И подумала впервые Смерть, следя со стороны: «До чего они, живые, Меж собой свои — дружны. Потому и с одиночкой Сладить надобно суметь, Нехотя даешь отсрочку».
И, вздохнув, отстала Смерть.
А. Твардовский
Квартирная хозяйка Шерлока Холмса, миссис Хадсон, была настоящей мученицей. Мало того, что первый этаж ее дома почти круглосуточно посещался бесконечной чередой порой малоприятных лиц, но и сам ее знаменитый квартирант своей эксцентричностью очень часто испытывал терпение хозяйки. Его чрезвычайная неаккуратность, привычка музицировать в самые неподходящие часы суток, стрельба из пистолета в комнате, загадочные и весьма неароматичные химические опыты, которые он часто ставил, да и вся атмосфера преступлений и опасности, окружавшая его, делали Холмса едва ли не самым неудобным квартирантом в Лондоне. Стоит сказать, что миссис Хадсон прекрасно знала о всех этих особенностях Холмса, но успела отвыкнуть от них за пять с лишним лет, которые с Шерлоком разделила Софи Конан Дойл — именно после ухода доктора филологии знаменитый детектив напрочь забыл обо всем, включая и пункты договора аренды. Миссис Хадсон искренне любила Шерлока, хотя его образ жизни причинял ей много беспокойств. Зная искреннее расположение миссис Хадсон к Холмсу, Ватсон с волнением ее выслушал, когда чуть больше, чем через месяц после похорон Софи она позвонила ему. Ватсон часто бывал на Бейкер-стрит — порой, слишком часто. Они посменно дежурили в квартире детектива, и последние два дня жребий нести эту ответственную ношу пал на миссис Хадсон. — Он умирает, Джон, — горько проговорила она в трубку. — Он болеет уже второй день, и с каждым часом ему все хуже и хуже. Я не знаю, доживет ли он до завтра. Он запретил мне вызывать врача. Но сегодня утром, когда я увидела, как у него все кости на лице обтянулись, и как блестят глаза, я не могла больше выдержать. «С твоего согласия или без него, Шерлок, я немедленно иду за врачом», — сказала я. «В таком случае, позовите Джона», — согласился он. Вы сможете, Джон? Пожалуйста, скажите, что Вы сможете! Доктор был потрясен, тем более что ничего не слышал о болезни друга. Меньше чем через час он уже вошел в темную прихожую квартиры на Бейкер-стрит. — Я могу рассказать очень немного, — тихо сказала миссис Хадсон, встретившая его в дверях. — Он расследовал какое-то дело в Розерхайте, в переулках у реки, и, вероятно, там заразился. Два дня назад он слег и с тех пор не встает. За все эти два дня ничего не ел и не пил. Тут был с утра был Майкрофт Холмс, но он прогнал его. — Какая часть фразы «покойся с миром» тебе не понятна? — спросил призрак Софи, глядя на лежавшего в постели детектива. — О чем ты? — Посмотри на себя, — она сложила руки на груди. — Ты больше похож на наркомана, чем на светлейший мозг Британии, а вместо того, чтобы раскрывать дела, снова и снова призываешь меня из мира мертвых. — Я и есть наркоман, — огрызнулся Шерлок. — То, что ты делаешь, не решит твоих проблем, — поджала губы Софи. — Конечно, не решит, — он посмотрел на призрака. — В самом деле? — искренне удивилась Конан Дойл. — Тебя оказалось очень трудно вытравить из сознания, — сухо произнес сыщик. Джон в ужасе выслушал миссис Хадсон и кивнул, не став тревожить даму мыслью о том, что врач был нужен Шерлоку еще задолго до этого момента. Он поднялся на первый этаж, прошел по коридору и толкнул дверь в спальню детектива. Последние недели Холмс чаще всего сидел в своем кресле и, кажется, не замечал, что вокруг был ужасный беспорядок: везде валялись какие-то папки, бумаги, книги и фотографии, а стопка с входящей корреспонденцией вместе с газетами уже две недели пылилась на столике у пустого кресла Конан Дойл. Со дня трагедии Холмс не брал никаких дел, не просматривал новости и выходил из дома лишь для того, чтобы выгулять Бартса, а все остальное время проводил в молчании, вырываясь из него лишь тогда, когда к нему приходили Молли, Грэг, Элизабет, Майкрофт, Джон и Мэри, которые теперь действительно дежурили на Бейкер-стрит по очереди. Все эти изменения, конечно, бросались в глаза всем, кто знал Шерлока Холмса до смерти Конан Дойл. Однако страшнее всего была другая перемена. Виски Шерлока Холмса тронула заметная седина. Теперь же на него и вовсе было страшно смотреть. Когда доктор вошел в комнату, сыщик лежал неподвижно, однако что-то мелькнуло в его глазах. В тусклом свете туманного дня его комната казалась достаточно мрачной, но особенно пронзил сердце Ватсона вид худого, изможденного лица друга на фоне подушек. Глаза его лихорадочно блестели, на щеках играл болезненный румянец, губы покрылись темными корками. Тонкие руки судорожно двигались по одеялу, голос был хриплым и ломающимся. — Ну, Джон, как видно, наступили плохие времена, — сказал он слабым голосом, но все же язвительность из его голоса никуда не делась. — Шерлок! — воскликнул Ватсон, приближаясь к нему. — Стой! Не подходи! — прошипел тот тем резким и повелительным тоном, какой появлялся у него только в самые напряженные минуты. — Но почему же? Шерлок, я врач! — Потому что я так хочу, — детектив отвернул голову. — Разве этого недостаточно? — Я не могу оставить тебя без медицинской помощи, я хочу помочь! — Я знаю, что со мной, — Холмс снова посмотрел на друга. — Родина этой болезни — Суматра. Ясно только одно: она, безусловно, смертельна и чрезвычайно заразна, — говорил с лихорадочной энергией, его длинные руки беспокойно шевелились, как бы стремясь отстранить доктора. — Заразная при прикосновении, Джон, только при прикосновении! Держись от меня подальше, и все будет хорошо. — Боже мой, Шерлок! Я врач, я бы пренебрег