.
.
Они разбили лагерь в лесах Страны Огня. — Это был Звук. — Мы этого точно не знаем. — Кто еще мог это сделать? — У Конохи много врагов. — Граница со Звуком прямо здесь! Саске молчит во время обмена мнений, глядя на огонь. Джонины спорят, пока его люди спят — или должны были бы спать, но он знает, что все они смотрят на потолки своих брезентовых палаток и слушают. Почему-то эта мысль и успокаивает, и раздражает. Он хочет сказать им всем, что это не их дело, но это неправильно, потому что это их дело — это война, на которую они призваны. Но это его семья. Учиха Саске знает, что ему нужно отделить свои эмоции от таких граней войны, но... но... (— Если ты здесь, чтобы принести свои извинения, ты можешь оставить их себе. Это не твоя вина. Харуно не двигается. Саске знает, что приближается Харуно — если не по приглушенной чакре, то по шагам. Удивительно, как он привык к своим людям. Саске знает их смех, напряженность в их глазах, их походку. Он знает, что они предпочитают есть, знает, когда они просыпаются, знает об их запасах чакры. Он знает все это о каждом из своих людей, и он знает, что Харуно собирается сказать какую-нибудь обнадеживающую чепуху. Наруто кричал о справедливости. Суйгецу заявил, что отрубит голову каждому шиноби Звука, с которым столкнется. А Харуно? Что Харуно хочет сказать? Чунин усмехается, но без насмешки. — Надеюсь, вы знаете, что это и не ваша вина тоже. Саске смотрит на хитай-ате своего отца, привязанного к рукояти отцовского меча. Он смотрит на хитай-ате своего кузена — Учихи Шисуи. Он смотрит на хитай-ате своего брата… — И вы знаете, что мы… мы все здесь, чтобы сделать все, что нужно, чтобы… — Чего бы это ни стоило? — Затем Саске бросает вызов, переводя взгляд на розововолосого шиноби, стоящего в стороне. В этот момент Саске ненавидит его, ненавидит всем своим существом. Он знает, что это неуместно, но он зол и просто... он не может просто отключить это. Он зол, и он позволит этой ярости подняться и поглотить его целиком. Харуно не вздрагивает. — Чего бы это ни стоило.) ...это невозможно. — Если не Звук, то кто? — Саске рычит, сжимая колено рукой. Видимый глаз Какаши останавливается на Учихе — возможно, последнем шиноби из клана Учиха, и эта мысль позволяет чему-то уродливому и свирепому гноиться в груди Саске, в его сердце. Во взгляде Копирующего ниндзя есть что-то тяжелое, и внезапно Саске чувствует себя так, как будто он снова генин под опекой капитана Хатаке. — Посмотри правде в глаза, Саске, — говорит он прямо, без какой-либо злобы. — Это не соответствует моторике Звука. — Ну и что? — рычит Учиха. — Члены моего клана упали замертво по собственной воле? — Его голос прорезает небольшую поляну. Какаши вздыхает, и Саске впервые задается вопросом, сколько на самом деле лет Копирующему ниндзя. — У меня есть подозрения, но ничего конкретного. — Кто? — настаивает Саске. Когда его заместитель не отвечает, он давит. — Это приказ, Хатаке. Скажи мне, кто это. — Не знаю, — произносит седовласый джонин. И это первый раз, когда Учиха Саске ему не верит..
Сорок пятый и сорок шестой отряды уничтожены. Виновник неизвестен, подозревается Звук. Мы ждем ваших приказов. — Генерал-майор Учиха Саске.
Свиток перевязывается красной лентой и отправляется самым быстрым ястребом. Закон предписывает Саске действовать по приказу Хокаге или Старейшин. Но в тот момент, когда ястреб взлетает, он приказывает своим людям выдвигаться. Он не будет терять ни секунды..
К счастью для него, ему не нужно ждать. Звук сам к ним приходит. Их численность велика, и они сталкиваются на территории Звука. Глаза Саске кровоточат Шаринганом, когда он высвобождает всю свою ярость на шиноби, которые ему не ровня. Он смачивает свой клинок их кровью, рисует шедевр, и каждый его удар наполнен безудержным гневом. Он — ад, он чувствует, как ярость растекается по его венам, и он требует крови — требует жизней — хочет видеть страх в широко распахнутых глазах и вырывать безмолвные крики из перепуганных ртов. Он хочет покрыть землю их кровью и телами, и он хочет убивать, убивать, убивать, потому что, возможно, если он предложит достаточно душ, он сможет совершить обмен и вернуть свою семью..
