.
19 июля
.
Что станет с принцем без семьи? Что станет с наследником, когда то, чем он правит, обращается в прах? Клан Учиха почитается в Конохе (Почитался, — думает Саске, сидя в темноте), а его отец был главой. Что происходит с телом, когда отрубают голову? Оно умирает. Все, чему он научился, все, чем он дорожил, во что смел верить, было так старательно вырвано из его рук. Его будущее было отнято, растерзано стервятниками, оставив после себя только неузнаваемую тушу, и из этих гниющих костей Саске должен собрать куски, которые он может спасти, иначе он полностью потеряет себя в горе..
(— Я не могу… — выдыхает Саске, съеживаясь над телом брата и изо всех сил стараясь прижать рану. — Итачи… — имя срывается с таких же разбитых губ, когда он смотрит, как его брат, единственный ближайший родственник, который у него остался, тихо ускользает из его пальцев. Кровь теплая, и это просто смехотворная ирония, думает Саске. Тепло — это комфорт, дом и утешение, но когда есть кровь, столько крови, что она окрашивает землю, окрашивает мир в безжалостную безысходность, где покой? Он находится на поле боя, его товарищи выведены из строя, а его брат истекает кровью, и его трясет. Почему? Почему всегда должно быть так много крови? Почему всегда должно быть так много смертей? («Как вы думаете, вселенная накажет нас за то, что мы делаем?» — он вспоминает мягкий, отстраненный голос и думает о зеленых глазах, голубом озере и мимолетной простоте этого момента.) Саске качает головой. Возможно, думает он. Но не в том случае, если Саске сможет помочь. Он хватает своего брата и с тем небольшим количеством чакры, что у него осталось, уносится прочь. Он не уверен, где оставил своего брата, только надеялся, достаточно далеко. Чакра, предложенная Саске, оставляет ожоги на плечах Итачи, но это должно быть последней заботой старшего Учихи. Все, что может сделать Саске, это надеяться, что кто-то найдет его и поможет. — Продолжай двигаться вперед, хорошо? — шепчет он, отступая от тела своего брата. — Мы все исправим. И если я не смогу, я знаю, что ты сможешь. И он возвращается обратно в Коноху.).
У Саске нет ответов, нет руководства, и его существование в тюрьме можно описать только как поток теней и кошмаров. Он сидит на полу своей камеры, все еще залитый кровью Учихи, и смотрит в никуда. («Эй! Ублюдок! Я с тобой разговариваю!») Его отец. Мертвый. Мертвыймертвыймертвый и его предательство... («Черт возьми, Саске, перестань!») Его брат, возможно, до сих пор истекает кровью. («Мы вытащим тебя оттуда, хорошо? Ты меня слышишь?») Несмотря на его подавленное состояние, ярость нарастала вместе с ним, укрепляя столбы, смытые кровью и молнией. Учиха Саске из Страны Огня, и из пепельных останков своей семьи он своей жизнью восстановит их наследие. — Это такое дерьмо, что ты не заслуживаешь быть там! Мы не позволим им казнить... — Что ты знаешь о том, чего я заслуживаю? — Саске набрасывается, устремив стальные глаза на блондина, чьи руки цепляются за прутья его камеры, как за спасательный круг. Наруто замирает, голубые глаза горят даже в темноте. — Не будь идиотом! — рычит он, обнажая клыки. — Я знаю, что ты не чертов предатель! Я знаю, что ты никогда не предашь Коноху!.. Предать Коноху? Ад толкает его вперед, и его рука находит горло подчиненного, рука аккуратно проходит между