Октябрь 16. 2019.
Горячий душ прочищает мозги, а крепкий сон снимает напряжение. Простая и такая заезженная до уровня пошлости истина, которая приходит на ум через какое-то время, когда я выключаю будильник на телефоне и кладу его рядом с собой, обнаружив дремлющего Питера, чья голова покоится на прогибе моей талии, служившей ему подушкой на протяжении всей ночи. — Доброе утро. - Он открывает пронзительно голубые глаза, сверкающие бездной холодных бликов, растянувшейся во всех направлениях в размерах постели, самой тёплой и самой мягкой на свете именно в тот момент, когда я вынуждена вставать. — Доброе утро. - Я прищипываю переносицу, нажав на горячие глазные яблоки через припухшую кожу век. Питер тянется ко мне и хочет поцеловать в губы. Но я отворачиваюсь, потому что знаю, что несвежее дыхание убьёт всю романтику. — Прости. Лучше ко мне не подходить, пока я не умоюсь. Я упираюсь ему рукой в грудь и встаю с постели, чтобы побыстрее накинуть халат, но вся моя прыть куда-то улетучивается, когда я наступаю на больную ногу, движения в которой откликаются в мозгу и ушах влажным тягучим щелчком в суставе. Я охаю, упёршись руками в захламлённую столешницу, чтобы не упасть в первую очередь от ошеломляющей внезапности. Питер же с ужасающей скоростью срывается с постели и подхватывает меня под руки, усаживая на край постели и поглаживая колено, на котором уже появился бурый синяк. — Ах! А я и забыла! - С досадой я почёсываю затылок, наблюдая, как Питер тянется к оставленному на прикроватной тумбочке бандажу и со всей бережностью, которую только себе можно представить, надевает мне его на ногу. Даррелл никогда мне такого не делал. — Тебе принести твои таблетки? - Он поглаживает стягивающую сустав ребристую ткань и потирается об неё впалой щекой, как беспечный щенок лабрадора. — Думаю, что я их выпью после завтрака. — Давай я тебе быстро приготовлю его. Что ты будешь? - Он резко выпрямляется и, переполненный энтузиазмом, широко шагает по комнате, одеваясь. — Кофе и йогурт. Он останавливается.От моего ответа его лицо, за секунду до этого бывшее таким по-детски светлым, приобретает мрачные тени под глазами, и в межбровье у него появляется глубокая складка. — Я всё время всё сильнее убеждался в твоей похожести на Джойса, но закончить как он, я тебе не позволю*. - Он натягивает футболку с джинсами и подходит ко мне, чтобы погладить по заспанной щеке. — Ладно, сэр. Тогда можно мне просто кофе и пару сэндвичей с сыром?***
Ты полна контрастов, глубин и поверхностей, безупречности и тотальной разрухи. Стоило мне только подобраться к Тебе поближе, как Ты раскрываешься всё сильнее, как цветок редчайшей красоты - белая роза, по которой туда-сюда снуют жучки. Конечно, возникает стойкое желание избавиться от пресловутых жучков-паучков, но, призадумавшись, я понимаю, что без них растение может попросту погибнуть. Такой изящный цветочек, чьи фотографии хранятся в галерее моего телефона: сегодня ночью мне удалось заснять то, как под тусклым светом настольной лампы из-под одеяльного укрытия выглядывает Твой хорошенький округлый зад, обтянутый посередине розовым треугольником трусиков. Разглядывая его, я влюбляюсь в Тебя всё сильнее и сильнее, потому что чувствую себя рядом с Тобой самим собой. Любовь к Тебе превращает меня в Супермэна, позволяет почувствовать себя по-настоящему живым, стоя в кухне и покрываясь гусиной кожей от пронизывающей до самых костей сумрачной прохлады. Я заметил в Тебе особенность выкладываться по максимуму даже в самые простецкие вещи, потому что Твой мозг трудится без остановки, а мне приходится лезть из кожи вон, чтобы