Яков читал о Тёмных, собирая всю доступную информацию, связанную с ними. Он знал, какой силой обладают эти создания, и примерно представлял их внешний вид. Он был готов к тому, что увидел. И… не готов одновременно. Замерев в совершенно несвойственной себе нерешительности, Яков наблюдал за Николаем. Тот, нейтрализовав големов, теперь таращился на Завадского огромными чёрными глазищами, и намерения у него, похоже, были самые радикальные. Со стороны всё выглядело почти прекрасно — проснувшиеся способности Гоголя направили ситуацию в нужное русло и вернули им преимущество. Поражение Степана было очевидно. Но радоваться столь лёгкому триумфу не давала сама суть происходившего. Его чувствительный, жалостливый и ранимый Николай исчез, и вместо него появился некто, источавший мрачную, обжигающе холодную агрессию. То был гость из иного мира, и в его облике сохранилось совсем мало человеческого. Он напоминал посланца Ада, явившегося покарать виновных за их грехи. Но разве это злое и колючее существо имело хоть что-то общее с Николаем? Его Ники?!
Его…? Могла ли Тьма хоть кому-то принадлежать?
Тёмный же, в это время, собрался перейти от наблюдения к делу. Яков понял, что никак не должен этого допустить. Степан мог пригодиться, его дочь — результат сложнейшей магической работы — тем более. Ради сохранения жизни Варвары, Завадский, скорее всего, согласился бы на любые требования. Но была и ещё одна причина стремления Якова противодействовать намерениям этого нового, неизвестного ему Николая. Он не хотел, чтобы первый опыт использования своей силы для того закончился расправой над врагом. Раньше Гуро посмеялся бы над подобными глупейшими сантиментами, ведь люди с потусторонними способностями и воспринимались, в первую очередь, как оружие. Их нужно было подчинять, контролировать и обучать. Конечно, и заботиться по мере сил — как о ценнейшем предмете, но не более. И это в отношении гораздо более слабых существ, а тут в его распоряжении оказался сам Тёмный. Вот только душа у Тёмного была прекрасна и чиста. Да, ему уже приходилось убивать, но тогда у него не было других вариантов. Сейчас же он мог выбрать, что делать. Рано ему ещё радовать свою теневую сторону жестокостью.
Доводы Якова, ожидаемо, только разозлили Николая. От своих намерений он отказываться не собирался. И вернуть его обратно из нынешнего состояния также не представлялось возможным, да и было опасно — мало ли, что там ещё припрятал Завадский в качестве последнего козыря? Внезапное пробуждение Варвары вмешалось в и без того напряжённую ситуацию.
— Папа, что здесь происходит? — вопрошала она, растерянно хлопая своими длинными ресницами. Теперь Яков понимал, что его первое впечатление, когда он увидел в ней сходство с куклой, оказалось более, чем верным. Знала ли она о том, на что пошел отец ради сохранения её жизни? Судя по всему, нет. И что бы сам Яков ответил ей, будь он на месте Завадского?
— Варя, если бы ты знала, сколько ошибок я совершил… — проговорил Степан.
— Каких ошибок?! И где мы? Я ничего не понимаю!
Она испуганно осматривала окружающее помещение, мечась взглядом из стороны в сторону. На лице девушки отчетливо виднелись трещины. Так вот что имел в виду Степан, говоря о недолговечности полученного материала. Варвара вызывала жалость. Она напоминала хрупкую фарфоровую игрушку, пострадавшую от удара о твёрдую поверхность. Но ведь это и в самом деле было так — мир оказался к ней слишком жесток. Варвара, между тем, наконец обратила внимание на Николая. Он тоже повернулся к ней.
— Николай Васильевич… Что с вами? — ошеломлённо спросила Завадская и схватилась за стенку саркофага. Раздалось неприятное позвякивание, и по её руке протянулась ещё одна трещина. Варвара обречённо посмотрела на неё, как на что-то неизбежное.
— Николай Васильевич, я делал отвратительные вещи, но моя дочь ничего о них не знала. Я готов принять любое наказание, но неужели у вас поднимется рука причинить вред невиновному человеку? — спросил у Гоголя Степан.
— Всё закончится естественным путём. И судьба, в которую вы грубо вмешались, наконец, будет очищена, — холодно ответил Николай. Как же чуждо и отстранённо звучал его голос.
