***
— Однако, какие интересные вещи творились прямо у нас под носом, — сказал Бенкендорф, глядя на лежавшее перед ним тело Варвары. — Жалко девицу. А от Снегирёва, значит, ничего? — Пока нет, — ответил Яков. Сейчас он и его руководитель находились в подвале дома, служившего местом собраний их тайного общества. Здесь было холодно, но сухо — толстые стены, устроенные определённым образом, не пропускали сырость, что было особенно актуально, учитывая разошедшийся снаружи дождь. Гуро и Бенкендорф изучали добычу, собранную в особняке Завадского. Материал, из которого были созданы големы и Варвара, уже сильно изменил свой внешний вид, и выглядел довольно грубо. Добытые находки больше напоминали наработки скульптора, искавшего вдохновения, нежели результат союза магии и двоих одарённых учёных. — В этом деле тебе, конечно же, помогал Тёмный? — поинтересовался Бенкендорф. — Помогал. — И ты использовал наше средство для работы с его силой, не так ли? — внимательно глядя ему в глаза задал шеф новый вопрос. Яков скривился. То, что спрашивал Бенкендорф, заставило вспомнить о крайне неприятных вещах. — Я, по-моему, уже в тот раз сказал, что больше ни на ком его применять не стану, — холодно отчеканил Гуро. Его словам вторил глухой раскат грома, раздавшийся снаружи. Он прозвучал уже гораздо тише, показывая постепенное успокоение стихии, до этого бушевавшей в небе. Но путь домой всё равно обещал быть не из приятных. — Но разве Тёмный не является особым случаем, когда можно и отойти от своих принципов? Чем раньше ты бы начал, тем быстрее он бы сумел привыкнуть. Привыкнуть? К такому не привыкают. Но это меньшее из зол. — С Тёмным работаю я, и средства выбираю те, которые считаю подходящими. Мне виднее, как лучше раскрыть его способности. И никто другой не должен к нему приближаться. Это принципиальный вопрос, — недвусмысленно намекнул Гуро. — Насколько принципиальный? — Максимально. Бенкендорфу стоило отступить. И Яков знал, что он именно так и поступит. По крайней мере, пока. — Яков, к оружию нужно относиться соответственно. Вот бывают же у тебя заскоки. И в тот раз, если бы ты не… — Я не желаю больше это обсуждать, — прервал его Гуро. — Свою работу мы с Тёмным выполнили. В остальном я разберусь сам. Честь имею. Резко развернувшись на каблуках, Яков покинул подвал, оставив шефа дальше изучать находки. Выйдя, он быстро пробежал до небольшой пристройки к особняку, где его кучер по имени Данила коротал время вместе с парочкой слуг, спасаясь от хлеставших потоков воды и раскидистых молний. Сейчас гром гремел уже где-то вдали, что давало возможность уехать, а не выжидать момента, когда передвижение по дороге станет безопасным. — Домой, Яков Петрович? — бодро спросил Данила. — А куда еще? Кучер поспешил к карете. Выглядел он оживлённо, несмотря на ранний час и отвратительную погоду. Яков даже немного позавидовал такому настрою. Его собственный дух был омрачён воспоминаниями, к которым заставили вернуться слова Бенкендорфа. А самое главное — место, где эти воспоминания набирали особую силу, находилось совсем неподалёку. И Якову нужно было туда. В плохое место, о котором так любила напоминать его совесть. С ней он практически всегда договаривался, но здесь она была неумолима. — Подожди, — сказал он Даниле и назвал адрес. Тот покосился на него с выражением боязливости вперемежку с сочувствием. А какие ещё эмоции могло вызвать у него желание хозяина в очередной раз поехать в лечебницу для душевнобольных? Это заведение отличалось от обычных кошмарных богаделен, где несчастные больные влачили жалкое, полное страданий, существование, словно запертые в клетках звери. Там, куда направлялся Яков, всё было по высшему разряду — отдельные палаты со всеми удобствами, бережное отношение со стороны врачей, самое лучшее питание и лекарства. Сюда отправляли за большие деньги, имея надежду на выздоровление для помрачившихся рассудком. Но мог ли оценить всё это тот, кого Яков собрался навестить? Один из врачей услужливо поприветствовал Гуро, и, на его вопрос о состоянии подопечного, лишь печально развёл руками. Никаких изменений. Ни лучше, ни хуже, просто — никак. Столько лет прошло, но для него время, похоже, замерло. Ничего больше не