Если

Что-то в ночи приближается тихо,

Свой излучая полуночный свет.

Может быть, Джим возвращается лихо…

Может быть, так, ну а, может быть, нет.

Всё, что узнали, проверено будет,

Все, кого знали, под перстом небес.

Как говорят, побежденных не судят,

В каждой же мине скрывается бес.

Все затихает, но близится буря.

Слышите? Слышите сумрачный звон?

Вы не пугайтесь, он вовсе не дурен,

Это грядет долгожданный сезон.

Fiyalman

      Софи ненавидела, когда телефон звонил. Но еще больше она ненавидела, когда он звонил в шесть утра. Она, не открывая глаз, пошарила по тумбочке, пытаясь выключить разрывающийся гаджет, но вместо этого только уронила его на пол. — Какой урод такой охрененно смелый, что звонит мне домой? — по-русски прошипела она, не глядя, ища телефон на полу. — Тридцать первого декабря, утром! — она наконец поднялась и свесилась с кровати. — Чтоб тебе пусто было! — достав устройство, она откинулась на спину и, прикрыв глаза рукой, сняла трубку. — Доктор Конан Дойл, слушаю, — проговорила она приветливым голосом. — Софи, это Майкрофт, — ответил собеседник. — Здравствуй, Майк, — она отвела телефон от уха и посмотрела на время. — Тебе в честь праздника, может, часы подарить? — Эм… — мужчина на том конце провода явно смутился. — Не думал, что ты спишь, прошу прощения… — Принимается, — оборвала его женщина. — Что хотел? — По поводу праздника, — Майкрофт помолчал. — Наша мать расстроена, что ужин на Рождество не задался, поэтому она просила передать вам своё приглашение на сегодня, а Шерлоку, как обычно, не дозвонишься, так что… — А я тебе не сова! — почти воскликнула Конан Дойл, поднимаясь с места и натягивая халат. — Ты же прекрасно знаешь Шерлока, его и за месяц-то не уговоришь, — она стала спускаться по лестнице. — А ты сообщаешь мне всё день в день. — Что ж, вы с ним в таких отношениях, что тебя он точно послушает, — очевидно, пожал плечами Майкрофт.       Софи замерла в дверях кухни: — С чего ты взял, что мы… — из прихожей раздался знакомый баритон, и Конан Дойл поспешно прошла в ванную. — А, ты… — она еле сдержалась, чтобы не ударить себя по лбу ладонью. — Черт, я, наверное, еще не до конца проснулась.       На лестнице послышались приглушенные тапками шаги, и на пороге показался Холмс в халате, разговаривающий по телефону: — Джон… Джон… Нет, Джон, — он, вероятно, пытался вставить хоть слово в монолог друга. — Софи, какие-то проблемы? — строго спросил Майкрофт.       Конан Дойл быстро умылась, думая, как теперь вести себя с Шерлоком. — Нет, все нормально, — она помолчала, вслушиваясь в разговор вошедшего на кухню детектива. — Джон, да хватит тебе! — наконец воскликнул тот. — Лестрейды тоже там будут, а у вас с Мэри из планов, только валяться перед телевизором… Джон… Да перестань кричать! — Сделаю все возможное, Майк, — наконец произнесла Софи, кладя трубку. — Да, я знаю, — она вышла из ванной, прошла к столу и включила кофеварку. — А вот это ты уже зря!.. Нет… Да… Да прекрати! — он помолчал, видимо, слушая гневную тираду. — Да, встречаемся в два часа… Тебе тоже, передам.       Софи обернулась: — Доброе утро, — тихо проговорила она. — Доброе, — кивнул Холмс, кладя на стол свежую почту и телефон. — Тебе «привет» от Джона. — Благодарю, — Конан Дойл отвернулась к столу. — Завтракать будешь? — как можно обыденнее спросила она, думая, как деликатнее подойти к вопросам нагрянувшего ужина.       Шерлок несколько секунд молча смотрел на её спину. В эту ночь он почти не спал, а с утра пошёл проверять почту и наткнулся на интригующее письмо, обещавшее не менее интересное дело. Однако теперь он лишь наблюдал, как Софи в тысячный раз готовит им еду, и удивлялся тому, что внутри него от этой картины будто бы растекалось что-то совершенно незнакомое, чуждое его привычно строгому потоку сознания. — Буду, — ответил он, садясь. Пока Софи разогревала остатки приготовленного заботливой Мэри рулета, Холмс ещё раз внимательно прочёл небольшую, в несколько строк записку, доставленную утренней почтой, и с коротким, сухим смешком, означающим у него веселый смех, наконец протянул её поставившей на стол тарелку и кружки Конан Дойл. — Право, трудно себе представить более нелепую мешанину из современности и средневековья, трезвейшей прозы и дикой фантазии. Что ты скажешь на это?       В записке было:

Касательно вампиров.

Мистер Холмс и доктор Конан Дойл!

Наш клиент, мистер Роберт Фергюсон, компаньон торгового дома «Фергюсон и Мюирхед, поставщики чая» на Минсинг-лейн, запросил нас касательно вампиров. Поскольку наша фирма занимается исключительно оценкой и налогообложением машинного оборудования, вопрос этот едва ли относится к нашей компетенции, и мы рекомендовали мистеру Фергюсону обратиться и вам. У нас свежо в памяти ваше успешное расследование дела Матильды Бригс.

С почтением, сэр, Моррисон, Моррисон и Додд.

— Матильда Бригс, Софи, — отнюдь не имя девушки, — проговорил Холмс задумчиво, делая первый глоток кофе. — Так назывался корабль. В истории с ним немалую роль сыграла гигантская крыса, обитающая на Суматре… Так что же нам известно о вампирах? Или и к нашей компетенции это не относится? — он поднялся с места, прошел к стеллажу у двери в кухню и вытащил оттуда один из многих справочников, составленных ими за последние годы. — Конечно, всё лучше скуки и безделья, но, право, нас, кажется, приглашают в сказку Гримма. Осталось узнать, что мы найдем под буквой «В».       Кое-как приладив книгу на столе перед собой, Холмс проглядывал записи собственных подвигов и сведений, накопленных им за долгую жизнь, пока Софи пила кофе и наблюдала за ним, пытаясь понять, а не забыл ли он, часом, их вчерашний диалог. Разумеется, единственный в мире детектив-консультант помнил всё, но это утро, ничем не отличающееся от тысяч подобных до этого, было на редкость странным. — «Глория Скотт»… — читал он. — Скверная была история с этим кораблем. Джон написал о нём в блог, хотя результат его трудов не дал основания поздравить его с успехом… «Гила, или ядовитая ящерица». Поразительно интересное дело! — детектив снова поднял кружку. — «Гадюки», «Виктория — цирковая прима», «Виктор Линч, подделыватель подписей»… «Вигор, Хаммерсмитское чудо», «Вандербильт и медвежатник»… — наконец он откинулся на спинку стула. — Ага! Как раз то, что нам требуется. Слушай: «Вампиры в Венгрии». А вот еще: «Вампиры в Трансильвании», — с выражением живейшего интереса он листал страницу за страницей, читая с большим вниманием, но вскоре отшвырнул книгу и сказал разочарованно. — Чепуха, сущая чепуха. Какое нам дело до разгуливающих по земле мертвецов, которых можно загнать обратно в могилу, только вбив им кол в сердце? — мужчина протянул руку и засунул в рот кусок рулета. — Абсолютная ерунда. — Но, позволь, вампир — не обязательно мертвец, — запротестовала женщина. — Такими делами занимаются и живые люди. Я, например, читала о стариках, пивших кровь младенцев в надежде вернуть себе молодость. — Совершенно верно. Здесь эти сказки тоже упоминаются, — сыщик кивнул в сторону справочника. — Но, можно ли относиться к подобным вещам серьезно? Мы с тобой обеими ногами стоим на земле и будем стоять так и впредь. Действительность — достаточно широкое поле для нашей деятельности, с привидениями к нам пусть не адресуются, — он помолчал. — Полагаю, что мистера Роберта Фергюсона не следует принимать всерьёз. Это письмо писано им самим, быть может, оно прольет свет на обстоятельства, явившиеся причиной его беспокойства. — Когда ты только успел это прочитать? — вскинула брови доктор, а он протянул ей письмо. — Чизмен, Лемберли, — прочла она. — Где находится Лемберли? — В Сассексе, к югу от Хоршема.       Конан Дойл встрепенулась: — Кстати, по поводу Сассекса… Мне звонил Майкрофт, ваши родители… — Я имел возможность поговорить с матерью этим утром, — прервал её Шерлок. — Принял приглашение и позвал с собой Ватсонов и Лестрейдов. — В смысле «позвал»? — Софи округлила глаза. — А твои родители не будут против такой толпы в доме? — она прищурилась. — Чёрт, я знаю тебя слишком хорошо: тебе зачем-то потребовались доктор, киллер, полицейский и патологоанатом? — Как ты и сказала, ты слишком хорошо меня знаешь, — ухмыльнулся детектив. — Родители не против. У них редко бывают гости, а к концу расследования мы, вероятно, узнаем очень многое об этом Чизмене в Лемберли, — он подался вперед и ткнул пальцем куда-то в лист. — Кстати, Роберт Фергюсон уверяет, что знаком с Джоном. — С нашим Джоном? — в который раз за это утро удивилась доктор русской филологии, погружаясь в чтение.

Уважаемый мистер Холмс!