— Ники, есть другое решение, — постарался вразумить его Яков. — Жертв уже не вернёшь, но, уверен, этот метод можно преобразовать. Посмотри на эту девушку — разве она, после стольких страданий, заслужила смерть?
Безэмоциональное лицо Николая исказилось в неестественной усмешке, сделавшей его лицо совершенно жутким, после чего он клокочуще рассмеялся.
— Как же красиво ты умеешь убеждать! Только не об этой девушке ты думаешь, а о собственной выгоде. И отец её не лучше, какими бы благими намерениями он не прикрывался. Не мешай мне! — рыкнул Николай, а чёрные щупальца за его спиной угрожающе взвились и потянулись к Степану.
— Не трогайте отца! — воскликнула Варвара и, внезапно, резким прыжком выскочила из саркофага, приземлившись перед Степаном и закрыв его от Николая. Такой рывок не прошёл бесследно — она покачнулась и несколько осколков осыпалось с её лица и груди, обнажив металлические каркасы. Возможно, повреждения были более обширными, но ткань платья не давала определить их степень. Щупальца Николая колыхнулись, но атаковать он не стал.
— О каких жертвах шла речь? — спросила Варвара у него.
— Вы действительно ни на секунду не сомневались в том, что происходившее с вами — результат болезни?
— Я… догадывалась, что происходит нечто странное, но у кого я могла спросить? Отец так много делал для меня…
— Да, для вас он не жалел ничего. В том числе и жизней других людей.
— Нет, — выдохнула Варвара, моментально сникнув. — Этого не может быть! Папа, скажи, что это не так! — она резко развернулась к Степану.
— Варя, прости… — только и сказал Завадский.
— Кто я?!
— Ты — моя дочь. Только это имеет значение.
— А ваше тело создано при помощи магии. И, чтобы вы могли жить в нём, он приносил в жертву других, — монотонно пояснил Николай, а затем кивнул на Дарью, лежавшую без движения. — Эта девушка лишилась бы души и умерла, но я вернул то, что у неё отняли. Вы хотите дальше продолжать поддерживать собственную жизнь таким способом?
— Нет! — Варвара отшатнулась от него, резко мотнув головой. — Папа, как же так?! Как ты мог?!
— У меня не было выбора.
— Да как же… — еле слышно прошептала Варвара. Она склонилась и схватилась за грудь. Раздался звон, словно от разбитого стекла, после чего дочь Степана медленно осела на пол, а затем упала на него. Теперь уже не девушка, а испорченная, разбитая кукла лежала перед замершими людьми, глядя вдаль пустым взглядом стеклянных глаз.
— Варя… — только и проговорил Степан, рухнув рядом с нею на колени.
Щупальца за спиной Николая развернулись на манер веера и щёлкнули, словно хлысты.
— Теперь всё, — безразлично сказал он.
— Что — всё? — спросил Яков, чувствовавший редкое для себя смятение. — Почему Варвара умерла?
— Слишком много боли… — тихо ответил Степан. — Её душа и правда страдала в созданном мною сосуде. Плохой из меня вышел учёный — даже собственной дочери не сумел помочь. А уж отцом я и вовсе был отвратительным.
Яков не знал, что ему сказать. Завадский запустил правую руку внутрь своего левого рукава и вытащил серую пилюлю. Гуро моментально понял, для чего она предназначалась. Он кинулся к Степану, стремясь помешать ему, но тот оказался быстрее, и проглотил её, а после поморщился:
— Редкостная гадость, скажу я вам. Но действует быстро. Я всегда держал её наготове. Сейчас как раз подходящий случай — лучше уж самому, чем рассчитывать на гуманность методов вашего помощника.
— Я не позволил бы ему вас убить.
— Бросьте, Яков Петрович. Тёмный уже высказал своё мнение на этот счёт. С опасными вещами вы играетесь. Он никому не будет подчиняться, даже вам. Впрочем, это не моё дело. Мне уже всё равно. А свои знания я заберу с собой на тот свет. Вы не найдёте никаких записей, потому что они давно были у меня в голове, и больше нигде. Разве только вам посчастливится обнаружить тайники Снегирёва. Но если найдёте, то лучше просто уничтожьте. Я ухожу ещё и по этой причине — обнаруженное мною должно быть предано забвению.
— Это глупое решение. Вы просто хороните годы своей работы.
— Вы не знаете всего. Моей работы было очень мало, ведь мне помог демон, которому я продал душу. На том свете мне покоя не будет. В игре с нечистой силой человек никогда не победит. Тьма видит людей насквозь и предлагает им то, чего они хотят больше всего. Но полученное от неё — иллюзия. Помните об этом. И будьте осторожнее.
