Если

Кому-кому, а нам известно,

Хоть пять корон себе надень:

Коль наша тень меняет место,

То мы отбрасываем тень.

И пусть порою смотрит злобно

И даже пыжится, как царь, –

Тень ляжет так, как мне удобно,

И мы подружимся, как встарь.

Д. Быков

— Дошло наконец? — спросила Конан Дойл. — Сошелся пазл? — То, в чем я обвинял Майка… — произнес Шерлок и заговорил быстро и горько, наконец понимая свою ошибку. — Настолько «свой», что ты даже подумать на него не можешь. — Подходило и к тебе, — проговорил Холмс. — Софи, тебе я доверяю больше, чем себе, а вот своему брату — вообще не доверяю, — внезапно заметил он. — То, что я говорил про Молли… — Кто еще пристально наблюдал за мной много лет? — Ты. — Так что, несмотря на огромный риск ходить голодной и с недосыпом — это стоит того. Твоя жизнь теперь — и моя жизнь тоже. — И другой аргумент против Молли… — Это очевидно… Связь с Мориарти. — Ты сама подтвердила его в этой самой комнате. — В июне 2009-го мне в руки попала визитка Джима Мориарти, я отдала её Артуру, он взбесился, случился наш последний крупный скандал. Оттуда у меня и взялись ножевые, — она снова посмотрела на Холмса. — Я была безобразной невестой и куда более безобразной женой. На утро он ушёл, я сама позвонила Мориарти… — Майкрофт говорил мне о безграничном могуществе хозяина «Мориарти»… — Отныне твой противник — тот, у кого больше всех власти в этой стране и на этой планете. — И я знаю человека, который заставил Китти Райли переписать ее статью, Джанин Хопкинс — исчезнуть, а Ирэн Адлер — выдать мне пароль от своего телефона. — Ты ещё кто такая? — прохрипел пленник. — Доктор Софи Конан Дойл, — ответила она, пока Шерлок поднимался на ноги. — И человек, которого Вам, при всем уважении, лучше не злить. — Тебя задело за живое его предположение о том, что «Мориарти» не может управлять женщина. — Так что — chercher la femme. Ищите женщину. Софи резко повернула на него голову, вскинувшись: — Si vis pacem, para bellum, — она склонила голову. — Хочешь мира — готовься к войне. — Я говорил о том, что с приездом Элизабет из Америки начались подозрительные события… — С чьим появлением жизнь ускорила свой темп, и мы услышали имя Мориарти? — Но они начались после появления другой женщины. — Возможно, у него была на тебя информация, а, как мы знаем, Джим уже тогда решил вести со мной игру — ведь на следующий день после нашей встречи мы расследовали дело убийцы-таксиста, который в последнюю секунду своей жизни признался, что работал на Мориарти. — Тогда ты убила его, и я сказал Лестрейду, что «мы ищем опытного стрелка». И Норбери сказала про «Мориарти» только одно. — Этот человек — хуже, чем Мориарти, — она покачала головой. — Мне все равно не жить — я скажу Вам, что знаю. Вы ищете человек со стальными нервами и моралью. Идеального стрелка, — женщина поджала губы. — Это говорят его агенты. Это слухи, городская легенда. Но одно я знаю точно — он называется не своим именем. — Что Вы имеете ввиду? — Он модифицировал свое имя, — тихо ответила убийца и горько улыбнулась. — Я подозревал Мэри, но не только она взяла себе новое имя. — А твое полное имя? — без паузы спросил Холмс. — Настоящее, — прервал он её заготовленный ответ. — Что ж, раз ты сказал, это честно, — Конан Дойл помолчала. — София Васильевна Охотникова. — Я обвинял Калвертона Смита, как человека, создавшего себе идеальный образ. И тоже ошибся. — Тот, кто всегда на виду и тот, о чьей доброте и таланте говорят по всему миру. Безупречная репутация — идеальный способ прикрыть гадкие поступки. — Но его слава искусственна, а кто-то зарабатывает ее трудом. — До южной окраины нашего Королевства ветер разнес Ваше сулящее злодею неприятности имя, доктор Конан Дойл. — Услышав слова Майкрофта, я готов был поверить, что за «Мориарти» стоял наш брат. — Гениален, но безумен — идеальный набор для короля криминального мира. — Но именно Майкрофт подсказала мне, кто настоящий предатель. — Подумай, Шерлок. Твой главный враг уже преступил черту. Он убийца, да. Но одно дело лишать жизни ради удовольствия… Куда страшнее убить того, кого ты когда-то любил. — Это не миссис Хадсон. Это не Майк, Молли, Майкрофт. Не Элизабет, не Мэри, не Джон, не Калвертон Смит. И даже не Эвр. Ты. С самого начала. Ты. — Не смотри на меня так, — поморщилась Софи, отставляя чайник. — Если бы моей целью было убить тебя, я бы давно это сделала. — Тогда что было твоей целью? — спросил он. — Правда слишком громкая, чтобы ее игнорировать, — тихо ответила она. — Рано или поздно она оглушит тебя. — Перестань, — детектив резко поднялся на ноги, но она даже не вздрогнула. — Что было твоей целью? — Говорят, есть пять стадий горя, — пожала плечами Софи. — Отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. Что ж, я бы добавила еще одну, — она посмотрела на Холмса. — Месть. — Месть?       Конан Дойл протянула руку, взяла со столика свой телефон и подала его детективу: — Звони Лестрейду, — она ухмыльнулась. — Не думай, что я не знаю, как это закончится. Я знала это в течение многих лет. Я отрицательный герой в этой пьесе, а у отрицательных героев не бывает счастливых финалов. Поверь, я знаю, о чем говорю, я отдала литературе половину своей жизни. Начало всегда предвещает конец.       Холмс продолжал сканировать ее взглядом, не обращая внимания на протянутый предмет: — Кому ты мстила, Мориарти? — выдавил из себя он. — Потрясающе, что даже в такой момент тебя волнует только Мориарти, — сверкнула глазами женщина. — Мориарти стоит передо мной, если я все правильно понимаю, — прошипел детектив. — Нет, — покачала головой Конан Дойл, убирая руку и отводя взгляд. — Ты был прав: Мориарти — это не человек. Мориарти — это организация. «Mori arty» с латыни — «искусство смерти», — она твердо посмотрела в глаза Холмсу. — Они поклоняются смерти, но смерть — это все, чего они заслуживают. — Ты с ними?       Конан Дойл мгновение молчала, а потом совершенно холодно, чуть наклонив голову вперед, медленно и четко произнесла: — Это ты против нас.       Холмс замер, молча глядя на нее и даже не подбирая слова — нет. Просто глядя в, как ему еще пару минут назад казалось, совершенно знакомые, а теперь абсолютно чужие глаза. Наконец он кивнул: — Смерть не преследует тебя, Софи, — вдумчиво произнес он. — Тебе ее не хватает. С возвращением. — Сядь, — твердо сказал детектив. — Чего ради? — вскинула голову Конан Дойл. — Правду я скажу и Лестрейду, не за чем устраивать это цирк. — Правда — это самая прекрасная, но и в то же время самая опасная вещь, — Холмс покачал головой. — Поэтому к ней нужно подходить с большой осторожностью, — он сделал паузу и поднял на собеседницу взгляд. — Ты слышал правду все эти годы, Шерлок, — хмыкнула Конан Дойл. — Слышал и не замечал. — В том, что мы слышим, очень многое определяется тем, что мы ожидаем услышать, отсеивая все остальное, — парировал тот. — Теперь я вижу тебя насквозь, — сжал зубы Холмс.       И вдруг Софи… Рассмеялась.       В этом смехе было то, что останавливало и пугало лишь тех, перед кем она этого не скрывала. И теперь это видел Шерлок. Угроза.       Совершенно не по-своему, она холодно и раскатисто хохотнула, и сыщик неожиданно уловил в ее тоне нотки безумия давно покойного Джима Мориарти. — Ничего ты обо мне не знаешь, Шерлок, — наконец ответила она. — В самом деле? — хмыкнул тот. — Ты строишь из себя саму тьму, а на самом деле тебе больше всех страшно, — твердо заговорил сыщик. — Ты держишь под собой преступную сеть и отталкиваешь того, кто согласен тебя терпеть, — мужчина сделал шаг к ней и практически зашипел, — потому что даже капля любви напоминает о беспросветной пустоте твоей души, — Конан Дойл смотрела на него ледяным взглядом. — Ты полюбила власть. Ты полюбила волшебство власти. У тебя не осталось ни совести, ни милосердия, ни невинности. Ты всю жизнь бежишь… — он осекся и отвел глаза, делая шаг назад. — Как и я. Я знаю, кто ты такая, потому что я — это ты, — он указал на кресло. — Сядь, — Конан Дойл не ответила — она несколько секунд смотрела в камин, а потом шагнула к креслу и медленно опустилась в него, тяжело вздохнув. Шерлок сел напротив. — Как ты это сделала? — Я научилась прощать. — Ты только что говорила о мести, — заметил детектив. — Говорят, лучшая месть — это жить долго и счастливо, — пожала плечами она. — Артур, Мориарти, Матос и Магнуссен мертвы, а я жива, — Конан Дойл наконец посмотрела на Холмса, и он с ужасом осознал, что совершенно не знает эту женщину. В глазах напротив было столько горечи и потаенной злобы, сколько он не видел во взгляде даже самих отпетых мошенников. — Вот и угадай, кто выиграл, — закончила она, холодно усмехнувшись.       Выдержав паузу и зрительный контакт с той, кого он столько лет считал своим самым близким человеком, Шерлок наконец выдохнул и произнес недрогнувшим голосом: — Расскажи мне все и по порядку, Софи.       Доктор филологии отвела взгляд и посмотрела в камин: — Ты можешь все узнать, подняв архивы МИ-5, — твердо ответила она. — Я предпочитаю услышать все от тебя, — парировал Холмс. — Почему? — с легким удивлением уточнила Конан Дойл, все еще не глядя на него. — Потому что, если я услышу ложь, я пойму, — он помолчал. — Теперь.       