      Мне посоветовали обратиться к Вам, но дело моё столь деликатного свойства, что я затрудняюсь изложить его на бумаге. Я выступаю от имени моего друга. Лет пять тому назад он женился на молодой девушке, уроженке Перу, дочери перуанского коммерсанта, с которым познакомился во время переговоров относительно импорта нитратов.       Молодая перуанка очень хороша собой, но её иноземное происхождение и чуждая религия привели к расхождению интересов и чувств между мужем и женой, и любовь моего друга к жене стала несколько остывать. Он даже готов был считать их союз ошибкой. Он видел, что некоторые черты её характера навсегда останутся для него непостижимыми. Все это было особенно мучительно потому, что эта женщина, по-видимому, необычайно любящая и преданная ему супруга.       Перехожу к событиям, которые надеюсь объяснить точнее при встрече. Цель этого письма лишь дать общее о них представление и выяснить, согласны ли Вы заняться этим делом. Последнее время жена моего друга стала вести себя очень странно. Друг мой женат вторично, и от первого брака у него есть пятнадцатилетний сын — очаровательный мальчик, с нежным, любящим сердцем, несмотря на то, что несчастный случай еще в детстве сделал его калекой. Нынешняя жена моего друга дважды и без малейшего повода набрасывалась на бедного ребенка с побоями. Один раз ударила его по руке с такой силой, что от удара остался большой рубец.       Но всё это не столь существенно по сравнению с ее отношением к собственному ребенку, прелестному мальчугану, которому не исполнилось и года. Как-то няня на несколько минут оставила его в детской одного. Громкий, отчаянный крик младенца заставил ее бегом вернуться. И тут она увидела, что молодая мать, прильнув к шейке сына, впилась в нее зубами: на шейке виднелась ранка, из нее текла струйка крови.       Няня пришла в неописуемый ужас и хотела тотчас позвать мужа женщины, но та умоляла её никому ничего не говорить и даже заплатила пятьдесят фунтов за молчание. Никаких объяснений засим не последовало, и дело так и оставили.       Но случай этот произвел страшное впечатление на няню. Она стала пристально наблюдать за работодательницей и не спускала глаз с ребенка, к которому испытывала искреннюю привязанность. При этом ей казалось, что и мать мальчика, в свою очередь, непрерывно за ней следит. Стоило няне отойти от ребенка, как работодательница немедленно к нему кидалась. День и ночь няня стерегла дитя, день и ночь его мать сидела в засаде, как волк, подстерегающий ягненка. Конечно, мои слова кажутся Вам совершенно невероятными, но, прошу Вас, отнеситесь к ним серьезно, быть может, от этого зависят и жизнь ребенка, и рассудок его отца.       Наконец наступил тот ужасный день, когда стало невозможно что-либо скрывать от отца семейства. Нервы няни сдали, она чувствовала, что не в силах выдержать напряжение, и во всем ему призналась. Отцу ребенка ее рассказ показался таким же бредом, каким он, вероятно, кажется и Вам. Мой друг никогда не сомневался, что жена искренне и нежно его любит, и что, если не считать этих двух нападений на пасынка, она такая же нежная, любящая мать. Разве могла она нанести рану своему любимому ребенку? Мой друг заявил няне, что все это ей померещилось, что её подозрения — плод больного воображения, и что он не потерпит столь злостных поклепов на свою жену. Во время их разговора раздался пронзительный детский крик. Няня вместе с работодателем кинулась в детскую. Представьте себе чувства мужа и отца, когда он увидел, что жена, отпрянув от кроватки, поднимается с колен, а на шее ребенка и на простыне — кровь. С криком ужаса он повернул лицо жены к свету — губы ее были окровавлены. Сомнений не оставалось: она пила кровь младенца.       Таково положение дел. Сейчас несчастная сидит, запершись в своей комнате. Объяснения между супругами не произошло. Муж едва ли не потерял рассудок. Он, как и я, плохо осведомлен о вампирах, собственно, кроме самого слова, нам ровно ничего не известно. Мы полагали, что это всего-навсего нелепое, дикое суеверие, не имеющее места в нашей стране. И вдруг в самом сердце Англии, в Сассексе… Все эти происшествия мы могли бы обсудить завтра утром. Согласны ли употребить свои необычайные способности в помощь человеку, на которого свалилась такая беда? Если согласны, то, прошу Вас, пошлите телеграмму на имя Фергюсона (Чизмен, Лемберли).       С уважением, Роберт Фергюсон.       P. S. Если не ошибаюсь, Ваш друг — доктор Джон Ватсон, и мы с ним однажды встретились в матче регби: он играл в команде Блэкхита, я — в команде Ричмонда. Это единственная рекомендация, которой я располагаю.       Пока Софи читала, медленно жуя рулет и периодически отпивая кофе, Шерлок следил за каждым ее движением. После вчерашнего разговора он с трудом представлял, как им себя вести, а потому начал этот день с самого привычного им распорядка: они прочли утреннюю почту, поговорили о новом деле, позавтракали и обсудили насущные вопросы. — «Я выступаю от имени моего друга», — ухмыльнулась жещина. — Прямо Онегин и Пушкин: моя хата с краю, ничего не знаю. Он же о своей жене пишет! — Разумеется, — кивнул детектив.       Конан Дойл по-прежнему была для него закрытой книгой, но глядя, как скользят по бумаге её глаза, как она хмурится и отпивает чай, мужчина решил, что оставить все «как есть», не получится, а, следовательно, надо было действовать. Знать бы, как.       И Шерлок Холмс в первый раз в своей жизни отложил на потом новое дело. — Что ж, — наконец произнесла Конан Дойл, дочитав и откладывая лист. — Целый рассказ накатал. Как только не устал писать? — Ты знаешь, я редко признаю, что я в чём-то не силен, — вдруг произнес Холмс. — Однако в этом вопросе ты, полагаю, разбираешься куда лучше меня. — В вопросе вампиров? — Софи снова посмотрела на письмо. — Я бы не сказала… Русская литература, конечно, сплошное кладбище, но про вампиров у нас писал разве что Гоголь, да и то вскользь… — Я не об этом, — мягко остановил ее детектив.       Конан Дойл подняла на него серьезный взгляд — тот самый, что он столько лет видел, когда они вместе работали над делами. Однако, когда её глаза встретились с его, что-то в их глубине дрогнуло, и выражение ее лица стало мягким и едва ли не потерянным.       Когда Софи поняла, что имеет в виду Шерлок, ей на мгновение захотелось ущипнуть себя, потому что за время этого диалога и чтения письма она успела напрочь забыть, как этот день отличается от всех предыдущих: — А… — женщина явно опешила. — Тогда к чему ты ведёшь?       Холмс сканировал её взглядом, в очередной раз терпя поражение в попытке её прочесть: — К тому, что хочу узнать у тебя, что должен сделать мужчина, который признал, что испытывает к женщине чувства.       Она молчала несколько мгновений, снова не в силах поверить, что это происходит не в её голове или сне, а наяву. — Полагаю, послушать своё сердце, — наконец произнесла она. — Ты знаешь, что я всегда отдаю предпочтение разуму, — заметил детектив.       Конан Дойл на миг отвела взгляд и пожала плечами, снова глянув на собеседника: — Тогда тебе придется научиться выбирать не только его.       Холмс смотрел на неё пару секунд, а потом вдруг поставил кружку и медленно протянул руку, обхватив её ладонь. В глазах Конан Дойл промелькнул настоящий испуг, но детектив был уверен, что то же самое в этот миг отразилось и в его взгляде. — Что ж, если без сантиментов никуда, — сказал Шерлок, и она развернула руку. — Тогда… — Ребята! — раздался на лестнице знакомый голос их домовладелицы.       Детективы одновременно отпрянули друг от друга, отдернув руки, и вскочили с места, глядя в сторону открытой двери кухни. Миссис Хадсон, несмотря на все свои жалобы на больное бедро, уже в следующую секунду появилась в комнате, держа в руках огромный букет голубых роз. — Хоть кто-нибудь спит в это утро? — процедила Конан Дойл. — Что случилось, миссис Х? — Дорогие, вы что, не слышали звонка? — пропела дама, все еще облаченная в ночной халат, ставя букет на стол. — Я наш оторвал, он трезвонил, — откликнулся Холмс, сканируя взглядом цветы. — На то он и звонок, Шерлок! — рассмеялась их домовладелица. — Софи, курьер сказал, что это тебе, — она мягко улыбнулась и выразительно посмотрела на детектива, брови которого в тот же момент сошлись на переносице в гримасе величайшего недовольства. — Вот как? — Конан Дойл протянула руку и взяла карточку из подарка. — Букет этого цвета символизирует загадочность, таинственность и неординарность, — быстро сказал мужчина. — Дарят их необычным, талантливым людям, с которыми интересно общаться и проводить время, — он прищурился, глядя, как улыбнулась Софи, прочтя имя отправителя. — Но нужно быть внимательными, так как этот цвет имеет множество оттенков. Например, сиреневый оттенок может выражать восхищение и очарование.       Конан Дойл еще раз перечитала послание, поглаживая лепестки цветов пальцами свободной руки. — Что же, весьма занимательная информация, — сладко проговорила миссис Хадсон, наблюдая за парочкой своих квартирантов. — Я пойду, Новый год, столько дел, столько планов! — с этими словами она покинула комнату.       Софи наконец подняла глаза на детектива, все еще наблюдавшего за ней с небольшим подозрением во взгляде: — Ой, да Бога ради! — она ухмыльнулась. — Это от моего старого преподавателя и коллеги — Роберта Лэнгдона, — женщина протянула ему карточку. — Сотри со своего лица это выражение и навсегда его забудь.       Холмс принял открытку и быстро пробежал ее глазами, пока доктор филологии прошла в гостиную, относя букет на стол в той комнате:

Дражайшая доктор Конан Дойл!

По долгу службы судьба привела меня в Лондон, а потому не могу лишний раз не поблагодарить Вас за Вашу неоценимую помощь в работе над моей последней книгой.

В университете мне дали Ваш адрес, и я был бы рад увидеться с Вами, если у Вас найдется время.

Искренне Ваш, профессор Роберт Лэнгдон

— Профессор, — еще раз прочел Шерлок. — А ты вообще общаешься с дураками? — Да, — ответила Софи, возвращаясь на кухню. — Судя по твоей интонации. — Пригласи его, — вдруг сказал Холмс. — Сегодня, у нас еще есть время до отъезда.       Конан Дойл вскинула брови: — Зачем? — Это знакомство нам может помочь еще в одном деле, — произнес детектив, откладывая карточку. — Полагаю, ты не забыла, что мы ведем еще одно дело: мы ведь до сих пор не знаем, кто провернул «воскрешение» Мориарти. А, несмотря на то что с меня обвинения в убийстве сняты, сдаётся мне, что правительство Британии так просто об этом не забудет. — Да, действительно, — кивнула Софи. — Но обычно ты не прибегаешь к помощи со стороны, не так ли? — Не прибегаю, — согласился Холмс, доставая из кармана телефон. — Однако у меня есть теория. Мориарти никогда не был Джимом, — он что-то быстро набрал в гаджете. — «Мориарти» — это организация, — он повернул к женщине экран, на котором было выведено изображение четырех перекрещенных в форме «М» шпаг. — Полагаю, тебе знаком этот символ, — он испытующе посмотрел на нее. — Да, — сухо откликнулась та. — Он был на визитке Джима. — Именно, — Шерлок убрал телефон. — Я предполагаю, что это непростой рисунок, он вполне может таить в себе сакральный смысл, понятный лишь членам группировки. — Но как это поможет? — нахмурилась Софи. — Под подозрением каждый, — подхватил Холмс. — И пока мы не знаем основные правила этой организации, мы не можем быть спокойны. — «Ближе, чем ты думаешь», — процитировала Конан Дойл услышанную в присланном ей Майкрофтом послании. — И поэтому ты собираешь всех своих близких в одном доме под предлогом празднования Нового года и расследования? — Шерлок помялся. — И ты серьезно думаешь, что кто-то из нас — предатель? — Боюсь, мы не можем этого отрицать, — ответил мужчина, подавая собеседнице ее телефон. — Однако я думаю, что профессор символики нам может быть в этом полезен. — А я думаю, — Софи обошла стол и приблизилась к нему, забирая телефон и откладывая его, — Что в этом деле вновь замешан человеческий фактор.       Она остановилась в полушаге от него и скользнула взглядом по его лицу, и по всему его телу пробежала волна холодных мурашек. — Может быть. Но откуда тебе знать? — спросил он.       Конан Дойл неловко поправила ворот его халата и посмотрела сыщику в глаза. Внизу послышался голос миссис Хадсон, и они оба вздрогнули, мельком глянув на дверь. — Зайди она на минуту позже, уже бы половина Лондона знала, что слухи в газетах — далеко не слухи, — ухмыльнулся детектив, снова встретившись со взглядом Софи. — А мы этого избегаем? — недоверчиво спросила она. — Мне кажется, это тот случай, когда любой мой ответ будет против меня, — заметил Шерлок. — Однако нам придется решить, как вести себя в доме, полном, по твоей милости — всех, кто нас знает, — ухмыльнулась Конан Дойл. — А, Элизабет тоже будет, к слову, — вставил детектив. — Ты прав, действительно, «к слову», — иронично округлила глаза Софи. — Так что мы выбираем: чистосердечное признание или эксперимент? — Эксперимент? — в серых глазах заплясали заинтересованные огоньки. — Да, эксперимент, — мягко продолжила Конан Дойл, делая шаг к детективу. — Проверим наблюдательность всех, кто нам дорог, — она подняла на него глаза. — Заодно и выясним, как быстро они догадаются, а кто из них «видит, но не наблюдает».       Холмс расплылся в своей «вот-это-уже-интересно» улыбке: — Кто бы знал, что так же безумна, как и я. — Ты знал, — она подняла подбородок, вглядываясь в его лицо. — Мистер Холмс! — раздался на лестнице приближающийся голос Билли Уиггинса. — Я точно сегодня кого-нибудь убью, — скривилась Софи, снова потянувшись за телефоном.

