***
— Погоди тут, я забегу на кафедру на три минуты, — едва разборчиво тараторит Джемин, одёрнув донхёкову сумку с конспектами, когда они почти доходят до выхода после лекций, и быстро заворачивает в другое ответвление коридора. Донхёк даже не интересуется, что за очередная срочность, так как это может быть что угодно, начиная с вопроса по курсовой, заканчивая темой очередной статьи для конференции. Инициатива Джемина иногда пугает, поэтому в эти вопросы он старается даже не вникать, вместо этого устроившись на неудобном стуле возле окна в небольшом коридорном кармане. Руки по привычке тянутся к смартфону — самое первое, что приходит на ум, когда нечем заняться сиюминутно. Проверка сообщений и повторение репертуара быстро помогают почувствовать себя занятым, а Донхёку создавать видимость какой-то деятельности просто необходимо хотя бы для самого себя, иначе без самобичевания за непродуктивность не избежать. Трудоголизм головного мозга лёгкой степени — не самая серьёзная из его проблем, но одна из тех, что напоминают о себе чаще всего. Залипнуть в экран Донхёку, однако, всё равно не суждено — его внимание перехватывает звук приближающихся шагов, и едва ему удаётся рассмотреть на нежданном госте светлые зауженные джинсы и короткое лёгкое пальто в мелкую клеточку, желание поднимать взгляд дальше и тем более здороваться быстро пропадает. Со Ёнхо в стенах университета, играющий роль старательного аспиранта, и Джонни Со в обычной жизни, занимающийся чем попало в центре Каннама среди молодёжи, рождённой с серебряной ложкой во рту — две личности одного человека, и о второй суждено знать не всем. Донхёк почти слышит издалека мечтательные вздохи студенток, неизменно сопровождающие высокую и плечистую фигуру Ёнхо в коридорах учебного корпуса, но те оказываются лишь вспышками воспоминаний. Воспоминаний с тех самых времён, когда Джонни ещё был старостой этажа в общежитии, вечно ошивался где-то рядом, много шутил, организовывал какой-то движ, платил за неплохое пиво из местного супермаркета, и все считали Донхёка его другом. С тех пор много воды утекло, и единственное, что теперь их связывает, вечно колет в боку примерно несколько раза в семестр дурацкими снами, основанными на прошлом, и полупустым кошельком. — Ты держишься целых три дня. Если бы не знал тебя, подумал, что в этот раз всё серьёзно, — присаживаясь рядом, усмехается Ёнхо, и в его тоне нет никакого злорадства. Донхёк хотел бы видеть в нём врага или что-то типа того, но у Джонни их нет — даже если он кому-то не нравится, они не осмелятся портить с ним отношения. — Что ты хочешь? — упуская формальности и нехотя смотря на него, спрашивает Донхёк и понимает, что совершенно к этой встрече не готов, как и к ответу. Он постоянно говорит себе, что следующий раз будет последним, но когда они оказываются друг напротив друга, от былой решительности не остаётся и следа. — Год назад я бы сказал «потусить на выходных», но раз уж перед тобой нет нужды притворяться, сразу скажу, что мне нужна помощь. Ввёл бы в курс дела раньше, если бы ты не обзавёлся модой игнорировать свои проблемы, пока они сами за тобой не придут. — Забавно, что ты признаёшь, что ты моя проблема, Джонни. — В каком-то смысле, однако, не будь меня, у тебя бы их было ещё больше. Из двух зол выбирай меньшее, не я придумываю правила, — ловко снимая с себя ответственность, пожимает плечами Ёнхо и усмехается. Ему никогда не составляло труда улыбаться. Улыбка Джонни настолько сильно срослась с его лицом за последние два года, что в один момент людям стало трудно понимать, когда она фальшивая, а когда настоящая. Донхёк знает наверняка, что сейчас Ёнхо не притворяется, и есть в языке его тела что-то самоуверенное и снисходительное. Второе немедленно начинает бесить. — Я хочу завязать со всеми нашими делами. Но ты каждый раз умудряешься