я искала тебя, годами долгими искала тебя ♫ Земфира — Искала
Ее детьми были все, кого согревало солнце Японии. Аматерасу считала своим ребенком каждого человека, живущего под сенью Такамагахары, да и других — тоже; как еще бог может воспринимать смертных, кроме как детей? Порой неразумных и непослушных, но все равно — любимых и драгоценных. Аматерасу любила их, что бы они ни творили со своими жизнями и с миром. Аматерасу провожала погибших на войне, Аматерасу прощала тех, кто затевал те самые войны, Аматерасу старалась не допускать повторения Хиросимы всеми силами, ей не хотелось больше стоять на пепле и золе, не хотелось видеть в небе стаю бабочек-душ, не хотелось видеть разрушения и обугленные тела. Ее называли прародительницей императорского рода, гордясь тем, что происходят от верховной богини солнца, но многие человеческие правители так поступали, чтобы их слушались еще больше необходимого, чтобы им поклонялись, как божествам. Египетские фараоны тоже называли себя детьми бога, насчет них Аматерасу точно не знала, она не встревала в чужую личную жизнь, может, египтяне и заводили детей-царей, но Аматерасу Омиками за всю свою вечность дала жизнь лишь один раз. Именно в том смысле, чтобы произвести на свет отдельного человека, а не подарить спасение умирающему или подарить бесплодному возможность иметь ребенка. Аматерасу могла создавать детей буквально из ничего — из пуговиц, из камушков, из листьев, но она не хотела. Ей хватало тех детей, что жили под небом ее царства. А потом богиня поняла, что нуждается в ребенке — в собственном ребенке. И у нее был муж, который тоже принял в том участие, хотя Аматерасу при желании вполне могла родить сама — она же появилась на свет вообще без участия матери, ее произвел отец, и не обычным образом, а из слезы. Может, сам того не желая, неосознанно — но Идзанаги все равно был очень рад рождению своих троих детей. Своих личных детей, а не общих с Идзанами. Аматерасу зачала своего сына самым человеческим способом. Родила тоже почти по-человечески, хотя боли при этом не испытывала — боги не могут чувствовать боль от того, что создают, неважно, что это, предметы или дети. Создавать — это природа божества. И ее сына похитили у нее — не стоило сомневаться в том, кто это сделал. Сусаноо. Он не успокоился, он продолжил ненавидеть сестру спустя тысячелетия, он не простил ей то, что она стала верховной богиней и то, что она заставила его подвергнуться позорному изгнанию. Сусаноо не мог сразиться с Аматерасу в открытую, он боялся ее — она была сильнее, но вредить ей исподтишка и наносить удары в спину он мог. И он это сделал. На этот раз пострадала не сама Аматерасу — Сусаноо не заразил ее болезнью, которую способна излечить лишь богиня-ведьма Геката, не разрушил ничего в ее владениях, не подставил ее каким-либо образом. Он поступил хуже. Он тайком забрал у нее ее ребенка, и в колыбели Аматерасу обнаружила лишь деревянный меч — игрушку, которая прямо указывала на личность похитителя. Конечно, Сусаноо не мог проникнуть в Такамагахару незамеченным, он подослал кого-то из слуг Аматерасу. Богиня нашла предателя и жестоко наказала его, как когда-то Сусаноо — заставила принести тысячу даров, другие слуги сбрили провинившемуся бороду и вырвали ногти, и он отправился в Ёми, откуда нет возврата. Хуже наказания не придумать, но ребенка это Аматерасу не вернуло. Она искала, но не могла найти, словно душу ее сына скрывала завеса. Аматерасу не чувствовала его. Знала лишь, что он жив, что он должен быть жив, иначе она бы ощутила его смерть. Она была его матерью, в отличие от остальных ее детей — родной.***
Вечер опускается медленно. Солнце садится за горизонт, на прощание освещая землю красноватыми лучами. Закат красный — слишком красный. К ветреной погоде. Аматерасу любит ветер, но стихия воздуха подчиняется ей хуже, чем стихия огня и земли. Воздух и вода — стихии, подвластные Сусаноо, как богу морей и богу урагана. Цукиёми тоже использует эти стихии лучше, чем огонь и землю. У Аматерасу Омиками была такая большая семья, и никого не осталось. Отец ушел на покой, спрятавшись в Скрывающем дворце на Авадзи. Цукиёми — убийца, и Аматерасу не хочет ее видеть. Сусаноо… Его Аматерасу как раз хотела бы увидеть — чтобы сомкнуть руки на горле брата. Со своим любимым мужчиной она не может быть все время вместе, и замуж выйти не может — она же не просто женщина, она верховная ками солнца. И сына у нее отобрали. Аматерасу Омиками осталась одна на своем небесном престоле, и все, что у нее есть сейчас — власть, но так ли ей нужна власть? Она не стремилась стать правительницей, она лишь понимала, что Идзанаги не зря выбрал ее, что она будет править намного лучше сестры и брата, да и право рождения принадлежало ей.Аматерасу Омиками родилась из слезы своего отца. Как она может удивляться тому, что часто проливает слезы?