***

— Мистер Холмс, это большая честь встретить Вас лично, — сказал Лэнгдон, отпивая чай, после примерно часа беседы о работе и насущных делах. — Однако Ваша слава идёт впереди Вас, а доктор Конан Дойл никогда не назначает встречу день в день, так что осмелюсь предположить, что я здесь скорее по Вашей просьбе.       Внешность их гостя была далека от классических канонов красоты. У Лэнгдона были проницательные голубые глаза, бледная кожа, густые темные волосы с проседью, подбородок с ямочкой и обескураживающе обаятельная улыбка. Учёный обладал приятным баритоном, за что особенно любим девушками-студентками, а благодаря занятиям плаванием у него было подтянутое тело и уверенная походка.       Софи всегда отмечала, что Лэнгдон похож на Харрисона Форда в твидовом костюме. Он предпочитал одеваться в одном и том же стиле вне зависимости от повода: и на лекции, и на личные праздники он приходил в водолазке, твидовом жакете, брюках цвета хаки и начищенных кожаных туфлях. Легкая эксцентричность Лэнгдона подчеркивалась выбором аксессуаров: так, он всегда носил наручные часы с Микки Маусом, подаренные ему в детстве родителями.       Среди студентов он считается строгим преподавателем, который придирчиво относился к соблюдению дисциплины, но иногда любил и пошутить. Он не был простым книжным червем и типичным занудным профессором — во многом, именно у него доктор Конан Дойл позаимствовала манеру преподавания. Роберт умел взаимодействовать с толпой, знал, как обратить на себя внимание и добиться подчинения. У него всегда были твердые убеждения, например, насчет лживости древних мифов, но он был готов выслушать чужую точку зрения и радовался беседе на отвлеченные темы — от религии до информационных технологий.       Лэнгдон славился среди коллег близким к гениальности умом и умением разгадывать загадки. У него была фотографическая память, во многом благодаря которой он и достиг высот в профессии ученого. Софи давным-давно была его студенткой, но после окончания университета сблизилась с ним, и они даже подружились, оставив, впрочем, между собой весьма и весьма учтивое общение. Когда же он вошёл в их гостиную в одиннадцать часов того же дня, Шерлок составил его портрет буквально за те пять секунд, что профессор шёл к нему для рукопожатия. — Вы правы, профессор Лэнгдон, — улыбнулась Конан Дойл. — Однако это не отменяет того, что я рада Вас видеть. — Профессор Лэнгдон, — заговорил Шерлок, поднимаясь с места и глядя на сидевшего на стуле гостя, — доктор Конан Дойл отметила, что Вы специалист по символике, а потому я бы очень хотел, чтобы Вы взглянули на один знак, — он подал мужчине лист с распечатанной эмблемой Мориарти. — Что скажете?       Гость взглянул на бумагу и усмехнулся, отставляя чашку: — Думаю, мистер Холмс, что передо мной эмблема какой-то преступной группировки, — он поднял на собеседника глаза. — Вряд ли Вы дали бы мне что-то другое. — Вы правы, — в интонации опустившегося в свое кресла детектива проскользнуло что-то, смутно напоминающее уважение. — Однако это нам известно, хотелось бы больше конкретики.       Гость помолчал, разглядывая символ, а потом вынул из нагрудного кармана ручку, что-то отмечая на листе: — Разумеется, первым в глаза бросается очертание буквы «М», а только потом — четыре шпаги, — проговорил он. — Затем — пять точек пересечения клинков, что, думаю, тоже имеет сакральный смысл. Я бы сказал, что у таких организаций есть какой-то фетиш, — Роберт помолчал. — Если на эмблеме буква «М», значит, у всех членов этой структуры в имени или псевдониме эта буква играет особую роль. Но это только предположение. — Что ещё Вы можете сказать? — нахмурился детектив. Софи подалась вперёд, глядя, как Лэнгдон чертит что-то на листе. — Могу сказать, что числа «четыре» и «пять» играют важную роль в этой структуре, а выбор шпаги указывает на то, что во главе стоят люди привилегированные или военные, — он отметил жирными точками пересечения мечей. — По поводу чисел — возможно, «четыре» символизирует океаны, подразумевая, что организация правит по всему миру. В то же время это число во многих культурах ассоциируется со смертью… — он передал бумагу детективу. — Однако четверка является важнейшим мистическим числом, знаменующим собой абсолютное могущество. Это символ власти над временем и пространством. — Что-то ещё? — спросил Холмс. — Число «пять» же — универсальный символ человека и его пяти чувств: зрение, слух, осязание, обоняние, вкус, — пояснил профессор. — Пятиконечная звезда, как и пентаграмма, означает целостную индивидуальность, вдохновение свыше и духовное воспитание, если повернута вершиной вверх, а если вниз, то является символом колдовства и черной магии, — Шерлок поднял на него удивленный взгляд. — Могу предположить, это отсылка, но ещё вероятнее — число тех, кто стоит во главе этой организации. Думаю, это все, что я могу сказать.       Сеть Мориарти состояла из пяти человек-маяков, после устранения которых вся паутина криминального гения разлетелась от первого же легкого порыва ветерка. — А, кстати, — сказал Том, снова отворачиваясь. — Те пять человек, что ты убрал за время своего «отсутствия», не были «маяками» Мориарти, — добавил он. — Это подставные люди, специально нанятые, чтобы запутать тебя, — он холодно улыбнулся. — Нам это удалось. — Полагаю, мы получили всю информацию, что нам была нужна, профессор, — кивнул Холмс. — Отлично, — гость поднялся с места. — В таком случае вынужден буду Вас покинуть, — он шагнул к вставшей из кресла Софи и взял её протянутую ладонь. — Доктор Конан Дойл, мое вечное почтение, — он галантно поцеловал её руку и, попрощавшись с детективами, отбыл к себе. — Более чем исчерпывающе, — сказала филолог, подходя к положившему на стол лист и сканирующему его взглядом детективу. — Однако, несмотря на кругозор Роберта, область подозреваемых не сузилась. — Профессор подтвердил мои догадки, — Шерлок прошёл к стене, ещё с утра завешанной материалами дела Мориарти. — Будучи в бегах, я отлавливал именно пять «маяков» Джима, но, выходит, лишь два имени я знал наверняка. — Какие? — Конан Дойл сложила руки на груди. — Морана и Матоса, — детектив прикрепил бумагу с эмблемой к обоям. — Но, получается, что был ещё кто-то: судя по всему, сам Джим и, исходя из последних событий, — он ухмыльнулся и посмотрел на Софи. — Магнуссен. — Магнуссен? — она вскинула брови. — С чего ты взял? — Если верить теории профессор Лэнгдона о магии буквы «М» — он идеальный подозреваемый, — детектив шагнул к собеседнице. — Более того, он откуда-то знал твой секрет. Учитывая то, что в него были посвящены трое, а ты, судя по его словам, заплатила ему, чтобы тайна не ушла дальше, — мужчина остановился перед ней, и Конан Дойл пришлось поднять голову. — Он мог услышать это от Мориарти, Морана или… От тебя.       Софи вскинула брови: — То есть ты считаешь, что предатель — это я? — холодно произнесла она.       Шерлок едва сдержал облегченный вздох: разумеется, под подозрением были все, и он не мог исключать Конан Дойл из списка возможных агентов Мориарти — особенно, учитывая ее старую связь с ним. Однако человек, который так твердо выдержал его почти что прямое обвинение, не мог быть предателем. — Не об этом речь, — скривился детектив. — Но не могу отметить, что это было бы неожиданно. — В самом деле? — ухмыльнулась Конан Дойл. — Да, — кивнул Холмс. — Ведь за пять лет у тебя было более чем достаточно времени уничтожить меня, — он снова отвернулся к доске. — И не поспоришь, — поджала губы женщина. — Однако то, что Мориарти в послании сказал мне, что «спустив курок» я «активировал программу», указывает на то, что Магнуссен был не просто осведомлен — он был частью этой системы, — детектив скользнул взглядом по записям. — Моя мысль сводится к тому, что мы знаем четверых настоящих маяков Мориарти: Морана, самого Джима, Матоса и Магнуссена, — мужчина качнул головой. — В именах и псевдонимах всех чертверых действительно есть буква «М». Все они мертвы, но остался кто-то еще: последний, пятый и, очевидно, самый умный и осторожный, — он снова оглянулся на Софи. — За последние годы «Мориарти» не совершил никаких доказанных терактов или громких преступлений, а значит… — Они готовят что-то крупное, но пока выжидают, — продолжила та. — И для этого им нужен я, — кивнул Шерлок. — И я даже догадываюсь, что это за дело. — И какое же? — спросила Конан Дойл, вставая рядом с ним. — В последний год жизни человек, которого мы знаем под именем Джеймса Мориарти, был замешан в четырех политических убийствах, более чем семидесяти ограблениях и террористических атаках, в частности — на завод по производству химического оружия в Северной Корее, — протараторил Холмс. — Ты что, Википедия? — подняла брови Конан Дойл. — Нет, это Майкрофт вчера сказал, — покачал головой детектив. — Помимо всего этого, он проявлял интерес к поискам некой «черной жемчужины Борджиа», украденной у некой семьи Колонны. Её, кстати, так и не нашли. — И ты думаешь, что последний из «маяков» Мориарти хочет её заполучить, — подняла палец женщина, отворачиваясь к стене. — Возможно, это «Мориарти», а может — нет, — задумчиво произнес Холмс. — Но что-то произойдет. — У тебя предчувствие? — снова посмотрела на него собеседница. — Брат спросил то же самое, — поморщился детектив. — Но, Софи, мир сплетён из миллиардов жизненных нитей, связанных друг с другом. То, что мы называем предчувствием, это лишь шевеление паутины, — он качнул головой. — Если бы можно было влиять на дрожание каждой нити, будущее стало бы предсказуемым. Неотвратимым. Как математика, — он глянул на внимательно слушающую Конан Дойл. — В детстве я терпеть не мог притчу о купце из Самарры, однако ещё больше я ненавижу идею предопределенности. — Из Самары? — переспросила та. — СамаРРы, — поправил её Холмс и продолжил по-русски. — Свет клином на России не сошелся, знаешь ли, — он прошёл к своему креслу. — Однако ты сейчас произнес русскую пословицу, — ухмыльнулась Софи, следуя за ним. — Никогда не слышала об этой притче. — Суть моей мысли в том, что, по сведениям Интерпола, след жемчужины Борджиа ведёт в Лондон, — он сложил пальцы шпилем. — Вчера этот артефакт даже упомянули на Совете. Я бы с радостью дал тебе прочесть, но Майкрофт запретил Вивиан Норбери стенографировать. — Вивиан? — Конан Дойл села в кресло напротив. — С каких пор ты запоминаешь имена секретарей? — Уверен, что она непросто секретарь, — в дверь внизу постучали, и Холмс посмотрел на часы. — Что ж, это, вероятно, Боб Фергюсон. По словам Джона, «лучший трехчетвертной, каким могла похвастать команда Ричмонда». А также «славный, добродушный малый, близко принимающий к сердцу неприятности друга». — Никогда не знаешь, чего ожидать от Джона, — заметила Софи. — В нем залежи еще не исследованных возможностей. Однако проясни для меня кое-что, — она подалась вперёд, когда на лестнице послышались шаги клиента. — Почему ты отвлекаешься от дела Мориарти? — Мой план таков: мониторить преступный мир. Малейшее шевеление паутины подскажет, что паук готов нанести удар. — В этом и есть твой план: просто сидеть и раскрывать преступления, как обычно? — они встали, когда в дверь гостиной постучали. — Неплохо, правда? — ухмыльнулся Шерлок. — Открыто!       