Маленький городок Тихоокеанская Роща принадлежал к числу пляжных и вольно раскинулся на побережье между Монтереем и Пеббл-Бич, где было больше людей и больше отдыхающих из-за возможностей местных принять гостей в свои дома и отели и заработать на туризме. Те, кто там жил, были настоящими калифорнийцами — уже не в первом поколении — и Маттео отчасти относился к их числу, потому что был зачат именно там, женщиной, которая жила в Тихоокеанской Роще с рождения, и мог тоже легко сказать про себя «настоящий калифорниец», хотя большую часть жизни провёл в Мексике, в городке Ларедо.
Но Калифорния отчасти всегда была точным отражением его натуры.
Калифорнийцы жили не так, как арканзасцы, нью-йоркцы или жители штатов Нью-Джерси, Юты, Орегона, Айдахо и абсолютно любого места, простёршегося на пёстрой и разнообразной карте американского континента. Эти люди, совершенно особенные по своим взглядам и привычкам, знали дикую силу муссонов и штормов. Они умели быть расслабленными, как океанский шёпот, и яростными, словно набегающая высокая волна. Они были загорелыми и избалованными жарким солнцем почти десять месяцев в году, но назвать их неженками, оторванными от реальности в своём тёпленьком раю, никто бы не решился.
Там, где они жили, люди пропадали едва не повсеместно, и так часто, что молочные пакеты, на которых печатали детские фото, попросту не запоминались. Серийные убийцы здесь были таким же часто встречающимся явлением, как тайфун поздней осенью. В порядке вещей было видеть в газетах, распространяемых по всему побережью, громкие заголовки о Родни Алкале, Артуре Аллене, Уильяме Брэдфорде, Майкле Хьюзе, Патрике Кирни и ещё двух или трёх десятках убийц, душегубов и истязателей. Старики любили поделиться друг с другом воспоминаниями о прошлом, и одним из их особо сладостных компонентов была обязательная фраза — «а помнишь моего кузена, Стивена? Он женился в тот год, когда арестовали Ночного Сталкера, и на свадьбе у них были те протухшие креветочные тарталетки? Господи Боже, я до сих пор помню, какая в том августе стояла страшная жара — душно было, как у чёрта в душегубке…».
Юг Калифорнии славился таким отношением к жизни, которого у себя на западе, в глубине континента и вдобавок в большом городе, Миранда не знавала. Это была всё равно что новая, неизвестная прежде земля. Теперь, когда чёрный «Бронко» скользил вдоль побережья, а в окна блестел лазоревый при такой ясной погоде океан, она прекратила размышлять о том, что будет дальше, и меланхолично смотрела сквозь толстое стекло на воду. Мыслей о бегстве не было: возможно, виной тому, что Маттео уколол её, когда ещё в пустыне они сели в тачку… Кто знает, даже если седатив уже выходил из организма, общая усталость навалилась с такой силой, что Миранда не могла и не хотела даже руки поднять. Сейчас, будучи пристёгнутой к креслу «Бронко», она была в плену у Маттео — в таком плену, из которого совсем никак не вырваться. Лениво перебирая в голове разные варианты — так, по привычке — она знала, что ни один не сработает, от возможности разыграть приступ, чтобы он остановил машину, до резкой атаки, пока он был за рулём. Нет, это не поможет. Маттео слишком крупный и сильный, чтобы застать его врасплох. И он слишком жестокий и бесчувственный, он не запаникует, если ей станет дурно. Лучше его не злить, особенно после всего, что случилось на автозаправке. Легонько ковыряя кожу на подушечке пальца той рукой, которая была дальше от Маттео и не попадала в поле его зрения, она рассуждала, что он не станет убивать или избивать её, когда они останутся наедине — так ведь? Он говорил, она ему нужна. Затем, ему будет гораздо легче транспортировать её к месту назначения, если она не будет привлекать чужого внимания. В его же интересах, чтобы она была физически в полном порядке.