спрашивая, Яков вместе с врачом проследовал к нужной палате. Лекарь запустил его внутрь и, безо всяких комментариев, удалился, аккуратно затворив дверь. Гуро остановился, глядя на человека, сидевшего на постели спиной к нему. Тот даже не шелохнулся. Его тёмные волосы были аккуратно подстрижены, а худенькие плечи покрывала новая, сиявшая белизной рубаха. Постельное белье также было абсолютно свежим. Яков привычно отмечал детали, не желая думать о гораздо более важной вещи — состоянии обитателя палаты. Наконец, он обратился к нему: — Сеня, я пришёл. Сеня не среагировал. Яков обошёл постель и присел рядом, глядя ему в лицо. Чёрные глаза смотрели в пустоту, а его не удостоили и единым поворотом головы. Виной тому было отнюдь не отсутствие желания общаться. Гуро сжал холодные пальцы в своей руке, но Арсений ожидаемо не откликнулся и на это, как не отзывался на любые другие попытки добиться от него хоть какой-то реакции. Он ничего не помнил, никого не узнавал, ни с кем не разговаривал, словно забыв, как это делается. Потеря рассудка не оставила следов на его лице, равно как и все прошедшие годы — сила сделала время не властным над ним. Но больше ничем она помочь не могла. Не мог помочь и Яков. Просто не знал, какие ещё можно использовать средства — даже ведьмы не нашли способа вылечить Арсения. Неудачный эксперимент… Сухие отписки из рапорта не раскрывали всего произошедшего. Гуро ещё немного посидел рядом со своим безмолвным собеседником, рассказав ему парочку интересных случаев из последних событий. С ним нужно говорить — Яков был уверен, что тот его слышит, пусть и не отзывается. После, Гуро с тягостным чувством покинул палату. Подъезжая к дому, Яков постарался отогнать плохие воспоминания и привести настроение в порядок. Не хватало ещё заставлять Николая терпеть его мрачность, после всего, с чем ему пришлось сегодня столкнуться. При мысли о Николае на душе посветлело. Он, скорее всего, ещё в постели, такой милый и растрёпанный, будто воробушек. Наверно, гроза сильно напугала его. Ну ничего, Яков разгонит все его страхи. Николай, однако, был не в постели, а ждал его, весь всклокоченный и печальный. — Золотце моё, — с жалостью сказал Гуро, — прости, что я так задержался. Сегодня будем вместе и делать то, что ты захочешь. Ах, да, ты заслужил премию. Не спорь, пожалуйста, — добавил он, заметив, что Николай уже открыл рот, чтобы высказаться. — Твой труд бесценен, а премия — лишь малая часть того, что ты заслуживаешь. Купишь себе что-нибудь, порадуешься. Гоголь даже не попытался изобразить радость. Более того, вид он имел такой, словно в чём-то провинился. Неужели это из-за тёмной стороны? Яков обнял его: — Ну не переживай. Ты большой молодец. Тебе не нужно бояться Тьмы — это твой дар, и ты с ним обязательно справишься. Николай нервно сжал его спину. Какое-то время они постояли молча, затем Гоголь нарушил тишину: — Яков… Кажется, я знаю пароль от печатной машинки. Гуро отстранился и посмотрел ему в глаза. — Да? И ты готов им поделиться? Николай опустил взгляд и кивнул. — У тебя было видение? — Очень мутное. Я задремал, и увидел Снегирёва. Он его сообщил… — Ты не хотел мне об этом говорить. — Нет. — Если это так трудно для тебя, можешь оставить полученные сведения при себе. Я всё равно её вскрою, а твоя совесть, протестующая против получения лишних знаний, сможет быть спокойна. Николай на время задумался, не глядя на него. — Один выбор — один результат, — наконец сказал он. — Философствуешь? — улыбнулся Яков. — Нет, это пароль, — севшим голосом ответил Николай. Вид у него был совсем подавленный. Да уж, отдых ему просто необходим. — Снегирёв что-нибудь ещё говорил тебе? — Нет, видение короткое было… Яков прижал его к себе: — Золотце, до чего же ты полезный! А ещё честный. Даже не стал скрывать своего видения. Якову не терпелось вскрыть тайник учёного и выяснить, что же в нём скрывалось. — Ну, я тогда в кабинет. Не откладывать же такое интересное дельце. А ты как? Хочешь посмотреть? Николай кивнул и устало прикрыл глаза. Они прошли в кабинет, где Гуро открыл сейф. Вытащив оттуда машинку, он водрузил её на стол. Николай опустился на стоявший рядом стул и, оперевшись локтями о поверхность стола, неотрывно наблюдал