Фергюсон вошел к ним в комнату. Некогда, очевидно, могучее, крепко сбитое тело клиента теперь как будто усохло, льняные волосы поредели, плечи ссутулились. — Рад, что Вы приняли меня, мистер Холмс, доктор Конан Дойл, — проговорил он густым и добродушным голосом, опускаясь на стул после короткого приветствия. — Однако из Вашего сообщения я понял, мистер Холмс, что мне нечего прикидываться, будто я выступаю от имени другого лица. — Всегда лучше действовать напрямик, — заметил детектив. — Согласен, — грустно кивнул гость. — Но поймите, каково это — говорить такие вещи о женщине, которой долг твой велит оказывать помощь и покровительство! Что мне предпринять? Неужели отправиться в полицию и всё им выложить? Ведь и дети нуждаются в защите! Что же это с ней такое, доктор Конан Дойл? — та лишь покачала головой. — Безумие? Или это у неё в крови? Сталкивались ли вы с подобными случаями? Ради всего святого, подайте совет! Я просто голову потерял. — Вполне Вас понимаю, мистер Фергюсон, — кивнул Холмс, бросив короткий взгляд на внимательно наблюдавшую за клиентом женщину. — Могу Вас заверить, что я далёк от того, чтобы терять голову, — на этих словах Софи коротко глянула на него, пряча многозначительную улыбку, и Шерлок осекся. — Впрочем, очень надеюсь, что мы найдем способ разрешить Ваши трудности. Прежде всего скажите, какие меры Вы приняли? Ваша жена всё ещё имеет доступ к детям? — Между нами произошла ужасная сцена. Поймите, жена моя человек добрый, сердечный. На свете не сыщешь более любящей, преданной спутницы, — Шерлок уже сам ухмыльнулся, снова посмотрев на Конан Дойл. — Для неё было тяжким ударом, когда я раскрыл её страшную, невероятную тайну. Она даже ничего не пожелала сказать. Ни слова не ответила мне на мои упреки. Потом бросилась к себе в комнату и заперлась, — Фергюсон вздохнул. — И с тех пор отказывается меня видеть. У неё есть горничная по имени Долорес, работала у нее еще до нашего брака, скорее подруга, чем сотрудник. Она и носит жене еду. — Значит, ребёнку не грозит опасность? — уточнила Софи, делая какие-то записи. — Миссис Мэйсон, няня, поклялась, что не оставит его без надзора ни днем, ни ночью. Я ей полностью доверяю, — мужчина покачал головой. — Я больше тревожусь за Джека, я Вам писал, что на него дважды было совершено настоящее нападение. — Однако никаких увечий не нанесено? — заметила Конан Дойл. — Нет. Но ударила она его очень сильно. Поступок вдвойне жестокий, ведь мальчик — несчастный калека, — обострившиеся черты лица Фергюсона как будто стали мягче, едва он заговорил о старшем сыне. — Казалось бы, несчастье этого ребенка должно растопить сердце любого: Джек в детстве упал и повредил себе позвоночник. Но сердце у мальчика просто золотое.       Холмс взял со столика письмо клиента и стал его перечитывать: — Кроме тех, кого Вы назвали, кто еще живёт с вами в доме? — спроси он. — Две экономки, они у нас недавно. В доме еще ночует Майкл — он ухаживает за лошадьми — конный спорт — мое давнее хобби, — ответил гость. — Остальные: это жена, я, старший мой сын Джек, потом малыш, горничная Долорес и няня — миссис Мэйсон. Больше никого. — Насколько я понял, Вы мало знали Вашу жену до свадьбы? — поднял на него взгляд детектив. — Мы были знакомы всего несколько недель, — кивнул тот. — А Долорес давно у неё работает? — прищурился Холмс. — Несколько лет. — Значит, характер Вашей жены лучше известен горничной, чем Вам? — произнесла Конан Дойл. — Да, пожалуй.       Софи что-то записала в свой блокнот. — Полагаю, в Лемберли мы сможем оказаться более полезными, чем здесь. Дело это, безусловно, требует расследования на месте, — сказал Шерлок. — Если Ваша жена не покидает своей комнаты, наше присутствие в доме не причинит ей никакого беспокойства и неудобств.       Фергюсон издал вздох облегчения: — Именно на это я и надеялся, мистер Холмс. С вокзала Виктория в два часа отходит очень удобный поезд — если это Вас устраивает. — Вполне. Сейчас в делах у нас затишье, — иронично заметил Холмс. — Мы можем целиком посвятить себя Вашей проблеме, но прежде всего я хотел бы уточнить некоторые факты, — он отложил письмо и соединил ладони в молитвенном жесте. — Итак, Ваша супруга нападала на обоих мальчиков — и на своего ребенка, и на Вашего старшего сына? — Да. — Но по-разному, — Холмс развел руками. — Вашего сына она только избила. — Да, один раз бросила в него книгу, другой раз била прямо руками. — Она Вам объяснила свое поведение в отношении пасынка? — проговорила Софи, вновь что-то записывая. — Нет. Сказала только, что ненавидит его, — мужчина вновь опустил глаза, морщась от болезненных воспоминаний. — Все повторяла: «Ненавижу, ненавижу…» — Ну, с мачехами это случается, — скривился Шерлок. — Ревность задним числом, если можно так выразиться. А как она по натуре — ревнивая? — Очень, — быстро закивал клиент. — Она южанка, ревность у неё такая же яростная, как и любовь. — Ох, не будьте пленником стереотипов, мистер Фергюсон, ревность северян бывает столь же суровой, как и морозы в их далеких краях, — ответил детектив, снова встречаясь глазами с Конан Дойл, которая смерила его таким взглядом, что он предпочел тут же сменить тему. — Но мальчик? Ведь ему, Вы сказали, пятнадцать лет, и, если физически он неполноценен, вероятно, высоко его умственное развитие, — разве он не дал Вам никаких объяснений? — Нет, — выдохнул гость. — Сказал, что это без всякой причины. — А какие отношения у них были прежде? — спросила Софи. — Они всегда друг друга недолюбливали. — Вы говорили, что мальчик ласковый и любящий, — заметил Шерлок. — Да, трудно найти более преданного сына, — Фергюсон заулыбался. — Он буквально живет моей жизнью, целиком поглощен тем, чем я занят, ловит каждое мое слово.       Некоторое время Холмс сосредоточенно молчал. — Вероятно, Вы были очень близки с сыном до Вашей второй женитьбы — постоянно вместе все делили? — наконец произнес он. — Мы почти не разлучались. — Ребёнок с такой чувствительной душой, конечно, свято хранит память матери? — уточнил детектив. — Да, он её не забыл. — Еще один вопрос касательно побоев, — подняла палец Конан Дойл. — Нападение на младенца и на старшего мальчика произошло в один и тот же день? — В первый раз — да, — посмотрел на нее Фергюсон. — Её словно охватило безумие, и она обратила свою ярость на обоих. Второй раз пострадал только Джек, со стороны миссис Мэйсон никаких жалоб относительно малыша не поступало. — Это несколько осложняет дело, — сказал Шерлок больше Софи, чем клиенту. — Не совсем Вас понимаю, мистер Холмс, — опешил тот. — Возможно. Видите ли, обычно сочиняешь себе временную гипотезу и выжидаешь, пока полное знание положения вещей не разобьет её вдребезги, — он развел руками. — Дурная привычка, мистер Фергюсон, что и говорить, но слабости присущи человеку. Пока я могу вам только сказать, что Ваша проблема не кажется мне неразрешимой, и что к двум часам мы будем на вокзале Виктория.       В тот безумный декабрьский день Софи и Шерлок так и не побыли наедине. Как только за Фергюсоном захлопнулась дверь, к ним нагрянули Ватсоны, все ещё взбешенные ранним звонком детектива. Конан Дойл и Холмс старались вести себя как обычно и, вероятно, это им удалось, так как за всю полуторачасовую дорогу до владений семьи детектива никто из их спутников ничего не заподозрил.       Был тусклый, туманный, как говорил в Америке доктор Купер, «предвечер», когда, оставив Лестрейдов, Элизабет, Мэри и Майкрофта в доме родителей Холмсов, Софи, Шерлок и Джон пробирались через сассекский глинозём по длинной, извилистой дороге, приведшей их к старинному дому Фергюсона, очевидно, переоборудованному из викторианской фермы, расползшемуся во все стороны, с очень древней средней частью и новехонькими боковыми пристройками.       На остроконечной крыше, сложенной из хоршемского горбыля и покрытой пятнами лишайника, поднимались старые, тюдоровские трубы. Ступени крыльца покривились, на старинных плитках, которыми оно было вымощено, красовалось изображение человека и сыра — «герб» первого строителя дома. Внутри под потолками тянулись тяжелые дубовые балки, пол во многих местах осел, образуя глубокие кривые впадины. Всю эту старую развалину пронизывали запахи сырости и гнили.       Фергюсон провёл их в большую, просторную комнату, помещавшуюся в центре дома. Здесь в огромном старомодном камине с железной решеткой, на которой стояла дата «1670», полыхали толстые поленья.       Осмотревшись, они увидели, что в комнате царит смесь различных эпох и мест. Стены, до половины обшитые дубовой панелью, относились, вероятно, к временам фермера-иомена, построившего этот дом в семнадцатом веке, но по верхнему краю панели висело собрание современных акварелей, а выше, там, где желтая штукатурка вытеснила дуб, расположилась отличная коллекция южноамериканской утвари и оружия — её, несомненно, привезла с собой перуанка, что сидела сейчас, запершись наверху, в своей спальне.       Пока Ватсон и Фергюсон, не видевшиеся долгое время, обменивались последними новостями, а Софи старалась придать лицу выражение заинтересованности, Холмс быстро встал и с настоящим любопытством, присущим его необыкновенно острому уму, внимательно рассмотрел всю коллекцию. Когда он снова вернулся к ним, выражение лица у него было серьезное: — А это что такое?       В углу в корзине лежал спаниель. Теперь собака с трудом поднялась и медленно подошла к хозяину. Задние её ноги двигались как-то судорожно, хвост волочился по полу. Она лизнула протянутую им руку. — В чем дело, мистер Холмс? — удивился клиент. — Что с собакой? — спросил детектив, под удивленные взгляды Софи и Джона опустившись на корточки и потрепав пса за ухом. — Ветеринар ничего не мог понять. Что-то похожее на паралич, — пожал плечами Фергюсон. — Предполагает менингит. Но пёс поправляется, скоро будет совсем здоров, правда, Карло?       Опущенный хвост спаниеля дрогнул в знак согласия. Печальные собачьи глаза глядели то на хозяина, то на гостей: Карло понимал, что разговор идет о нём. — Это произошло внезапно? — уточнил Ватсон. — В одну ночь, — ответил его старый приятель. — И давно? — Месяца четыре назад. — Чрезвычайно интересно, — тихо проговорил Шерлок. — Наталкивает на определенные выводы. — Что Вы тут усмотрели, мистер Холмс? — смутился клиент. — Подтверждение догадкам, — ответила за детектива Софи. — Ради Бога, доктор Конан Дойл, для Вас наши дела, быть может, всего лишь занятная головоломка, но для меня это вопрос жизни и смерти! — вскипел мужчина. — Жена в роли убийцы, ребёнок в опасности… Не играйте со мной в прятки, мистер Холмс. Для меня это слишком важно.       Высоченный регбист дрожал всем телом. Шерлок мягко положил ему на плечо руку. — Боюсь, мистер Фергюсон, при любом исходе дела Вас ждут впереди новые страдания, — сказал он. — Особенно — если Вы продолжите говорить с доктором Конан Дойл в таком тоне.       Физиономия клиента вытянулась, ровно как и лицо Джона. Софи прикрыла глаза, подавив желание дать Шерлоку подзатыльник: он, конечно, заступался за неё и раньше, однако сейчас нужно было быть полным идиотом, чтобы не заметить перемены в его интонации, в которой теперь прямо-таки сочилось истинное желание защитить не просто друга. — Простите, доктор Конан Дойл, я переборщил, — наконец кивнул клиент. — Я постараюсь щадить Вас, насколько это в моих силах, — кивнул Холмс. — Пока больше ничего не могу добавить. Но надеюсь, прежде чем покинуть этот дом, сообщить Вам что-то определенное. — Дай-то Бог! — гость шагнул к лестнице. — Извините меня, я поднимусь наверх, узнаю, нет ли каких перемен.       