поспевать. Чтобы поддерживать разговор на интересные для Тебя темы, я роюсь в Интернете: Гейдельбергский кружок, дуэльный кодекс, Французская революция, нью вэйв 1980-х и так далее. Твой кругозор настолько велик, что я набираюсь всё больше ума, начав общаться с Тобой. Я становлюсь более собранным, более активным, более живым; казалось, я нахожусь под огромной бестеневой лампой на столе хирурга, парализованный и не в состоянии никуда уйти - препарируй меня и смотри на меня, а я не двинусь с места. Но тем не менее, вот моё счастье - стоять под светом своей зависимости к Тебе. Ты заставляешь меня поверить в свою исключительность, в то, что я могу сравняться с Тобой, в то, что я и есть Твой рыцарь на белом Фольксвагене. Об этом говорят Твои глаза, полнящиеся тоской и страхом. Когда я наблюдал за Тобой в момент расставания с Дарреллом. Когда я поймал Тебя после столкновения. Когда я спас Тебя от насильников. Когда я обнял Тебя после неудачного чтения. Когда я принёс Тебя в квартиру после падения. Я хочу увидеть вновь этот взгляд, переполненный болью, просящий, показывающий настоящую Тебя без всех прикрас уверенной в себе классной девчонки. Я готов не раз и не два делать Тебе больно, чтобы увидеть страх в Твоих глазах и чувствовать трепещущее, как канарейка, сердце. Я хочу быть Твоим рыцарем на белом коне, готовым защитить от всего в этом мерзком несправедливом мире. Я хочу сделать Тебя зависимой от себя. — Вау! - Ты садишься за стол перед поставленной тарелкой с поджаренным на хлебе яйцом и чашкой кофе. - Спасибо! — Тебе добавить в кофе молоко? — Нет-нет! Ты улыбаешься, щуря глаза, и тянешься за парой салфеток, чтобы не запачкать свой сегодняшний наряд: чёрная безразмерная толстовка и красная юбка с развевающимся лёгким подолом в мелкий цветочек, спускающимся ниже колен. Ты закатываешь рукава и обнажаешь алебастровые запястья в браслетах, с электронными часами на левой руке, а перед глазами у меня стоит картина этих самых запястий, скованных путами, оставляющими на Твоих ручках зеленоватые синяки.***
Пара таблеток Адвила после вкусного сытного завтрака, дроспиренон по расписанию, и через полчаса, сидя на переднем сидении задрипанного минивэна, я могу спокойно двигаться и разговаривать… даже вести внутренний диалог о том, что же я скажу Олдриджу на своё вчерашнее поведение. Конечно, это не кожаный салон светлой кожи Даррелловского ягуара, которая умнее своего хозяина в несколько крат, но в нём я не чувствую себя настолько лишней. Именно. Моё место в старом, разваливающемся от времени минивэне. Меня не покидает еле заметное чувство, что моя жизнь разваливается на части, но что-то такое же, еле заметное и фантомное, продолжает держать все разрозненные кусочки в едином сумбурном коме, застрявшем у меня в горле. И все эти вновь растущие мысли продирают мне затылок, словно меня волокут по асфальту, оставляя на нём след от мозгов. — Тебя подвезти до кампуса? - Мы паркуемся недалеко от ворот, ведущих на территорию Ньюберри. — Прекрати, пожалуйста. - Я поправляю капюшон толстовки, покоящийся на меховом воротнике дублёнки. — Прости… просто я хочу помочь. — Ты уже сильно мне помог, Питер. - Я кладу руку ему на плечо и целую в скулу. - Но я не инвалид, чтобы таскаться со мной. — Я понял… - Он тоскливо буравит взглядом мои ноги, пока не проясняется и не начинает шарить где-то в карманах своего пальто. - Я же совсем забыл! — Что же? — Вот! Я хотел тебе вручить его вчера вечером после кружка, но… Питер протягивает мне брелок в виде пушистого глазастого кролика, прижимающего передние лапки к набитой синтепоном груди. — Какая