Связь

Степана, после всего, с чем ему пришлось столкнуться в жизни, мало что могло удивить. Но совершенно безобидный молодой человек, внезапно превратившийся в нечто, поразил даже его. Причём, перевоплощения ничего не предвещало, и оно оказалось настолько быстрым, что сначала даже осталось незамеченным, ведь всё внимание Степана занимал в тот момент вёрткий Гуро, которого никак не удавалось достать Ловцом душ. От преследования его отвлёк тихий, но угрожающий рык. А в следующий миг голем, удерживавший помощника Гуро, резко отлетел в сторону. Раздался лёгкий щелчок, и второй голем дёрнулся, а после застыл без движения. Судя по всему, оба результата долгой и кропотливой работы были безнадёжно испорчены этим самым помощником. О нём Завадский был наслышан от Варвары, встретившейся с ним на балу. Кажется, его звали Николай и он занимался писательством. Сам Степан книжными новинками не особо интересовался, предпочитая плодам чьих-то фантазий вещи более содержательные. Но, если судить по этому человеку, писатели нынче странные пошли… Мертвенно бледное, похожее на растрескавшуюся гипсовую маску, лицо казалось безжизненной оболочкой, под которой скрывалась тьма, выплескивавшаяся из глаз. Полностью почерневшие, эти глаза напоминали два бездонных колодца, и смотреть в них было по-настоящему жутко. Темнота не имела никаких полутонов и представляла собой абсолют, поглощавший малейшие всполохи света. Взамен же она не могла предложить ничего хорошего. Степан ненадолго отвлёкся от неё, когда Ловец душ буквально вырвало у него из рук. Предмет переместился к Николаю и завис в нескольких сантиметрах от него. На добычу тот не обратил никакого внимания, сосредоточившись исключительно на Степане. Несомненно, он собирался атаковать, но пока медлил, и, вместо этого, изучающе смотрел на него. Ему было интересно, хотя покрытое трещинами и тёмными разводами лицо не выдавало этого чувства, равно как и иных. Он хотел знать, и собирался получить желаемое безо всяких расспросов. Завадскому показалось, будто нечто холодное и крайне неприятное, словно щупальца, пролезало в его душу, вороша скрытые в ней воспоминания. Тьма сгущалась вокруг и утаскивала обратно в прошлое, предлагая встретиться с тем, что так хотелось забыть, а Николай застыл в ожидании, собираясь прочесть Степана, как раскрытую книгу. Позади раздался шорох. Завадский знал, кто мог приблизиться и не хотел оборачиваться, но понимал, что спутник Гуро всё равно заставит его это сделать. Тьма сгущалась и приобретала человеческие очертания. Анна. Она и раньше приходила к нему, хотя, возможно, это были происки его рассудка. Память была жестока, стерев все облики жены и оставив лишь один — увиденный последним. Мёртвое, искажённое гримасой ужаса лицо, остекленевшие глаза, растрёпанные волосы и изломанное тело. Итог их совместной жизни. Он обещал сделать её счастливой, но лучше бы им было вообще никогда не встречаться. Силуэт двигался ему навстречу и, по мере его приближения, тьму рассеивали огоньки света. Сначала они были бледные, но, постепенно, разгорались всё ярче и ярче. Нарядное просторное помещение, блестевшее позолотой, оживлённые перешёптывания солнечные лучи, проходящие сквозь окна, и среди них, будто сотканная из света, девушка в ослепительно белом подвенечном платье и украшенной цветами полупрозрачной фате. Хрупкая и невесомая, ведомая своим отцом, она шла к алтарю, рядом с которым уже стоял Степан. Да, как же он гордился собой тогда… Завадский всегда думал, что его страстью могла быть лишь наука. Изучению разнообразных веществ и их соединений он посвящал практически всё время, благо, финансовое положение позволяло не думать о более низменных вещах. Некоторые сочувствовали ему, считая, что он лишал себя радости общения с другими людьми, предаваясь скучнейшему занятию в окружении мёртвых реагентов. Но то были глупцы, не знавшие, да и не имевшие возможности понять — каждое вещество имело свой характер и поведение, а их взаимодействие друг с другом порождало такое множество вариаций, а подчас, такие фейерверки эмоций, что люди вряд ли могли сравниться с ними. Степан не мог сказать, что любил всех своих подопечных одинаково. Его фаворитами были эфемерные материи, требовавшие к себе особого отношения — одно неверное движение, и они улетучатся, оставив после себя лишь воспоминание. Или дадут опасное для жизни соединение — встречались в его практике и такие случаи. Разве не напоминали они капризных и переменчивых барышень, которые могли как осчастливить своим