Харуно Сакура готова, она до мозга костей знает, что она сильна, что может противостоять шиноби, которые ее недооценивают. До сих пор она скрывала свои истинные таланты и демонстрировала только часть из них ради Учихи, ради генерала, который рискует потерять себя из-за собственного безумия. Она раскалывает землю и ломает кости, она наполняет кулаки чакрой острее лезвий и обмазывает себя кровью своих врагов, надеясь, что сможет искупить свою ложь, надеясь, что сможет вернуть своего пропавшего генерала из пропасти, в которую она не может следовать… Она — зрелище, вплетающееся в битву. Именно здесь она преуспевает, демонстрируя свои навыки боевого медика. Неприкасаемая. Вокруг себя она чувствует сигнатуры чакры своих товарищей по отряду — все они кричат от боли, размахивая оружием, клыками и чем-то еще, что они могут использовать, чтобы вырвать жизни своих врагов, отчаянно надеясь разделить агонию своего командира. Они готовы на все ради своего генерала, они слепо преданы ему, Конохе… Но потом она вспоминает проницательные карие глаза и колеблется. Враг Звука, которого она душит, отлетает назад, ломая шею при ударе о дерево, и она моргает, вспоминая, почему она здесь вообще, и это не ради обиженного молодого человека с невозможно темными волосами и еще более темными глазами, с гипнотизирующей структурой костей и сломанным сердцем. Поэтому Харуно Сакура разворачивается и убегает вглубь территории Звука. Ей нужно противоядие. Она делает вид, что не чувствует на своей спине пару разъяренных красных глаз..
Учиха Саске не убегает. Он бежит навстречу. Его тело движется само по себе, когда он видит, как Харуно замирает. Чунин продемонстрировал чудовищную силу — он скрывал это умение, но Саске не так уж удивлен. Он всегда знал, что в Харуно Сейко что-то есть. Саске вытаскивает свою потрескивающую руку из глубины груди ниндзя Звука и, увидев бегущего Харуно, бросается в погоню. — Харуно! Но розововолосый чунин не останавливается. — Харуно! — Щебечет молния, проявление его ярости. — Вернись и сражайся, трус! Он так сосредоточен на беглеце (так сосредоточен и разъярен, предан и испытывающий отвращение), что Саске едва избегает нападения гигантской гребаной змеи. Рычание покидает его, когда он уклоняется от укуса, клыки вонзаются в землю под ним. Он отскакивает от врага, в его глазах крутится томоэ, когда он смотрит на нового противника. На голове змеи стоит человек, бледный мужчина с длинными темными волосами. — Орочимару. — Учиха, — практически шипит Змеиный Саннин. — Итак, ты наконец пришел ко мне. Я ожидал более сильных противников, должен сказать — это приятный сюрприз. Саске заряжает молнией свою катану, не утруждая себя тратить время на любезности. В глубине души он знает, что Харуно давно нет, но его бой здесь, с человеком, ответственным за резню отряда Учиха — он подозревает, что и за смерть его матери тоже, и поэтому он бросается в бой, чакра настолько мощная, что обжигает его пальцы..
Сакура знает, где находится база Звука, если информация Шизуне верна, и она предполагает, что все шиноби, охраняющие ее, вероятно, участвуют в битве — в конце концов, она видела Орочимару. Ее желудок сжимается при мысли о том, что она оставила Саске на произвол судьбы, но Учиха Саске силен и зол, и в его распоряжении остальная часть Сорок седьмого отряда. Они будут сражаться с ним. Работа Харуно Сакуры никогда не заключалась в том, чтобы помогать ему. Она бежит по территории, сердце колотится у нее в груди, когда она в нетерпении пробивает стены… — Ну и кто у нас здесь? Сакура сжимает кулак, зеленые глаза сужаются, когда пыль с щебня рассеивается. Перед ней стоит мужчина, ухмыляясь так, что ей становится немного не по себе. Его очки сверкают, когда он поправляет их на переносице. — Я не ожидал, что кто-нибудь постучится сюда. Есть ли кто-нибудь еще? Конечно, уважаемый генерал-майор не стал бы посылать одинокого жалкого шиноби, чтобы проникнуть на эту базу. Если есть что-то, чему ее научил Саске, так это не тратить время на болтовню. Она атакует первой. Мужчина — медик, как она понимает после того, как он использует скальпель из чакры, — быстр, пугающе быстр и хорошо знаком со всеми жизненно важными органами в ее теле. Его движения эффективны и смертоносны. Сакура ведет его через комнату, маневрируя так, чтобы оказаться рядом с ассортиментом флаконов вдоль задней стены. Его отвлекает их битва и его собственные мысли: Его зовут Кабуто. Он правая рука Орочимару. Он боевой ниндзя-медик. И он не проиграет. Она усмехается, перенаправляя его последнюю атаку