этим даже по отношению к постороннему мне человеку. Я должен тебя осмотреть и вызвать тебе скорую! «Софи» хмыкнула и села на стул у двери, когда Ватсон развел руками. Детектив посмотрел куда-то за спину друга, но тот, проследив направление его взгляда, увидел только пустой стул в углу комнаты. Все в кружении Шерлока уже сто раз обсудили, как жутко было наблюдать за тем, как он часами смотрел в пустоту, изредка ведя беседу на непонятном никому из британцев языке с невидимым собеседником. — Ты… — Ватсон глянул на кипу газет. — Не брал дел? — А на что это похоже, Джон? — скривился Холмс, отворачиваясь. — Заметно, что я сейчас активно работаю? Доктор замолчал, подбирая слова, и окинул взглядом комнату, остановившись взглядом на горке окурков, лежавших прямо на ковре: — В газетах в последние дни часто пишут об ограблениях в банках по всей стране, — проговорил он. — Я думал, тебе будет интересно. Преступники перемещаются в фургонах, бросают их после каждого налета, но внутри нет никаких следов, а на камерах видеонаблюдения грабителей никогда не видно, хотя записи в целости… — Они одеваются в униформу дезинфекторов, у них есть соответствующие оборудование, поэтому следов и нет, — перебил его Шерлок. — Большинство людей считает неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает. — Кого-то ты мне напоминаешь, — улыбнулся Джон, имея в виду самого детектива до событий двухнедельной давности. — Софи, — ответил Холмс, глянув на него, и Ватсон понял, что его план отвлечь друга и выяснить его состояние в беседе с треском провалился. — Ну, кто-то ведь должен быть вместо нее, — сыщик вновь посмотрел на призрака. «Конан Дойл» улыбнулась ему. Ватсон сглотнул: — Шерлок… — Я знаю, что ты делаешь, Джон, — тот потянулся за пачкой сигарет на столе, но ему не хватило сил, и его рука безвольно свисла с края кровати. — Но, прошу, не надо. Военный врач пару мгновений молчал, глядя на него: — Ты убиваешь себя. — Нет, — детектив холодно улыбнулся. — Я так лечусь. — Шерлок, — Джон выдохнул, опустив взгляд. — Я был на войне, я видел много смертей. Нельзя все держать в себе, — он посмотрел на друга, и тот повернул к нему голову. — Говори. Не ради нас, ради себя — говори. Боль — удел любого человека. И твои страдания показывают, что ты — все еще человек. Холмс хмыкнул: — А она — тот человек, который заменил всех, — вдруг проговорил сыщик, сам удивившись своей откровенности. — И никто не заменит ее. — Незаменимых нет, — твердо ответил Ватсон, понимая, что сам не верит в свои слова. — Допустим, — кивнул Холмс, посмотрев ему прямо в глаза. — Но есть неповторимые. На дне взгляда детектива плескалась такая буря эмоций, что Ватсону на мгновение стало страшно лишь от одной мыли о том, что испытывал его давний компаньон: — Да, — кивнул Ватсон, — Софи была… — он осекся, обожженный изнутри этим глаголом. — Она одна была чем-то настоящим во всём этом бестолковом мире… — Шерлок вновь устремил взгляд в потолок. — Она умела видеть красоту во всем, даже в самом человеке, когда он не догадывался о том, что в нем есть что-то, за что можно полюбить. Она не прибегала к дипломатическим уловкам и плутням — она была безжалостна, и в этом заключалась ее сила, — детектив посмотрел на Джона. — Отдав свою жизнь, она придала моей ценность, — четко закончил он. — И я не знаю, как потратить эту валюту. Страшно было наблюдать, как человек, всегда державший себя в руках, полностью терял контроль над собой. — Она всегда поступала, как считала нужным, — ответил Ватсон. — Ты ее не убивал. — Это кто-то из близких мне людей, — процедил Холмс, отвернувшись. — Что? — ужаснулся военный врач. — Ты слышал меня, — откликнулся Шерлок, снова посмотрев на него. — И когда я узнаю, кто… — он выдохнул. — Когда ты владеешь такой силой и не используешь ее, ты всегда будешь виновен в том, что не предотвратил, — тихо сказал Джон. — Тот, кто остается в живых, всю жизнь будет чувствовать себя виноватым. Но, Шерлок, пойми: чем больше мудрости у человека, тем более серьезные ошибки он делает. — С памятью о любимом, который ушел, справиться легче, чем с памятью о человеке, положившем на алтарь твоего счастья свою жизнь. Она умерла так же, как и жила — бесстрашно, — Холмс тяжело выдохнул. — Но себе я кажусь мертвее. — Не жалей мёртвых, Шерлок, жалей живых, — ответил Ватсон. — Особенно тех, кто живет без любви. Он снова сделал шаг в сторону детектива. Тот поднял ладонь: — Я буду говорить с тобой, только если ты останешься на месте. В противном случае тебе придется уйти. Джон уважал необычайные таланты своего друга, поэтому порой подчинялся его указаниям, даже если совершенно их не понимал. Но тут в нем заговорил профессиональный долг. Пусть Холмс руководил им в любых других случаях, но сейчас он был врачом у постели больного. — Шерлок, — сказал Ватсон, — Ты не отдаешь себе отчета. Детектив посмотрел на гостя тяжелым взглядом. — Если мне против воли навязывают врача, то пусть это будет хотя бы человек, которому я доверяю. — Значит, ты мне не доверяешь? — Доверяю? — Холмс болезненно посмеялся. — Пусть это не относится к делу, но у меня есть теория, Джон. Тот смотрел на него, и брови доктора поползли вверх: — Я знаю, какие теории у тебя были в последнее время. Ты обвиняешь меня в предательстве? Ты в бреду, Шерлок! — Подумай, Джон, — детектив отвернулся. — Я умираю и только потому говорю тебе о своем предположении. Иначе бы я молчал. Ты военный врач, вернувшийся в Лондон после ранения. Ты убивал людей. Ты служил вместе с Себастьяном Мораном, а ты знаешь, что он одно время и вовсе возглавлял «Мориарти». И, кроме того, у