расположением, так и жестоко отомстить в случае обиды? С ними нужно было просчитывать каждый шаг и такая игра казалась Степану невероятно интересной. А вот реальные барышни ничего подобного предложить не могли. Если Завадскому всё же выдавалось появиться на каком-нибудь светском приёме, то, как правило, он покидал его разочарованным. Пустые разговоры, дурацкие ужимки, но самое главное — предсказуемость поступков. Могло ли хоть что-то удивить его? Дамы, несмотря на тянувшуюся за Степаном славу чудака, рассматривали его как выгодную партию, и не скупились на своё внимание. Сам Степан не отказывался от него, стремясь обнаружить бриллиант среди камней. Исследовательский дух заставлял его ставить эксперименты и над собой. И однажды, он, похоже, нашёл то, что искал. Знакомые в один голос советовали ему забыть про Анну. Очень печальная, молчаливая и сторонившаяся людей девушка, не имевшая особого приданого, к тому же успевшая навлечь на себя множество сплетен, не вызывала у них никакой симпатии. Сплетни, понятное дело, относились к любовной связи. Здесь не было ничего оригинального — какой-то офицеришко, не знавший, чем бы себя развлечь, решил эту проблему за счет симпатичной барышни, имевшей наивность поверить его красивым речам. Долго это не продлилось. Получив назначение в приграничный город, герой девичьих грёз спешно уехал, даже не попрощавшись. И откуда только любители судачить знали такие подробности? Некоторые особо рьяные говорили также и о ребенке, ставшем плодом этой неудавшейся любви. Только неясно, куда этот ребёнок подевался — то ли умер во младенчестве, то ли был отдан на содержание в семью прислуги. Кто-то доходил в своих фантазиях даже до рассказов о том, как видел, будто Анна укачивала свёрток, только в нём было не живое дитя, а кукла. В общем, светские бездельники уже сами не знали, какую ерунду ещё выдумать о бедной девушке. А Степан, между тем, видел в ней именно те качества, которые так долго стремился найти. Пожалуй, с Анной было сложнее, чем с любым материалом, который Завадскому до этого доводилось изучать. Уже приблизиться к ней, чтобы она не скрылась оказалось трудной задачей. Её сердце было изранено и пускать кого-то туда снова она не хотела. Но Степан действовал аккуратно, и, постепенно, ему удалось, по крайней мере, заслужить доверие. На большее, наверно, и не стоило рассчитывать. Анна приняла предложение стать его супругой. От пересудов общества они решили скрыться в загородном поместье, лишь периодически выбираясь в столицу. Новоиспечённое семейство зажило вполне спокойно. Интерес к жене даже на время вытеснил стремление к научным изысканиям. Омрачало картину лишь отсутствие детей. Но это было больше предметом тревог Анны, нежели Степана. Впрочем, скоро и ему пришлось побеспокоиться — оказалось, кукла в виде младенца у его супруги действительно была, и теперь та нянчилась с нею, будто с собственным ребёнком. Никакие доводы и убеждения не могли заставить её отказаться от этой странной игрушки. Степан не знал, что с этим делать, но вскоре небеса всё-таки сжалились, и у них родилась дочь, после чего жена забыла о кукле. А на дворе вот-вот должен был наступить 1812 год. Завадский, мало интересовавшийся политической жизнью, уж точно не мог ожидать того, что произошло всего через несколько месяцев, но свой гражданский долг отдал сполна, ринувшись в эпицентр событий. Его научные знания пригодились как нельзя кстати, правда, это было единственное, что он мог предложить. Вояка из него вышел посредственный. Степан сам удивлялся, каким чудом ему удалось выжить. Он вернулся домой, тогда как многие другие забылись вечным сном, напоминая о себе в кошмарах, теперь преследовавших его практически каждую ночь. Вместе с кошмарами пришла и мысль, не дававшая теперь покоя ни днем, ни ночью. Она зудела, словно назойливый комар, терзая и без того измученный рассудок. Мысль эта была о хрупкости человеческой жизни. Люди считали себя венцом творения, но могли ли они претендовать на это гордое звание, будучи настолько несовершенными? Тихий островок семейной жизни, где Степан, казалось, мог забыть о пережитом, перестал приносить радость. Он обзавёлся новой целью — понять, можно ли превзойти слабость человеческой природы. На супругу времени оставалось всё меньше, но та, в основном, занималась с Варей, поэтому ничего Степану не высказывала. Она завела привычку писать множество писем. Наверно, ей удалось найти подруг для общения. В том, что Анна общалась именно с ними, Завадский никогда не