Софи какое-то время молчала. Шерлок смотрел на нее испытывающим взглядом, а потом встал, поднял с каминной полки череп, вытащил из-под него пачку сигарет и протянул ей. Конан Дойл, вежливо кивнув, достала одну, а Холмс, вынув зажигалку из кармана, помог ей прикурить, сам вытащил сигарету и сел в свое кресло, затягиваясь. — Все началось тогда — в июне 2009-го, — Софи откинулась на спинку кресла и, держа сигарету с согнутой в локте руке, стоявшей на подлокотнике, направила взгляд в пустоту. — Когда мне попала в руки визитка Джима Мориарти. Моя первая ошибка — я заказала Артура Конан Дойла — выбрала ему медленную, мучительную смерть — он должен был служить «Мориарти», а потом погибнуть настолько жестоко, что представить страшно, — она говорила спокойно и тихо, не замечая, как по ее лицу мечутся тени прошлого. — Однако сантименты взяли верх. — Вот как? — Холмс выдохнул дым. — Именно, — кивнула Софи, затянувшись. — Ты знаешь, что мой отец ушел из семьи, и знаешь, что это был не эгоистичный жест — я говорила, кем он был на самом деле, — она вздохнула. — Папа умер в ноябре 2009-го, мы так и не увиделись, но он оставил мне более чем щедрое наследство. Этими деньгами я «выкупила» жизнь Артура обратно. — Ну, ладно, — вздохнул Джим. — Двести тысяч долларов, и можешь гулять. — Хорошо, — вдруг сказала Софи, наклоняясь к чековой книжке. — Я передам чек с Мораном сегодня вечером. — Так просто? — несколько обиженно спросил Мориарти. — Откуда такие деньги? — Это мой секрет, Джим, — Конан Дойл покачала головой, будто собеседник мог ее видеть. — Что же, ладно, — согласился мужчина. — Однако любая его оплошность — и сделке конец. Это ясно? — Почему ты это сделала? — спросил детектив. — Сантименты, Шерлок, все дело в них, — женщина стряхнула часть сгоревшей сигареты в пепельницу. — Смерть нельзя вызвать по заказу, она приходит тогда, когда должна, — Холмс кивнул. — Однако условие Джима о «любой оплошности» не было соблюдено. Артур украл у него двести миллионов долларов, — она сделала паузу, прищурившись. — Он думал, что за ним следят — в последний раз, когда мы виделись, он просил прощения, думая, что идет на верную смерть. Однако Мориарти на тот момент не был в курсе — знал только Моран, и это моя вторая ошибка. — Моран? — нахмурился Холмс. — Ты его знала? — Я знала его настолько хорошо, что не разговаривала с ним почти пять лет, — хмыкнула Софи, туша сигарету. Шерлок протянул ей новую, и она ее приняла. — Я знаю, что это он его убил — в той партии кокаина не должно было быть яда. Это была ошибка уже Себастьяна — Джим понял, что здесь что-то нечисто, и приказал ему убить меня, — она наконец посмотрела на Холмса. — Но хорошо иметь друзей. Они помогут, всегда вручат, поддержат. Если у тебя есть деньги. — Моран предложил Мориарти альтернативу, — догадался детектив. — Да, — кивнула Конан Дойл.       Он сам убрал его, заставив пробовать партию кокаина, чтобы тот ни одним словом, ни одним жестом не скопрометировал ее. Он сам подтолкнул ее к самому плохому решению в ее жизни, а потом сам купил ей билет Нью-Йорк — Лондон 26-го января 2010-го года, сам отвёз ее в аэропорт и сам обнял ее там в последний раз, вспомнив давно услышанную фразу: «Никогда не верьте объятиям, это лишь способ скрыть ваше лицо». — Тогда я решила, что пройду через все и выдержу все. И когда эта война закончится, я больше никогда не буду вздрагивать от телефонного звонка, — она заговорила быстро и горячо, сжимая пальцы свободной руки в кулак. — Ненавижу себя за страх — я ведь не должна бояться. Я решила, что солгу, украду, убью, но больше никогда не буду никого и ничего страшиться, — женщина отвела глаза. — Я собиралась продолжать идти, пока я не выиграю — или умру, — она наклонила голову, горько улыбнувшись. — Я уже умирала, значит — победа за мной. — Выходит, Себастьян Моран тебя завербовал? — произнес Холмс. — Да, — кивнула Конан Дойл. — И я была им верна… Какое-то время. — Ты служила «Мориарти»? — спросил сыщик. — Конечно, — она кивнула. — В мире нет докторов филологии, которые умеют стрелять, как я. Ты был прав, когда заметил это шесть лет назад. Меня всему обучили, — женщина помолчала. — Знаешь, почему людям нравится насилие? От него хорошо на душе. Оно доставляет удовольствие. Убери удовольствие, и все происходящее станет… Бессмысленным.       Шерлок качнул головой: — Но почему Моран тебя не убил? — Угадай, — подняла бровь Софи, глядя на всполохи огня в камине. — Сантименты? — Сантименты, — кивнула она. — Я знаю, что он любил меня, — она задумчиво прищурилась. — Когда-то мне казалось, что и я его любила…       Шерлок сжал зубы: — Но? — Но ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты когда-то любил, — закончила доктор филологии. — И ни один шрам на сердце не был оставлен твоим врагом, — она хмыкнула. — Ты в курсе, что Матос застрелил его на моих глазах, но не знаешь, что именно Моран меня выкрал в то утро, — Шерлок лишь покачал головой, устав удивляться. — Он шантажировал меня тем, что расскажет тебе правду — и делал он это не из корысти, нет — он ревновал, — она посмотрела на него. — К тебе. — Почему ты приехала в Лондон? — спросил детектив. — Моран подсказал, — пожала плечами Софи, снова отводя глаза. — Ошибка, которую стоило совершить. Если ты понимаешь, что противник слишком силён, то побег — это не трусость, это шанс выжить, — она сделала паузу и продолжила почти мечтательно. — У меня на карте было двести миллионов долларов, украденных Артуром, а вокруг — целый мир, способный меня укрыть. — Где эти деньги теперь? — произнес Холмс, делая последнюю затяжку и выбрасывая окурок в камин. — Все там же, на этой карте, — Конан Дойл потушила сигарету. — А карта — здесь, в этой квартире, спрятана внутри иконы, — она горько усмехнулась. — Богохульство? Да. Но именно поэтому я всегда вожу ее с собой, — она перевела взгляд на детектива. — Артур от лица «Мориарти» купил некую реликвию у миссис Колонны, отдал ей деньги, а потом украл и их, и товар. — И это значит… — хмыкнул Холмс, — что прямо здесь и сейчас закрывается дело Интерпола №1.       Софи кивнула и блеснула глазами: — Это и есть черная жемчужина Борджиа, — она пожала плечами. — Точнее — то, что от нее осталось — настоящую жемчужину Артур засунул в брошку, — женщина прикрыла рот рукой, смеясь. — Я надела ему эту брошь на костюм, в котором его похоронили. Она в земле, Шерлок. Вместе с ним.       Детектив пару секунд молчал, укладывая это в голове. — Что было дальше? — наконец спросил он. — Мориарти не просто меня завербовал, нет, — Софи подняла левый рукав, показывая шрамы. — Здесь были следы ожогов, это правда, но еще здесь была татуировка. Та самая татуировка, о которой ты подумал. — Четыре скрещенные шпаги, — догадался Холмс. — Однако эта татуировка есть не у всех? — Не у всех, — кивнула доктор филологии. — Только у пяти. У людей-маяков.       Шерлок наклонил голову: — Почему Мориарти сделал тебя приближенной? — он нахмурился. — С чего такое доверие, если ты легко могла их предать? — Два фактора, — пояснила Конан Дойл. — Личная просьба Морана, как и то, чтобы Мориарти никогда со мной не встречался. И, не поверишь, сантименты, — она поднялась с места и медленно прошла к дальнему окну. — Ты однажды сказал, что горе парализует, любовь — мотиватор куда серьезнее, — она остановилась и сложила руки на груди, глядя через стекло на улицу. — Думаю, для Джима суть наших с Себастьяном отношений была очевидна, поэтому он и не допустил возможности, что я их предам — я, по его мнению, защищала бы Морана, однако… — она хмыкнула. — Он не знал, что всегда верный Моран выбрал меня, а не его. — Почему тебя не искали? — спросил Холмс. — Искали, но я, по счастливой случайности, встретила тебя и привела Мориарти к тебе, — откликнулась Софи. — Он решил, что я ему еще пригожусь. — Откуда ты это знаешь? — уточнил детектив, поворачиваясь к ней. — Не знаю, предполагаю, — пожала плечами Конан Дойл. — Я бы поступила именно так. — Как и когда в итоге ты стала управлять «Мориарти»? — Холмс испытующе посмотрел на нее. — Падение одного тирана означает восхождение следующего, — сухо ответила женщина. — Что ты имеешь в виду?       Софи несколько секунд молчала, а потом глубоко вздохнула: — Нас было пятеро, как и сказал Роберт: Мориарти, Моран, Матос, Магнуссен и я… Матрешка. Почти никто никого не знал в лицо, в этом и была сила этой системы — если бы один попался, то власть перешла бы к следующему, и никто бы никого не сдал, — она помолчала. — Я решила идти ва-банк. Даже за один грех нас все равно отправят в ад. Так почему бы не совершить миллион грехов и прийти туда легендой? — Ты с дьяволом на «ты». Тебе ли пламени бояться? — развел руками Шерлок. — И мне ли этого не знать. — Не тебе. Мы с тобой не пересечемся в аду, — она прошла в сторону двери, не глядя на него. — Знаешь, почему? Твое место в раю, — Софи помолчала. — Лучше всего хранит тайну тот, кто ее не знает. Поэтому я тебе и не сказала.