Он отсутствовал несколько минут, и за это время Холмс возобновил свое изучение коллекции на стене. Когда Фергюсон вернулся, по выражению его лица было ясно видно, что всё осталось в прежнем положении. Он привёл с собой высокую, тоненькую, смуглую девушку. — Чай готов, Долорес, — сказал он. — Последи, чтобы миссис Фергюсон получила все, что пожелает. — Миссис Фергюсон больная, сильно больная! — выкрикнула девушка, негодующе сверкая глазами на своего работодателя. — Еда не ест, сильно больная. Надо доктор. Долорес боится быть одна с миссис Фергюсон, без доктора.       Клиент вопросительно посмотрел на Джона. — Очень рад быть полезным, — кивнул тот, явно довольный, что кто-то в кое-то веки вспомнил, что он врач, а не рыба-прилипала детектива. — Узнай, пожелает ли миссис Фергюсон принять доктора Ватсона, — обратился клиент к Долорес. — Долорес поведет доктор, — закивала та. — Миссис Фергюсон надо доктор. — Я готов, — Джон решительным шагом отправился за горничной, но вдруг остановился. — Доктор Конан Дойл, — он сделал ударение на первом слове. — Вы идете? — Я… — Софи хотела было возразить, но почувствовала на себе тяжелый взгляд Шерлока и двинулась за другом. — Да, конечно.       Они последовали за дрожащей от волнения девушкой по лестнице и дальше, в конец ветхого коридора. Там находилась массивная, окованная железом дверь. Конан Дойл пришло в голову, что, если бы Фергюсон вздумал силой проникнуть к жене, это далось бы ему не так легко. Долорес вынула из кармана ключ, и тяжелые дубовые створки скрипнули на старых петлях. Они вошли в комнату, девушка быстро последовала за ними и тотчас повернула ключ в замочной скважине.       На кровати лежала женщина, несомненно, в сильном жару. Она была в забытьи, но при их появлении вскинула на них свои прекрасные глаза и смотрела, не отрываясь, со страхом. Увидев, что это посторонние, она как будто успокоилась и со вздохом снова опустила голову на подушку. Джон подошёл ближе и сказал несколько успокаивающих слов: больная лежала, не шевелясь, пока он проверял пульс и температуру. Пульс оказался частым, температура высокой, однако у него сложилось впечатление, что состояние женщины вызвано не какой-либо болезнью, а нервным потрясением. — Миссис Фергюсон лежит так один день, два дня. Долорес боится, миссис Фергюсон умрет, — сказала служанка.       Жена клиента повернула к ним красивое пылающее лицо: — Где мой муж? — Он внизу и хотел бы Вас видеть, — ответила Софи. — Не хочу его видеть, не хочу… — тут она как будто начала бредить: — Дьявол! Дьявол!.. О, что мне делать с этим исчадием ада!.. — Чем я могу помочь Вам? — уточнил Джон, опускаясь на стул рядом с постелью. — Ничем. Никто не может помочь мне. Всё кончено. Всё погибло, — она всхлипнула. — И я не в силах ничего сделать, все, все погибло!..       Миссис Фергюсон явно находилась в каком-то непонятном заблуждении, и Джон удивленно посмотрел на Конан Дойл: он никак не мог себе представить Боба Фергюсона в роли дьявола и исчадия ада. — Мэм, Ваш супруг горячо Вас любит, — сказала Конан Дойл. — Он глубоко скорбит о случившемся.       Больная снова обратила на неё свои чудесные глаза: — Да, он любит меня. А я, разве я его не люблю? Разве не люблю я его так сильно, что готова пожертвовать собой, лишь бы не разбить ему сердца? — она заметалась по подушке. — Вот как я его люблю. И он мог подумать обо мне такое. Мог так говорить со мной… — Он преисполнен горя, но он не понимает, — вставил Джон. — Да, он не в состоянии понять, — она подняла руки, будто пытаясь ухватиться за истину. — Но он должен верить! — Быть может, Вы все же повидаетесь с ним? — спросил Ватсон. — Нет-нет! Я не могу забыть те жестокие слова, тот взгляд… Я не желаю его видеть. Уходите, — женщина качнула головой. — Вы ничем не можете мне помочь. Доктор Конан Дойл, — она посмотрела на Софи, и та едва не поперхнулась, удивленная тем, что ее узнали. — Вы женщина, Вы меня поймете: скажите ему только одно: я хочу, чтобы мне принесли ребенка. Он мой, у меня есть на него права. Только это и передайте мужу.       Она повернулась лицом к стене и больше не произнесла ни слова. Они спустились вниз. Фергюсон и Холмс молча сидели у огня и поднялись, когда Джон и Софи вошли.       Фергюсон угрюмо выслушал их рассказ о визите к больной. — Разве могу я доверить ей ребёнка? — сказал он. — Разве можно поручиться, что её вдруг не охватит опять то ужасное, неудержимое желание… Разве могу я забыть, как она тогда поднялась с колен, и вокруг её губ была кровь? — он вздрогнул, вспоминая страшную сцену. — Ребёнок с миссис Мэйсон, там он в безопасности, там он и останется.       Софи подошла к Шерлоку и встала с ним рука об руку. — Что-нибудь примечательное увидела? — шепнул детектив, глядя на говоривших мужчин. — Ровным счетом ничего, кроме того, что эта женщина — не вампир, — тихо ответила та. — Что ж, в любом случае ты наблюдательнее, чем Джон, — Конан Дойл оглянулась на него, заметив, как в серых глазах, обращенных в другой конец комнаты, заметались веселые огоньки. — Ты говоришь об этом во время дела? — искренне удивилась она. — Кто ты, и что ты сделал с Шерлоком Холмсом? — Так сегодня же волшебный день! — парировал тот. — Интересное дело и воскресший Мориарти, — кивнула Софи, отворачиваясь. Холмс посмотрел на неё. — А ты думал, я скажу про Новый Год? Нет уж, меня не проведешь.       Элегантная экономка, самое современное явление, какое они доселе наблюдали в этом доме, внесла чай. Пока она хлопотала у стола, дверь распахнулась, и в комнату вошёл подросток весьма примечательной внешности: бледнолицый, белокурый, со светло-голубыми беспокойными глазами, которые так и вспыхнули от волнения и радости, едва он увидел отца. Мальчик кинулся к нему, с девичьей нежностью обвил его шею руками. — Папочка, дорогой! — воскликнул он. — Я и не знал, что ты уже приехал! Я бы вышел тебя встретить. Как я рад, что ты вернулся!       Фергюсон мягко высвободился из объятий сына, он был несколько смущен: — Здравствуй, мой дружок, — сказал он ласково, гладя льняные волосы мальчика. — Я приехал раньше потому, что мои друзья, доктор Конан Дойл, мистер Холмс, доктор Ватсон, согласились поехать со мной и провести у нас вечер. — Мистер Холмс и доктор Конан Дойл? — мальчик недоверчиво оглядел гостей. — Сыщики? — Да.       Сын клиента смотрел на них испытующе и, как Джону показалось, не очень дружелюбно. — А где второй Ваш сын, мистер Фергюсон? — спросил Холмс. — Нельзя ли нам познакомиться и с младшим? — добавил он, заставив бедного Ватсона подавиться чаем от такого нетипичного для его друга вопроса. — Попроси миссис Мэйсон принести сюда малыша, — обратился Фергюсон к сыну.       Тот пошёл к двери странной, ковыляющей походкой, и взгляд всех троих сыщиков тотчас определил повреждение позвоночника. Вскоре мальчик вернулся, за ним следом шла высокая, сухопарая женщина, неся на руках очаровательного младенца, черноглазого, золотоволосого — чудесное скрещение рас, саксонской и латинской.       Фергюсон, как видно, обожал и этого сынишку, он взял его на руки и нежно приласкал: — Только представить себе, что у кого-то может хватить злобы обидеть такое крошечное существо, — пробормотал он, глядя на небольшой, ярко-красный бугорок на шейке этого амура.       И тут Джон случайно взглянул на друзей и подивился напряженному выражению их лиц — они словно окаменели. Взгляды Холмса и Конан Дойл, одинаково безучастно на мгновение задержавшись на отце с младенцем, были прикован к чему-то, находящемуся в другом конце комнаты. Проследив за направлением этого пристального взгляда, Ватсон увидел только, что он обращен на окно, за которым стоял печальный, поникший сад. Наружная ставня была наполовину прикрыта и почти заслоняла собой вид, и тем не менее глаза детективов неотрывно глядели именно в сторону окна.       Тут Шерлок ухмыльнулся и снова посмотрел на младенца. Они с Софи молча наклонились над ним и внимательно исследовали взглядом красный бугорок на мягкой детской шейке. Затем Холмс наклонился еще чуть ближе: — До свидания, молодой человек. Вы начали свою жизнь несколько бурно, — он распрямился, аккуратно отведя рукой Софи в сторону, шагая к няне. — Миссис Мэйсон, я хотел бы поговорить с Вами с глазу на глаз.       Они встали поодаль и несколько минут о чем-то серьезно беседовали. До Софи и Джона долетели только последние слова: «Надеюсь, всем Вашим тревогам скоро придет конец». Няня, особа, как видно, не слишком приветливая и разговорчивая, ушла, унеся ребенка. — Что представляет собой миссис Мэйсон? — спросил Холмс. — Внешне она, как видите, не очень приятна в общении, но сердце у нее золотое, и она очень привязана к ребенку, — ответил клиент. — А тебе, Джек, она нравится? — вдруг спросила Конан Дойл, наклоняясь к подростку.       Холмс тут же круто к нему повернулся. Джон в который раз подивился тому, как слаженно работала эта парочка. Видит бог, он поставил на то, что они сойдутся в течение двух недель, и в этот момент он был готов поклясться, что не проспорит Мэри.       Выразительное лицо ребёнка тем временем как будто потемнело, и он отрицательно затряс головой. — У Джека очень сильны и симпатии, и антипатии, — сказал Фергюсон, обнимая сына за плечи. — По счастью, я отношусь к первой категории. Мальчик что-то нежно заворковал, прильнув головой к отцовской груди. Фергюсон мягко его отстранил. — Ну, беги, Джекки, — сказал он и проводил сына любящим взглядом, пока тот не скрылся за дверью. — Мистер Холмс, — обратился он к детективу. — Я, кажется, заставил Вас проехаться попусту. В самом деле, ну что Вы можете тут поделать, кроме как выразить сочувствие? Вы, конечно, считаете всю ситуацию слишком сложной и деликатной. — Деликатной? Безусловно, — ответил Шерлок, чуть ухмыльнувшись. — Но, не могу сказать, что поражен ее сложностью. По правде говоря, я решил задачу ещё до того, как мы покинули Бейкер-стрит. Здесь, на месте, оставалось только наблюдать и получать подтверждение.       Фергюсон провёл рукой по нахмуренному лбу: — Ради Бога, мистер Холмс, — сказал он хрипло, — Если Вы в чем-то разобрались, не томите меня. Как обстоит дело? Как следует поступить? Мне безразлично, каким путем Вы добились истины, мне важны сами результаты. — Конечно, мне надлежит дать Вам объяснение, и Вы его получите. Но, позвольте нам вести дело согласно собственным методам, — он посмотрел на друга. — Скажите, доктор Ватсон, в состоянии ли миссис Фергюсон выдержать наше посещение? — Она больна, но в полном сознании, — кивнул тот. — Прекрасно, — Холмс хлопнул в ладоши. — Окончательно все выяснить мы сможем только в её присутствии. Поднимемся наверх. — Но ведь она не хочет меня видеть! — воскликнул Фергюсон. — Не беспокойтесь, захочет, — сказала Конан Дойл, вырывая из блокнота лист и черкая на нем несколько слов. — Во всяком случае, у Вас, доктор Ватсон, есть официальное право на визит к больной. Будьте так любезны, передайте мадам эту записку, — Шерлок усмехнулся, кинув на Софи красноречивый взгляд.       