прелесть! Нет. Правда. Этот бурый комочек из искусственного меха с огромными бликующими глазками из эпоксидной смолы не может не растопить сердце. Кто-то скажет, что это наивные приторные бредни, но именно их мне так не хватает. — Он мне напомнил тебя. - Парень улыбается такой дурацкой ребяческой улыбкой, при виде которой у меня сводит скулы, как будто мы всё ещё в старшей школе. — Спасибо. - Я провожу ладонью по углу его челюсти и беру за подбородок, чтобы посмотреть в необычайной красоты голубые глаза. - До встречи. И целую его на прощание в обветренные губы.***
Мне кажется это унизительным. Сидеть в одиночестве здесь, упираться лбом в руль автомобиля и смаковать отпечаток Твоих мягких горячих губ на своих. Каждый раз, как первый. Я готов разразиться всхлипами, трясясь всем телом и роняя тяжёлые слёзы на колени, но я беру себя в руки и буравлю безразличную толпу за углом взглядом, показывающим всю работу шестерёнок беспокойного мозга. Мне тошно. Я не могу оставить Тебя одну, без присмотра. Я покидаю оставленный вдалеке от камер видеонаблюдения минивэн и достаю с заднего сидения ноутбук. Натягиваю на голову шапку, которая так раздражает не то чтобы своим видом, сколько мелкими колючими ворсинками, чтобы пойти в ближайшую кофейню с доступом к розеткам. Я не хочу раздражать Тебя своим постоянным фантомным присутствием за спиной. Конечно, это всё так романтично: следовать за Тобой, куда бы Ты ни пошла и ловить тонкий шлейф Твоих кисло-сладких духов. Но всё это также и изматывающе - вдруг меня поймает камера видеонаблюдения. В первую очередь я не должен подставляться сам, если что-то пойдёт не так. И в этом мне поможет мой пушистый напарник, поселившийся на ремешке Твоей сумки, из огромных глаз которого я могу теперь видеть всё, куда только Ты ходишь. Спасибо золотым рукам Дэнела за это - я бы в жизни не смог установить скрытую камеру в эту зверушку так мастерки, с точностью микрохирурга. — Добро пожаловать! Что будете брать? - Спрашивает напомаженный бородач в компрессионных рукавах с рисунками под татуировки за стойкой, когда я захожу в кофейню. — Мне, пожалуйста, шоколадный фраппучино и сендвич с яйцом. - Я кладу двадцатку перед ним и удаляюсь к столу, за которым мне удаётся заприметить розетку. Мне приносят пластиковый стакан, в котором спираль шоколадного сиропа делает витки к верхушке шапочки из взбитых сливок, и тарелку с сэндвичем, пока я копаюсь в программке, чтобы подключиться к своему плюшевому связному. Я вижу на экране аудиторию с небольшим числом полусонных скучающих студентов и вижу вошедшего преподавателя, того самого престарелого плешивого еврея с брюшком, обтянутым свитером. Конечно, я знаю, что Ты взрослая девочка, которая умеет вертеться среди таких вот представителей рода человеческого и выкручиваться из сложнейших ситуаций… Но если я узнаю, что этот престарелый сноб распускал свои руки и предлагал Тебе место под солнцем потеплее взамен на особые услуги... я убью его.***
— На этом мы и закончим наше занятие. - Проф Олдридж вздыхает, потирая висок. - Наконец-то… Я пришлю в общую беседу задание на следующее занятие и будьте добры постараться сделать его так, чтобы мне потом не пришлось вызывать своего терапевта. — Да, сэр. - Вразнобой бормочут остальные студенты, торопливо собираясь, чтобы вылететь пулей из аудитории. — А вы, - преподаватель указывает на меня пальцем, - останьтесь. Я не собиралась с ним сегодня разговаривать. Да и, наверное, на этой неделе тоже, а может и до конце семестра. Поэтому я делаю вид, будто ничего не замечаю, продолжая укладывать вещи в сумку, когда к Олдриджу подходит Мэри-Элизабет