Они катили по Пасифик Кост Хайвей, которую многие туристы называли самой красивой дорогой во всех штатах. У неё было ещё другое название, которое упоминали не так часто — шоссе Кабрильо, названное по имени Жуана Кабрильо, отметившегося здесь потому, что в шестнадцатом веке он первым проплыл вдоль всего побережья и исследовал его. Над чашей огромного, необозримого океана, необычайно спокойного в тот день, как Маттео и Миранда следовали навстречу Тихоокеанской Роще, подымался рельеф скалистых горных гряд, которые нависали над волнами там, где те бились о крутые обрывы, и клонились поросшими жидким разнотравьем валунами к пологой части побережья, утопавшей песчаной косой под набегающим океаном. Вдали Миранда заметила внушительных размеров мыс, на котором едва различимой была крохотная смотровая площадка, огороженная стальными прутьями. Над берегом плыли кучевые, низкие облака. Они давали широкую тень на бархатистую зелень, покрывавшую землю. Между этой зелёной панорамой и тянулась серебристо-серая лента дороги с разделительной белой полосой. Скалы, поднимавшиеся над водой, обезопасили с помощью внушительных, пускай и слегка проржавленных от времени, непогоды и солёных брызг, ограждений.
Под солнцем Миранду сморило. Она сняла толстовку и, спросив у Маттео разрешения положить ее на заднее сиденье, погрузилась в дремоту. Маттео неутомимо следовал своему маршруту. Ему доставило бы больше удовольствия покрывать такой долгий путь с музыкой, но он не хотел будить спутницу. В окна пролетали указатели на Вентуру, Санта-Барбару, Санта-Марию, Солванг, а он всё не сбавлял скорости — и остановился только раз на автозаправке «КвикТрип», залив в «Бронко» бак доверху, пока Миранда погрузилась в более глубокую фазу сна.
Когда она очнулась, «Бронко» уже был на пути к Камбрии. Маттео планировал добраться до дома затемно, однако понимал, что приедет едва ли не ночью. Может быть, это и к лучшему: будет меньше зевак. После указателя «камбия, 25 миль» Миранда сонно открыла глаза, и Маттео с мягкой улыбкой сказал:
— Ты проспала пять часов, крошка. Неплохо, да?
Она промоталась и не стала спрашивать типичное «где мы». Какая разница, где. Будто он ей ответит. Или даже если ответит — что с того? Название города, населённого пункта или мили на этой бесконечной дороге ей ничего не даст. Облизнув пересохшие губы и почувствовав, как сильно першит в горле, Миранда прокашлялась, отвернувшись в сторону. После укола она снова чувствовала себя так, точно горло ей раздули, как воздушный шарик-сосиску, из которой клоуны на детских праздниках сворачивают грёбаных кошек и пуделей. Маттео, искоса бросив на Миранду быстрый взгляд, сунул руку под сиденье и достал бутылку воды.
— Держи, — он положил её Миранде на колени, — могу дать тебе ещё каких-нибудь закусок.
— Я не голодна, — сказала она и удивилась тому, как осип голос. — Спасибо.
— Спасибо, — повторил он и усмехнулся уголком губ. — Ладно.
Больше он ничего не сказал и продолжил молча вести машину. Миранда взялась за бутылку и с трудом попыталась провернуть крышку: ничего не вышло, то ли мышцы ослабли, то ли сил просто не осталось. Маттео, понаблюдав за ней, взял воду и со щелчком сломал пломбу за какую-то долю секунды.
— Спасибо, — снова пробормотала Миранда, густо покраснела и отпила воды.
Он ухмыльнулся и пожал плечами, пониже развалившись в кресле.
— Ты так официально со мной разговариваешь. Не кажется, что после всего случившегося между нами это как-то странно?
Она могла бы ответить ему, что значит странно, о да. Странно похищать девушку, которая тебе нравится. Странно топить людей в унитазе вниз башкой. Странно вешать их в женских дортуарах. Странно быть таким странным, Маттео Кастос! Но она, конечно, промолчала и отпила ещё немного, чтобы выждать время, достаточное для ответа. А может, Маттео просто надоест, что она молчит, и он отвяжется от неё?
