Если

И, объятый гулкой тишиною,

В полуночный беспокойный час

Посмотри на месяц над собою -

На него смотрю и я сейчас.

Fiyalman

      Джону было приятно снова очутиться на Бейкер-стрит — в неприбранной комнате на первом этаже, этой исходной точке стольких замечательных приключений. Войдя туда второго сентября, он взглянул на таблицы и схемы, развешанные по стенам, скрипку в футляре, прислоненную к стене в углу, и, наконец, глаза его остановились на лице незнакомого парня, который сидел на диване, но тут же поднялся, увидев гостя. — Здравствуйте, доктор Ватсон, — протянул он. — Э-э-э, — замялся тот. — Здравствуйте… А Вы? — Я Билли, — пояснил тот. — Билли Уиггинс. Я протеже мистера Холмса. — Вот как? — смущенно спросил Джон. — И давно Вы?.. — Пару недель, доктор Ватсон, хотя знакомы намного дольше, — тут же ответил парень. — Интересно, — гость прошел к креслам и огляделся. — И что об этом говорит Софи? — Доктор Конан Дойл — Вы имеете в виду? — он дождался кивка. — На самом деле, ничего, она уехала в Нью-Йорк два дня назад. — Уехала? — нахмурился Джон. — Она не сказала. — Это было спонтанное решение, — пожал плечами Билли. — Мистер Холмс не любит об этом говорить, — Уиггинс с некоторым беспокойством посмотрел в сторону кухни. — Он, кажется, спит.       Стояла ясная сентябрьская погода, и было только семь часов вечера, однако предположение Билли не удивило Джона: он давно привык к необычному образу жизни своего старого друга. — Это означает, если не ошибаюсь, что у него дело, не так ли? — уточнил он, опускаясь в кресло Софи. — Совершенно верно, сэр. Он сейчас весь поглощен им. Я даже опасаюсь за его здоровье. Он бледнеет и худеет с каждым днем и ничего не ест, — кивнул парень. — Миссис Хадсон его спросила: «Когда будешь обедать, Шерлок?» — а он ответил: «В половине восьмого послезавтра». Вы ведь знаете, какой он бывает, когда увлечен делом. — Да, Билли, — протянул Ватсон, — знаю. — Он кого-то выслеживает. Вчера он изображал рабочего, подыскивающего место. А сегодня нарядился старухой. И так похоже, что я совершенно не узнал его, а уж я бы, кажется, должен знать его приемы, — усмехнувшись, Билли указал на необыкновенно потрепанный зонтик, прислоненный к дивану. — Это одна из частей костюма старухи. — Но какое у него на этот раз дело?       Билли понизил голос, словно речь шла о великой государственной тайне: — Вам я, конечно, скажу, сэр. Но этого никто не должен знать. Это то самое дело о бриллианте короны.       Брови доктора предательски поползли вверх: — Вы говорите о похищении камня в сто тысяч фунтов? — Да, сэр, — согласился Билли. — Они должны разыскать его во что бы то ни стало. И премьер-министр, и министр внутренних дел были тут и сидели на этом диване, — он указал на упомянутый предмет мебели. — Мистер Холмс был очень любезен с ними. Он пообещал сделать все, что только можно. И потом еще лорд Кантлмир… — В самом деле? — Джону казалось, будто за три недели их с Мэри отсутствия всех жителей этой квартиры подменили. — Да, сэр, Вы понимаете, что это значит, — Уиггинс явно неверно оценил удивление в голосе собеседника. — Он, если только можно так выразиться, ужасно заносчивый. Я могу иметь дело с премьер-министром и ничего не имею против министра внутренних дел — он производит впечатление воспитанного и любезного человека, — но этого лорда я совершенно не выношу. И мистер Холмс тоже. Дело в том, что он не верит в мистера Холмса и возражал против того, чтобы ему поручили дело. Мне кажется, он был бы даже рад, если бы мистер Холмс с ним не справился. — И «мистер Холмс» это знает? — на всякий случай уточнил Ватсон. — Не было еще такого случая, чтобы мистер Холмс чего-нибудь не знал, — развел руками Билли. — Ну, я очень надеюсь, что он справится, — доктор перевел взгляд к окну и указал на него пальцем. — Послушайте, Билли, зачем эта занавеска на окне? — Мистер Холмс повесил ее три дня тому назад. У нас там есть кое-что любопытное, — Билли подошел и отдернул штору, отделявшую комнату от оконной ниши.       Джон невольно вскрикнул от удивления. Перед ним в глубоком кресле сидела точная копия его друга: халат и все остальное были в точности как у Холмса, — а лицо, на три четверти обращенное к окну, было слегка наклонено вниз, словно над невидимой книгой.       Билли снял голову с туловища и подержал ее в руках: — Мы придаем ей различные положения, чтобы было больше похоже на живого человека. Если бы штора не была спущена, я бы, конечно, не решился ее трогать. Когда штора не задернута, ее видно с той стороны улицы. — Однажды у него уже было что-то в этом роде, — заметил Джон. — Меня тогда еще здесь не было, — немного грустно сказал Билли. Он раздвинул шторы и выглянул на улицу. — За нами из того дома ведут наблюдение. Вон в окне человек, хотите посмотреть?       Ватсон поднялся и сделал шаг вперед, но в это время дверь спальни отворилась, и оттуда появилась худая и длинная фигура Холмса: его лицо осунулось и побледнело, но держался он, как всегда, бодро. Одним прыжком он очутился у окна и поправил штору. — Довольно, Билли, — сказал он, — Ты рисковал жизнью, а как раз сейчас ты мне очень нужен. Рад видеть тебя, Джон, ты как нельзя вовремя. — Я это чувствую, — выдохнул Ватсон. — Можешь идти, Билли, — он дождался, пока Уиггинс покинет комнату. — Не знаю, как быть с этим парнем. Насколько я вправе подвергать его опасности. — Какой опасности? — Опасности внезапной смерти, — проговорил Шерлок с совершенно будничной интонацией. — Я не удивлюсь, если сегодня вечером что-нибудь произойдет. — Но что именно? — Например, меня убьют, — Холмс опустился в кресло. — Не может быть, ты шутишь! — всплеснул руками Ватсон. — Даже при моем отсутствии юмора я мог бы придумать лучшую шутку. Но пока что мы можем наслаждаться жизнью, верно? — он натянуто улыбнулся. — В отличие от Мэри, спиртные напитки тебе не противопоказаны? Ром и сигареты на прежнем месте, — он махнул рукой в сторону столика у кресла Софи. — В эти дни они должны заменить мне еду. — Но почему ты отказываешься от еды? — смятенно проследил направление взгляда друга доктор. — Потому что голод обостряет умственные способности. Ты, как врач, должен согласиться, что при пищеварении мозг теряет ровно столько крови, сколько ее требуется для работы желудка, — он подался вперед и выхватил одну сигарету из пачки. — Я сейчас один сплошной мозг. Все остальное — не более чем придаток. Поэтому я прежде всего должен считаться с мозгом, — детектив закурил. — Но ты говорил о какой-то опасности. — Ах да, на всякий случай тебе, пожалуй, не мешает обременить свою память адресом и именем убийцы. Ты сможешь передать эти сведения в Скотланд-Ярд в виде прощального привета от преданного Холмса, — иронично заметил Холмс, затягиваясь. — Его зовут Сильвиус, граф Негретто Сильвиус. Проживает на Мурсайд-Гарденс, 136, Норд-Вест.       Честное лицо Ватсона нервно подергивалось. Ему было слишком хорошо известно, что Холмс никогда не останавливался ни перед какой опасностью и скорее склонен был недооценивать ее, чем преувеличивать. — А что Софи говорит о том, что ты опять закурил? — спросил он, садясь в кресло напротив.       Шерлок едва уловимо дернулся, когда друг произнес это имя. — Ничего, — он снова затянулся. — Вернемся к делу, — быстро проговорил детектив.       Брови доктора Ватсона снова взметнулись вверх.       Софи повернула ключ в замочной скважине своей квартиры и чертыхнулась, когда услышала, как за спиной открылась дверь. — Ну, здравствуй, Соня, — по-русски проговорил за ее спиной знакомый женский голос.       Конан Дойл наконец открыла дверь и, толкнув ее, обернулась: — Здравствуй, Лиза, — кивнула она собеседнице. — Элизабет, — поправила ее девушка, шагнув навстречу и закрыв за собой дверь. — Приятно видеть тебя… После стольких лет, — иронично закончила она.       Конан Дойл на мгновение прикрыла глаза: — Зайдешь? — спросила она, махнув рукой в сторону входа. — Пожалуй, — кивнула собеседница, проходя мимо Софи в квартиру.       Элизабет Рикман жила по соседству почти все время, что Конан Дойл провела в Нью-Йорке. Это была спокойная девушка, в основном изъясняющаяся при помощи сарказма и подколов, чуть ниже Софи, спортивного телосложения с каштановыми волосами и пронзительными карими глазами с зеленым оттенком. Она всегда носила дорогие брючные костюмы, много смеялась и любила выпить и поесть. Они с Софи довольно быстро нашли общий язык и до сумасшествия Артура часто проводили время вместе, однако после его переезда в квартиру Конан Дойл (справедливости ради, им же ей и подаренную) все изменилось.       Элизабет, прекрасно помня планировку, прошла через коридор и свернула в гостиную, которая в эти дни была полностью залита солнцем из-за панорамных окон, занимающих всю дальнюю стену и обращенных к Гудзону. Она опустилась на диван и вытянула ноги. — Как поживаешь? — спросила она, сложив руки на груди. — Отлично, — соврала Софи, бросая сумку в кресло у входа. — Вся в работе. — Настолько «в работе», что за четыре с половиной года не нашла времени позвонить? — блеснула глазами Рикман.       Конан Дойл нахмурилась, глядя на серьезное лицо подруги: — Вино будешь? — спросила она после недолгого молчания. — Обижаешь, — развела руками Элизабет. — Можешь располагать мной, Шерлок, в ближайшие дни я свободен, — ответил Джон детективу, разведя руками. — В моральном отношении ты нисколько не изменился к лучшему, Джон, — хмыкнул Шерлок. — Ко всем твоим старым порокам добавился еще один — ты научился лгать, — он окинул друга взглядом с ног до головы. — Весь твой вид говорит о том, что ты загруженный работой врач, которого осаждают больные и беременная жена. — Среди них ни одного серьезного, — качнул головой Ватсон. — Но разве ты не можешь арестовать этого человека? — Конечно, могу, Джон, поэтому-то он так и беспокоится, — поморщился Шерлок. — Так в чем же дело? — Дело в том, что я не знаю, где бриллиант. — А, — Джон задумался, посмотрев в сторону двери, — Билли рассказывал — бриллиант короны. — Вот именно, огромный желтый камень Мазарини. Я расставил сети, и рыбка уже попалась, но я еще не получил камня. Какой мне толк забирать грабителей? — детектив махнул рукой. — У меня другая цель: мне нужен камень. — Значит, граф Сильвиус — одна из попавшихся рыбок? — предположил Ватсон. — Да, и при этом акула, которая кусается. Другой — Сэм Мертон, боксер. Сэм — неплохой парень, но граф использует его для своих целей, — Холмс хмыкнул. — Он не акула, а всего только глупый большеголовый пескарь. Но все равно он тоже бьется в моих сетях. — А где этот граф Сильвиус? — Я сегодня все утро провел у него под самым носом. Ты ведь видел меня в роли старухи. Но так удачно, как в этот раз, у меня еще никогда не получалось, — Шерлок почти ухмыльнулся. — Граф даже поднял мой зонтик со словами «Позвольте мне, мэм», он ведь наполовину итальянец и, как истинный южанин, умеет быть чрезвычайно любезным, если только он в духе, но если не в духе, — это сущий дьявол. — Но это могло кончиться трагически, — слабо запротестовал Ватсон. — Не спорю, — согласился Шерлок. — Я шел за ним до мастерской Штраубензе на Майнорис. Ему там изготовили духовое ружье — великолепная штука, хотя и устаревшая лет на сто двадцать, и, если не ошибаюсь, сейчас она находится в окне напротив. Ты видел манекен? — он стукнул себя свободной от сигареты рукой по лбу. — Точно! Билли показывал. В любой момент в эту голову может угодить пуля, — он повернулся в сторону двери, когда в комнату вошел Уиггинс. — В чем дело, Билли? — тот лишь кивнул. — О, он решил пожаловать сюда собственной персоной. Этого я не ожидал. Надо хватать быка за рога, Джон, — Шерлок затушил сигарету о столик и поднялся на ноги. — Этот человек способен на все. Вы ведь, наверное, слышали, что граф — знаменитый охотник на крупного зверя. Если ему удастся заполучить в свой ягдташ и меня, — Холмс закружил по комнате, — это будет достойным и блестящим завершением его спортивной карьеры. — Вызови полицию, — подсказал Ватсон. — Вероятно, я так и сделаю, но не сейчас, — Шерлок стал что-то искать на каминной полке. — Погляди, Джон, нет ли кого на улице.       