всех главных агентов «Мориарти» в имени есть буква «М», — он вновь посмотрел на друга. — Почему ты скрывешь свое среднее имя, Джон? Хэмиш, — центральную букву в последнем слове он намеренно выделил. Ватсон отвернулся, сжимая кулаки. — Ты идиот, Шерлок! Хочешь ты или нет, я приведу тебе врача, — он оглянулся и посмотрел на сыщика. — Нет, я не имею никакого отношения к «Мориарти». Имя я свое скрываю, потому что оно мне не нравится — вот и все. Я твой друг, и я не буду ничего тебе доказывать. — В твою дружбу я, конечно, верю. Но факты остаются фактами. Ты, Джон, в конце концов только обычный врач, с очень ограниченным опытом и квалификацией. Мне тяжело говорить тебе такие вещи, но у меня нет иного выхода. Ватсон был глубоко оскорблен: — Твои слова — свидетельство того, что твоя нервная система на пределе. Если ты думаешь, что я буду спокойно стоять и смотреть, как ты умираешь, то ты ошибаешься. Ватсон резко дернул на себя дверь и вышел в коридор. Он услышал какой-то шорох в гостиной и, на мгновение прислушившись, направился туда. — Тебя ничему жизнь не учит, да? — спросил призрак Софи тем времен в спальне у Шерлока. — В следующий раз Джона может и не оказаться рядом. — А, ну да! Как я забыл? — Холмс повернулся к ней. — Весь мир же вертится вокруг Джона! — он всплеснул руками. — Что бы я без него делал? — Он не один раз спасал твою жизнь, — заметила Конан Дойл. — Так что без него ты, как минимум, гнил бы в земле — Как ты, да? — огрызнулся Шерлок. Она ничего не ответила и, когда он оглянулся, призрак просто смотрел на него пустым взглядом, медленно растворяясь в воздухе. — Нет! — сыщик протянул к ней руку, хватая пальцами пустоту. — Прости! — покойная доктор филологии покачала головой. — Теперь я понимаю, почему ты это сделала, ты снова была права. Я знаю, для чего я живу — для них. Но ради чего — я по-прежнему не знаю. — Я умерла, но мафия бессмертна, Шерлок, — ответила Софи. Сыщик прикрыл глаза, морщась. Оказавшись с гостиной, Джон увидел Майкрофта, восседавшего в кресле детектива. — Несколько дней назад он впервые за долгое время вышел из дома не для того, чтобы погулять с Бартсом, — сказал Холмс-старший Ватсону, кивнув на растянувшегося на диване пса. — Я организовал за ним слежку. — Как мило. Вам удалось подключить государственный аппарат в слежку за собственными родственниками, — сухо ответил доктор. — Простите, мне нужно… — Шерлок при смерти, — оборвал его Майкрофт. — Это дело госбезопасности. То, что я его брат, абсолютно ничего не меняет! Не изменил в прошлый раз, не изменит и… — он осекся и отвел глаза. — Что он хочет? — В прошлый? — переспросил Джон. — Что он Вас попросил, доктор Ватсон? — повторил Холмс-старший. — Он сказал что-то о Калвертоне Смите. Он сказал Вам, чем он его так зацепил? У него, конечно, бывали идеи-фикс, но это уже серьезнее, чем ставить ловушки на Санта Клауса. — Вы сказали, что, то, что он Ваш брат, ничего не меняет, — сказал Джон, сложив руки на груди. — Это так. — В прошлый раз ничего не изменит, не изменит и в этот. О ком шла речь? — Никого… Я не имел в виду, — ответил Майкрофт с паузой. — Это ложь. — Уверяю, что нет, — откликнулся Холмс-старший, сжав зубы. Джон замер и чуть отклонил голову назад, не веря в то, что сейчас скажет: — Шерлок - не единственный брат, — произнес он со смятением в голосе. — Есть еще. — Чушь, — ответил Майкрофт, сжав зубы. — Боже, — Джон от шока рассмеялся. — Тайный брат! И где он: под замком, в темнице? Холмс не успел ответить: в комнате появилась миссис Хадсон: — Джон, что он сказал? — Мне важно выяснить, что он пытается сделать, — вместо Ватсона сказал Майкрофт. — Он считает Вас умным, бедолага Шерлок, всегда о Вас так говорит, — домовладелица смотрела на Холмса и, приблизившись к Джону, встала рядом с ним. — Вам он прощает, что вы идиот, — она тронула доктора за рукав, — потому что Вы хороший врач. Но он даже не представляет, какой идиот Вы! — она осуждающе посмотрела на Майкрофта. — Это просто поток сознания, или Вы ведете к чему-то конкретному? — спросил мистер британское правительство, вскинув брови. — Хотите узнать, что в голове у Шерлока? Нет задачки проще, с этим любой справится. Джон, — она перевела взгляд на Ватсона, — что он делает, когда заходит в тупик в очередном деле? — Он их протыкает, — тут же ответил тот, указав на камин. — Да, пришпиливает ножом к каминной полке, — закивала миссис Хадсон. Майкрофт поднялся на ноги, посмотрел на указанное Джоном место и вытащил из дерева нож, вытягивая из-под него бумагу. — Софи ужасно нервничала, когда он так делал! Я ему всегда говорила: будь он детективом получше, мне не понадобилась бы новая каминная полка. — Что там? — спросил Джон. — В общем, ничего, — Холмс-старший повернул к ним лист. — Написано имя Калвертона Смита, буква «М» подчеркнута… Это не почерк Шерлока, это написала Софи. — Калвертона Смита? — спросила миссис Хадсон. — Да, разумеется, Билли говорил, что в день… — она осеклась. — Когда Софи не стало, — с горечью сказала она, — к ним заходил молодой человек с такой фамилией. — Это последнее дело, которое они взяли, — проговорил Джон. — Он хочет закрыть его, Майкрофт, вот и все, — он на мгновение прикрыл глаза. — Уходите. Холмс посмотрел на него: — Простите? — Шерлок хотел мне что-то сказать, только мне. Я исполню его просьбу, но для этого вы оба должны уйти. — Доктор Ватсон, при всем уважении… — Майкрофт Холмс! — воскликнула миссис Хадсон. — В спальне в конце коридора лежит бедный мальчик, который мне как сын, — быстро и горячо проговорила она. — Этот мальчик хочет закрыть последнее дело, которое у него осталось