2
Они ехали четвёртый час. Маттео держал карту в ящике для перчаток, но ни разу ею не воспользовался — дорогу он знал почти наизусть и вёл по памяти. Какие где повороты, какие знаки. Он был здесь только во второй раз: когда ехал туда — и когда отправился обратно, но у него была отменная память, ему это много кто за всю жизнь говорил. Иногда он моргал чаще обычного: глаза уставали от буйства красок, царивших вокруг. Он смотрел на занимавшийся рассвет, как завороженный, когда тот отбросил розовый и жёлтый цвета ему на лицо, и подумал, как давно он не знал, как именно рассвет выглядит — обычно рассвет казался просто не таким багровым, как всё остальное. Делиться этим открытием с Мирандой он не собирался. Та приткнулась к двери Бронко и, кажется, задремала, прижавшись лбом к оконному стеклу. Маттео не стал её будить и беспокоить, пусть поспит: у неё болела рука. На какое-то мгновение стало её жалко, но потом эти глупости Маттео отбросил. Он перевязал Миранде руку после того, как рассказал о правилах, а затем достал аптечку, вынул из сумки флакон медицинского спирта, антисептик, чистый бинт и быстро, привычно всё сделал. Когда он облил спиртом культю, оставшуюся вместо пальца, Миранда разрыдалась от боли — и Маттео её крепко обнял. — Ну ладно, крошка, ш-ш-ш, будет тебе расстраиваться, — шептал он, баюкая её, словно маленькую. — Всё в порядке. Ты такая умница. Ты такая терпеливая. Он сделал аккуратную, почти незаметную даже повязку, напомнил, что руку лучше держать в кармане, когда они приедут в город, и дал Миранде ещё попить, а потом поцеловал за ухом и повёл Бронко в ночь. И вот теперь они почти приехали в Висейлию. Город показался там, на горизонте, у кромки разгоравшегося рассвета. Придётся немного обождать часов до десяти-одиннадцати, когда на улицы начнут выползать туристы — тогда можно и самим туда отправиться. Ему предстояло сделать пару покупок, из отеля можно пока не выписываться, куда он заселился трое суток назад, якобы приехав на охоту. После можно будет отправиться в мотель, а оттуда… Маттео задумался. А оттуда — домой. Куда ещё. Из дома он уехал в этот раз, как в последний: думал, что больше не вернётся. Как хорошо, что он в приступе гнева не расколотил свою коллекцию и не сделал ничего, о чём потом пожалел бы. Он-то думал, что не будет никакого «потом» у человека, обречённого на смерть — а всё вон как повернулось: отец сказал бы — «пути Господни неисповедимы». Маттео был атеистом. Он мельком взглянул на Миранду. Пока есть несколько лишних часов, он планировал пораскинуть мозгами над дальнейшим планом и хорошенько подготовиться даже к любой случайной глупости, которую может выкинуть эта девчонка. Маттео припарковал Бронко на обочине, заехав в редкую лесополосу и заперев машину изнутри; Миранда спала и даже не шелохнулась, когда тачка встала. Маттео поворочался в водительском кресле, разминая усталые, затёкшие мышцы, и, медленно моргнув, уставился на неё, думая о своём. Отчасти жажда насилия в нём улеглась: пока что. Красная пелена неконтролируемого гнева, застившая глаза, тоже исчезла. Он не знал, надолго ли, и поморщился — какое теперь это имеет значение? Перед ним была Миранда. Он вспомнил, как пробрался к ней в комнату там, в колледже, и излился на неё, но пока что сил на это не было — вместе со злостью ушло и сексуальное желание. Всё, чего ему хотелось — просто смотреть на неё, и он, примкнув виском к подголовнику кресла, смотрел, словно в последний раз, долго и жадно. Снаружи совсем рассвело, когда она пошевелилась и сонно открыла глаза, сначала не понимая, где находится — а потом вскочила и резко села, прямая и напряжённая. Не человек. Натянутая струна. — Проснулась? Миранда посмотрела вбок, пытаясь справиться с