Доктор подошел к окну и осторожно выглянул из-за шторы: — Какой-то верзила стоит около двери. — Так, это Сэм Мертон. Преданный, но не слишком далекий Сэм, — он повернулся к Уиггинсу. — Где этот джентльмен, Билли? — В приемной, сэр, — медленно проговорил тот. — Когда я позвоню, впусти его, — он поднял указательный палец. — Если меня не будет в комнате — все равно впусти его. — Сделаем, мистер Холмс, — флегматично кивнул парень.       Ватсон подождал, когда закроется дверь, и затем с горячностью обратился к своему собеседнику: — Послушай, Шерлок, это просто невозможно. Это же отчаянный человек, он ни перед чем не остановится, — он подошел к другу вплотную. — Может быть, он пришел сюда, чтобы убить тебя. — Что же, я нисколько не удивлюсь, — пожал плечами Холмс. — В таком случае, я останусь с тобой, — твердо кивнул Джон. — Твое присутствие может очень помешать. — Ему? — Нет, Джон, мне, — медленно произнес детектив. — Ты еще никогда не выходил из игры, и я уверен, что и на этот раз ты доведешь ее до конца. Этот человек явился сюда ради своих целей, но, возможно, он останется здесь ради моих, — Холмс вытащил записную книжку и написал несколько строк. — Поезжай в Скотланд-Ярд и передай эту записку Югелу из отдела уголовного розыска. Возвращайся обратно с полицией, и тогда графа можно будет арестовать. — Хорошо, — кивнул доктор. — Надеюсь, до твоего возвращения у меня как раз хватит времени, чтобы выяснить, где камень.       Холмс позвонил. — Пожалуй, тебе лучше выйти через мою спальню — через балкон можно спуститься по пожарной лестнице, — он пожал плечами. — Чрезвычайно удобно иметь второй выход.       Таким образом, когда через минуту Билли впустил Сильвиуса, в комнате никого не было. Знаменитый стрелок, спортсмен и франт был крупным смуглым мужчиной, его огромные черные усы прикрывали тонкий жестокий рот, над которым нависал длинный крючковатый нос, напоминавший орлиный клюв. Он был хорошо одет, но его яркий галстук, сверкающая булавка и блестящие кольца слишком резко бросались в глаза.             Когда дверь за ним затворилась, он свирепо и вместе с тем испуганно огляделся, словно ожидая на каждом шагу ловушки.       Вдруг он резко вздрогнул, заметив у окна безмятежно склоненную голову и воротник халата, видневшийся из-за спинки кресла. Сначала на его лице выразилось полнейшее изумление. Затем черные глаза убийцы радостно сверкнули. Он еще раз осмотрелся кругом, чтобы убедиться, что его никто не видит, и затем, приподняв свою тяжелую трость, подкрался на цыпочках к молчаливой фигуре и присел, чтобы сделать последний прыжок и нанести удар. — Стало быть, Шерлок Холмс, — протянула Рикман, глядя на лежащую на диване напротив Софи. — Кто бы мог подумать… — Ой, не прикидывайся, — поморщилась Конан Дойл, отпивая вино. — Ты всегда все знаешь. — Знаю, — тут же согласно кивнула Элизабет. — Но я в толк не возьму, почему ты уехала, не попрощавшись. — С кем из Вас? — повернула на нее голову Софи. — Плохо, что у тебя есть тенденция так делать, — хмыкнула Рикман. — Но я говорила про себя.       Конан Дойл отвернулась и посмотрела в потолок над собой. Элизабет действительно была ее близким другом, но за четыре с половиной года она так и не набралась смелости позвонить ей, ведь весь даже имя Рикман напоминало ей об ошибках прошлого. — Я не знаю, Элизабет, — она сглотнула. — Ты помнишь, что случилось с Артуром. Думаю, я была не в себе.       Та, разумеется, не знала всей правды: она не слышала имени Мориарти и никогда не пересекалась с Мораном, но зато не раз была свидетельницей криков Конан Дойлов за стеной. — Соня, — она поставила бокал на кофейный столик между ними и наклонилась вперед, оперевшись локтями о колени. — Артур уже в прошлом. Прошлое всегда причиняет боль. Но ты можешь прятаться от него, а можешь извлечь урок, — подруга повернула на нее голову и Элизабет улыбнулась. — Я знаю, что я живое напоминание о том, что с тобой было, но мы сами пишем то, что с нами будет.       Конан Дойл села, спустив ноги на пол: — Прости, Элизабет, — честно кивнула она. — Отрадно знать, что за столько лет ты не разучилась понимать меня.       Софи повернула голову и посмотрела на их с Артуром фотографию, которую она четыре года назад просто не успела убрать. — А как же, — улыбнулась Рикман, но, проследив направление взгляда Конан Дойл, в один миг стала серьезной. — Скучаешь? — просто спросила она. — Не потому что было в конце — нет, — она махнула рукой. — По нему… До всего этого. — Этот человек мертв, — Софи поднялась на ноги и взяла рамку в руки. — Я не умею скучать. По-моему, скучать — значит ждать, что вернется, — она прошла к кухне, отгороженной барной стойкой от гостиной, и выкинула фотографию в урну. — Но ничто не возвращается. Я знаю это очень давно. — А ты не слишком холодна? — прищурилась Элизабет. — У правды нет температуры, — парировала Софи, повернувшись к ней.       Убийца уже готов был сделать финальный удар, как вдруг из отъехавшей двери кухни его остановил спокойный и насмешливый голос Холмса: — Постарайтесь не разбить ее, граф!       «Гость» отступил назад, его перекошенное лицо выражало изумление. Он снова приподнял опущенную было трость, словно желая перенести свою ярость с изображения на оригинал, но в твердом взгляде серых глаз и насмешливой улыбке Холмса было что-то, заставившее его руку снова опуститься. — Прелестная вещица! Работа французского мастера Тавернье, — развел руками Шерлок. — Он так же ловко делает восковые фигуры, как Ваш приятель Штраубензе — духовые ружья. — Духовые ружья? — нахмурился граф. — Не понимаю, сэр, что Вы хотите этим сказать. — Положите трость на столик и присаживайтесь, — Холмс дождался, пока его просьба будет выполнена. — Быть может, Вы заодно вытащите и свой пистолет? Впрочем, если Вы предпочитаете сидеть на нем, я не возражаю, — Шерлок прошел к своему креслу и опустился в него. — Вы пришли очень кстати, мне необходимо с Вами поговорить.       Граф угрожающе нахмурил свои густые брови: — Я тоже хотел сказать Вам пару слов, Холмс. Поэтому я и пришел. Не стану отрицать — я только что собирался размозжить Вам голову. — Я так и понял, что Вам взбрело на ум нечто подобное, — кивнул Шерлок. — Но почему я заслужил такое внимание с Вашей стороны? — А потому, что Вы слишком много себе позволяете, мне это начинает действовать на нервы, — прошипел гость. — Потому что Вы рассылаете своих приспешников следить за мной. — Я никого не посылал, даю Вам честное слово. — Не говорите глупостей, — скривился «клиент». — Я видел, что за мной следят. Но мы еще посмотрим, кто кого, Холмс! — Уверяю Вас, Вы ошибаетесь, утверждая, будто бы я пользуюсь агентами, — Шерлок снова закурил.       Граф Сильвиус презрительно рассмеялся: — Не думайте, что я глупее Вас и ничего не замечаю. Вчера это был какой-то спортсмен. Сегодня — старуха, — он хмыкнул. — Они ни на минуту не выпускали меня из виду. — Сэр Даусон за день до того, как его упекли в тюрьму, сказал, что театр потерял в моем лице ровно столько же, сколько выиграло правосудие, — Холмс затянулся. — А сегодня Вы расхваливаете меня за мои перевоплощения. — Так это… — гость выдохнул. — Так это были Вы?       Холмс пожал плечами. — Вон в углу стоит зонтик, который Вы, еще ничего не подозревая, так вежливо вручили мне. — Если бы я знал, Вы бы никогда… — начал граф. — Я бы никогда не увидел этого скромного жилища, хотите сказать? — перебил его Шерлок. — Я это хорошо понимал. Всем нам свойственны промахи, о которых мы потом сожалеем. Но так или иначе Вы меня не узнали, и вот я сижу перед Вами.       Нахмуренные брови графа, из-под которых угрожающе блестели глаза, сдвинулись еще плотнее: — Что ж, тем хуже. Значит, это не Ваши агенты, а Вы сами занимаетесь ерундой и суете нос не в свое дело. Вы сами сознаетесь, что следили за мной. Зачем? — Что же, граф, Вы ведь когда-то охотились на львов в Алжире, — вдруг сказал Шерлок. — Позвольте Вас спросить: зачем? — Зачем? — гость нервно рассмеялся. — Ради спорта, ради сильных ощущений, ради риска. — И, кроме того, Вы хотели очистить страну от хищников? — подсказал детектив. — Совершенно верно, — медленно кивнул граф. — Теперь Вам понятна моя цель? — Холмс откинул голову назад, чрезвычайно довольный собой. Гость вскочил, и его рука невольно потянулась к заднему карману. — Сядьте, сядьте, граф. У меня, кроме этого, есть еще и другая, более конкретная цель. Мне нужен желтый бриллиант.       3ловеще улыбаясь, граф Сильвиус снова опустился на стул: — Вот как, — произнес он. — Вы отлично знали, что ради этого я следил за Вами, и Вы только затем и явились сюда сегодня, чтобы выяснить, много ли мне известно, и насколько необходимо меня устранить, — быстро проговорил Холмс. — Можете мне поверить, что с Вашей точки зрения это абсолютно необходимо, так как я знаю все, за исключением одного факта, но я рассчитываю узнать о нем от Вас. — Неужели? — преступник откинулся на спинку стула. — Интересно, что же это за факт, которого Вы не знаете. — Где находится бриллиант сейчас? — невозмутимо произнес Холмс.       Граф хитро взглянул на собеседника: — Не много ли Вы на себя берете? — Граф Сильвиус, Вам не удастся меня запугать, — глаза Холмса, устремленные на Сильвиуса, сузились и угрожающе сверкнули, как стальные острия. — Я вижу Вас насквозь, как будто вы стеклянный. — В таком случае, Вы видите, где бриллиант, — заметил Сильвиус.       Холмс почти радостно хлопнул в ладоши и затем выразительно поднял палец: — Итак, Вы знаете, где он, Вы это сами признали. — Ничего я не признавал, — в замешательстве прошептал гость. — Послушайте, граф, если Вы будете благоразумны, мы сможем заключить сделку, — сказал Шерлок, — а иначе Вам не поздоровится.       Граф Сильвиус вперил взор в потолок: — Кто же кого запугивает — Вы меня или я Вас?       Холмс посмотрел на него в раздумье, словно гроссмейстер, собирающийся сделать решающий ход. Затем он выдвинул ящик столика рядом с собой и достал оттуда толстый блокнот: — Знаете, что у меня в этой книжечке? — Понятия не имею, сэр, — презрительно бросил граф. — Вы. — Я? — Да, Вы! — детектив открыл блокнот. — Вы тут весь — каждый шаг Вашей гнусной и преступной жизни. — Идите к черту, Холмс! — вскочил граф, сверкнув глазами. — Не выводите меня из терпения. — Тут все записано, граф, — он перелистнул страницу. — Все, что касается смерти старой миссис Гаролд, оставившей Вам свое владение в Блимере, которое Вы так поспешно проиграли. И вся история мисс Минни Уоррендер. И много еще чего, граф, — он посмотрел на Сильвиуса. — Ограбление в экспрессе по пути на Ривьеру 13 февраля 2010 года. И подделка чека Лионского банка в том же году. — Ну уж тут Вы ошиблись, — вставил гость. — Значит, я не ошибся во всем остальном, — Шерлок захлопнул книгу. — Послушайте, граф, Вы ведь играете в карты. Какой смысл продолжать игру, если Вы знаете, что у противника все козыри? — Какое отношение имеет вся эта болтовня к драгоценному камню? — вскипел мужчина. — Все это улики против Вас, — не обратил внимания на его выпад Холмс. — Помимо этого, у меня есть еще неоспоримые улики по делу о бриллианте и против Вас, и против вашего телохранителя. — Какие же это улики? — Во-первых, показания кэбмена, с которым Вы ехали на Уайт-холл, и кэбмена, который вез Вас обратно. Во-вторых, показания швейцара, видевшего Вас около витрины. И, наконец, у меня есть показания Айки Сандерса, который отказался распилить Вам камень. Айки донес на Вас, так что игра сыграна, — вены вздулись на лбу у графа. Стараясь подавить волнение, он судорожно сжимал смуглые руки. Он попробовал заговорить, но язык не слушался его. — Вот мои карты. Я все их выложил перед Вами. Но одной карты не хватает. Не хватает короля бриллиантов. Я не знаю, где камень. — И никогда не узнаете, — чинно ответил преступник. — Вы так думаете? Ну будьте же благоразумны, граф. Взвесьте все обстоятельства. Вас посадят на двадцать лет. Так же, как и Сэма Мертона. Какой Вам прок от камня? — он многозначительно качнул головой. — Ровно никакого. Но если Вы его вернете, я Вам обещаю, что дело не дойдет до суда. Ни Вы, ни Сэм нам не нужны, — детектив сделал паузу. — Нам нужен камень. Отдайте его, и если Вы будете хорошо себя вести, я гарантирую Вам свободу. Но если Вы опять попадетесь, то это будет уже конец. А пока что мне поручено раздобыть камень, а не Вас. — Холмс позвонил, и вошел Билли. — Я полагаю, граф, что неплохо было бы пригласить на это совещание и Вашего приятеля Сэма. Он тоже заинтересованная сторона, — он обратился к Уиггинсу. — Билли, на улице, у подъезда, ты увидишь огромного безобразного джентльмена. Попроси его подняться сюда. — А если он откажется, мистер Холмс? — растянуто спросил парень. — Никакого насилия, Билли, — предупредил Шерлок. — Если ты скажешь, что его зовет граф Сильвиус, он непременно придет. — Что Вы собираетесь делать? — спросил граф, как только Билли вышел. — Я только что говорил своему другу доктору Ватсону, что в мою сеть попались акула и пескарь, — откликнулся детектив. — Сейчас я тяну сеть, и обе рыбы показались из воды.       