Она тихо выдыхает, отойдя от окна. Такамагахара — все еще любимое место, все еще самое лучшее место на земле. Ее владения, более того — ее дом. Здесь ей легче, здесь ей дышится полной грудью, здесь ей тепло и уютно. Здесь она хозяйка, госпожа и повелительница. Здесь никто ей не навредит, несмотря на то, что именно отсюда похитили ее дитя. На столе лежит лист рисовой бумаги и кисть, и стоит чернильница. Аматерасу подходит к столу, берет кисть и от нечего делать выводит на бумаге иероглифы — имена. Самые разные человеческие мужские имена, что приходят ей в голову. Это часть поиска, к тому же — своеобразный способ медитации. Закрыть глаза и позволить руке двигаться самой. Ким У Син. Ан Шин Хек. Такеми Шото. Рюджи Асакура. Лань У Цзи. Имена разные, но всегда — восточные, вряд ли Сусаноо унес ее ребенка во владения других богов. Там они бы вычислили его — Аматерасу предупредила верховных божеств остальных пантеонов и попросила о помощи, и все они согласились. У Японии были хорошие отношения с другими странами. Аматерасу уже мало на что надеется, особенно сейчас, но вдруг ее сознание пронзает искра, и она уверенно пишет имя. Открывает глаза и читает, понимая — это оно. Ым Ба Рын. Она не зря его написала именно сейчас. Завеса спала. Завеса исчезла! Аматерасу прислушивается к тишине, и понимает — вот почему завеса исчезла. Она нужна своему сыну. Она нужна ему, и она придет.***
Два грабителя застывают на месте, как каменные статуи, могут лишь дышать и вертеть глазными яблоками. Рядом с Ба Рыном из ниоткуда появляется невысокая девушка в алом нарядном кимоно и с драгоценной заколкой в волосах, и строгим взглядом окидывает тех, кто посмел тронуть ее сына. Она могла бы убить их — она хочет убить их. Но они всего лишь люди, и они тоже чьи-то дети. Аматерасу вздыхает. — Вы, — выплевывает она, — больше вы никогда никого и ничего не ударите. Даже во имя спасения собственной жизни. Даже ковер — и то не сможете выбить от пыли, даже мяч не сумеете отбить рукой. Ваши руки не поднимутся для удара, окаменеют и отяжелеют, и так будет до самой вашей смерти. Ясно? Они снова могут двигаться. Завороженно кланяются богине, сами не понимая, что делают и почему это делают, и откуда она взялась, и кто она такая. Но им и в голову не приходит ни ослушаться ее, ни переспросить, и не поверить — тоже. Они верят ей, они не сомневаются, что неизвестная маленькая женщина говорит правду. — Да, госпожа, — бормочут они. — Просите прощения, — цедит Аматерасу. — Немедленно. Оба парня тут же падают на землю в поклоне, опуская головы, и хором выкрикивают извинения. Аматерасу кивает, и переводит взгляд на Ба Рына, придирчиво осматривая его лицо. Касается ладонью щеки, и в ее черных глазах светится нежность. — Да, — утверждает Аматерасу Омиками. — Да. Это ты. Я тебя нашла. Я так рада… Вы еще здесь? — она оборачивается к наказанным, и те, вскочив, снова кланяются и убегают прочь. Богиня довольно хмыкает и снова обращается к сыну, окончательно уверяясь, что это именно он. Тот, кого она помнит лишь младенцем, а теперь он — взрослый и красивый мужчина. — Ты так вырос… Ба Рын.***