заполошенным, испуганным, точно от быстрого бега, дыханием. Воспоминания о прошлой ночи враз вернулись к ней: это был не кошмарный сон, всё случилось в самом деле. Это трудно было представить. В это трудно было поверить. Следом, вместе с памятью, вернулась и боль в руке, притихшая, пока Миранда спала. Но стоило только пошевелиться, как обрубок дал о себе знать, и боль пронзила руку почти до локтя. — Пить будешь? Маттео разгадывал кроссворд, прислонившись спиной к двери и согнув ногу в колене: на неё он положил чёрно-белый журнал, и теперь исподлобья, но не зловеще, а несколько устало смотрел на Миранду. Он выглядел так спокойно и непринуждённо, поставив ногу на водительское кресло и высунув локоть в открытое окно, будто не сделал из людей заправку для бульона несколькими часами назад. — Ты в порядке? — вопрос прозвучал совсем уж мягко. Миранда кивнула на него, боясь, что Маттео взбесится, если она будет постоянно молчать — и его это, кажется, устроило. Он убрал кроссворд на заднее сиденье, потрепал Миранду по щеке и уточнил, не хочет ли она выйти в туалет. Она не хотела. Кажется, тело сжалось в тугую невидимую пружину, подобралось и исключило все обычные биологические потребности и желания: Миранда понимала, что такое может случиться от стресса, и просто помотала головой. — Однажды тебе придётся со мной заговорить, — буднично заметил Маттео и провернул ключ в замке зажигания. — И это случится очень скоро. У Миранды похолодели руки и взмокла спина. Любое подобное слово она воспринимала как угрозу. От всей этой фразы у неё тряслись поджилки. Она почти не помнила, как Бронко вывернул на дорогу и снова покатил вперёд. Все мысли были только об одном: как сбежать от Маттео в Висейлии, где наверняка есть полиция, рейнджеры и посторонние люди, способные оказать ей помощь. Она не верила, что даже такой страшный человек, как Маттео Кастос, сможет совладать с вооружённым копом. Она не верила, что он убьёт всех свидетелей, которые осмелятся выступить против него. В конце концов, магазины и отели утыканы камерами видеонаблюдения и тревожными кнопками. «Помогли эти кнопки и камеры в колледже, Миранда?» — спросил внутренний голос, и она сглотнула горький, тошнотворный ком из желчи, всё ещё дерущей горло. Ответа на этот вопрос у неё не было.3
Если чем и была знаменита Висейлия, так это тем, что располагалась близ знаменитого на весь мир Леса секвой. Сколько здесь было туристических туров туда, под куполы необъятных, титанически огромных зелёных крон. Сколько симпатичных лесных домиков сдавались в аренду вдоль дороги и в отдалении от пеших и автомобильных маршрутов, чтобы приезжие могли насладиться величием леса и живой, уютной его тишиной. Сколько забегаловок, придорожных кафе, кофеен, закусочных было открыто здешними дельцами, которые предлагали закуски на любой вкус. Выросшая на калифорнийской земле в конце девятнадцатого века, Висейлия — светлая и гостеприимная — раскинулась в поймах рек Сент-Джонс, Милл-Крик, Кэмерон-Крик и Паквуд-Крик близ Рощи Гранта, где самой значительной достопримечательностью была огромная секвойя Генерал Грант. Речные потоки и быстрые ручьи проистекали из горного хребта Сьерра-Невада, возвышавшегося по другую сторону Ворот в Секвойю над жуткой пустыней Мохаве, куда и держал путь Маттео Кастос. Чтобы там, преодолев Мохаве, которую люди, ужасавшиеся её губительной природной мощи, называли Долиной Смерти, вернуться домой. Сама же Висейлия на сто тридцать шесть тысяч человек вольготно располагалась в зелёной долине Хоакин. Именно поэтому Маттео и Миранда ехали вдоль ферм, ранчо и полей, любуясь истинно калифорнийской житницей, маленьким оазисом под сенью секвой, кажущимся совсем незначительным перед сокрушительной мощью тридцати