появляться именно в тот момент, когда дерьмовее всего и хочется пойти по пути меньшего сопротивления, — признаётся Донхёк, отворачиваясь и опуская голову. — То есть, на самом деле ты знаешь, где достать деньги, а я в этой сказке змей-искуситель, который не даёт тебе оставаться протагонистом? — смеётся Джонни. Донхёку хочется ответить положительно, расчетливо перекинув ответственность обратно, но всё вообще не так. Правда в том, что после каждой встречи с Ёнхо он думает, что в следующий раз в его жизни что-то изменится, начиная с финансов и заканчивая тараканами в голове. К сожалению, годичная стагнация в его жизни практически по всем направлениям этому никак не способствует. — Нет, я не знаю, где достать деньги, но с каждым разом мне становится всё тяжелее принимать их от тебя и твоих дружков. — Взросление плохо влияет на тебя, Хёк, — серьёзно фыркает Джонни, — становишься моралистом. Но ты не волнуйся, это пройдёт, когда жить так совсем невмоготу станет. Очень печально. — Джонни равнодушно отворачивается, даже не пытаясь скрыть, что чужие внутренние метания его не трогают, более того — они ему скорее всего не понятны. Для себя он уже всё давно решил. — Ну да, было ведь проще уговаривать девятнадцатилетнего меня без царя в башке, небось скучаешь по прошлому. — Может быть. А Донхёк — нет. Встречи с Джонни ему не нравятся сами по себе — это идеальное напоминание о временах, запечатавших кучу необдуманных решений, последствия которых ему аукаются каждый раз, как ему нужно выходить на сцену. Временах, когда каждые две недели Донхёка проводили в лучшие клубы Инчхона и Сеула, где первую половину ночи он отрывался в одиночестве в центре танцпола, а вторую — был на побегушках у злодеев современности за деньги: спаивал, кого просили, подсыпал дрянь в чужие бокалы, воровал личные переписки, флиртовал с потерявшими бдительность пассиями состоятельных посетителей и целовал в vip-комнатах чьих-то супругов, позируя на скрытую в неприметном углу камеру. Донхёк усмехается, думая о том, что раньше удивлялся чьей-то глупости и неосторожности, однако теперь ему всё более чем очевидно. Он никогда не выглядел на свой возраст — средний рост, чуть кругловатое лицо, мягкие черты, обманчиво невинные глаза — никто не воспринимал его всерьёз, и он блестяще притворялся наивным. Разве есть что-то более обескураживающее и опасное, чем хитрость, шарм и острый ум, заключенные в теле подростка, выглядящего слишком молодо, чтобы с полуслова понимать интрижки и пороки взрослых? Донхёк сжимает ладони в кулаки от мысли, что он не может полноправно говорить об этих вещах в прошедшем времени. С прошлой просьбы Ёнхо, на которую он ответил согласием от безысходности, прошло не так уж много времени, чтобы можно было называть это своим прошлым, хотя и очень сильно хотелось. — Может быть, я скучаю по временам, когда мы были командой и за тобой не нужно было бегать неделю, прежде чем ты согласишься мне помочь, — задумчиво тянет Ёнхо, перетягивая всё внимание обратно на себя, пока Донхёк горько усмехается. — Не смеши, Джонни, — говорит он, вскидывая голову и встречая взглядом вопросительное выражение лица, — мы никогда не были командой. Ты работаешь один, а я на подхвате, когда в деле не хватает смазливого гея для подстраховки. — Ты будешь вспоминать эту фразу до конца своих дней? — Ты так и не извинился тогда, так с чего бы мне забывать? — хмыкает Донхёк, разводя в стороны руки. Джонни ничего не отвечает и не делает вид, будто ему жаль. Он собирает пальцы в замок и остаётся неподвижным какое-то время. Лишь его по-кошачьи хитрые глаза щурятся, выдавая признаки мыслительного процесса в черепной коробке. Донхёку эта пауза не нравится — предвещает какой-то итог, а ответа у него так и нет. Он устал бороться с чувством, что он ведёт себя, как полный осёл, соглашаясь на лёгкие деньги, и в