щелями в решетке. — Что, черт возьми, ты знаешь? — Саске рычит. — Ты меня не знаешь! Ты не знаешь мою гребаную семью и уж точно не знаешь Коноху! — Саске, — лениво растягивая слова, его предупреждает седовласый джонин, прислонившийся к стене, скрестив руки и ноги, демонстрируя полную беззаботность. (Но Саске знает Какаши, и никакая лень не сможет его обмануть — этот человек — сжатая пружина). Его пальцы разжались, и он убрал руку, переводя взгляд на своего заместителя. — Парни, вас здесь быть не должно, — говорит он. Если Наруто и возмущен нападением, он не показывает этого, только в ответ ударяет кулаком по металлическому пруту. Отголоски наполняют грязный воздух. — Черта с два мы позволим им сделать это с тобой, ублюдок! — А почему, черт возьми, нет? — Саске насмехается, склонив подбородок к чунину. — Потому что! — Наруто восклицает: — Ты невиновен! Ты не… Но абсолютная ненависть на лице Саске заглушает возражения блондина. — Я виновен. — Что за хрень ты несешь, ублюдок?.. Напряженная тишина, затем признание: — Я отпустил Итачи. Какаши распутывает свои конечности и уходит вглубь комнаты, кладя руку на дрожащее плечо Наруто. — Он говорит правду, — тихо заявляет Копирующий ниндзя, изучая своего генерала единственным глазом. — Мы ничего не можем сделать. Он совершил вопиющую измену. — Ты... Саске отворачивается, потому что не может видеть полное опустошение на лице своего подчиненного. Наруто всегда был самым оптимистичным в отряде, как бы он ни раздражал, его нрав поднимает боевой дух. Видеть, как рассыпается такое радостное лицо, видеть боль, неверие, это ломает то немногое достоинство, что осталось у Саске. Он закрывает глаза, не двигаясь, когда Наруто развязывает душераздирающую обличительную речь, заставляя его сжимать руки кулаками по бокам. Узумаки не самый острый кунай в оружейной сумке, но в этот момент кажется, что каждое слово, которое он использует, каждое оскорбление, которое он использует, специально создано для того, чтобы разрезать Учиху Саске на ленточки. И спустя долгое время после того, как Какаши насильно вывел блондина из комнаты, спустя много времени после того, как их шаги стихли и Саске снова познакомился с безнадежной тьмой и ухмыляющимися тенями, Учиха шепчет: «Простите». Слова лениво висят в воздухе, ища ушей, чтобы упасть на них, но находят только пустоту, поэтому они мерцают в мгновенном существовании, прежде чем исчезнуть в тяжелой тишине. Саске не уверен, перед кем он извиняется и за что извиняется. Учитывая неизбежную казнь, он думает, что, возможно, извиняется за все перед всеми. Он думает о матери, о ее нежных руках и резких выговорах. Он думает о своем отце, чей стоический характер был непроницаем, чье одобрение, хотя и заработанное тяжелым трудом, было всем. Он думает о своем брате, который неизменно поддерживал его во время тренировок. А потом он думает о капитане Хатаке, который взял его под свое крыло, как будто он был его собственным сыном; он думает о Суйгецу, который остался с ним, несмотря на то, что не имел никаких связей с Конохой; он думает о своем отряде, непоколебимо преданном ему и его делу, стремящемся служить и заставлять его гордиться. Учиха Саске, потеряв обе свои семьи, превратился в ничто. Нет, это не совсем так — у него все еще есть монстры, которые рыщут во тьме его разума..
20 июля
.
