Если

Эй, кузнец, пока пылают горны,

Выкуй мне титановые ступни.

Потому что любят непокорных,

А ещё сильнее — недоступных.

С. Монова

      На дворе был конец февраля. Солнце, кажется, тогда полностью поверило в название Туманного Альбиона, и за весь месяц в столице британцев небо очистилось от облаков лишь на один день.       Софи Конан Дойл не любила сырость. Она, ведомая прочно впечатавшейся в ее гены памятью предков, хмурясь от непогоды, весь последний месяц зимы ждала снег. Периодически он начинался — редкий и почти незаметный, медленно опускался с неба, но, не достигая земли, таял, превращаясь в мелкую морось, которую вовсе не замечали жители Лондона, но которая оставляла грязные разводы не только на стеклах очков доктора филологии, а вдобавок и, кажется, на ее душе.       Она вполне обустроилась в университете, мирно преподавала, даже обзавелась приятным знакомством среди коллег и почти привыкла к высоко интеллигентному британскому акценту. Была только одна вещь, которая ее все еще порой раздражала, и сейчас эта вещь сидела напротив нее в кресле, закинув ноги на подлокотник. — Миссис Хадсон постоянно говорит, что она наша домовладелица, а не домработница, — заметила Конан Дойл, посмотрев на сыщика поверх листа газеты. — И? — тот выпустил изо рта колечко дыма и стряхнул пепел с сигареты на ковер. — И Эдвард Шумахер подал заявку на патент пепельницы в 1915 году, что означает, что ты уже почти 95 лет официально отстаешь от технологий современности. — Пепельница у нас — а точнее, у меня до твоего приезда — только одна, — буркнул Холмс. — И ее отобрали русские эмигранты, как и почти все в этом городе. — Эмиграция — капля крови нации, взятая на анализ, — заметила Софи.       Она положила газету на колени, стряхнула пепел с сигареты в нужное место и взяла в руки стакан. — Бога ради, — Шерлок поморщился. — Все русские такие нудные? — Это ты мне говоришь про нудность? — доктор отпила коньяк. — Сам изнываешь без дела вот уже третий день. — Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа, — ответил тот, вновь потянувшись к карману за пачкой. — Это писал Пушкин, — Софи вернула стакан на место и вновь взялась за газету. — Зачем тебе эта информация? — Это моя работа: пить и все знать, — парировала та. — Мне казалось, тебе наскучили стереотипы о русских. — Определенно наскучили, но если я не буду согреваться изнутри, здешняя погода скует холодом мои внутренности и тело, и я превращусь в нудного хама, скучающего без работы и портящего ковер в съемной квартире.       Холмс в ответ только фыркнул. В дверь внизу позвонили. — Возможно, тогда твое общество среди напыщенных идиотов в университете станет более органичным, — бросил Шерлок. — Мне казалось, я даже дома нахожусь в таком обществе, — огрызнулась Конан Дойл. — Кто-нибудь откроет? — крикнула снизу миссис Хадсон. — Кажется, звонят. — К тебе клиент, — заметила Софи. — Нет, сегодня воскресенье, и сейчас 8 утра, — протянул Холмс, вновь затягиваясь сигаретным дымом. — Если бы это был клиент, он бы ворвался в квартиру, не стуча — так как в такое время приходят только те, с кем произошло нечто из ряда вон выходящее. Прием начинается в девять. — Шерлок! Софи! — снова крикнула их домовладелица.       Конан Дойл, смерив Холмса тяжелым взглядом, отложила газету и поднялась с места. В это время внизу хлопнула дверь — кажется, у хозяйки дома сдали нервы. Доктор филологии покачала головой и двинулась к входу в гостиную: — Миссис Хадсон, мы… — Не спеши, Софи, — на лестнице раздались шаги. — Всего лишь посылка, — через минуту женщина появилась в комнате с коробкой в руках. — Говорят, вы заказывали. — О, — Конан Дойл кивнула и указала на сыщика через плечо. — Это Шерлоку.       Тот принял в кресле привычное положение, когда его соседка забрала посылку и поставила ее рядом с ним, а потом вышла из комнаты, скрывшись на кухне. — Шерлок, с каких пор ты заказываешь технику? — искренне удивилась миссис Хадсон.       Мужчина лишь пододвинул к себе коробку, вытащил из кармана халата канцелярский нож и вскрыл посылку. Посмотрев на нее, он перевел взгляд в сторону, куда только что ушла Софи: — Это пылесос! — воскликнул он, чтобы Конан Дойл точно услышала. — Верно, — крикнула в ответ она. — Угадай, зачем, — в ванную хлопнула дверь.       Холмс прищурился, будто бы пытаясь просканировать ее сквозь стены. — Ой, я знаю! — хлопнула в ладоши домовладелица. — Миссис Хадсон, кажется, у Вас внизу что-то убегает из кастрюли, — потянул воздух носом Шерлок. — Ох, точно! — дама тут же покинула гостиную своих квартирантов, поведясь на уловку сыщика.       Когда Конан Дойл спустя десять минут вышла из ванной, и вернулась в комнату, в которой оставила детектива, она невольно остановилась, увидев то, что никак не ожидала: — Ты разобрал пылесос. — Отличное наблюдение, — фыркнул Холмс, уже лежащий на диване. — Догоняю технологии современности. — Хорошо, — Софи кивнула и прошла на лестничную площадку.       Когда она чем-то зашуршала у вешалки в коридоре, детектив повернул голову: — Ты куда? — В университет, — Конан Дойл надела пальто и взяла сумку. — Сегодня у тебя нерабочий день. — Отличное наблюдение, — крикнула Софи уже с лестницы.       Может показаться, что эти двое друг друга не переносили. Поверьте, это ошибочное суждение — в Лондоне в те дни, пожалуй, не было людей, которые сосуществовали столь же мирно.       Конечно, были определенные сложности: Конан Дойл не любила, когда в доме ходят в обуви, не слишком радовалась, когда находила в холодильники части тел, которые Холмс принес из Бартса для экспериментов, аналогично не была в восторге от научной лаборатории, развернувшейся на их обеденном столе, а также от периодических драк в гостиной, хамства своего соседа и бомжей людей из его «сети бездомных», которые приносили ему какие-то сведения. Шерлоку же не нравилась дотошность Конан Дойл, вечно играющая из ее комнаты по вечерам «Happier» и то, как она вслух произносила то, о чем другие в его присутствии только думали. Хотя, последнее не раздражало, скорее — удивляло то, насколько тонко она подмечала то, что бесило в нем других людей, не спускаясь при этом до оскорблений и шуток, которыми не гнушался даже Майкрофт.       