Welcome to your life

Добро пожаловать в твою собственную жизнь,

There's no turning back

Нет пути назад.

— Мориарти говорил мне похожую вещь в последние минуты своей жизни, — повернулся в ее сторону мужчина. — Однако даже если я на стороне ангелов, не думай, что я ангел по существу. — Пусть так. Однако я свой путь выбрала, — Конан Дойл подняла голову, разглядывая потолок и стоя спиной к собеседнику. — Я самый разыскиваемый преступник планеты, и на моей совести тысячи жизней. И я помню каждого, Шерлок.

Even while we sleep

Даже пока ты спишь,

We will find you

Тебя могут найти.

      Детектив пару мгновений молчал, сканируя ее спину тяжелым взглядом. — Как ты можешь балансировать между добром и злом? — наконец произнес он. — Знаешь, Шерлок, что делает добро еще прекраснее, а зло — подлее? Анонимность. Зло трудно измерить. Его границы размыты. Но если нужно будет выбирать между одним злом и другим… Я выбираю не выбирать вовсе, — филолог гордо подняла голову. — Сегодня Зло правит законами — ибо законы служат ему. Оно действует в соответствии с заключенными мирными договорами, поскольку о нем, зле, подумали, заключая эти договоры. Это значит лишь одно — каждый имеет право быть счастливым на своих собственных условиях, и каждый живёт, как хочет, и расплачивается за это сам. Признать это и есть сила. — Сила в правде, Софи, поэтому люди и умирают за нее, — быстро проговорил Холмс. — Так вот почему ты частный детектив? — Верно.

Acting on your best behavior

Заботясь о том, чтобы выставить себя в лучшем свете,

Turn your back on Mother Nature

Люди отворачиваются от матери природы,

Everybody wants to rule the world

Каждый хочет править миром.

— Правда остается правдой, а ложь становится историей, — она ухмыльнулась. — Почему ты так любишь этот мир, что готов умереть за него? — В мире есть добро, и за него нужно бороться. Почему ты так ненавидишь этот мир, что готова его уничтожить? — Потому что могу. Таких людей, как я, и называют чудовищами — они не имеют чувств, они не плачут и не улыбаются.

It's my own design

Таков мой собственный замысел,

It's my own remorse

Таково моё раскаяние,

— Как правило, они лишь живые игрушки в чьих-то умелых руках, — заметил Шерлок. — А ты, Софи, лишь игрушка в руках Судьбы, которая сделала из тебя сломленного человека. — Плевать, — она покачала головой. — Иногда мне хочется верить, что я просто хотела жить и не бояться, но, кажется, в итоге я всё равно оказалась там, откуда старалась бежать со всех ног. Правильно говорят: любое спасение временно. — Выходит, больше всего на свете ты боишься страха, — хмыкнул Холмс. — Это похвально!

Help me to decide

Помоги мне решить,

Help me make the most of freedom

Помоги получить как можно больше от свободы

And of pleasure

И удовольствий,

— Ты никогда не переплывешь океан, пока не наберешься смелости потерять берег из виду, — парировала Конан Дойл. — Свобода — это высшее преимущество.       В комнате на пару секунд повисла тяжелая пауза. Шерлок сканировал взглядом спину Софи, снова не в силах прочесть в ее облике хоть что-нибудь.

Nothing ever lasts forever

Ничто не длится вечно,

      За маской спокойствия скрывался человек, чью душу разрывали на части его собственные демоны, ведя вечную войну между сердцем и разумом, которые редко хотят одного и того же. Пауза затягивалась, дышать становилось сложнее, и наконец детектив, в очередной раз скользнув взглядом по знакомому до мелочей силуэту, выдохнул и прищурился: — Беги, Софи.

Everybody wants to rule the world

Каждый хочет править миром.

— Что, прости? — опешила Конан Дойл.

There's a room where the light won't find you

В этой комнате свет тебя не настигнет,

— Ты знаешь, что я должен передать тебя властям. Я не могу этого сделать.

Holding hands while the walls come tumbling down

Держись за мою руку, стены начнут рушиться,

— Да, должен. И да, ты все можешь. Почему ты это говоришь?

When they do, I'll be right behind you

Но я буду с тобой, когда это случится.

— Нет. Нам обоим нужен враг, и он перед нами.

So glad we've almost made it

Так здорово, что нам почти удалось…

— И? — И я не хочу завершить этот поединок так просто.

So sad they had to fade it

Так грустно, что они все разрушили…

— Ты что, хочешь начать настоящую войну?

Everybody wants to rule the world

Все хотят править миром,

— Ты хочешь править миром, а я хочу победить тебя, — твердо сказал детектив. — Сражайся, как сражался бы Мориарти.

Everybody wants to rule the world

Все хотят править миром,

      Софи ухмыльнулась: — Лучше бы тебе было меня убить прямо сейчас, Шерлок Холмс.

Everybody wants to rule…

Все хотят править…

      И она тут же покинула гостиную.

The world

Миром.

      Когда внизу хлопнула дверь, Шерлок кивнул и тихо произнес всего лишь одну фразу: — Прощай, Соня.

***

— Пожалуй, стоит сменить охрану, — сказал Майкрофт Холмс, входя в свой кабинет.       В кресле рядом с его столом сидела гостья. — Могу подкинуть тебе с десяток хороших кандидатов, — Конан Дойл обернулась и посмотрела на него. — Тебя ведь не будет волновать, что они бывшие наёмники?       Мужчина обошёл стол и опустился на своё место: — Всё обстоит так, как я думаю? — Верно, — Софи кивнула. — Он узнал. — Сам? — Разумеется, — доктор отвела глаза. — Одного я до сих пор не могу понять. Ты знал, что это я. Почему ты ему не сказал? — По той же причине, что и ты, — просто ответил Холмс. — Почему сам не сдал меня? — По той же причине, что и ты, — повторил он. — Нас — британцев — с вами — русскими — объединяет утраченный статус сверхдержавы, только есть разница: мы с этим смирились, а вы никак не можете, — Майкрофт пожал плечами. — Своим молчанием я, пожалуй, пытался изменить вековую традицию и дать возможность уроженке северных земель снять корону самостоятельно.       Конан Дойл улыбнулась, а потом потянулась к лежащей на коленях сумке — единственной вещи, которую она захватила с Бейкер-стрит — и вытащила из неё ноутбук: — Это тебе, — она передала гаджет собеседнику, и тот его принял. — Зачем? — Здесь вся информация с того самого дня, как я возглавила «Мориарти», — Конан Дойл снова сложила руки на коленях. — И некоторые записи о том, что было до этого момента. Я составляла отчёты для дня, когда всё закончится.       Майкрофт поднял на неё глаза: — Ты уходишь? — Почти, — Софт вновь холодно улыбнулась, но в глазах её не отразилось ни искорки веселья. — У меня осталось несколько дел. После этого я покину Лондон навсегда.       Мужчина кивнул: — Что ты собираешься делать?       Конан Дойл пожала плечами: — А что делают беглые преступники, Майк? — она развела руками. — Исчезают — как будто бы их никогда и не было. Шерлок не захотел сдать меня полиции — пусть. Я наруководилась преступниками вдоволь, — доктор поднялась с места. — Я передаю то, что осталось от «Мориарти» в твои руки. Я не знаю более достойного кандидата, который смог бы использовать эту организацию «во благо». Прошу только ничего не предпринимать до конца завтрашнего дня. — Почему? — только и спросил Холмс. — Потому что завтра днем мне нужно появиться на общей встрече агентов «Мориарти», — спокойно произнесла Конан Дойл.

***

      Джон поднялся на темную лестничную площадку квартиры 221В по Бейкер-стрит. В доме было тихо — миссис Хадсон все еще была у них с Мэри дома вместе с Рози. Жена Ватсона уже поехала туда, но сам Ватсон, несмотря на вечерний час, отправился к Шерлоку Холмсу и Софи Конан Дойл в гости. Что-то подсказывало военному доктору, что он обязан оказаться сегодня в их квартире.       Дверь в гостиную была открыта, но свет в ней не горел: — Софи? — позвал Джон, делая шаг ко входу. — Шерлок? — окликнул он друга. — Проходи, — раздался из комнаты голос детектива.       Ватсон вошел в темное помещение. Полный мрак рассеивали лишь дотлевающие в камине угли. Сыщик сидел в своем кресле, сложив руки в молитвенном жесте. — Софи дома? — спросил Джон.       Лицо Шерлока как-то странно дернулось, что в слабом отсвете из камина придало ему почти агоническое выражение: — Нет, она уехала по делам, — без тени иронии ответил он.       Ватсон посмотрел на наручные часы: — В такое время? — Она, по твои словам, сказала вам с Мэри вчера, что мы будем заняты в ближайшие дни, — откликнулся сыщик. — Как видишь, не обманула.       Что-то в его голосе показалось Джону незнакомым, но он отбросил эту мысль до лучших времен: — Я хотел обсудить с тобой дело, которое мы с Мэри… — Я думаю, это может подождать, Джон, — перебил его Холмс. — Я приблизился к поимке главаря «Мориарти», и сейчас мне хотелось бы обдумать план нашей финальной схватки.       Ватсон удивленно уставился на друга: — И кто это? — Не могу сказать. — Почему? — Ты все равно не поверишь.       Ватсон выдохнул: — Ты обвинил уже, кажется, всех, кто тебе дороги, Шерлок, — заметил он. — Мне кажется, осталось не так много кандидатов.       Детектив вдруг поднялся на ноги: — О, Джон, поверь, кандидат тебя удивит, — он покачал головой. — Однако сейчас для тебя будет лучше уйти. Я все расскажу. Позже. — Но?.. — Поверь мне, Джон, — тихо повторил Холмс, и в его голосе Ватсон расслышал едва ли не мольбу. — Поверь, так будет лучше для вашей безопасности.       Ватсон сделал шаг назад. Что-то подсказывало ему, что сейчас ему действительно лучше уйти. Он молча кивнул и тут же покинул гостиную.       Холмс снова опустился в свое кресло.

