Mutually

      Натаниэль       Сам себя измучив мыслями о том, как нужно себя вести на балу и как бы не оплошать, когда начнутся танцы, волшебник торжественно вошёл в огромный зал, который просто кишел демонами различных рангов. Натаниэль не стал снимать линз на такое, пусть даже развлекательное, мероприятие, так как подозрительность навсегда засела в его душе, обосновавшая себе прочное гнездо. Хоть с виду Натаниэль и выглядел жизнерадостным человеком, жаждущим зрелищ, но внутри он был весь издёрган, напряжён и неповоротлив.       Самое главное коварство поймало его на пороге к блистающему пространству, в котором царило веселье, безмятежность и праздность. Он не знал, как себя вести на балах. Краткий курс от Бартимеуса, на самом деле, не прояснил ничего. О тонкостях таких приёмов и о том, что волшебнику предстоит попасть туда впервые, дух, видимо, забыл напрочь, а ещё от его внимания укрылось то, что Натаниэль был как чистый лист, и в обучении с козырей заходить не стоило. Да что, в конце концов, с этого Бартимеуса возьмёшь.       Поспешно отогнав от себя мысли о джинне, Натаниэль, чтобы вновь не зависнуть посреди бегущей жизни, решительно направился вперёд, как ледокол, рассекающий толпу волшебников и духов. Однако на него внимания обращали чуть меньше, чем на шкаф, который внезапно появился бы посреди зала. Огромное помещение открылось перед Натаниэлем, как необитаемый остров, и он, по правде сказать, абсолютно не знал, в какую сторону идти. Чтобы не грустить, он решил занять себя самой обстановкой.       Зал выглядел настолько богато и изысканно, что если бы смотрящий захотел остановить свой взгляд на чём-то одном, ему бы это не удалось при всём желании. Пышные портьеры, начинающиеся под потолком и простирающиеся до самого пола, выглядели столь внушительно, что полностью отвлекали на себя всё внимание. Хрустальные люстры создавали впечатление прозрачных и невесомых, и каким-то шестым чувством Натаниэль догадывался, что такой эффект был достигнут с помощью Иллюзий. Колонны, подпирающие потолок, были кое-где обвиты виноградными лозами из тончайшего белого золота, на застывших ветвях висели небольшие шары, распространяющие по зале приятные запахи благовоний. И наконец, около дальней стены находился невысокий пьедестал, который, вероятно, предназначался для премьер-министра.       На небольших постаментах стояли подсвечники, между ними ютились столики из тёмного дерева, заставленные многоярусными вазами с разными закусками. Напитки же разносили демоны в обликах привлекательных официантов, однако даже на первых трёх планах, доступных Натаниэлю, он видел, насколько им противно собственное положение. Они, следуя приказам, изо всех сил старались не корчить рожи и не переливаться в произвольные элементы облика, однако удавалось не всем.       Волшебник прошёл дальше, и когда к нему подскочил драматург, он его совершенно не заметил. Мейкпис, непрерывно что-то бормоча себе под нос, схватил Натаниэля за руку и повёл его к центру зала.       — О, здравствуйте, Джон, как же я рад вас видеть, вы, я надеюсь, хорошо добрались? Как вам зал? Отнюдь, наш премьер-министр неплохо постарался над украшениями интерьера. Под его покровительством любая коробчонка превратится в шедевр. Разве этот чудесный зал не трогает вас за душу? Какая прелесть! Всё-таки если магия обитает в правильных руках, она способна поистине творить чудеса!       Молодому волшебнику негде было слово вставить. Он критически оглядел брюки драматурга из зелёного сукна и подумал, что Бартимеус был, возможно, прав насчёт моды.       — Добрый вечер, мистер Мейкпис. Я тоже очень рад вас видеть, — Натаниэль почувствовал дискомфорт в по-прежнему сжатой руке. — Что уж говорить про меня, когда этот зал оказался способен привести в восторг вас, искушенного любителя всего утончённого и прекрасного.       Ему показалось, что от радости и восхищения драматург взлетит под потолок. Квентин вилял между волшебниками, колоннами и столиками, таская за собой Натаниэля за руку, как маленького ребёнка, и рассказывал ему всё подряд, что только приходило в его гениальную голову. Натаниэль почувствовал, что он уже устал. И никаких за сегодня танцев, пусть старания Бартимеуса пропадают даром. Интересно, что сейчас делает Бартимеус?..       — Наш премьер-министр удивительный человек! — без конца восклицал Мейкпис. — Премьера моей пьесы «Запотевшее окно» состоится через неделю, я вкратце обрисовал Девероксу, что там будет происходить, он от интереса даже забыл про куропатку на своей тарелке…       Натаниэль отрешённо подумал о том, как бы драматург отзывался о премьер-министре, если бы тот терпеть не мог его пьесы, от которых хочется выйти. В запотевшее окно. Наверняка, не слишком-то лестно.        Однако Руперт Деверокс всегда отличался каким-то возвышенным и величественным чувством вкуса, этого нельзя было не признать. Начиная со своего кресла с ангелочками и заканчивая просторным залом для более важных предприятий. Бал для него был действительно важным предприятием, так как это потрясающая возможность сдружить и сплотить между собой волшебников. А еще более расположить к себе. Хотя казалось, куда уж более-то. Итак, таким образом, укрепляя свои позиции и репутацию, Деверокс был чрезвычайно доволен собой. Сам он уже находился в конце зала, или, лучше сказать в начале, вокруг него столпилось множество приближенных волшебников, в том числе и Джейн Фаррар, которую Натаниэль подумывал пригласить, но потом эта идея полетела к чертям. И правильно.       — Да, кстати, — потягивая вино и отпустив, наконец, руку Натаниэля, сказал Квентин. — Я бы хотел ещё с вами побеседовать, нет, не смотрите так, ничего серьёзного. Так, просто, поговорить о всяких пустяках. Вы не против? Тогда сразу же после танцев.       Драматург подмигнул и унёсся в сторону пьедестала. Деверокс торжественно взошел на его середину, сверкающую со всех сторон своим великолепием.       — Дорогие друзья, — весело объявил он. — Сегодня для нас важный день. Как вы видите, мои приятели очень постарались, наведя здесь такой, — он сделал в воздухе изящный жест рукой, — потрясающий вид. Я очень рад приветствовать всех вас здесь, и обязательно проявлю честь пообщаться с каждым из вас после бала, — с разных концов зала послышались восторженные возгласы и аплодисменты. — Сейчас я нахожусь в прекрасном расположении духа, и очень надеюсь на взаимность с вашей стороны…       Натаниэль прикинул, на какой минуте он умрёт от скуки. Захотелось уйти только потому, что он чувствовал себя не в своей тарелке. Волшебники вокруг него обращали внимание только на премьер-министра, не замечая ничего вокруг. К тому же, Натаниэль не знал, стоит ли сейчас заводить разговор с остальными участниками бала, и когда начнутся танцы. Именно танцы тревожили его больше всего. К столикам с закусками он стоял гораздо ближе, чем к пьедесталу с Девероксом. Потягивая белое полусухое, он больше оглядывался по сторонам и аплодисментами не взрывался, как все остальные после каждого слова премьер-министра.       — Я уверен, что именно такие мероприятия способны разрушить стену отчуждения и соперничества между волшебниками. Помните, господа, что Британия в наших руках, и только вместе мы способны привести её к невиданному ранее расцвету в самых разных сферах и отраслях…       Натаниэль насмешливо усмехнулся в бокал, пока все остальные дружно хлопали.       