сомневался. Его главный соперник — офицер — погиб в одном из сражений. Супруге Степан об этом говорить, конечно же, не стал — зачем бередить старые раны? Он не исключал того, что Анна могла узнать о произошедшем из других источников, но, по крайней мере, с ним она ничего не обсуждала. Да и сам Степан не особо интересовался. Вообще, с течением времени, его увлечение Анной постепенно угасало — для него это был уже вполне изученный объект, а жадный до впечатлений разум всегда требовал нового. Вот наука никогда его не разочаровывала, а с появлением сложного вопроса, требующего решения, страсть к ней разгорелась с невероятной силой. Судьба, казалось, решила помочь Степану в его чаяниях. Через некоторое время он стал обладателем старинного алхимического трактата, где пожелавший остаться неизвестным автор изложил секреты изготовления эликсира бессмертия. Завадский, конечно, был настроен скептически, кроме того, написанное пришлось расшифровывать, проведя довольно кропотливую работу. После длительных корпений над мудрёным текстом, он уже тешился надеждами, но итог разочаровал — никакого эликсира у Степана так и не вышло. Видимо, текст был написан очередным шарлатаном или шутником, и ценность имел, разве что, историческую. Но, даже потерпев столь унизительное поражение, остановиться Завадский уже не сумел — тайны манили его. Он стал охотиться за источниками специфических знаний: оккультными книгами, древними свитками, рассуждениями мудрецов прошлого. Степан верил, что были те, кто сумел шагнуть за границы скудного человеческого понимания и постичь неизведанное. Так прошло несколько лет. Степан охотился за знаниями, и не придавал значения тому, что происходило в его семье. Он отмечал, конечно, что Анна осунулась и стала даже печальнее, чем в первое время их знакомства, но помочь ей ничем не мог, да и не пытался, тем более, что не так уж она была и одинока — письма для своих неизвестных собеседников писала регулярно. Да и подросшая дочь должна была её радовать… Но здесь нашлась причина для так нелюбимых Степаном конфликтов. Шестилетняя Варя, со свойственной её возрасту любознательностью, стремилась попасть в лабораторию отца. Степан не считал нужным её ограничивать — видимо, любовь к неизведанному дочь унаследовала от него. Внешне она так же имела сходство больше с ним, нежели с матерью. Анна, совершенно далёкая от науки, проявляла недовольство. Возможно, считала опасным присутствие химических реагентов рядом с малолетней девочкой, а может, просто ревновала. На этой почве у них происходили непрестанные споры. Но если бы все проблемы заключались только в спорах… Анна каждую ночь стала видеть кошмары. Оказалось, в них её преследовала кукла. Та самая, с которой супруга нянчилась до рождения дочери, а после — забросила куда подальше. И вот теперь та почувствовала себя обиженной и мстила, приняв облик Вари. Если бы эта история касалась кого-то другого, Степан бы посчитал её занятной и, в чём-то, даже забавной, тем более, что кукла не совершала никаких агрессивных действий и просто таращилась на Анну стеклянными глазами. Да только в отношении собственной семьи происходящее выглядело совершенно не смешно, и грозило обернуться проблемами. Степан всерьёз задумался над тем, не могли ли его опыты с реагентами привести к такому состоянию жены. Но никто из слуг не жаловался, а Варя вообще постоянно вертелась рядом, и тоже не страдала. Впрочем, лекарь, пришедший к супруге, на время утихомирил беспокойство. — Ничего серьёзного. Дамы часто страдают повышенной мнительностью, — сказал тогда врач, выписав травы и посоветовав выехать на воды — сменить обстановку и нервы привести в порядок. Степан последовал его совету. На удивление, это помогло. Кукла оставила Анну в покое, да и вообще, во время поездки они словно вернулись в самое начало своей семейной жизни. Степан уже и забыл, когда он последний раз так спокойно прогуливался, держась с женой за руки, и наблюдая за неугомонной Варей радостно бегавшей поблизости. Стоили его научные изыскания потери таких моментов? Но разве он мог изменить себя? Безмятежное настроение продержалось и некоторое время после возвращения домой, а после жизнь вошла в привычную конфликтную колею. Кошмары вновь начали тревожить Анну, более того, и бодрствуя она стала шарахаться от кого-то невидимого. А её характер стал по-настоящему вздорным. Степан стремился скрыться от этого в мире формул и расчётов. У супруги же, в довершение ко всему, появился сильный страх за дочь. Она хотела постоянно