то же время они ему нужны. Хрупкое равновесие его жизни, построенной на иллюзии, что у него всё под контролем и он везде и всё успевает — и учиться, и работать, и заниматься группой, — держится на финансах в том числе. И тот факт, что никто из его нынешних друзей и близких не знает этого источника его непостоянного дохода, только усугубляет внутренние метания из крайности в крайность. Донхёк хочет оставаться относительно хорошим человеком, но это будет означать полный крах почти всех его планов. — Что ж, не буду тратить твоё время, — выдаёт Джонни в конце концов, поднимаясь с неудобного стула, и одёргивает полы пальто, — мои контакты у тебя есть, дело немного подождёт и я тоже, но лучше не затягивай. — Не слишком ли самоуверенно? — спрашивает Донхёк, не сумев скрыть удивление, когда понимает, что Ёнхо собирается уходить, оставив вопрос болтаться в воздухе. — Ты передумаешь, Хёк, — на задумываясь, отвечает Джонни и посматривает в окно, — но не потому что я уверен в себе, а потому что я знаю тебя. Ты передумаешь, когда останешься наедине с мыслями. Сейчас, когда я здесь, тебе легко играть крутого и принципиального чисто из вредности, потому что я тебе не нравлюсь, но это пройдёт, когда я уйду. Кстати об этом, — он переводит взгляд с окна на часы, — мне пора, а ты думай. Ёнхо не дожидается прощальных слов — знает, что по отношению к нему такую формальную вежливость больше не проявят — и уходит. У Донхёка начинает сводить зубы то ли от злости на самого себя, то ли от противного чувства безысходности. И всё бы ничего, он бы пережил это, переключившись на что-то другое, но не успевает Джонни завернуть в коридор, как в этот же самый момент сталкивается с Джемином. Донхёк жалеет, что не прогнал Ёнхо хотя бы половиной минуты ранее, потому что его другу никогда не составляло труда сложить дважды два. — Что он хотел от тебя? — первым делом спрашивает Джемин, попутно неаккуратно запихивая в рюкзак какие-то листы. Взволнованное выражение его лица ни о чём хорошем не говорит, и Донхёк, если честно, иногда жалеет, что его нынешние друзья знают о печальной судьбе его дружбы с Джонни, которая прекратилась в один момент с фейерверком и фанфарами. Подробности, конечно, пришлось опустить, Донхёк не нашел в себе силы признаться во всём до конца. — Ничего, — врёт он, делая вид, что этот вопрос вызвал у него отвращение, — проходил мимо, решил блеснуть остроумием по старой памяти, вышло так себе. — Я тебе не верю. — Всё равно. Я не хочу говорить о Джонни, неважно, веришь ты мне или нет, он того не стоит, — вставая со стула, отмахивается Донхёк. — Нам пора, Ченле сделает из нас отбивную, если мы сейчас же его не встретим на выходе. Джемин смотрит пристально несколько секунд, но в конце концов отступает. Вытаскивать что-то клещами из других не в его правилах, в отличии от Ренджуна, а это сейчас играет Донхёку на руку. Он не готов ответить на некоторые вопросы сам себе, не говоря о том, чтобы вываливать мысли о Джонни во вне. Он боится, что Ёнхо прав.***
Если честно, Донхёк не помнит в деталях рассказ Ченле о том, почему его отец решил продать вторую машину, освободив тем самым внушительных размеров площадь в одном из гаражей рядом с домом. Однако он помнит, как DreamZen в полном составе прыгали от радости, когда господин Чжон разрешил им устроить там репетиционное пространство, ставшее вторым домом за два года. Все хотели верить, что это положит начало новому этапу в жизни группы, что это знак — всё меняется в лучшую сторону, и первое время так оно и было. Заходя внутрь, Донхёк чувствует, как его окружает атмосфера вдохновения, сплетённая из ниточек воспоминаний о совместных репетициях, написанных в творческих порывах песнях и высказанных через мелодии эмоциях. Это чувство трудно передать и сравнить с чем-то — до студенческой жизни он ни с чем таким никогда