пяти тысяч квадратных километров жаркой пустоты. Около одиннадцати — на час позже, чем Маттео запланировал изначально — они проехали большой дорожный знак «Добро пожаловать в Висейлию!» с числом жителей и адресом полицейского департамента штата Калифорния, округа Тулар Каунти, под названием городка. Следом был выцветший на жарком солнце рекламный щит, изображавший улыбчивую американскую семью — отец, мать и двое детей — которые в своём джипе ехали навстречу лесу. «Этим летом Джим решил отвезти нас на море!» — гласила бодрая подпись. Маттео сразу понял, что речь про море секвой, и улыбнулся. Миранда никак не отреагировала. Только впилась взглядом в придорожные кафе, мелькавшие теперь куда чаще, чем постройки ферм. — Повтори мне правила, крошка, — вдруг сказал Маттео. — Ну-ка. Миранда с мольбой взглянула на него, но он уже отвернулся и смотрел только перед собой, небрежно постукивая кончиками смуглых пальцев по оплётке руля. Робко прокашлявшись, Миранда поправила блузку, села попрямее и тихо-тихо начала отвечать, словно её экзаменовали: — Держать руку с повязкой в кармане. Не светить ею где попало. Маттео кивнул. Так, правильно. — Не отходить от тебя. Даже если захочется в туалет, спросить разрешения. На всё спрашивать разрешения. — Угу. — Не разговаривать с посторонними людьми, если не обратятся ко мне напрямую, но вести себя приветливо. Можем изобразить просто пару отдыхающих. — От этих слов голос дрогнул, внутри всё перекосило от ненависти — но Маттео снова кивнул. — Не пытаться сбежать. Не подавать сигналов о помощи. Не препятствовать твои приказам. Слушаться с первого раза. Не говорить с другими мужчинами, пока ты не разрешишь. — Она потупила взгляд. — Всё? — будто уточнил Маттео. Миранда, подумав, сказала — «да». — Ты забыла кое о чём, очень важном, — заметил он и остановил Бронко на светофоре. Был красный сигнал, по полосатой зебре шли пешеходы. Живые люди из плоти и крови, здесь, прямо перед носом грёбаной тачки этого потрошителя! — Быть со мной поласковее. И помнить, — он наклонился к ней и взял за подбородок, повернул к себе голову так, чтобы Миранда смотрела только ему в глаза. Она вся обмерла от страха. — Одно неверное движение — и я вышибу тебе мозги безо всякого ствола. Любая твоя ошибка — и этим вечером ты будешь наказана. Поняла? Миранду считали умной девушкой. Сообразительной девушкой. Быстро мыслящей девушкой. Девушкой, которая, быть может, имела бы большое будущее, поступи она в хороший колледж. Ум ей пригодился. Она быстро кивнула, не отводя взгляда от карих глаз Маттео — таких тёмных, что они казались багрово-чёрными, и даже не вздрогнула, когда он сказал, что она умница, и поцеловал её в губы. Хотя внутри от страха и гадливости всё перевернулось. — Запомни, как Отче наш, — сказал Маттео перед тем, как тронуться. — Разочаруешь меня — и я поговорю с тобой как следует.4
Сначала он остановился возле охотничьего магазина и вышел из машины первым. Пока не разрешил, Миранда наружу носу не казала. — Крошка, — тихо сказал Маттео ей на ухо, разрешив выйти, — ты пока что больше чем просто молодчина. У неё дёрнулся от такого глаз, и захотелось в пику сделать что-то, отчего он с ума сойдёт, ублюдок этакий. Миранда искоса посмотрела вбок. Соблазн сбежать от него вот прямо сейчас рос и крепчал. Ну что такого он придумает, если она действительно сбежит? Миранда прикинула, хватит ли у неё сил. А потом подумала: интересно, далеко ли отсюда полицейский участок? Пока она ворочала в голове эти мысли, пока решалась, Маттео как в сталь объял ладонью её плечо и завёл с собой в магазин. Над их головами звякнул колокольчик. Маттео стиснул Миранду в руках так крепко, что она едва не застонала от боли, но он сжал руку ещё сильнее, и