Было то, что перечеркивало их разногласия и недомолвки. То, что оба ценили выше всего, а потому закрывали глаза на все, что могло заставить любых других соседей разругаться в пух и прах. После дела дамы в розовом прошло полтора месяца, и редким был случай, когда Холмс расследовал дело в одиночку.       Он давно отбросил идею о том, что Конан Дойл — засланный агент. Ее не выводили из себя ни органы в холодильнике, ни его игра на скрипке в четвертом часу ночи, ни его попытки разозлить ее — все предыдущие люди, пытавшиеся подобраться к нему по разным причинам, сбегали и после куда более мелких трудностей, и на их место приходили новые. Софи же их соседство, кажется, не доставляло неудобств.       Вероятно, именно поэтому, когда всего через два дня после их первого совместного дела к детективу пришел клиент, а Конан Дойл поднялась из своего кресла, Холмс в свойственной ему манере «предложил» ей остаться. — Шерлок, к тебе клиент! — крикнула снизу открывшая дверь миссис Хадсон. — Я буду у себя, — тут же сказала Софи, вставая и закрывая книгу. — А можешь принести пользу обществу, — ответил Шерлок.       Доктор нахмурилась: — Тебя не волнует состояние общества, не пытайся взять меня «на слабо», — она отвернулась и пошла к выходу. — Шерлок, пускать? — раздался снизу голос домовладелицы. — А что, тебя можно взять «на слабо»? — Нет. — Спорим?       Конан Дойл остановилась, посмотрела на соседа и тяжело вздохнула: — Миссис Хадсон, приглашайте! — крикнула она, возвращаясь в свое кресло.       Софи зашла в кабинет, закрыла за собой дверь и повернулась лицом к рабочему столу и огромному окну, выходящему на университетский дворик. Чем-то это помещение напоминало ей то, в котором она трудилась в Колумбийском последние несколько лет — периметр комнаты был заставлен шкафами из темного дерева с витражными дверцами, которые в редкий солнечный день занимательно играли переливами лучей света. Посередине кабинета стоял массивный стол с, что называется, «преподавательским креслом» — темно-оранжевым кожаным стулом с высокой спинкой. С другой стороны стояло два обитых мягкой тканью темно-зеленых кресла и кофейный столик с резной ножкой.       Несмотря на обилие книг, бумаг и растений, которые Конан Дойл искренне любила, а потому заселила свой кабинет, кажется, уже доброй дюжиной горшков, помещение было на редкость уютным и убранным. Даже университетский красный ковер, покрывающий всю площадь комнаты, был чист не только стараниями клинеров этого корпуса, но и самой Софи, которая не терпела пыль и грязь во всех ее проявлениях.       Доктор филологии прошла к своему столу, включила стоящую на нем лампу и выдвинула ящик стола, чтобы достать оттуда работы студентов и сесть за их проверку.       Джон Ватсон в эти часы находился в привычной ему компании. Конечно, привычной лишь в последнее время, но от того не менее приятной. — Через пять дней его поймали, — Грэг отпил пиво и поставил его обратно на стойку. — Сильные всегда угнетают слабых, ведь именно так сильными и становятся, — понимающе кивнул Ватсон, проводив глазами официантку бара, в котором они сидели. — Возможно, — пожала плечами Молли, задумчиво помешивая свой коктейль. — А возможно, мы настолько к этому привыкли, что не видим других путей. — Ох, — Лестрейд покачал головой. — Я слышу сожаление в твоем голосе. — Чем дольше я живу и работаю, тем больше меня поражает несправедливость того, что происходит вокруг нас, — тихо сказала Хупер, отворачиваясь. — Молли, стоит начать задумываться о том, кто и чего заслужил, и остаток жизни ты проведёшь, оплакивая каждого человека в этом мире, — заметил Ватсон. — Как там говорят? — он нахмурился. — Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое дело? — Вот уж тебя понесло, — посмеялся Грэг. — Я слишком хорошо знакома со смертью, Джон, как и ты, — посмотрела на него Молли. — И ты не хуже меня знаешь, что концентрация на чужих проблемах помогает игнорировать собственные. Поэтому мы с вами сидим тут в субботу — полицейский, бывший военный врач и патологоанатом, — она окинула рукой помещение. — Все тут пьют, веселятся, а мы с вами говорим про работу, трупы и смерть. — Все смертны, Молли, ты сама знаешь, — хмыкнул Джон. — Ты осуждаешь нас троих? Что же, никто не умрет, не прожив то, что осуждал. — Брось, — Хупер махнула рукой. — Ты час распинался на тему того, как плоха война, а сам-то откуда вернулся несколько месяцев назад? Давай откроем движение против войны. — Я никогда не присоединюсь к движению против войны, — отрезал Джон. — Позовите меня, когда появится движение за мир. — Я думаю, оно у нас уже есть, — наконец встрял Грэг. — Три человека, которые работают с трупами, не идеальный ли пример борьбы за жизнь?       Хупер и Ватсон переглянулись и пожали плечами: — Твоя правда. — Бармен! — позвал работника Грэг. — Повторите нам, пожалуйста.       Эти трое начали хорошо общаться через несколько дел после закрытия дела убийцы-таксиста. В первый раз они пришли в этот бар после окончания смены Джона и Молли в Бартсе. Выходя с инспектором из госпиталя, они выяснили, что все трое совершенно не спешат домой, а потому спонтанно решили провести время вместе.       Такие случаи участились — вот уже больше месяца почти каждую субботу они встречались в баре рядом с Бартсом, чтобы обсудить работу, поспорить о вселенских вопросах, да и просто помолчать: Грэг с Молли были знакомы не первый год, но никогда не проводили время вместе. Джон же будто заделал эту брешь между ними — он совмещал в себе их качества, принципы и привычки, разбавляя теми, что у них не хватало.       Всем троим казалось, что впервые за много лет они вновь не одиноки.       На Бейкер-стрит Холмс сидел за столом в гостиной, печатая статью для своего сайта. Внимательно посмотрев на лист, лежащий между ним и ноутбуком, он решил дописать небольшой комментарий, и машинально потянулся влево, наклоняясь, чтобы поднять карандаш, который всегда лежал на этом месте.       Ощупав ковер, детектив нахмурился и наконец посмотрел в нужную сторону: карандаша на привычном месте — у ножки стола — не было. Шерлок хмыкнул и заглянул под свое рабочее место — там также было пусто. Наконец он буркнул себе под нос что-то не самое цензурное и посмотрел на консольный столик у стены слева от него. Сыщик замер, а потом вдруг окинул комнату взглядом.       Удивила гениального детектива вполне тривиальная вещь — карандаш, как и добрая дюжина других, стоял в специальном стаканчике. Увидев эту странную деталь, Шерлок вдруг заметил необычную перемену, произошедшую в его гостиной — в ней было… Чисто.       