Голос Степана становился всё тише, а на последней фразе и вовсе превратился в шёпот. Он закатил глаза и обмяк, приземлившись подле дочери. Несколько конвульсивных рывков заставили его тело содрогнуться, после чего Завадский застыл. Уже навсегда. Какие тайны он унёс с собой в могилу? И что ждало его по ту сторону?
Николай, равнодушно взиравший на происходившее, внезапно шумно вдохнул воздух и дёрнулся. Щупальца исчезли, будто растаяв, оставив за собой лишь напоминание в виде тонких струек дыма. Темнота в глазах Николая так же рассеялась, сменившись таким знакомым нежным цветом утреннего неба. Он с ужасом смотрел то на Якова, то на мёртвых Степана и Варвару. Позади раздался легкий свист. Оказалось, то был Сергей. Выглядел он крайне ошарашенным.
— Не каждый день такое увидишь, — только и сказал он.
Николай всхлипнул и съёжился. Яков обхватил его за плечи.
— Это… я их? — панически спросил Гоголь.
— Нет, голубчик, не ты, — мягко ответил Яков. — Это судьба. А ты нам всем очень помог.
Несмотря на слова Завадского о желании Гоголя расправиться с ним, фактически, тот и пальцем его не тронул. А Варвара не выдержала открывшейся правды о своём отце. Их смерть не была делом рук Николая. О прочих тонкостях произошедшего Яков решил подумать позднее.
— Я ничего не помню! — практически закричал Гоголь.
— Ну тише, тише, успокойся. Вспомнишь потом, — утешающе сказал Гуро, слегка покачивая его.
«Только вряд ли тебе это понравится», — подумал он.
Яков посмотрел на Степана. Он знал этого человека, в лучшие времена и с лучшей стороны. Завадский погряз в грехе, но была ли у него возможность поступить иначе? Ответ, вероятно, знала тёмная сторона Николая, но она не стремилась делиться своими тайнами. Гуро прикрыл глаза, отдавая последнюю дань уважения своему старому знакомому, а после обвёл помещение цепким взглядом. Уж не ему предаваться излишней сентиментальности. Дрожавший в его руках Николай находился на грани истерики и, похоже, мало осознавал происходящее. Сергей тоже вряд ли был в адекватном состоянии после своих «душевных» прыжков. А Дарья ещё даже не пришла в себя. И это не говоря уже о неизвестной пока участи остальных участников их отряда. Надо было разбираться в сложившейся ситуации и действовать быстро.
— Ну, как ощущения, когда находишься, так сказать, снаружи? — спросил Гуро у Сергея.
— Отвратительно! — того аж передёрнуло. — А ещё хуже я выглядел со стороны! Кретин кретином, разве что слюни не пускал. Я всё видел, сидя в том чёртовом шаре! И вокруг меня были взбесившиеся духи!
— Зато впечатлений сколько! Поделишься опытом с коллегами.
— Не рад я такому опыту. Хорошо, что Коля вернул меня обратно, — он подошёл к Николаю и похлопал его по плечу, — Спасибо тебе огромное!
Тот лишь шмыгнул носом в ответ и ещё сильнее сжался. В этот момент Дарья резко села, тут же разразившись рыданиями и причитаниями.
— Только бы умом не тронулась девица, — посетовал Яков. Вот уж кто действительно натерпелся страху. Они-то все, включая Николая, люди бывалые, кто в большей, кто в меньшей степени. А вот для неподготовленного человека столкновение с подобным становилось серьёзным испытанием на прочность.
— Не тронется, — ответил Сергей, подходя к Дарье и набрасывая ей китель на плечи. — Она со мной в шаре была. Только и сокрушалась, что о том, кто теперь за её матерью и братом следить будет. Даша, кончай реветь! Ты сейчас страшнее, чем был Коля пару минут назад, из-за своей растёкшейся штукатурки.
— Да ну тебя! — возмущение Дарьи оказалось настолько велико, что поток слёз у неё тут же прекратился. — Кто тебя с девушками разговаривать учил?!
Она утёрла лицо рукавом кителя и пригрозила:
— Скажешь мне хоть ещё одну гадость — получишь кочергой по лбу!
— Ну вот, уже мою одежду запачкала. И где ты кочергу достанешь?
— Найду где!