***

      Солнце давно село, но далеко на западе, у самого горизонта, рдело, словно разверстая рана, кроваво-красное пятно. Вверху ярко сверкали звезды, внизу поблескивали в бухте корабельные огни. На садовой дорожке у каменной ограды беседовали два человека — личности примечательные: за их спиной стоял дом, длинный, приземистый, со множеством фронтонов во все стороны. Мужчины смотрели на широкую гладь берега у подножия величественного мелового утеса, на который четыре года назад опустился, как перелетный орел, мистер Джереми Блад, один из собеседников. Они говорили вполголоса, тесно сблизив головы. Горящие кончики их сигарет снизу можно было принять за огненные глаза выглядывающего из тьмы злого демона.       Незаурядная особа был этот Блад. Среди всех преданных агентов второго такого не сыщешь. Именно благодаря его редким талантам ему пришла в голову гениальная миссия, самая ответственная, и начиная с момента, когда он приступил к ее выполнению, таланты эти раскрывались все ярче, чему свидетелями было человек пять посвященных. Одним из этой пятерки был стоявший сейчас рядом с ним Рэт Байт, знаменитый на двух континентах адвокат. — Судя по тому, как разворачиваются события, уже завтра на встрече ты станешь новым Хозяином, — сказал адвокат.       Блад рассмеялся. — Не так уж трудно было ее провести, — заметил он. — Невозможно вообразить женщину, более простодушную и радеющую за своих близких. — Не знаю, не знаю, — проговорил его собеседник задумчиво. — В ней есть черта, за которую не переступишь, и это надо помнить. Именно внешнее простодушие и является ловушкой иностранца. Первое впечатление всегда такое — на редкость мягкие люди, и вдруг натыкаешься на что-то очень твердое, решительное. И видишь, что это предел, дальше проникнуть невозможно. Нельзя не учитывать этот факт, к нему надо приноравливаться. Например, у них есть свои, только им присущие условности, с которыми просто необходимо считаться. — Ты имеешь в виду «хороший тон» и тому подобное? — Блад вздохнул, как человек, много от того пострадавший. — Вот ты, разыгрывая из себя спортсмена… — Нет-нет, это совсем не так. Игра — значит что-то нарочитое, искусственное, — откликнулся Блад. — А у меня все вполне естественно, я прирожденный спортсмен. Я обожаю спорт. — Что ж, оттого твоя деятельность только эффективнее. Кому придет в голову, что твой тихий загородный дом — центр, откуда исходит половина всех бед «Мориарти», и что хозяин дома — не просто спортсмен, а опытный агент, самый ловкий и умелый во всей Европе? Ты гений, Блад! — Ты мне льстишь. Но я действительно могу сказать о себе, что провел последние шесть лет в этой стране не зря. Пойдем, — он щелчком отбросил тлеющий огурок, и тот рассыпался в воздухе на сотню искр. — Я покажу тебе кое-что.       Кабинет выходил прямо на террасу. Блад толкнул дверь и, пройдя вперед, щелкнул выключателем. Потом прикрыл дверь за двигающимся следом Байтом и тщательно задернул тяжелую оконную штору. Лишь приняв все меры предосторожности, он повернул к гостю свое загорелое, с острыми чертами лицо. — Все мои бумаги здесь, — сказал он. — Я отправлю их сегодня ночью курьером, и завтра скажу об этом русской дуре, когда прибуду на встречу. — Твое имя уже включено в список личного состава. Все пройдет гладко, никаких затруднений в отношении тебя и твоего багажа. Если все будет так — все закончится быстро и с честью для нас. — Рэт, дорогой Рэт, мы живем в век утилитаризма. Честь — понятые средневековое. Время от времени кто-нибудь задает вопрос, — Блад взял собеседника за плечо. — На мне лежит обязанность отвечать на неудобные вопросы. Время от времени вспыхивает недовольство. Я должен успокаивать, разъяснять. А теперь мы подуем на огонь, заставив его разгореться. И дальше, — он улыбнулся, — под нами будет весь мир. — Ей надлежит подумать о своем будущем, — задумчиво проговорил адвокат. — Не успеет. Если она завтра заявится к нам, то ей конец. Только если меня не свяжут по рукам и ногам, — мужчина раскатисто хохотнул. — На мой взгляд, с ее стороны благоразумнее сражаться с союзниками, чем в одиночку, но уж это ее дело. Эта неделя должна решить судьбу Англии. А теперь — садись, я покажу тебе тайник.       Байт уселся в кресло. В дальнем конце просторной комнаты, обшитой дубовой панелью и уставленной рядами книжных полок, висела занавесь. Блад ее отдернул, и Байт увидел внушительных размеров сейф, окованный медью. Блад снял с часовой цепочки небольшой ключ и после долгих манипуляций над замком распахнул тяжелую дверцу. — Прошу, — сказал он, жестом приглашая гостя и сам отступая в сторону.       Свет бил в открытый сейф, и адвокат с живейшим любопытством разглядывал его многочисленные отделения. На каждом была табличка — водя по ним взглядом, Байт читал: «Броды», «Охрана портов», «Аэропланы», «Ирландия», «Египет», «Укрепления Портсмута», «Ламанш», «Розайт» и десятки других. Все отделения были набиты документами, чертежами и планами. — Грандиозно! — сказал адвокат. — И всего за несколько лет, — самодовольно заметил Блад. — Не так уж плохо для домовладельца, выпивохи и охотника.       Байт глянул на свои часы — у него вырвалось гортанное восклицание, выразившее досаду. — Нет, право, больше ждать не могу. Я надеялся привезти новости о твоем последнем улове. Разве твой Олтемонт не назначил точно часа, когда приедет? Между прочим, сколько ты ему заплатишь за информацию? — Пятьсот тысяч фунтов дам только за эту информацию, — ответил Блад. — Недурно, — охнул адвокат. — Они полезны, эти изменники родины, но как-то обидно столько платить за предательство. — На Олтемонта мне денег не жалко. Отлично работает. Пусть я плачу ему много, зато он поставляет «настоящий товар», по его собственному выражению. Кроме того, он вовсе не изменник, Блад заговорил почти шепотом. — Поверь, что касается отношения к Англии, то самый отпетый головорез из «Мориарти» — нежный голубок по сравнению с озлобленным американским ирландцем. — Вот как! — удивился Рэт. — Он американский ирландец? — Послушал бы, как он говорит, у тебя не осталось бы на этот счет сомнений. Поверишь ли, иной раз я с трудом его понимаю. Он словно бы объявляет войну не только Англии, но и английскому языку, — Байт посмотрел на настенные часы. — Ты в самом деле больше не можешь ждать? Он должен быть с минуты на минуту. — Нет. Очень сожалею, но я и так задержался. Встретимся завтра, — он посмотрел на рабочий стол Блада. — Ого! Виски? — он кивнул на бутылку, стоявшую на подносе вместе с рюмками. А у вас, по-видимому, готовится кутеж? — Ром, на самом деле. Олтемонт — любитель выпить, особенно, если это хороший ром. Он очень самолюбив, легко обижается, как мне рассказали, его нужно задабривать, — Блад пожал плечами. — Я с ним до сей поры говорил только по телефону, поэтому готовлюсь ко всем сценариям.       Они снова вышли на террасу и направились в дальний ее конец, — и тотчас машина Байта, стоявшая в той стороне, задрожала и загудела от легкого прикосновения шофера. — Вон то, вероятно, огни Хариджа, — сказал адвокат, натягивая пальто. — Как все выглядит спокойно, мирно. Через какую-нибудь неделю здесь загорятся другие огни, английский берег утратит свой идиллический вид. Да и небо тоже, если наш план сработает. А это кто там?       В доме свет горел только в одном окне — там за столом, на котором стояла лампа, сидела симпатичная румяная старушка в ночном чепце. Она склонилась над вязаньем и время от времени прерывала работу, чтобы погладить большого черного кота, примостившегося на табурете возле нее. — Марта, экономка. Только ее одну я поставил при доме.       Адвокат издал смешок: — Она кажется олицетворением Британии — погружена в себя и благодушно дремлет. Ну, Блад, до встречи.       Махнув на прощание рукой, он сел в машину, и два золотых конуса от фар тут же рванулись вперед в темноту. Адвокат откинулся на спинку сидения и настолько погрузился в мысли о назревающей европейской трагедии, что не заметил, как его машина, сворачивая на деревенскую улицу, чуть не сбила маленький «фордик», двигавшийся навстречу.       Когда последнее мерцание фар машины Байта угасло вдали, Блад медленно направился обратно к себе в кабинет. Проходя по саду, он заметил, что экономка потушила лампу и пошла спать. Молчание и тьма, заполнившие просторный дом, были для него непривычными.       Перед завтрашней встречей предстояло еще многое привести в порядок, кое-что ликвидировать. Он принялся за дело и работал до тех пор, пока его лицо не раскраснелось от пламени горящих бумаг. Возле стола на полу стоял кожаный чемодан — Блад начал аккуратно, методически укладывать в него драгоценное содержимое сейфа. Но тут его тонкий слух уловил шум движущегося вдали автомобиля.              Он издал довольное восклицание, закрыл чемодан с сейфом и поспешно вышел на террасу. Как раз в эту минуту у калитки, сверкнув фарами, остановился маленький автомобиль. Из него вышел высокий человек и, размеренно развернувшись, подал руку женщине, что вышла из машины следом за ним, поправляя убранные в высокую прическу седые волосы. — Ну как? — спросил Блад с живостью, кидаясь бегом к приезжим. Приблизившись к ним, он замедлился при виде незнакомки. — Мадам?       Вместо ответа мужчина, поддерживая супругу за локоть с торжествующим видом помахал у себя над головой небольшим свертком. — Да, мистер, Вы останетесь довольны! — крикнул приезжий. — Дело выгорело. — Сигналы? — Ну да, как я и говорил Вам по телефону. Все до единого — само собой, копии, не оригиналы: было бы уж очень опасно. Но товар стоящий, можете положиться, — он кивнул на женщину. — Это моя супруга, будьте знакомы.       Он с грубой фамильярностью хлопнул немца по плечу, и тот нахмурился. Дама чинно кивнула в знак приветствия. — Входите, я дома один, — сказал Блад. — Копии, безусловно, лучше, чем оригиналы. Если бы исчезли оригиналы, тотчас все коды заменили бы новыми. А как с этими копиями, полагаете, все в порядке?       