простым ударом руки, и легко скользит ногой по земле, вторгаясь в его пространство. Свободной ладонью толкает его прямо в грудь, выбрасывая чакру через руку. Но Кабуто быстр и брызжет чем-то ей в глаза, прежде чем его отправляют в полет. Сакура шипит от боли, осторожно отступая. Эта жидкость была чем-то, что грозило съесть ей глаза. Она слышит, как Кабуто поднимается, и успокаивает свое дыхание… Не теряй контроль. Он делает каждый шаг размеренным, осторожным. Сакура может сделать это, она действительно может. Чакра работает над очисткой глаз от жидкости, но пока ее зрение бесполезно. Она слушает. Смещение его ткани, рыхлые камни, выдающие, где он оттолкнулся от земли, дыхание, он выдыхает прямо перед тем, как сделать выпад вперед. Она уклоняется от его натиска, нащупывает пальцами его рубашку и подбрасывает его к потолку, прежде чем перейти к знакам замены. Когда он возвращается вниз, он проталкивает свои заостренные чакрой руки сквозь бревно. Сакура слышит кап-кап-кап чего-то — труб — где-то за стеной пробирок. Она слышит его проклятия, слышит, как он уходит, так неподвижно, что почти думает, что он упал замертво. Но она, конечно, знает, что это не так. — Ты разрушаешь мою лабораторию, Орочимару-сама этому не обрадуется. Нам нужна эта комната, чтобы подготовить его будущие сосуды. Сакура сосредотачивается на его голосе, на том, как он эхом отражается от медицинского оборудования. Она вспоминает, что видела большую металлическую дверь на левой стене и клетку на правой. Она равномерно дышит. — В таком запущенном состоянии это место не достойно проживания самого молодого генерала Учихи. Ближе. Просто немного ближе. — Это смешно. Теперь можешь выйти из-за полок. Я тебя вижу. Сакура открывает глаза, не обращая внимания на напряжение — ее зрение затуманено, но она видит его, стоящего лицом к шкафу с флаконами, и сильным пинком запускает открытую клетку в его сторону. Он прыгает, избегая ловушки, но Сакура уже готова у потолка и наносит удар ему в живот, отправляя его в металлическую открытую дверь. Она закрывает дверь, гнет ключ своей увеличенной силой. Его испуганные глаза возвращаются к паре сандалий, выглядывающих из-под полки. Сакура подходит к ним, засунув ноги обратно в сандалии. — Ты слишком полагаешься на свои глаза, — говорит она, кладя в карман несколько отборных флаконов — по одному каждого вида, просто на всякий случай. — Это не спасет Учиху Саске. То, что запланировал для него Орочимару-сама, не может быть вылечено простым противоядием. Харуно Сакура — огонь, и ее глаза горят, когда она пробивает кулаком стену, ломая трубы, и уходит, когда вода заполняет комнату. Только когда она выходит из базы, она останавливается, чтобы вытащить свиток, чтобы сохранить драгоценные пузырьки в безопасности, сунуть свиток в футляр и застегнуть его в кобуре для оружия… Скоро, Шишоу..
Она — огонь, и она оставляет за собой разрушение, когда мчится через Звук, торопясь обратно к битве, обратно к своему отряду, обратно к своему генералу. Она не уверена, что увидит, когда вернется — поле битвы, разбросанные тела, землю, настолько пропитанную кровью, что она будет светится красным под ярким солнцем. Она ожидает, что ее товарищи по оружию устанут от сражения, она ожидает, что они спросят, где, черт возьми, она была, ожидает, что Наруто скажет ей, что она пропустила все веселье, ожидает, что Саске объявит ее предательницей, лишит титула. Она ожидает его гнева, его ярости, его ненависти. Все, что она видит, это: Ее друзья, втянутые в собственные сражения, Копирующий ниндзя, вступивший в яростную войну с гигантской змеей, а Саске вообще не было видно. Не думая — это не требует лишних мыслей — она использует свою чакру, чтобы найти его, она знает ее, слишком хорошо знает его сигнатуру и следует за ней. Она чувствует, как слабо пульсирует его чакра, и она прослеживает его, чтобы найти четырех убегающих шиноби. Она также может обнаружить Генму и Суйгецу и она благодарна за то, что у Саске есть люди, на которых он может положиться, чтобы остаться с ним, когда она не может; не может, потому что она уже поклялась в своей верности кому-то другому. Сакура догоняет их на вершине горы. Река мчится вниз, но ее оглушительный рев не сравнится с криками войны. Она прибывает вовремя, чтобы вбить одного в землю, ее кулак раскалывает череп. Оказывается, остался только один. Два джонина ухмыляются при ее появлении («Эй, Харуно, добро пожаловать на вечеринку!») и сосредотачиваются на последнем оставшемся шиноби. Мужчина охраняет контейнер, в котором, как она знает, находится