Куда-то пропали коробки с хламом, которые он перевез в квартиру накануне приезда сюда Конан Дойл, а сами предметы перекочевали на вполне логичные места — в шкаф весьма ровно были расставлены книги, тетради с его записями лежали на столе под рукой аккуратной стопкой, а мелкие безделушки были расположены теперь по всем горизонтальным поверхностям квартиры.       Холмс потянул носом воздух: в квартире пахло не пылью и затхлостью, а моющими средствами и чем-то пряным. Шерлок осторожно прошел на кухню: на привычном ему месте больше не было его лаборатории — она была сдвинута на столешницу у окна, а на самом столе стояла тарелка с печеньем. Детектив подозрительно прищурился, взял с тарелки одно изделие и откусил. — Недурно, — буркнул он, вновь поворачиваясь к гостиной.       Детектив никогда не обращал внимание на вещи, которые не относились к его работе. Ему было совершенно все равно, где спать, что и когда есть, в чем ходить — конечно, небольшие предпочтения были, но он не шел у них на поводу и покупал дорогие костюмы лишь оттого, что… Он сам не знал, впрочем.       Ровно поэтому он не заметил странных преображений его квартиры, связанных с появлением в ней Конан Дойл. Чистота не была навязанной — она, кажется, даже не упоминала об уборке, покупке продуктов и прочей бытовой ерунде. И, кстати, ни о чем не просила, кроме…       Взгляд детектива упал на разобранный им же пылесос в середине комнаты. Сердито фыркнув, он посмотрел на часы, снял халат, повесил его на крючок, вышел в коридор и взял в руки пальто.       В дверь постучали, и после «Войдите» Софи в дверях появился ее коллега, доктор Хилтон Сомс, — преподаватель Лондонского университета. Сомс был высок и худощав, всегда производил впечатление человека нервозного и вспыльчивого, но на сей раз он вовсе не владел собой, и по всему было видно, что произошло нечто из ряда вон выходящее. — Доктор Конан Дойл, я видел, что Вы пришли, и знаю, что у Вас выходной. Не сможете ли Вы уделить мне несколько часов? У нас в университете случилась пренеприятная история, я бы сказал, преступление, и, поверьте, если бы не счастливое обстоятельство, что Вы сегодня приехали, я бы и не знал, как мне поступить. — Я очень занята, и мне не хотелось бы отвлекаться от своих дел, — ответила Софи. — Если совершено преступление — советую вам обратиться в полицию. — Нет-нет, доктор Конан Дойл, это невозможно. Если делу дать законный ход, его уже не остановишь, а это как раз такой случай, когда следует любым путем избежать огласки, чтобы не бросить тень на колледж, — он без приглашения прошел в кабинет и опустился на кресло перед столом Софи. — Вы известны своим тактом, и я знаю, что Вы работаете в паре с частным детективом.       Конан Дойл подняла брови: — Не кажется ли Вам, доктор Сонс, что Вы переходите на темы личной жизни?       Тот быстро покачал головой: — Это не секрет, поверьте, в преподавательской — после рапорта инспектора Скотланд-Ярда Лестрейда о поимке серийного убийцы месяц назад — только об этом и говорят.       Это была чистая правда — инспектор указал их в публичном объявлении о завершении расследовании (правда, в качестве свидетелей), но тем не менее то, что они с Шерлоком пусть и в формате упоминания оказались в газете, незаметным не осталось — Софи много раз слышала перешептывания коллег и студентов. Конечно, найти в интернете, кто такой Шерлок Холмс, ни для кого не составило труда. — Секреты… — протянула доктор филологии. — Это та роскошь, которую мы себе позволить не можем, доктор Сонс, — хмыкнула она. — Видите ли, доктор Конан Дойл, послезавтра первый экзамен на соискание стипендии Фортескью, и я один из экзаменаторов, — видимо, ее посетитель счел ее ответ за согласие. — Я, как Вы знаете, преподаю греческий язык, и первый экзамен как раз по греческому. Кандидату на стипендию дается для перевода большой отрывок незнакомого текста. Этот отрывок печатается в типографии университета, и, конечно, если бы кандидат мог приготовить его заранее, у него было бы огромное преимущество перед другими экзаменующимися. Вот почему необходимо, чтобы экзаменационный материал оставался в тайне, — он вздохнул, переводя дух. — Сегодня в восемь утра я сам забрал тексты из типографии. Задание — полглавы из Фукидида. Я обязан тщательно его выверить — в тексте не должно быть ни единой ошибки, поэтому я решил заняться этим в выходные. К в девятом часу работа еще не была закончена, а я обещал нашему коллеге — доктору Хидстоуну — быть у него к половине девятого. Уходя, я оставил тексты на столе. Отсутствовал я почти час, — он наклонился вперед. — Вы знаете, доктор Конан Дойл, какие двери у нас в колледже — массивные, дубовые, изнутри обиты зеленым сукном. По возвращении я с удивлением заметил в двери ключ. Я было подумал, что это я сам забыл его в замке, но, пошарив в карманах, нашел его там. Второй, насколько мне известно, у моего ассистента, Бэннистера, мы работаем вместе вот уже три года, и честность его вне подозрений. Как выяснилось, это действительно был его ключ — он заходил занести работы студентов, и, уходя, по оплошности забыл ключ в дверях. Бэннистер, видимо, был в кабинете через несколько минут после моего ухода. В другой раз я не обратил бы внимания на его забывчивость, но сегодня она обернулась весьма для меня плачевно, — мужчина тяжело вздохнул и опустил глаза в пол. — Едва я взглянул на письменный стол, как понял, что кто-то рылся в моих бумагах. Тексты были на трех листах. Когда я уходил, они лежали на столе. А теперь я нашел один на полу, другой — на столике у окна, третий — там, где оставил…       Софи в первый раз перебила собеседника: — На полу лежала первая страница, возле окна — вторая, а третья — там, где Вы ее оставили? — Совершенно верно, доктор Конан Дойл. Удивительно! Как Вы могли догадаться? — Продолжайте, — непреклонно повела рукой Софи. — На минуту мне пришло в голову, что Бэннистер разрешил себе недопустимую вольность — заглянул в мои бумаги, — кивнул Сомс. — Но он это категорически отрицает, и я ему верю. Возможно и другое — кто-то проходил мимо, заметил в дверях ключ и, зная, что меня нет, решил взглянуть на экзаменационный текст. Речь идет о большой сумме денег — стипендия очень высокая, и человек, неразборчивый в средствах, охотно пойдет