с каким-то вопросом. Это мой шанс быстренько смыться. — Мисс… - Профессор сурово смотрит на меня, перебивая старосту, которая стоит у него перед носом. - Вы оглохли? — Сэр. - Девушка пытается перетянуть всё внимание мужчины на себя. — Мисс Паркс. Я понимаю всё ваше рвение, но это всё не то. Хотите оспорить моё решение - отправляйтесь к декану или пусть вами займётся кто-то другой. Девушка краснеет, не то от смущения, не то от злобы, и вихрем выбегает из аудитории, прижимая кипу бумаг, захлопывая дверь аудитории с такой силой, что та гремит в проёме, но не закрывается полностью. — Слава Яхве. - Вздыхает преподаватель и поворачивает голову в мою сторону, как гигантская сова. - Я бы хотел кое-что обсудить с вами. — Нам нечего обсуждать, сэр. Вы назвали мою работу посредственной, а я в неё столько сил и слёз вложила. Мне пришлось поднять огромный пласт знаний. Поэтому, я лучше пойду. И вычеркните моё имя из участников. - Я делаю шаг в сторону выхода, но старик преграждает мне путь. — Вот упрямая девчонка! Ничего не желает слушать! - Баритон мужчины становится угрожающим, от чего мне всё сильнее хочется покинуть аудиторию. — Сэр. Пожалуйста. - Я пытаюсь его обогнуть, но он больно берёт меня за плечо и буквально кидает на столешницу, грозно возвышаясь надо мной со скрещенными на груди руками. — Посредственной для тебя, дружочек. - Говорит он чётко и отрывисто. - В твоём эссе было твоё неприкрытое желание выделиться за счёт бравирования шибко умными словечками, за счёт громоздких конструкций. Чему ты училась там, у себя, в МИКА? А?! — Для меня? - На место страха приходит новая волна обиды, задевающей мою гордость в то время, как профессор Олдридж, не мигая, смотрит на меня. — Я должен преподать тебе личный урок. - Он подходит ближе, отрезая любые пути к бегству. - Ты никогда, ни при каких обстоятельствах не сможешь создать что-то идеальное. - Он больно тычет пальцем меня в плечо, пытаясь заглянуть мне в глаза, полные белейшей злобы. — И для этого нужно было меня унижать перед остальными?! — Ты не знаешь толком, какими словами могут послать твою работу. Ты толком ещё ни черта не знаешь! — Но ведь разве это не мой опыт и то, как я хочу донести свои чувства до читателей. - Олдридж закатывает глаза и сжимает побледневшие губы, желая перейти на более грубый тон, но воспитание вкупе со статусом ему не позволяют. — Как я и сказал вчера, но скажу чуточку грубее, детка, чтобы до тебя лучше дошло: “К чёрту чувства”. Если ты хочешь пробиться к верхам, не зацикливайся на одном. Закрой свой перфекционизм куда подальше, не то останешься на уровне психологических тестов в женских журналах. Любое творчество, любая работа - война компромиссов. Не знаешь, как себя направить и как это делать? Так я готов стать для тебя наставником. Если ты хочешь добиться хоть чего-то, я научу тебя поступиться собственными интересами и совестью, даже не краснея. Слушая его злобную тираду в облаке его резкого парфюма Булгари я ничего не могу поставить ему в противовес. Он даже не позволяет мне задуматься на долю секунды. Мне стыдно и в то же время меня раздирает чистейшая нефильтрованная ярость, растущая во всех плоскостях сразу, но не к нему - к себе. К себе за то, что это тот путь, который я выбрала. Почему я не могла пойти по более лёгкому пути? Почему я не могла забить на свои амбиции и остаться на своей жизненной изолинии, не барахтаясь на вертикальной оси? Всё кажется мне второсортной пародией на не менее второсортные боевики о кунг-фу, по типу “Палачей из Шаолиня”, только Олдриджу не хватает смехотворной накладной бороды с усами, которые бы тот