Войдя в кабинет, американский ирландец уселся в кресло и вытянул вперед длинные ноги. Супруга его села рядом, аккуратно поставив сумку на колени. Им можно было дать лет шестьдесят — оба высокие, сухопарые, с четкими, будто нарисованными чертами лица. Небольшая козлиная бородка придавала гостя сходство с дядей Сэмом, каким его изображают на карикатурах. Из уголка рта у него свисала наполовину выкуренная, потухшая сигара и, едва усевшись, он тотчас ее разжег. — Собираетесь давать ходу? — заметил он, осматриваясь. Взгляд его упал на сейф, уже не прикрытый занавесью. — Послушайте-ка, мистер, неужто Вы храните в нем все Ваши бумаги? — Почему бы нет? — Шут возьми — в этаком-то ящике? А еще считаетесь шпионом высшего класса, — он фыркнул и посмотрел на жену. — Да любой воришка вскроет его консервным ножом. Знай я, что мои письма брошены в такой вот сундук, я бы не свалял дурака, не стал бы Вам писать. — Ни одному воришке с этим сейфом не справиться, — ответил Блад. — Металл, из которого он сделан, не разрежешь никаким инструментом. — Ну, а замок-то? — Замок особый, с двойной комбинацией, понимаете? — Ни черта не понимаю. — Чтобы открыть такой замок, требуется знать определенное слово и определенное число. — Блад поднялся и показал на двойной диск вокруг замочной скважины. — Внешний круг для букв, внутренний — для цифр. — Удивительно, — сказала дама с сильным акцентом. — Не так-то просто, как вы думали. Я заказал его четыре года назад, и, знаете, какие я выбрал слово и число? — Понятия не имею. — Так вот, слушайте: слово — «Мориарти», а число — 2016, поняли? Год, когда мне перейдет власть.       Лицо американца выразило восхищение: — Вот это ловко, ей-Богу! То есть в самый раз угадали! — воскликнул он удивленно. — Да, кое-кто из нас мог уже тогда предвидеть точное время, — самодовольно ответил Блад. — Ну вот, теперь время пришло, и завтра утром я сворачиваю все дела. — Послушайте, мистер, Вы и нас должны отсюда вытащить, — сказала женщина. — Мы в этой треклятой стране одни не останемся. Завтра Ваш Хозяин перед смертью встанет на задние лапы и начнет бушевать. Мы предпочитаем поглядывать на нее с бережка по ту сторону океана. — Но ведь вы американские граждане! — Ну и что же? Мистер британское правительство не станет с вами целоваться, если заявить ему, что Вы американец, — хмыкнул мужчина. — «Здесь у нас свои законы, британские» — вот что он скажет. Сдается мне, Вы не очень бережете людей, которые на Вас работают. — Что Вы хотите сказать? — спросил Блад резко. — Ведь Вы их как бы Хозяин, верно? И Вам полагается следить, чтобы они не влипли. А они то и дело влипают, и хоть одного из них Вы выручили? К нашей с женой квартирной хозяйке явились какие-то типы, расспрашивали о нас. Я, как о том услышал, пора, думаю, смываться. Но вот чего я не пойму, мистер, как это полицейские ищейки пронюхивают о таких вещах? Не совестно Вам предавать своих?       Блад побагровел от гнева: — Как Вы смеете так со мной разговаривать? — Не было бы у нас смелости, мистер, не пошли бы я к Вам на такую работу, — ответила женщина. — Но Вам выкладываем все начистоту. Я слыхала, что, как только агент сослужит свою службу, Вы даже рады бываете, если его уберут.       Хозяин дома вскочил с кресла: — Вы имеете наглость заявлять мне, что я выдаю собственных агентов? — Этого мы не говорили, мистер, но где-то тут завелся доносчик или кто-то работает и нашим, и вашим, — ответил гость. — И Вам надлежало бы раскопать, кто же это такой. Мы-то, во всяком случае, больше шею подставлять не будем. Перекиньте нас в Нидерланды, и чем скорее, тем оно лучше.       Блад подавил свой гнев: — Мы делаем слишком важное дело, чтобы ссориться теперь, накануне победы, — сказал он. — Вы работали отлично, шли на большой риск, и я этого не забуду. Разумеется, поезжайте в Нидерланды. В Роттердаме сможете сесть на лайнер до Нью-Йорка. Все другие пути через неделю будут небезопасны. Так, значит, я заберу Ваш список и уложу его с остальными документами.       Американец продолжал держать пакет в руке и не выразил ни малейшего желания с ним расстаться: — А как насчет монеты? — Что такое? — Насчет деньжат. Вознаграждение за труды. Тот, кто все это мне сварганил, под конец было заартачился, пришлось его уламывать — дал ему еще денег, — он хмыкнул. — А то остались бы мы ни с чем — и Вы, и мы. «Не пойдет дело», — говорит он мне, и вижу, не шутит. Но вторая часть суммы свое дело сделала. Так что уж пока не получу своего, бумаг не отдам.       Блад улыбнулся не без горечи. — Вы, кажется, не очень высокого мнения о моей порядочности, — сказал он. — Хотите, чтобы я отдал деньги до того, как получил бумаги. — Что ж, мистер, мы люди деловые. — Хорошо, пусть будет по-вашему. — Блад сел за стол, заполнил чек, вырвал листок из чековой книжки, но отдавать его не спешил. — Раз уж мы, мистер Олтемонт, перешли на такие отношения, я не вижу резона, почему мне следует доверять вам больше, чем вам мне. Вы меня понимаете? — добавил он, глянув через плечо на американца. — Я положу чек на стол. Я вправе требовать, чтобы вы дали мне сперва взглянуть на содержимое пакета и уж потом взяли чек.       Не говоря ни слова, американец передал пакет. Фон Борк развязал бечевку, развернул два слоя оберточной бумаги. Несколько мгновений он не сводил изумленного взгляда с небольшой книжки в синем переплете, на котором золотыми буквами было вытиснено «Практическое руководство по разведению пчел». Но долго рассматривать эту неуместную надпись ему не пришлось: четкий удар чем-то тяжелым прилетел ему по затылку, и он упал, хватаясь за голову. — Что за черт? — воскликнул он, поднимая глаза на нападавшего, и тут же замер.       Женщина, что казалась ему весьма пожилой, твердо стояла на ногах, сжимая в руках пистолет, направленный дулом ему в лицо. — Знаете, Блад, Вы сказал много гадостей, — она ухмыльнулась, продолжая говорить с акцентом. — И при том совсем не удивились, когда Ваш гость притащил на встречу престарелую супругу, — она подняла руку и, подсунув пальцы под линию волос у лба, стянула с головы седой парик вместе с утягивающей волосы шапочкой и подняла глаза на своего подельника. — Не поможешь? — ее спутник тут же подошел ближе, направляя на Блада пистолет, а «старуха» отошла чуть в сторону. — И вот беда, именно эта старуха — Ваша погибель, — пленник повернул голову, наблюдая, как женщина стягивает с лица силиконовую маску и что-то достает из глаз — очевидно, линзы. — Есть в русской классической драматургии принцип «чеховского ружья» — ничего в пьесе не появляется просто так, позже оно должно выстрелить, — она распрямилась. Комната осветилась лучами фар нескольких машин, подъезжающих к дому. Женщина едва слышно хмыкнула, достала что-то из нагрудного кармана и наклонила голову. Блад замер, потому что понял, что женщина надевает очки. — Так вот: я и есть это чеховское ружье.       Она обернулась, и Блад застонал, понимая, что он в ловушке.       Перед ним стояла доктор Софи Конан Дойл. — Спасибо за последнюю услугу, Майк, — сказала женщина, вновь приближаясь к пленнику. Она достала из кармана маску, закрыла ей лицо и накинула капюшон плаща. — Теперь — уходи, через минуту здесь будут мои люди.       Майкрофт Холмс — а это именно он скрывался под такой же силиконовой маской престарелого американца, кивнул и, не прощаясь, двинулся вглубь дома, направляясь к черному ходу, у которого его уже ждала машина. Когда он вышел из комнаты, через другую дверь в нее вошли несколько мужчин в костюмах. — Что Вы хотите сделать? — прошептал Блад. — Ничего, — улыбнулась Конан Дойл, хотя он ее улыбки увидеть не мог. — Завтра день платы по счетам. Все случится завтра. — Я с Вами поквитаюсь, — проговорил он медленно, отчеканивая слова. — Пусть на это уйдет вся моя жизнь, но я с Вами сквитаюсь. — Милая старая песенка, — сказала Софи. — Сколько раз я слышала ее в былые годы! Любимый мотив блаженной памяти Джима Мориарти. И полковник Себастьян Моран, как известно, тоже любил ее напевать. А я вот жива по сей день. — Будьте Вы проклята, дважды изменница! — крикнул Блад, испепеляя Конан Дойл ненавидящим взглядом. — Нет-нет, дело обстоит не так ужасно, — ответила та. — Как Вам доказывает моя речь и речь моего спутника, уже покинувшего нас, мистер Олтемонт из Чикаго — это, по существу, миф. Как и многие другие Ваши информаторы. — И почти вся информация шла от Вас! — воскликнул он, все осознав. — Чего же она стоит? — Материал у Вас, конечно, не совсем надежный, — сказала Софи. — Он требует проверки, но времени у Вас на то мало. Ваши люди обнаружат, что новые пушки крупнее, а крейсеры ходят, пожалуй, несколько быстрей, чем они ожидали, — в отчаянии Блад вцепился в собственное горло. — В свое время обнаружится, несомненно, и еще много неточностей, — продолжила Конан Дойл. — Вы не можете быть на меня в претензии, раз, одурачив столько народу, Вы оказались наконец одурачены сами. Вы старались на благо своей цели, а я — на благо своей. Что может быть естественнее? И кроме того, — добавила она отнюдь не злобно, — все же лучше погибнуть от руки благородного врага, — женщина обернулась и посмотрела на мужчин, все еще смирно ожидающих приказа. — Все бумаги — сейчас же сжечь. Блада поднять, связать и посадить в машину.       Софи убедилась, что все бумаги из сейфа и драгоценного чемодана Блада были преданы огню, а потом вышла с двумя агентами и приблизилась к машине, куда усадили пленника. — Надеюсь, Вам удобно, насколько то позволяют обстоятельства? — спросила она. — Вы не сочтете за вольность, если я зажгу сигарету и суну ее Вам в рот?       Но все эти любезности были растрачены впустую на взбешенного Блада: — Я полагаю, Вы отдаете себе отчет в том, что если Вы сделаете то, что хотите, это означает войну между моими людьми и Вашими? Если я вздумаю позвать на помощь, когда мы будем проезжать деревню… — Блад, если ты решишь сделать подобную глупость, ты, несомненно, нарушишь однообразие вывесок местных гостиниц и трактиров, прибавив к ним еще одну: «Мужчина в петле». Я создание терпеливое, но лучше не вводить меня в искушение, — Софи улыбнулась под маской. — Нет, Блад, ты спокойно поедешь туда, куда мы повезем.       Мужчина замолчал, Конан Дойл захлопнула дверь машины и сделала несколько шагов в сторону. — Что дальше, Хозяйка? — спросил один из агентов.       Софи посмотрела на залитое лунным светом море и прищурилась: — Скоро подует восточный ветер. — Не думаю, Хозяйка. Очень тепло.       Конан Дойл коротко посмеялась. — Эх! В этом переменчивом веке вы одни не меняетесь. Да, скоро поднимется такой восточный ветер, какой никогда еще не дул на Англию, — задумчиво произнесла она. — Холодный, колючий ветер, — Конан Дойл повернула голову и кивнула. — Заводите машины, пора ехать. У меня тут чек на пятьсот тысяч фунтов, нужно завтра предъявить его как можно раньше, — она похлопала по карману. — А то еще, чего доброго, тот, кто мне его выдал, приостановит платеж.