Граф поднялся со стула, держа руку за спиной, и Шерлок опустил руку в карман халата. — Вам не суждено умереть в своей постели, Холмс, — угрожающе прищурился преступник. — Да, я уже не однажды об этом думал. Но разве это так уж важно? — он хмыкнул, поднимаясь с места. — Похоже, что и Вы, граф, примете смерть не в горизонтальном, а в вертикальном положении.       Темные враждебные глаза короля преступного мира внезапно вспыхнули, как у настоящего хищника. Вся фигура Холмса выражала напряжение и готовность в любой момент отразить удар, казалось, что от этого он сделался еще выше. — Не стоит нащупывать пистолет, мой друг, — спокойно произнес он. — Вы очень хорошо знаете, что не осмелитесь пустить его в ход, даже если бы я дал Вам время его вытащить. С этими пистолетами не оберешься хлопот. От них так много шума, граф. Лучше уж пользоваться духовыми ружьями. А, я, кажется, слышу легкую поступь Вашего компаньона, — он повернулся ко входу. — Добрый день, мистер Мертон! Скучновато дожидаться на улице, не правда ли?       Премированный боксер, грузный молодой человек с глупым, упрямым и грубо обтесанным лицом неловко остановился в дверях, растерянно озираясь по сторонам. Любезный тон Холмса озадачил его, и, хотя Сэм смутно почувствовал в нем враждебность, он не знал, как себя вести. Он повернулся к своему более проницательному товарищу: — Что тут происходит, граф? Чего ему надо? В чем дело? — голос его звучал глухо и хрипло.       Граф пожал плечами. Вместо него Сэму ответил Холмс: — Если говорить кратко, мистер Мертон, ваше дело проиграно.       Боксер продолжал обращаться к своему сообщнику: — Шутит он, что ли? Так мне сейчас не до шуток. — Это вполне понятно, — сказал Шерлок. — И уверяю Вас, что через час-другой Вы будете настроены еще менее шутливо. Вот что, граф Сильвиус. Я человек занятой и не могу попусту тратить время. Сейчас я пройду в спальню, — он кивнул в сторону кухни. — Прошу Вас не стесняться в мое отсутствие. Без меня Вам будет удобнее объяснить своему другу, как обстоит дело. Тем временем я сыграю на скрипке. Через пять минут я вернусь за окончательным ответом, — он помолчал. — Надеюсь, Вы достаточно ясно осознаете, что Вам приходится выбирать одно из двух: или мы заберем Вас, или камень.       Холмс удалился, прихватив с собой стоявшую в углу скрипку. Минуту спустя из-за закрытой двери спальни послышались протяжные, жалобные звуки всем известной песни «Pardonne-moi ce caprice d'enfant». — Так в чем дело? — спросил Мертон, когда его приятель повернулся к нему. — Он что, знает про камень? — Будь он проклят, он знает слишком много, а может быть, и все. — Черт! — желтоватое лицо боксера слегка побледнело. — Нас выдал Айки Сандерс. — Айки? — вскинулся собеседник. — Ну, погоди, я ему сверну шею, хоть бы меня за это повесили. — Обожди, — сказал боксер, подозрительно глядя на дверь спальни. — С этой хитрой лисицей надо держать ухо востро. Он не подслушивает? — Как он может подслушивать, когда он играет? — всплеснул руками граф. — Это верно, — он повернулся к окну. — А нет ли кого за занавеской? Слишком уж много тут штор.       Боксер стал осматриваться и вдруг в первый раз заметил у окна манекен. В немом удивлении он уставился на него, не в силах произнести ни слова. — Это восковая кукла, — объяснил граф. — Подделка, да? А здорово, мадам Тюссо, небось, такое и не снилось, — боксер будто бы забыл, зачем пришел. — Прямо как живой: и халат, и все остальное. Но черт бы побрал эти занавески, граф! — Шут с ними, с занавесками, мы только зря тратим время, а у нас его не так уж много, — одернул его Сильвиус. — Он может арестовать нас из-за этого камня, но, если мы скажем, где камень, он нас отпустит. — Еще чего! — воскликнул Сэм. — Отказаться от камня в сто тысяч фунтов? — Другого выхода нет.       Мертон почесал коротко остриженную голову: — Послушай, он ведь тут один. Пристукнуть его, и все, — он кашлянул. — Если мы его прикончим, нам нечего будет бояться.       Граф покачал головой: — Ты не слышал про его бабу? Она нас найдет и на ремни порежет, — он глянул в сторону закрытой двери кухни. — Ее тут вроде нет, но и у него есть оружие, и он начеку. Если мы его застрелим, нам вряд ли удается отсюда выбраться. К тому же он наверняка успел сообщить свои сведения полиции. — Ну так слушай, шеф, — сказал Мертон, — у тебя есть голова на плечах. Надо что-то придумать. Раз нельзя пустить в ход кулаки, тогда твое дело решать, как быть. — Я еще и не таких обманывал, — отвечал граф. — Камень-то у меня с собой. В потайном кармане. Я бы ни за что не решился оставить его где-нибудь. Сегодня ночью его можно будет переправить в Амстердам, а Холмса ничего не стоит провести, — он посмотрел в окно. — Этот идиот, чтоб ему было неладно, сказал, что он нас не тронет, если получит камень. Ну, так мы пообещаем ему камень. Наведем его на ложный след, а пока он догадается, в чем дело, камень будет уже в Нидерландах, а мы сами — за границей. — Вот это здорово! — довольно ухмыльнулся Сэм Мертон. — Я возьму на себя этого простака и постараюсь заговорить ему зубы. Я скажу ему, что камень в Ливерпуле. Черт бы побрал эту музыку, она мне действует на нервы! — глянул он в сторону двери. — Пока Холмс выяснит, что в Ливерпуле его нет, камушек будет поделен на четыре части, а мы будем в открытом море. Поди сюда, а то тебя видно через замочную скважину. Вот он, камушек-то. — Как ты не боишься носить его с собой? — Это самое надежное, — фыркнул Сильвиус. — Если уж мы ухитрились стащить его с Уайтхолл, из моей квартиры его всякий унесет. — Дай-ка поглядеть, — протянул руку Сэм. Граф Сильвиус, не обращая внимания на протянутую ладонь, бросил не слишком одобрительный взгляд на своего сообщника. — Уж не думаешь ли ты, что я собираюсь тебя охмурить? Так вот, имейте в виду, граф, мне начинают надоедать ваши штучки. — Ладно, Сэм, не обижайся, — он потянул компаньона к окну. — Нам нельзя сейчас ссориться. Если хочешь как следует разглядеть эту красоту, подойди сюда, к свету. На, — камень блеснул в огнях уличных фонарей, — держи поближе к свету. — Благодарю вас, — раздался совсем рядом приятный баритон.       В мгновение ока Холмс, вошедший в комнату за их спинами, прыгнул вперед и схватил бриллиант. В одной руке он зажал камень, а другой держал пистолет и целился в голову графа. В полном замешательстве оба мошенника отступили назад. Прежде чем они успели опомниться, Холмс нажал кнопку электрического звонка: — Не вздумайте сопротивляться! Джентльмены, прошу, поберегите мебель! — он хмыкнул. — Вам должно быть ясно, что ваше положение безнадежно. Полиция ждет внизу.       Граф был так ошеломлен, что злоба и страх отступили в эту минуту на второй план: — Черт возьми, каким образом? — прохрипел он. — Ваша взяла. Холмс. По-моему, Вы сущий дьявол. — Очень может быть, — ответил Холмс, вежливо улыбаясь.       Туго соображающий Сэм Мертон не сразу понял, что произошло. И только когда на лестнице раздались тяжелые шаги, к нему наконец вернулся дар речи: — Я вот чего не пойму: ведь эта проклятая скрипка все еще пиликает. — Вы совершенно правы, — ответил Холмс, — играет. Эти современные магнитофоны — замечательное изобретение.       В комнату ворвалась полиция, щелкнули наручники, и преступников препроводили в ожидающий их кэб. — Я все-таки не могу успокоиться. Вот же скотина! — вскинулась Рикман. — Крутит шашни с какой-то профурсеткой! Хоть бы сказал… Ну и друг! — Перестань, — покачала головой Софи, глядя в окно. — Он мне ничего не должен. — Был бы должен, если бы знал, что ты к нему чувствуешь, — заметила Элизабет. Софи медленно повернула к ней голову. — И не смотри на меня так, я прекрасно знаю, как ты говоришь о человеке, когда он тебе не безразличен. — Черт бы тебя побрал! — прошипела Конан Дойл, отворачиваясь. — Все, я не хочу об этом говорить, — она покачала головой. — Я утром была на слете в Принстонском университете, вечером у меня будут гости-ученые, — она снова посмотрела на подругу. — Придешь? — Конечно, — улыбнулась девушка. — И как ты всё это успеваешь? — тут же вздохнула она. — Два дня в Нью-Йорке, ни разу не попалась мне на глаза, в университет съездила… У Геллера была уже? — Просто я знаю цену времени, — чинно ответила Софи. — У Росса — да, была, вчера. Сегодня он тоже придет, кстати. Он до сих пор преподает в Колумбийском, обещал похлопотать по поводу моего места. — Ладно, — кивнула Элизабет. — А Лэнгдон что? Я слушала, он в городе.       Софи подошла к кофейному столику и, отодвинув кипу газет, взяла с него какую-то книгу и подала ее собеседнице. — Прислал по почте, благодарит за помощь, — резюмировала она. — Я помогала редактировать… Немного. — «Символы утраченного священного женского начала», — прочитала Рикман. — Небось читается на одном дыхании, — иронично добавила она, но вдруг замерла и подняла глаза на подругу. — Погоди, ты сказала, что Росс будет хлопотать по поводу твоего места? — Конан Дойл кивнула. — Ты что, прилетела с концами? — Софи молчала. — Ох, Соня, — Элизабет поднялась с места, вернув бокал с недопитым вином и книгу на столик. — Ты одна из самых умных людей, что я знаю, — она исподлобья посмотрела на Конан Дойл. — Но чтобы умно поступать, одного ума мало.       Когда лорд Кантлмир, владелец камня Мазарини, вышел из гостиной около восьми вечера, расхваливая Холмса на все лады, Шерлок отправил Ватсону сообщение и еще долго сидел в кресле, глядя в пустоту. Он не узнавал себя.       Он только что завершил крупное дело, поймал двоих преступников и вернул хозяину украденное. Завтра об этом деле напишут все газеты Лондона, послезавтра — Джон, и у дверей дома 221В начнут снова толпиться журналисты. Детектив снова победил, но… Он не чувствовал удовлетворения.       Шерлок не брал клиентов два дня, ведя исключительно дело Магнуссена. Джанин все также смеялась ему при встрече, все также обнимала его руку и тянулась за поцелуем, а сегодня и вовсе должна была прийти на Бейкер-стрит, но Холмс не чувствовал, что эта мера на пути к Шантажисту была оправданной. Он испытывал почти отвращение, когда смотрел в карие, но-не-такие-карие, глаза Джанин. И оценивая ситуацию, он понимал, почему у него ничего не клеится.       Взгляд детектива скользнул к креслу напротив, едва различимому в темноте, и сердце будто пронзила ледяная игла. Он поднялся с места, взял скрипку и, повернувшись к окну, заиграл песню, которая столько дней неизменно играла в его голове.       Они с… ней были противоположностями друг друга: как плюс и минус на магните, как день и ночь. Если она восклицала «о, боже!», он привык говорить «вот черт!». Она верила в искреннюю и чистую любовь, он же смеялся над любыми проявлениями чувств. Она хотела найти в нем что-то хорошее, но этого не было. Она пыталась исправить неисправимое и терпела поражение за поражением, но не сдавалась. Кроме одного-единственного раза, оборвавшего ту тонкую нить, что связывала их все эти годы. Это противостояние тьмы и света могло бы продолжаться бесконечно, но он проиграл в битве, о которой столько лет даже не знал.       Шерлок, уцепившись за эту мысль, отбросил скрипку на середине аккорда и снова потянулся к звонку, вызывая своего помощника. — Билли, ко мне сейчас придет гостья, — сказал он вошедшему парню. — Помоги вынести это кресло, — он кивнул на сидение, стоявшей с левой стороны от камина. — Зачем, мистер Холмс? — округлил глаза Уиггинс. — Потому что так надо, Билли, — огрызнулся детектив.

