легкий ветра вздох — смерти нет. тот, кто пламя сам, не сгорит в огне. ♫ Тэм Гринхилл — Смерти нет
Кто такие боги — все смертные задавались этим вопросом, каждый из них, на протяжении тысячелетий. В древности — реже, в древности люди просто верили, и не только верили — знали, слепо полагались на богов, ждали от них помощи и заступничества, приносили им дары, некоторым — даже жертвы, некоторым — человеческие жертвы, и кровожадные божества были довольны, глотая пролитую на алтарь кровь и наслаждаясь ею, подобно вампирам. Аматерасу таких жертв никогда не требовала и не одобряла, ей была омерзительна сама мысль, что ее дети будут умирать ради нее, а кому-то из богов, наоборот, этого хотелось и хочется поныне — чтобы люди губили свои и чужие жизни во имя истинной веры, чтобы разражались кровопролитные войны из-за вечного спора, чей бог настоящий, и кому нужно верить, а кто является вымышленным и ложным. Когда христиане пришли в Японию, чтобы и здесь поселить своего бога… о, они были жестоки. Обе стороны были жестоки, но японцы были правы, потому что не звали чужаков и не нуждались в их религии, имея свою собственную. Аматерасу и тогда проливала слезы, и солнце то и дело уходило за покров туч, а дождь лился с небес, смывая кровавые лужи с земли. Кровь впитывалась в почву, и после там вырастали цветы — жизнь побеждала смерть, но душа богини болела и страдала, неважно, сколько раз побеждала и сколько раз еще победит жизнь. Она бессмертна, она не умрет никогда, но увидев взрыв Хиросимы, как последнюю каплю в золотую чашу терпения, Аматерасу Омиками впервые за свои тысячелетия захотела уйти, как однажды ушел Идзанаги-но-ками. Уйти подальше, спрятаться, исчезнуть, и больше ее никто не найдет и не увидит никогда… Было бы неплохо. Она бы исчезла немедленно, имей она наследника, но нет наследника, некому доверить небесное царство, и солнце не торопится уходить за тучи. — Далеки… — богиня повторяет незнакомое название, пробуя его на вкус, и морщится, слыша, что они только и знают, что войну, держат в страхе половину Вселенной и не изменяют в себе ничего; хуже всего — война. Для Аматерасу это самое болезненное на свете, тело ее боли не чувствует, но душу ее пронзают раскаленные стрелы, когда она видит кровь и мертвые тела. Люди то или не люди — ей и прочие создания жаль, и ёкаев, которые не убивают ради развлечения, и животных жаль, если их уничтожают для забавы, а не для пропитания. В понимании Аматерасу убийство оправдано лишь в двух случаях: самозащита и охота на диких зверей, чтобы не умереть от голода. В остальном — жестоко и нет никакого повода лишать жизни. — Подтяжки ничем не плохи, — осторожно соглашается Аматерасу. — Тебе они идут. Одежда людей также менялась на протяжении столетий, иногда солнцу нравилось следовать моде и появляться в мире смертных так, как все женщины в той или иной стране. Ей понравилось, что женщины тоже начали носить брюки, понравились короткие юбки и платья с открытыми руками — в Японии в древности такое бы сочли нарядом не то что для проститутки, а вообще невесть для кого, но времена шли вперед. Уже не обязательны были бесформенные кимоно и длинные волосы — у Доктора короткая стрижка. По сравнению с Аматерасу точно короткая — богиня отращивает длинные; как для любой японки, волосы — ее гордость и признак ее высокого статуса. Аматерасу чувствует чужое сомнение — видит в глазах, читает по ауре, и ей это не нравится, совсем не нравится. Боги хотят, чтобы в них верили. Многие древние боги смирились с неверием, привыкли, не поклоняются больше олимпийцам и асгардцам, египтянам и славянам, потерялись они в глубине веков, но синтоизм существует и поныне, и японцы до сих пор возносят молитвы Аматерасу Омиками, и привыкнуть к иному она не могла. Все имеют право на неверие, но когда видишь бога перед собой, живого и во плоти, настоящего — как не поверить? Синица тоже реальна. Маленькое создание из солнечного света и пробки от бутылки, сплетя все это, на свет родилась птица, живая, дышащая, трепещущая крыльями, с ярким оперением и звонким голосом. Самая обыкновенная синица, только появилась не из яйца, высиженного матерью в гнезде, а из ладони солнца — Аматерасу тоже мать, ну и что, что не птица. И удивление Доктора лестно богине — она улыбается в ответ, наблюдая за синицей. — Не только животный мир, — певуче произносит Аматерасу. — Я могу создать и ками, и даже ребенка — представь, из пробки. Из пуговицы. Из бусины. Из чего угодно. Но я не хочу, потому что хочу, чтобы мой ребенок появился на свет, как мое осознанное решение и с участием мужчины. Он будет не просто ребенком. Он будет моим наследником. Как Аматерасу и думала — ТАРДИС против ками, и это не вызывает у нее расстройства. Богиня лишь кивает, соглашаясь. — Да, твой корабль сам по себе, как ками. У него есть свой разум и своя сущность. Я не буду мешать ему… ей, — поправляется солнце, вспомнив, что ТАРДИС женщина. — Но если хочешь — могу создать слона. Лошадь. Тигра. А синичку оставь, позаботься о ней, пожалуйста, — Аматерасу не бросит на произвол судьбы ни одно из своих созданий. — О, мое имя еще не давали синицам, — усмехается она. — Имя Аматерасу Омиками — не пустой звук и не кличка для животного. Прости, но я не могу им разбрасываться. Мое имя важно для меня и для моего царства. Назови ее… Асахи, — предлагает богиня. — Это тоже означает «солнце», и птичке может подойти. Гордость — не гордыня, но гордость, чувство собственной значимости, и, к тому же, в мире духов имя всегда представляет важность. Для бога — тем более, все боги крайне трепетно относятся к своим именам. Аматерасу Омиками, великое достопочтенное божество, озаряющее небеса — она не может дать это имя синице. — Луну восстановили, — повторяет Аматерасу, и ее побледневшее лицо частично возвращает румянец. Цукиёми… а она куда тогда делась?.. Нет, она не погибла, она — ками Луны, но не сама Луна, она не планета, точно так же, как Аматерасу — не звезда по имени Солнце, однако… Цукиёми наверняка плакала и была морально уничтожена. Аматерасу не желала ей зла. Никогда. Сусаноо и то по-настоящему зла не желала. — А солнце? Его они не тронули?.. — это важно. Солнце важно для нее. Она сама — солнце. Не умрет от взрыва звезды, но… Но ей будет очень жаль, если солнце уничтожат. — А океан? — уже совсем тихо и почти против воли, машинально. Океан — это Сусаноо. Ему Аматерасу тоже не хочет смерти, хотя брат убил бы ее с удовольствием, если бы мог. Аматерасу пристально смотрит на даты и надписи на непонятном языке — все земные языки ей понятны, но не инопланетные. Взгляд черных глаз скользит по монитору, солнце хмурится и покусывает губы. Вылавливает дату — первое сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года, девятое мая тысяча девятьсот сорок пятого. Началась Вторая Мировая, Германия капитулировала… Как же несправедливо, что в итоге страдают невинные люди, чья вина лишь в том, где они родились и выросли. Гражданские. Женщины, дети и старики. Были живыми, и в один миг сгорели, сначала став пеплом, а после — бабочками. — А если бы война вообще не началась? — богиня поджимает губы. — Это не была война за территорию, когда одна страна хочет захватить то, что считает своим и что может ей пригодиться. Это не была война за ресурсы. Это была война… безумная война ради захвата мира, ради того, чтобы кто-то назвал себя высшей расой и истреблял низшие… в газовых камерах… и не только… Арийцы… Ямато… Это было бессмысленно. Это было жестоко. Зачем? — Аматерасу моргает, чтобы слезы больше не текли из глаз. Она не понимает, она отказывается понять. И она всегда будет ощущать свою вину. На ее душе — воронка от ядерного взрыва Хиросимы. Ее сердце истекает кровью ее детей. Исцеление невозможно — никак и ничем, лишь жить с этим и ждать момента, чтобы однажды уйти, как ушел Идзанаги. Ждать можно долго — бессмертным некуда торопиться. Однажды у нее будет сын или дочь. Однажды он или она вырастет. Однажды Аматерасу причинит ему или ей такую же боль, какую ей причинил Идзанаги. Но это будет потом, а пока — чужой космический разумный корабль с диковинным именем ТАРДИС, Доктор — Повелительница Времени, и Япония спустя сто лет. Это две тысячи сорок пятый?..***