на риск, чтобы обеспечить себе преимущество, — мужчина покачал головой. — Бэннистер был очень расстроен. Я дал ему глотнуть бренди, и он сидел в кресле, пока я осматривал комнату. Помимо разбросанных бумаг, я скоро заметил и другие следы незваного гостя. На столике у окна лежали карандашные стружки. Там же я нашел кончик грифеля. Очевидно, этот негодяй списывал текст в величайшей спешке, сломал карандаш и вынужден был его починить. — Почему тексты печатаются? — Софи указала на компьютер на своем столе. — Двадцать первый век на дворе, все вполне можно было править онлайн и распечатать в день экзамена прямо в аудитории, — она откинулась на спинку стула. — Есть определенные традиции, доктор Конан Дойл, — чинно ответил Сомс. — Проведение этого экзамена — не исключение. — Да и каждый сегодня носит в кармане телефон — зачем «преступнику» переписывать текст в спешке? — не унималась Софи. — Затем, что все в этом университете — идиоты, — раздался знакомый голос, и Конан Дойл, подняв глаза, увидела входящего в ее кабинет Холмса. — Что ты тут делаешь? — удивленно вскинула брови она. — Приехал кое-что обсудить, — быстро ответил сыщик, подойдя к ее столу и посмотрев на ее посетителя. — Мне кажется, Вам пора.       Тот шокировано посмотрел на Софи. Та покачала головой: — Доктор Сонс, это мистер Шерлок Холмс, — представила она своего соседа. — Шерлок, я работаю. — О, мистер Холмс, — вскочил с места коллега Конан Дойл, протягивая ему ладонь. — Как я рад, что Вы приехали! Ваша помощь также будет неоценима. — Дело того не стоит, — фыркнул Шерлок, не подав руки. — Я все услышал из коридора. — Подслушал, — буркнула себе под нос Софи.       Холмс переменился в лице и перевел взгляд на профессора: — Что ж, — откликнулся детектив. — Вам повезло, я с радостью помогу.       Он посмотрел на Конан Дойл, и та просто показала ему на свободное кресло. Когда мужчины сели, Сомс продолжил: — Вы услышали не все. Письменный стол у меня новый, он покрыт отличной красной кожей. И мы с Бэннистером готовы поклясться — кожа на нем была гладкая, без единого пятнышка. А теперь на поверхности стола я увидел порез длиной около трех дюймов — не царапину, а именно порез. И не только это: я нашел на столе комок темной замазки или глины, в нем видны какие-то мелкие крошки, похожие на опилки. Я убежден: эти следы оставил человек, рывшийся в бумагах. Следов на полу или каких-нибудь других улик, указывающих на злоумышленника, не осталось. И я решил обратиться к вам. Умоляю вас, мистер Холмс, доктор Конан Дойл, помогите мне! Надо во что бы то ни стало найти этого человека, иначе придется отложить экзамен, пока не будет подготовлен новый материал, но это потребует объяснений, и тогда не миновать скандала, который бросит тень на весь университет. У меня одно желание — не допустить огласки. — Буду рад заняться этим делом и помочь Вам, — сказал Холмс. — Случай любопытный. Кто-нибудь заходил к Вам после того, как Вы получили тексты?       Софи наблюдала за ним, замечая плохо скрытую деланную вежливость в его голосе. — Даулат Рас, студент по обмену; он живет на этой же лестнице и приходил справиться о чем-то, связанном с экзаменами. — Он тоже будет экзаменоваться? — Да. — Тексты лежали на столе? — Насколько я помню, они были свернуты трубочкой, — доктор пожал плечами. — Люблю так делать, так они больше похожи на античные гранки. — Больше у Вас в комнате никто не был? — Никто. — Кто-нибудь знал, что тексты пришлют Вам? — Только наборщик. — А Ваш ассистент, Бэннистер? — Конечно, нет. Никто не знал. — Где сейчас Бэннистер? — Он так и остался в кресле у меня в кабинете. Я очень спешил к доктору Конан Дойл, а ему было так плохо, что он не мог двинуться с места. — Вы не закрыли дверь на замок? — Я запер бумаги в ящик. — Значит, мистер Сомс, если допустить, что Рас не догадался, то человек, у которого тексты побывали в руках, нашел их случайно, не зная заранее, что они у Вас? — По-моему, да.       Холмс загадочно улыбнулся. — Случай не в Вашем вкусе, доктор Конан Дойл, — сказал он. — Ладно, идемте, если хотите. Мистер Сомс, я к Вашим услугам. — Доктор Сомс, мы Вас догоним, — добавила Софи, и тот, понимающе кивнув, вышел в коридор, закрыв за собой дверь. — Зачем приехал? — Хотел увидеть, так ли ты педантична, какой пытаешься казаться. — Поясни. — Уборка, готовка, помощь коллегам. — Повторюсь: поясни. — Ну, — Холмс откинулся на спинку кресла. — Во что ты превратила мою квартиру?       Конан Дойл наконец поняла, к чему клонит сосед, и усмехнулась: — Квартира принадлежит миссис Хадсон, а МЫ с тобой ее снимаем, — заметила она. — Ключевое слово «мы». — И? — И оглянись по сторонам, — Софи поднялась с места и пошла к выходу. — Примени дедукцию.       Сыщик окинул комнату взглядом и, нахмурившись, пошел следом за своей соседкой.       Низкое окно кабинета их неожиданного клиента, длинное, с частым свинцовым переплетом, выходило в поросший лишайником старинный дворик. За готической дверью начиналась каменная лестница с истертыми ступенями.       Ассистент Сомса сидел на лавочке под окнами и лишь слабо кивнул, когда детективы с ним поздоровались. На первом этаже помещался кабинет преподавателя, на верхних этажах жили три студента; их комнаты находились одна над другой. Холмс остановился и внимательно посмотрел на окно. Затем приблизился к нему вплотную, встал на цыпочки и, вытянув шею, заглянул в комнату. — Очевидно, он вошел в дверь. Окно не открывается, только маленькая форточка, — сообщил их ученый гид. — Вот как! — отозвался Шерлок и, непонятно улыбнувшись, взглянул на их спутника. — Что же, если здесь ничего не узнаешь, пойдемте в дом.       