от ушедшей любимой женщины. Я уйду, потому что так говорит доктор Ватсон, его лучший друг. И если Вы не покинете мой дом, я буду уверена, что у Вас нет сердца. Джон и Майкрофт пораженно посмотрели на нее. На пару мгновений в комнате повисла пауза, а потом Холмс кивнул: — Хорошо, — он положил бумагу на стол. — Держите меня в курсе, доктор Ватсон. Через минуту Джон уже открыл дверь в спальню детектива. — Ты решил вернуться? — Я не понимаю многих твоих методов, Шерлок, но я готов довериться тебе, потому что много раз делал это в прошлом, — ответил доктор, закрыв дверь. — Только ответь мне на один вопрос — ты подозреваешь, что Смит — Мориарти? Сыщик посмотрел на него: — Почему ты так решил? — Мы наши бумагу в гостиной, там написано его имя и подчеркнута буква «М». Шерлок хотел рассмеяться, но закашлялся. Он откинулся на подушки и заговорил, глядя в потолок: — Все может быть, Джон. Смит — меценат. Возможно, фраза из послания «ближе, чем ты думаешь» объясняется тем, что он часто мелькает в новостях. Тот, кто всегда на виду и тот, о чьей доброте и таланте говорят по всему миру. Безупречная репутация — идеальный способ прикрыть гадкие поступки, — он посмотрел на друга. — Ты мне желаешь добра, Джон, я знаю, — сказал Холмс с тихим стоном. — Но хочешь, я докажу тебе бесполезность этого? Скажи, что ты знаешь о лихорадке провинции Тапанули или о формозской черной язве? Доктор нахмурился: — Я никогда о них не слышал. Сомневаюсь, что такие вообще существуют. — На Востоке, Джон, существует много странных болезней, много отклонений от нормы. — Шерлок останавливался после каждой фразы, чтобы собраться с силами. — За последнее время я это понял в связи с одним расследованием медико-уголовного характера, — заметив удивленный взгляд друга, он пояснил. — Да, я взял дело. Одно-единственное за столько времени, — сыщик поморщился. — Очевидно, во время этих расследований я и заразился. Ты не в силах помочь мне. — Может быть. Но я знаю, что доктор Энстри, крупнейший в мире знаток тропических болезней, сейчас находится в Лондоне — он участвует в конференции при Бартсе. Что хочешь делай, Шерлок, но я привезу его. Он решительно повернулся к двери. Пожалуй, так сильно Джон не удивлялся еще никогда. В мгновение ока еще секунду назад умирающий Холмс преградил ему путь. Ватсон услышал резкий звук поворачиваемого ключа. В следующую минуту Шерлок уже снова повалился на кровать, задыхаясь после этой невероятной вспышки энергии. — Второй раз я не дам тебе шанса уйти. Силой ты у меня ключ не отнимешь, Джон. Придется тебе здесь посидеть, пока я не выпущу, — он говорил прерывающимся голосом, с трудом переводя дыхание. — Ты хочешь мне помочь, я в этом не сомневаюсь. Будь по-твоему, но только дай мне собраться с силами. Сейчас четыре часа. В шесть я тебя отпущу. — Но это безумие! — запротестовал Ватсон, делая шаг к детективу. — Всего два часа, Джон, — Шерлок поднял руку в примиряющем жесте. — В шесть ты уедешь, обещаю. Доктор повернулся к противоположной стене и шагнул к закрытой плотной шторой двери на пожарную лестницу. — Закрыта, Джон, — сказал ему Шерлок, подползая к подушке. — Даже я не знаю, где ключ. Ватсон остановился и сжал кулаки: — Ты мне не оставил мне выбора, — он повернулся и посмотрел на сыщика. — Вот именно, — кивнул тот. — И еще одно условие, Уотсон. Ты привезешь не доктора Энстри, а того, кого я сам выберу. — Согласен. — Вот первое разумное слово, которое ты произнес с тех пор, как вошел сюда. Займись пока книгами вон там, на полке. Я немного устал… Интересно, что чувствует электрическая батарея, когда пытается пропустить ток через доску?.. В шесть часов, Джон, мы продолжим наш разговор. Но разговору этому суждено было продолжиться задолго до назначенного часа, при обстоятельствах, потрясших Ватсона не менее, чем прыжок Холмса к двери. Несколько минут он стоял, глядя на безмолвную фигуру на кровати. Лицо Шерлока было почти закрыто одеялом — казалось, он уснул. Джон был не в состоянии читать и стал бродить по комнате. Так, бесцельно переходя с места на место, он добрался наконец до комода. На нем стояла икона Софи, и лежали в беспорядке пачки сигарет, перочинные ножи, револьверные патроны и прочая мелочь. Его внимание привлекла коробочка из слоновой кости, черная с белыми украшениями и с выдвижной крышкой. Вещица была очень красивая, и Джон уже протянул к ней руку, чтобы получше ее рассмотреть, но тут… Холмс издал крик, столь пронзительный, что его, наверное, услышали в дальнем конце улицы. Мороз пробежал у Ватсона по коже от этого ужасного вопля. Обернувшись, он увидел искаженное лицо Шерлока и встретил его безумный взгляд. Доктор окаменел, зажав коробочку в руке. — Поставь ее на место, Джон! Немедленно поставь! И только когда Ватсон вернул коробку на прежнее место, детектив со вздохом облегчения откинулся на подушку. — Не выношу, когда трогают мои вещи, Джон. Ты же это знаешь. И что ты все ходишь, это невыносимо. Ты, врач, способен довести пациента до сумасшествия. Сядь и дай мне покой. Этот инцидент произвел на Ватсона чрезвычайно тяжелое впечатление. Дикая, беспричинная вспышка, резкость, столь несвойственная обычно сдержанному Холмсу, показывали, как далеко зашло расстройство его нервной системы. Распад благородного ума — что может быть печальнее? В самом подавленном настроении Джон тихо сидел на стуле, пока не наступил назначенный час. Холмс, по-видимому, тоже следил за часами. Как только стрелки показали шесть, он заговорил все с тем же лихорадочным возбуждением. — Джон, — сказал он, — есть у тебя при себе мелочь? — Да, смущенно ответил тот. — Немного. — Какая