* * *

      Вечером многострадальная квартира Софи Конан Дойл приняла в себе куда больше гостей, чем видела за последние годы. Доктор филологии пригласила Шелдона Купера, Леонарда Хоффстедера, Говарда Воловица и Раджеша Кутраппали, с которыми провела слет в Принстонском университете. Ребята были очень умные, но… Странные.       Купер, физик-теоретик, высокий худой мужчина в футболке, надетой поверх кофты, провел примерно тридцать минут, ходя из угла в угол гостиной, ища «свое место», которое должно было удовлетворять десяток разных требований, а, наконец усевшись, провел еще столько же времени в рассказах о китайской еде, которую Софи заказала на этот вечер.       Леонард, физик-практик, был приятным низким мужчиной в очках, вечно извинялся, принес Конан Дойл цветы и, кажется, отлично поладил с Россом Геллером.       С последним Софи была знакома с самого приезда в Нью-Йорк. Геллер преподавал на соседней кафедре палеонтологию, у (тогда еще) Охотниковой у него не было занятий, но однажды столкнувшись в столовой во время перерыва, они довольно быстро разговорились и в последствии даже стали друзьями. У Росса была супруга, Рейчел, и двое детей, он жил здесь же, в Нью-Йорке, и в лучшие времени приглашал их с Артуром на Дни Благодарения в дом своей сестры Моники и ее мужа Чендлера на Лонг-Айленде.       Вся компания Геллера была очень приятна Софи, а сам Росс не раз помогал ей, когда она писала докторскую, познакомил с Робертом Лэнгдоном, специалистом по символике, был на похоронах Артура и всячески ее поддерживал в те темные времена. Когда же Конан Дойл вошла в его кабинет спустя четыре с половиной года разлуки, он был рад ей, как ребенок, и обещал сделать все, чтобы ее приняли на кафедру русской филологии.       В Калифорнийский университет Софи зазывал меж тем Раджеш — добрейшей души астрофизик из Индии, который за вечер сделал штук двадцать отсылок на мелодрамы и фильмы с Сандрой Буллок, а остальное время провел за прелестной беседой с Элизабет.       Воловиц же, низкий мужчина с прической а-ля «Битлз» и манишке, счастливый муж, инженер и, с недавнего времени, астронавт — чем он похвалился примерно столько же раз, сколько Кутраппали говорил о чем-то приторно женском — задавал тон всему вечеру, периодически меняя тему общего разговора.       Поэтому Конан Дойл не заметила, как он, откинувшись на спинку дивана напротив нее, заговорил о том, что она сама старалась не обсуждать: — Что же, Софи, Вы работаете и живете с Шерлоком Холмсом, — Софи отпила вино и прикрыла глаза. — Он очень знаменит, — заметил Говард. — Мы с женой постоянно читаем блог Вашего друга, доктора Ватсона. — Отрадно слышать, — улыбнулась Конан Дойл, качнув бокалом в сторону говорившего мужчины. — Он раскрыл столько дел, — проговорил Росс, стоя у панорамного окна и глядя на закат. — Даже до берегов Америки дошла его слава. — Думаю, суть знаменитости и заключается в знаменитых поступках, — заметил Леонард из кресла в углу комнаты. — Полностью поддерживаю, — кивнула Конан Дойл. — Однако Вы здесь, с нами, — встрял Шелдон, развалившийся в углу дивана рядом с Говардом. — Вместо того, чтобы расследовать очередное преступление. Полагаю, мистер Холмс не так уж прост в общении. — И это ты-то говоришь? — нахмурился Раджеш, сидевший между Софи и Элизабет. — Нет, Шелдон, Шерлок — прекрасный человек, — вдруг сказала Конан Дойл. — Он любит собак, пчел, танцы и детей. Он наряжается и шутит, а также очень-очень старается завязать с сигаретами, — она улыбнулась и отвела взгляд. — Он помогает людям и сопереживает так глубоко, что это ранит его самого. Он любит звезды, науку, романтику и цветы. Он никогда не нападает, пока его самого не атакуют, — она провела пальцем по своему бокалу. — Он притворяется, что ему не нравятся фильмы о Джеймсе Бонде, играет в настольные игры, забывает поесть, занимается скрапбукингом, играет на скрипке, — доктор нахмурилась, будто бы погружаясь в воспоминание. — Шерлок хотел быть пиратом и создал собственную профессию, боится быть скучным, поэтому он дедуктирует вслух, чтобы производить впечатление, подписывает свои сообщения, потому что не думает, что у кого-то есть его номер, — она помолчала. — Любит свое пальто… И пингвинов, кстати, но никогда не произносит их название, потому что не может выговорить, — Конан Дойл наконец перевела взгляд к собеседникам. — Он удивительный человек. — Звучит так, как будто Вы его очень сильно любите, — заметил Радж.       Улыбка медленно сползла с лица Софи, и она покачала головой: — Он мой лучший друг, — сухо откликнулась она. — Касаемо любви, — вдруг заговорил Купер, спасая ситуация. — У меня есть любимый парадокс, касаемый отношений. — Шелдон, бога ради, — прикрыл глаза несчастный Леонард. — Индустрия отношений сейчас нацелена на то, чтобы у нас было как можно больше выбора, — подался вперед Купер. — Сложно верить в «того самого», когда у нас под рукой есть Тиндер. Мы учим языки любви, занимаемся эмоциональным интеллектом, читаем — прости меня, Физика — книги психологов для того, чтобы не впасть в абьюзивные отношения и найти достойного кандидата, — не унимался он. — Вся индустрия любви: будь это современная психология или дейтинговые приложения, настроена на то, чтобы у нас было как можно больше выбора. Но мы ненавидим выбирать. — Ага, спросите у «Спотифай», — хмыкнул Говард. — Мы ищем отношения для того, чтобы ограничить себя в выборе, — добавил Шелдон. — У Вас появляется новый человек, который сужает Ваш выбор — как верный алгоритм у «Спотифая», — он глянул на Воловица. — И в этом заключается мой самый любимый парадокс: мы стремимся к свободе выбора, чтобы кто-то ограничил наш выбор.       Все пару мгновений молчали, но тишину прервал несчастно вздохнувший Росс: — Я хочу виски. — Протестую! — воскликнул охмелевший Кутраппали. — Я хочу любви! — Протест отклонен, — Софи поднялась с места. — Я тоже хочу виски.       Джон пришел на Бейкер-стрит только около восьми часов следующим утром, потому как вечером прошлого дня ему пришло сообщения от Шерлока, что дело закрыто, а все детали он расскажет позже. К своему удивлению, он столкнулся с другом у дверей дома 221В. — Ты, конечно, слышал о Чарльзе Огастусе Магнуссене, — сказал детектив без приветствия. — Ага, — откликнулся озадаченный Ватсон, окинув взглядом Холмса, облаченного в ветровку и спортивные штаны. — Владеет газетами, которые я не читаю.       Шерлок посмотрел в сторону своей двери: — Какого черта тут делает мой брат? — он поднялся на порог. — Дверной молоток. Он всегда его машинально поправляет. Обсессивно-компульсивный синдром, — он открыл дверь, заходя внутрь, и Ватсон последовал за ним. — Ну что, Шерлок, — тут же раздался из глубин коридора голос Майкрофта, сидевшего на ступеньках, оперевшись о зонт. — Что ты тут делаешь? — прищурился детектив. — Мне доложили, что ты ночевал в наркопритоне, — улыбнулся Холмс-старший. — Проявляю заботу. Слушай, чтобы мы не теряли время. Куда ты все спрятал? — Мы? — Мистер Холмс? — раздался сверху знакомый голос. — Проклятье! — вскипел Холмс, обходя Майкрофта и взбегая вверх по лестнице.       Майкрофт и Джон обменялись взглядами, и Ватсон тяжело выдохнул, когда Холмс-старший оперся на свой зонтик, чтобы подняться на ноги.       Сыщик вошел на кухню и пристально посмотрел на Андерсона, который находится какой-то неизвестной ему женщиной. — Андерсон?! — сердито выдохнул Холмс. — Прости, Шерлок, — откликнулся тот, виновато поднимая руки в перчатках. — Это ради твоего же блага.       Детектив повернулся и кинулся к своему креслу, где сидел еще один член «поисковой группы» и читал книгу. Мужчина тут же поспешил прочь. Шерлок натянул капюшон и лег в кресло. — Андерсон и еще некоторые члены твоего фан-клуба. Будь вежлив, — сказал Майкрофт, — входя с Джоном на кухню. — Они надежны и безотказны. Даже изъявили желание обыскать свалку токсичных отходов, которую ты называешь квартирой, — детектив прикрыл глаза. — Ты теперь знаменитость, Шерлок. Наркозависимость — непозволительная роскошь. — У меня нет никакой наркозависимости, — пробурчал Холмс-младший.       Внимание Джона было сосредоточено на пустом пространстве между креслом Шерлока и кухней: — А где кресло Софи? — удивленно спросил он. — Оно перекрывало вид кухни. — Вы бы лучше спросили, доктор Ватсон, где сама доктор Конан Дойл, — заметил Майкрофт. — Софи уехала на несколько дней в Нью-Йорк, и ребенка оставили без присмотра, Шерлок? — О, бога ради, при чем тут она? — прошипел детектив.       Майкрофт повернулся к Андерсону: — Ну что, вы нашли что-нибудь? — Тут нечего искать, — снова подал голос Шерлок. — Твоя спальня заперта, — откликнулся мистер Британское Правительство, медленно идя по коридору. — Тебя не было дома всю ночь, — Шерлок поднял голову и откинул капюшон. — Так почему человек, который никогда не удосуживался запереть дверь без прямой просьбы своей матери, — Майкрофт подошел к двери и положил ладонь на ее ручку, — сделал это на этот раз?       Шерлок бросился в сидячую позу: — Хорошо, стоп! Просто остановись, — Майкрофт повернул ручку, но не открыл дверь. — Ты донес свою мысль. — Боже, Шерлок, — выдохнул обескураженный Ватсон, посмотрев на друга. — Что ж, мне, разумеется, придется позвонить родителям, — сказал Холмс-старший, возвращаясь в кухню. Шерлок посмотрел вниз и закрыл глаза. — Уже не первый раз твое твое злоупотребление вносит хаос в их размеренную жизнь.       Вздохнув, детектив встал и подошел ближе к своему брату: — Это не то, что ты думаешь. Это все ради дела. — Какое дело может это оправдать? — ухмыльнулся Майкрофт. — Магнуссен, — легкая улыбка брата исчезла. — Чарльз Огастус Магнуссен.       