Он быстро посмотрел на неё: на скулах появились тени, на челюстях — желваки. Для Миранды такое выражение лица и взгляд исподлобья означали только одно. Надо взять себя в руки и, как бы тошно ни было,
говорить с ним.
— Мы очень мало знакомы друг с другом, — произнесла она достаточно ровным голосом, закрутив крышку на горлышке бутылки. Она постаралась сделать так, чтобы ответ звучал просто. Для этого пришлось подумать, что она сказала бы обычному парню, а не человеку, способному полсотней способов укокошить её за пару мгновений. — Я мало знаю тебя.
— Мы в дороге, — нервно рассмеялся Маттео и провёл рукой по волосам. Этот жест и некоторое волнение, отразившееся только на мгновение на его лице, блестящем из-за пота, удивили Миранду.
Чем он вдруг стал так обеспокоен? — Времени у нас навалом. Часа полтора, как минимум, может, даже два.
«До чего? — подумала она и поёжилась. — Что будет после? Куда он меня везёт?».
— Так что, — он помедлил и смутился, пожав плечами, — расскажи мне о себе.
«Будто ты ничего не знаешь. Будто ты не читал моё личное дело в кабинете директрисы. Да ты был в курсе даже моего чёртового романа…».
Тем не менее, она прочистила горло и кивнула, зажав бутылку коленями и задумчиво глядя на блестевший в солнечных лучах океан. По поверхности бежала золотистая дорожка. День клонился ко второй половине, и небо становилось блёкло-розовым.
— Что ты хотел бы знать? — спокойно спросила Миранда, пытаясь полностью совладать с собой. Думай о том, что ты едешь с другом на каникулы куда-нибудь на побережье. Думай о том, что он просто незнакомец. Чужак. Попутчик. Так будет легче. Изменить всё равно ничего нельзя — но ей ещё понадобится трезвый ум и возможность быстро и адекватно оценивать происходящее.
— Сложно сказать, — задумался он и, хмыкнув, скривился. — В голову, как назло, ничего не лезет. И потом, это не допрос, крошка.
«Это не допрос, это очередная пытка», — холодно подумала она, а потом предложила кое-что сама, сильно этому удивившись:
— Мы с ребятами часто играли в правду или действие.
— Ого, — улыбнулся Маттео и вздохнул, вскинув брови. — Это мне уже нравится.
— Ты же в курсе правил? — спросила она и мельком посмотрел на него.
— Да, — протянул Маттео. — Только, конечно, ты же понимаешь, что есть такие действия, которые я
не смогу выполнить.
— Тогда какой смысл играть? — равнодушно спросила она.
— Есть и такие действия, которые испугаешься выполнять ты, — мягко намекнул он, и по спине Миранды пробежали мурашки. Несмотря на то, что в салоне «Бронко» была духота, она поёжилась, словно ей стало зябко. — Может быть, договоримся не загадывать никаких действия из разряда
чересчур, м, что скажешь?
«Что для него значит это
чересчур?» — подумала Миранда, но почти сразу кивнула. Маттео только повеселел. Выпрямившись и сев выше, он открыл окно, выставил в него локоть. Солёный ветер с океана перебрал его волнистые, влажные от пота волосы, приятно пробежался по коже, коснулся Миранды — и она почувствовала себя немного лучше.
— О’кей, — бодро сказал Маттео. — Тогда — леди первые. Задавай свой вопрос, крошка, потом спрошу я.
— Ладно, — с сомнением протянула Миранда. — Правда или действие?
— Правда, — по голосу он был сама уверенность.
Миранда задумалась. Спрашивать нужно очень осторожно, так, чтобы не нарваться на неприятности, не взбесить его, но в то же время — чтобы узнать о нём хотя бы самую малость больше.