пафосно откидывал в сторону, беспощадно обучая меня ремеслу. — Тебе всегда кажется, что ты можешь сделать лучше, но тебе нужен человек, который скажет: “Нет. И так отлично. Публикуем”. И я готов стать твоим наставником и продвинуть тебя в те места, куда ты заслуживаешь попасть. Мне только нужно твоё согласие. - Обычно так говорят вампиры, заискивающе умоляющие впустить их в свой дом, но огонь в ранее мутных старческих глазах меня будоражит. — Тогда… можно один вопрос? — Что такое, дружочек? — Почему вы так со мной носитесь? — Ты очень похожа на… на меня… в твоём возрасте: такой же огонь в глазах, такое же желание доказать в первую очередь себе свою одарённость и высокую цену. Возможно, мои слова были слишком грубыми для девичьих ушей, но я знаю, что ты можешь лучше, а лучше - не значит идеально. — Да, сэр. - Я киваю, на что пожилой мужчина хлопает ладонью по столу и, наконец, отходит от меня. — Тогда отправишь мне по электронке все свои публикации, все свои неизданные работы. — Да, сэр. - Я берусь за лямку сумки, спрыгиваю со стола и, проходя мимо него, вздыхаю. Кажется, это то, что было мне так нужно - крепкий отеческий пинок под зад, отрезвляющая оплеуха, чтобы собраться с мыслями и воодушевиться… правда, перспектива нервного истощения меня никоим образом не соблазняет, но то, что меня решает взять под своё затхлое крыло самый авторитетный профессор, бывший самым авторитетным журналистом во многих не менее авторитетных изданиях, греет мою не такую уж и авторитетную ссыкливую душонку. — Спасибо, сэр. - Я протягиваю ему руку для стандартного договорного пожатия. — Всё будет хорошо. - Он обхватывает меня за плечи и прижимает к старческой груди так сильно, как настоящий отец, что невозможно не обнять его в ответ и уткнуться краснеющим лицом в его дряблое плечо, пусть даже и подавляя кашель от удушливого приторного парфюма, пропитывающего всё насквозь. - Окей?***
Я чувствую себя фантомом, находясь за экраном, на котором вижу, но, к сожалению, не могу услышать того, что плетёт этот старый полоумный извращенец! Мне тошно. Мне мерзко. Мне страшно. Слепая ярость застилает мне глаза, когда я вижу, что этот гад прижимает Тебя к столу и что-то плетёт. Что он там наговорил Тебе? Что если Ты ему не отдашься, то Твоя будущая карьера пойдёт коту под хвост? Что он уничтожит Тебя? Что?! Что?! Но не я один становлюсь свидетелем этой мизансцены. Человеческая ярость сменяется на более животную настороженность. В поле зрения камеры в дверной щели мелькает девичий силуэт: его видно доли секунды, но видно выражение так называемой “злобной суки”. Я проматываю запись раз за разом, чтобы разглядеть получше, кто это. Возможно, что я найду зацепки, однако маленькое детективное расследование по поиску Твоих неприятелей оканчивается, когда в кофейню заходит та самая обладательница выражения “злобной суки”. Мне страшно признать, но она сильно похожа на Тебя: такой же высокий хвост, такая же фигура, только с более тонкими конечностями, одежда на ней, как мне кажется, дороже. Мэри-Элизабет Паркс. Староста Твоей группы. Твоя подружка. Твоя соперница. Твоя бутлегерская копия. Пугающе хорошо сделанная, но мелкие детали выдают в ней что-то противоестественное. Так вот, что Ты имела ввиду,. говоря о том, что Ты не сможешь вписаться в местное общество, хоть и так яростно хочешь этого, что в истерике рвёшь на себе волосы и обливаешься слезами. Певчая птица никогда не сможет стать частью элитарного змеиного клубка. Такие люди, как Ты и я, выросшие в лесах электропередач штата Мэриленд, не смогут стоять рядом с детишками промышленников, докторов, и