— Ладно, оставьте пока ваши высоко содержательные беседы для более подходящего времени. Нам нужно остальных искать, — сказал Яков.
Словно ответ на его слова, с лестницы послышался топот, и вскоре в помещение забежали Алексей, Иван и Дмитрий, отправленные Гуро исследовать коридор в начале пути. В руках все трое держали сабли, а выглядели они весьма потрёпанно.
— Яков Петрович, вы в порядке? — тяжело дыша поинтересовался Алексей.
— Явились, не запылились, — вместо ответа съязвил Гуро. — Где были так долго?
— С големами сражались. Они другие были, не такие, как в начале. Вы о них предупреждали. На нас напало всего трое, но какие быстрые! Мы от них отбивались, отбивались, а потом они внезапно просто попадали на пол и больше не вставали.
Яков даже не стал размышлять о том, чьих рук, а вернее, щупалец, это было дело. Так вот, что имел в виду Николай, сказав «Теперь всё». Похоже, здесь не осталось ни одного «живого» голема. Он обратился к Гоголю:
— Ну как ты?
— Нормально, — практически прошептал тот.
Николая трясло уже ощутимо меньше, но всё равно, выглядел он так, что его хотелось как можно скорее отправить домой, напоить тёплым молоком и уложить спать. И не отходить от него ни на минуту. Но Яков не мог сказать, когда ему удастся это сделать — работы предстояло немало.
— Так, трое нашлись, осталось отыскать ещё двоих.
— Я знаю, где они, — тихо сказал Николай, глядя куда-то перед собой. — Они живы, но попали в ловушку.
— Поспешим вытащить их, — хлопнул в ладоши Яков.
Павел и Роман, при помощи Гоголя, обнаружились довольно скоро. Николай сумел открыть очередную нишу в стене, куда до этого и попала парочка. Гуро в очередной раз подумал, что Тёмный — просто незаменимое создание. Но чего стоило такое активное использование собственной силы самому Николаю? По крайней мере, внешне он вроде бы успокоился, но что творилось у него на душе? Сейчас Гоголь вёл себя более замкнуто, чем обычно, смотрел в пол и постоянно держал руки скрещенными на груди, словно отгораживаясь от всего вокруг.
— Кто здесь в наиболее адекватном состоянии? — занялся размышлениями вслух Яков. — Надо отправиться в Третье отделение и подогнать сюда транспорт. Будем забирать големов и прочее. Павел, Роман, вы отсиживались за стенкой, думаю, отдохнули. Кого бы из вас отправить… Роман! За работу, и побыстрее. Ещё, заодно, Дарью с собой прихватишь — ей по пути, она скажет, где остановиться.
Обращаясь к Николаю, он добавил:
— Если хочешь, можем тоже поехать. Одного тебя я не отпущу.
Тот исподлобья посмотрел на него и кивнул. Значит, домой. Яков не хотел оставлять без присмотра дом Завадского и жандармов, но отказать Гоголю, после сделанного им, он не мог. По крайней мере, отправит его в постель, а дальше — по ситуации.
Дома Николай, не умываясь, залез под одеяло и натянул его до подбородка, глядя на Якова поблёскивавшими в полумраке глазами.
— Ну подожди заворачиваться. На, выпей, — Гуро подал ему стакан молока. Тот с благодарностью принял, и довольно быстро разобрался с содержимым. Осушив стакан маленькими аккуратными глотками, Николай поставил его на тумбочку и снова практически полностью скрылся под одеялом. Яков потрепал его по макушке, взъерошив волосы.
— Мне остаться с тобой?
Погода за окном испортилась ещё во время пути. Тогда начал накрапывать мелкий дождик, а сейчас он заметно усилился, оставляя на стекле длинные мокрые полосы. Периодически за ставнями с шумом пролетал ветер. Николай потеребил край одеяла и взял ладонь Якова в свою.
— Вот меня должно сейчас злить то, что ты поедешь докладываться Бенкендорфу, что ты будешь копаться в остатках детищ Завадского, что ты проигнорируешь мои слова об опасности его экспериментов и их результатов… А я не могу на тебя злиться. Я так испугался сегодня… За тебя… — он вздохнул и сильнее сжал пальцы. — У меня сил нет на какие-либо споры, Яш. К тому же, я начал вспоминать то, что происходило после моего… обращения. Мне нужно разобраться в этих воспоминаниях. А для тебя ведь так важна твоя работа, она же — источник благополучия для нас. Просто делай то, что должен.
