ID работы: 12401697

Мёртвая голова

Гет
NC-21
В процессе
427
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 204 страницы, 13 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
427 Нравится 251 Отзывы 149 В сборник Скачать

3. Всё тайное рано или поздно восстаёт из могил

Настройки текста
Сент-Лэйк — престижная школа-интернат в штате Калифорния, в северной её части, в округе Сонома, который чаще зовут Долиной Сонома. Он был севернее прочих округов близ Сан-Франциско и больше них, и, что любопытно, местные поэтично прозвали его Лунной долиной совсем не зря — нередко ночами лунный свет выстилал здешние земли так ярко, что всё казалось утопленным в серебре. Центром округа был город Санта-Роза, и по переписи населения за тысяча девятьсот девяносто пятый год там проживала восемьдесят одна тысяча девятьсот девяносто человек. На многие мили вокруг Сент-Лэйк расстилались виноградные поля. Следом шла цепь озёр, а уже потом — леса с огромными секвойями. По площади больше них был только национальный парк секвой к востоку от Висейлии — с горным рельефом близ Кингс-Каньон. Это там было самое большое и могучее дерево на Земле, которому даже дали имя Генерал Шерман. Сонома не могла похвастаться деревом на 150 кубометров древесины, но там тоже была здоровенная секвойя — Белая Моро, названная в честь любимой жены одного из вождей индейского племени, что прежде обитало на этих землях. Сам Сент-Лэйк был построен в одна тысяча девятьсот пятом году — до того, как самый мощный циклон за последние сто лет уничтожил большинство городов близ Сан-Франциско. Сент-Лэйк в ту пору выстоял. Большое здание красного кирпича с белой окантовкой по окнам и дверным откосам было увито плющом и диким хмелем. Сколько его ни срезал мистер Деверо, местный садовник, но природа брала своё — и хмель оставался на месте. Окружённый высокой каменной оградой, где старые колонны перемежались с коваными штырями, и закрытый большими чёрными воротами — ныне оснащёнными автоматической дистанционной системой открытия и сигнализацией — интернат казался спокойной престижной обителью тех, кто ценит, помимо наук, ещё и традиционный подход к учёбе. Учащиеся носили чёрно-голубую форму, которая отличала их от других студентов и школьников престижных калифорнийских школ: надевать на занятия что-либо кроме неё было недопустимо. Сопричастность к Сент-Лэйк подчёркивалась во всём: от значков на школьных стильных жилетах до специальных брелков на одинаковых сумках. Миранда иногда шутила, что из них здесь ваяют интеллектуальную армию; впрочем, она не была так уж далека от истины. С одинаковостью приходило послушание и уходило инакомыслие. Выделяться было сложно: Линда с этим справлялась лучше всех, но за это не единожды была наказана. Зато таким, как Кёрсти, было, напротив, в удовольствие подчиняться и быть частью престижной социальной группы — быть не как все было для неё страшнее. Миранда же плевать хотела на эту чушь. Когда закончит школу в этом году и выпустится из Сент-Лэйк, она сожжёт эту чёртову-хуже-чем-сатанинскую атрибутику и не вылезет лет десять из джинсов. Новый день в старой комнате и старом же дортуаре проходил паршиво. Пляжный загар ещё не сошёл со щёк и плеч, а вернувшихся летом недоумков уже запрягли вычищать свои комнаты, потому что девиз был: порядок, прежде всего — порядок! Так утверждала их классная дама, приставленная к женскому дортуару. Для мальчишек в их корпусе царь и Бог был старик-хаусмастер Фредерик Муни, который работал здесь, очевидно, с мезозойской эры. Он носил такие солидные седые усы, что, когда говорил, губ под ними видно не было. На следующее после приезда утро Миранда встала гораздо раньше обычного, чтобы разделаться быстрее с чёртовой уборкой. У неё не было никакого желания заниматься этим в последний выходной перед занятиями — но классная дама, миссис Патрисия Стоу, решила иначе. Ещё бы, она-то сейчас занимается своими делами, куда более приятными, и, очевидно, сплетничает, как всегда, с поварихой, пока та угощает её кофе и кексами! Вся сраная канитель вокруг престижа и пресловутой строгой дисциплины Сент-Лэйка просто выбешивала. Миранда затянула на талии ненавистный серый фартук, выданный ей на руки, как и остальным, для уборки, и мысленно прокляла тот день, когда родителям в голову пришла светлая мысль оставить её на июль и август в интернате. — Подумай сама. — Отец ел одной рукой курицу «Чикен энд Фрайс» у них на кухне. Он совершенно не смотрел на дочь, зато старательно дул на обжигающе горячий рамен в большой деревянной ложке, которую держал у рта, притом старался не капнуть на рубашку. После обеда он снова хотел вернуться в студию для съёмок. — Куда мы тебя денем?! Одну дома, на почти что два месяца? Он громко хлебнул рамен и промычал: — Остро, очень остро… Пап, мне уже восемнадцать. «И я терпеть не могу азиатскую кухню». — Считай, это хорошая возможность подтянуть какие-то предметы перед поступлением, — невозмутимо сказала мама и отвела от лица светлую прядь прежде, чем аккуратно, почти двумя пальцами со свежим маникюром, взяться за куриную ножку в панировке. У них на ужин была, как всегда, китайская лапша на вынос, а вдобавок — ведро жареных кур, которые отец купил по дороге с работы. Последний ужин всей семьи перед тем, как Миранда упакует чемодан и отбудет обратно в интернат. В свой, в общем-то, настоящий дом. — Ты чего гремишь? — сонно спросила Мередит и прикрыла рукой глаза от света, падающего брызгами ей на лицо из-под приоткрытых жалюзи. В отличие от Миранды, она пока ещё спала. — Который час?! — Самое время проснуться и петь, — мрачно сказала Миранда и почесала руку. — Чёрт. Кожа слезает. — Для змей это нормально. Могла бы уже привыкнуть. Миранда хмыкнула и снова загрохотала — книжки и учебники с прошлого года она бросала с полок прямо на пол в большую пёструю кучу; кто угодно, та же Кёрсти, сказал бы, как это вульгарно — швырять книги, будто мусор. Но Миранде было на это откровенно плевать. На восемьдесят процентов всё, что она изучала в стенах интерната, ей не пригодилось бы никогда. Вдобавок именно сегодня обида