директоров Нью-Йорка, обсасывающими уже не серебряную ложку, а органически чистую соску, не содержащую сахара, глютена, консервантов, ГМО и прочей дополнительной химии. Они, как декоративные собачки, жертвы культивации, приспособленные под определённые условия. А когда эти собачки вырываются наружу и проникают в наш мир, то ими овладевает пристрастие к алкоголю, наркотикам и антидепрессантам, подавляющим их извращённое либидо. Так всегда было. Так есть. И так будет. — Эй. Парень! - Девушка щёлкает пальцами, подзывая к себе баристу, которому командует: - Айс кофе, но с меньшим количеством льда! — Алло! Стейси! Только представь! Этот старый маразматик не захотел меня даже слушать… да… видимо, у него чесалось в штанах, поэтому он меня выкинул из аудитории… да, хотелось бы… и знаешь! У меня родился план! Отличный план - я заставлю эту сучку помочь мне! - Тонким голоском она описывает, чем Ты занимаешься с пожилым уважаемым профессором, который стоит у всех студентов поперёк горла, как рыбная кость.***
Интересно, эти горки когда-нибудь закончатся? Не то, чтобы я была не рада новоявленному ментору, чей опыт и мастерство кажутся для меня недосягаемыми, но мне становится дурновато от стремительно сменяющих друг друга взлётов и падений. Конечно, я понимаю, что в жизни без этого никак, но когда события сменяют друг друга с такой монструозной скоростью, голова неизбежно начинает кружиться, угрожая завтраку оказаться под ногами. Нет. Меня не вырвало. Просто сосёт под ложечкой. То ли от волнения, то ли от запаха тыкв, который не выветрится до Рождества из забегаловки. В меню красуется фото тыквенного пирога, тыквенного желе, тыквенного пюре с пряными колбасками и глазуньей и пресловутый тыквенный латте. — Добрый день! Что будете заказывать? — Привет! - Майкл удивлённо смотрит на меня. - Не знал, что ты здесь работаешь. — Зато здесь платят больше, чем в библиотеке. - Самодовольно улыбаюсь я. — И то верно. - Вздыхает паренёк и рассматривает меню, расположенное под низким потолком. - Я слышал о вчерашнем чтении… ваш профессор был в ярости, когда ты ушла… — Да. Я знаю, сегодня он вылил её на меня. — И ты осталась в живых? Да ну… За спиной раздаётся недовольный голос Джоанны: — Пополни кофе-машину! — Майкл, давай я тут быстренько разделаюсь с ней, а ты пока хорошо подумай, что будешь заказывать? — Договорились... Заходя на кухню, я вижу картину того, как ТК пристально за кем-то наблюдает, но когда он видит меня, тот тут же хватает за плечо и тащит к своему месту около окошка выдачи. — Кто этот парень? - Он указывает на Майкла, который, в безразмерном винтажном свитере, как более благопристойная версия Курта Кобейна, пытается выбрать в меню то, что было бы ему по карману, подёргивающего себя за пирсинг в ухе. — Это наш библиотекарь. Майкл. — Он слишком горяч для библиотекаря! - Смущённо замечает ТК. — Ты хочешь, чтобы я взяла его номер телефона для тебя? — А можешь? — Для тебя - я смогу всё. Но только с пустыми руками я же не пойду. — Но что я могу приготовить? — Ти… Прекрати вести себя, как младшеклассник. Приготовь ему фри с сырным соусом, а остальное я возьму на себя. Мы слышим скрип двери менеджера, из которой высовывается он собственной персоной, прищуриваясь, и угрожающе произносит одними губами: “За работу” После чего так же угрожающе закрывается обратно в комнатушке. Переглянувшись с ТК, мы пожимаем плечами и берёмся каждый за своё дело: я - загружать кофе-машину, а он - готовить фри. Когда я заканчиваю, передо мной на краю стола появляется тарелка с горячим хрустящим картофелем, залитым соусом и припорошенным тёртым сыром. Я беру