Джон, предчувствуя долгий рассказ своей жене о похождениях двух гениальных идиотов, вновь поднялся по лестнице и вручил записку Долорес, осторожно открывшей дверь на его голос. Через минуту он услышал из комнаты возгласы, одновременно радостные и удивленные. Служанка выглянула из-за двери и сообщила: — Она хочет видеть. Она будет слушать.       По его знаку клиент, Холмс и Конан Дойл поднялись наверх. Все четверо вошли в спальню. Фергюсон шагнул было к жене, приподнявшейся в постели, но она вытянула руку вперед, словно отталкивая его. Он опустился в кресло. Детектив встал рядом с Софи у постели женщины, глядевшей на них широко раскрытыми, изумленными глазами. — Долорес, я думаю, мы можем отпустить… — начал было Шерлок. — О, миссис Фергюсон, конечно, если желаете, она останется, возражений нет. Мистер Фергюсон, должен сказать, что люди мы занятые, а посему предпочитаю зря время не тратить. Чем быстрее хирург делает разрез, тем меньше боли. — Прежде всего хотелось бы Вас успокоить, — прервала его Конан Дойл, аккуратно коснувшись рукава «друга». — Ваша жена прекрасная, любящая Вас женщина, несправедливо обиженная.       С радостным криком Фергюсон вскочил с кресла: — Докажите мне это, мистер Холмс, доктор Конан Дойл, докажите, и я Ваш должник по гроб жизни! — Докажем, но при этом будем вынуждены причинить Вам новые страдания, — мягко ответила Софи. — Все остальное безразлично, лишь бы была оправдана моя жена, — закивал клиент. — По сравнению с этим ничто не имеет значения. — В таком случае разрешите мне изложить Вам ход моих умозаключений ещё там, на Бейкер-стрит, — начал Шерлок. — Мысль о вампирах я почел абсурдной, — доктор филологии едва заметно ткнула его локтем в бок. — Я имею в виду, в практике английской криминалистики таких случаев не было. И в то же время, мистер Фергюсон, Вы действительно видели, как Ваша жена отпрянула от кроватки сына, и правда заметили кровь на ее губах. — Да-да, — откликнулся клиент, и Джон тоже зачем-то кивнул. — А Вам не пришло в голову, что из ранки высасывают кровь не только для того, чтобы ее пить? — он посмотрел на Конан Дойл. — Софи? — Вам не вспоминается некая английская королева, которая высасывала кровь из раны для того, чтобы извлечь из нее яд? — подсказала та. — Яд? — Фергюсон обомлел и опустился в кресло, поддерживаемый Ватсоном. — В доме, где быт ведется на южноамериканский лад, должна быть коллекция оружия — опыт подсказал мне это прежде, чем я увидел её собственными глазами, — быстро заговорил Шерлок. — Мог быть использован, конечно, и какой-либо другой яд, но это первое, что пришло мне на ум. Когда я заметил пустой колчан возле небольшого охотничьего лука, я увидел именно то, что ожидал. Если ребенок был ранен одной из его стрел, смоченных соком кураре, ему грозила неминуемая смерть, если не высосать яд из ранки, — он развел руками. — И потом — собака. Тот, кто задумал пустить в ход такой яд, сперва непременно испытал бы его, чтобы проверить, не утратил ли он свою силу. Случая с собакой я не предвидел, но смысл его разгадал, и этот факт занял свое место в моем логическом построении. Ну, теперь-то Вы поняли? Ваша, откровенно сказать, мудрая жена страшилась за сына. Нападение произошло при ней, и она спасла своему ребенку жизнь, — он кивнул. — Софи? — Но она не захотела открыть Вам правду, зная, как сильно Вы любите мальчика, зная, что это разобьет вам сердце, — закончила за него женщина. — Джекки!.. — пораженно воскликнул хозяин дома. — Мы с доктором Конан Дойл наблюдали за ним, когда Вы обнимали младшего. Его лицо ясно отражалось в оконном стекле там, где закрытая ставня создавала темный фон, — Джон издал протяжное понимающее «а-а-а-а». — Я прочёл на этом лице выражение такой жгучей ненависти, какую мне редко доводилось видеть. — Мой Джекки! — схватился за сердце клиент. — Отнеситесь к этому мужественно, Фергюсон. Особенно печально, что причина, толкнувшая мальчика на такой поступок, кроется в чрезмерной, нездоровой, маниакальной любви к Вам и, возможно, к покойной матери, — Конан Дойл шагнула к клиенту и мягко взяла его за плечо. — Душу его пожирает ненависть к этому ребенку, чье здоровье и красота — прямой контраст с его собственной бедой. — Боже правый! — он схватился за руку Софи, и Шерлок прищурился. — Просто невозможно поверить! — Мы сказали правду, миссис Фергюсон? — спросил детектив, посмотрев на больную.       Женщина рыдала, зарывшись лицом в подушки. Наконец она повернулась к мужу: — Как могла я рассказать тебе это, Боб? Нанести тебе такой удар! — всхлипнула она. — Я предпочла ждать, пока чьи-нибудь другие уста, не мои, откроют тебе истину. Когда доктор Конан Дойл — они с мистером Холмсом настоящие маги и волшебники, — написала, что они все знают, я так обрадовалась! — Одно мне не совсем ясно, мэм, — заговорил наконец Джон. — Ваш гнев, обрушившийся на Джекки, вполне понятен. И материнскому терпению есть предел. Но как Вы решились оставить своего сына на эти два дня без надзора? — Я надеялась на миссис Майсон, — пояснила та. — Она знает правду, я ей все сказала. — Так я и предполагал, — кивнул Холмс.       Фергюсон стоял возле кровати, дыхание у него прерывалось, протянутые к жене руки дрожали. — Доктор Конан Дойл, доктор Ватсон, я полагаю, нам пора удалиться со сцены, — шепнул друзьям Холмс. — Если ты, Джон, возьмешь не в меру преданную Долорес за один локоток, я возьму её за другой. Что ж, — продолжил он, когда дверь за нами закрылась, — я думаю, мы можем предоставить им самим улаживать свои отношения. — Даже счастливого Нового Года им не пожелали, — иронично заметила Софи, спускаясь по лестнице. — Вот черт! — поморщился детектив. — Новый Год!       До коттеджа Холмсов они добрались быстро: Джон всю дорогу рассуждал над тем, как назовет новое дело в блоге, Шерлок делал вид, что все происходящее его не касается, а Софи кивала в такт словам Ватсона. Когда они пришли к дому, доктор филологии бросила друзьям что-то про «проверить, как там дела» и вошла внутрь. — Что ж, вот и очередной лист в твой лавровый венок, — сказал Джон, глядя на детектива, явно не спешившего вернуться к семье. — Не будь столь лиричен, — поморщился тот, отворачиваясь и потянувшись за пачкой сигарет в карман. — Эту роль в этой пьесе играет Софи. — Эту? — доктор хмыкнул, и вдруг в его голову проникла странная идея. — Нечасто нам доводится вот так проводить время, — задумчиво произнес он. — Слава богу, — ответил Шерлок, выдыхая дым. — Это убийственно. — Два старых друга болтают о том о сём… по душам, — Ватсон глянул на Холмса, и тот недоверчиво прищурился, снова отводя взгляд. — Незаурядная дама, правда?       Шерлок стиснул зубы, смотря прямо перед собой: — Кто? — Миссис Фергюсон, — пояснил доктор. — Дамское сословие по твоей части, — откликнулся детектив. — Поверю тебе на слово. — Твои слова: «мудрая», — кивнул Джон, явно довольный реакцией друга. — Слишком хорошо для него. — Считаешь? — притворно заинтересованно спросил Шерлок. — Нет, скорее ты так считаешь, — парировал Ватсон, наблюдая за реакцией друга. — У меня на этот счёт нет мнения, — качнул головой сыщик. — В первом ящике твоего стола лежит телефон покойной Ирэн Адлер. Я случайно увидел однажды, — продолжил Джон. — Ты не «случайно увидел», ты подождал, пока я выйду из комнаты и влез. Ты всерьёз думал, я не замечу? — Холмс посмотрел на друга. — Это память о блестящем противнике. — Она красавица, — мечтательно произнес доктор, от души веселясь. — К чему этот разговор? — скривился Шерлок, снова отводя взгляд. — К чему оставаться одиноким? — Холмс молчал. Эксперимент выходил из-под контроля. — Мой вопрос такой бредовый? Мы ведь уже обсуждали это четыре месяца назад. — С тех пор многое изменилось, — парировал детектив. — Я просто пытаюсь вести с тобой обычный дружеский разговор и дать такой же совет, — продолжал Ватсон. — Прошу, не надо, — практически умоляюще произнес Шерлок. — Почему тебе так нужно быть одному? — Если ты про романтическую чушь, а мне думается, ты именно про неё, — детектив отбросил сигарету, но на друга не посмотрел, — то я тебе, помнится, уже объяснял, что чувства мешают работе. Они, как песок в тончайшем инструменте… — Шерлок, ты из плоти и крови, — встрял Джон, повернувшись к нему, — У тебя есть чувства, у тебя есть… Должны быть! Импульсы. — Боже, я никогда так не мечтал, чтобы прямо сейчас здесь возник призрак Джима Мориарти, — закатил глаза Холмс.       Джон не владел дедукцией так, как мистер «Весь-из-себя», но тут был уверен, что практически раскрыл это дело, а потому он ввёл тяжелую артиллерию: — Но, поразмыслив, на правах друга, на правах того, кто волнуется о тебе, я заявляю: Софи тебе не пара.       Шерлок повернулся на него так резко, что Джона обдало потоком холодного воздуха: — Что ты сказал?       Ватсон много раз видел гнев в глазах друга, но никогда он еще не был таким всепоглощающим. И в этот момент доктор понял, что он как никогда близок к разгадке самой сложной из всех тайн, что встречалась на их пути, а потому он решил идти ва-банк. — Все знают, Шерлок, нечего скрывать, вы с Софи вместе, — веки детектива дрогнули, и Джон понял, что попал в яблочко. — И твоя реакция на мою безумную реплику — тому подтверждение. — Я не думал, что это секрет, — пожал плечами Холмс, думая о том, что Конан Дойл слишком поспешила уйти в дом. — Так это правда?! — не выдержал Ватсон и рассмеялся.       Холмс снова посмотрел на друга, подавив желание врезать себе по лбу. «Софи, бога ради, выйди и закончи этот допрос пристрастиями». — Я не буду отвечать на этот вопрос, — ответил он, шагнув к двери. — Нет, ты думал, что это секрет. Ты не можешь делать вид, что это всего лишь небольшая проблема, — возразил Джон. — Я не могу поверить, что ты не сказал мне, — вдруг произнес он, и детектив остановился. — Мне очень жаль, что я забыл об этом упомянуть, когда мы красили ногти одним из вечеров! — он обернулся и всплеснул руками. — Может быть, мне выпадет шанс рассказать тебе всё во время нашего следующего спа-дня! — Ах, ирония. Прекрасно, — Ватсон покачал головой, — Ты действительно не понимаешь? Мы все так заботимся о тебе… — Ты разве сказал мне, когда начал встречаться с Мэри? — возразил Шерлок в отчаянии. — Ты был мёртв! — воскликнул Джон. — Или нет, но я рассказал тебе, когда ты вернулся. — Чёрт с тобой, вы видели, вы наблюдали, вы сделали правильные выводы, — казалось, Холмс был в бедственном положении. — Это было более, чем немного неправильно, Шерлок, — шагнул к нему Джон. — Потому что это — важно. Заявление делается для того, чтобы показать, что это не игра. — Игра?! — вскипел Холмс. — Ты смеешь использовать мои же заклинания против меня? — Да ты цитируешь «Гарри Поттера», которого она заставила тебя посмотреть! — практически закричал Джон. — Осмелюсь заметить, Джон, что это касается только нас с Софи! — воскликнул Холмс. — Да как же вы достали орать! — раздался знакомый голос за его спиной. Конан Дойл без пальто вышла на улицу, захлопнув за собой дверь. — Меня не было пять минут, что Вы успели не поделить?       Шерлок посмотрел на нее, а потом на доктора: злость кипела в нем, и он ткнул в друга пальцем: — Вот наш победитель, Соня, — он развел руками, глядя в ее округлившиеся глаза. — Джон нас раскрыл. Эксперимент можно считать успешным. — Эксперимент?! — практически закричал Ватсон. — Да тише ты, бога ради! — зашипела на него Конан Дойл. — Никто не знает!