брала своё. Ну правда, какого дьявола их заставили страдать этой ерундой?! — Будешь громыхать так и дальше? — пробубнила Мередит в подушку, не собираясь вставать. Копна тёмных кудрей разметалась по постели. Миранда пожала плечами. — Пока не проломлю пол и не провалюсь к синюшнице Стоу. — Досадно. Полы здесь крепкие, тебе нужно хорошенько постараться. Миранда оценивающе взглянула на «Гордость и предубеждение» в синей обложке и, сочтя книжку недостойной стоять и дальше в шкафу, презрительно швырнула её в число тех, что планировалось снести в местную библиотеку. Мередит села в постели и встряхнула кудрями, пока потягивалась. У неё настроение было вполне нормальным ещё бы нет — всю прошлую ночь она с Джеем, встретившись в одном из пустых классов иностранных языков, занималась вовсе не отработкой правильного французского акцента. Хотя языком ей пришлось поработать… И она, как человек счастливый, не могла взять в толк, отчего Миранда так обозлена. Несчастливым людям жизнь всегда ставит палки в колёса, и на мир они смотрят безо всяких надежд увидеть хорошее. Скорее, в их глазах был вопрос — «Ну что ещё?». Как будто и прежних бед не хватало, а сверху наваливаются всё новые. — Я смотрю, ты здесь как ураган прошлась, — признала Мередит, садясь на кровати и разглядывая спальню на два места. Когда-то эта комната была огромной, потому и называлась дортуар. В ней стояло по десять-пятнадцать кроватей, а общее пространство, длинное, как кишка, отделяла полупрозрачная белая занавесь, за которой спала классная дама, приглядывая даже ночью за воспитанницами. Та же картина наблюдалась у мальчиков. Спустя годы статус Сент-Лэйк вырос, а вместе с ним выросло и его финансирование. Старые коридоры заново оштукатурили и покрасили. Паркет, которому было лет столько же, сколько этим стенам, отциклевали и покрыли лаком. В лампах заменили треснутые и лопнутые плафоны: в восемьдесят девятом они были уже не старыми, а старинными, и интернат считали заведением со своими традициями, уникальным духом старой Америки и атмосферой калифорнийской частной школы. Миранда всегда думала, что простаки чаще других отдают в такие места своих детей. Особенно — разбогатевшие простаки с огромным желанием стать сопричастным к какой-нибудь элите, чтобы за обедом с партнёрами по бизнесу, которые носят Александра МакКуинна и Тома Форда, сказать: — Я отдал своих в Сент-Лэйк и бед не знаю. Чарли пока маловат, чтобы что-то иметь насчёт него в виду… Зато моя Хизер сегодня играла в роке. Не знаю, как хорошо у неё получается, но её преподавательница твердит — моя девочка поедет в Чаутокве на турнир этой осенью… Дети — такой же прибыльный бизнес-проект, как и всё в жизни этих людей. Была ли Миранда хорошим проектом? Сказать трудно: она звёзд с неба не хватала, хотя и лезла вон из кожи очень, очень долго — да и сейчас тоже, чтобы получать высокие отметки и не слушать ворчание и брюзжание что учителей, что родителей. Всё, чтобы её хвалили, а не наказывали. Или хотя бы не трогали и не лезли в душу чаще положенного — тоже хороший вариант. Возражать родителям было бесполезно, тем более, они уже всё решили, а Принстон — не такое уж плохое место: она туда даже хотела поступить. Но дорога в Принстон и к оранжево-чёрному гербу была выложена через тернии, гидры и Авгиевы конюшни собственной грязной спальни. Она хотела покончить быстрее с уборкой и заняться своими делами. Что самое главное — мерзкая Стоу будет всюду лезть своим длинным любопытным носом! Она проверит каждый уголок. Миранда даже не сомневалась: такая и в шкаф на антресоли, и под кровать заберётся, чтобы найти какой-нибудь упущенный клуб пыли и ткнуть в него носом. Миранда уже освободила полки от вещей и не обращала внимания, что соседка продолжает брюзжать. Брюзжала недолго — потом ушла в ванную и вернулась, когда Миранда яростно потрошила свой калифорнийский багаж. Купальники заняли место на тех самых антресолях, которые она до того отмыла от засохшей пыли — какого чёрта здесь было так грязно?! Неужели уборщики получают деньги даром?! Летние вещи, увы, перекочевали туда же. Больше они не понадобятся. Даже в жаркие дни вне семестра школьники Сент-Лэйк должны были носить форму. Потому с самого утра Миранда надела набившие оскомину стандартные чёрные брюки — свободные, прямые, один залом над носком ботинка, плюс допускался в качестве аксессуара кожаный ремень с простой серебристой пряжкой. Вещи можно было комбинировать друг с другом, но пока она осталась в белой майке на бретельках. Потом, к завтраку, спустится в вязаном сером жилете с вензелем SL. — Ну и ну, — с иронией ухмыльнулась Мередит, обернувшись в большое бежевое полотенце и вторым отжимая волосы. — Я вижу, тебе всё ещё некуда выплеснуть плохую энергию? — Пока мы здесь не вылижем всё дочиста, синюшница от нас не отстанет, — резонно сказала Миранда. — К слову, они начали считать очки за семестр с сегодняшнего дня. — Семестр ещё не начался. — Скажи это им. Мередит закатила глаза. Очки за семестр были важным делом. Исходя из того, насколько прилежно школьник учился, сдавал домашние и тестовые работы, участвовал в спортивных или волонтёрских мероприятиях, а также выполнял прочие задания, ему начислялись очки успеваемости. Дисциплинарные взыскания могли испортить всю картину или, наоборот, добавить в копилку пару нелишних очков — при достаточном количестве можно было надеяться на рекомендательное письмо и стипендию в университете. Очки были тем, за что выпускники порой удушиться были готовы. Мередит и Миранда обе знали, как они были важны, но Мередит знала также — эту работу Миранда сделает за неё. Они ведь соседки и подруги, а она — самая популярная девочка в Сент-Лэйк. Разве нет? Таким, как она, жизнь преподносит некоторые бонусы. Пришлось многое сделать и многое успеть, чтобы к завтраку спальня C-3 в женском дортуаре если не блестела, то была хотя бы приемлемо чистой. Для того Миранда отодвинула обе кровати, два комода — свой и Мередит, и письменный длинный стол. Она не сказала соседке ни слова, когда та вышла — очевидно, чтобы встретиться с Джеем, потому что