Холмс-старший сделал вдох и повернулся к Андерсону и его спутнице: ― Сейчас вам показалось, что вы услышали чье-то имя. Так вот, вы ошиблись, — он наклонил голову. — Если вы кому-то скажете, что слышали его в этой комнате в данном контексте — я гарантирую вам от имени британских спецслужб, что на ваших компьютерах будут обнаружены некие материалы, в результате чего вас немедленно возьмут под стражу. Не отвечайте — сделайте испуганный вид и исчезните, — Андерсон немедленно вывел женщину из кухни и последовал за ней на площадку, закрывая за собой дверь. Майкрофт вернулся туда, где Джон стоял рядом с Шерлоком. ― Надеюсь, с Вами можно обойтись без угроз. ― Наверное, нам обоим было бы неловко, — заметил Ватсон, и Шерлок фыркнул от смеха, отворачиваясь. ― Магнуссен — это не твое дело, — строго сказал Майкрофт брату. ― То-есть оно твое? — указал на него детектив. ― Можешь считать, он под моей защитой. ― Или ты у него под колпаком! — скривился Шерлок. — Пойдешь против Магнуссена, — зловеще проговорил мужчина, — и вскоре обнаружишь, что пошел против меня. — Хорошо, — беспечно кивнул его брат. — Непременно это учту, — он двинулся к кухонной двери. — Если ты пытался сделать так, чтобы о твоей зависимости узнали газетчики, у тебя не получилось, ни одна из статей не увидит свет, — резюмировал Холмс-старший. — Каждый веселится, как может, Майкрофт, — парировал Шерлок. — Так, что я собирался сказать? О, да, — он открыл дверь. — Пока.       Детектив указал на выход. Брат обошел его, но затем поворачивается к нему лицом: — Доктору Конан Дойл я, пожалуй, тоже наберу… Братец мой.       Шерлок тут же схватил его за левую руку чуть ниже локтя, закрутил ее за спину, ударил брата лицом о стену возле кухонной двери, и тот вскрикнул от боли. — Братец мой, — прошипел Холмс-младший, — неразумно запугивать меня, когда я под дозой.       Джон поспел к ним и заговорил мягко, но твердо: — Майкрофт, не говорите больше ни слова, — он посмотрел на Шерлока. — Не то он порвет Вас на мелкие кусочки. А мне эта перспектива… Не по душе, — старший брат наконец вырвался из хватки детектива. Шерлок повернулся и отошел. — Нет, Майкрофт, ни слова, — Ватсон наклонился и поднял зонтик, который тот уронил. Мужчина принял его и наконец покинул комнату.       В гостиной Шерлок потягивался и потирал спину. Джон повернулся и подошел к нему: — Э, Магнуссен? — Который час? — тут же спросил Холмс. — Около восьми.       Шерлок фыркнул и с отвращением выдохнул: — У меня с ним встреча через пару дней. А сейчас — надо душ принять.       Он прошел через кухню в коридор. — Говоришь, это для дела? — спросил Ватсон. — Что за дело? — Настолько опасное, что разумно держаться от него подальше, — резюмировал Шерлок. — Запугиваешь? — Боже, нет, — взявшись за ручку двери ванной, он снова посмотрел на Джона. — Пытаюсь втянуть, — он слабо улыбнулся другу и вошел в ванную. — В спальню мою не лезь.       Дверь в ванную закрылась. Джон немедленно направился через кухню к спальне. Он только что добрался до коридора, когда дверь открылась, и из-за нее показалось знакомое лицо. — О, Джон, это ты, — открывая дверь пошире, Джанин смущенно посмеялась, оттягивая нижнюю часть своей рубашки. На ногах у нее ничего не было. — Привет! Как дела? — Джанин? — с недоверием спросил Ватсон. — Извини. Я не одета, — она направилась к кухне. — А… Остальные ушли? Я слышала голоса. — Да, ушли.       Девушка посмотрела на часы: — Боже, уже почти восемь. Я опаздываю, — она подошла к столешнице и взяла кофейник. — Мне показалось, тут спорили. Это был Майк? — Майк? — вскинул брови Джон. — Да, Майк, его брат, — Джанин рассмеялась. — Они вечно воюют. — Майкрофт? — Его действительно так называют? — снова хихикнула девушка. — О, может ты пока сваришь кофе? — Конечно… — медленно произнес Джон. — Да.       Джанин вернулась в коридор: — Отлично, — она остановилась и положила руку Джону на плечо. — О, а как там Мэри? Как семейная жизнь? — Неплохо все. Все хорошо, — мужчина повернулся и пошел к шкафу.       Джанин указала на что-то в другом направлении: — О, кофе теперь там. Соседка Шерла вечно ставила его слишком высоко. — Шерла? — переспросил Ватсон. — Да, эта, как ее… — она задумалась. — Дурацкое имя, никак не могу запомнить. — Доктор Конан Дойл, — нахмурился Джон. — Да плевать, — она оглянулась. — Где Шерл? — Шерл! — ухмыляясь и прочищая горло, доктор снова повернулся к ней. — Он душ принимает. Думаю, выйдет через пару минут. — О, как обычно! — прощебетала девушка. — Да? — неуверенно спросил Джон.       Он нахмурился, все еще не в силах поверить в то, что происходит, затем рассеянно подошел к шкафу, на который указала Джанин. Та пересекла коридор и постучала в дверь ванной, но сразу же открыла ее и вошла внутрь. — Доброе утро! — практически пропела она из той комнаты. — Для меня местечко найдется?       Ватсон вытаращил глаза и посмотрел в сторону коридора: — О, ты уже встала, — весело откликнулся Шерлок, и они оба рассмеялись.       Джон отвернулся, словно гадая, в какой странный мир он попал. — Ох, да боже мой, Шелдон, Вы не правы, — закатила глаза Софи. — Литературоведение — система точек зрения. — Система точек зрения насчет чего? — посмотрел на нее Купер. — Как друг друга любят несуществующие люди? И этому Вы посвятили свою жизнь? — Посвятила и получила номинацию на Нобелевскую премию, — заметил Росс. — А у Вас в этом плане как успехи, Шелдон? — ухмыльнулся он. — Святая корова, это скользкая дорожка, Росс, — встрял Кутраппали, махнув рукой.       Купер, насупившись, уставился в окно. — Но вообще, доля истины в его словах есть, — сказал Леонард. — Не в обиду, Софи, но мы изучаем то, как устроена вселенная, отвечаем на вопросы мироздания, в то время как Вы изучаете то, что создали люди. — Пусть так, — пожала плечами Конан Дойл. — Но я придерживаюсь мнения, что у нас не должно оставаться неизучаемой сферы. — В этом не могу с Вами согласиться, — кивнул Хоффстедер. — Однако сначала на уроках литературы нас учат придумывать на ровном месте, что хотел сказать автор, а потом удивляются, как это мы сами себя накрутили. — Леонард, — заговорила Элизабет. — Вы ведь физик, — мужчина кивнул. — Вам прекрасно известно, что слиток железа стоит пять баксов, переплавленный в подкову он стоит — двенадцать, в виде уголок — уже около четырех тысяч, а если делать из него пружинки для часов, то выйдет уже тысяч тридцать, — она развела руками. — Моя мысль сводится к тому, что ценность наших знаний в том, что мы можем из них слепить. — Отличное замечание, — встрял Говард. — Однако Вы, Софи, просто мать Тереза, я бы на Вашем месте уже давно дал Шелдону в нос, — он посмотрел на Хоффстедера. — Да и Леонарду тоже. — Мать Тереза? — рассмеялась Софи, проходя к окну. — Вы в курсе, что именно она сказала «есть что-то прекрасное в том, как бедняки принимают свою долю, как страдают, словно Иисус на кресте. Мир многое получает от страдания. Мучение означает, что Иисус вас целует», — она обернулась к собеседникам. — Итальянский мафиози Бруско, когда узнал, что ее канонизировали, сказал: «Если она святая, то я Иисус Христос!», — добавил Шелдон. — Вот-вот, — кивнула Конан Дойл, глядя куда-то вниз, на улицу. — Раз уж мы заговорили о религии, то знаете, как, по мнению некоторых, дьявол мучает грешные души? — спросила Элизабет. — Он дает людям полюбить друг друга, но не дает им быть вместе, — она глянула на Софи, и та бросила на нее короткий взгляд через плечо. — Это как-то не слишком романтично, — заметил Росс. — Отчего же, — заговорил Говард, толкнув Леонарда в бок. — Все просто: самый сладкий плод — тот, до которого мы не можем дотянуться. Вспомни вас с Пенни. — Самые сочные яблоки падают к ногам, — качнул головой Геллер. — Нужно научиться смотреть не только вверх. — В одном Вы правы, — снова заговорила Рикман. — Жизнь — это не просто зрелище. Если будешь пялиться вокруг, не заметишь, как она пройдет мимо, — она сделала паузу. — Нужно уметь признаваться в своих чувствах, хотя бы для собственного спокойствия, ведь иначе никогда не узнаешь: быть может, все было взаимно. — Вы правы, — согласился Радж. — Я придерживаюсь мнения, что не созданные друг для друга люди не пересекаются больше одного раза       Конан Дойл, глядя в окно, снова отпила из бокала. — Софи, ты давно молчишь, — спросил подошедший к ней Геллер, в то время как на диванах снова начал свой длинный монолог Купер. — Все в порядке? — Да, Росс, спасибо, — слабо улыбнулась доктор филологии другу. — Просто задумалась о сущности любви. — Вот как, — мужчина встал рядом с ней, тоже засмотревшись на огни мегаполиса. — И к чему ты пришла? — К тому, что любовь — это когда ты умеешь отпускать, — медленно произнесла Конан Дойл, поднимая бокал к губам.       Джон сидел на краю журнального столика, когда Шерлок в черных брюках и черной рубашке, надевая пиджак, прошел через гостиную. На лице Ватсона играла смущенная улыбка. — Что ж, могу лишь предполагать, но, очевидно, у тебя есть вопросы, — проговорил Холмс. — Да, пара-тройка… Вопросиков. — Естественно, — кивнул детектив.       Он повернулся и посмотрел в сторону кухни. Ватсон проследил его взгляд, устремленный на Джанин, которая, полностью одетая, в этот момент вошла в спальню. Улыбаясь, Шерлок сел в кресло. — У тебя девушка? — выдохнул наконец Джон. — Да, — Холмс повернул к другу голову, — как видишь.       Доктор усмехнулся. Шерлок снова посмотрел в сторону спальни, а затем повернулся к собеседнику, выглядя куда более серьезным. — Так вот, Магнуссен. Магнуссен — он как акула. Точнее его не опишешь, — он сделал паузу. — Ты видел акул в лондонском аквариуме, Джон? Наблюдал, как они медленно плавают, бесстрастные, с мертвыми глазами? Таков Магнуссен. Я со многими имел дело, мне попадались психопаты, террористы, серийные убийцы, — он практически перешел на шепот. — Но внутри у меня все цепенеет лишь от Чарльза Огастуса Магнуссена.       Джон лишь покачал головой: ― Так это произошло. ― Прости, что? — опешил Холмс. ― У тебя девушка, — повторил Ватсон. ― Что? — детектив нахмурился. — Да, я встречаюсь с Джанин несколько недель, я думал, это бросается в глаза. — Да. Ну да, — он громко прочистил горло. — И у вас с ней… Отношения. Это правда?       