— Сколько тебе лет? — спросила она, решив начать с чего-то простого. С чего-то безопасного.
— Тридцать пять. — Он поморщился. — Ерундовый вопрос, пусть будет два в одном. Спроси ещё что-нибудь.
Она задумалась.
— Как зовут твоих родителей?
Он удивился, расширил глаза, шумно выдохнул.
— Хо-хо, крошка. Что ж. Отца зовут Бэзил, маму… — он запнулся. — Маму звали Уиллоу.
«Звали? Она умерла?».
Миранда кивнула. Маттео легко улыбнулся.
— Я ответил? Теперь моя очередь, да? Правда или действие?
— Правда, — быстро сказала Миранда, не зная, что должно случиться, чтобы она выбрала действие.
— В какой колледж ты хотела поступить?
Миранда удивилась. По-настоящему удивилась. Ну надо же, его вот это интересует? Она ожидала какой-то другой вопрос от больного на всю голову маньяка. Смутившись, поджала губы и посмотрела на носки кроссовок. Затем сказала:
— В Принстон.
— Ого, — протянул он. — Ты знаешь, сколько стоит учёба в Принстоне?
— У моих родителей с деньгами нет проблем, — сказала она и пожала плечами, немного печально посмотрев на Маттео, едва не прибавив: «ты же знаешь», потому что понимала, что он правда знал. Он вообще знал о ней больше, чем она бы хотела. — Да и я вроде как вытянула бы по баллам, так что…
Но она понимала, что теперь Принстон и планы на будущее остались позади — несбыточными и невоплотимыми, потому что отныне у неё будет либо совершенно другая, либо крайне короткая и полная страданий жизнь. Одно из двух. Втянув в грудь солёный до горечи воздух, Миранда откинула затылок на кожаный подголовник кресла. Как ни крути, а «Бронко» был машиной очень комфортной для долгих переездов, и только теперь она это поняла.
— А ты хочешь там учиться? — спросил он так, будто она через год вполне спокойно может собрать вещички, подать документы в Принстон и съехать от него в кампус при колледже.
Вопрос был из разряда гипотетических, вот оно что. Однако прежде, чем ответить, Миранда по-настоящему задумалась. Теперь здесь не было никого из её знакомых. Маттео не знал её-прежнюю, он был ей чужим человеком, и более того — кажется, он не ожидал социального одобрения или чего-то такого, если судить по тому, какими дьявольски жуткими вещами он занимался… Какая разница, скажет ли она правду человеку, который устроил её жизнь таким образом, что она больше, скорее всего, никогда не увидит родителей, чьей похвалы так старалась заслужить?
— Моя семья хотела бы, чтоб я туда поступила, — наконец, ответила она. Маттео внимательно выслушал и кивнул, посерьёзнев. — Это престижно. Сент-Лейк тоже был престижным местом. Знаешь, из такого пансиона люди не поступают в простенькие университеты и в простенькие колледжи. Там обязательно будет что-то посолиднее. Дартмут, Принстон, Гарвард, Стэнфорд, Беркли…
— Понятно.
Немного помолчав, Миранда спросила:
— Правда или действие?
— Правда.
— Кем ты работаешь?
Он рассмеялся и покачал указательным пальцем. Миранда сглотнула.
— Не то чтобы это какой-то секрет, детка, но всё равно — ты такая хитрая лисичка, ты наверняка это не просто так спрашиваешь, верно?
Миранда смутилась и опустила взгляд, обронив:
— Я могу поменять вопрос…
— Да нет же, зачем, — сказал он небрежно. — Никаких секретов. Я всё равно не собираюсь тебя никуда отпускать, так что…
Её охватила секундная дрожь. Маттео скучающе сказал:
— Я работаю в Маунт-Кармел-Ист в городе Кармел. Это двадцать четыре мили от моего дома. Недалеко, в общем.
— Что это за место?
— Это больница.
Миранда изумилась и вытаращилась на Маттео. Он неловко усмехнулся, кивнул.