она вспомнила: поговорю с тобой потом, как следует. И бежать она побоялась. Внутри было тихо и пусто, даже продавец отсутствовал. Многие витрины были закрыты железными шторками: в них демонстрировался огнестрел. Маттео задумчиво прошёлся по залу и протащил за собой Миранду, прижимая её к себе. В его больших глазах было много мрака и безразличной пустоты, но с виду всё было в полном порядке. «Господи, он словно не живой человек, а сосуд, полный зла» — содрогнулась Миранда. — Чем могу помочь, молодые люди? — вдруг спросили позади них. Продавцом оказался мужчина лет шестидесяти пяти, Кларенс Дуайт, в бейсболке «Генерал Шерман» с нашивкой в виде секвойи над надписью. Генералом звали огромное дерево возрастом в две тысячи семьсот лет и высотой восемьдесят четыре метра. Это была местная гордость и неплохой повод содрать с туристов денежки. — Доброго денёчка, — мирно сказал Маттео и обернулся со спокойной вежливой улыбкой. — Мы тут проездом, хотели немного заночевать в этом вашем знаменитом парке. И я знаю, вот сейчас заканчивается сезон охоты на оленей. О, понятно, — было написано на лице у Кларенса. Снова туристы. Шквал их приходился обычно на май–июнь и август–сентябрь. В июле их как-то поубавлялось — они предпочитали, видимо, селиться в это время вдоль океана. — На оленей с пантами, — поправил он. — Только с пантами, молодой человек. И косуль. — Ага. Да-да. — Закивал Маттео. — Так вот, заехали к вам кое-чем закупиться, прежде чем на природу поедем. Ну, вы знаете. — А милочке вашей как будет на охоте, интересно? — кивнул Кларенс. Миранда подняла на него глаза, поглядела в загорелое лицо, покрытое тонкое сеточкой морщин. Судя по некоторой перекошенности черт, возможно, Кларенс недавно перенёс какое-то сердечное заболевание. Что он может сделать против Маттео, который одной рукой легко поднял Джейкоба и превратил его в фарш? Что он может сделать против человека, который справился с крепкими молодыми парнями? Она не стала рисковать и проронила: — Вполне. — Вполне! — усмехнулся Кларенс и покачал головой. — В моё время девушки ждали мужчин дома и делали домашний лимонад, а не таскались за бойфрендами по лесам и полям. — Она всё успеет, — дружелюбно ответил Маттео и подошёл вместе с Мирандой к стеклянной стойке, под которой лежало много всего — от патронов разных калибров до приборов вроде вечной зажигалки, компаса, лазерной указки, тактической ручки и других, назначения которым Миранда не знала. — Она у меня просто умница. И потрепал её за плечо, поцеловав в висок. А она, вспомнив правило, положила щёку ему на плечо и спрятала на нём лицо, уткнувшись носом в рубашку, потому что к глазам подкатили отчаянные слёзы. — Приберегите нежности для кого-нибудь другого, молодые люди, — сообщил Кларенс. — Что вы планировали купить, м?5
Список покупок Маттео в оружейном магазине не воодушевил Миранду. Только напугал. Он взял россыпью патроны для гладкоствольного Винчестера 1897, Тренч Ган, и для Браунинга БДМ. Никаких вопросов это не вызвало: в Калифорнии только идиот разъезжал по трассе безоружным, тем более, отправлялся в охотничий кемпинг. Вопросов не возникло ещё потому, что Маттео обзавёлся двумя мотками крепкой верёвки, огнивом, топориком для рубки дров (Миранда охотно представила, как ловко он разрубил бы им что-то более устрашающее, вроде человеческой плоти) и сухими дровами. Поболтав с Кларенсом Дуайтом о том о сём — какая погода будет на два следующих дня, и где разбили палатки, и по какой тропе пойдут — Маттео создал о себе впечатление как об охотнике, который просто привёз свою подружку побродить по здешней достопримечательности. Типичный случай, с которым Кларенс встречался десятки раз за целое лето. Девчонка только показалась ему больно