***

— Здравствуй, братец, — разрезал тишину комнаты голос.       Холмс перевел взгляд в сторону источника звука и несколько мгновений молчал, глядя на гостя. — Здравствуй, Том, — кивнул он. — Или лучше называть тебя Эвр? — Назовешь меня так — и я буду обращаться к тебе исключительно «Уильям», — откликнулся тот, проходя вглубь комнаты. — Я присяду? — он указал на кресло Конан Дойл. — Ты призрак, и мы находимся в моих чертогах разума, — заметил Шерлок. — Так что садись, куда тебе угодно. — Замечу, что, раз мы в твоей голове, я не призрак, а плод твоего воображения, — ехидно проговорил Том, усаживаясь в кресле. — Ты пришел, чтобы умничать? — Я пришел, потому что ты захотел, Шерлок, — Хидстоун наклонился вперед, упираясь в колени локтями. — Что тебе нужно?       Детектив молчал несколько секунд: — Я думал о «Мориарти», а не о тебе, — наконец ответил он. — Так я и есть Мориарти, — криво улыбнулся его покойный брат. — Нет, Том, не ты, — Холмс повернул голову и посмотрел на стену с диваном. — Ты знаешь, кто. — Знаю, — со вздохом ответил Хидстоун, откидываясь на спинку кресла. — И знаю, за что она меня убила. И Магнуссен, и я шантажировали ее секретами прошлого. Джим шантажировал ее же прошлым тебя. Ты думал, что мы о той истории с ее покойником-мужем, — Том коротко посмеялся. — Джим говорил про это, да. А вот мы с Чарльзом — про то, кем она стала после смерти Джима. — Хитро, — откликнулся Шерлок, складывая руки в молитвенном жесте. — Ложь одна, но сколько «если», от которых зависит, насколько она разрушительна. — Что ты планируешь делать? — Ничего, — честно ответил Холмс. — Ничего — в ближайшие сутки. Я дам ей фору, а потом пойду по ее следу. — Зачем? — Чтобы поймать, разумеется. — Но ты сам ее отпустил, — заметил Хидстоун. Он покачал головой и окинул комнату взглядом. — Нет, Шерлок. Ты даешь ей фору, чтобы никогда ее не найти. Потому что если ты ее найдешь, то тебе придется ее поймать.       Детектив молчал и смотрел на призрак брата: — Почему ты так считаешь? — Напомню, я голос в твоей голове, — Том указал пальцем на свой висок. — Это ты так считаешь, — он ухмыльнулся. — Дьявол в деталях, Шерлок, ты всегда знал, что это она, ты обвинил ее в первый же день расследования, в канун Нового года. Она ничего не отрицала, а ты предпочел не думать об этом, — ухмылка сползла с его лица, и он заговорил серьезно. — У вас обоих есть раны, что не скоро затягиваются, но вы так давно с ними живете, что привыкли и не замечаете. У боли длинные корни, Шерлок, и есть только один способ выкопать их — простить. В твоем случае — и ее, и себя. — Такое можно простить, ты считаешь? — Это ты так считаешь, — снова повторил Том, указывая на висок. — Знаешь, не зря ее имя в древности выбрали для обозначения мудрости, достичь которой невозможно без глубины чувств. Дело в том, что она, зная твои чудовищные черты, никогда не убирала своей ладони из твоей руки. Она бросалась за тобой во тьму и подталкивала к возвращению на свет, — он наклонился вперед. — Такие женщины опасны своей верностью и редкостью, ибо из-за них обнажаются кинжалы, разбивается хрусталь, скупаются розы, возникает бессонница и пишутся стихи. Их хочется запоминать, защищать, но, самое главное, от таких, как она, в мужском сердце стремительнее сгущается тьма в порывах ревности, а в мирные дни также быстро расцветает покой. Их именуют роковыми, единственными или же, в прошлых веках… — он горько улыбнулся. — Ведьмами, — Хидстоун развел руками. — Мы братья, Шерлок, нет ничего удивительного, что нам нравятся похожие женщины. Она была и моей музой. Но есть одно большое отличие, — он поднял указательный палец. — Для меня, забывшего свое детство и болезнь, искавшего эмоций и впечатлений, она была ангелом в обличии демона. Непокорная, гордая, своенравная, острая на язык, — Том указал на брата. — А для тебя, запиравшего чувства и не искавшего покоя, она оказалась самим дьяволом в ореоле святости. — Намекаешь на то, что это мой выбор? — сухо спросил Холмс. — Ты вроде бы один из самых умных людей на свете, Шерлок, но ты такой идиот, — покачал головой Хидстоун. — Это ты сам себе намекаешь.