не сталкивался. Стены гаража хранят моменты их дружбы, громкие споры, ночные посиделки и разговоры по душам, переложенные в рифмующиеся строчки. Проблемы, ошибки, подростковый максимализм, безответная влюблённость, секс и самоопределение — на исписанных и много раз перечёркнутых страницах и в заметках смартфонов смешалось всё, что никогда бы не было озвучено, если бы не музыка и её чарующая способность переводить скрытые смыслы на все языки мира. Донхёк часто думает о том, как же сильно ему не хватает энтузиазма двухгодичной давности, и иногда с присущей себе сентиментальностью понимает, что до сих пор не скатился в перманентную меланхолию благодаря своим друзьям и этому месту. Всё здесь напоминает о его мечте и возложенных на жизнь надеждах: изрисованная Ренджуном стена со стилизованным под граффити названием группы; прилепленные вокруг цветастые и не очень плакаты и совместные фотографии с фестивалей и выступлений; аккуратно расставленные с противоположной стороны музыкальные инструменты и аппаратура; заваленный заметками и нотными листами стол. Всё какое-то гранжево-лофтовое, уютное, и Донхёку это нравится. Проскользнув в гараж вперёд Ченле, он первым делом плюхается на старенький диван и проверяет время. Джисон и Джено должны вот-вот освободиться после футбольной тренировки, а Ренджуна, наверняка застрявшего на консультации у невыносимо душного преподавателя, придётся подождать ещё полчаса минимум. Донхёку не терпится обсудить фестиваль, и от нетерпения он готов протереть под собой дырку в обивке. — Вы голодные? — устало спрашивает Ченле, включая свет и гирлянды с лампочками из оранжевого стекла под потолком, после чего плетётся к дивану. — О да, — тянет Джемин, оживившись, — я бы от позднего обеда не отказался. — Отлично, — устраиваясь рядом с Донхёком, кряхтит Ченле, — рамен в шкафу, вода в кулере, газовый баллончик в плитке я вчера заменил. Джемин резко меняется в лице и смотрит на него с таким презрением, что становится искренне его жаль. Правда, уже спустя секунду глаза его добреют и он с немой просьбой обращается к Донхёку. — Не надо строить мне глазки, я тебе говорил на перерыве, что одним утренним кофе сыт не будешь, — щурится тот, мотая головой, и скрещивает перед собой руки. — Ну, Хёк, ну пожалуйста! — имитируя умирающего тюленя, ноет Джемин. — У тебя лучше всех получается, и ты мне ещё должен за то, что я тебя утром воскресил. — Я не просил меня воскрешать между прочим, лежал бы себе на кровати трупиком и радовался, — закатывая глаза, тихо говорит Донхёк в ответ, но затем тут же хочет забрать слова обратно, потому что вспоминает свой не очень приятный беспокойный сон, от которого он явно не пожалел проснуться. Поворчав ещё немного ради приличия, он всё-таки принимает решение в пользу голодающих и идёт готовить. Джемин радостно подпрыгивает, Ченле сравнивает сияние его улыбки с блеском начищенного таза, но никто на его едкие комментарии внимание уже не обращает — понедельники на факультете управления бизнесом у него всегда тяжелые, а выпускать как-то пар нужно периодически. Пространство для готовки в их гараже едва ли можно назвать полноценной кухней, но самое необходимое есть: холодильник для пива, небольшая переносная плита с двумя конфорками, столешница и старая микроволновка, чтобы разогревать пиццу наутро, если творческий процесс затянулся. Донхёк сам настоял на том, чтобы у них был небольшой угол, где можно по быстрому сварганить себе перекус, потому что порой уходить отсюда не хотелось совсем. Как оказалось, он тогда попал в точку. В благодарность за доброту и терпение Джемин постоянно крутится рядом, больше путаясь под ногами, чем помогая, и периодически заглядывает в кастрюлю через плечо, но Донхёк ничего не говорит, пока не остаётся минута до готовности рамена. — Как прошел понедельник, Ченле? — заскучав