досада! Но ты все-таки переложи их в правый карман брюк, а все остальные деньги — в левый карман. Это тебя в какой-то мере уравновесит. Это уже было явное помешательство. Он содрогнулся и не то кашлянул, не то всхлипнул. — Теперь погаси свет в комнате в включи лампу на столике рядом, — он благодарно кивнул, когда Ватсон сделал это. — Нет, шторы не задергивай. Теперь, Джон, видишь там медицинские щипцы? Возьми ими, пожалуйста, эту черную коробку с комода. Осторожно поставь ее вот сюда на стол, среди бумаг. Прекрасно! — он выдохнул, когда коробка оказалась рядом. — Ну, а теперь привези мне мистера Кэлвертона Смита, Лоуэр-Бэрк-стрит, дом тринадцать. Говоря по правде, Джону совсем не хотелось бежать за врачом, так как его друг, несомненно, бредил, и он боялся оставить его одного. Однако теперь он требовал привезти к нему Смита, требовал так же упорно, как прежде отказывался от всякой помощи. — Никогда не слышал такого имени, — сказал Ватсон. — Очень может быть. И возможно, тебя удивит, что лучший в мире знаток этой болезни — не врач, а бизнесмен. Мистер Кэлвертон Смит — постоянный житель Суматры и хорошо там известен, а в Лондон он только приехал по делам. Вспышка этой болезни на его плантациях, расположенных далеко от медицинских учреждений, заставила его самого заняться изучением ее, и он добился немалых успехов. Смит очень методичный человек. Я не хотел отпускать тебя раньше шести часов, зная, что ты не застанешь его дома, — Шерлок прикрыл глаза. — Если тебе удастся уговорить его приехать ко мне и применить свои исключительные познания в этой области медицины, он, бесспорно, мне поможет. Из последней реплики Холмса, облеченной в связный текст Вашей покорной слугой, Вам могло показаться, что говорил он весьма четко и ясно. На самом деле речь его прерывалась одышкой и судорожными движениями рук, свидетельствующими о муках, испытываемых им. За то время, что Джон у него пробыл, внешний вид его резко изменился. Лихорадочный румянец сделался ярче, глаза еще сильнее блестели из темных глазных впадин, по временам холодный пот выступал на лбу. И все же он сохранял свою спокойную речь. До последней минуты он оставался самим собой! — Ты расскажешь ему подробно о моем состоянии, — сказал Холмс. — Опишешь, какое впечатление я на тебя произвел, скажете, что я в бреду, что я умираю… Просто непонятно, почему все дно океана не представляет собою сплошной массы устриц, — ведь они так плодовиты… Ох, я опять заговариваюсь! Любопытно, как мозг сам себя контролирует… Что я говорил, Джон? — Ты говорил, что передать мистеру Смиту. — Ax да, помню. Моя жизнь зависит от него, Джон. Постарайся его уговорить. Отношения у нас с ним плохие. Его племянник умер… Их родственница пришла к нам полтора месяца назад… Я заподозрил недоброе, и он почувствовал это. Юноша умер в страшных муках. Смит зол на меня. Любыми средствами смягчи его, Джон. Проси его, умоляй, но во что бы то ни стало привези его сюда. Только он может спасти меня, только он! — Обещаю, — кивнул Ватсон, пораженный этой мольбой. — Ты должен убедить его приехать. А сам возвращайся раньше. Придумай какой-нибудь предлог, чтобы не ехать с ним вместе. Не забудь, Джон, не подведи меня. Ведь ты никогда меня не подводил… Можно не сомневаться, что какие-то природные силы препятствуют их размножению. Мы с тобой сделали все, что могли. Неужели весь мир будет заполнен устрицами? Нет, нет, это слишком страшно. Передай ему твое впечатление как можно точнее. Джон ушел, унося с собой образ этого умнейшего человека, лепечущего, как дитя. Миссис Хадсон ждала его в коридоре. Уходя, Ватсон слышал, как Холмс высоким, тонким голосом затянул какую-то безумную песню на незнакомом доктору языке. Пока же Ватсон на улице подзывал кэб, к нему из тумана приблизилась темная фигура. — Как здоровье мистера Холмса? — спросил голос. Это был старый знакомый Ватсона — инспектор Мортон из Скотланд-Ярда, одетый в штатское. — Очень плохо, — ответил тот. Его взгляд показался Джону странным. Не будь это слишком невероятным, Ватсон подумал бы, что при свете, падающем из окна над дверью, он прочел на его лице удовлетворение. — Да, я слышал об этом, — сказал он. Кэб подъехал, и они расстались. Лоуэр-Бэрк-стрит представляла собою длинный ряд красивых домов между Ноттинг-хиллом и Кенсингтоном. Здание, перед которым остановился кэб, имело чопорный и солидный вид — старомодная железная ограда, массивная двустворчатая дверь с блестящими медными ручками. Общему впечатлению соответствовал и величественный дворецкий, появившийся на пороге в розовом сиянии электрической люстры. Скромное имя и профессия Джона, очевидно, не произвели должного впечатления на мистера Калвертона Смита. Через полуоткрытую дверь он услышал раздраженный, пронзительный голос, раздавшийся в ответ на представление гостя консьержем. — Кто это? Что ему нужно? Сколько раз я говорил Вам, Стэплс, что, когда я работаю, мне нельзя мешать. Послышались тихие и успокаивающие объяснения сотрудника. — Я его не приму, Стэплс. Не терплю таких помех. Меня нет дома, так ему и скажите. Если я ему нужен, пусть придет завтра утром. Снова раздалось тихое бормотание. — Идите, идите, скажите ему. Пусть придет утром или совсем не приходит. Ватсону представился Холмс, мечущийся по постели в ожидании приезда этого Смита. Тут было не до церемоний. Жизнь Шерлока зависела от его энергии и настойчивости. Прежде чем консьерж успел передать ему ответ своего работодателя, Джон оттолкнул его и вошел в комнату. Человек, сидевший в кресле у камина, с пронзительным криком ярости вскочил с места. Ватсон увидел