***

      Ее жизнь уже не делилась на настоящее, прошлое и будущее — все стремления, мечты и желания остались где-то за чертой, в тех нескольких часах, когда тайное стало явным, и той квартире, которую она всей душой любила, но не могла больше называть своей.       Так что же с ней стало? Ответ был прост: с ней приключилась жизнь. Та, которая была реальной, та, в которой не было принцев на белом коне, а злодеи не просто выходили сухими из воды, они выходили победителями из любой передряги. Таковой была реальная жизнь. И в этой истории Софи была злодеем. — Что это? — Конан Дойл зашла в пустой зал какого-то давно заброшенного здания на окраине Лондона. — Блад, Хозяйка, — сказал ее сопровождающий. — Я спросила не «кто это», а «что это», — она посмотрела на него. — Поверьте, мистер Гейзмонд, каждого из вас я знаю в лицо.       Тот едва заметно поежился: — Он пытался устроить бунт после убийства священника, — пояснил мужчина. — Именно он приложил руку к тому, чтобы данные разведки попали в сеть. Хозяйка? — Софи обернулась. — Никто не знал, что они фиктивные. — На то и был расчет. Почему я на это смотрю? — она скривила губы под маской. — Вы не знаете механику работы в таких случаях? — Все остальные сообщники ликвидированы, Хозяйка, — кивнул сопровождающий. — Но он сказал, что хочет поговорить с Вами. — Я не Господь-Бог, мистер Гейзмонд, — нахмурилась Конан Дойл. — Впрочем, даже интересно, что такого он может мне сказать.       Она прошла через помещение. Огромный зал был пуст, но из темноты за ней наблюдало не меньше дюжины глаз. Когда доктор приблизилась к привязанному к стулу мужчине, он поднял на нее глаза: — Хозяйка. — Здравствуй, Блад, — она сложила руки на груди. — Хочешь сбросить груз с души перед смертью? — Меня оклеветали, Хозяйка, — мужчина снова опустил глаза. — Прошу, пощадите. — Это все? — Да. — Ты скомпрометировал организацию, — непреклонно произнесла Конан Дойл. — За такое прощает Бог, а я лишь организую встречу. Прощай, благодарю за службу.       Блад на мгновение сжался, а потом вдруг начал безумно брыкаться, пытаясь вскочить со стула. Софи не дернулась. — Тварь! — крикнул он. — Гребанная тварь! Я умру, как мученик! Меня будут помнить! — Ох, Господь милосердный, — Конан Дойл отвернулась. — Заканчивайте, парни. — Ты! Плевать, что ты можешь! Слушайте все! — из темноты послышались шаги сразу нескольких людей. — Слушайте! Ее сестру зовут Екатерина… Она в Москве, слушайте!       Конан Дойл остановилась и подняла руку. Шаги стихли. Она обернулась: — Что ты сказал?       Это, конечно, было очевидно. Тот, кто пытался свергнуть Конан Дойл, разумеется, и был тем человеком, что шантажировал ее, упоминая сестру. Однако Софи не могла предположить, что Блад настолько глуп, чтобы начать шантажировать ее этим прямо сейчас. — Твоя сестра! Я знаю, кто ты — я мог бы сказать прямо сейчас, но нет! Пусть лучше ты живешь, а вот сестра твоя сдохнет в муках за то, что ты сделала. Слушайте, ее адрес…       Пока он говорил, Конан Дойл посмотрела вокруг себя и зацепилась взглядом за что-то в ближайшей куче мусора. Сделав шаг, она протянула ладонь и вытащила что-то оттуда. Металлический скрежет разнесся под куполом здания, и Блад замолчал — он не видел, что оказалось в руках у доктора. — Я пыталась быть милосердной, — тихо сказала Конан Дойл, приближаясь к нему. — И ты мог бы проклясть меня, если это облегчило бы твой уход — мне плевать. Но послушай меня внимательно, Блад, и постарайся запомнить, потому что это, вероятно, последнее твое воспоминание, — она подняла руку, и мужчина наконец увидел, что она держала в руках кусок арматуры. — Никто не смеет трогать мою семью, — и она с полного размаха ударила пленника по ногам. Тот закричал от боли, и люди в темноте вновь стали приближаться. — Стоять! — все замерли. — Я сама. — Сволочь! — завопил Блад. — Да чтобы ты… — Выполнять! — крикнула Конан Дойл. — Запомни. Запомни, пока можешь. — Не обещаю, что ты будешь жить долго, — она отбросила арматуру, наклонилась к Бладу, оторвала кусок собственного плаща и зашептала так, чтобы слышал только он. — Но пока ты будешь жив, ты будешь помнить, что обрек на смерть всех, кто был в этом здании, — пленник только хрипел в ответ. — Никто отсюда не выйдет. Никто не вынесет из этого здания имя моей сестры, — она толкнула ногой стул пленника и засунула кусок ткани ему в рот. — Потому что вам, недоумкам, никогда до нее не добраться. Пока я жива, она вам не по зубам, ясно тебе?       Люди вокруг не слышали, что она говорит, но шелест ее шепота разносился под сводом помещения, превращаясь едва ли не в змеиное шипение. — Нет… — прошептал тот. — Да, — сухо сказала Софи. — Я пришла за этим, но ты очистил мою совесть, теперь это куда более оправданно, — закончила она и повернулась к тем, что до сих пор стоял в темноте. — Я благодарю мистера Блада за службу, господа, — громко сказала Конан Дойл.       Она отвернулась сделала несколько шагов в сторону, когда из мрака выступили несколько агентов «Мориарти». Блад взвыл. Раздалось не меньше десятка выстрелов, и Софи протянула руку к лицу, сняла с себя маску и отбросила ее в сторону, сильнее надвинув капюшон на лоб. Затем она кивнула, оборачиваясь на изуродованное тело своего последнего врага: — Перейдем в восточное крыло, — сказала она. — Все уже собрались.       Она пошла к выходу — и все, кто был в помещении, последовали за ней. Конан Дойл шла по бетонному коридору давно заброшенного склада, вслушиваясь в шаги агентов, следовавших за ней в молчании. — Где Байт? — спросила она у одного из них, когда они оказались в нужном помещении. — Не приехал, Хозяйка, — тихо ответил мужчина, опуская глаза. — Что же, тем хуже для него, — откликнулась Софи. — Занимайте свои места, господа, — она указала рукой вперед.       Они стояли на небольшом возвышении, с которого по обе стороны вниз — в складское помещение — шли две лестницы. Конан Дойл окинула взглядом огромный зал, заполненный мужчинами в черных костюмах. Это был день платы по счетам. Это была общая встреча всех агентов «Мориарти», работавших по всему миру.       Хозяин собрал их сегодня под предлогом новой главы в их истории. Что же, она не соврала. Агенты, шедшие с ней, спустились вниз, и она подошла к краю возвышения — к перилам.       По залу прошла волна шепота — агенты поворачивались на Конан Дойл, пытаясь разглядеть ее лицо, скрывающееся по капюшоном. Она подняла правую ладонь, и гул стих. Несколько сотен пар глаз смотрели теперь только на нее. — Здравствуйте, джентльмены! — сказала она громко — так, чтобы ее слышал каждый, и опустила обе руки на перила. — Как выглядят убийцы? Ну, как вы, и я, как мы все. Пылкие, хладнокровные, и у них всегда есть главная общая черта: убийцы чувствуют себя выше правил и законов, написанных для простых смертных. Под это описание подходят все в этой комнате. Мы сила, господа. Мы власть. Завтра мы будем диктовать миру, по каким правилам ему жить.       Конан Дойл подняла ладонь, скидывая с головы капюшон. Когда ее лицо стало видно, по залу прошла еще одна волна шепота: — Меня зовут Софи Конан Дойл. Я ваша хозяйка. Я глава «Мориарти», — она раскинула руки в стороны. — Я скрывалась и пряталась, так же, как и все вы. Хватит! Я не буду больше прятать свое лицо! Завтра мы, господа, станем править этим миром, и никто из вас больше не будет отсиживаться в тени, — она оперлась о перила обеими руками. — Я уже передала мистеру Гейзмонду план нашего завтрашнего дня, — женщина указала на слугу, и он поднял вверх папку с бумагами. — Завтра мы атакуем пятнадцать крупнейших столиц и городов мира. Среди них — Лондон, Москва, Рим, Ватикан, Вашингтон, Гаага, Цюрих и другие, — агенты молчали. — Вы не будете участвовать в захватах. Нами нанят расходный материл — наемники, которые положат свои жизни на алтарь нашей победы, — раздались восторженные возгласы. — Вы будете руководить. Здесь присутствует 250 человек, — Конан Дойл провела рукой, окидывая этим жестом всех присутствующих. — В мире 256 стран, каждому из вас достанется своя, а кому нет — те войдут в высочайший совет, который возглавлю я. Мы совершим несколько тысяч терактов в ближайшие десять дней, даровав нашим наемникам вечную жизнь в раю. И через десять дней мы одни будем править миром!

It all fell, it all fell down, it all fell down

Всё рухнуло, всё рухнуло, всё рухнуло,

      Агенты «Мориарти» восторженно закричали, а через пару мгновений начали скандировать слово «Хозяйка». — Нет! — крикнула Конан Дойл. — Каждый из вас отныне будет Хозяином!       Волна восторга окончательно захлестнула толпу. — Гейзмонд разобьет вас на группы и расскажет все, что вам нужно знать! Учите, господа, ибо этой последняя настоящая ваша работа перед вечной радостью победителей!

It all fell down, it all fell down, it all fell down

Всё рухнуло, всё рухнуло, всё рухнуло.

      Толпа взорвалась криками радости, и обратила все внимание на указанного Конан Дойл агента. Софи еще мгновение смотрела на них, а потом отступила назад и покинула помещение.       Когда Конан Дойл оказалась на улице, ее даже не удивила стоящая у входа черная машина. И совершенно не смутил очень хорошо знакомый ей человек, стоящий у капота: — Не мог пропустить, — сказал Майкрофт. — В твоих записях сегодняшний день стоит, как «день платы по счетам».

It all fell down, it all fell down, it all fell down

Всё рухнуло, всё рухнуло, всё рухнуло.

— Что ж, — Софи посмотрела на телефон. — Тогда подбрось до Лондона.       Когда они сели в машину, Конан Дойл опустила руку в нагрудный карман пальто и достала оттуда небольшое устройство с экраном и клавиатурой. Она нажала несколько клавиш, вводя пароль и повернула небольшой ключ в верхнем углу панели.       Конан Дойл подняла глаза от устройства и посмотрела в зеркало заднего вида — то же самое в этот момент сделал Холмс-старший. Несколько секунд ничего не происходило, а потом все здание, от которого они отъехали, взлетело на воздух.

And all I gave you is gone

Всё, что я подарила тебе, пропало,

Tumbled like it was thrown

Разбилось, будто брошенное.

Thought we built a dynasty that heaven couldn't shake

Мне казалось, мы создали неподвластную небесам династию.