тарелку и кладу на поднос, перекинувшись с ТК жестами, будто мы с ним вдвоём на операции по захвату вражеского аванпоста. — Комплимент от шеф-повара. - Майкл смотрит на дымящуюся ароматным паром порцию округлыми глазами, я же становлюсь рядышком с ним и показываю на окошко выдачи, за которым смущённо машет рукой ТК. - Что скажешь? — Я… даже не ожидал, но и сам хотел заказать себе фри. — Хорошо! Тогда давай ты подумаешь, а я принесу тебе какао? Договорились? У тебя же нет аллергии на какао? — Нет. Нету. — Вот и славно! - Я хлопаю юношу по плечу, побежав обслуживать остальных клиентов, совсем позабыв о боли в ноге и усталости. Когда мне ещё улыбнётся возможность стать чьей-то свахой, в чьих руках сосредоточена судьба и чувства людей - так будоражит! Какао на столе, а номер телефона в кармане передника - вот-то Ти будет рад! До того момента, пока на входе в кухню я не влетаю в него самого, державшего в тот момент тяжёлую кастрюлю с супом, который заливает паренька с ног до головы. Мы оба кричим: Ти - от боли и неожиданности, я же - от всё той же неожиданности и досады. — Ти! Ти! Ты в порядке? - Я хочу взять его за плечо, но вовремя понимаю, что сделаю так ему ещё больнее. — Чёрт! Горячо! Горячо! - Ругается парень, пытаясь отряхнуться от прилипших к нему обжигающих кусочков моркови и брокколи. — Что тут происходит?! - Менеджер выходит из своего кабинета, взирая на нас сверху вниз, шевеля густыми бровями в ожидании ответа, однако, не дождавшись ответа, хватает фартук с вешалки. - Помоги ему, пока я буду здесь, не то вычту из твоей зарплаты ему страховые. — Ти! Пойдём! Ти! - Я толкаю его в сторону служебного помещения с нашими шкафчиками и крошечной душевой камерой, куда заталкиваю его и открываю кран с холодной водой. А ругань ТК слышится в ушах тихими полустонами-полувздохами, а лицо его больше не корчится в мученических гримасах. — Чёрт! - От того, что пропитывающаяся прохладной водой одежда утягивает юношу вниз, он сползает по холодной кафельной стене, весь красный и похожий на оголённый нерв. — Дашь мне себя посмотреть? - Я выключаю воду и пытаюсь как можно аккуратнее стянуть с ТК футболку, а тот лишь морщится, но не сопротивляется. - Давай-давай. — Можно мне остаться хотя бы в трусах? - Он выдавливает из себя усмешку, расстёгивая мешковатые штаны из парусины, которые тут же с влажным шлепком падают на душевой поддон. Оставшись в одних облегающих боксёрах и кедах, из под-которых выглядывают забавного вида носки, ТК ковыляет к крошечной скамейке посреди такой же крохотной комнатушки и рушится задом на неё, рассматривая себя в зеркальце на двери. — Во-то красавчик я теперь. - Он проводит пальцами по обожжённой коже, покрывшейся в некоторых местах пузырьками. Сильнее всего, как нам кажется, пострадала его грудь с животом и без того несчастные предплечья повара, которые, наверное, должны были потерять чувствительность к подобного рода травмам. — Действительно. И как ты пойдёшь тусоваться с Майклом? - Взяв небольшую коробку из верхнего шкафчика с надписью “ожоги”, я сажусь рядом с ТК и начинаю копаться в ней в поисках антисептика и бинтов с марлевыми салфетками. — Он дал номер телефона? - Он смотрит на меня, убрав со лба прилипшие ядовито-зелёные дреды и вопросительно вздёрнув густую бровь. Я молча достаю салфетку с номером телефона указательным и средним пальцами, а ТК выхватывает её у меня из рук, будто бы ожогов второй степени у него и нет. — Где тебя можно почесать, чтобы мне продолжила сопутствовать удача? - Он раскрывает салфетку и вытянутое лицо расплывается в довольной улыбке. Капая на марлевую салфетку раствор