***

      Шерлок ненавидел, когда в комнате было несколько человек. Однако ещё больше он ненавидел, когда эти люди все время говорили. С момента, как они с Софи и Джоном покинули дом Фергюсонов, прошло несколько часов, и все гости дома Холмсов собрались в гостиной после очень долгого и нудного, по мнению детектива, ужина и обмена подарками. Ватсоны, к слову, презентовали сыщику пазл картины Поллока на десять тысяч кусочков, и тот явно задался целью собрать его за этот вечер.       С момента, как они закрыли дело, Конан Дойл видела, что Холмс замкнулся в себе и старался как можно меньше обращать внимание на окружающих. Она понимала, что новое дело хоть ненадолго помогло ему избавить от скуки, но, когда Джон закончил свою тираду о том, какие они бессовестные сволочи, и поклялся никому ничего не говорить, Холмс ушёл в себя и ни с кем не говорил, а лишь изредка отпускал едкие комментарии. — Какой прекрасный вечер, — практически пропела миссис Холмс из кресла. — Дом полон гостей, такая прекрасная беседа и чудесная атмосфера любви.       Майкрофт страдальчески закатил глаза, а Молли и Мэри, сидящие на диване, просто заулыбались. — А вы знаете, — вдруг заговорила Элизабет, отвернувшись от окна, — Что в некоторых языках о любви можно сказать не прямо, а иносказательно? — Софи, сидевшая в кресле рядом с Майкрофтом, смерила её подозрительным взглядом. — О чём Вы? — заинтересовался Лестрейд. — Не стоит, Грэм, Вы только запутаетесь, — вставил Шерлок. — Грэг! — одновременно исправили его все присутствующие. — Вот, например, в японском языке, — продолжила Рикман, вышагивая по комнате. — У них, конечно, есть слова «я тебя люблю», но японцы редко используют эту фразу, потому что очень застенчивые. Вместо этого они говорят: «Луна красивая» — это признание в том, что ты безмерно дорожишь человеком, которому это говоришь, — она наклонилась к явно заинтересовавшемуся отцу Холмсов. — Имеется в виду, что сегодня, когда ты со мной, луна особенно красива, — она улыбнулась. — Если собеседник хочет ответить взаимностью, он должен сказать: «Я могу умереть». — Какая чушь, — скривился мистер Британское Правительство. — Майкрофт! — одёрнула его мать. — Серьезно! — мужчине осточертело то, что брат молчал весь вечер, явно далекий от дела Мориарти и насущных проблем. — В этом разговоре нет никакого смысла, равно как и в отношениях. — Так в любви и нет смысла. Нет логического объяснения, почему люди любят друг друга, — вдруг сказала Софи, и все посмотрели на нее. — Но мы должны любить, потому что иначе мы будем одиноки. — Потому что иначе человечество вымрет, ты хотела сказать, — встрял детектив. — Нет, — она строго посмотрела на него. — Любовь бессмысленна, но это лучшее, что у нас есть. И не надо искать смысл там, где его нет, Шерлок! — Раздраженный тон указывает на то, что мы теперь пара? — буркнул тот.       В комнате повисла такая пауза, что было слышно, как шумно крутятся шестеренки в головах всех присутствующих. Сыщик снова погрузился в пазл, совершенно не соображая, что он только что сказал, а Софи лишь прикрыла глаза, тяжело вздохнув. — Вы… Кто? — наконец прервала молчание миссис Холмс.       Детектив поднял взгляд от листа и посмотрела на мать. По его лицу пробежала тень испуга — такого, что никто из людей в этой гостиной и не мог представить на этой гениальной физиономии. — Так, — Конан Дойл глянула на часы, вскакивая с места. — Две минуты до Нового года! — Погодите, — опешил Джон, единственный, кто знал правду наверняка, — Мы… Просто сейчас забудем то, что услышали?.. — Традиции нужно соблюдать, — Софи сунула детективу в руки взятую со стола бутылку шампанского. — Открой, сделай что-нибудь полезное. Элизабет, принеси, пожалуйста, те бокалы, которые нам показывала миссис Холмс, — глянула она на сияющую подругу. — Вот же ж ты прозорливый, — протянула миссис Ватсон, отдавая мужу купюру. — Грэг, будь душкой, включи телевизор, там должен быть обратный отсчет, — продолжал свою беготню Конан Дойл. — О, боже, — рассмеялась Молли, глядя на застывшего в полном шоке Лестрейда. — Ты же знал! — Молли, бога ради! — оборвала ее Софи. — Вот уж правда — волшебная ночь, — ухмыльнулась Мэри. — Ох, Софи, дорогая… — залепетала миссис Холмс, заключая замершую Конан Дойл в объятия. — Миссис Холмс, я… — опешила доктор, неловко приобнимая даму в ответ. — Ох, Элизабет, бокалы! — обрадовалась она вошедшей подруге. — О, бога ради, что за цирк? — воскликнул Майкрофт, отобрав у брата бутылку, разливая шампанское и косясь на экран телевизора, где теперь работал ВВС One, ведущий трансляцию с заполненной людьми набережной Темзы.       Молли, заметив смущение Шерлока и Софи, стала подавать всем бокалы, когда у Биг-Бена толпа начала вести отсчет до начала двенадцати ударов главных часов страны.

Десять.

— Мэри — твое безалкогольное, — быстро проговорила доктор Хупер.

Девять.

— Не могу поверить, что ты не смог промолчать, — бросил Майкрофт Шерлоку.

Восемь.

— Заткнись, — бросил тот, глядя на суетящуюся Конан Дойл.

Семь.

— Хоть в честь праздника можете не огрызаться? — одернула их Рикман, вставая по левую руку от старшего брата Холмсов.

Шесть.

— У всех есть бокалы? — уточнил Лестрейд, и все закивали.

Пять.

— Да, всё отлично, — просиял Джон, обнимая жену. — Просто прекрасно.

Четыре.

— Софи, милая, успокойтесь, у всех всё есть, — мягко остановил суету доктора Конан Дойл отец Холмсов.

Три.

— Да-да, хорошо, — выдохнула та, делая шаг назад и оказываясь между Элизабет и Шерлоком.

Два.

— Почему мы это делаем? — вдруг спросил Майкрофт. — Мы никогда не отмечаем Новый год!

Один.