крупное желтое лицо с грубыми чертами, массивным двойным подбородком и злобными серыми глазами, свирепо глядевшими на него из-под косматых рыжих бровей. На лысой розовой голове была надета бархатная шапочка, кокетливо сдвинутая набок. Череп хозяина был огромен, но, переведя взгляд ниже, Джон с изумлением увидел, что тело у него маленькое, хилое, искривленное в плечах и спине, вероятно из-за перенесенного в детстве рахита. — Что это значит? — кричал он высоким, визгливым голосом. — Что означает это вторжение? Ведь я велел Вам сказать, чтобы Вы пришли завтра утром. — Простите, — сказал Джон, — но это дело неотложное. Мистер Шерлок Холмс… Имя его друга произвело удивительное действие на маленького человечка. Гнев моментально исчез, лицо сделалось напряженным и внимательным: — Вы от Холмса? — спросил он. — Я только что от него. — Что с Холмсом? — Он очень, очень болен. Поэтому-то я и приехал к Вам. Хозяин дома указал ему на стул и повернулся к своему креслу. В зеркале над камином мелькнуло его лицо. Ватсон мог бы поклясться, что на нем появилась отвратительная, злобная усмешка. Но он тут же убедил себя, что это нервная судорога — через минуту, когда Смит снова повернулся ко нему, его лицо выражало искреннее огорчение. — Мне больно слышать это, — сказал он. — Я встречался с мистером Холмсом только на деловой почве, но очень уважаю его как за талант, так и за человеческие достоинства. Он знаток преступлений, а я знаток болезней; он занимается злодеями, я — микробами. Вот мои заключенные, — продолжал он, указывая на ряд бутылей и банок, стоящих на столике у стены. — В этих желатиновых культурах отбывают срок наказания весьма опасные преступники. — Зная Вашу эрудицию, мистер Холмс прислал меня к Вам. Он чрезвычайно высоко ценит Вас и считает, что во всем Лондоне только Вы в силах оказать ему помощь, — быстро ответил Джон. Маленький человек вздрогнул, и его кокетливая шапочка свалилась на пол. — Почему же? — спросил он. — Почему мистер Холмс думает, что я могу помочь ему? — Потому что Вы знаток восточных болезней. — Но почему он думает, что болезнь, которой он заразился, восточная болезнь? — Потому что ему пришлось работать в доках, он сделал такое предположение исходя из этого. Калвертон Смит любезно улыбнулся и поднял свою шапочку: — Ах вот как… — сказал он. — Я надеюсь, что дело не так опасно, как Вы полагаете. Сколько времени он болеет? — Около трех дней. — Он бредит? — По временам. — Гм! Это хуже. Было бы бесчеловечным не откликнуться на его просьбу. Я очень не люблю, когда прерывают мою работу, доктор Ватсон, но тут, конечно, исключительный случай. Я сейчас же поеду с Вами. Мне припомнилось указание Холмса. — Меня ждут в другом месте, — откликнулся Джон. — Хорошо, я поеду один. Адрес мистера Холмса у меня записан. Через полчаса я буду у него. С замиранием сердца через двадцать минут Джон пошел в спальню Холмса. За это время могло произойти самое худшее. Однако он с огромной радостью увидел, что его состояние значительно улучшилось. Правда, лицо его все еще было мертвенно-бледным, но от бреда не осталось и следа: он говорил хотя и слабым голосом, но даже сверх обычного ясно и живо. — Ты видел его, Джон? — Да, он сейчас приедет. — Замечательно, Джон, замечательно. Ты лучший из вестников. — Он хотел вернуться со мной. — Этого не следовало допускать. Это было бы просто невозможно. Спрашивал ли он о причинах болезни? — Я сказал ему про работу в Ист-Энде. — Правильно! Ты сделал все, что только мог сделать настоящий друг. Теперь, Джон, ты можешь исчезнуть со сцены. — Я должен подождать и выслушать его мнение, — ответил тот. — Конечно. Но я имею основания полагать, что он выскажет свое мнение гораздо откровеннее, если будет думать, что мы с ним одни. За изголовьем моей кровати как раз достаточно места для тебя. — Шерлок! — Боюсь, что у тебя нет выбора, Джон. В комнате негде спрятаться, и это к лучшему: это не возбудит подозрений. Но здесь, здесь, я думаю, мы ничем не рискуем. Он внезапно сел на кровати. Его осунувшееся лицо было полно решимости. — Он скоро будет здесь. Скорее. И не шевелись, что бы ни случилось. Что бы ни случилось, понятно? Не говори, не двигайся. Только слушай как можно внимательнее. Столь же внезапно силы оставили его, и четкая, повелительная речь перешла в слабое, неясное бормотание человека, находящегося в полубреду. Из своего убежища, в котором Джон так неожиданно оказался, он услышал шаги на лестнице, потом звук открываемой и закрываемой двери в спальню. А затем, к его удивлению, последовало долгое молчание, прерываемое только тяжелым дыханием больного. Ватсон представил себе, как посетитель стоит у кровати и смотрит на страдальца. Наконец это странное молчание кончилось. — Холмс! — воскликнул Смит настойчивым тоном, каким будят спящего. — Холмс! Вы слышите меня? Ватсон уловил шорох, как будто он грубо тряс больного за плечо. — Это Вы, мистер Смит? — прошептал Холмс. — Я не смел надеяться, что Вы придете. Смит засмеялся. — Еще бы, — сказал он. — И все же, как видите, я здесь. Воздаю добром за зло. Холмс, добром за зло. — Это очень хорошо, очень благородно с Вашей стороны. Я высоко ценю Ваши знания. Посетитель усмехнулся. — К счастью, только Вы во всем Лондоне и способны их оценить. Вы знаете, что с Вами? — То же самое, — сказал Холмс. — Вот как! Вы узнаете симптомы? — Да, слишком хорошо. — Что ж, очень возможно. Холмс. Очень возможно, что это оно и есть. Если так, то дело Ваше плохо. Бедный Виктор умер на четвертый день, а он был здоровый, молодой. Вам тогда показалось очень странным, что он в сердце Лондона заразился этой