Он слышит шаги, прежде чем дверь в его камеру открывается. Тень стоит на пороге и останавливается, словно удивленная, обнаружив, что Учиха все еще здесь. Саске поднимает голову, глядя на незваного гостя, с тщательно отсутствующим выражением лица. Хотя фарфоровая маска смотрит в ответ, он знает, кто это. АНБУ движется вперед, жестом приглашая Саске подойти к решетке. Он делает это, предлагая свои запястья; быстрые руки надевают на него блокирующие чакру наручники, прежде чем открыть камеру. Железо скрипит и стонет, и Саске ненадолго задается вопросом, мог ли он вырваться из тюрьмы, но как только эта мысль появляется, чувство вины прогоняет ее прочь. Он мог бы бороться за свою свободу, но тот факт, что он остался, что он молчит, является свидетельством того, чего, по его мнению, он заслуживает. — Итак, — усмехается знакомый голос, — каков твой план. Саске устремляет свои темные глаза вперед, двигаясь по коридору, АНБУ следует за ним. — Ты нарушаешь протокол, — отвечает он. — Все еще невыносим, как всегда. Его губы дергаются от этого тона, но он не отвечает. Вместе они выходят на дневной свет — солнце едва поднялось над восточными холмами, а небо приглушено. По крайней мере, Саске еще раз увидит восход солнца, и, может быть, только может быть, это будет достаточно захватывающе, чтобы отвлечь его от лезвия, которое, как он знает, обезглавит его. Если он достаточно сосредоточится на цветах, разливающихся по небу, возможно, он сможет даже представить стройный силуэт, проходящий через изящные ката. Есть аудитория. Конечно, есть. И в этот момент Саске ненавидит эту деревню, этих Старейшин, мертвого Хокаге (холодного и безжизненного — лучший вид для этого ублюдка, думает он). АНБУ подводит его к платформе, кладет руку ему на плечо, заставляя встать на колени. Перед ним бревно с выемкой; засохшая кровь окрашивает дерево. Старейшины стоят перед ним с обвиняющими, отвращенными и испуганными глазами, когда они смотрят на Учиху, который, как они подозревают, знает их гребаные секреты (и он задается вопросом, есть ли вообще доказательства, если он сможет их найти, но какой в этом смысл, когда его судьба заканчивается вот так?). Саске смотрит в ответ с такой свирепостью, что чакра, сдерживающая наручники, потрескивает от электричества. Рука на его плече сжимает его, что он интерпретирует как извинение. Темные глаза оглядываются на собачью маску и тут же смягчаются. Серебристые волосы выглядывают из-под нее, ловя первые лучи солнца. Он надеется, что его заместитель не запланировал ничего глупого, какой-нибудь последней отчаянной попытки спасти его (и, по его мнению, Наруто лучше не уходить в сторону от справедливости, доверии и духе товарищества). Хватка капитана длится слишком долго, когда он, наконец, убирает руку в перчатке, Саске не может сдержать холод, который сменяет ее. Какаши занимает свое место среди остальных охранников АНБУ, а Саске переводит взгляд на горизонт. Все исчезает вслед за небом, кровоточащим розовым и оранжевым. В свои последние секунды он думает не о мести, ненависти, огне и смерти, а о счастливых моментах — это воспоминания, которые он хочет взять с собой в могилу, и, возможно (возможно, возможно) это то, что будет приветствовать его в будущем. Онигири его матери, нежное одобрение отца, добродушные вызовы брата и… (Палач обнажает топор, металл звенит...) ...и он думает о хронических опозданиях Какаши, непрекращающихся насмешках Суйгецу и попытках Генмы устроить ему перепихон... (...оружие рассекает воздух...) ...и он думает о лени Шикамару и громком неуважении Наруто и... (...резкий свист.) ...о розовых волосах, которые под луной становятся бледно-лиловыми, радужных зеленых глазах и мягком выдыхании его имени на раздражающе потрескавшихся пухлых губах... Сдавленный вопль Наруто (и: Нии-сан, надеюсь, ты привлечешь их к ответственности), затем... ...ничего.
.
Затем следует мучительная боль. Огонь опаляет его вены — но не тот огонь, который он знает. Это не огонь Страны Огня, который пронзает его, это ножи, прорезающие себе путь внутри его тела. Каждый синапс взрывается, каждый нерв трещит и превращается в пепел. Не существует ничего, кроме раскаленной добела беспощадной агонии..
26 июля
.