— Кто-то просто пытается перевести тему, — улыбнулся Грэг, но тут же получил от жены локтем в бок.       Раздался первый удар Биг Бена, и все на секунду замолчали, посмотрев на экран, где показывали крупным планом самый знаменитый циферблат Британии. — Что ж, в России мы всегда ждем двенадцати ударов курантов, — резюмировала Элизабет под второй удар.       На третьем все посмотрели на неё: — У этого есть какой-то сакральный смысл? — уточнила Молли. — Нет, — покачала головой Рикман. — Все просто ждут официальной причины напиться и пойти взрывать петарды. — Это стереотип, Элизабет, — поморщилась Конан Дойл, посмотрев на подругу на шестом ударе часов.       Шерлок стоял недвижимо сжимая всунутый ему кем-то бокал с шампанским, чувствуя, что Софи позже выскажет ему все о неудавшемся эксперименте. — Это не стереотип, а традиция, Соня, — поправила подругу девушка.       Все пару секунд молчали, глядя в телевизор. — А знаете, в Англии тоже есть отличная традиция, — вдруг сказал Джон, загадочно улыбаясь. — В полночь все пары целуются.       Часы ударили в одиннадцатый раз, и все повернулась к Конан Дойл и Шерлоку. Они смотрели на всех так, словно им сейчас предложили что-то настолько безумное, что это не укладывалось в голове, и доктор филологии невольно шагнула к детективу, будто прячась, и тот аккуратно положил ей на спину свободную от бокала руку: — Вот поэтому мы никому ничего не сказали! — прошипел он.       Часы ударили в последний раз, но все так и смотрели на новую пару, улыбаясь. — Традиция — так традиция, — вдруг пожала плечами Элизабет, повернулась к Майкрофту и, схватив его за галстук, притянула его к себе и поцеловала.       Все присутствующие вытаращились на это с таким видом, будто бы земля только что разверзлась, и сам король ада заявился к ним на праздничный ужин. Даже Шерлок открыл рот, глядя на пару так, что становилось понятно: у этого вечера появились все шансы остаться в его Чертогах навсегда. — Я с ума сойду от этой семейки, — тихо сказала Мэри, рассмеявшись.       Рикман отстранилась от Майкрофта, и тот ошарашенно посмотрел на нее: — Не принимайте это на свой счёт, мистер Холмс, — пожала плечами Рикман. — С Новым Годом! — воскликнула она, потянувшись вперёд. — С Новым годом! — крикнули родители Холмсов, все ещё ошарашенные, но довольные, когда все, кроме Майкрофта, Софи и Шерлока, чокнулись бокалами.       Супружеские пары коротко клюнули друг друга в губы, и все рассмеялись, будто на мгновение забыв обо всех странных открытиях последних двух минут. — С Новым Счастьем, — по-русски тихо ответила Конан Дойл, залпом осушая свой бокал, глядя на фейерверк на экране телевизора, а потом посмотрела на Майкрофта, все ещё пораженно смотревшего на Элизабет. — Да выдохни, она просто отвлекала внимание от нас, — хихикнула она, легко толкнув его.       Тот посмотрел на неё обескураженным взглядом: — Я уже ничему не удивляюсь, — ответил он. — А стоило бы, — снова отвернулась Конан Дойл. — Поцелуй-то не растопил ледяное сердце.       И в следующий момент все затихли, потому что тишину в помещении разрезал совершенно незнакомый им звук. Гости и старшие Холмсы посмотрели в угол комнаты, где Шерлок, всё ещё сжимая полный бокал, смеялся, глядя на Софи.       Все присутствующие слышали смех детектива тысячу раз — это был холодный перелив интонации, вызываемый интересной загадкой, оплошностью преступника и доказательством правоты сыщика, или же истинно вежливый смешок, когда регламент советовал это делать — на свадьбе друзей, во время хвалебной пресс-конференции или семейного застолья.       Теперь же Шерлок смеялся над шуткой Конан Дойл искренне, открыто и от души, и этот контраст настолько сильно резанул по глазам всех, кто знал эту парочку, что они невольно открыли рты, глядя на то, как Софи совершенно спокойно отставляет бокал, улыбаясь, и смотрит на Холмса-младшего без тени удивления в лице: ведь она слышала этот настоящий, человеческий смех уже много раз.       Глаза сыщика и доктора филологии встретились, и улыбки застыли на их лицах. — То есть это серьёзно? — вдруг спросил Лестрейд. — Вы двое действительно влюблены? — все посмотрели на него. — А что? Как будто это одного меня волнует! — Грэг, — прикрыла глаза Молли. — Кто так спрашивает? — она поставила бокал на стол. — Душно у нас тут, не правда ли? — она посмотрела на Мэри. — Ты в порядке?       Та тут же поняла её игру: — Да-да, я бы подышала свежим воздухом, — ответила миссис Ватсон. — Тогда пойдём на улицу, — засуетился мистер Холмс, взяв жену за локоть. — Мэри, подожди-ка, я принесу твое пальто, — проговорила Рикман.       Софи и Шерлок отвели друг от друга взгляд, будто очнувшись. — О, сколько нам открытий чудных… — процитировал Майкрофт, вставая перед ними. — Иди уже, кури, — поморщился детектив, отставляя свой бокал, когда все уже поспешно покинули комнату.       Его брат состроил кислую мину: — Присоединитесь? — спросил он. — Кажется, ты собирался бросить, — заметила Софи. — Я брошу с первого дня Нового года, — заявил он. — Он собирается бросить курить с первого дня Нового года в течение последних тридцати лет, — фыркнул Шерлок.       Конан Дойл тихо рассмеялась: — Ты ведь тоже бросила, — обратился к ней Майкрофт. — Да, ночь и без того хороша, — пожав плечами, ответила она. — Мы провели праздник в компании ваших родителей, ваша мама приготовила восхитительный ужин, Шерлок не паясничает уже пять минут, а ты уже распечатал пижаму со снеговиками, которую я тебе подарила.       Майкрофт прищурился: — Ты слишком много знаешь, Софи, — улыбнулся он. — Надеюсь, ты понимаешь, как тебе повезло, братец мой, — обратился он к Шерлоку и покинул гостиную. — Трудно это признавать, но в кое-то веки он прав, — вдруг проговорил Холмс совершенно серьезным голосом.       Софи замерла и медленно повернулась к мужчине, глядя на него снизу вверх: — Это говорят сантименты? — Нет, это говорю я, — он помолчал. — Эксперимент вышел из-под контроля. — Они бы все равно узнали, — пожала плечами Конан Дойл. — И трудно представить, что они могли выяснить это каким-нибудь нормальным способом.       Шерлок смотрел ей в глаза несколько секунд, чувствуя, как в груди разливается какое-то незнакомое чувство, на эти три минуты вытеснившее из его сознания мысли о деле Мориарти и строгое наблюдение за всеми в комнате. И вдруг он понял, что Джон был прав — должен хотя бы сегодня сказать что-то, что дало бы ей понять, что это действительно не игра.       Потому что он вдруг четко ощутил, что готов был идти за ней куда угодно, свернуть любую гору и раскрыть тысячу нераскрываемых преступлений, потому что в этот момент её глаза зажигались тем огнём, ради которого он, не раздумывая, бросился бы в пекло. И такое, кстати, уже было. — Будь мы нормальными людьми, я бы должен был увезти тебя куда-нибудь, чтобы ты знала — мне не все равно, — вдруг произнес Холмс, уцепившись за какие-то всплывшие в голове строки, — Но сейчас слишком холодно, да и не знаю я куда, — он вскинул голову, размышляя. — Что там делают люди? Я принес бы тебе нарциссов в «симпатичной» обертке, но они не расцветут так, как расцвели прошлой весной. — Ты цитируешь песню «Another love»? — ухмыльнулась Конан Дойл. — Ты включала музыку так часто, что я сохранил некоторые песни, — развел руками детектив. — Ты не сохраняешь ненужную информацию, — прищурилась она, делая к нему шаг. — Вот именно, — он сглотнул, когда она приблизилась к нему. — Софи, я хочу, чтобы ты знала, что это не игра. Есть человеческие слова, чтобы доказать это, но… — Я знаю, — прервала его Конан Дойл. — Я знаю тебя столько лет, что понимаю, что признать чувства прямым текстом для тебя — мука. — Что ты еще знаешь? — спросил Холмс. — Что есть миллион разных способов сказать это: — она отвела глаза, — «Я тебе помогу», «пожалуйста, напиши мне хотя бы раз», «я всегда с тобой», «береги себя и знай, что я тебя жду», «извини меня», «следи за языком, когда говоришь о женщине», «игра никогда не заканчивается», «за все оскорбления и угрозы в сторону доктора Конан Дойл Вам придется просить прощения», — она улыбнулась, снова посмотрев на него и поправив ворот его рубашки. — Мы все это сказали друг другу. Мы с тобой очень странные люди, так зачем нам цепляться к терминологии? — И тебя это устраивает? — недоверчиво спросил Шерлок. — Разумеется! — она мечтательно подняла глаза к потолку. — Мы будем как Мари Кюри и её спутник Пьер, которые целыми днями работали бок о бок, купаясь в лучах своего партнерства и радия, который в итоге ее и убил. К черту «Красавицу и Чудовище» — пусть это и моя любимая сказка. Вот история, достойная Диснея! — Не слишком позитивный финал, — заметил Холмс, коротко улыбнувшись. — Ты вообще не любишь финалы, — Конан Дойл приблизилась к нему и уткнулась носом в его плечо.       Шерлок моргнул и тут же медленно поднял руки, обнимая ее и вслушиваясь в голоса друзей, говоривших на улице. Впрочем, даже если бы кто-то из них сейчас вошёл в комнату, то какая разница? — А по поводу «увезти», — Софи помолчала, удобнее устраиваясь на его плече. — В Корнуолле в это время года красиво. — Там всегда красиво, — ответил Холмс. — Работу ты везде найдешь, я тебя знаю, — задумчиво продолжала Конан Дойл. — А сеть Мориарти можно распутывать из любого конца планеты. — Значит, Корнуолл? — неожиданно для самого себя спросил Шерлок. — Корнуолл, — кивнула женщина, отстраняясь. — Там Майк Стамфорд купил недавно дом, слышал? — Это ты у нас отвечаешь за сплетни, — задумчиво проговорил Холмс, когда она отвернулась и взяла со стола телефон. — А, ну да, — посмеялась Софи, что-то проверяя в гаджете. — Ты ответственен за то, как испортить любую ситуацию, — она двинулась к выходу. — Пойдем на улицу? — сыщик остался стоять на месте, пораженно глядя в стену перед собой. Софи уже сделала пару шагов к двери, когда поняла, что детектив не сдвинулся. Конан Дойл оглянулась, заметив в его лице до боли знакомую мину нового открытия. Все в ней на мгновение сжалось. — Шерлок, что? — она сделала к нему шаг. — Что ты понял? — Буква «М» в имени, Софи, — выдохнул сыщик. — «Ближе, чем ты думаешь», — он посмотрел на неё. — Настолько «свой», что ты даже подумать на него не можешь. — Ты имеешь в виду? — практически прошептала она. — Майк Стамфорд, — медленно произнес Шерлок.