Хозяин отпер дверь и провел их в комнату. Они остановились на пороге, а Холмс принялся внимательно осматривать ковер. — Никаких следов, — сказал он. — Да в сухую погоду их и не может быть. Ассистент Ваш, наверно, уже пришел в себя. Вы думаете, он так и остался в кресле, когда Вы уходили? А в каком именно? — Вон там, у окна. — Понятно. Возле того столика. Теперь входите и Вы. Я закончил осматривать ковер. Примемся теперь за столик. Нетрудно догадаться, что здесь произошло. — Кто-то вошел в комнату и стал лист за листом переносить тексты с письменного стола на маленький столик к окну — оттуда он мог следить за двором, на случай, если Вы появитесь, и таким образом в нужную минуту скрыться, — сказала Конан Дойл. — Меня он увидеть не мог, — вставил Сомс, — я пришел через калитку. — Ага, превосходно! Но как бы то ни было, он устроился с текстами возле окна с этой целью. Покажите мне все три листа, — через пару мгновений детектив держал тексты в руках. — Отпечатков пальцев нет, ни одного! Так, сначала он перенес сюда первую и переписал ее. Сколько на это нужно времени, если сокращать слова? — Четверть часа, не меньше, — заметила Софи, вставшая рядом с Шерлоком, глядя на листы. — Потом он бросил этот лист и схватил следующий. Дошел до середины, но тут вернулись Вы, и ему пришлось немедленно убираться прочь. — Он так торопился, что не успел даже положить на место бумаги и уничтожить следы. Когда Вы входили с лестницы, Вы не слышали поспешно удаляющихся шагов? — Как будто нет. — Итак, неизвестный лихорадочно переписывал у окна листы, сломал карандаш и вынужден был, как видите, чинить его заново. Карандаш был не совсем обычный. Очень толстый, с мягким грифелем, темно-синего цвета снаружи, фамилия фабриканта вытиснена на нем серебряными буквами, и оставшаяся часть не длиннее полутора дюймов. Найдите такой же карандаш, мистер Сомс, и преступник в Ваших руках. Если я добавлю, что у него большой и тупой перочинный нож, то у Вас появится еще одна улика.       Мистера Сомса несколько ошеломил этот поток сведений. — Я понимаю ход Ваших мыслей, — сказал он, — но как Вы догадались о длине карандаша?..       Холмс протянул ему маленький кусочек дерева с буквами «НН», над которыми облупилась краска. — Теперь ясно? — Нет, боюсь, и теперь не совсем…       Холмс закатил глаза: — Что означают эти буквы «НН»? Как известно, чаще всего встречаются карандаши Иоганна Фабера. Значит, «НН» — это окончание названия фабрики.       Он наклонил столик так, чтобы на него падал электрический свет. — Если писать на тонкой бумаге, на полированном дереве останутся следы. Нет, ничего не видно. Теперь письменный стол. Этот комок, очевидно, и есть та темная глина, о которой Вы говорили. Формой напоминает полую пирамидку; в глине, как Вы и сказали, заметны опилки. Так, так, очень интересно! Теперь порез на столе — кожа, попросту говоря, вспорота. Начинается с тонкой царапины и кончается дырой с рваными краями. Весьма Вам признателен за этот интересный случай, мистер Сомс. Куда ведет этот вход? — он указал пальцем на приоткрытую дверь. — В подсобку. — Вы заходили туда после того, как обнаружили посягательство на экзаменационный текст? — Нет, я сразу бросился к доктору Конан Дойл. — А что это за портьера? — раздался из подсобки голос Софи. — Случись кому-нибудь прятаться в этой комнате, он забрался бы сюда. Здесь, конечно, никого нет?       Холмс открыл дверь настежь, когда Конан Дойл взялась за портьеру, и по ее слегка напряженной и даже настороженной позе было видно, что она готова к любой неожиданности. Она отдернула портьеру, но там они не увидели ничего, кроме нескольких костюмов. Холмс обернулся и внезапно наклонился над полом. — Ну-ка, а это что? — воскликнул он. На полу лежала точно такая же пирамидка из темной вязкой массы, как и на письменном столе. Холмс на ладони поднес ее к лампе. — Ваш гость, как видите, оставил следы не только в кабинете, но и в подсобке, мистер Сомс. — Что ему было здесь нужно? — По-моему, это вполне очевидно. Вы пришли не с той стороны, откуда он вас ждал, и он услышал Ваши шаги, когда Вы уже были у самой двери. Что ему оставалось? Он схватил свои вещи и бросился к вам в подсобку. — Господи боже мой, мистер Холмс, значит, все время, пока я разговаривал с Бэннистером, негодяй сидел тут, как в ловушке, а мы об этом и не подозревали? — Похоже, что так. — Но, возможно, все было иначе, — сказала Софи. — Не знаю, обратили ли Вы внимание на окно в подсобке: мелкие стекла, свинцовый переплет, три рамы, одна на петлях и достаточно велика, чтобы пропустить человека. — Совершенно верно, — кивнул Сомс, глядя на окно. — И выходит это окно в угол двора, так что со двора одна его часть не видна совсем. Преступник мог залезть в спальню, оставить за шторой следы, пройти оттуда в гостиную и, наконец обнаружив, что дверь не заперта, бежать через нее.       Холмс нетерпеливо покачал головой. — Давайте рассуждать здраво, — сказал он. — Как я понял из Ваших слов, этой лестницей пользуются три студента, и они обычно проходят мимо Вашей двери. — Да, их трое. — И все они будут сдавать этот экзамен? — Да. — У вас есть причины подозревать кого-то одного больше других? — спросила Конан Дойл.       Сомс ответил не сразу. — Вопрос весьма щекотливый, — проговорил он. — Не хочется высказывать подозрения, когда нет доказательств. — И все-таки у вас есть подозрения. Расскажите их нам, а о доказательствах позаботимся мы, — ответил Холмс. — Тогда я расскажу Вам в нескольких словах о всех троих. Сразу надо мной живет Гилкрист, способный студент, отличный спортсмен, играет за колледж в регби и крикет и завоевал первые места в барьерном беге и прыжках в длину. Вполне достойный молодой человек. Его отец — печальной известности сэр Джейбс Гилкрист — банкрот. Сыну не осталось ни гроша, но это трудолюбивый и прилежный юноша. Он многого добьется. На третьем этаже живет Даулат Рас. Спокойный, замкнутый, как большинство. Он успешно занимается, хотя греческий — его слабое место. Работает упорно и методично. На самом верху комната Майлса Макларена. Когда он берется за дело, то добивается исключительных успехов. Это один из самых одаренных наших студентов, но он своенравен, беспутен и лишен всяких принципов. На первом курсе его чуть не исключили за какую-то темную историю с картами. Весь семестр он бездельничал и, должно быть, очень боится этого экзамена. — Значит, Вы подозреваете его? — спросила Софи. — Не берусь утверждать. Но из всех троих за него, пожалуй, я поручусь меньше всего. — Понимаю. А теперь, мистер Сомс, познакомьте нас с Бэннистером.       