Первый вдох болезненный; это осколки стекла врезаются ему в глотку, и в горле чувствуется першение. Второй вдох не намного лучше, но он открывает темные глаза. Третий вдох прорывается как хрип. Все эти вдохи происходят в одно мгновение, и Учиха задыхается, наполняя свои легкие, как будто он был погружен в воду в течение нескольких часов. Ничего не приходит к нему, ни тогда, когда его тело нуждается в кислороде, ни когда этого требует его кровь, и Саске садится на койку, когда электрический разряд пронзает его конечности. Его мышцы напряжены, кожа натянута, он… ....он умер? Угольные глаза оценивают: Комната знакомая — больница Конохи? Он голый, смятые простыни упали ему на пояс. К нему подсоединены провода, ровный писк монитора — единственная слышимость его пробуждения. Его сердце колотится о грудную клетку, когда он изучает свои дрожащие руки. Те же самые руки тянутся к затылку. Под прядями темных волос он чувствует шрам. Его пальцы сгибаются к горлу, скользя по изгибу шеи… ...острая боль, пиздец как много боли, больбольболь он не может дышать не может думать не может... ...затем наступает темнота..
28 июля
.
Второй раз, когда он просыпается, все менее драматично. И кто-то есть рядом с ним. — Саске-сама, как вы себя чувствуете? Вдох. Выдох. Учиха медленно садится, рассматривая своего посетителя. — Кто ты? Блеск очков, понимающая улыбка. — Меня зовут Якуши Кабуто. По словам Кабуто (и почему это имя звучит так знакомо?), Саске действительно был практически обезглавлен, когда Звук начал атаку на Коноху. Это была резня шиноби, если верить медику. — Итак, Коноха… Улыбка Кабуто похожа на битое стекло, острое и опасное, когда он отвечает: — Пала. — Как я выжил? — Вы должны благодарить за это Орочимару-сама. Черные ледяные глаза сужаются от имени, от намека. — Я не просил его спасать меня, — рычит Саске, но медик только пожимает плечами. — Орочимару-сама ничего не делает ради других людей, — пренебрежительно говорит он. — Не смотрите так мрачно, Саске-сама! Он дал вам свою силу, — и Кабуто склоняет голову, его взгляд останавливается на замысловатом проклятом знаке на шее Учихи. Рука Саске автоматически летит к месту, которое обжигалось раскаленной добела болью в первый раз, когда он проснулся. Он чувствует выпуклый узор на своей коже, три томоэ. Его брови хмурятся при ощущении: — Зачем? Кабуто усмехается, надвигая оправу на переносицу. — Видите ли, ему нужен новый сосуд. — Назови мне хотя бы одну причину, по которой я не должен просто убить тебя, — требует Саске. Но цоканье из зала привлекает его внимание. Темные глаза подскакивают к двери, и бледное лицо ухмыляется. — Не будь таким неблагодарным, Саске, — звучит как чистое шипение. Орочимару скользит в комнату, и внезапно воздух становится холодным и гнилым. — Ты останешься верным деревне, которая повернет свой меч против тебя? Против твоей семьи? Общие воспоминания Итачи мелькают в ожесточенных глазах: (— Я слышал, что нас с тобой считают преемниками Йондайме. Фугаку не отрывает взгляда от бумаг на своем столе, хмуро глядя на карту, украшенную бесчисленными булавками. — М-м. — Как глава клана, я полагаю, что ваш конфликт интересов… — Мои интересы связаны с тем, что будет лучше для Конохи. — Ты имеешь в виду, что будет лучше для Учих. Глава клана пожимает плечами: — Учиха верны Конохе, Данзо. А ты?.
«Новым Годайме должен был стать Фугаку Учиха». «Данзо вступил в сговор со Старейшинами ради титула!» «Он объединил Старейшин против Учих, они стремятся подавить нас, они боятся нашей силы». «Данзо согласился переместить наш район на окраину деревни, подальше от центра…» «Мы не преступники, за которыми нужно следить!» «Это возмутительно!») — Моя верность никому не принадлежит, — настолько убедительно, что Саске почти верит в это. Орочимару лишь усмехается. — Нет, ты верен мне. Это моя сила, заключенная в этой метке, моя сила спасла тебе жизнь. А взамен ты однажды спасешь жизнь мне. — А если я откажусь? Змеиный Саннин ухмыляется. Саске не видит, как он что-то делает, но боль, которая вырывается из его шеи, выводит его из строя..