немного, спрашивает Джемин, хотя наверняка понимает, какой возмущенной тирадой ему может аукнуться этот вопрос. — Продуктивно, — подозрительно спокойно фыркает тот в ответ, откидывая смартфон на столик возле дивана, — но бесполезно, если не считать пар. Сегодня в аудитории для конференций была очередная еженедельная встреча с новым бизнесменом. Они не обязательные, но нас сгоняют туда всё равно. Муть. — Серьёзно? Ты каждую неделю так говоришь. Неужели все настолько уныло? — бубнит Джемин, прижимаясь щекой к донхёковой спине, и покачивается из стороны в сторону. — На самом деле нет. Иногда они рассказывают реально полезные и интересные вещи и отвечают на вопросы с подвохом, но подача… — протягивает Ченле в конце, неуверенно качая кистью в воздухе, — сложно воспринимать информацию, которая подаётся как бы свысока, и не беситься при этом. — И это ты нам говоришь? — фыркает Донхёк, хихикая, после чего снимает кастрюлю с плиты и отпихивает Джемина локтем, чтобы не обжегся. — Ой, это было давно и не правда. Если у меня родители с заработком чуть выше среднего, это не значит, что я заносчивый говнюк. — Нет, но ты им был, — как бы к слову уточняет Джемин. — Взросление слегка отрезвляет, — парирует Ченле. — Мне совсем не улыбается вести себя, как этот господин Накамото с сегодняшней встречи. — А кто он? — уточняет Донхёк, не то чтобы особо интересуясь, скорее желая поддержать разговор. — Он владелец сети караоке-баров по всему Инчхону и Сеулу. Помните эту зелёную вывеску «Neo Zone» на трёхэтажном здании через пару улиц от нашей ночнушки? Это его самая первая точка. — Серьёзно? Я помню, как видел открытие этого бара ещё лет девять назад. Не знал, что владелец он, — фыркает Джемин, активно прогоняемый Донхёком со своего пути к холодильнику. — Он сказал, не особо любит высовываться и светиться где-то, везде посылает своего заместителя. Он тоже приходил, такой смазливый взрослый парень лет тридцати, — поясняет Ченле. — И ты говоришь нам поверить, что этот Накамото сегодня строил из себя что-то в университете? — недоверчиво усмехается Донхёк и тут же оказывается пойманным в Джеминовы объятия, когда заканчивает с раменом. — Он не скромник, о нет, он просто японец, — мотает головой Ченле. — Знаешь, построить бизнес десять лет назад здесь будучи иностранцем было бы не так-то просто, когда сплошь и рядом одна ксенофобия. А порисоваться он любит, по нему видно. — Это вы не про Хёка случаем? — смеётся вдруг с самого порога Джено, кидая спортивную сумку возле коврика для обуви, после чего следом за ним в гараж заходит Джисон с ещё не до конца высохшими после душа волосами. Видно, что оба уставшие, но до этого хорошо взбодрившиеся на тренировке. Для полного счастья не хватает только Ренджуна. — Увы, ты не угадал, — недовольно отзывается Донхёк, чем немедленно привлекает всеобщее внимание. Джисон тяжело вздыхает и закатывает глаза, заметив, как Джемин пытается задушить своего спасителя от голодной смерти. — Да-да, Джисон, прямо перед твоим салатом, — подтрунивает Ченле мимоходом. — Та квир тусовка из ночнушки влияет на Джемина самым непрямым образом, если вы понимаете, о чём я. — Сами-то, — отмахивается тот, — приклеились друг к другу, как листья периллы. — Это броманс, — неохотно и неуверенно вставляет свои пять копеек Джисон, копаясь в своей сумке, лишь бы не столкнуться в чьим-то насмешливым взглядом, и вытаскивает оттуда палочки, — никакой романтики. — Он уже хочет пафосно закрыть вход в гараж, но чья-то быстрая нога успевает вклиниться в пространство между косяком и дверью, заставляя ойкнуть извиняющимся тоном. — А, теперь это так называется, — комментирует неуклюже ввалившийся внутрь Ренджун и скидывает с плеча свой яркий зелёный тубус, весь обклеенный стикерами и изрисованный нестираемым маркером. Обычно по нему Донхёк и распознаёт своего друга в разношерстной