Ассистент был невысокий человек лет двадцати пяти, бледный, гладко выбритый. Он не совсем еще оправился от неожиданного потрясения, нарушившего мирный ход его жизни. Пухлое лицо его подергивала нервная судорога, руки дрожали. — Мы пытаемся разобраться в этой неприятной истории, Бэннистер, — обратился к нему Сомс, когда тот пришел с улицы. — Понимаю, сэр. — Если не ошибаюсь, Вы оставили в двери ключ? — спросила Конан Дойл. — Да, мэм. — Как странно, что это случилось с Вами в тот самый день, когда в комнате были столь важные бумаги, — заметил Холмс. — Да, сэр, очень неприятно. Но я забывал ключ и раньше. — Когда Вы вошли в комнату? — В начале десятого. — Сколько Вы здесь пробыли? — Я увидел, что доктора Сомса нет, и сейчас же вышел. — Вы заглядывали в бумаги на столе? — уточнила Конан Дойл. — Нет, мэм, как, можно! — Почему Вы оставили ключ в двери? — Забыл. — В двери есть пружинный замок? — спросил Шерлок. — Нет, сэр. — Значит, она стояла открытой все время? — Да, сэр. — И выйти из комнаты было просто? — Да, сэр. — Вы очень разволновались, когда мистер Сомс вернулся и позвал Вас? — спросила Софи. — Да, мэм. Такого не случалось ни разу за все годы моей службы. Я чуть сознания не лишился, мэм. — Это легко понять, А где Вы были, когда Вам стало плохо? — Где, сэр? Да вот тут, около дверей. — Странно, ведь Вы сели на кресло там, в углу. Почему Вы выбрали дальнее кресло? — Не знаю, сэр, мне было все равно, куда сесть. — По-моему, он не совсем ясно помнит, что происходило, мистер Холмс. Вид у него был ужасный — побледнел как смерть, — сказал Сомс. — Сколько Вы здесь пробыли после ухода доктора? — С минуту, не больше. Потом я запер дверь и пошел к себе. — Кого Вы подозреваете? — Сэр, я не берусь сказать. Не думаю, что во всем университете найдется хоть один джентльмен, способный ради выгоды на такой поступок. Нет, сэр, в это я поверить не могу. — Это все, — заключил Холмс. — Да, еще один вопрос. Кому-нибудь из трех человек, которые здесь живут, Вы упоминали об этой неприятности? — Нет, сэр, никому. — А видели кого-нибудь из них? — Нет, сэр, никого. — Прекрасно. Теперь, мистер Сомс, с вашего позволения осмотрим двор.       Три желтых квадрата окна светились в лондонском тумане. — Все три пташки у себя в гнездышках, — сказал Холмс, взглянув наверх. - Эге, а это что такое? Один из них, кажется, не находит себе места.       Он говорил о Расе, чей темный силуэт вдруг появился на фоне спущенной шторы. Студент быстро шагал взад и вперед во комнате. — Мне бы хотелось на них взглянуть, — сказал Холмс. — Это можно устроить? — Нет ничего проще, — ответил Сомс. — Наши комнаты — самые старинные в колледже, и неудивительно, что здесь бывает много посетителей, желающих на них посмотреть. Пойдемте, я сам вас проведу. — Пожалуйста, не называйте ничьих фамилий, — попросил Холмс, когда мы стучались к Гилкристу.       Им открыл высокий и стройный светловолосый юноша и, услышав о цели их посещения, пригласил войти.       Комната действительно представляла собой любопытный образец средневекового интерьера. Софи так пленила одна деталь, что она решила тут же зарисовать ее в блокнот, сломала карандаш и была вынуждена попросить другой у хозяина, а закончила тем, что попросила у него еще и перочинный нож. Такая же любопытная история приключилась и в комнатах у Раса — молчаливого, низкорослого человека с крючковатым носом. Он поглядывал на них с подозрением и явно обрадовался, когда архитектурные исследования Конан Дойл пришли к концу. Незаметно было, чтобы во время этих визитов детективы нашли улику, которую искали. У третьего студента их ждала неудача. Когда они постучали, он не пожелал открыть и вдобавок разразился потоком брани. — А мне плевать, кто вы! Убирайтесь ко всем чертям! — донесся из-за двери сердитый голос. — Завтра экзамен, и я не позволю, чтоб меня отрывали от дела.       Сомс покраснел от негодования: — Грубиян! — возмущался он, когда они спускались по лестнице. — Конечно, он не мог знать, что это стучу я. Но все-таки его поведение в высшей степени невежливо, а в данных обстоятельствах и подозрительно.       Реакция Холмса была довольно необычной: — Вы не можете точно сказать, какого он роста? — спросил Холмс. — По правде говоря, мистер Холмс, не берусь. Он выше Раса, но не такой высокий, как Гилкрист. Что-нибудь около пяти футов и шести дюймов. — Это очень важно, — сказал Холмс. — А теперь, мистер Сомс, до свидания.       Их гид вскричал в смятении и испуге: — Боже праведный, мистер Холмс, неужели вы оставите меня в такую минуту! Вы, кажется, не совсем понимаете, как обстоит дело. Экзамен уже скоро. Я обязан принять самые решительные меры сегодня же вечером. Я не могу допустить, чтобы экзамен состоялся, если кому-то известен материал. Надо выходить из этого положения. — Оставьте все, как есть. Я приду завтра утром, и мы все обсудим. Кто знает, быть может, к тому времени у нас появятся какие-то дельные предложения. А пока ничего не предпринимайте. — Хорошо, мистер Холмс. — И будьте совершенно спокойны, — добавила Конан Дойл. — Мы непременно что-нибудь придумаем. Я возьму с собой этот комок черной глины, а также карандашные стружки. До свидания.       Когда детективы вышли во двор, то снова взглянули на окна. Рас все шагал по комнате. Других не было видно. — Ну, Софи, что об этом думаешь? — спросил Холмс. — Совсем как игра, которой развлекаются на досуге, — вроде фокуса с тремя картами, правда? Вот тебе трое. Нужен один из них. Выбирай. Кто по-твоему? — Бэннистер. Он каким-то образом причастен к этой истории. — Смотри, — Холмс что-то поднял с земли.       В руке у него оказалась пирамидка темной глины. — Мистер Бэннистер, — окликнула Конан Дойл уходящего прочь от корпуса ассисента доктора Сомса. — Уделите нам еще пару минут?       Втроем они вернулись в кабинет доктора. — Закройте дверь, Бэннистер, — сказал Холмс. — А теперь расскажите всю правду.       Тот переменился в лице: — Я все рассказал Вам, сэр. — Вам нечего добавить? — Нечего, сэр. — Что ж, тогда я должен буду высказать кое-какие свои предположения. Садясь в это кресло, вы хотели скрыть какой-то предмет, который мог бы разоблачить незваного гостя?       Бэннистер побледнел как полотно. — Нет, нет, сэр, ничего подобного. — Это всего лишь только предположение, — вкрадчиво проговорил Шерлок. — Признаюсь откровенно, я не сумею этого доказать. Но предположение это вполне вероятно: ведь стоило мистеру Сомсу скрыться за дверью, как вы тут же выпустили человека, который прятался в спальне.       Бэннистер облизал пересохшие губы. — Там никого не было, сэр. — Мне прискорбно это слышать, Бэннистер, — покачала головой Конан Дойл. — До сих пор вы еще, пожалуй, говорили правду, но сейчас, безусловно, солгали.       