Саске — он покрыт печатями, но изнутри доносятся приглушенные крики. Он в порядке. Он жив. И он взбешен до чертиков. Суйгецу и Генма вступают в бой с последним противником, и Сакура направляется к контейнеру, задаваясь вопросом, сможет ли она просто ударить по нему, чтобы освободить Саске (она не может, она пытается). Она притягивает чакру к своим рукам, используя все имеющиеся в ее распоряжении техники, но безрезультатно, и она зовет его по имени таким хриплым голосом, что крики внутри стихают. — Харуно? Он звучит так… Взрыв отбрасывает их в реку, и все, что Сакура может сделать, это ухватиться за контейнер. Она использует свою чакру, чтобы удержать его, крепко обхватив его обеими руками. Но река беспощадна и они быстро плывут вниз по течению, подальше от боя. Течение сильное, и Сакура бьется о камни, отказывается отпускаться вниз и изо всех сил пытается оставаться над водой. С опозданием она беспокоится, что Саске тонет внутри, но слышит, как он ругается. Она слышит треск его чидори. Чувствует тепло его катона. (Где-то вдалеке она слышит хор аплодисментов, проклятия, выкрикивающиеся в воздухе в ликовании.) Затем контейнер вырывается, и она так поражена, что задыхается. Взрыв отбрасывает ее назад, слишком далеко, и генерал исчезает под поверхностью воды. Сакура мчится вдоль берега реки, пытаясь не отставать, но река быстрая, и она потеряла его из виду, и она слышит раньше, чем видит рев водопада впереди. Она прыгает к дереву, склонившемуся над утесом, чакра у ее ног защищает ее, и, чувствуя мерцающий пульс его чакры, швыряет свою леску в реку и надеется, несмотря ни на что, что она поймает… Есть! И она тянет за леску. Учиха Саске выныривает из реки, хватая ртом воздух, леска свободно обвивается вокруг его туловища, и он смотрит на нее так, как будто никогда раньше не видел, и улыбка с облегчением расплывается на ее лице, и она даже не замечает, что он все еще злится, потому что с ним все в порядке, и он пристально смотрит на нее, и все так, как должно быть, и… Треск! Сакура видит, как расширяются его глаза, когда она падает, и он падает, и они сталкиваются (его руки инстинктивно обвивают ее, но в ее кричащих мыслях нет места, чтобы копаться в этом дальше). Она позволяет своей чакре пульсировать, гудеть, обвивая их обоих, пока они мчатся вниз, вниз, к основанию водопада. Его пальцы обжигают, обжигают ее спину, и последнее, что она видит, — это черный цвет, который сменяется красным..
Сознание приходит к нему волнами: сначала шум журчащей реки во мраке его разума, затем ощущение пронизывающего холода, а затем, наконец, воздух… Он садится, его легкие кричат, и Саске кашляет, выплевывая воду. Он сгибается пополам, ложится на влажную траву, его руки бледные и морщинистые. Вопросы атакуют его мысли (где я, что случилось, где Орочимару, я мертв?), и он поднимает голову, взгляд падает на ссутулившегося Харуно. Все становится на свои места, и он вспоминает. Саске помнит, как эскадрилья шиноби Звука задержала его, он помнит, как Харуно (ты гребаный мудак, ты предатель, ты…) убегает. Он помнит перекликающиеся крики и ругательства, и его имя, выкрикиваемое снова и снова с разными голосами и интонациями, и он помнит сдавленный крик Харуно (когда он вернулся, почему он вернулся?). Он помнит, как, наконец, вырвался из своего заточения, и вода хлынула в его легкие. Он помнит круглые зеленые глаза, расширенные от испуга. Он помнит порезы лески на своей коже даже сквозь одежду, они были такими острыми, и слезящиеся зеленые глаза, переполненные облегчением и любовью, и… Он помнит падение. Шум водопада все еще слышен, и он смотрит вверх по течению — они уплыли далеко от него. А потом он встает, бросается к неподвижному чунину, переворачивает его и... и... И все обретает гребаный смысл. Черные глаза сливаются с чуть более темными пастельно-розовыми волосами, прилипшими к изогнутым щекам; рот бледный и слегка приоткрытый; а рубашка, лишенная оби, соскользнула с тонких плеч и распахнулась; и даже через сетчатую броню Саске может сказать (это так очевидно, как оно так долго ускользало от него?), что броню сглаживают плавные изгибы. На этом осознание не останавливается, его взгляд скользит вниз по ее (потому что теперь нельзя отрицать, что Харуно — женщина) плоскому животу, и он сжимает зубы, останавливая взгляд на изгибе ее талии и выпуклости ее бедер. В свободной одежде ей хорошо удавалось прятать это, но она промокла, и ткань прилипла к каждому изгибу ее тела, и Саске не может дышать. Не может думать. Не может двигаться. Харуно шевелится..
.