молчаливой и бледной, ну да ладно, кто их, молодых знает — вдруг наркоманка… Сгрузив всё купленное в «Бронко», Маттео усадил Миранду, сел сам за руль и с ухмылкой поднял рубашку: — Детка, ну ты же не думала, что я поеду без другого ствола? Она думала, вообще-то, и так раздосадовалась на себя, что на глаза едва не навернулись слёзы. Она отвернулась в окно, пощипывая нижнюю губу и пялясь на редких прохожих, пока Маттео заводил «Бронко». Следующей их остановкой была обычная забегаловка уже на выезде из города. Маттео заказал там, у стойки под лампой с вентилятором, четыре гамбургера и две колы. Он, правда, спросил у Миранды, любит она больше колу или содовую — та ответила, что колу без сахара. Маттео нежно растёр ей плечо, прижал к груди, точно они были самой обычной парочкой, и отвёл к большому грязному окошку — поглядеть наружу. — Если можно, я отлучусь в туалет, — робко и тихо сказала Миранда. Слабая надежда на побег была, хотя она понимала, что, если не выгорит, он её убьёт, но сначала — просто растерзает. — Потерпи малость, — ласково сказал Маттео. — Не здесь. Он забрал заказ, они сели в «Бронко» и укатили из города. Никто на них даже не взглянул. словно они были люди-невидимки. Маттео нигде не расплачивался карточкой, только наличными — вот что отметила Миранда. Значит, боялся засветиться. Интересно, что там в пансионе? Копы уже нашли тела, или ещё нет? Должны: пожар явно привлёк внимание местных. Миранда боялась даже гадать, будут её искать или нет. Ублюдок Маттео Кастос позаботился об этом. Они сложили гамбургеры в сумку-холодильник, выехали за пределы Висейли и остановились в миле после щита «Добро пожаловать!». Маттео притормозил на обочине, осмотрелся, вздохнул и сказал: — Можешь пописать здесь, детка. Но не отходи от машины. Присядь вот тут, пониже, и делай свои дела. Миранда густо покраснела, сжала плечи. — Я не смогу, когда ты будешь смотреть, — выдавила она. Маттео улыбнулся. Улыбка была ледяной, как арктическая пустошь. Он погладил Миранду по затылку, не делая ничего, что причинило бы ей боль — но пальцы его были жёсткими, рука — напряжённой. Миранда едва дышала. — Родная, — заботливо сказал он. — Если я сказал, делай это, ты должна это сделать. Если сказал, писай тут… Я смущаю тебя тем, что увижу это? Она едва-едва кивнула. Маттео усмехнулся. — Крошка. Я видел, как из людей вываливаются внутренности наружу, не то что моча. Ради Бога, делай, что хочешь, и поехали. У нас мало времени. Сгорая от стыда и страха, Миранда вышла из «Бронко» и боязливо посмотрела на Маттео. Он глядел искоса, хитро, но не таясь — и не думал отворачиваться. Ей пришлось расстегнуть джинсы и впрямь присесть прямо там, за открытой дверью, пока он смотрел. Так сразу ничего не вышло: пришлось по-дурацки подождать пол-минуты, а потом, натянув джинсы едва не на корточках, Миранда села в машину, чувствуя себя так мерзко, как только можно. Маттео повёз её дальше, тихонько мурлыкая что-то себе под нос и иногда посматривая на Миранду. Выставив локоть в окно, он проехал около пяти миль, когда кто-то показался им навстречу и помахал рукой. Маттео тоже дружелюбно выставил руку и махнул в ответ. «Чертовски сообразительный, обаятельный дьявол» — подумала Миранда, прижавшись плечом к двери. Он вернул руку в прежнее положение и отметил: — Скоро окажемся в мотеле. В городе ты была жуткая умница и все сделала верно, за это тебе полагается награда — если, конечно, не оплошаешь при заселении. — Я не оплошаю, — сказала Миранда. Она хорошо помнила, что нельзя настраивать своего похитителя на агрессивный лад. Маттео кивнул и продолжил мурлыкать. Голос у него был среднего тембра и приятный, и Миранда быстро разобрала, что он там пел: это были «Странные люди» группы Дорс.