— Да-да-да, представляю, что ты сейчас подумала. Но так уж вышло.
— Я спросила, кем ты работаешь, — храбро напомнила Миранда. — Ты врач?
— О нет, — поморщился он и, смутившись, побарабанил пальцами по рулю. — Всего-то санитар. Высшего образования нет, хотя отец пытался меня устроить в колледж, и я даже поступил туда… на медицинский… но не сложилось.
Миранда закусила губу: её вдруг охватило странное желание рассмеяться, громко и горько. Что за издёвка такая? Какой из него санитар? Кому он помогает в этой чёртовой больнице, в этом филиале ада на Земле? Слава Богу, Маттео, посчитав, что ответил на вопрос исчерпывающе, сам спросил:
— Правда или действие?
— Правда, — выдавила она.
— В мотеле тебе было приятно со мной?
Боже. Вот тебе и правда. Миранда замолчала. Она знала, что нельзя долго медлить, отвечая на такой вопрос. Всё, что она знала о людях, похожих на Маттео — у них были очень серьёзные проблемы с интимной жизнью, доверием, близостью, человеческими взаимоотношениями и сексом. В отношении него всё это было помножено на два, потому что накладывалось на ГЭП. Она не хотела ни в коем случае злить его, но попала в очень ловкий, хитро расставленный капкан — по части них Маттео был мастер. Если скажет «да», он поймёт, что она солгала. Если ответит честно, кто знает, какой будет его реакция. Собравшись с духом, Миранда сказала:
— Я была напугана. Поэтому… мне трудно судить.
Он дёрнул щекой. Глубоко вздохнул. Покачал ребром ладони:
— Ай… бедное, бедное моё самомнение.
— Прости, — безэмоционально сказала она, не испытывая ни капли сочувствия и зная, что таким ответом он был на самом деле польщён.
Как ещё чувствовать себя крупному хищнику, зная, что добыча его ожидаемо боится? Страх заводит таких ублюдков, как он. — Но это правда, ты хотел её знать.
— Как думаешь, это может измениться? — вдруг спросил он.
— Сейчас моя очередь спрашивать, — осмелилась Миранда и тут же прикусила язычок, испугавшись, что сболтнула лишнего.
Однако Маттео лишь рассмеялся, хотя Миранда видела, что глаза его оставались холодными, как пустые, тёмные комнаты запертого дома. Он никого не подпускал к себе. Он улыбался, но неискренно.
— Так вот ты какая, Миранда Палм. Тебе палец в рот не клади, да?
«Кто бы говорил, — хмуро подумала она, глядя, как этот ублюдок развеселился. — Кто бы, мать твою, говорил».
2
Не доезжая до Монтерея и оставив в стороне городок Кармел, уже тронутый россыпью золотистых и красных огней, Форд Бронко свернул за поворот горы, затянутой пёстрым чапаралем, и покатил по склону, на дорожной ветке подавшись правее и стремительно удаляясь от крупной эстокады. Океан замелькал со стороны пассажирской двери, Миранда прилипла к окну. Он теперь казался темным и недружелюбным, и был олицетворением тревожной, грозной силы. Белая кромка пены лизала чёрные скалы; горизонт был охвачен тонкой полосой огня. Это садилось солнце, заставляя воду пламенеть.
Маттео коротко взглянул на океан, сбавив скорость. Он впервые за долгие годы видел такую невообразимо яркую, многообразную палитру, и от этого захватывало дух. Солнечный шар стал половинкой, когда они спустились к береговой насыпи и проехали указатель «Тихоокеанская роща», нырнув под деревья, в густые тени низких крон.