редкой азиатской болезнью, которую я к тому же специально изучаю. Удивительное совпадение, Холмс. Вы ловко это подметили, но не очень-то великодушно было утверждать, что здесь можно усмотреть причину и следствие. — Я знаю, что это Ваших рук дело. — Ах вот как, вы знали? Но доказать Вы ничего не могли. А хорошо ли это: сперва выдвигать против меня такие обвинения, а чуть сами оказались в беде, пресмыкаться передо мной, умоляя о помощи? Как это назвать? А? Джон услышал хриплое, затрудненное дыхание Шерлока. — Дайте мне воды, — прошептал он, задыхаясь. — Скоро вам крышка, милейший. Но я не уйду, не поговорив с вами. Только поэтому я и подаю Вам воду. Держите! Не расплескайте. Вот так. Вы понимаете, что я Вам говорю? Холмс застонал. — Помогите мне, чем можно. Забудем прошлое… — шептал он. — Я выброшу из головы все это дело. Клянусь Вам. Только вылечите меня, я все забуду. — Что забудете? — О смерти Виктора Смита. Вы сейчас сознались в своем преступлении. Я это забуду. — Какое худшее зло мы можем причинить своим друзьям? — спросил Калвертон. — Открыть им свою страшную тайну. Можете забывать или помнить, как Вам будет угодно. Я не увижу Вас среди свидетелей — мои близкие ни о чем не узнают. Вы будете в другом месте, Холмс. Вы знаете, отчего умер мой племянник, ну и ладно. Сейчас речь не о нем, а о Вас. — Да, да, — слабо ответил Шерлок. — Ваш приятель, которого вы послали за мной — не помню его имя, — сказал, что вы заразились этой болезнью в Ист-Энде, очевидно — у матросов, — Смит пододвинул стул к постели детектива. — Я только так могу это объяснить. — И Вы гордитесь своим умом, Холмс! Вы считаете себя таким догадливым, не правда ли? Но нашелся кое-кто поумнее Вас, — он противно посмеялся. — Подумайте-ка, Холмс, не могли ли Вы заразиться этой болезнью другим путем? — Я не могу думать. Голова не работает. Ради всего святого, помогите… — Да, я Вам помогу, помогу Вам понять, что и как произошло. Я хочу, чтобы Вы узнали об этом прежде, чем умрете, — прошептал Смит. — Дайте мне чего-нибудь, чтобы облегчить эти боли! — воскликнул Холмс и закашлялся. — Ага, у Вас появились боли? Да, мои кули тоже визжали перед смертью. Ощущение, как при судорогах? — Да, да, это судороги. — Ничего, слушать они Вам не помешают. Слушайте! Не припомните ли Вы какое-нибудь необычное происшествие в вашей жизни, как раз перед тем, как Вы заболели? — Нет, нет, ничего, — ответил Шерлок. — Подумайте хорошенько. — Я слишком болен, чтобы думать. — Ну, тогда я Вам помогу. Не получали ли вы чего-нибудь по почте? Например, коробочку. Слушайте, Холмс! — он, видимо, тряс умирающего за плечо. Джон едва усидел в своем убежище. — Вы должны меня услышать! Помните коробочку из слоновой кости? Вы получили ее недавно. Вы ее открыли… Помните? — Да, да, я открыл ее, там была острая пружина. Какая-то шутка… — Это не было шуткой, в чем Вы очень скоро убедитесь. Пеняйте на себя, глупый Вы человек. Кто просил Вас становиться на моем пути? Если бы Вы меня не трогали, я не причинил бы Вам вреда. Я не преступник! Я не главарь банды! Я просто исследователь! — Вспомнил! — Холмс задыхался. — Пружина! Я оцарапался о нее до крови. Вот эта коробочка, там на столе. — Она самая! И сейчас она исчезнет в моем кармане. Таким образом, здесь не останется ни одной улики. Ну вот. Холмс, теперь Вы знаете правду и умрете с сознанием, что я Вас убил. Вы слишком много знали о смерти Виктора, поэтому я заставил Вас разделить его судьбу. Вы очень скоро умрете, Холмс. Я посижу здесь и посмотрю, как Вы будете умирать. Голос Холмса понизился почти до невнятного шепота. — Что? — спросил Смит. — Включить свет? У вас уже темно в глазах? Охотно. Я включу, чтобы лучше вас видеть, — он пересек комнату, и мгновенно ее залил яркий свет. — Не нужно ли оказать Вам еще какую-нибудь услугу, мой друг? — Спички и сигареты! Джон едва не закричал от радости. Холмс говорил своим естественным голосом, правда немного слабым, но тем самым, который он так хорошо знал. Последовала долгая пауза, и Ватсон почувствовал, что Калвертон Смит в безмолвном изумлении смотрит на Холмса. — Что это значит? — спросил он наконец сухим, резким голосом. — Лучший способ хорошо сыграть роль, — сказал Холмс, — это вжиться в нее. Даю Вам слово, что все эти три дня я ничего не ел и не пил, пока Вы любезно не подали мне стакан воды. Но труднее всего было не курить. А вот и сигареты! — Джон услышал чирканье спички. — Ну вот, мне сразу стало лучше. Ого, я, кажется, слышу шаги друга! Тут же с громким стуком открылась еще одна дверь — из коридора, и в комнате послышались шаги нескольких пар ног и голос Грэга Лестрейда, приказывающий поднять руки. Кто-то бросился к кровати, и Джон попытался выбраться из своего убежища, но на кровати дрались, и его зажало между изголовьем и стеной. — Черт бы Вас побрал, Холмс! Полицейские бросились к кровати, и кто-то распахнул дверь на пожарную лестницу. — Черт бы Вас побрал! — разрезал воздух женский голос. — Оттащите его, он его душит! В этом голосе Шерлок услышал знакомые нотки: очевидно, сказывалось действие лекарств и утомление, ведь голос звучал реальнее, чем в чертогах, куда ближе и ярче, чем во все последние бессонные ночи. Когда Смита оттащили, Шерлок закашлялся, уткнувшись лицом в постель, куда его до этого вдавил Калвертон. — Все в порядке. Можете его забрать, — сказал Холмс сквозь кашель. — Вы арестованы по обвинению в убийстве Виктора Сэведжа, — сказал инспектор. — И можете прибавить: за покушение на убийство Шерлока Холмса, — заметил Джон, посмеиваясь, наконец выбираясь из своего убежища. Увидев пораженные лица полицейских — всех, кроме Грэга — он проследил направление их взглядом и, когда понял, куда они были направлены, застыл. — Чтобы Вам было ясно, мистер Смит, когда Вы включили свет, Вы дали сигнал полицейским на улице, что за Вами можно подниматься, — Шерлок перевернулся на спину, все еще не открывая глаз. — Между прочим, у арестованного в правом кармане пиджака небольшая коробочка. Ее надо изъять. С ней надо обращаться очень осторожно. Она пригодится на суде. Послышался внезапный бросок, борьба, сопровождаемая звяканьем железа и криком боли. — Только себя же изувечите, — сказал инспектор. — Стойте смирно! — Вот как! Ловушка! — закричал Смит. — Это приведет на скамью подсудимых Вас, Холмс, а не меня. Он просил меня приехать лечить его. Вместо этого поставил сюда друзей, чтобы они подслушали наш приватный разговор! — Да помолчите Вы! — раздался голос призрака Конан Дойл. Холмс едва заметно улыбнулся — ее не было слышно с тех пор, как Смит вошел в комнату, и звук ее голоса — пусть и ненастоящего, успокоил его. Однако в следующий момент он распахнул глаза, потому что, когда видение опустилось на постель, она… Промялась. — Говоря вкратце, — улыбнулась настоящая Софи, — я жива. Она больше не была плодом его воображения: стресс миновал, и женщина, склонившаяся над ним, все еще сжимая пистолет в правой руке, состояла не из спутанных воспоминаний, а из плоти и крови. Она посмотрела прямо в его глаза, и в них он разглядел то, что уже много бесконечно долгих недель не рассчитывал больше увидеть. — Как ты?.. — взбешенно начал Джон. — Боже! — он отвернулся, сложив руки на груди. — Вы два больных ублюдка, ребята, — добавил он. — Вы играете с людскими чувствами, даже не… — он снова повернулся к ним и застыл, осознав, что они все еще молча смотрят друг на друга, улыбаясь. — Знаете, кажется, мы зайдем позже, — он указал на выход, и полицейские вывели брыкающегося Смита. — Если вы не против, — он кашлянул и вышел в коридор последним, тихо прикрыв дверь. Двое не отреагировали на него. — Почему ты это сделала? — спросил Холмс, садясь на кровати. — Ну, я же не кредитную историю себе порчу. — Соня… — Потому что ко мне пришло письмо от «Мориарти», — ответила она, правой рукой обхватив его ладонь. — В нем было написано, что у вас с Майрофтом есть еще один брат или сестра, работавший на «Мориарти». — Что? — А, кстати, да, — она посмеялась. — У вас в семье был еще один ребенок. Об этом тебе лучше Майкрофт расскажет, я до сих пор не знаю всех деталей. — Ты… Остановила его? — тихо спросил Шерлок. — Думаю, да, — она улыбнулась. — Теперь один — один полагаю? — Да, — с трудом кивнул Шерлок, вглядываясь в ее лицо. — Соня, быть может, сейчас не к месту, но я хотел тебе сказать это в последний вечер, и не успел… — Шерлок, не надо, — покачала она головой, тоже закрыв глаза. — Я знаю. Ничего не говори. Но твои признания под действием крайнего истощения очаровательны, — улыбнулась женщина. — Все хорошо, — прошептала она и, приблизившись к нему, мягко поцеловала его в лоб. Шерлок прикрыл глаза, жадно вдохнув воздух вперемешку с запахом ее духов, и крепче сжал ее руку на своей груди. В этот миг он вдруг отчетливо понял, что все в этом мире совершенно бессмысленно, и каждый прожитый им день, раскрытое преступление и победа над криминальными гениями не имеют смысла, если рядом с ним не дышит женщина с этим едва уловимым русским акцентом. И он, сжав ее пальцы, на мгновение подумал, что в сплетении их рук и есть сама суть и пресловутый смысл жизни. — Послушай, но, если бы тебя действительно убили, — начал Холмс, когда она выпрямилась, — кто бы закончил дело моего брата? — он нахмурился. Конан Дойл усмехнулась: — Жизнь была бы не жизнь с ее непредсказуемостью. И на сто тысяч железобетонных «но», всегда найдется одно маленькое, веселенькое, странное «если», которое позволяет сумасшедшим вроде нас с тобой нестись вперед, надеясь, что закончится все хорошо. Софи появилась в гостиной спустя десять минут. Джон поднялся из кресла Шерлока, и Конан Дойл приблизилась к нему на расстояние вытянутой руки. — Я… — Ватсон зло выдохнул, сканируя взглядом доктора филологии. Та стояла с идеально ровной спиной, готовая выслушать все слова негодования друга. Однако, глядя в ее честные и, черт возьми, живые глаза, врач просто покачал головой, шагнул вперед и крепко обнял ее. Конан Дойл улыбнулась, когда он похлопал ее по спине, и обняла его в ответ. — Прости, Джон, — сказала женщина, когда они отстранились друг от друга. Она глянула в сторону двери. — У меня был отличный учитель, показавший мне, как исчезать из жизни близких людей. — Только один вопрос, — выдохнул Ватсон. — Как ты это сделала? Софи нахмурилась, задумавшись, а потом перешла на шепот, оглядевшись по сторонам, и наклонилась к собеседнику: — Ты умеешь хранить секреты? — тихо спросила филолог. — Разумеется, — кивнул Джон, обращаясь вслух и приближаясь к ней. — Я тоже, — сказала Конан Дойл и улыбнулась. Ватсон покачал головой, когда собеседница повернулась и двинулась в сторону кухни. — Что дальше, Софи? — Отдыхаем, Джон! — воскликнула она, не оборачиваясь. — Завтра тяжелый день! Когда она чем-то зашумела у раковины, доктор еще несколько мгновений смотрел ей вслед. Потом он огляделся по сторонам — будто все еще не веря, что Конан Дойл действительно вернулась, а все происходящее — не больной сон. — Будешь чай, Джон? — раздался из кухни голос Софи. — Буду, — откликнулся тот, тяжело опускаясь в кресло своего друга. И внезапно ему в голову закралась мысль, что ещё ни один день с тех пор, как он встретил Софи Конан Дойл и Шерлока Холмса, не был легким.