Технологии — область от Аматерасу Омиками весьма далекая. Она не представляет себе, как происходят все эти вещи — почему ездят автомобили, почему летают самолеты, почему стреляют винтовки и разрываются бомбы; нет, она знает, почему — прекрасно знает, но как — этот вопрос для японской богини солнца остается загадкой, которую она не спешит разгадывать. Ей попросту это не нужно — она все равно не использует технику. В автомобиль садится иногда ради интереса, но не как водитель, а лишь в качестве пассажира, в самолет — тоже только из любопытства (ибо зачем вообще нужны транспортные средства той, кто может легко и просто перемещаться в любую точку мира лишь по желанию?), и уж тем более Аматерасу ни разу не брала в руки оружие — сама мысль об этом была ей противна и омерзительна, с гораздо большим удовольствием богиня дотронулась бы до слизняка, потому что слизняк — тоже часть природы и мира, который озаряет солнце. Слизняк — живой, ружья и винтовки же не просто мертвые — но и несущие смерть. — Я не ученый, я не разбираюсь в том, как работает та или иная вещь, но я могу заставить их работать по моему желанию. Зажечь плиту, например, или вести машину с пассажирского сиденья. Иногда Аматерасу каталась без шоферов, или же просила кого-то из своих слуг сесть за руль, чтобы никого не смущать машиной, что едет сама по себе. — Мне жаль, что твоя дочь появилась против твоей воли. Дети должны рождаться на свет в первую очередь из любви, а потом уже — из женщины. Дети должны зарождаться по желанию двух любящих сердец, обоюдному и искреннему, — солнце улыбается собственным мыслям. Возможно, однажды они с Воль Реном решат завести ребенка именно так — как плод союза любящих сердец. Но пока у Воль Рена есть его драгоценная гора, откуда он лишний раз не выбирается, а у Аматерасу — целая Япония, у которой сейчас очень сложные и тяжелые времена. Верят они в свое верховное солнце или нет, но солнце им нужно, вне зависимости от веры. Солнце ведь не выбирает, кого озарять лучами, а кого — нет. Солнце просто светит, не преследуя корыстных целей. Солнце светит всем. Аматерасу хотела бы погасить светило для тех, кто принял убийственное для Хиросимы и Нагасаки решение. Для тех, кто пилотировал самолеты с ядерными бомбами. Для того мерзкого немца, который разжег огонь войны по всему земному шару и его сторонников, считающих, что он был прав. Для тех, кто получал удовольствие, сжигая людей в печах и газовых камерах. Для тех, кто считал себя высшей расой — арийцев и ямато. Но даже верховная богиня солнца так не могла. Человечество давно начало казаться Аматерасу трудным подростком, что склонен к отвратительному поведению, но в ответ на упреки или возмущение старших громко хлопает дверью своей комнаты, угрожая, что покончит с собой. Подростка, который курит сигареты, пьет спиртное, пробует наркотики, прогуливает школу и беспорядочно заводит половые связи, не думая о будущем и живя одним днем. Но будущее все равно неотвратимо настанет, будущее наступает каждую секунду — ход времени всегда завораживал богиню солнца. — Даже если человечество исчезнет, утопив само себя в крови и ненависти — будут другие расы, верно? — она вопросительно смотрит на Доктора. — Ты ведь не человек. Но ты выглядишь, как человек. И я тоже, — внешность обманчива. Глаза никогда не врут другим, зато обманывают себя. — И если людей не