Потянулись первые щитовые дома; между ними росли ели и сосны, их здесь было очень много. Вдоль дороги росли клёны и акации, в окнах невысоких строений, скромных на вид, горел уютный свет. Некоторые из них были обсажены густой растительностью и живыми изгородями. Другие огорожены невысокими штакетниками. Природа здесь была совершенно южная и не такая громадная, как наверху — ближе к океану деревья становились приземистее и гуще, сосны устремлялись в вечернее небо, залитое чернильным цветом. Если бы не обстоятельства, в которых Миранда оказалась здесь, она нашла бы это место удивительно приятным и таким непохожим на город, где она жила с родителями. Сунув ладони между колен, она как заворожённая смотрела на весьма захолустный, но не лишённый очарования пейзаж, мелькавший за окном. Сердце билось, как сумасшедшее. Миранда всё ждала, когда Маттео где-нибудь остановится, съедет на гравийную дорожку к одному из этих блёклых серых, сиреневых, голубых и коричневых домиков, но он повёл Бронко дальше. Вдруг он свернул из города на побочную дорогу, и они направились по уединённому маршруту под крышей из кленовых крон.
Тревожные тени быстро мелькали по лицу Маттео. Он смотрел на дорогу исподлобья, положив на руль обе руки. В глазах была усталость; загляни в них Миранда, вместе с тем заметила бы стальной блеск. Он замолчал, весь напрягся, как струна. Миранда, стихнув и едва дыша, вжалась плечом в дверь.
Спустя десять минут, показавшихся вечностью, дорога оборвалась внезапным выходом к океану, и Маттео, свернув у каменистой насыпи, продолжил спуск к берегу. Там, на камнях, тоже были построены кое-какие дома, больше похожие на скромные лачуги на сваях. Миранда смотрела на смирный океан, лижущий подступы к обрывам. Когда Бронко доехал до бежевой песчаной косы, окружённой высокими дюнами, Миранда заметила стоящий на отшибе одинокий дом на таких же сваях, как остальные; дюны, поросшие высушенным солнцем подорожником и уже пожелтевшими кустарниками морской лаванды, надёжно закрывали его своими объятиями от остальных строений.
У Миранды неприятно заныло в груди.
Сверкнув фарами, Бронко преодолел песчаные насыпи, дрогнул на каменистом участке и подкатил к тенту, который был протянут от первого этажа дома. В темноте Миранда не могла понять, какого точно он был цвета. Крыша на два ската давала широкие тени. Второй этаж опоясывала терраса, ограждённая деревянными перилами. Маттео припарковал машину, выключил двигатель. Стало так тихо, что Миранде собственное сердцебиение показалось невыносимым: казалось, эта пульсация наполняет собой весь салон.
— Отстёгивайся, — спокойно сказал Маттео.
Он вышел первым, обошел тачку и, открыв дверь Миранде, вывел её за локоть. Сперва, споткнувшись в темноте на затёкших ногах, она едва не упала. Маттео усмехнулся и придержал её за плечи.
— Как тебе мой домик? Хорошо? — он нервно улыбнулся. — Пойдём, пойдём.
Вдали Миранда видела вереницу огней, протянувшихся по побережью. Ее охватило горячее желание оттолкнуть Маттео, вырваться и броситься прочь, по дюне, а там будь что будет — догонит так догонит, убьёт так убьёт. Но перед глазами стояла Линда и завиток колючей проволоки, торчащий из её тела. И тот человек на автозаправке, которого Маттео убил меньше чем за минуту.
Нет, у неё нет против него ни единого шанса. На немеющих ногах, она поволоклась за ним: он подтащил её за локоть к высоким деревянным ступенькам на террасу. Открыв шпингалет на калитке, он поднялся с ней на второй этаж — так просто — и, достав из кармана джинсов ключи, завозился со входной дверью. Глядя на собственное отражение в старом тёмном стекле, которым были выполнены квадратные вставки в полотне, Миранда видела вместо себя какую-то незнакомку — дрожащую, с поджатыми губами, похудевшую и измождённую. Это была не она, а кто-то другой, болезненного, запуганного вида. Маттео открыл дверь и решительно положил руку между лопаток Миранде, заведя её внутрь. Затем вошёл следом и заперся.
Добро пожаловать домой.