Лицо ассистента приняло выражение мрачного упрямства: — Там никого не было. — Значит, вы не можете сообщить нам ничего нового. Не выходите, пожалуйста, из комнаты. Станьте вон там, у дверей подсобки. А теперь, Сомс, я хочу просить Вас об одном одолжении, — сказал Шерлок. — Будьте любезны, поднимитесь к Гилкристу и попросите его сюда.       Спустя минуту преподаватель вернулся вместе со своим студентом. Это был великолепно сложенный молодой человек, высокий, гибкий и подвижный, с пружинистой походкой и приятным открытым лицом. Тревожный взгляд его голубых глаз скользнул по каждому из них и наконец остановился с выражением неприкрытого страха на Бэннистере, сидевшем в углу. — Закройте дверь, — сказал Холмс. — Так вот, мистер Гилкрист, нас пятеро, никого больше нет, и никто никогда не услышит о том, что сейчас здесь будет сказано, — продолжила Конан Дойл. — Мы можем быть предельно откровенными друг с другом. Объясните, мистер Гилкрист, как Вы, будучи человеком честным, могли совершить то, что сделали утром?       Злосчастный юноша отшатнулся и с укором взглянул на Бэннистера. — О нет, мистер Гилкрист, я никому не сказал ни слова, ни единого слова! — вскричал тот. — Да, это верно, — заметил Холмс. — Но Ваше последнее восклицание равносильно признанию вины, и теперь Вам остается одно: чистосердечно все рассказать.       Лицо Гилкриста исказила судорога, он попытался было совладать с собой, но уже в следующее мгновение бросился на колени возле стола и, закрыв лицо руками, разразился бурными рыданиями. — Успокойтесь, успокойтесь, — мягко проговорила Софи, — человеку свойственно ошибаться, и, уж конечно, никому не придет в голову назвать Вас преступником, — Холмс пораженно посмотрел на нее. — Вам, наверное, будет легче, если мистер Холмс расскажет мистеру Сомсу, что произошло, а Вы сможете поправить его там, где он ошибется. Договорились? Ну, ну, не отвечайте, если Вам это трудно. — Дело начало для меня проясняться с той минуты, мистер Сомс, как Вы объяснили мне, что никто, даже Бэннистер, не мог знать, что тексты находятся в Вашем кабинете. Наборщик, безусловно, отпадал, — он мог списать текст еще в типографии, — быстро затараторил Шерлок. — Раса я тоже исключил: ведь тексты были скатаны трубкой и он, конечно, не мог догадаться, что это такое. С другой стороны, в чужую комнату случайно попадает какой-то человек, и это происходит в тот самый день, когда на столе лежит экзаменационный текст. Такое совпадение, на мой взгляд, невероятно. И я сделал вывод: вошедший знал о лежащем на столе тексте. Откуда он это знал? Когда я подошел к вашему дому, я внимательно осмотрел окно. Меня позабавило ваше предположение, будто я обдумываю возможность проникнуть в комнату через окно — при свете дня, на глазах у всех, кто живет напротив. Мысль, разумеется, нелепая. Я прикидывал в уме, какого роста должен быть человек, чтобы, проходя мимо, увидеть через окно бумаги, лежавшие на столе. Во мне шесть футов, и я, только поднявшись на цыпочки, увидел стол. Никому ниже шести футов это бы не удалось. Если же один из трех студентов очень высокого роста, то в первую очередь следует заняться им. Когда мы вошли, и я осмотрел комнату, столик у окна дал мне еще одну нить. Письменный стол представлял загадку, пока Вы не упомянули, что Гилкрист занимается прыжками в длину. Тут мне стало ясно все, не хватало нескольких доказательств, и я их поспешил раздобыть, — Холмс сделал выразительную паузу. — Теперь послушайте, как все произошло. Этот молодой человек провел день на спортивной площадке, тренируясь в прыжках. Когда он возвращался домой, у него были с собой спортивные туфли, у которых, как вы знаете, на подошвах острые шипы. Проходя мимо Вашего окна, он, благодаря высокому росту, видел на столе свернутые трубкой бумаги и сообразил, что это может быть. Никакой беды не случилось бы, если б он не заметил ключа, случайно забытого слугой. Его охватило непреодолимое желание войти и проверить, действительно ли это тексты. Опасности в этом не было: ведь он всегда мог притвориться, что заглянул к вам по делу. Увидев, что это действительно тексты, он не мог побороть искушения. Туфли он положил на письменный стол. А что Вы положили на кресло у окна? — Перчатки, — тихо ответил молодой человек. — Значит, на кресле были перчатки. — Холмс торжествующе взглянул на Бэннистера. — А потом он взял первый лист и стал переписывать на маленьком столике. Окончив первый, принялся за второй. Он думал, что Вы вернетесь через ворота, которые видны в окно. А Вы вернулись, мистер Сомс, через боковую калитку. Внезапно прямо за порогом послышались Ваши шаги. Забыв про перчатки, студент схватил туфли и метнулся в подсобку. Видите, царапина на столе отсюда малозаметна, а со стороны подсобки она резко бросается в глаза. Это убедительно свидетельствует, что туфлю дернули в этом направлении и что виновный спрятался в подсобке. Земля, налипшая вокруг одного из шипов, осталась на столе, комок с другого шипа упал на пол в спальне. Прибавлю к этому, что мы нашли кусочек глины во дворе. Так все было, как я рассказываю, мистер Гилкрист?       Студент теперь сидел выпрямившись: — Да, сэр, именно так, — сказал он. — Боже мой, неужели Вам нечего добавить? — воскликнул Сомс. — Есть, сэр, но я просто не могу опомниться, так тяжело мне это позорное разоблачение. Я уже написал Вам письмо, хотел отправить завтра утром. Раньше, чем узнал, что все открылось. Вот это письмо, сэр: «Я решил не сдавать экзамена. Я хочу пойти в армию и уехать в Южную Африку». — Я очень рад, что Вы не захотели воспользоваться плодами столь бесчестного поступка, — сказал Сомс. — Но что заставило Вас принять такое решение?       Гилкрист указал на Бэннистера. — Это он наставил меня на путь истинный. — Послушайте, Бэннистер, — сказала Софи, — из всего рассказанного мистером Холмсом ясно, что только Вы могли выпустить из комнаты этого молодого человека: ведь мистер Сомс оставил Вас одного, а уходя, Вы должны были запереть дверь. Бежать через окно, как видите, невозможно. Так не согласитесь ли Вы поведать нам последнюю неразгаданную страницу этой истории и объяснить мотивы Вашего поведения? — Все очень просто, мэм, если, конечно, знать подоплеку. В свое время я служил дворецким у сэра Джейбса Гилкриста, отца этого юного джентльмена. Когда сэр Гилкрист разорился, я поступил сюда, в университет, но старого работодателя не забывал, а ему туго тогда приходилось. В память о прошлых днях я чем мог помогал его сыну, — мужчина вздохнул. — Так вот, мэм, когда мистер Сомс поднял вчера тревогу, зашел я в кабинет и вижу на кресле желтые перчатки мистера Гилкриста. Я их сразу узнал и все понял. Только бы их не увидел мистер Сомс — тогда дело плохо. Упал я в кресло и не двигался до тех пор, пока мистер Сомс не пошел за Вами. В это время из подсобки выходит мистер Гилкрист и во всем признается… Ну как мне было не помочь ему! Я сказал ему все, что сказал бы ему отец, объяснил, что добра от такого поступка не будет, и выпустил его. Можно меня винить за это? — Решать Вашей совести, — от всего сердца согласился Холмс. — Ну вот, Сомс, тайна раскрыта. Пойдемте, доктор Конан Дойл.       