Саске узнает, что отсутствовал неделю. Неделю, в течении которой Звук официально захватил Коноху. Темные глаза смотрят на тихие улицы, кровь и внутренности, которые рассказывают историю беспощадной битвы. Кабуто сказал, что это была резня шиноби. Никаких отрядов, никаких Старейшин. Остаются только мирные жители, которые подчиняются в страхе. Он не знает, что он чувствует..
(— Микото! Сломленный, задушенный, отчаявшийся. Слезы капают и растворяются в крови, которая ореолом окружает красивое бледное лицо..
— Хокаге-сама, вы вызывали меня? Долгий взгляд наполнен поверхностным сочувствием. — Это был Звук, генерал Фугаку. — Как вы можете быть уверены? — Змеиный Саннин искал твоего младшего сына, чтобы украсть, обучить и подготовить. Сосуд на будущее. — Почему моя жена была единственной… Скрип стула, клубок дыма из трубки. — Разве это не очевидно? Она защищала маленького Саске. — Ни один из стражей не упомянул, что видел Орочимару, — обезоруживающе спокойным голосом передает Фугаку. — Думаете, это мог сделать кто-то другой? У кого еще есть мотив и средства? — встревает старуха, которая служила Старейшиной далеко за пределами своей полезности. Фугаку смотрит на Совет, на Годайме. Они лгут сквозь зубы, он знает это. Его руки сжимаются в кулаки по бокам. — А-а. Вы правы, — признает он, хотя его хмурый взгляд говорит о другом..
Суровость делает его голос глубже, недоверие обостряет его разум, злоба говорит: «Мы выступим против Конохи. Мы будем править ими, это наше право с рождения. Огонь бежит по нашим венам, в наших глазах».).
Проснувшись, Саске планирует различные способы побега — будь то физически из деревни или… Любые необходимые средства. Но за ним наблюдают, и он даже чихнуть не может без ведома Орочимару. Саске решил, что единственный выход — сражаться, поэтому он тренируется. Ему позволено, даже поощряется, настаивает Орочимару, чем прочнее сосуд, тем лучше. Так что он восходит вместе с солнцем и выполняет свои ката, практикуется со своим клинком, спаррингуется с шиноби Звука. После его смерти (и эта мысль выбивает его из колеи, как будто он недостойный, проклятый) он так слаб, что даже жалок, и еще больше ненавидит себя. Что это за существование? Пережить неминуемую смерть, но остаться частью того, кем ты когда-то был, и во власти другого? Это не существование. Это епитимья, а может быть, это все-таки кара Вселенной для него?.
4 августа
.
Проходит еще неделя, прежде чем Орочимару начинает учить его контролировать свою печать, использовать ее силу. Это неудобно и чуждо в его крови, но Саске не может отрицать, что прилив силы бодрит. Он тренируется еще усерднее. Саннин доволен его стараниями, и Саске получает больше свободы в деревне. Помогает то, что его проклятая метка достаточно укрепляет его навыки, чтобы угрожать любому, кто может бросить ему вызов. Итак, Саске исследует. Остатки дома, который он когда-то знал, представляют собой не более чем обломки, но, как ни странно, Звук оставил район Учиха нетронутым (гражданские боятся его так же, как и Звука, и Саске думает, что вопиющий ужас на их лицах заставляет кунаи скручиваться), и он задается вопросом, заключил ли его отец сделку с Орочимару, или это было сделано, чтобы успокоить Саске..