Шерлок моргнул, глядя на него: — Да, правда. — А поподробнее? — чуть наклонился вперед Джон.       Шерлок сделал глубокий вдох и задумчиво посмотрел вверх, а затем надул щеки и снова выдохнул. — Ну, все хорошо. Мы с ней… — он задумчиво посмотрел вниз и повернулся к Джону. — Друг другу походим.       Ватсон думал над следующим вопросом с того самого момента, как увидел Джанин на пороге спальни Шерлока и, прежде чем он успел взвесить все «за» и «против», фраза сама сорвалась с его языка: — А что Софи говорит?       Лицо Холмса на мгновение вытянулось, и доктор успел прочесть в его взгляде что-то потерянное, но в следующий миг из кухни вышла Джанин: — Ну что, озорники, я пошла, а вы видите себя прилично, — Шерлок счастливо улыбнулся ей, когда она села на подлокотник его стула. Он обнял ее, когда она повернулась и наклонилась к его лицу. — Кстати, Шерл, тебе придется сказать, где ты был этой ночью. — Работал, — просто откликнулся тот.       Джон смотрел на них, мысленно взвешивая, каким ближайшим предметом можно запустить в эту парочку. — Работал. Конечно, — она провела пальцем по лацкану его пиджака. — Я думаю, мне одной известно, какой ты на самом деле? — Пусть это будет нашей тайной, — Холмс осторожно провел пальцем по кончику ее носа, и положил ладонь ей на руку.       Они смотрели друг другу в глаза, и Ватсон, до того момента лишь усмехавшийся, все еще не в силах поверить в то, что видит, в этот момент еле сдержал позыв тошноты. — Не знаю, смогу ли удержаться, — мягко продолжила Джанин и, наконец оторвав глаза от Шерлока, посмотрела на Джона, как и сам детектив. — Я даже Джону и Мэри пока не рассказала. Хотела сделать сюрприз. — Да уж, сюрприз удался, — заметил доктор. — Ой! — девушка улыбнулась. — Давайте вы к нам придете на ужин в ближайшие дни? — Ага! — «добавил» Шерлок, и даже далекий от дедукции Ватсон в эту секунду уловил в его голосе отвращение. — Вот только ко мне, а не в твой жалкий хламовник, — она окинула комнату взглядом. — Чем тут только занималась эта докторша… Конан Дурль?       Шерлок резко встал с места, «невольно» скидывая с коленей Хопкинс. — Конан Дойл, — поправил ее Джон, растеряв последние запасы симпатии к Джанин. — Да все равно. Еще женщина называется! — она нежно ударила Шерлока по плечу, отвернулась, и они оба засмеялись.       В секунду, когда Холмс посмотрел в затылок Джанин, Джон был готов поклясться, что детектив как никогда близок к убийству. И как только она этого не видела? — Отлично, да! — Ватсон решил подыграть. — Ужин — класс! — на последнем слове у него так дрогнул голос, что он посмешил откашляться, чтобы скрыть свое негодавание. — Все, мне пора бежать, — девушка сделала пару шагов к выходу. — Рада была тебя видеть. — Я тоже, — откликнулся Джон, вставая и стараясь придать лицу максимально дружелюбное выражение.       Он смотрел, как Шерлок провел Джанин к двери гостиной и открыл ее для нее: — Прошу, — девушка вышла на порог. Удачного дня, — он улыбнулся. — Позвони мне.       Она повернулась к нему и поправила ворот его рубашки: — Позвоню. Возможно, — игриво добавила она. Если не встречу кого-нибудь покрасивее.       И прежде, чем Джон успел что-то сообразить, Хопкинс потянулась вперед и поцеловала Холмса. Ватсон быстро отвернулся, пока эти двое продолжали шумно целоваться. Джанин наконец немного отстранилась и тихо проговорила: — Раскрой все тайны мира, Шерлок Холмс.       Джон еле сдержался, чтобы со всей дури не стукнуть себя ладонью по лбу. Джанин повернулась и вышла, а детектив тут же захлопнул за ней дверь, стараясь стереть с лица выражение вселенской муки. — Ты знаешь Магнуссена как владельца газеты, но это малая часть его деятельности, — заговорил Шерлок, и Ватсон нахмурился. — Он использует власть и деньги, чтобы добывать информацию. Чем ее больше, тем сильнее его могущество, — детектив сел за обеденный стол и открыл свой ноутбук. — Поверь, я не преувеличу, если скажу, что он знает болевые точки всех влиятельных людей западного мира, а возможно и вообще… Всего мира. Он Наполеон беспардонного шантажа, — он вывел на экран фотографию дома Магнуссена вместе с планом здания. — А это неприступный бастион, где он хранит всю информацию. Его название, — он повернул ноутбук, чтобы показать экран Джону. — Эпплдор.       Тот лишь сложил руки на груди: ― Ужин? ― Что? — Шерлок повернулся и посмотрел на друга. — Ты серьезно? Я только что показал тебе дом, откуда правят миром, а тебя волнует ужин?       Ватсон сдался: — Ладно, рассказывай про дом.       Шерлок бросил на него осуждающий взгляд, а затем вернулся к своему ноутбуку, в то время как Джон снова глянул на дверь, все еще не в силах поверить в то, свидетелем чего он только что стал, но в конце концов он снова посмотрел на друга. — Это величайшее в мире хранилище секретной и опасной информации, — продолжал Холмс. — Таких больше нет, — он посмотрел через плечо на Ватсона. — Настоящая александрийская библиотека тайн и скандалов, и ничего этого нет в компьютере. Он прав — компьютер можно хакнуть. Все только на бумаге и спрятано в тайнике, — он указал на вращающийся чертеж на экране, — под домом. И пока это там, личная свобода человека — всего лишь фантазия. — Это поэтому Софи уехала? — спросил Джон, вновь покосившись на закрывшуюся за Джанин дверь. — Не знал, что Вы курите, Софи, — сказал Радж, подойдя к стоявшей на балконе Конан Дойл. — Только что снова начала, — откликнулась она, затягиваясь. — Будет ли бестактно спросить, почему? — уточнил мужчина, облокотившись о перила, как и она. — У каждого курильщика есть история его первой сигареты, Раджеш, — ухмыльнулась доктор. — Я всем советую бросить, но, как видите, сама не далеко ушла. — Что ж, верно говорят, все советы, что ты давал другим, на самом деле были нужны тебе, — Радж недолго помолчал, глядя в небо: — Знаете, однажды я услышал прекрасную легенду. В ней говорилось о том, что Луна — «он», а не «она», как принято считать. И каждый день он находится в ожидании девушки, которая некогда загадывала желания на его полнолуние, но в один момент перестала это делать, и он больше никогда не видел и не слышал ее, — он вздохнул. — И тогда Луна попросил о помощи океан, чтобы тот искал ее в каждом море и на каждом побережье. Он попросил о помощи волков, чтобы они искали ее в каждом уголке нашей земли, — мужчина посмотрел на Конан Дойл. — На самом деле, Луна никогда не найдет эту девушку, потому что прошли уже века и эры. Но океаны никогда не прекратят бушевать, и волки никогда не перестанут выть по ночам, говоря ему «извини, мы так и не нашли ее». А на самом деле «она» — это солнце, — он снова перевел взгляд на огни внизу. — И лишь раз в несколько десятков лет, всего на пару секунд, они могут встретиться. — К чему Вы это, Радж? — наконец спросила Софи.       Астрофизик снова посмотрел на собеседницу: — К тому, что я догадываюсь, почему Вы весь вечер смотрите на улицы, — улыбнувшись, он поднял бокал, который все это время сжимал в руке. — Так что за Вас, доктор Конан Дойл. А точнее — за то, чтобы маленькая точка на том конце улицы оказалась им.       Она повернулась к нему и, мгновение подумав, стукнула своим бокалом о его. — Что? — переспросил Холмс, повернувшись к другу. — Повторяю для слабослышащих, — выдохнул тот. — «Это поэтому Софи уехала?» — О чем ты? — нахмурился Холмс, поднимаясь и проходя к своему креслу. — Я не идиот, Шерлок, — вдруг сказал Ватсон. — Хотя ты и считаешь иначе. Я не знаю, зачем тебе потребовалась Джанин, но уверен, что у тебя к ней нет никаких романтических чувств, а Софи… — Что — Софи? — перебил его Шерлок.       Джон недолго помолчал. — Сам знаешь, — сухо ответил он. — Не знаю, — Джон мог видеть, как под тонкой кожей на лице его друга заходили желваки. — Поясни. — Что она тебе сказал прежде, чем уехать в Америку? — внезапно спросил Ватсон. Холмс отвел глаза. — Скажи это! — «Мне больше не нужны твои игры. Игра окончена», — ответил Шерлок, глядя в камин. — Полагаю, всем людям рано или поздно надоедает такой стиль жизни… — Вот как, — прошипел Джон, отодвигая стул и садясь. — И насколько она уехала? — Навсегда, — неожиданно для Ватсона проговорил Холмс. — Ч-что? — только и смог выдавить тот. — Это она сказала, вы говорили? — Она забрала все самые ценные вещи, кроме вот этой колонки, — отвел детектив, указав на названный предмет пальцем, — и оставила ключи, — добавил он. — В университете она числится, как научный сотрудник, а со дня на день заступит на преподавательский пост в Колумбийском, — он сделал паузу. — И, нет, мы не говорили с тех пор, как она улетела.       Джон некоторое время смотрел на своего друга, внутренне взвешивая, стоит ли начинать это разговор. Однако тут сознание благосклонно подкинуло ему мысль о том, сколько для него сделали Софи и Шерлок, а потому он все же решился: — И ты не понимаешь, почему она уехала? — тихо спросил он. Холмс наконец посмотрел на него, и Джон поднялся на ноги. — И почему ты сам не ешь третьи сутки, подвергаешь себя смертельной опасности и шляешься по притонам? — Джон… — Нет, никаких отговорок, — перебил его друг. — Ты слепой, Шерлок, и она не лучше. Вы, чертовы гении, знаете друг друга столько лет, но не видите очевидного! Всего того, что люди замечают при первой встрече с вами, — Джон перешел на повышенный тон. — И теперь — ты ее отпустил! Отпустил, Шерлок! Сказать «прости» язык не поворачивается, а «прощай» — легко? — Я не понимаю, о чем ты, — поморщился Холмс. — Я собираюсь применить дедукцию, — вдруг сказал Джон более спокойным голосом. — Это уже интересно, однако… — И, если мой вывод будет верным, ты это скажешь, — прервал детектива Ватсон. Холмс недолго помолчал. — Ты знаешь, что я не отстану, обещай.       Шерлок вздохнул: — Хорошо. — Ты любишь ее, — твердо сказал Джон.       