«Ты рассказала Мередит о Сохо?! Жди неприятностей»

она хорошо помнила про то сообщение, и не хотела нарываться. Хотя жгло и грызло — какого чёрта Мередит отлынивает?! Зато в общей столовой, встретившись с Кёрсти и Линдой, Миранда поняла — не у них одних с Мередит пасмурно на горизонте. Девчонки тоже всё утро грызлись, сперва пытаясь решить, когда им взяться за уборку — до завтрака или после. А затем спорили, за что возьмётся каждая. Никто не хотел мыть полы — ясное дело, это самое скучное и сложное дело. Из хозяйственного инвентаря синюшница Стоу издевательски выдала им тряпки и вёдра — никаких швабр или пылесосов, упаси Господи! Вы же хотите поработать руками, девочки? Парни пребывали в более благодушном настроении. Никто из них пока насчёт уборки не запарился, да и хаусмастер — не классная дама-истеричка. У них были совсем другие, стайно-лидерские отношения. «Не то что наш змеиный питомник» — мрачно подумала Миранда и без особенного энтузиазма вонзила вилку в неаппетитный сырный пирог. Столовая находилась в солнечном западном крыле. Готовая вместить десятки школьников разных возрастов, с деревянными столами, которые могли принять по четыре человека с большими алюминиевыми подносами для еды; с высокими потолками, окрашенными в светлый цвет стенами, старыми стеклянными — упаси Боже здесь был бы пластик, порочащий атмосферу старой мать её Америки! — окнами во французском переплёте, во всей своей аскетичности, это была самая светлая и просторная комната во всём интернате, кроме разве что спортивного зала. Дежурные по кухне уже накрыли столы; Миранда и Трент сели вместе — он тоже без особого удовольствия ковырялся в своём пироге. Едва тёплый кофе пить не хотелось. Миранда подумала, как хорошо было бы снова оказаться на той заправке c хот-догами в Санта-Монике — и почему-то вспомнила странного мужика с побережья. Как его там звали… Маттео с акульими глазами. Точно. Миранда поёжилась и съела ещё кусок невкусного пирога. Лучше он, чем аппетитный хот-дог под неприятным пристальным взглядом. — Что, подруга, рада вернуться в Сент-Лэйк? — ухмыльнулся Трент. Миранда фыркнула. Глупый вопрос, у неё на лице всё написано. — А ты? — Ну что — я… Я подневольный человек. Сказали — собирай свои вещи, я и собрал. К тому же, пока работает лаборатория, и меня туда пускают… — он отпил кофе и поморщился. — Фу, гадость. — Тогда мы с тобой здесь торчим по одинаковым причинам, — Миранда пожала плечами. — Не горела желанием ехать, но других вариантов не было. — Отец считает, я достаточно вырос, чтобы синтезировать белки, — ухмыльнулся Трент. — Но не слишком, чтобы прожить без него два месяца. — Не в этом дело. — М? У тебя есть другая теория? — Конечно. Чёрта с два мы им нужны, — хотела сообщить Миранда, хотя наверняка он и сам об этом догадывался, когда к столу подошла Линда и упала на свободный стул. Лицо разрумянилось, волосы растрепались. — Имела я их всех! — громко сказала она. Трент хохотнул, пряча в безликой кофейной кружке нос. — И тебя с добрым утром. Что стряслось? — Ты видела списки? Миранда меланхолично пожала плечами. — Нет. — О, ха-ха! Тогда рекомендую пойти и посмотреть. Они в коридоре на инфостенде. Думаю, тебе там всё очень понравится! — Мне уже страшно, — заметил Трент. — Мне тоже. — Миранда легла локтями на стол и улыбнулась. Да что может быть хуже сегодняшнего утра? — Ну, не заставляй меня туда идти. Я и так вскочила в пять… — А я тебе скажу. — Линда откинулась на спинку стула. — Но только два слова. Приготовилась? Миранда вскинула брови. — Библиотечный. Архив. — Нет! Она воскликнула это так громко, что другие ребята обернулись. Синюшница Стоу вытянула шею, будто высматривая, кто шумит — и даже оторвалась от книжки она всё ещё читала бумажные — и только их, а про тех, кто предпочитал долбаную электронку, твердила — «посмотрите на них: в глазах никакого понимания… и цифры вместо зрачков. Что эти ребята смогут вынести по жизни?», а потом сочувственно качала головой но Миранда уже заткнулась и уронила голову на стол. Только этого не хватало! — Я говорила, ты будешь очень рада, — хмыкнула Линда и взяла её кофе. А отхлебнув, сморщилась. И говорить не надо было, чтобы понять — гадость.