находиться рядом с ней и требовала, чтобы та не ходила в отцовскую лабораторию. Варя спорила и не слушалась. Степан иногда вмешивался, но чувствовал себя невероятно уставшим от всего этого. Больше всего ему хотелось, чтобы его просто оставили в покое и не мешали заниматься любимым делом. Наверно, можно было найти решение проблем. Но Степан не особо с этим торопился и, в итоге, не успел. Могло ли что-нибудь стереть из памяти тот день? Степан находился в своей библиотеке, когда в кабинет за стеной вбежал слуга, пронзительно кричавший его имя. Варя что-то разбила в лаборатории. Нет, она не пострадала, а вот Анна словно впала в безумие. Подхватив дочь на руки, супруга пустилась в бегство, будто спасаясь от чего-то, изрядно её напугавшего. Никто не сумел ей воспрепятствовать — в хрупком теле пробудилась небывалая мощь, позволившая растолкать всех на своём пути. Анна сбежала вниз и прыгнула в запряжённую бричку, на которой недавно вернулись слуги, ездившие с поручением в город. Пристроив дочь рядом она рванула поводья и была такова. Несколько человек уже отправились вдогонку. Дальнейшего слуга не знал. Конечно, Степан тут же кинулся на поиски жены и дочери. От поместья шла лишь одна дорога, что значительно облегчало выбор направления — куда ещё можно было уехать на бричке? Погоня не заняла много времени и очень скоро перед Степаном развернулась ужасающая картина. Сначала он увидел лошадь, хрипевшую рядом с бричкой в тщетных попытках подняться. Затем — скрюченную женскую руку. Здесь он замер, и его опередили слуги, ринувшиеся поднимать перевернутый экипаж, с криками о том, что нужно помочь госпоже. Пару секунд Степан не мог понять, какой госпоже, ведь не могла же это быть его супруга. Но то была Анна, и помощь ей уже не требовалась. На побелевшем, искажённом от страха лице ярко выделялась алевшая на губах кровь. Дочь, вылетевшая из брички, лежала поодаль. Она оказалась жива… Несколько приглашённых из Петербурга докторов, после долгих осмотров и обсуждений, лишь развели руками. Они не могли сказать даже, сколько ещё Варя могла прожить. О выздоровлении и речи не шло. Степан тогда не задавался вопросами о том, кто был виноват в произошедшем, равно как и не оплакивал жену. Он искал выход. И, понимая, что никакие достижения современной науки не сумеют ему помочь, решил обратиться к силам, превосходящим человеческие. Степан уже было собирался отправиться искать в книге способ призыва демона для заключения сделки, но тут в комнату постучал слуга и сообщил о прибытии странного гостя. Брезгливость его тона и несколько ошеломлённый вид говорили о том, что гость не из приятных. Это показалось интересным и, вместо того, чтобы отослать посетителя прочь, Степан вышел к нему. Едва увидев пришедшего, Завадский понял, что именно вызвало у слуги столь неприязненную реакцию. Странный худой человек с очень бледной, буквально посеревшей кожей, бритой головой и бинтами на лице и руках, больше всего напоминал беглого каторжника. С его обликом совершенно не вязался щёгольский костюм, смотревшийся на нём странно и неуместно. Если бы не одежда, Степан бы решил, что человек пришёл просить подаяние, но, конечно, его цели оказались совсем иными. — Ищешь способ дочь спасти? — вкрадчиво спросил незнакомец, напрочь игнорируя правила хорошего тона. — Ищу. Ты его знаешь? — Степан не стал интересоваться, откуда ему было известно о случившемся в семье несчастье. Уже было ясно, что тот явился, откликнувшись на его намерение заключить сделку. — Я — знаю. Могу поделиться с тобой. Но что ты готов отдать за него? — А что ты попросишь? — Всего ничего — твою душу. Он сказал это так, будто цена и впрямь была пустяковой. Комнату в это время заполнила какая-то очень дурная сила. У Степана возникло явственное ощущение, будто он находился в склепе. Даже запах вокруг стоял соответствующий — сырой, землистый и мертвецкий. Что-то внутри запротестовало против договора с посланцем Тьмы, требуя не вмешиваться в судьбу дочери таким отвратительным способом. Но как Степан мог упустить шанс её спасти? — Так рассказы не лгут? — Рассказов много, и все разные. Смотря каким ты веришь. Времени на раздумья не было. Они с демоном прошли в комнату, где лежала Варя и подошли к её постели. Демон хитро улыбнулся и задал странный вопрос: — Во сколько ты оцениваешь свою душу? — Что ты имеешь в виду? Я готов продать её за жизнь и здоровье своей дочери. — И это всё? Так дешево? А ведь у тебя есть шанс получить гораздо больше. — Я не понимаю… — Я могу вылечить её