Последние две фразы были сказаны с плохо скрытым ехидством. Яков не стал обращать на него внимания и просто обнял Николая свободной рукой.
— Если тебе страшно и не хочется оставаться одному, то любые дела могут подождать.
Николай немного отодвинулся и, отпустив ладонь Якова, положил руки ему на плечи. Он подобрался, приняв довольно горделивый вид.
— Мне не страшно.
— Ох, какой же ты у меня смелый.
«И язвительный», — подумал Яков, вновь притягивая Гоголя к себе и целуя его. Тот ответил, а его пальцы с нажимом проехались по спине Гуро, чиркнув ногтями по ткани сюртука.
— Эй, эй, я только переоделся! Ты мне так дыру там оставишь, — со смехом запротестовал Яков.
Николай убрал руки и обхватил ими колени.
— Я буду спать. И со мной всё будет в порядке. А ты иди. Чем быстрее уйдёшь, тем скорее вернёшься. Там, тем более, дождь сейчас хлынет, — сказал он, кинув меланхоличный взгляд на окно. — Лучше тебе к этому времени уже оказаться в карете. А то ноги промочишь.
— Золотце, да ты ещё и заботливый! Обещаю, завтра мы проведём день так, как ты захочешь.
— Ты сильно рискуешь, давая такие обещания, — слегка улыбнулся Николай.
— А я люблю рисковать, — шепнул ему на ухо Яков. — Ладно, скоро я вернусь. Если что-то будет нужно — все слуги в твоём распоряжении, ты знаешь.
Николай кивнул и свернулся в клубок под одеялом. Гуро погладил его и, наконец, вышел из комнаты. Уже в коридоре, проходя мимо своего кабинета, он вспомнил о печатной машинке, найденной в доме Снегирёва, а теперь ожидавшей своего часа в сейфе. Нужно будет исследовать её и найти способ вскрыть. Но это позже.
***
Дом со стеклянным куполом опустел. Несколько крытых повозок медленно отъехали от него, покачиваясь на неровной дороге под тяжестью груза. Жандармы, которым пришлось сторожить ценную добычу, с радостью покинули это мрачное место, бурно обсуждая пережитое. Дождь заливал следы от колёс, словно пытаясь смыть последние упоминания о прежнем владельце и происходивших здесь преступлениях. Все лампы в доме погасили, дабы избежать пожара, и теперь в комнатах воцарился полумрак, а в коридорах — непроглядная темнота. Крупные капли барабанили по куполу, разгоняя наступившую тишину. В этой тишине очень чётко прозвучал шорох, а затем звяканье нескольких осколков шара, оставшихся лежать на полу. Они переместились в сторону, будто откинутые кем-то. Вскоре над ними возник человеческий силуэт, с каждой секундой приобретавший всё более явственные очертания. Неожиданный гость коснулся закрывавшего его обритую голову цилиндра перебинтованной рукой.
— И долго ты собрался тут сидеть? Я вечность должен тебя дожидаться? Выходи, Степан, пора платить по счетам.
От угла отделился ещё один полупрозрачный силуэт и подошёл к нему. Приблизившись он, подобно недавно прибывшему, обрёл четкость. То был Степан. А пришёл за ним его давний знакомый демон. Кто-то из имевших несчастье знаться с ним, так и не выведав его настоящего имени, дал ему хлёсткую кличку Безносый — по самой примечательной детали его внешности, представлявшей собой повязку, закрывавшую часть лица. Было ли под ней и в самом деле какое-то увечье или нет, знал, наверно, лишь сам её обладатель. У Степана она уже давно перестала вызывать какие-либо вопросы. Сейчас его интересовали совсем другие вещи.
— И что теперь будет?
— С тобой? С Варварой? Или с твоими разработками? Варвара пойдёт своим путём. А остальное… Запасись терпением, скоро сам всё узнаешь.
— Моя душа была не самым ценным твоим приобретением от нашей сделки? — спросил Степан о том, что давно уже было для него очевидно.
— Одна душа? Это так скучно. Нужно всегда играть по крупному. Помогая тебе, я и сам рисковал. Манипуляции с чужими душами — дело наказуемое. Но всё основное делал ты, так что с меня взятки гладки. Люди в своём мире могут чудить, как захотят. А мы лишь направляем вас в нужном направлении. Нужном нам, — он коротко хохотнул.
— Может, раскроешь мне свои замыслы?