***

Библиотечный архив поручали разбирать раз в год. Каждый, кто вынужден был этим заниматься, считал себя самым невезучим учеником Сент-Лэйк, а почему — очевидно. Он находился на первом этаже в восточном крыле здания, и там было так тихо, что архив больше походил на усыпальницу. Обстановка была схожей: деревянные колонны подпирают сводчатый потолок, да и пахнет там тоже деревом или бумагой. Вторым рядом высятся бесконечные книжные стопки, такие шаткие, что кажется — они неминуемо упадут, стоит их коснуться. В архиве было так много бумаг, папок, книжек, рукописей, чьих-то документов и даже тубусов с картами, учебными плакатами и прочей ерундой, что становилось страшно — для чего нормальным людям хранить столько барахла?! Помимо этого, в списке ненужной, по мнению Миранды, макулатуры были ещё газетные и журнальные подшивки всех калифорнийских изданий, датируемых аж с тысяча девятьсот десятого года. «Это дерьмо стоило бы оцифровать — и дело с концом» — хмуро подумала она, когда библиотекарь, миссис Гранж, завела их с Линдой за высокую полированную архивную дверь. Это была для неё, верно, святая святых, потому что она строго посмотрела на девочек, поправила бант на груди она носила всегда блузки только с пышными бантами и предпочитала туфли с острыми длинными носами. А следом очень медленно и чётко, будто обе ученицы страдали тугоухостью и имбецильностью разом, сказала: — Попрошу вас внимательнее отнестись к порученной работе. Здесь много ценных и очень ценных бумаг, которые ужасно важны для нашей школы. Особенно она не доверяла Линде с её пирсингом. Такие девушки, как она, не могут в принципе быть надёжными. У неё же буквально на лбу написано… — А что именно нужно делать? — спросила эта самая ненадёжная Линда Браун, лениво глядя на миссис Гранж. Вздохнув, библиотекарь прошла к одной из стопок. По паркету негромко, но весомо постукивали каблуки её остроносых туфель. Руки были немолоды; даже украшенные красивыми кольцами и тяжёлым серебряным браслетом, кружевом оплетавшим некогда гибкое запястье, они потеряли всю свою былую красоту. На них теперь были морщины и пигментные пятна. Над костяшками выступили синевой тонкие вены. Миссис Гранж изящно, словно пианистка, взяла книгу в эту старческую руку. Тогда Миранда и заметила, что на шею она всегда повязывает шарфы или платки — явно чтобы спрятать возраст, чего сделать после порога пятидесяти уже почти невозможно. — Вот смотрите. — Пальцы запорхали над жёлтыми страницами. — Открываем корочку… видите? Девушки незаинтересованно подошли ближе. — Здесь стоит штамп, что это собственность школы… — она многозначительно посмотрела на Линду, словно предупреждала: если та захочет стащить какую-нибудь книжку, пусть знает — ей это не удастся сделать незамеченным! — И ещё — вот тут, пониже — инвентарный номер. В нём обратите внимание на последние две цифры… так, здесь у нас ноль-семь. Это код архива. Памятка есть на стене… Она повела рукой в сторону стены, завешанной плакатами. Памятка была между плакатом «Спасите живую природу Южной Америки!» с изображёнными густолиственными лесами и огромной Амазонкой и плакатом «Чтение развивает воображение» (там мальчик увлечённо читал под раскидистым дубом, а вокруг него в радужном свечении разворачивалась целая баталия — рыцари сражались с гоблинами и драконами). Пришлось хорошенько присмотреться к узенькому столбцу цифровых обозначений и рукописных пояснений, что к чему относится. — Вы открываете книгу или документ. Ищете инвентарный номер… смотрите на две цифры — ага, ноль-семь, это значит, секция «Американская художественная литература»! И идёте к нужному стеллажу. — Бог ты мой, как просто, — без энтузиазма в голосе сказала Линда. — Я тоже так думаю, — миссис Гранж была очень довольна. Она посмотрела из-под очков на девочек и добавила. — Не думаю, что вы управитесь за сегодняшний день. Но до выходных время есть… До выходных! Это значило, им придётся ходить сюда, пока они не разберут все эти стопки на полу. Нечестно! Миранда поджала губы. Кому-то придётся сегодня мести территорию, кому-то — ухаживать за растениями в саду. Кто-то будет мыть полы и натирать паркет воском. И всё равно это куда быстрее и проще, чем разбирать пыльное тухлое дерьмо по полкам! Миссис Гранж неприятно улыбнулась прежде, чем взять свою вязаную кофту со стула и выйти. Она прекрасно знала, что это нудная и безрадостная работа. — Завтра утром я проверю, чтобы всё было сделано правильно, — сказала она и вышла. Линда сунула руки в карманы брюк, поглядывая по сторонам. Миранда, фыркнув, взяла в руки какую-то книжку ближайшей стопки и, посмотрев на обложку, кинула её назад. — «Завтра проверю»! — передразнила Линда. — Очкастая крыса. Да она дальше носа не видит, чего в этом гадючнике проверять? Тут она немного воспряла. — Слушай, а правда! Она же вряд ли сумеет всё проверить как надо? Это же нереально, книжек дохрена, и маркировок этих — тоже. Она даже не знает точно, где и что смотреть… — Думаю, она спросит с нас потом, — мрачно сказала Миранда. — Гранж ведь целыми днями здесь торчит, так что мне не улыбается через месяц шерстить весь архив в поиске какой-нибудь бумажки, которую мы не туда впопыхах впихнём, а потом должны будем ей найти. — Чёрт. И они взялись за работу. Солнце лениво бросало в узкие окна под самым потолком столбы тусклого света, в них кружилась микрокосмом мерцающая пыль. Миранда и Линда засели каждая в своём углу, пытаясь разобраться в занудных номерах на книжных страницах. Они много путались, долго искали нужные полки, затем разбирали их, чтобы освободить место и поставить очередной пыльный том. Обе громко и со вкусом проклинали чёртов архив, но потом Линда зашла за полку и что-то притихла. Миранда засекла время по электронным часам на запястье и ничуть не удивилась, когда с момента, как они начали работать, минуло два часа, а разобрано было только полторы высоких стопки. У Линды дело совсем не двигалось. — Если думаешь, что я буду работать за тебя, — заметила Миранда, заглянув на полку, — ошибаешься. — Не будь таким снобом. — Богом клянусь, Браун. Я задолбалась сегодня за всеми прибирать! Сначала Мередит, теперь ты?! Имей ввиду, я найду в этой помойке чёртов мел и проведу черту по полу. И всё, что будет с моей стороны… — Хэй, зануда! Не трещи, будь добра, — Линда вышла из-за стеллажа, усевшись прямо на пол с большой синей папкой на коленях. Она за всё время разобрала от силы пол-стопки, но, кажется, это волновало её меньше всего. — Я только предупредила. Линда цокнула языком и достала из кармана брюк кислые мармеладные тянучки «Джувитс». Миранда скривилась. — Сюда с едой нельзя. — Я же говорю, зануда. — Надо было взять что-то с соусом… Обе взглянули друг на друга и одинаково ухмыльнулись. Линда поманила рукой: — Заткнись и иди сюда. Я нашла кое-что реально клёвое. Смотри. Миранда со вздохом воткнула в книжный ряд томик Шекспира и, отряхивая руки, упала на пол рядом с подругой по несчастью. — Тянучку? — Не откажусь, мерси. Она развернула обёртку и сунула лимонную конфету в рот, внимательно разглядывая старую синюю папку с выцветшей надписью на ней. — Что это? — Я думала сперва, какое-то барахло. Подшивки местных газет. Гляди на даты. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый год… — Ого. — Миранда лениво откусила тянучку и откинула тяжёлые прямые волосы с лица. — И что? — Тут интересные вещи пишут, — сказала Линда. — У тебя же мать, вроде бы, интересуется всякими маньяками и прочей крипотой? — Ну и? — Ну и! Я не знала, что здесь когда-то, в нашем тухлом округе, орудовал самый настоящий серийный убийца, прикинь? — Да брось! — улыбнулась Миранда. — Я серьёзно! На, читай. У девчонок заинтересованно блеснули глаза. Читать про психопата с оружием было всё лучше, чем работать. Миранда решила, что честно заслужила свой отдых, и пролистала несколько хрустких жёлтых страниц, прежде чем наткнулась на заголовок в Окленд Пост:

РАССТРЕЛЯНЫ ДВА СТУДЕНТА НА БЕРЕГУ ОЗЕРА ГЕРМАН

полиция не нашла стрелка

— И это охренеть как жутко, — заметила Линда. — Почитай. Там парочка закрылась в машине, а этот урод подошёл и в упор уложил их.

Накануне Рождества, двадцатого декабря, было совершено дерзкое и ужасающее преступление. Неизвестный убийца расстрелял студентов второго курса технического колледжа Окленда, Терренса Фарадея и Мэдди Дженсон в их автомобиле на берегу озера Герман. Предположительно преступление было совершено около половины одиннадцатого вечера. Полиция не обнаружила свидетелей и следов улик. Пока расследование встало в тупик…

— Какие-то уроды всегда всё портят, — скривилась Миранда. — А под большие праздники вовсе слетают с катушек. Не знаю, с чем это связано. Может, на них так влияет общая атмосфера нервозности… а может, они просто ненавидят счастливых людей… — Ага. Или мамочка когда-то давала будущему маньяку под Рождество по жопе пластиковой ёлкой, — ухмыльнулась Линда. — Ход твоих мыслей ясен. — Они не мои, — возразила Миранда. — Так думают психологи-криминалисты. Такая профессия, знаешь ли. — Читай дальше. И Миранда перелистнула страницу. Новая статья — новый заголовок. Типографская краска была размазана, газетный лист от тысяча девятьсот шестьдесят девятого года — помят по краю.