прямо сейчас. Она тут же встанет со своей постельки и будет бегать и играть. Как раньше. Ты этого хочешь? Но кто может обещать, что завтра с ней не произойдёт очередное несчастье? А твоя душа уже будет продана и ты ничего не сможешь сделать. — И что же ты предлагаешь? — Секрет бессмертия. Ты ведь его искал, не так ли? Получив его, сумеешь не только помочь дочери, но и позволишь ей жить вечно. Она станет совершенной. А ты узнаешь тайну, которую стремился постичь. Вот ради этого и стоит отдавать самое дорогое. Во всех прочитанных Степаном легендах и сказках никогда демоны не делали ничего без тайного умысла. Они были лжецами, думавшими лишь о собственной выгоде, и ради неё шли на любые хитрости и подлости. А лучшим средством её достижения для них являлись человеческие слабости. Желания, тщеславные стремления, самонадеянная гордость. Демон, явившийся Завадскому, знал, что предложить. — Ты же учёный, неужели откажешься от возможности совершить открытие? Только подумай — оно сможет помочь не только твоей дочери, но и многим другим. Безусловно, тебе придётся потрудиться, ведь я дам только средство, а остальное нужно делать самостоятельно, но ты справишься. И когда-нибудь твоё имя войдёт в историю. Слова демона, словно змеи, проникали в душу и оплетали её. В его облике тоже было что-то змеиное, по-своему завораживающее, несмотря на отталкивающий внешний вид. Степан не запомнил, как подписал контракт, пребывая в какой-то странной эйфории. Очнулся он от хохота демона, теперь радостно скалившего свои гнилые зубы. Сделка состоялась. И цена приобретённых знаний оказалась непомерно высока — полученный секрет бессмертия имел очень большой изъян. И заключался он в том, что за продление одной жизни нужно было отдать другие. А сама эта жизнь представляла собой крайне сомнительное существование. Ну кто не слышал про големов и ожившие творения человеческих рук? Степану эта идея всегда казалась интересной, но он не представлял раньше, как её можно было реализовать. А, между тем, демон предложил сделать именно это. Ингредиенты были до банального просты — глина, кровь, да ещё парочка вещиц, вполне доступных для приобретения. Крови требовалось всего ничего и никого убивать для этого не пришлось. Но то была лишь физическая сторона и первый этап. Полученное месиво могло принять любую форму, но на этом его возможности заканчивались. Для нужного состава требовалась ещё и высшая субстанция — духовная энергия. Причем силу можно было забрать лишь у души, отделённой от тела. Степана сначала подобное требование даже не смутило. Он подумал о неупокоенных духах, но гость лишь усмехнулся. Оказалось, что призраки не могли сослужить здесь полезную службу, будучи уже причастными к миру мертвецов. Для их целей могла использоваться лишь душа, которую недавно извлекли из места обитания. Демон подсказал, где отыскать инструмент, которым можно было проделать подобную манипуляцию. Добытые субстанции в дальнейшем перемещались в специально зачарованный стеклянный шар, из которого уже не могли выбраться. Следующий этап заключался в объединении энергии душ с уже готовым веществом. Проводился он в полнолуние. Из созданного материала формировались тела, затем над ними нужно было совершить ещё один обряд — вложить в них магический источник жизни, прочитав заклинание. Но как это всё могло помочь Варе? Оказалось, в её случае роль источника жизни должна была сыграть собственная душа, заключенная в маленький сосуд и помещённая в искусственное тело. Вот так бессмертие! Но формально демон его не обманул, и отступать Степану оказалось некуда. Рецепт был получен, а уж стал бы он им пользоваться, или нет, было исключительно его проблемой. Самым трудным для Завадского оказалось решиться принести кого-то в жертву. Демон изобразил сочувствие и дал совет: — Не хочешь ручки пачкать? Но все ли жизни имеют одинаковую ценность? Используй тех, кто опустился на самое дно. Их души и так блуждают в потёмках, так пусть послужат благим целям. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Свою первую жертву Степан запомнил наиболее отчётливо. Грязный оборванный пьяница. Заманить его к себе было делом простым, а на то, чтобы вытащить из него душу, вообще потребовалось меньше секунды. Физически он не мучился. А вот потом… Тело без души стало пустой оболочкой, лишённой рассудка, а вскоре и жизнь покинула его. Наблюдать за этим было жутко. Душа же, лишенная возможности идти дальше своим путём мучилась и страдала в заключении. Совершённого хватило для создания совсем небольшой уродливой фигурки, которая и стала новым телом для Вари. Теперь новое пристанище подчинялось её воле. Но, мало того, что на него без страха и взглянуть было нельзя, так ещё и материал оказался до печального недолговечен. Вскоре он начал сохнуть, трескаться и осыпаться, стремясь обернуться обычной глиной. Очевидно было, что одной души не хватало. Степан распустил всех слуг из поместья, но демон посоветовал ему заселиться в один пустовавший особняк, приобретя его по ложным документам. Его устройство как нельзя лучше подходило для того, чем ему пришлось заниматься дальше. Количество используемых душ, в итоге, свелось к пяти. Надолго их не хватало — через некоторое время они теряли всю силу и оборачивались в крайне злых призраков, которых приходилось отпускать на волю. Для защиты от их мести Степан использовал то, что успел почерпнуть из оккультных книг. С поиском замены проблем не было — кто хватится бродяг? Чтобы зря не тратить их энергию, Завадский занялся изучением возможностей искусственной жизни, но выращенные существа приносили лишь разочарование, как своим неказистым обликом, так и полнейшим отсутствием разума. Они выполняли приказы хозяина, могли делать простейшую работу, но разве стоило создание подобного убожества хоть каких-то трудов? Облик Вари с каждым новым телом претерпевал изменения — Степан даже стал осваивать мастерство скульптора, лишь бы придать ей сходство с нормальным человеком, но результат всё равно оставался таким, что из дома пришлось убрать все зеркала. Они вернулись обратно в поместье, где теперь жили в одиночестве. Завадский не хотел, чтобы дочь стала свидетелем его манипуляций. Он перевозил её в тайное пристанище лишь только, когда приходило время очередного обряда, предварительно погрузив в сон. Степан рассказывал дочери сказки о том, что её зачаровала злая волшебница, но средство для обращения колдовства вспять обязательно найдётся. Так пролетали годы. С их течением Завадский всё больше приходил к выводу о том, что ничего хорошего их с Варей ожидать не могло. Сколько жертв оказалось на его совести, ему было страшно и подумать. Конечно, он уже в любом случае не мог надеяться на иную участь, кроме ада, но стоило ли втягивать во всю эту мерзость свою дочь? Степан всеми силами старался оградить её от лишних знаний о собственном состоянии, но, конечно, вопросов со временем у неё становилось всё больше. На смену рассказам о колдунье пришли рассказы о тяжёлой болезни. Пока она ещё в них верила, но что могло произойти, если бы она узнала о реальном положении вещей? Кроме того, была и ещё одна серьёзная проблема. Сосуд, в который была помещена душа Вари, оказался очень хрупким, и так и норовил треснуть от её сильных переживаний. Душе определённо не подходило место, куда она была заключена. И оберегать дочь от лишних волнений становилось всё сложнее, ведь сама её жизнь была очень сомнительным удовольствием. Эксперименты также зашли в тупик. Имелся определённый предел у того, что могло получиться из вещества и, похоже, он был достигнут. Интересным стал, пожалуй, только опыт, предложенный демоном — переместить в тело слабую тёмную сущность. Конечно, Степан понимал, что без тайного умысла демон ничего не делал, но он и здесь сумел его убедить, используя в качестве излюбленного средства внушения научный интерес. Сущность вполне благополучно переместилась, и вела себя мирно, не причиняя никаких неприятностей и подчиняясь всем приказам Степана. Но и это уже не приносило никакого удовлетворения. Когда Завадский уже был готов окончательно расстаться с надеждой на лучший исход для дочери, произошло невероятное событие. Этим событием стало его знакомство с Игнатием Снегирёвым. Стоило только Степану увидеть его изобретения, ему в голову пришла идея совместить разработки мастера и созданное им вещество. Результаты могли дать начало чему-то перспективному. Какое-то время Завадский размышлял, стоило ли раскрывать Снегирёву часть своих тайн. О, том, чтобы рассказать всё, и речи не шло, и это тоже было аргументом против сотрудничества, ведь правда, как ни крути, всегда рискует всплыть наружу. Но желание хоть как-то помочь дочери, а заодно и дать развитие дальнейшему изучению возможностей вещества оказалось сильнее всех страхов. В лице Снегирёва Степан надеялся обрести единомышленника. Естественно, Игнатия заинтересовало вещество и то, что с ним можно было сделать. Более того, он был просто в восторге. Настолько, что сначала даже не особо стремился вытянуть из Завадского