3
В комнате было темно. Миранда сразу поняла, что это спальня. Она не могла ничего разглядеть; Маттео не включал свет, прекрасно ориентируясь в знакомом месте наощупь. Он помог ей добраться до чего-то большого
кровать
и убрал в сторону штору. Кое-как при слабом свете луны Миранда разглядела очертания мебели и поняла, что комнатка совершенно небольшая, но плотно заставленная разными предметами. Какими — она не могла различить.
— В душ не приглашаю, — сказал Маттео и устало зевнул. — Бойлер надо включить; без него горячей воды не будет, так что придётся подождать. Но ты можешь умыться, если захочешь.
— Да, — с запинкой сказала она. — Пожалуйста.
Он кивнул и отвёл её в маленькую ванную комнатку, где с трудом умещалась ванна, раковина с тумбочкой и унитаз. Из прямоугольного окна падал кое-какой свет. Миранда включила воду в раковине и с большим удовольствием тщательно умыла лицо и руки до локтя, освежившись после дороги. Маттео, стянув рубашку, бросил её в плетёную корзину для грязного белья и умыл лицо, руки и грудь. С волос капала холодная вода; он не стал вытираться полотенцем и, снова зевнув, отвёл Миранду к кровати.
— Раздевайся, — велел он, почесывая затылок, — надо поспать.
Миранда нерешительно сбросила кроссовки и взялась за низ топика. Маттео усмехнулся:
— Не нужно, крошка, останься в нём, если хочешь. Сними джинсы.
Она это и сделала. Свернув их и положив на пол, она замялась, стоя на холодных досках; Маттео наклонился, достал из-под кровати какой-то ящик и, недолго порыскав в нём, взял тугие кожаные наручники и ремень на ноги, а также пластиковый кляп-шарик. Миранда вздрогнула и испуганно посмотрела на него.
— Что такое? — изумился Маттео. — Ложись на бок. Давай.
— Пожалуйста, — помотала она головой, — я очень боюсь задохнуться. Пожалуйста!
— Я тебе не доверяю, — спокойно сказал Маттео. — Так что ложись.
— Я всё сделаю! — заторопилась она, опустившись на кровать, как он и велел, и свернувшись калачиком. — Но умоляю, только не кляп, прошу…
— Тогда снотворное, — парировал Маттео. — Мне не нравится так часто его использовать, знаешь ли. Руки.
Она послушно протянула ему запястья. Маттео застегнул на них наручники и завозился с ногами, стянув их широким кожаным ремнём.
— Открой рот.
Она посмотрела на него глазами, полными мольбы, такими влажными, словно собиралась разрыдаться. Маттео был непоколебим. Резко схватив её за щёки, он надавил на челюсти сбоку пальцами — и от боли Миранда застонала, открыв рот, как он приказал. Он закрыл ей рот кляпом, просунув между зубов шарик, и застегнул на затылке ремень, а потом вышел, оставив Миранду одну, связанную, в темноте.
Тогда её охватил приступ паники, какого не было даже в пансионе, даже в мотеле. Дёрнувшись изо всех сил, так, что заболели кисти рук, она попыталась извернуться и встать, но только подкатилась к краю постели — и замерла, боясь упасть и разозлить Маттео ещё больше. От непривычки она так неловко подвинула язык, что на шарик обильно потекла слюна. Зубы не смыкались, впиваясь в его далеко не гладкую поверхность. Чьи зубы оставили здесь следы до неё? Миранда почувствовала во рту бесцветный, химический вкус пластика. Слюна закатилась в горло, девушка раскашлялась, испугавшись задохнуться. Снова повернувшись на правый бок и поджав к груди колени, Миранда хотела разрыдаться — но боялась усугубить свое положение с кляпом. Она лежала так, в темноте, дрожа от ужаса, что ей придётся не спать всю ночь. Челюсти скоро заломило. Прошло не меньше получаса, когда в комнату вернулся Маттео.
