Тут же чистая аналитика, да?       — Физуха нужна не меньше, — буркнул Шикадай. Присел рядом на золочёные половицы, вытянул ноющие от нагрузки ноги. — Вы зачем с бабушкой приходили? Спасибо хоть Шикако в этот раз не взяли!       — Она не смогла, её одноклассник праздновал день рождения. А так она за тебя волнуется.       — Она мне никто, — с деланным равнодушием отмахнулся Шикадай. Но почему-то укусило осознание того, что эта малявка предпочла ему какого-то одноклассника.       — Но нам-то внучка, — возразил дед.       — Ха! Это вам шоу, что ли? Глазели, как я позорюсь?       — Ну почему позоришься… — дед добавил к белому камню в круге ещё один белый. Бок к боку. Фриз, который не получился… — Вы были близки. Я бы сказал, что удача просто отдалась «Бьякуя», а не «Силе Юности», она та ещё продажная девка. А так у вас все шансы обойти их на отборочных, у «Бьякуя» я увидел только одного годного игрока, Рёги, а у вас команда ровная. Если обскачите Рёги в поединке умов, дальше затыков не возникнет.       Шикадай насупился. Прекрасно осознавал, что его доморощенная команда, собранная с бору по сосёнке, и в подмётки другим не годится. Может, не стоило все силы бросать в спорт, может, стоило развиваться как шиноби?       Но он любил игру. И любил свою команду. Пафос, зато правда! Спорткомплекс — это единственное место, где ему было хорошо. Ну и ещё дома, когда Шикамару не объявлялся. После свадьбы с мамой они переехали на другую окраину кланового квартала, а после того, как там появилась эта Шихо, дед и бабушка предложили Шикадаю пожить у них, пока конфликт не рассосётся. И внук так и остался в их усадьбе.       — Мы продули, — озвучил он то, что камнем лежало на сердце последние дни. — Ты думаешь, мы с пацанами не разбирали потом, где лажанули?       — Проиграть сражение — не значит проиграть войну.       — Банально, блин, — хмыкнул Шикадай. Вдали проревел олень, не иначе, из северного табуна. В ответ зашелестели листья. Квартал Нара стоял на границе с лесом и утопал в густой растительности, и если в других поместьях наличествовали пруды с карпами и ухоженные цветники, здесь росли суги, кусты можжевельника и бамбук. А пятки, свешивающиеся с энгавы, щекотал не постриженный газон, а сухой тростник. И почему-то близость дикой природы успокаивала. Особенно шум ветра, заблудившегося в ветвях. Шикадай и по сей день любил засыпать под его посвист, и казалось ему тогда, что он сам куда-то летит на крыльях… далеко… может, туда, где вольные просторы, раскалённый песок и вечная тишина?       — Про кореша твоего Шиначику ничего не слыхать? — спросил дед, откидываясь на локти.       — А что про него слыхать? — не понял Шикадай.       — Отец твой вон Хокаге заменял, потому что Шиначику в больничке.       — Я в курсе, мы с Каваки списывались.       — Фью! Хорошо хоть не спивались. И всё? — дед спрашивал не из любопытства. Шикадаю порой казалось, что у него всё с умыслом, как у экзаменатора.       — В смысле, всё?       — Вы с командой его не навещали? Я про твою десятую команду, а не про «Силу Юности».       Шикадай принялся оправдываться:       — У меня трени, времени вообще нет, а тут ещё Конохамару с цепи сорвался, решил что-то из нас слепить. Иноджину и Чо-Чо пофиг, они ж ничем не заняты, дома балду пинают, что им ещё делать? А я вкалываю как не в себя, мне и там надо успеть, и там, все дни расписаны, и я как-то не закладывал в свой график, что Шина загремит в больничку…       — Иногда наступает момент выбрать что-то одно.       — Дед, я обещаю, я выберу, вот только пойму, что у меня в этом деле хорошо получается.       — Так можно и всю жизнь провыбирать.       Шикадай цыкнул.       — Нотации тебе читать не буду, — вздохнул дед, снова сел, кряхтя и потирая спину. — Просто встреться с Иноджином, с Чо-Чо, не по службе, а вот так. И проведайте Шиначику как кореша́. Вы же росли вместе с Узумаки, ну? Узы дружбы священны. Мне Иноичи и Чоза были роднее братьев, которых у нас отродясь не водилось. До сих пор думаю, что ж меня не забрало тогда вместо них? Словно кусок души отмер на полях четвёртой мировой, когда я узнал, что наш штаб расхерачен вместе с Иноичи, который координировал ментальную сеть и исполнил долг до конца, и Чозой, которых их, беззащитных менталистов, охранял.       — Дед, — Шикадай скомкал на коленях полотенце, — ты меня извиняй, это тебе свезло с Ино и Чо, но не у всех дружба по гроб жизни! Сам же на Дне Детей ругал Шикамару, что нельзя тащить свои ожидания на отпрысков! И потом, я ж знаю, как мы, Ино-Шика-Чо, на свет появляемся, по договорённости, вот уже семнадцать поколений. И как в одну команду попадаем под руководством Сарутоби, потому что традиция, клановый уговор ещё со времён динозавров, до Конохи, когда Нара, Яманака, Акимичи и Сарутоби выживали одни против всех. Вот только дружбу это не гарантирует! Дед, ну не смотри так, ну разные мы, разные у нас интересы в жизни!       — И какие же? Твои я знаю, а чем живёт Иноджин? А Чо-Чо?       И Шикадай замер. Он не знал, что ответить.       — А это и есть стратегическое мышление, — дед снова кивнул на доску, — знать всё о сокомандниках, потому что иногда любая мелочь сгодится. Толковый был план поставить камешки нос к носу. Но Ивабе ваш слишком сильно бьёт, когда на нервах, а вот если бы ты отложил этот ход на следующий, когда настала бы очередь Метала, м-м?       Шикадай поскрёб в затылке:       — И чё?       — И сходи проведай Шиначику, вот чё! Баушке скажу, она ему налепит онигири с морковной пюрехой.       — Гемор…       — Гемор. Но знаешь, внук, когда-то я тоже считал себя самым мозговитым, даже в Хокаге метил, а общаться с корешами — ну, думаю, всё, что мне надо от них взять, они дают на тренировках. А остальное — гемор. И вот из-за этой гордыни я эти шрамы и получил. Не героически в бою. А потому что забил на свой отряд и понятия не имел, какие нестабильные на самом-то деле выходцы клана Оникума. И именно от нашего связного Оникума я медвежьей лапой по морде и огрёб. А сходил бы с парнями выпить там, или в баню, глядишь, не разукрасило бы меня так. Поэтому развивай стратегический ум, пока тебе по роже не заехали.       — Ещё скажи, что мне это в игре пригодится!       — Ещё скажу, что так ты не станешь оленем, как твой отец.