толпе студентов, выходящих за пределы кампуса после пар. Ему остаётся лишь не выпускать тубус из виду, чтобы потом нагнать Ренджуна со спины и с разбегу навалиться. Сейчас, впрочем, он проворачивает то же самое, в процессе приговаривая: — О, пришла моя смерть диабетика! — Обнимаю его я, а бежит он всё равно к Ренджуну, — цокает Джемин, лениво помешивая палочками лапшу, и буквально заедает своё раздутое горе. — Ну да, абонемент в качалку тебе даёт Джено и караулит тебя в бассейне, чтобы принцесса случайно не утонула, тоже он, а лапаешь ты всё равно Хёка, — парирует Ренджун с невозмутимым лицом, съедая половину слов из-за слишком бурного приветствия. Донхёк, до этого собиравшийся вставить свой собственный колючий ответ, прыскает в кулак. — Я как-нибудь переживу эту невосполнимую утрату, Ренджун, спасибо за беспокойство, — подыгрывает Джено, хлопая его по плечу и изображая тоску. — Ничего он меня не караулит, я лучший пловец на факультете, — с набитым лапшой ртом бубнит Джемин, опираясь на столешницу, и скорее всего даже не надеется, что это кто-то примет во внимание. — Не хочу вас прерывать, — прокашливается Ченле, — радужные шутки и драмы это святое, но давайте как-то к делу, нам ещё репетировать. — В каждой шутке… — начинает Донхёк, радостно плюхаясь на диван, пока его место не заняли. — Умоляю, захлопнись, — перебивает Ченле, щипая его за бок. Приходится отступить, но не из-за смирения. Донхёку сейчас более интересен фестиваль, нежели старые добрые разборки в песочнице. — Отлично, если никто не против, я начну, — поднимая указательный палец в воздух, уж слишком резво говорит Ренджун на правах старшего, и все молчаливо соглашаются. Джисон садится на спинку дивана возле Ченле, Джемин аккуратно пристраивается рядом с Донхёком со своим раменом, и только Джено, тихо сетуя на невымытую посуду, остаётся стоять возле столешницы. Донхёку не нравится эта подозрительная инициатива со стороны друга, и предчувствие его не подводит. — Этот сеульский расчудесный конкурс может вылететь нам в копеечку, — вытаскивая смартфон из заднего кармана джинсов, сразу приступает к делу Ренджун. — Я надеюсь, вы все дочитали положение до конца, а не как обычно удовлетворились красивыми обещаниями на брошюре. Да, я к тебе обращаюсь, Хёк. — Он снимает блокировку экрана и очень быстро находит что-то в документе, после отдавая его Джемину. Донхёк пристраивается сбоку, но замечание в свою сторону никак не комментирует, потому что отчасти это правда. Радость слегка вскружила ему голову. — Обижаешь, — усмехается Ченле, кажется, совсем не удивившись словам Ренджуна, в отличие от остальных. — Ты как только вызвался говорить первым, я уже понял, о чём пойдёт речь. — Тогда, может, нам поясните, о чём именно речь? — предлагает Джено. — Меня, как всегда, интересовали только условия, кто будет в судьях и система оценивания, уж простите, — он пожимает плечами и подходит к оккупированному смартфону поближе. — Часть положения номер семь, пункт первый, — поясняет Ренджун, плюхаясь на одно единственное кресло в гараже, — если посчитать, сколько всего трат нужно будет вбухать туда, выйдет весьма внушительно. Во-первых, после офлайн отбора финал проходит обязательно вживую, мы должна поехать в Сеул минимум на три дня. Во-вторых, к каждой номинации прикреплено несколько мастер-классов наставников и судей, посещение которых обязательно для участников — один как минимум, и они не самые дешевые. В-третьих, взносы за участие… — Почему такие большие? — искренне недоумевает Джисон, найдя нужный пункт. — О, это не ко мне, я не шарю, это к Ченле, — отмахивается Ренджун, явно давая понять, что до сих пор не обработал финальную сумму у себя в голове и ему не до вопросов, касающихся финансовых нюансов. — Я посмотрел список организаторов и спонсоров, — вовремя подхватывает Ченле, и Донхёк