— Зачем? Я же сказал — и так всё узнаешь. А пока у тебя будут занятия поинтереснее. Есть местечко, как раз, для таких, как ты, — скучающим тоном ответил Безносый. — Есть ещё вопросы?
— Есть. Последний, — Степан решился. — Кому моя жена писала письма?
— Столько лет не интересовался, а теперь, наконец, захотел узнать? — демон вытащил из-за пазухи стопку писем. — Твоя жена писала их, а потом сжигала. Люди наивно думают, что таким образом можно уничтожить мысли, которые они выразили. Держи, читай. Ты увидишь ответ. А я оставлю тебя на время.
С этими словами, демон передал ему сложенные листы и исчез. Степан задумчиво сжал полученную стопку в пальцах. Белую бумагу покрывали нервные, дёрганные строчки. Действительно, почерк Анны. Письма выглядели так, будто она написала их только что. И ни следа копоти не было на тонкой поверхности листов. Сжигала… Степан понял, что дальше можно и не смотреть. Не было у Анны никаких подруг. И любовников тем более. Был лишь тот погибший офицеришко, которого она продолжала любить даже после всех подлостей, совершённых им по отношению к ней. А уж после смерти он наверняка приобрёл героический ореол в её глазах. И что она могла рассказывать в этих письмах? О том, как ей плохо живётся? Как она одинока? Как её постоянно преследует кукла из кошмаров, когда-то ставшая заменой, которой Анна пыталась залечить боль от потери их с офицером обречённого дитя? Не лгали тогда сплетники… И друзья Степана, в итоге, оказались правы. Не был он человеком, способным отогреть чужое сердце. Всё, что он сделал — воплотил в реальность кошмар жены. Лучше было бы каждому из них просто идти своей дорогой.
Степан выпустил письма из рук, так и не прочитав ни одного. Они плавно слетели к его ногам, усеяв пол, будто опавшие листья замёрзшую землю. Его больше ничего здесь не держало. Впереди ждала Преисподняя, но разве она могла пугать его больше, чем страдания самых близких людей и осознание собственной вины? А Варя теперь свободна и адские муки ей точно не грозят.
— Я готов, — сказал Степан, делая шаг вперед и переступая через разбросанные письма.
***
Занавес, когда-то ярко-алый, а теперь припорошенный несмываемой пылью, опустился, скрыв зрительный зал. До этого, на скрипучих досках обветшалой сцены состоялся странный спектакль, отыгранный всего лишь одной актрисой для единственной зрительницы, занявшей место в центре пустого зала. Постановка удалась, но аплодисментов, равно как и восторженного отзыва ожидать не приходилось — увиденное определённо не могло порадовать гостью. Каково это, когда совершенно посторонний человек влезает в твои мысли и чувства, а после вытаскивает их наружу, заставляя вновь проживать ужасные события собственной жизни? Впрочем, «заставляет» — не подходящее слово. Прийти сюда можно было только по собственному желанию. И
она пришла, чтобы принять своё прошлое, а затем отпустить его.
— А ты как считаешь? — спросила Аморет у сидевшей поблизости куклы — маленькой девочки в кружевном платье. Та ничего ей не ответила, сосредоточенно глядя перед собой большими желтоватыми глазами.
— Всё равно, я не понимаю, как тебя можно было бояться? Ты же такая милая. Только зря тогда на дорогу выбежала, — Аморет подхватила куклу на руки. Та не шелохнулась, лишь её аккуратно уложенные светло-каштановые локоны слегка покачнулись. Ну вот, стоило к ней привыкнуть, как она обратилась в обычную игрушку. Жизнь ей давал страх той, кто её создал. Теперь страха больше не было.
— В любом случае, твое место здесь, — добавила Бертран.
Она поместит эту куклу в свою коллекцию чужих воспоминаний, среди особенно ценных экземпляров.
Продолжая держать игрушечную компаньонку в руках, Аморет вышла за занавес. Зал был пуст, и лишь на выходе ей удалось разглядеть две мелькнувшие женские тени, покидавшие театр.
— За ней пришли, — задумчиво сказала Бертран. — Теперь спектакль действительно окончен. Зрители уходят, актёры остаются. Порой — на время, а порой — навсегда.
Кукла ожидаемо промолчала. Постояв ещё немного, Аморет покинула сцену, и лишь серебристая пыль, взвившаяся вверх от ударов её каблуков, осталась кружиться на опустевших подмостках.