Лицо Шерлока застыло, будто бы Ватсон только что озвучил факт, который должен был перевернуть мир с ног на голову. Впрочем, так оно и было. — Только в том случае, если у меня до сих пор есть сердце, — непреклонно произнес детектив. — Мы оба знаем, что оно есть, — Ватсон сложил руки на груди. — Ты тоже человек! — он прикрыл глаза на мгновение. — Ты просто… Болван! Она ждет этого, ты ей нравишься, и она жива! Ты что, вообще не понимаешь, как тебе повезло? — не унимался он. — Да, она сумасшедшая, у нее наверняка темное прошлое — ты видел, как она стреляет, как она мыслит, как она ведет себя на допросах? Она опасна, как тысяча чертей! Что еще нужно социопату? — Джон, я сто раз объяснил тебе свою позицию: любовная связь при моем образе жизни приводит к… — Гармонии тела и разума, — закончил за него друг. — И это ты говоришь после всех этих сцен с Джанин? — воскликнул он. — Твоя жизнь — это и жизнь Софи тоже, Шерлок, как ты не поймешь! — Это пустой звук, — снова поморщился детектив. — Позвони ей, — четко сказал доктор, наклонившись к другу. — Напиши, сделай что-нибудь, потому что ничего не длится вечно. Оглянуться не успеешь, Шерлок, как будет уже поздно. — Не стоит разговаривать со мной, как с ребенком, Джон, — предупредил Холмс. — А ты и есть ребенок! — снова остановил его доктор. — Посмотри мне в глаза и наконец признай — ты любишь ее. И всегда любил. — Джон, — вздохнул Шерлок, опустив глаза и перебирая край пиджака пальцами. — Софи уехала по собственной воле, я ни к чему ее не принуждал. В Америке у нее своя жизнь, свои знакомства и, я уверен, будет и своя… Любовь. — Можно, говоря с другим, слышать твой голос, — качнул головой Ватсон. — Смотреть другому в глаза и видеть твои, — Холмс поднял на него взгляд. — Шутка в том, что и она тебя любит, поэтому и уехала, увидев тебя с другой, но ты настолько… Я не знаю, как это назвать… Настолько идиот, что даже не можешь исправить уже сделанное, — он строго посмотрел на друга. — И знаешь, что самое смешное в этой ситуации? Ты сам все это знаешь, но боишься себе в этом признаться.       Шерлок отвел глаза, и на несколько секунд в комнате повисла пауза. Наконец детектив заговорил: — У меня повышен уровень гормонов-нейромедиаторов: допамин, норадреналин, серотонин. Постоянная тахикардия, бессонница, навязчивые мысли. Раньше бы я подумал, что схожу с ума, но это не так. — Я врач, Шерлок, — сказал Джон, опускаясь на стул напротив. — И то, что ты сказал — это признание в любви, — он вздохнул. — Ты всю свою жизнь бежишь. Попробуй хоть раз, один раз — остановиться. Возможно, ты бежишь не в ту сторону. Хватит, пусть это станет твоим вдохновением — тогда в тебе будет что-то, во что люди поверят, — он помолчал. — Но чтобы сделать это, ты должен столкнуться со своими страхами. — Страхами? — друг посмотрел на него. — Страхами, — повторил Ватсон. — Софи — твой голос разума, даже если ты сам этого не знаешь, но она была здесь все эти годы только ради тебя, и ты обращался к ней в свой темный час. С самого начала она всегда побеждала. Всегда, — он наклонился вперед. — Она заставляет тебя извиняться. Заставляет быть человеком. Отчитывает тебя, и ты это терпишь. Ты как-то сказал мне, «как проводник света ты незаменим», — Шерлок отвел глаза. — Вспомни свою жизнь до нее, но после наркотиков: не то чтобы у тебя не было друзей, по крайней мере, не с точки зрения посторонних, — Холмс снова посмотрел на друга. — Конечно, если спросить тебя, ты скажешь, что нет: но у тебя была миссис Хадсон, которая тебя обожает, была Молли Хупер, она была одной из немногих, кто терпел тебя довольно добродушно, и, конечно же, был Грэг, инспектор, который, вероятно, спас тебе жизнь, подкинув альтернативу наркотикам, — он вздохнул. — Софи не привлекала новых людей в твою жизнь, Шерлок. Она просто показала тебе, как ценить уже бывших в ней. Софи Конан Дойл принесла свет в твой мир, хочешь ты это признавать или нет. — Ты знаешь, что она уже однажды потеряла любимого человека, — тихо ответил Шерлок. — Она заслуживает лучшего. — Может быть, — кивнул Джон. — Но она выбрала тебя. — Чушь какая-то, — прошипел Шерлок. — А ты любил ее всегда, хотя не признавался себе в этом, — детектив посмотрел на него, но доктор поднял руку, останавливая его. — Да, ты способен любить. И если учесть все то, что тебе пришлось пережить, это самая уникальная твоя способность. Она видит тебя насквозь и остается с тобой, а тот, кто любит твою тьму — единственный свет, который тебе нужен.       Шерлок помолчал. — То, что происходит… Всегда было невозможно, — медленно проговорил он, устремив взгляд в пол. — Было, — согласился Ватсон, откинувшись на спинку кресла. — Но, как ты и сказал, было всегда.       Все гости разошлись в четвертом часу ночи. Шумно благодаря Конан Дойл, они долго ловили такси, не менее долго прощались, а, наконец, уехав, написали ей, спрашивая, как она добралась на свой этаж. Элизабет осталась до половины пятого, чтобы помочь соседке убрать последствия вечеринки, но после тоже отбыла к себе, обещая завтра заглянуть к ней. К пяти часам квартира погрузилась в полную тишину, и Конан Дойл еще долго стояла, глядя через оконное стекло вниз.       Радж был прав: крутившиеся вокруг темы любви разговоры нисколько не способствовали душевному равновесию, и, выпив достаточно, Софи все чаще ловила себя на мысли о поспешности своего решения. Эти размышления подтверждались ее чемоданом, который все еще стоял неразобранным в стенном шкафу за ее спиной.       Конан Дойл давно потеряла счет времени: казалось, что со времен отъезда из Лондона прошли не несколько дней, а пару десятков лет. Она почти не спала, мало ела и, черт его дери, снова закурила и пила, будто пытаясь вытравить из души образ того, кого любила и не хотела теперь вспоминать. — Ну, здравствуй, — вдруг раздался за спиной Софи холодный голос, и она обернулась.       В дверном проеме стоял Артур Конан Дойл. — Какого? — только и успела выдохнуть она. — Не выражайся, — откликнулся другой голос из кухни, заставив доктора перевести взгляд к источнику звука. — Леди это не идет, — улыбнулся Том Хидстоун. — А, — Софи прикрыла лицо ладонями. — Это неправда, вас нет, вы просто у меня голове. — Конечно, мы у тебя в голове, — ухмыльнулся Артур, подходя ближе и опускаясь на диван напротив. — Но почему это не может быть правдой? — Зачем вы пришли? — выдохнула Конан Дойл, убрав руки и открыв глаза. — Потому что ты хотела, чтобы мы пришли, — пожал плечами Хидстоун, пройдя к соседнему с ней креслу и сев в него. — А этот бриташка прав, — указал на него пальцем Артур. — Хотя я бы сказал, что мы никогда не уходили. — Напротив, — одернула его Софи, — ты клялся мне в вечности, но я проезжаю по нашей улице одна, — заметила она, посмотрев на покойного мужа. — Я никогда тебе ни в чем не клялся, — покачал головой тот. — Ты просто хотела в это верить. — Ты знаешь, что мы твой голос совести, Софи, — встрял Том. — Ты убила нас обоих. Ты так спасалась от своего прошлого, так бежала отсюда, но вот — четыре с половиной года, и ты снова здесь. Одна. — Быть одинокой и быть одной — разные вещи, — вскинулась доктор филологии. — Когда ты научился быть один, ты больше никогда не будешь одиноким. — Не в этом дело, — покачал головой Хидстоун. — Ты сама знаешь, Софи, что ты не будешь одинока, пока на Бейкер-стрит загорается свет. — Перестань, — она отвернулась. — Это не так, я уехала. Я выбирала между «остаться и любить его» и «уйти и любить себя», и жребий уже брошен. — Люди имеют привычку выбирать то, что для них хуже всего, — тихо проговорил Артур. — В этом и заключается вся беда, — он указал на себя. — Посмотри хотя бы на меня, — мужчина кивнул в сторону призрака Тома. — Или на него. Наши слабости привели нас сюда, — он улыбнулся. — Как и тебя.       В эту ночь Софи снова не спала. Когда в половине седьмого утра ее гостиную осветили первые лучи солнца, и она в смятении посмотрела на панорамное окно, вновь столкнувшись с тем, как рассвет прокрадывается в эту квартиру, и будто бы увидела призрака - куда более страшного, чем образы Тома и Артура. Она слишком хорошо помнила свои ледяные руки в день, когда ранним утром вышла из этой комнаты четыре с половиной года назад.       За много миль от нее в совершенно другой гостиной Шерлок Холмс смотрел на заново принесенное пустое кресло напротив, испытывая странное, незнакомое чувство тоски, вновь вспоминая, как на протяжении почти всей своей жизни возвращался в дом, где его никто не ждал, и был этим вполне доволен. И он вдруг понял, что он на земле не один: они с ней были одинаковыми и они оба давно были сломлены.       Каждый из них думал о своем открытии, для кого-то новом, для кого-то — уже привычном. И каждый в эти минуты решил, что все не может закончиться так, ведь никто не любит открытых финалов. И, что еще важнее:       Они всегда возвращались друг к другу. Всегда.       Между ними были тысячи километров, Гранд-каньон, сотни американских заправок, и Ниагарский водопад. Между ними были желтые трубы Нью-Йорка, лазурные воды Венецианских каналов и Барселонские шедевры Гауди. Были миллионы занятых чем-то людей, запутанных гнезд телефонных проводов, железнодорожных станций и кафе, сотни тысяч автобусов и такси, бесчисленное множество спокойных солнечных деревушек, в которых каждый день гуляли дети, говорящие на совершенно разных языках.       Между ними были места, покрытые вечными льдами, айсберги, снега и великие северные ветра. Были пустыни, водопады, деревья и моря, подводные миры, выпрыгивающие из воды дельфины и синие киты.       Но что куда важнее, между ними было то, что они оба отчаянно боялись признать: связи, нити, энергии, помехи.       Между ними были чувства.       И этот невидимый для всех тоннель между сердцами двух людей, которые всю свою жизнь слушали только разум, озарял их спутанный путь, испепелял все на своем пути, чтобы они снова были вдвоем.       И между ними не было ни миллиметра.