АВТОСТРЕЛОК ВЕРНУЛСЯ, ЧТОБЫ УБИВАТЬ!

он отправил письмо в полицию и признался в преступлениях!

Около полуночи четвёртого июля студенты Майкл Моджи и Дарлин Фелин были убиты в собственном автомобиле. Преступник стрелял в них, выпустив в каждого по три пули, а через сорок пять минут в полицейское управление города Вальехо поступил звонок. Аноним признался в совершённых преступлениях и сообщил, что убил также «тех ребят в прошлом году». Согласно последним данным, полиция выяснила, что звонок поступил в паре кварталов от управления… — Четвёртое июля, — заметила Миранда. — Я знаю. — Линда закатила глаза. Ну очевидно, что ты сейчас скажешь — видишь, я была права насчёт праздников? — День… — …Независимости. Да, — закончила за неё Миранда и торжественно улыбнулась. — Я чёртов детектив? Готова спорить, дальше он будет убивать по тем же принципам. Круглые даты. Важные числа. Все расслабляются и выпивают. — А может, всё гораздо тривиальнее. — Линда взъерошила клубничные волосы. — Какая-нибудь местная Мэри или Джилл не дала ему в машине, вот он и стрелял по любовничкам… — У тебя всё сводится к сексу? — У нас тут в обществе вспыхнула целая болезнь, связанная с сексом! — едва не взревела Линда. — И вы, чёртовы ханжи, всё отрицаете! Что там дальше? Миранда закрыла этот номер и начала листать следующий, датированный уже тридцать первым июля того же года.

МАНЬЯК ПОСЫЛАЕТ ПОЛИЦИИ ЗАШИФРОВАННЫЕ ПИСЬМА

четверо школьников расстреляны седьмого июля в машинах близ Сент-Лэйк

— Ну нихрена себе, — ошарашено шепнула Миранда, во все глаза пялясь на фотоснимки четвёрки убитых. Портреты жертв были под каждым выпуском, но там она не обращала на людей особенного внимания. Да, все они были симпатичны и молоды; да, все носили забавные налаченные начёсы, опрятные чёлки и изящные проборы. Их было жаль, но они казались далёкими и по-странному ненастоящими — так бывает, когда смотришь на незнакомые портреты, и все они чужие настолько, что их судьбы становятся безразличны. Так обычно бывает с портретами в исторических учебниках. Все — незнакомцы, которых не хочется узнать ближе, и все — на одно лицо. Но эти четверо… Миранда сглотнула, пристально всматриваясь даже не в их лица, слишком юные по сравнению с прежними жертвами, и не в беззаботные улыбки — хотя странно и страшно, что они так открыто, по-голливудски белозубо улыбаются, позируя фотографу и не зная, что очень скоро какой-то ублюдок-маньяк пустит им в лоб по пуле. Она смотрела на точно такую же форму, какая была на ней, и форма это почему-то чертовски пугала, ведь возникал вопрос — почему она не может оказаться на их месте? Только вообрази. Какой-то ублюдок с пустым взглядом предрешил их судьбу. Линда заулыбалась. Нехорошо заулыбалась. — Интересно, правда? А знаешь, наши это всё очень классно скрывают. В сети я не нашла ни одной занюханной статейки, что в Сент-Лэйк когда-то было убийство. — Не в самой школе, — автоматически поправила Миранда, но ладони всё же вспотели. — А у ворот. Тут сказано… Седьмого июля четверо школьников были жестоко расстреляны в двух автомобилях у ворот престижной закрытой школы-интерната Сент-Лэйк. Руководство школы отказывается давать комментарии. Сам убийца уже определил свой почерк. Тем же вечером в редакции трёх калифорнийских газет — Вэлли-Таймс-Геральд, Сан-Франциско Хроникл и Сан-Франциско Экземинер — пришли три письма. Аноним брал на себя ответственность за восемь совершённых убийств. Каждое письмо содержало свою часть зашифрованного текста. На данный момент, все материалы переданы следствию. Пока удалось установить имя маньяка, которым он сам себя назвал — Зодиак…

***

✦ Canaan Smith — High Country ✦ Бронко пришлось заправлять дважды до Лунной Долины, чтобы вообще туда добраться, но он ни о чём не жалел и продолжил желанную поездку, тихонько насвистывая себе под нос ту самую песню, которую помнил очень хорошо с детства. Канаан Смит, Хай кантри. Он помнил её как Отче наш, и пел всю дорогу, постукивая пальцами по рулю со светлой улыбкой:

Вниз с горы — две полосы.

Я бегу от горя.

Туда, где телефон не берёт.

В лесу, где меня никто не ждёт.

Он сердцем чуял, что должен быть там — в округе блядской Сономы. Кто говорит, у убийц нет сердца? Эти ублюдки лгут. Мир дрожал в зыбком красном мареве, но он плевать хотел на цвета. Когда с пятнадцати живёшь, не различая их, в сплошном волчьем чёрно-белом спектре, а потом, с двадцати, всё обливается кровью, становится не до грёбаной эстетики — хотя психотерапевты, они вот считают, что есть такая охрененная штука. Цветотерапия. И что, мол, жить в вечном красном — значит, дразнить алой тряпкой внутреннего быка… Маттео негромко, хрипло подпевал музыке из проигрывателя. Он, конечно, всегда возил старый отцовский — па дал ему свой, чтобы сынку было не так скучно в чужой грёбаной Америке. Потому что здесь нет ни брата, ни опоры, ни надёжного плеча. Только он, только Бронко. И тридцать джентльменов, которых он слушает всю жизнь по кругу.