полностью отвлекается на него, поняв из положения, что Ренджун ничуть не приукрасил ситуацию для пущей драматичности. — Судя по всему, проект существует не полностью на спонсорские деньги, он наполовину самоокупаемый. В принципе, оно и понятно, судя по уровню организации и подготовки, на который они замахнулись. Плюс аренда такой площадки, вовлечённость радио, представителей развлекательных компаний и приглашенные судьи… Всё очень серьёзно. — Он явно делает акцент на последнем слове и смотрит на внимательно слушающего его Донхёка с выразительным лицом и почти что давлением. — Кстати, это не все сложности, — прерывает недолгую тишину Джисон. — Я тут искал дополнительные плюшки для студентов. — Нашел? — с надеждой спрашивает Джемин. — Увы, нет, но зато тут сказано, что участники конкурса, являющиеся коллективами, должны быть представителями какого-либо творческого объединения или образовательного или культурного учреждения. — Чёрт, ну я же говорил вам, что нужно было хотя бы в студенческий клуб оформиться! — Донхёк утыкается в свои ладони и со стоном ведёт ими вниз по лицу. Никто не осмеливается это комментировать, потому что он помнит, что тогда этому предложению никто особого значения не придал. Тишину гаража нарушает только хлюпающий рамен Джемина. — Хм, чем больше вы говорите о масштабах этой тусовки, тем лучше я понимаю, что мы просто обязаны туда попасть, — вдруг говорит Джено, резко выпрямляясь, отчего Ченле даже вздрагивает. — Ну хоть кто-то на моей стороне! — восклицает Донхёк, отвешивая благодарный кивок. Он не настолько оторванный от реальности мечтатель, чтобы совсем не понимать, насколько ситуация непростая, однако с поддержкой друзей ему всегда легче думать, как из неё выпутываться. Едва не перевернув на Джемина рамен, он вскакивает с месте и оббегает диван, чтобы встать рядом с Джено. — Вы даже представить себе не можете, что нам сможет дать хотя бы проход в финал. — Как минимум то, что нас увидят Ли Чунмён и Пхён Юна, или даже продюсер R&M энтертеймент, — усмехается Джено, — мы же выросли на их песнях. Я знаю, что они беспристрастные профессионалы, но чувствовать собственное влияние, которое оставляет след в чужой музыке, всегда приятно. — Хорошо, — сдаётся Ренджун, потирая виски, но всё ещё остаётся скептиком, — мы всё понимаем, это шанс для нас. Не пойми неправильно, Джено, все мы, как и вы, хотим расти и развиваться как можно быстрее. Однако, во-первых, где мы найдём столько денег, во-вторых, как нам решить проблему с этим «представительством»? — Он рисует кавычки в воздухе и обессиленно роняет ладони на колени. Донхёк смотрит на остальных в поиске поддержки, но понимает, что Джисон и Ченле на правах младшего и предприимчивого явно заняли выжидательную позицию, готовые в любой момент присоединиться к более убедительной стороне. — Ну, есть одна идея с представительством, — едва прожевав до конца лапшу, неожиданно оживляется Джемин. — Раз уж Джисон единственный среди нас имеет в универе самое прямое отношение к центру культуры, мы с ним можем попробовать договориться с его кафедрой на оформление клуба. Он самый прилежный студент на прикладной музыке, а я умею забалтывать. Чем не вариант, а? — Он смотрит на абсолютно потерявшегося в своём недоумении Джисона и мило улыбается. — Думаешь, это сработает? — выгибает бровь Ренджун. — Управимся за два дня максимум, — усмехается Джемин, как будто это плёвое дело, — мы уже как-то оформляли клуб на первом курсе среди наших ботанов. Там всего-то нужно подать заявку, покапать на мозги в приёмной заместителю, чтобы ректор побыстрее подписал заявление — и готово. Помещение нам не нужно, раз у нас есть гараж. Ради соблюдения формальностей можем попросить актовый зал два раза в недельку на полтора часа и… — Джемин, — перебивает Донхёк, едва не сияя от появившейся надежды и благодарности