* * *

— С точки зрения парадоксальных эмоций коннотации к реминисценциям в современных масс-медиа приводят к тенденциям пермаментного роста толерантности в русском языке… — прочитала Софи кусок своей последней статьи. — Господи, какая же хрень, — она захлопнула ноутбук и потянулась к своей чашке.       Пятого сентября над Нью-Йорком висели тяжелые серые облака. Город жил, спеша куда-то в беспрестанном ритме жизни, и всем его обитателям в это день как никогда казалось, будто каждому из них наступает на хвост твердая нога судьбы.       Софи сидела спиной к окну в кафе в паре кварталов от своего дома, редактируя статью и изредка потягивая латте. Позавчерашнее празднование прошло без происшествий, а сегодня утром вся братия из Калтеха заглянула к ней перед отъездом в аэропорт. Откланявшись, они обещали писать ей и пригласили в гости, хотя, очевидно, мало поверили в ее слабые обещания приехать.       Жизнь медленно, но верно входила в свое русло. Росс обещал поговорить с деканатом насчет ее места в Колумбийском, статья шла относительно неплохо, кофе был на редкость вкусным, и, даже когда за окном начался дождь, Софи не оглянулась. Все было хорошо. Кроме того, что творилось в ее душе.       Сканируя одну страницу уже минут двадцать, Конан Дойл чувствовала, как на ее душе снова растет ледяная броня, которая, треща и утолщаясь, заставляла уголки ее рта тянуться вниз, а брови — сходиться на переносице. Злоба давно отошла на второй план, а справедливый укор Элизабет по поводу важности телефонных звонков все еще звучал в ушах, но у Софи не было ни желания, ни душевных сил набрать номер человека, который не в первый раз совершенно беспочвенно обманул ее доверие. Бог с ним, что она удалила номер Шерлока. Ирония была в том, что она давно знала его наизусть.       Когда знаменитый детектив спрыгнул с крыши Бартса и два с половиной года считался мертвым, она ни на минуту не усомнилась в том, что он жив, и ждала его возвращения, хотя прекрасно понимала, что вполне способна прожить без него. Однако, по всей видимости, сталь «Железной Леди» дала трещину, когда Шерлок Холмс пустил свои корни в то, что пряталась под безупречной броней.       Достоевский писал, что каждый человек предан — кому-то или кем-то, но, если бы русский классик мог только взглянуть на ситуацию, разворачивающуюся в жизни Конан Дойл, он бы встал из гроба и написал еще пару-тройку произведений, ибо в этой истории было все: преступление, наказание, бесы, бедные люди, униженные, оскорбленные, и даже… Идиот.       Разбираясь в своих чувствах, Софи раз за разом натыкалась на стену непонимания самой себя, но, пережив очередную бессонную ночь, отчего-то была уверена, что рано или поздно она будет жить дальше. Ведь, с другой стороны, не всегда же нам лететь только вверх? — Мисс, это Вам, — сказал вдруг подошедший официант, поставив перед ней тарелку, накрытую салфеткой.       Софи посмотрела на блюдо и подняла на парня глаза: — Я не заказывала, — сухо ответила она. — Если это комплимент от заведения — не стоит, благодарю. — Нет, мисс, простите, но это не то, что Вы подумали, — улыбнулся официант, переведя взгляд куда-то за оконное стекло. — Вам попросили передать это.       Конан Дойл почувствовала, как к горлу подкатывает паника, когда она поняла, что парень смотрит на кого-то, кто стоял на улице. Кафе, тарелка, Нью-Йорк, дождь — это было так знакомо, что Софи, проследив направление взгляда официанта, медленно повернулась лицом к окну, ожидая увидеть там еще одного призрака своего прошлого. И тут же замерла, заметив то, что никак не ожидала.       На противоположной стороне улицы под дождем стоял Шерлок Холмс.       Софи едва подавила желание зажмуриться, и тут же отвернулась, потянувшись к салфетке на блюде, стягивая ее. Музыка в кафе сменилась, заиграла «Fogive Me Friend», но Конан Дойл этого не заметила.       На белоснежном керамическом стекле лежало имбирное печенье. — Ваш молодой человек сказал, что это — Ваш любимый десерт, — проговорил официант. — Возможно, это не мое дело, но, мне кажется, это очень мило. — Он не мой молодой человек, — ответила Конан Дойл, поднимаясь с места и двигаясь ко входу. — А, мисс, простите, — окликнул ее парень. — Он попросил включить эту песню, — добавил он.       Шерлок смотрел, как Софи вышла из кафе и встала на противоположной стороне оживленной улицы, не раскрывая зонта. Мужской голос в кафе пел о то, что вертелось в голове Холмса:

I, I've been keeping secrets from you dear

Я, я хранил секреты от тебя, дорогая

There's things in me I'm scared that you might fear

Есть такие вещи во мне, которых, боюсь, ты испугаешься

It crackles in the ground

Они образуют трещину в земле.

      Шерлок Холмс умел держать дистанцию, но, если между ними была пропасть, он также умел тащить до конца. Первым порывом Софи было дать волю чувствам, перейти дорогу и высказать все этой трусливой фигуре в черном плаще, которая пролетела полмира, но побоялась подойти и сказать ей в лицо простое, короткое слово «прости».       Однако затем она вспомнила о том, что Шерлок был для неё не только любимым мужчиной.       Он был её другом.       Софи могла сердиться на возлюбленного, но никогда бы так не обидела бы друга. И вступивший в песни женский голос пропел то, что она хотела, но не могла сказать:

And you… You've been coming closer to the edge

И ты… Ты подходишь к краю,

Wondering what goes on in my head

Пытаясь узнать, что происходит в моей голове

And so I shut you out

И поэтому я отгораживаюсь от тебя

      Мимо проносились машины, такси, вокруг сновали прохожие, но никто не замечал взгляда двух людей, устремленного друг на друга через расстояние куда большее, чем четыре полосы этой дороги.

And I guess that we don't mean to be falling apart

И мне кажется, мы не хотим расставаться,

But you will always have a special place in my heart

Но ты всегда будешь занимать особое место в моем сердце

      Софи успела оценить, что Шерлок не поднял воротника, а Холмс оценил, что Конан Дойл дрожала от холода, но не пыталась как-то это исправить. И каждый в этот момент решил, что обязательно расскажет правду, если второй сделает хотя бы шаг навстречу.

I never wanted this to end

Я никогда не хотел, чтобы все так закончилось

Can you forgive me friend?

Сможешь ли ты простить меня, друг?

      Но никто не двинулся с места.       Софи первой отвела глаза и медленно пошла вверх по улице, больше не оглядываясь. Шерлок смотрел ей вслед, но, как и тогда в аэропорту, ничего не делал. Снова.

'Cause I fell in the hole, in the hole, in the hole

Потому что я падал в яму, в яму, в яму

My heart was turning cold, turning cold, turning cold

Мое сердце остывало, остывало, остывало

      Дождевая вода текла по волосам Шерлока, но он стоял на месте до тех пор, пока фигура Софи не скрылась в толпе прохожих у ближайшего угла.

I never wanted this to end

Я никогда не хотел, чтобы все так закончилось

Can you forgive me friend?

Сможешь ли ты простить меня, друг?

      Глупо было рассчитывать, что такая женщина, как она, примет извинения в форме внезапного появления, песни и кучки печенья — Конан Дойл любила широкие жесты, но еще больше она любила честность, а он… Он не оправдал ее доверия. Детектив медленно развернулся и побрел прочь. В Нью-Йорке его больше ничто не держало.       Они шли в противоположные стороны, в тайне надеясь, что в следующий миг на их плечо ляжет до боли знакомая рука, но с каждой секундой становились во всех смыслах все дальше и дальше друг от друга. Шерлок Холмс брел по улицам Нью-Йорка, чувствуя, как по лицу катятся капли дождя.       И, казалось, что-то еще.