(— Мы создадим союз со Звуком — вместе мы уничтожим Коноху, и она станет нашей. — Орочимару не из тех, кто делится властью, — произносит Итачи. — И не делает ничего без своей выгоды. Фугаку спокойно смотрит на сына. — Он хочет кое-что взамен. — Что? Заместитель Фугаку говорит: — Сосуд. Итачи хмурится, зная о склонности Змеиного саннина вселяться в новые тела, чтобы выжить. — Сосуд, — скептически повторяет он. К его ужасу, отец отвечает без капли чувства и колебания: — Саске.).
Ни одна из этих мыслей не успокаивает его бурлящий гнев, поэтому он разрушает тренировочную площадку Учиха, показывая великолепную демонстрацию подавляемой ярости. Его пламя горит жарче, его молнии более свирепы, и когда тьма ползет и ползет призрачными узорами по алебастровой коже, подпитывая его гнев, его чакру, он обволакивает себя страданием с намерением уничтожить, уничтожить, уничтожить. В конце он стоит на четвереньках, тяжело дышит, кашляет кровью на землю, и Учиха Саске ненавидит все — Орочимару, своего отца, Коноху — но больше всего он ненавидит себя. Он ненавидит себя и все, за что борется: предательство Учих, падение Конохи, преемник Саннина. Он ненавидит каждое проклятое дыхание, сорвавшееся с его губ, ненавидит силу, о которой никогда не просил, и ненавидит то, что он благодарен (так чертовски благодарен) за то, что вообще жив..
Саске лежит на спине посреди разрушенной тренировочной площадки и смотрит на звездное небо. Он думает, что их миллиард, и никто бы и глазом не моргнул, если бы хоть одна исчезла. Он поднимает руку, изучает свою ладонь; он светится под лунным светом. Он осторожно берет кунай, проводит линию по центру и наблюдает, как полоса крови окрашивает его кожу. В чем смысл? В чем, черт возьми, смысл? Он закрывает глаза, опускает руки в стороны. Смутно он вспоминает, что сейчас конец лета и что его день рождения уже прошел..
15 сентября
.
Совершенно случайно Саске подслушивает обрывки разговора: — Есть сведения о деятельности повстанцев… — Тс-с, не так громко! И вдруг он понимает свое предназначение, почему он жив, почему его пощадили и почему он там, где он есть. Вселенная не наказывает его, она дает ему средство искупления. Нити судьбы вырисовываются перед ним, клубки разворачиваются, открывая другой конец нити, и впервые после своего возвращения к жизни он чувствует, как его самые сокровенные желания и стремления оживают вместе с приближающейся неожиданностью: он не выжил для цели служения Орочимару, он выжил, чтобы помочь уничтожить саннина, он жив, чтобы сражаться за Коноху, чтобы восстановить честь своего клана (и, может быть, просто, может быть, есть еще одна давняя причина, которая прячется в мозгу его костей, чего он еще не готов признать)..
Район Учиха почти не тронут, и именно здесь Саске проводит большую часть своего времени. Обычно он неустанно тренируется, и большинство других шиноби держатся подальше от него только по этой причине. Вот почему Саске может найти свиток в курьерском здании, вызвать ястреба-посланника (невзрачного и обычного, но с острыми глазами) и отправить его. Если ястреб не найдет адресата, он вернется с посланием, и Саске узнает об этом. Но если он вернется без сообщения… Он не позволяет себе возлагать слишком большие надежды, наблюдая, как птица исчезает в небе..
17 сентября
.
Единственный недоверчивый глаз смотрит на послание. Он знает эти обдуманные штрихи, знает аристократическую руку, которая их нанесла. Он понимает, что ястреба тоже знает — темные перья с оранжевыми вкраплениями. Ястреб-курьер Учиха. Это невозможно. Это невозможно. Но один взгляд на сообщение говорит об обратном:«Ястребы наблюдают за своей добычей.
Така»
.
Така. Така. Сомнений нет, думает Какаши, комкая послание в ладони. Саске жив..
.