будет, а солнце останется — значит, оно будет светить другим. Не людям. Я не умру, пока помнят мое имя. Даже если его будет помнить только одна душа. Поэтому, прошу, Доктор — запомни имя Аматерасу Омиками. Ты говоришь, что бессмертна — если ты будешь помнить меня, бессмертными будем мы обе. Взамен можешь попросить у меня все, что угодно, и я обязуюсь исполнить твое желание. Боги Греции клялись водами священной и жуткой реки Стикс, богам же Японии не нужны дополнительные стимулы, их клятвы и без того обязывали их ко многому, в особенности — клятвы верховной богини. Аматерасу действительно сделает то, о чем попросит Доктор. — Я бы озвучила поправки, в связи с которыми не буду помогать, но верю — ты не попросишь меня о смерти невинных. В остальном — вдруг тебе понадобится моя помощь, Доктор? Кто знает? Ты сильна и во многом неуязвима, но и тебе иногда нужна подсказка или прикрытие — не так ли? Если даже божествам это нужно, то человеку — тем более, и для Аматерасу Доктор остается человеком, хотя она знает и понимает — это не так. Но выглядит Доктор обычной, пусть и эксцентричной женщиной, и в глазах богини она — человек. Неважно, сколько ей лет и насколько она могущественна.***
— Единственный раз, когда я брала в руки оружие, чтобы применить по назначению… — Аматерасу смотрит на свои тонкие ладони, маленькие, нежные и аккуратные. — Когда знала, что мой брат идет на Такамагахару, и ожидала войны. Он выпросил у отца разрешения попрощаться со мной и Цукиеми перед ссылкой, и я не думала, что Сусаноо придет с миром. Но моим оружием были не эти мерзкие, — богиня морщит носик, — ружья? Автоматы? Нет, тогда их, во-первых, не существовало, во-вторых — я и сейчас бы не стала их использовать. Я вооружалась луком и стрелами. Она вспоминает тот момент очень живо — день был солнечный, небо — ясным и безоблачным, рисовые поля зеленели в предчувствии богатого урожая, ветер пах морским бризом, а Аматерасу Омиками нервно мерила свои покои быстрыми шагами и кусала губы, резкими движениями вкладывая в колчаны стрелы с оперением сокола и острейшими наконечниками. — Но, несмотря на вооружение и готовность пустить оружие в ход — мне не пришлось этого делать, — продолжает богиня. — И я рада. Я знаю, что выстрелила бы без промаха, но не хотела бы стрелять в брата.***
ТАРДИС останавливается, но и это движение звездолета Аматерасу игнорирует, не покачнувшись и не утратив равновесия. Ее душу охватывает радостное нетерпение, словно она — ребенок, ожидающий прекрасного подарка, и единственное, что вызывает смятение богини — одежда, и на удивление Доктора она так же удивленно моргает, разводя руками: — Я живу на земле очень долго, и часто выхожу к людям в виде человека. И бывала не только в Японии и соседних странах, но и в других — на Руси, в Египте, в Индии, в Греции, в Скандинавии… С политическими визитами в другие пантеоны, — поясняет солнце. — Раньше, когда они еще существовали, — на ее лицо набегает тень печали: не верят больше в Зевса, Амона-Ра, Одина и Перуна — а в Аматерасу верят, и она не знает теперь, хорошо ли это. Других богов, забытых, совесть за Вторую Мировую войну наверняка мучает меньше — им не молились, их вычеркнули из умов и сердец на замену другим богам. Нужно забыть об этом — на время. Аматерасу не умеет забывать навсегда, ее разум и память не умеют забывать ничего, но сейчас это можно и нужно отложить на потом, чтобы вернуться к печальным мыслям позже. Аматерасу — в Японии сто лет спустя, эта новая Япония — прямо за дверью ТАРДИС, и у солнца дрожат пальцы от осознания этого. Ее Япония. Ее другая Япония. Мирная, свободная, живая, а не покрытая пеплом и кровью… Тихий выдох, как перед прыжком в обжигающе-ледяную воду, и богиня переступает порог ТАРДИС, шагая на землю Японии-спустя-сотню-лет. Добро пожаловать в новый мир, Аматерасу Омиками! О, дивный новый мир…