за происходящим. Яков осмотрел предмет и, не откладывая, быстро набил на клавишах пароль. Они с Николаем замерли в ожидании. Через секунду раздалось шипение, затем из машинки клубами начал выходить дым. Какого черта?! Ещё через пару мгновений, с нижней стороны устройства, издав громкий лязг, выехал ящичек. Оттуда-то и поднимались едкие чёрные клубы. Кое-как разогнав их рукой и откашлявшись, Яков посмотрел внутрь. Дно было усеяно пеплом. Вот, похоже, и всё, что осталось от записей Снегирёва. Но как же… Гуро в некоторой растерянности посмотрел на Николая. Тот низко склонился над столом, обхватив голову руками. Дыма он даже не замечал. — Как это понимать? — резко спросил Яков. Снегирёв обманул его? В видении? Нет… Он знал… С самого начала. Гуро прищурился: — Ты был в курсе того, что могло произойти, не так ли? Николай не поднял головы и не откликнулся. — Ты знал… Ах ты поганец… Яков был зол. На кого больше — на себя, или на него — он не мог сейчас разобраться. Ну почему Николай выбрал для своего хитрого манёвра настолько поганый момент?! Почему, стоит только допустить малейшую слабину, даже близкие люди начинают делать гадости? И сам он хорош — так глупо поверить. Ярость накатила с такой силой, что заставила Гуро схватить машинку и швырнуть её об пол. Николай вздрогнул от грохота. — Ударь меня, если тебе станет легче, — еле слышно сказал он. Яков подскочил к нему и схватил за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть на него. Лицо Николая приняло мученическое выражение — очевидно, он готов был страдать, но в правильности совершённого сомнений не испытывал. Это окончательно взбесило. — Знаешь, что бы я сделал с любым другим на твоём месте? Я пустил тебя в свой дом и заботился о тебе! Это такая благодарность? Что ты там болтал о том, что я пользуюсь людьми? Поздравляю, ты теперь не лучше! А может, на самом деле, ты до сих пор Пушкину помогаешь? Николай рванулся, вывернувшись из его хватки. — Да как ты можешь думать такое? — хрипло прошептал он. — Это было ради твоего же блага! Те сведения не принесли бы ничего хорошего ни тебе, ни кому-либо ещё! — А кто ты такой, чтобы принимать подобные решения?! Ты будешь решать, что лучше для других? — Да, буду! Я видел прошлое Завадского и ничего хорошего там не обнаружил. — Ну при чём тут Завадский?! При чём тут чёртов Завадский, я тебя спрашиваю?! — При всём. Он связался с нечистью, и Снегирёв, через него, тоже. И в итоге с ними произошли несчастья. Тебе не нужно искать могущество или бессмертие в подобном направлении. Я бы не стал специально вредить. Прошу, просто поверь мне, — Яков услышал мольбу в последней фразе, но его злость это никак не уменьшило. Тем не менее, он постарался успокоиться. С ясной головой оценить произошедшее будет гораздо проще. — Мне… уйти? — дрогнувшим голосом спросил Николай. — Да. Спать в комнату. И не показываться мне на глаза в ближайшее время. — Тогда, может лучше… совсем уйти? — эти слова он проговорил с большим трудом. — Ещё чего! — Яков взял Гоголя под локоть, заставляя встать со стула. — Провожу тебя до спальни, а то вдруг ты по пути решишь избавить меня и от части имеющихся в этом доме предметов. — Яша… — прошептал Николай и коснулся его ладони. Гуро лишь нетерпеливо дёрнул его, призывая двигаться побыстрее. Тот покорно пошёл. На пороге спальни он попытался ещё раз заговорить: — Яша… Я просто не хотел, чтобы ты пострадал. Не хотел он. А всё остальное его, похоже, совсем не волновало. — Николай, пожалуйста, иди спать. — А ты? — А у меня, знаешь ли, работы непочатый край. — Я могу помочь, — Николай нервно запахнул сюртук и сжал пальцами края. Его заметно потряхивало. Предложенное им вызвало у Якова злой смешок: — Ты уже помог. Во всех смыслах этого слова. Всё, мне нужно идти. Поговорим попозже. Николай лишь покорно вздохнул и прекратил свои попытки что-то объяснить. Оставив его в спальне, Яков вернулся обратно в кабинет и открыл окно, чтобы дать воздуху очиститься от мерзкого запаха дыма. Машинку он поднимать не стал, хотя её очень хотелось убрать с глаз долой. Он сказал Николаю, что у него много работы. Это и в самом деле было так, и лучше бы ему заняться ею, но переключиться на неё не удавалось. Уничтоженные