способ приготовления материала. Или так искусно притворялся. Теперь Степан уже был уверен во втором варианте. В любом случае, сработались они хорошо, а скорый результат их сотрудничества вышел поистине ошеломляющим — Варвара наконец-то получила нормальное тело. Да что там нормальное — оно было совершенно. Если демон специально выполнил желание с подвохом, чтобы заставить его помучиться, то теперь он должен был признать фиаско. Глядя на дочь, Степан осознавал теперь, что его душа была продана не зря. И даже другие жертвы больше не казались чем-то ужасным. Теперь они с Варей периодически выбирались в Петербург. Годы отшельничества утомили Завадского, и его страшно тянуло в столицу. Он позволял дочери совершать прогулки на карете, но она, конечно, желала большего. Вскоре эйфория поутихла, и на первый план выступили проблемы. Самой главной стало, конечно же, всё возраставшее любопытство Снегирёва. Он задавал множество ненужных вопросов и, не получая на них разъяснений, проявлял сильное недовольство. Второй проблемой стал демон, вернее его намёки на то, что Степан, раскрыв свои знания другому человеку, поставил себя и дочь под угрозу. И как же было защититься от этой угрозы? Чего уж проще — создать для себя охрану, используя умения Снегирёва, и сущностей, эксперименты с которыми были вполне удачными. У охраны же должны были присутствовать хоть какие-то зачатки разума? С охраной действительно стало спокойнее, тем более, что Игнатий, как оказалось, проводил самостоятельные исследования вещества. Придя к определённым выводам, он буквально припёр Степана к стенке, требуя объяснений. В итоге Завадский решил всё-таки поделиться со своим компаньоном так долго скрываемой информацией. На что он тогда рассчитывал? Неужели на то, что Снегирёв сумеет смириться с необходимостью приносить жертвы? Увиденный им процесс отъёма души у очередного оборванца вызвал у него сначала шок, а потом невероятное возмущение, настолько сильное, что затмило весь здравый смысл — вместо того, чтобы хотя бы внешне согласиться с доводами Степана, Игнатий просто оттолкнул его и ринулся прочь, намереваясь покинуть дом. Охрана должна была просто задержать Снегирёва, но, вместо этого, один из големов, неверно истолковав замешательство и испуг хозяина, нанёс бежавшему смертельный удар клинком. А пока Степан сокрушался о произошедшем, он совсем забыл об оставленном без присмотра бедняке, разум которого ещё не успел угаснуть, посылая импульсы с обречённой яростью. Парень умудрился сбежать. Но Завадский знал, что проблемой это не станет. А вот смерть Игнатия была подобна падению небес на голову, потому что являлась чертой, оставившей позади все надежды. Понимание этого, однако, не заставило Степана остановиться. Он продолжал двигаться вперёд, совершенно не понимая даже, зачем это делает. Над мёртвым телом Снегирёва был проведен обряд, позволивший получить над ним контроль. Это понадобилось Степану, чтобы вернуть его домой, не вызывая лишних вопросов. Кроме того, нужно было добраться до записей Снегирёва об их совместных экспериментах — убрать какие-либо документальные упоминания о себе и дочери, а также посмотреть, не додумался ли бывший компаньон до чего-нибудь полезного. Из мертвеца можно было выудить воспоминания, чем Степан и воспользовался. Только сделанное не принесло никакой пользы — в тайниках Игнатия оказалась какая-то ерунда. Он явно обустроил ещё места, где и спрятал ценные документы и вещи, да только Завадскому до них добраться так и не удалось. Поняв, что больше ничего добиться от Игнатия не сумеет, Степан стал думать, как обставить его смерть. Но банальная гибель его не устраивала — такой человек был достоин громкого ухода. Просто безвестно сгинуть где-нибудь в канаве, став предположительной жертвой грабителей — этого ли заслуживал Снегирёв, которого Завадский уважал больше, чем кого-либо в своей жизни? Идею подкинули сплетники на балу, судачившие о таинственном убийце, которого всё никак не могла поймать полиция. Тогда она показалась наиболее подходящей. Теперь же Степан понимал, что именно этим и подставил себя. Да и сам поход на бал… Что двигало им, когда он уступил просьбам Варвары дать ей возможность посетить мероприятие. Она узнала о нём по чистой случайности — ему зачем-то продолжали присылать приглашения и, обычно, они тут же уничтожались, но в этот раз Степан не успел, и оно попало дочери в руки. Может, так поступить его заставило понимание того, что без Снегирёва участь дочери могла быть очень печальна