за поддержку, и хватает его за обе щёки, смачно целуя в макушку, — я тебя люблю! — Угу, пока Ренджун не появится на горизонте, — не может не съязвить Ченле, хихикая, но потом тут же становится серьёзным. — А остальное? Для меня достать деньги не проблема, поехать в Сеул на три дня — тоже, но я о вас в первую очередь думаю. — Хороший вопрос, — поддерживает Ренджун. — Наверно, у Хёка есть на него ответ, раз он с таким энтузиазмом держится за эту идею. Я вот понятия не имею, где взять столько денег до окончания приёма заявок через неделю, при этом не оставшись один на один с раменно-рисовой диетой и водой на ближайшие два месяца. — Он выжидающе переводит взгляд и тяжело вздыхает. Хотел бы Донхёк знать, но он понимает, что на этом его полномочия заканчиваются. Он не может заставить всех перестроить собственные приоритеты и заново расписать бюджет, даже если у них есть общая цель. Все они очень разные, кому-то тяжелее, кому-то проще. Он с Джемином устроился в общежитии математиков и физиков, Джено — в соседнем корпусе со своими ребятами с факультета физической культуры, Ченле живёт с родителями, а вот Джисон и Ренджун снимают маленькую квартирку на двоих. На неё денег уходит больше, не говоря о всяких штуках для учёбы, названия которых Донхёк не помнит, но Ренджуну постоянно нужно ими запасаться. — Мы можем сделать иначе, — задумчиво тянет Джено, промолчав добрых секунд тридцать. — Что, если сейчас потратиться только на взносы, пока не появятся результаты офлайн этапа? Если не пройдём, то нет смысла планировать что-то дальше. — Будем играть в случайность? — фыркает Джисон. — А если пройдём? Финансы всё ещё поют романсы. Будет обиднее в два раза. — Он тяжело вздыхает и спрыгивает со спинки дивана, неопределённо глядя то на лагерь энтузиастов, то на сомневающихся Ренджуна и Ченле. Донхёк ощущает себя словно на американских горках собственных эмоций. Стоит надежде мелькнуть на горизонте, она тут же разбивается о чужие убедительные аргументы. Чертовски несправедливо. Идея Джено ему нравится, но готовы ли они потерять столько денег, не зная наверняка, будет ли от этого толк? Они им достались не так-то просто, как и стипендия кому-то. Каждый чем-то жертвует, чтобы успевать работать над песнями, репетировать, появляться в социальных сетях, поздними вечерами выступать в баре и не подводить остальных. Кто-то парой часов сна или завтраком, а кто-то оценками или сгоревшими дедлайнами. Всем не просто. Будет обидно спустить всё в никуда. Если только… Донхёк неуверенно выуживает из кармана джинсов свой смартфон, на локскрине которого застыло сообщение из чата с Джонни, и становится мрачнее тучи. «Если только не потратить на это деньги, доставшиеся не таким уж тяжёлым путём». Мысль ввинчивается в мозг очень сильно. Донхёк почти ощущает, как болят извилины. Признавать тот факт, что Ёнхо был прав — одна из самых унизительных вещей в его жизни, и всё-таки из песни слов не выкинешь. В какой-то момент он действительно понадеялся на то, что идёт по пути исцеления от чужого влияния. Это чувство было мимолётным, приятным и чертовски обманчивым. Им нужна эта возможность. Наверно, даже больше, чем Донхёку гордость и принципы. В конце концов, лишь периодически переступая через них, он смог позволить себе вкладываться в группу без чужого вмешательства, заниматься любимым делом и сохранять частичную независимость от родителей. Решаться чертовски тяжело. Донхёк оглядывает беглым взглядом пространство вокруг себя, наполненное воспоминаниями и мечтами о будущем, потом останавливается на друзьях, задумчиво сохраняющих напряжённую тишину, и кивает самому себе. Ради них и желания во что бы то ни стало найти для группы своё место под солнцем, он готов на многие жертвы. Просто Ренджуну, Джено, Джемину, Ченле и Джисону о них знать не обязательно. — Ребят, предоставьте это мне…