Он ее не знает. Конечно же, он ее не знает. Все это время сын Аматерасу Омиками жил в полнейшем неведении о том, кто он такой и кто его родители. Может, у него были другие родители — Аматерасу надеется, что были. Надеется, что Сусаноо хватило совести не забрасывать ее дитя в сиротский приют. Хотя ее брат поступил бы иначе — наоборот, скорее бы он поместил сына Аматерасу в любящую и заботливую семью, чтобы тому и в голову не пришло радоваться появлению настоящей матери, если у солнца получится его найти. Сусаноо не глуп, вряд ли он верил в то, что скрывать ребенка верховной богини получится вечно. Аматерасу сильнее брата, тому доказательство — она все-таки нашла. Поэтому Аматерасу почти уверена, что у Ба Рына самая лучшая семья на свете. Не из-за огромной любви Сусаноо к племяннику — из-за огромной ненависти Сусаноо к сестре. Но Аматерасу все равно надеется, что Ба Рына любили, что у него хорошая жизнь, что он ни в чем не нуждается; судя по одежде, он не бедный. Не из богачей, но все же бедные люди одеваются хуже. Да и не грабят бедных людей, если к нему привязались грабители, то явно не просто так. — Кто я… — задумчиво произносит Аматерасу, не зная, что ответить. Столько всего нужно сказать, что смертный человек не в силах осознать это, а тем более — понять и принять. Ее сын, конечно же, не простой смертный, но проклятый Сусаноо наложил на него печать, и сейчас Ба Рын — именно человек. Уязвимый и обыкновенный человек. Аматерасу печально улыбается.кто она? она — верховная богиня солнца она — правительница Такамагахары она — прародительница рода императоров она — первая слеза Идзанаги она — Аматерасу Омиками она — мать.
Ничего из этого говорить не стоит — Аматерасу не хочет шокировать и пугать Ба Рына. Хотя ее появление само по себе было шокирующим — вряд ли обычный парень мог представить, что вдруг из ниоткуда появится девушка в императорском кимоно, которая прикажет грабителям падать ниц, и те, самое главное, послушаются ее. Это магия, это волшебство, это сверхъестественное — как там говорят люди? Но на самом деле это не магия и не волшебство. Боги — не волшебники. Боги — это боги, они существа совершенно иного порядка. Высшего порядка. — Называй меня Хитаё, — представляется она одним из своих имен, которые придумала сама. — И не беспокойся ни о чем. Я рядом, и все хорошо. Я так рада, что нашла тебя. Я так долго тебя искала. Аматерасу не выдерживает — она так долго была матерью для всех людей под небом Такамагахары, она так хотела все эти годы стать матерью для одного-единственного человека, рожденного ею по-настоящему. Она шагает вперед и крепко обнимает Ба Рына. — Мое дорогое дитя, как же я счастлива, что вижу тебя, — шепчет богиня, и от ее тела исходит теплое сияние. Ночью силы Аматерасу становятся меньше, но все же и ночью есть свет, и полностью могущества она не теряет. Свет от ее тела согревает, как лучи весеннего солнца. В воздухе из ниоткуда начинает благоухать аромат камелий. Она помнит его младенцем, еще без имени, без ничего, только что рожденного, сияющего солнечным светом; конечно, в нем не могло быть больше черт отца, потому что мать-богиня обязана была передать почти все. Она помнит его, но теперь ее сын совсем другой — взрослый мужчина, а не ребенок. Красивый, чем-то похожий внешне на отца, но Аматерасу знает, что от нее он унаследовал намного больше. Боги не плачут. Верховные боги — тем более. Но ведь Идзанаги плакал, когда появилась Аматерасу — вот и из ее глаз стекают слезы, простые, из которых не рождаются божества. Впервые в жизни Аматерасу может понять чувства отца.***
У Аматерасу Омиками никогда не было матери. Она родилась на свет из слезы отца, и был у нее только отец, а еще — младшие сестра и брат, но семьей они друг другу по-настоящему являлись только в детстве, когда все три божества были маленькими, не юными, а именно что маленькими. Лунный блик на спокойной глади воды — Цукиёми, легкий морской бриз — Сусаноо, и яркий солнечный зайчик — Аматерасу. Дети-боги, играющие в догонялки, в мяч, в куклы… Не думающие ни о своем великом предназначении, ни о том, кто они такие. Они были не божествами. Они были детьми. Но и росли