Он включил бойлер, проверил котлы и насосы, нашел серебристую катушку скотча. Теперь, подойдя к Миранде, он обратил внимание на лужицу слюны, натёкшую из открытого рта на одеяло, и улыбнулся, ничего не сказав. Похлопав девушку по щеке, неторопливо снял с неё кляп и показал скотч.
— Это будет лучше? — спросил он, однако она не ответила — расплакалась.
Зубы болели, болели и челюсти. Сжавшись, она не могла даже нос и щеки утереть, а самое главное — боялась взглянуть на Маттео. Он же стоял над ней, холодно глядя на эти слёзы.
— Я досчитаю до трёх, — только и сказал он, — и ты перестанешь рыдать. Раз.
Взять себя в руки было невыносимо сложно. Миранда всхлипнула и попыталась с громким стоном унять слёзы, но это была настоящая истерика — она это понимала.
— Два.
Дураку ясно, она не перестанет. Стуча зубами от страха, Миранда впилась себе в ладони ногтями, чтобы болью перекрыть желание плакать.
Он не сказал «три», сразу схватил её за горло. Приподняв вот так и слушая, как она хрипит и задыхается, бросил глубже на кровать — и, медленно снимая ремень джинсов, не отворачивал взора. Миранда, раздувая ноздри, смотрела на него, объятая ужасом. Освещённый только светом луны, он растерял всю физическую красоту, и на его тело Миранда смотрела только как на орудие пыток, которые он способен причинить ей любым действием. Он снял джинсы и нижнее белье и опустился на кровать, встав на четвереньки и накрыв Миранду своей тенью.
Он пока не опускался на неё, пристально глядя в лицо.
— Когда я говорю — слушайся меня, это значит,
беспрекословно, — сказал он. — Я скажу — беги, ты побежишь. Я скажу — не дыши, и ты не будешь дышать. Я скажу прыгни — ты прыгнешь. Поняла?
Она быстро кивнула. Шутки кончились. Его дневная лояльность — тоже. В глазах было настоящее безумие. Перед ней замер зверь, прячущийся под обликом человека. Маттео встал на колени и сложил ремень вдвое.
— Если еще раз ты не выполнишь то, что я сказал, — заметил он, — то проведешь с кляпом час. С каждым следующим наказанием я буду накидывать к одному часу другой, и так далее.
— Нет, умоляю, — взмолилась она, не представляя себе, как сможет продержаться так долго, — Маттео!
Это вдруг взбесило его. Толкнув её на живот, так стремительно, точно она ничего не весила, он сдвинул край трусов в сторону и, размахнувшись, стегнул её по ягодицам ремнём — хлёстко, сильно, больно. Он размахивался коротко и бил так, что кожа горела, горела и плоть, дрогнувшая под пряжкой. Миранда вскрикнула и тут же сжала зубы, потому что Маттео схватил её за загривок рукой и стиснул так сильно, что она услышала хруст костей.
— Ещё раз, — рыкнул он и снова опустил ремень на её зад, — ещё только раз!
Он ударил её снова и снова, и еще несколько раз. Удары эти отдавались в придатках, Миранда, уткнувшись лицом в матрас, молча всхлипывала. Отведя душу, Маттео отшвырнул ремень в угол и, резким толчком подвинув девушку в сторону, потянулся к катушке скотча, оставленной на тумбочке. Он оторвал полоску и заклеил Миранде рот. Затем слез с кровати и взял два прочных троса, которые принес с первого этажа. Закрепив их узлами на ремнях, он проверил прочность и привязал Миранду к изголовью и изножью кровати, а после лег на спину рядом с ней, не обращая внимания, что пленницу бьет сильная дрожь. Уставший и рассвирепевший, он закрыл глаза и быстро уснул, опустив ладонь ей на исхлёстанное, красное бедро, куда попадали удары ремня. Миранда уснула не сразу: только когда выплакалась, отрубившись до самого утра от изнеможения.
Тогда ещё она не знала, что по закону в полиции штата Калифорния её объявили в розыск, до тех пор, пока не нашли фрагмент тела.