документы не так уж волновали Якова. Конечно, они были ценны, тем более, что Снегирёв оказался любителем секретов. Но, в целом, основной принцип устройства тел големов и Варвары можно было определить, изучив их. Именно они представляли собой самую главную добычу, а что касалось остального — лучше бы вместо чертежей им достались живые Снегирёв и Завадский. Самым отвратительным во всей ситуации был именно поступок Николая. Как ни парадоксально, Яков понимал его мотивы. В благих побуждениях Гоголя, равно как и в испытываемых им чувствах к нему, сомневаться не приходилось. Могло ли быть иначе, если тот, желая защитить Якова, сумел раскрыть свою силу? В этом-то и крылась главная проблема. Николай был абсолютно искренен — как в чувствах, так и в принципах. А ещё невероятно упрям. Придя к определённому решению, он стремился выполнить его во что бы то ни стало, невзирая на последствия. Сейчас он посчитал информацию из тайника вредной и, не задумываясь, уничтожил её. И не просто уничтожил — пошёл на обман. Солгал Якову, а после даже не попытался оправдаться, хотя и мог. Николай, по сути, просто поставил его перед фактом. Кем он вообще себя возомнил?! В том-то и дело, что никем мнить себя Николаю было не нужно. Он Тёмный — существо с огромной силой. Даже на нынешнем уровне его способности ошеломляют, а им ещё расти и расти. А кто, в таком случае, Яков рядом с ним? И если Гоголь уже настолько независим, что будет дальше? Как же ему легко жилось без серьёзного отношения к кому-либо! Без идиотского чувства под названием «любовь»! Тогда всё было просто, а теперь…***
Вновь оставшись в одиночестве, Николай устало опустился прямо на пол, вспоминая разговор с духом Снегирёва. — Наберёте эти строки — тайник и откроется. Но, я вижу, вы настроены скептически. Считаете, что скрытое там способно навредить? Может или нет? Ситуация усложнялась тем, что в ней был замешан Яков. Завадский влез в подобные эксперименты, и обрёл лишь печальный итог. Снегирёв помог ему и погиб. И убил его созданный им голем — та самая более совершенная модель. Больше всего Николаю хотелось, чтобы Яков просто держался подальше от всего этого. — Знаете, времени у меня немного, — подождав некоторое время, сказал Игнатий. — Есть очень простой способ уничтожить содержимое тайника. Второй пароль. Я предусмотрел его на всякий случай. Вы совершенно правы, иногда информацию лучше уничтожить, нежели дать возможность добыть её тому, кто использует полученные знания во вред. «Один выбор — один результат». Это пароль, а заодно и совет подумать. Решение оставляю вам. Сказав это, Снегирёв исчез, рассеявшись в воздухе. Будто и не приходил вовсе. Вспышка молнии осветила пустоту на том месте, где он только что стоял. В своём решении Николай не сомневался, но стоило ли ему обставить всю эту ситуацию как-нибудь по-другому, чтобы не подвергать риску хорошее отношение Якова? Он сделал ему больно, хотя, казалось, это просто невозможно. Но таким людям, как Гуро, всегда гораздо тяжелее сталкиваться с вероломством близких, ведь их круг доверенных лиц ничтожно мал. Николаю хотелось солгать и, таким образом, спасти воцарившуюся между ними хрупкую гармонию. Он мог сказать, что виновато видение, а сам он не отвечает за полученную информацию. Или что не контролировал своих поступков. Или ещё что-нибудь… Только вводить Якова в большее заблуждение Николай не хотел, считая такие действия настоящим коварством. Да, он поступил нечестно, но и признался сразу. А дальше пусть Яков сам решает. Причины своего поступка Николай уже объяснил. Дождь за окном прекратился, но в комнате всё равно было холодно и сыро. Не настолько, конечно, как пару часов назад, когда он, пытаясь перебороть свой страх, испытываемый из-за грозы, столкнулся с тем злосчастным видением, приведшим к нынешним последствиям. Но теперь он чувствовал себя ещё более одиноким. Как было бы хорошо отбросить все окружавшие их с Яковом проблемы — общество Бенкендорфа, тёмные силы, необходимость делать выбор — и остаться просто вдвоём. Как хорошо было бы избавиться и внутренних противоречий, шедших из того, что наполняло каждого из них. Они же любят друг друга, так почему же столько сложностей возникает буквально на каждом шагу?!