они быстро, и вот Цукиёми из блика превратилась в круглый серебряный диск или же тонкий серп — в зависимости от фазы луны, Сусаноо из слабого дуновения ветерка стал разрушительным ураганом, а Аматерасу из сверкающего золотого солнечного лучика стала настоящим солнцем — стала светом, теплом, надеждой и жизнью. И наследницей Идзанаги. По праву старшинства, да и просто потому, что была достойнее сестры и брата. Идзанаги решил уйти, и не слушал, как Аматерасу плакала и умоляла его остаться. Он устал, он не мог больше видеть Такамагахару, и он спрятался в храме на Авадзи. Аматерасу Омиками получила власть. Аматерасу Омиками потеряла семью. Сестра — убийца, и должна быть судима по закону. Брат… о, здесь все так сложно, что людям и не снилось. Они пишут книги и снимают фильмы про сложные семейные отношения, запутанные, где герои неожиданно выясняют, что у них есть братья_сестры, что их возлюбленные на самом деле их родственники, что у них есть ранее неизвестные дяди_тети… Аматерасу нравились такие книги и фильмы, но в ее жизни тоже хватало мелодрамы (вроде бы это называлось именно так). Запутанно, сложно, ясно только одно — Сусаноо хочет ей зла. Сусаноо хочет причинить ей боль. Не может напрямую — бьет исподтишка, по-змеиному, по-шакальи, по-крысиному — Аматерасу может придумать множество оскорбительных сравнений. И, когда ее сын был похищен — Аматерасу тоже возненавидела Сусаноо. Милосердная, великодушная и способная простить многое, этого верховная богиня солнца простить не могла. Она потеряла сына — драгоценное дитя, единственное, которого она родила, единственное, которого хотела и ждала. Того, кто должен был стать ее наследником. Того, кто занял бы престол Такамагахары, когда Аматерасу ушла бы, как однажды ушел Идзанаги. — Попался бы мне братец, — почти по-детски всхлипывает солнце. — Знает же, что слабее меня, не лезет в битву, боится проиграть… Ищет болевые точки… Самые болезненные… И находит ведь… змея! — последнее слово у Аматерасу вырывается, как злобный плевок. Она утирает глаза рукавом — нельзя плакать, она не ребенок, она мать, она верховная… Она за все свои тысячи лет так и не привыкла, что верховная. Понимала это и разумом, и сердцем, могла быть величественной и гордой правительницей, строгой судьей и вершительницей судеб, но далеко не всегда Аматерасу помнила, что должна вести себя именно так. А хотела вести себя так еще реже. Солнце — доброе. Оно олицетворяет собой только положительные вещи; кроме засухи, что убивает растения и вызывает неурожай. Но даже так, лучи солнца не убивают сами по себе. Ураганный ветер может обрушить на голову человека дерево. В воде можно утонуть. Про землетрясения и говорить нечего. Пожар — тоже смертоносная катастрофа, но солнце — не совсем огонь. Солнце — это свет.***
Столько тысяч лет Аматерасу была матерью всем, и вот смотрит в глаза родного ребенка, не зная, примет ли он факт их родства. Не зная о нем ничего, кроме имени. — Ба Рын, — имя сына Аматерасу произносит так, как будто поет песню. — Скажи мне… Какая у тебя была семья? Тебя любили? У тебя вообще была семья? Она может прочесть это в его душе, но хочет услышать. — Я узнаю, если ты скажешь неправду. Не скрывай ничего. Расскажи мне, как ты рос, кем ты стал… Пожалуйста.«Пожалуйста, скажи мне, что ты ни в чем не нуждался»
«Пожалуйста, скажи мне, что у тебя была мать, пусть это была не я»
«Пожалуйста, скажи мне, что Сусаноо причинил боль только мне»
На улице темно, но от тела Аматерасу Омиками исходит слабое свечение и нежное тепло, и, когда она сжимает руки Ба Рына, ее ладони горячие, как будто она только что держала в руках чашку горячего чая.