Софи не двигалась с места пару мгновений, а потом со вздохом сделала пару шагов к двери и, остановившись, оглянулась: — Я надеюсь, что Вас ждет блестящая карьера, мистер Гилкрист. Однажды Вы оступились, но впредь пусть Вами руководят во всем лишь самые высокие устремления, — она было отвернулась, но вдруг снова посмотрела на Сомса. — Чем примитивнее человек, тем более высокого он о себе мнения. Они порождены какой-то внутренней неукротимой силой слепой убежденности, а сомнения и терпимость присущи только культурному человеку, — она, кивнув, покинула комнату.       Когда она вышла на улицу, Шерлока там уже не было. Она вернулась в свой кабинет и обнаружила детектива в кресле у своего стола. — Итак, — заговорил Холмс, когда Конан Дойл закрыла дверь. — Как видишь, каждый из нас в чем-то преуспевает. — Постой, — Софи остановилась и посмотрела на детектива. — Ты приехал ко мне в университет, чтобы доказать, как блестяще раскрываешь преступления? Нет, за этим стоит другое, — она села за стол. — Уж не такой ли странный вид благодарности ты выбрал? — Ты права, — самодовольно кивнул детектив. — Послушай меня внимательно, Шерлок, — Конан Дойл строго посмотрела на него. — Ты приехал ко мне на работу, влез в мои дела и намекаешь на то, что я выслужиться перед тобой хочу?       Тот пару мгновений помолчал: — Иного объяснения твоему поведению нет, — он пожал плечами. — У тебя в кабинете так же чисто, как и дома, у тебя просто синдром отличницы. Вот я и решил помочь… — Ты не знал, что у меня будет дело, — отрезала Конан Дойл. — Ты приехал устроить скандал от того, что не нашел какую-то из своих вещей, потому что теперь они лежат не на полу, а на столе или полке. Ты приехал показать, как легко ты раскрываешь дела, мол, это твое призвание, а мое — обстирывать тебя и протирать пыль. Только вот Гилкрист списывал у меня на половине экзаменов, я добилась его отстранения от своего курса, — Шерлок удивленно посмотрел на нее. — С самого начала было понятно, что это он, но я дала тебе это дело. Ты ведь любишь игры? — Это не самая лучшая игра. — А я люблю чистоту, — вдруг сказала Конан Дойл. — Моя мама убирала дома дважды в неделю, мыла полы раз в пару дней, протирала пыль через день. Я с восемнадцати лет жила одна, следила за чистотой, чтобы людям было приятно войти в мой дом. — Зачем мне эта информация? — Не перебивай, — сухо проговорила Софи. — Я люблю убирать, люблю готовить, но не лезу к тем, кому это не надо. Я не тронула ни одной твоей вещи, кроме тех, что пылились в коробках и мешали ходить по комнате. Я ни разу не позвала тебя ужинать, ни разу не предложила тебе погладить рубашку. Я не твоя домработница, я человек, который делит с тобой жилье, и делает его приятным для существования. Теперь дошло? Не нужна мне твоя благодарность за то, что я делаю свою жизнь комфортной.       Шерлок смотрел на нее несколько мгновений и впервые замечал странную вещь: пока она говорила, все, что он мог в ней прочесть, сводилось к тем словам, что она произносила. Просканировать, заметить какие-то детали в ней и уколоть ими он не мог — дедукция впервые его подводила.       Он в самом деле приехал сюда, чтобы показать ей, что не нужно лезть не в свое дело. Однако она повернула эту ситуацию против него, и впервые за много лет детектив почувствовал что-то, смутно напоминающее стыд. — И финальный уговор, — сказала наконец Софи. — Мы живем вместе, мы работаем вместе. Мне надоела наша битва разумов, так что если мы хотим продолжить наше сотрудничество, нам нужен свод правил. — Первое правило — перестань придумывать свод правил. — Второе правило — засунь свои сексистские стереотипы подальше. — Третье правило — не трогай мои вещи. — Четвертое правило — не оставляй свои вещи не на их месте, и я не буду их трогать. — Ты продолжаешь придумывать правила! — Я русская, мой народ всю историю придумывает правила, — наконец хмыкнула Конан Дойл и взялась за какую-то стопку на столе.       Шерлок последовал за ней: — Редко возвращаются из эмиграции те, кто вовсе не уезжал, — заметил он. — «Не уверен — не уезжай». Это цитата Замятина — человека, написавшего величайшую в истории русской литературы антиутопию про тоталитарный режим, — парировала Конан Дойл. — Я была уверена, поэтому я здесь, среди чопорных британцев. — Зачем жить с теми, кто не живет по твоим правилам? — Затем, что мне нравится помогать тем, кто отрицает мою помощь, — Софи посмотрела на него. — Поэтому я стала преподавателем. Помогать? Дурацкое слово. Жить параллельно, поправляя тогда, когда человеку грозит опасность утонуть в пыли в собственной гостиной. — Зачем? — Затем же, зачем ты раскрываешь преступления. Может ли быть более веской причина? Вот чем всегда отличался мой народ — тысячи лет самопожертвования в наших венах. И каждое поколение ждет свое испытание. Я плюю на людей, которые это допустили и проклинаю цену, которую нужно заплатить — стереотипы, которыми мы обросли, и желание спасать, которым дышат наши женщины. — Так ты меня спасаешь? — нахмурился Холмс. — От чего? — От риска быть убитым русской мафией, — Конан Дойл поднялась с места и убрала стопку работ в сумку. — В моем лице. — Правило пятое — никаких шуток про русских. — Правило шестое — ты пылесосишь в гостиной раз в два дня, — Софи пошла к выходу. — Правило… Ну уж нет! — он поднялся с места. — Правило седьмое, — нельзя отменять правила, — Конан Дойл открыла дверь и вышла в коридор. — Ты идешь? Я закрываю кабинет, — она оглянулась и улыбнулась.       Холмс посмотрел на нее и отметил вторую ее улыбку — насмешливую. — Закончен бой, но не проиграна война, — буркнул он, выходя из помещения. — Правило восьмое: никаких войн. — Да что б тебя!