и, возможно, этот выход стал бы её последним счастливым воспоминанием? Или, возможно, его гнало в общество стремление показать, что к убийству он точно не причастен? Степан и сам не знал точного ответа. Только всё, составлявшее его жизнь в течение предыдущих лет, вдруг стало для него настолько омерзительно, что находиться в окружении этого было просто невыносимо. Эксперименты, жертвы, мёртвое, ставшее живым и живое ставшее мёртвым. А ещё девушка, которую подобрал по дороге голем-слуга, использовав для усыпления её бдительности Снегирёва, выглядевшего хоть и не совсем здоровым, но вполне приемлемо. Степан уже понимал, что сущность, заселившаяся в искусственное тело, хоть с виду и служила ему, но на самом деле имела собственное мнение и периодически действовала, исходя из своих соображений. Сам Завадский приказа ловить новых жертв ей не отдавал — ему было тошно от предыдущих воспоминаний о ситуации, приведшей к смерти Игнатия. Хотелось скрыться от всего хотя бы на время. И хотя бы ненадолго почувствовать себя нормальным человеком, а заодно и представить, что Варя — самая обычная девушка. Отец и дочь, просто пришедшие на бал, где никто не знал, какой след за ними тянулся. Расплата за потакание своим слабостям последовала очень скоро. Видимо, впечатлений для Вари оказалось чересчур много, и её состояние стало очень нестабильным. Она испытывала душевное смятение, и Степан догадывался о его причинах. Вернее одной — самой главной. Тот самый спутник Гуро, теперь заявившийся сюда. И правда, о чём он только думал, выпуская дочь в общество, где было так много опасностей в виде привлекательных молодых людей? Она только и делала, что рассказывала о нём, а материал, обеспечивавший ей жизнь, буквально трещал по швам. Степан и раньше был в курсе того, что сильные переживания плохо сочетались с результатами его разработок, но чтобы настолько… Участь пойманной слугой девушки была решена, а размышления о том, как избежать новых жертв Степан решил отложить на потом. А теперь, глядя в почерневшие глаза Николая, копавшегося в его воспоминаниях, он отчётливо понимал, что потом уже не наступит. По крайней мере, для него. — Ну как, насмотрелись? — спросил он у этого непонятного существа. Да, секреты были у всех. Вот и Гуро обзавёлся поддержкой нечистой силы. Интересно, к какой разновидности относился его помощник? Неужели тоже демон? Или… Тёмный? Степан аж замер, поражённый внезапной догадкой, а после, несмотря на всю плачевность ситуации, тихо рассмеялся. Точно Тёмный, да ещё и, похоже, безо всяких ограничивающих силу средств. Кажется, на место главного безумца появился новый претендент. Ай да Яков! И кто бы мог ожидать от столь расчётливого человека такого безрассудства. Тёмный ничего не ответил на его вопрос, и застывшее лицо всё так же продолжало оставаться без изменений, но воздух вокруг сгустился, будто перед грозой. Существо слегка повернуло голову в сторону шара, и в следующий миг он с грохотом разлетелся на мелкие кусочки. Степан лишь успел разглядеть, как рядом с ним мелькнуло что-то длинное и черное, а после предмет уже был уничтожен. Вот и всё. Так быстро… — Теперь, я так полагаю, мой черёд? — вновь обратился Завадский к Тёмному. — Ники, постой! — раздался возглас Гуро, а вскоре и он сам подбежал к своему помощнику. Неужели собрался поспорить с подобным существом на тему участи врага? Степан расхохотался от этой мысли. И какое милое прозвище для столь жуткого создания. Сейчас «Ники» покажет ему, как перечить его воле. Тёмный, однако, просто повернулся к Якову. — Нам нужно взять его живым, — постарался объяснить Гуро. — Люди не должны лезть туда, куда не следует, — прошелестел в ответ Николай. — И, в первую очередь, это касается тебя. — Мы не должны разбрасываться ценными знаниями и ресурсами. Уничтожить проще всего, но разве это не глупо? К тому же, я не хочу, чтобы ты этим занимался. Тёмный сердито зарычал. Интересно, а сам-то Гуро понимает, насколько он сейчас рискует? Воздух за спиной Николая уже отчётливо колыхался, периодически приобретая очертания извивающихся щупалец. Так вот чем он уничтожил шар. Ситуация становилась всё интереснее, но тут присутствующих отвлек испуганный девичий голос: — Папа, что здесь происходит? Дверцы саркофага оказались подняты, и над ними теперь возвышалась проснувшаяся Варя. Трещины виднелись уже даже на её лице, ведь необходимой себе духовной энергии она так и не получила. Степану стало нестерпимо жаль дочь. А ведь и правда, возможно, с Гуро получилось бы договориться?