мирамистина, я усмехаюсь такому энтузиазму в сверкающих янтарных глазах Ти. — Ну… везёт тебе, как утопленнику, если честно. - Я промакиваю бросающиеся мне в глаза полупрозрачные пузырьки на груди юноши. — Нет! Серьёзно! Помнишь я рассказывал тебе про то, что подал резюме в другие рестораны? — Ну? - Я блуждаю взглядом по торсу ТК, высматривая на линиях мускулов, проглядывающих сквозь смуглую кожу ещё пузырьки. — Ты не поверишь - мне ответили положительно из всех. — Что?! — Я понимаю, звучит безумно, но меня хотят видеть на собеседованиях в них всех! — Ты прохвост! - Я уже хочу его обнять, но понимаю, что это будет лишним. — Конечно, ожидание было тем ещё адом, но… оно того стоило. - ТК задумчиво кусает нижнюю губу, но эти покусывания переходят в смакование на предмет обветренной кожи. — Самый лёгкий этап позади. - Я присаживаюсь к нему с другой стороны и высматриваю пузырьки на спине, но кроме красивой татуировки в виде свечи ничего не вижу. — Почему? — Потому что новизна давит на мозг, потому что тебя ждут отборочные экзамены или что-то в этом роде. — Ну, по этому поводу ты можешь не сомневаться. — Это ещё почему? — Бакалавр кулинарии. - Он указывает большим пальцем на себя. — А я о тебе этого и не знала. - Я раскрываю упаковку с бинтом, наигранно подозрительно щурясь и приближаясь к Ти. — Не люблю болтать попусту о своих заслугах. - Он как бы откидывается и отводит взгляд, почёсывая затылок. — О! Так ты мало того, что клёвый и такой горячий, ты ещё, оказывается, и скромный! - Я беру его за запястья и перебинтовываю их. — Ну, не такой горячий, как этот суп. — О, в этом ты прав. - Я встаю над ним и оцениваю результат стараний вкупе с остаточной памятью. — О! Я теперь знаю, к кому обращусь за помощью, чтобы нарядиться в костюм мумии. - Ти рассматривает себя в зеркало на двери, крутясь перед ним, как школьница на примерке платья. — Гёрлскаут две тысячи десятого. - Я делаю жест “победа”, упёршись кулаком в изгиб талии. - Думаю, что если бы ты так вышел к Майклу, то он не только дал бы тебе свой номер телефона, но и просто бы дал. Я топаю к самым верхним шкафчикам и становлюсь на стремянку в поисках никому не нужной формы закусочной. — Спасибо, подруга. - Никто меня так не называл. От этого слова глаза будто теряют возможность фокусироваться на чём-либо. Я слепну и закрываю глаза, мотая головой из стороны, желая вытряхнуть из ушей этого таракашку. — Подруга… Лучше не надо меня так называть. - Я открываю глаза и хватаю первую попавшуюся форму, которую кидаю юноше внизу. — Почему? - ТК ловит рубашку с брюками и кладёт их на скамейку. — Заводить друзей - плёвое дело, а вот поддерживать эту дружбу - задача не из простых, поэтому я в ней лажаю. - Я опускаюсь обратно на землю, звонко хлестнув подошвой истоптанных кедов. А вместе с этим звуком по телу вновь проходит влажный костный хруст сустава, закованного в тугой бандаж. — Не знаю, но, как мне кажется, ты справляешься с этим на ура. - Слова юноши не доходят до меня из-за оглушающей пелены боли. Но он этого не видит. Я не знаю. Скорее всего меня поражает неожиданность, нежели сам факт. — Спасибо, Ти. - Я хромаю к сумке, оставленной на открытой полочке. А брелок крольчонка, немой свидетель нашей беседы, как мне кажется, осуждающе смотрит на меня и уже готов пропищать: “Ну что же ты так!”. Я достаю из таблетницы взятый из дома Адвил и закидываюсь парочкой, сглотнув вместе с ними слюну. — Спасибо тебе! - Он пытается меня обнять со спины, но выходят лишь нескладные движения с охами и ойканиями. — Давай попридержим объятья до той поры, пока не заживут твои ожоги. — Да. Ты права.