      Взрывы продолжались целую минуту — и каждый хлопок не оставлял никому в убежище «Мориарти» ни одного шанса на спасение.       Конан Дойл перекрестилась под пораженным взглядом Майкрофта. — Куда ты теперь? — спросил Холмс-старший через десять минут, когда машина остановилась у тротуара. — Кажется, это было последнее твое дело. — Почти, — Конан Дойл кивнула. — Но осталось еще кое-что, — она задумчиво посмотрела через лобовое стекло на улицу. — Мне нужно туда… Туда, где настоящий Мориарти вышел из игры, — она перевела взгляд на собеседника. — Возможно, там я найду ответы на свои вопросы.       Холмс кивнул: — Ты можешь рассчитывать на мою поддержку, Софи, — тихо сказал он. — Соня, — поправила его Конан Дойл, а потом улыбнулась и протянула ему ладонь для рукопожатия. — Я буду скучать, Майк.       Тот чуть прищурился, но принял ее руку: — Англии будет тебя не хватать, Соня, — ответил мужчина.       Когда она вышла из автомобиля, он несколько секунд смотрел ей вслед, а потом отвернулся, несколько раз быстро моргнул и посмотрел на водителя: — На Бейкер-стрит. Так быстро, насколько это возможно.

***

— Ты знал, верно? — без приветствия спросил Шерлок, когда Майкрофт вошёл в комнату.       Тот лишь на мгновение остановился, а потом твёрдым шагом приблизился к креслу Софи и опустился в него, поставив рядом с собой портфель и зонт. — Пожалуй, да, у меня были подозрения, — ответил он брату. — Подозрения? — тот скривился. — Твои агенты так плохо работают? — Они работают настолько же хорошо, насколько её агенты, — вдруг произнёс Майкрофт. Детектив прищурился. — Никто из «Мориарти» не знал, кто она такая до сегодняшнего дня. — И что произошло сегодня? — Её прощальный поклон, — Холмс-старший положил на колени портфель, достал из него папку и протянул её брату. — Она передала мне все дела «Мориарти»… И попрощалась с большей частью агентов на заброшенных складах в пригороде. Бомбезно. Во всех смыслах.       Шерлок сморщился и отвел глаза. — И всё же ты знал с самого начала, не так ли?       Майкрофт молчал несколько мгновений, а потом вернул папку с записями, которую брат так и не принял, себе на колени. — Знал я с того момента, когда она пришла ко мне после инсценировки собственной смерти, — тихо ответил он.       Сыщик снова посмотрел на него: — Сама призналась? — Да. — Зачем?       Холмс-старший только опустил голову и хмыкнул: — Кто же поймёт, зачем она это сделала? — он вновь поднял глаза на брата. — Она спасала нас с тобой, — собеседник молчал, и Майкрофт продолжил. — Она сказала, что у неё бывают… Видения, размытые образы, которые позволяют ей знать, что будет. Она думала, что у нас с тобой есть сестра, запертая где-то далеко в строго охраняемой тюрьме. Такое учреждение, которое она описывала, действительно есть, но Софи Конан Дойл о ней знать не могла. Мориарти — мог, — сыщик стиснул зубы, а Холмс-старший продолжил. — Она говорила, что предвидела выстрел Норбери в океанариуме… — Она мне об этом говорила.       Майкрофт кивнул: — Я не верю, что она видит будущее. Это невозможно. Однако что бы ей не двигало, как бы она не узнала информацию о закрытой тюрьме, наличии у нас в семье ещё одного ребёнка и прочем… Она не гонится за властью и деньгами. Она отдала мне всё. — Зачем ты мне это говоришь? — он склонил голову, глядя на собеседника. — Я ловил Мориарти, опаснейшего преступника нашего столетия. Если бы не удалось избавить от него мир, моя жизнь была бы прожита не зря — Дело «Мориарти» закрыто, Шерлок, — вдруг ответил брат. — Сегодня утром я отдал Совету все данные о членах группировки, ответственных лицах, штаб-квартирах и планах, которые она мне отдала. Софи уничтожила на складах 250 человек. На свободе осталось ещё 110, отправленные ей на «задания» в пятнадцать городов по всему миру. За ними прямо сейчас едут представители МИ-5 и МИ-6. Остались только наёмные рабочие, контрактники, за неимением лучшего слова… Основную массу Софи уничтожила сама, — он помолчал, вытащил лист из папки и посмотрел на него. — Здесь — её последняя запись. В дни своей мнимой смерти она разослала приглашение всем тем, кто имел влияние в организации — этого здесь, разумеется, не указано, но даты сходятся. В её записях день встречи отмечен, как «день платы по счетам». Это сегодня. По её же записям — она указывает, что погибнет вместе со своей организацией, а все документы перед смертью передаст мистеру Шерлоку Холмсу с просьбой не раскрывать её личности, дабы дать ей возможность уйти с честью вместе со своими людьми. По её словам, мистер Холмс виртуозно выследил её, но дал ей возможность уйти на своих условиях.       Детектив замер: — Она мертва? — Она ушла, — Майкрофт посмотрел сыщику прямо в глаза. — Она рассчитывает уехать из Англии навсегда.       Холмс-младший откинулся на спинку кресла, крепко сжав руками подлокотники. — Раз ты передал Совету эту информацию, её будут искать. Никто не поверит в её смерть. — В записях нет её имени, — покачал головой его брат. — Всё напечатано, а не написано от руки. На листах нет отпечатков — брала она их только в перчатках. Её не найдёт никто. Кроме тебя. — Она выбрала уйти, так что… — пожал плечами Шерлок. — Если бы ты не раскрыл дело, братец мой, она бы умерла сегодня вместе со всеми погибшими на складах в пригороде, — оборвал его Майкрофт. — Она умеет лгать, но не в вопросах жизни и смерти, поэтому это неоспоримый факт. Она выбрала умереть, потому что знала, что ты не простишь её, а потому сделала всё, чтобы спасти твою шкуру. Снова. В который уже раз? — Пожалуй, число её одолжений мне меньше, чем тебе, — огрызнулся сыщик. — Она умеет бежать без оглядки, братец мой. — Она бежала всю жизнь, Шерлок, — Майкрофт наконец убрал лист в папку. — И она остановилась только здесь, с тобой, начала нормальную жизнь. И бросила ее. Ты не задумывался, почему? — мужчина резко поднялся с места и заходил по комнате. — Она отказалась от шанса спокойно жить, чтобы ты смог это сделать вместо неё. — Я знаю, — вдруг сказал Холмс-младший. Его брат остановился. — И ты беспокоишься о том, что теперь, когда она ушла, я слечу с катушек?       Майкрофт молчал несколько мгновений, а потом заговорил: — Она рассказала мне про колдуна, которого повстречала пару лет назад а Корнуолле, — Шерлок выпрямился в кресле и напрягся. — Говорила, что тот убедил её в том, что вы… Да все мы с ней встретились неслучайно. Якобы у некоей силы есть возможность поворачивать людские жизни так, как заблагорассудится, и случайные встречи — не случайны, — он вздохнул. — Чушь. Недостаточно быть друг другу предназначенными, братец мой. Нужно нечто большее… — он посмотрел на детектива. — В детстве я рассказывал тебе легенду о восточном ветре. О беспощадной, могущественной силе, что сдувает с земли недостойных. А спустя почти тридцать лет к тебе заявилась женщина родом из огромной страны намного восточнее Англии, — он сделал паузу. — Она твой восточный ветер, Шерлок. Это она определяла, достоин ты или нет. Она посчитала тебя достойным жить дальше, пусть даже и без нее. Тебе нужны еще аргументы, чтобы проститься с ней так, как подобает прощаться? Игра затянулась, братец мой, — сухо проговорил Майкрофт. — Она поехала на место твоей самой знаменитой схватки.       Шерлок снова замер и недоверчиво посмотрел на брата: — Полагаешь?.. — Это неоспоримый факт, Шерлок, — кивнул тот. — Она уже приняла решение. И хочет сделать это на своих условиях. — Благодарю за наводку, — детектив поднялся с места. — Ты прав в одном — с врагами нужно уметь прощаться, — он двинулся к двери. — Шерлок! — окликнул его Майкрофт. — Мои слова были не об… — Черт бы тебя, братец мой! — воскликнул детектив, повернувшись на каблуках. — Я посвятил жизнь тому, чтобы ловить преступников. Я могу оправдать убийство, кражу и мошенничество, если это делают ради близких. Да, правда, могу! Но ложь — никогда. — Ты лгал ей не меньше, — ледяным голосом ответил Майкрофт. — Но я не заставлял её год бродить по свету в поисках того, кто был под носом! — Ты заставил её два с половиной года ждать того, что был в могиле, — парировал брат сыщика. Детектив осекся. — И она тебя простила.       Шерлок сделал шаг к собеседник, оказавшись почти вплотную к нему, и прошипел ему в лицо: — Потому что она умеет чувствовать, братец мой, а я — нет, — он прищурился.       Майкрофт молча смотрел в глаза сыщику несколько секунд, а потом наконец всё понял.       Шерлок всегда, с самого раннего детства, с самой потери Рэдбрета боялся только одного — привязанностей. Его не страшили преступники, свистящие над ухом пули или прыжок с крыши госпиталя. Он боялся вновь ослабнуть, потерять трезвость ума и оказаться уязвимым перед тем, кому откроет то, что столько лет скрывал — сердце. — Что бы ты не решил, я на твоей стороне, братец мой, — тихо сказал старший брат. — Она ушла, Майкрофт, — ответил Шерлок. — Я был с тобой раньше и всегда буду рядом. Но запомни, Шерлок, если ты не вернешь Софи Конан Дойл, — он прошел к пустому креслу, потушил сигарету о стоявшую там пепельницу из Букингемского дворца и снова перевел взгляд на собеседника, — не думай, что я буду на твоей стороне, когда придет час расплачиваться за то, что она ушла. — И единственное, что в тебе не вызывало у меня сомнений — это то, что ты умеешь держать слово, — закончил детектив.       Когда он вышел из команды, Холмс-старший опустился в кресло Софи, и, уперевшись локтями в колени, накрыл голову ладонями. Он несколько минут сидел так, не замечая ничего вокруг, а потом вдруг распрямился, достал из кармана телефон и набрал номер. — Мистер Байт? — сказал он в трубку. — Это Майкрофт Холмс. У Вас есть пара минут?