Эй, мистер, помогите мне забыть о ней.

Забыть — вот лучшее лекарство.

Он бы тоже хотел забыть её. Забыть вообще и методично делать свою работу. Мой Бог, они называют меня лучшим за последние тридцать лет. Мир так прогнил, что даже вальнуть по-божески в нём не способны… До того, как всё прекратится, как его сердце замрёт, а гормоны взбесятся и уничтожат его, он должен завершить цикл смертей там, откуда всё и началось. В том, что те студенты попались ему, когда он запихнул Шерил в машину, а её сестрицу выкинул в океан с обрыва, он видел предначертание. Он знал, что судьба подаёт знаки, и знал, что идёт по верному пути. Вот только забыть бы о ней…

Трудно быть низким средь скал.

Трудно быть низким, когда ты не мал.

Трудно быть синим, когда всё в траве.

Она не вернётся к тебе —

Пускай не возвращается!

Если она не появится — какое там вернётся! Он бы никогда её не отпустил! — он умрёт очень быстро. Его организм постоянно выделяет благодаря усиленной работе симпатической нервной системы катехоламин и адреналин. Именно его чёртова больная нервная система для того посылает сигналы надпочечникам, а те выпускают в кровь гормоны, ускоряющие и усиливающие все системы в организме. В норме — на несколько секунд, в его случае — стабильно по нарастающей. Эти гормоны ускоряли его энергетический обмен, поэтому он спокойно топил за ребятами по трекеру, который подкинул им в машину — пока эти бестолочи плескались ночью на пляже, можно было что угодно успеть — без остановок. Да, у болячки есть свои плюсы. Минусы — тоже. У здорового человека парасимпатическая и симпатическая системы вместе никогда не работают. Это всё равно что ты пытаешься релаксировать при быстром беге в гору. Та кора мозга, что отвечала за работу симпатической системы у Маттео, давно сказала ему — пока, придурок! Когда найдёшь себе гормональный балансир, тогда увидимся! Но Маттео и сам послал её нахер, гордо показав напоследок средний палец и зная, что всё и так кончится плохо. Он проехал транзитом Санта-Розу, не собираясь светиться в городе — ещё чего, — и остановился в маленьком Сармагильо в пятнадцати милях от Сент-Лэйка. Парни вроде него, на больших крутых тачках, светились здесь постоянно. Многие ехали в сторону Леса Секвой и любоваться на местные красоты. Кто-то предпочитал туристическому отдыху — охоту, так что, если бы даже Маттео вёз с собой оптическую винтовку в багажнике, обмотанную брезентом и перетянутую кожаными ремнями, он бы просто ухмыльнулся и сказал: — Не хочу бить косуль с порчеными шкурами. В Сармагильо было облачно, когда он остановился у придорожного кафетерия и лениво спрыгнул из Бронко, подтягивая свободные джинсы, съехавшие с поясницы низко на бёдра. Он предпочитал всем посадкам — среднюю или низкую, как любой мексиканец, потому что высокую там носили либо америкосы, либо педики, либо объездчики быков на потеху публике. Маттео не относил себя ни к одному из этих трёх типов. Он с брелка запер свой форд и вошёл в кафе, окунувшись в тугую прохладу мёртвого кондиционерного воздуха. Лопасти вентиляторов безуспешно проворачивали его. Он был здесь, как патока, вязким и густым, и Маттео поморщился, обвёл взглядом весь багровый кафетерий. Он его уже бесил. И эти колченогие стулья у стойки, и эта дебильная официантка на раздаче с ленивой тупой физиономией, и редких два посетителя в разных концах зала. Маттео сделал вдох-выдох. Он сам не помнил, как сжал кулак до хруста в костяшках пальцев, и ему пришлось разжимать его, хотя больше удовольствия он получил бы, вмазав кому-нибудь по роже. — Добрый день, — хмуро поздоровалась официантка, будто её под дулом пистолета вынудили это сделать. — М-м-м, добрый. Он был не уверен, что это так. День не был добрым, но вёл к большим переменам — переменам к лучшему. Сент-Лэйк, затем — ещё два места, и Господь Всевышний, он — свободен… — Что-нибудь закажете? Сразу видно, туристов здесь немного. В саму долину Сонома мало кто ездит через Сармагильо — в основном все сразу пересекают дамбу и движутся к Гигантскому лесу, местной достопримечательности с секвойями. У него в планах тоже там побывать, но не до. После. Сначала — дело, потом — всё остальное. — А что у вас есть? — он не улыбался и не был вежлив. Он был безразличен, но не груб — верная тактика, чтобы тебя никто не заметил, особенно когда ты — смуглый мексиканец с мокрыми от жары волосами, падающими из-под бейсболки сырыми кудрявыми прядками. Он просто убрал их прямо под бейсболку, да-да, потому что резинку где-то посеял — и надеялся, что не на месте ха-ха преступления. Вот было бы забавно, подарить следствию такую охренительную улику. Но, чем ближе был конец, тем менее беспечным и более злым до своего дела становился Маттео. Он профи. Он не может споткнуться на такой херне. Где эта грёбаная резинка? Хотя, погодите-ка… он же ехал с хвостом по трассе с утра… значит, можно выдохнуть и поискать в машине… — Так что из этого вы будете? — вдруг спросила у него официантка в застиранном переднике и красно-белой клетчатой рубашке. У неё было такое меланхоличное несчастное лицо, что убей её сейчас Маттео — и сделал бы одолжение. Наверняка, одиночка. Живёт где-то здесь неподалёку. Возвращается домой после смены, готовит себе полуфабрикат из крахмала и пластика, вытряхивает для этого из коробки в фольгированной посуде — сразу в СВЧ. Потом ужинает, тоже в одиночестве, и смотрит сериалы до трёх, пока не уснёт прямо перед теликом. Маттео ухмыльнулся. Это была его давняя игра. Кто чем живёт, — вот как он её назвал. Очень часто Маттео не ошибался. Он видел слишком много людей, и они делали слишком много всего сразу, дурного и хорошего, и мало кто из них, несмотря на громкие заявления со всех реклам — МЫ ПОМНИМ О ВАШЕЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ — был кем-то особенным. Так что он примерно знал, что официантку зовут Бэтси, Кейли, Труди или Ханни, и что она наверняка не подавала в школе никаких надежд на яркое необычное будущее, но была типичным середнячком, и с ней даже танцевали на дискотеках, и никто не думал гнобить её за кое-как пошитое для выпускного, севшее неловко, складками на талии платье «под шёлк». Такие ещё сопливо блестят в свете софитов. Кошмар. Маттео вообще-то не слышал, чего она там наговорила ему про жратву в этой конюшне, но предполагал, что всюду кормят одинаково. Поэтому заказал гамбургер с котлетой хорошей прожарки — ему паразиты в организме по-прежнему ни к чему, собственное тело на ура справляется с самоуничтожением. Затем добавил сверху картошку с кетчупом. И подумал, что полить это безумие можно только диетической колой. Он бы с удовольствием выпил холодного пива, но за рулём выпившим накануне седьмого июля лучше не попадаться. Раз официантка приняла заказ, значит, всё это в меню было. Она кивнула Маттео и ушла к повару, толкнув гуляющую взад-вперёд дверь с иллюминатором. Атмосферно. В таких гадюшниках всегда ставят похожие двери. Ему было интересно — угадал он с именем? Обычно всегда угадывал. Человек, который прикончил больше семи десятков жертв, как-никак неплохо знаком с популярными женскими и мужскими именами в штатах. Он мог бы даже консультировать родителей, как им лучше называть сопливое потомство. Бургер сделали быстрее картошки. Это было странно. Скорее всего, котлету прожарили не вэри вэлл, а только медиум, но и это ладно — Маттео хорошо знал вкус крови и быстро определил, что здесь крови не было. Он сел за стойку, уплетая с большим аппетитом свой бургер, и, достав из кармана бумажную карту местности, изучал дорогу на Сармагильо, делая вид, что смотрит в сторону гор, хотя на краю карты скромно притулился выстроенный «подковой» интернат, помеченный звёздочкой здесь, а в примечаниях как «достопримечательности города». — Ваша картошка, — обозначила официантка и поставила перед ним тарелку с масляной горкой, облитой сверху кетчупом. — А что вы, мистер, в лес секвой едете? — Не совсем, — поправил он. — Вообще-то, думал поохотиться в долине. — О, так это вы как раз в сезон! Но сейчас тут свои правила вообще-то есть. Не то что осенью. Если хотите, — она понизила голос, — я возьму у рейнджеров памятку. — Почему нет… — он прищурился и скользнул по ней взглядом, будто желая разглядеть бейджик с именем. — Ханни. Он улыбнулся. — О, очень приятно. — вытер салфеткой кетчуп с губ и, активно жуя бургер, пожал ей руку. — Фрэнсис. Ханни была не очень болтлива, но поделилась сакральными знаниями, где ему найти здесь большой хозяйственный магазин и супермаркет — и как быстрее добраться до леса. Раньше работала удобная обводная дорога, но потом её подтопило с дамбы, так что она на ремонте. Теперь в лес добираются через Честертон, Мейнсфилд и Сент-Лэйк. Маттео покорно слушал и кивал. Бейсболки он не снял, потому что тогда будет хорошо видно лицо целиком — ему это не нужно. У него и так приметная внешность и такая же машина. Но ещё ни разу за одиннадцать лет он не попался. Он пообедал, сказал Ханни «большое спасибо за помощь» и оставил ей хорошие, но не щедрые чаевые (люди со щедрыми по статистике запоминаются чаще), и поехал в супермаркет «Си-Эн» и магазин скобяных изделий и хозяйственных товаров, чтобы закупиться всем необходимым. Там он взял пятнадцать футов острой лески, пачку простых крепких мусорных мешков чёрного цвета и таблетки для чистки водопроводных труб. Продавец приветливо спросил, он едет на природу или куда, а Маттео с улыбкой ответил — в гости к брату, перетянуть забор. Через него повадились лазать чёртовы еноты. Он купил верёвку в большом супермаркете, восемь больших мотков в каждом по пять футов, и ещё взял много всего. В машине уже ждали своего часа мэнтрапы — капканы, одним словом. Затем сел в машину, попил немного газированной воды, внимательно осмотрел салон Бронко. Резинка лежала под водительским сиденьем. И теперь он мог ехать дальше.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.