Воспользовавшись таким увлечённым восхищением, мимо стоящих парами волшебников проскользнул высокий, утончённо одетый, молодой мужчина. Его смуглое лицо сразу же явственно выделялось среди остальных волшебников, однако никто на него не обратил внимания. Он пробрался вперёд и остановился около столиков с закусками, положив локти на один из них; персона премьер-министра его абсолютно не интересовала. Одному неосмотрительному демону, который решил подскочить к нему с подносом, хватило взгляда, чтобы поджать хвост на третьем плане и улепётывать в другую половину зала.       Натаниэль своего соседа по столику не замечал ровно четыре минуты, пока Деверокс толкал свою речь, полностью увлечённый вниманием, ему оказываемым. Поставив пустой бокал на край стола, Натаниэль бросил скучающий взгляд на пришельца, который смотрел на него так пристально, что волшебника едва не передёрнуло. Понимание, кто перед ним стоит, пришло тоже не сразу. Только когда в зрачках напротив заплясали искры в буквальном смысле, Натаниэль подавился воздухом от возмущения. Демон обошёл его и ласково похлопал по спине.       — Ты… ты что здесь делаешь? Как прошёл? У входа стоят африты…       — Неожиданно, правда, Мэндрейк? — Бартимеус поспешно привёл Натаниэля в более-менее ровное положение, так как на них уже стали оглядываться близко стоящие волшебники.       Натаниэль, наконец, успел смириться с ситуацией и сверху-вниз оглядел Бартимеуса. Тот был одет настолько вычурно, насколько ему позволяла его гордость. Запонки на его манжетах сияли так ослепительно, что Натаниэль решил вообще на них не смотреть. Синий фрак с блестящими вставками облегал всё, что можно и что нельзя, белая манишка только подчёркивала смуглость кожи. Перчатки были ещё белее манишки, поэтому Натаниэль, беря в руку бокал шампанского, прикрыл глаза и устало произнёс:       — Убавь яркости, Бартимеус.       — Ещё раз повторю, что ты ничего не понимаешь в моде, — он широко улыбнулся.       Натаниэль выпил залпом. Бартимеус просто над ним издевается. Волшебник заметил, что какая-то девушка уже минуты две пялится на джинна без стыда и совести. На его джинна. Поэтому Натаниэль немного поменял местоположение и теперь находился почти вплотную к Бартимеусу. Тот всё-таки не стал мучить зрение хозяина и незаметно изменил облик на более терпимый.       — Кто тебе разрешал сюда заявляться?       Бартимеус округлил глаза.       — Позвольте-ка, ты недавно грозился меня самого отправить на бал, когда я пытался присмотреть для тебя незаменимого Шогота. Тебе же это не понравилось. Учти, Мэндрейк, что я решил сегодня составить тебе компанию только по моей доброте бесконечной.       — Я приказал тебе оставаться дома и следить за порядком.       — Ничего себе, — джинн присвистнул, после чего ткнул пальцем Натаниэля в лоб, — ты ничего мне не приказывал. Или допился здесь уже до того, что образовались провалы в памяти? Какой же ты неблагодарный, — и отвернулся.       — Бартимеус, во-первых, я не пьяница, а во-вторых, ты… скоро доведёшь меня до белого каления. Сколько можно рушить мои планы? Я сегодня рассчитывал провести этот вечер с Мейкписом…       — Боже, фу, избавь меня от подробностей, — джинн скривился. — Неужели ты настолько опустился? Он же толстый. И некрасивый. Я был о тебе лучшего мнения.       Натаниэль вспыхнул, чуть не подавившись третьим бокалом шампанского.       — Ты неправильно понял, я не такой! У нас с ним намечалась дружеская беседа. Поговорить на балу как мужчина с мужчиной это ещё не считается за что-то плохое…       Бартимеус скептически посмотрел на него. Натаниэля слегка шатало, однако он все равно схватился за четвёртый бокал, в котором было налито вино.       — Ты очень самоуверенно назвал себя мужчиной, — не дождавшись ответа, Бартимеус тоже взял один из бокалов, покатал в нём тёмную жидкость.       Внезапно раздались особенно громкие аплодисменты. Первое, что заметил джинн, было то, сколько афритов встали парами около окон и сколько ещё расположились около закрывшихся дверей. То, что Деверокс объявил танцы, дошло до Бартимеуса гораздо позднее, всё его внимание было направлено на Натаниэля, который только и делал, что сознательно напивался, занюхивая пузыри от шампанского своим выходным красным платком, без которого волшебник бы не обошёлся.       Премьер-министр спустился с импровизированной сцены, однако далеко в толпу заходить не стал. После он пару раз покружился под музыку, и куда-то испарился из поля зрения, вероятно, по делам, чтобы сделать Британию расцветающей державой.       Яркий свет внезапно погас, под потолком парили лишь световые шары, создавая мягкое, комфортное освещение. Гул голосов превратился в тихое перешёптывание, кое-где по зале вспышками раздавался негромкий смех.       — Так всё-таки зачем ты пришёл? — спросил захмелевший Натаниэль, подступив ещё ближе к Бартимеусу. — Уж явно не для того, чтобы мне не было скучно.       — Может, ты и прав, — легкомысленно ответил джинн, стараясь не смотреть на хозяина и улыбаясь закускам. — А может быть, нет.       Натаниэль смотрел на него несколько секунд, после чего внезапно приник к Бартимеусу, обняв его за шею. Джинн запоздало отстранился, осознав ситуацию только тогда, когда мальчишка задышал ему в ухо.       — Раз уж ты здесь, Бартимеус… Я решил… может, всё-таки не пропадать даром твоим урокам… Наверное, я не так уж ужасен в танцах, как ты думаешь. Тем более, здесь достаточно темно, на нас никто внимания обращать не будет.       В какой-то момент Натаниэлю показалось, что он обнимает мраморную статую. Бартимеус не шевелился, ничего не говорил и вообще не подавал признаков жизни. Только когда трезвость и чувство самосохранения покинули волшебника окончательно, он несильно укусил демона в шею, чуть выше белого воротничка. Если бы Натаниэль доставал выше, то его исследования обернулись бы более интересным образом. Однако же Бартимеус отмер.       — Обычно это я людей жру, а не они меня.       Казалось бы, романтическая атмосфера должна быть безвозвратно испорчена, но нет. Натаниэль каким-то краешком своего сознания понимал, что ситуация становится абсурдной, здравый смысл вопил о том, что опасно так заигрывать с демоном, который чуть не убил тебя однажды, но волшебнику теперь было плевать. Он запустил пальцы в волосы Бартимеуса, притянул его к себе ближе, прижимаясь к нему всем телом. Бартимеус хмыкнул, обняв его в ответ.       — Раз уж ты решил сегодня пьянствовать, то кто я такой, чтобы тебе мешать?       — Бартимеус… Я танцевать хочу…       — Хоти.       — С тобой.       — Ладно уж, только это второй и последний раз, Нат. Учти напоследок, что ты ничего мне не приказывал, а опирался только на принуждение.       Бартимеус отлепил от себя волшебника, и взяв его за руку, быстро подстроился под пары, проносящиеся мимо них. Натаниэль, несмотря на своё незапланированное опьянение, держался на ногах удивительно крепко и даже пытался совершать какое-то подобие танца. Получалось у него скверно, но это не бросалось в глаза, учитывая то, что вёл танец не он, а Бартимеус.       — Вести буду я. Постарайся представить себя в пассивной роли, — ехидно усмехнулся джинн.       Натаниэлю хватило ума разобрать подтекст, поэтому он покраснел и попытался цапнуть Бартимеуса за плечо побольнее, однако это принесло мало успеха. Чтобы не смотреть на джинна, он занимал себя разглядыванием в полутьме других волшебников, которые, к счастью, были так увлечены друг другом, что абсолютно не обращали внимания на странную парочку.       — Все мои старания покатились по колдобинам, помахав на прощание, — заворчал Бартимеус, когда Натаниэль в очередной раз наступил ему на ногу. — Хочется верить, что ты сейчас во власти алкоголя, а не своих изящных выкидонов. Иначе как можно так ужасно двигаться?       — Ты портишь мне настроение, — тем же тоном ответил волшебник, — если ты не пьёшь, это ещё не значит, что я должен впадать в такое же уныние.       Бартимеус фыркнул и надолго замолк. А Натаниэль очень скоро забыл обо всём на свете, кроме джинна, который ощутимо прижимал его к себе за талию. Музыка внезапно перетекла из одной в другую, краем замутнённого сознания Натаниэль заметил несколько пар, отошедших к столикам. Ритм стал медленнее и спокойнее, Бартимеус разъединил их руки, сцепив их на пояснице мальчишки. Натаниэль же, обняв его за шею, просто плыл по течению, ни о чём не думая.       — Как же здесь отвратительно воняет, — недовольно заметил джинн.       — Чем? — машинально спросил Натаниэль.       — Волшебники ничего лучше не придумали, чем повесить здесь шары с миррой и рябиной.       — Не выдумывай, здесь ничем не пахнет. Тем более, не такая уж рябина и противная…       — Если на тебя побрызгать хлорпикрином, как думаешь, что произойдёт?       Натаниэль понятия не имел, поэтому отмахнулся. Каким же Бартимеус иногда бывает раздражающим, просто поразительно. Однако джинн практически не испытывал никаких неудобств, стоя вплотную к Натаниэлю. Тот уже заметно шатался из стороны в сторону, удерживая равновесие только благодаря Бартимеусу. Он уже давно потерял ход времени, изредка замечая перемены в музыкальном аккомпанементе. Но внезапно Натаниэля потянуло на откровения.       — Знаешь, Бартимеус, пчему я не отправил тебя обратно?       — Не особо интересно, — слукавил джинн, с любопытством разглядывая волшебника.       — К-когда мы того… в спальне, я подумал, — Натаниэль очень старался собрать слова в предложения, но удавалось это ему не очень хорошо.       — В спальне не было ничего… того, — усмехнулся Бартимеус.       — Ты ничего не пнимаешь! Сейчас я скажу те… тебе, что ты мне того… ну как его.       — Симпатичен?       — Нет! Фу, какой ты извращненец.       — Хотелось бы заметить, что это не я жмусь к тебе так, что скоро рёбра выпадут. Будь я человеком, ты давно мне уже шею бы свернул в своих припадках чувств. Эх, Мэндрейк, да ты кого угодно покалечишь… И тем более, я не заставлял тебя ни в чём признаваться.       — Я, — снова попытался Натаниэль, — я хочу сказать. Хотел сказать, что огонь в моей душе вспыхнул внезапно… Нет, не так. Икра… искра заро… дилась, когда я ничего такого не ожидал. Тогда, когда мы тоже танцевали. В спальне. В общем, когда я наступил тебе на ногу, ты тогда разоз-разозлился и немного на меня накричал. Ну, как немного… Мне понравилось… И тогда я подумал…       — Тебе понравилось, что я назвал тебя неповоротливым чурбаном? Тогда я уж не знаю, что ты за существо такое озабоченное.       — Ты всё неправильно понял! — мальчишка попытался взмахнуть руками. — Сам ты озабоченный. Я хочу сказать, что ты… что твои облики…       Бартимеус насмешливо закатил глаза.       — Давай-давай, быстрее шевели шестерёнками у себя в голове, иначе мы до завтрашнего дня не узнаем, что ты там из букв сплести хочешь.       Наконец Натаниэль взял руль ситуации в свои руки и свернул к столикам, как только они показались в поле его зрения. Прошло достаточно времени, поэтому волшебники теперь не столько танцевали, сколько обсуждали деловые вопросы. Волшебник потащил за руку и Бартимеуса, после чего, достигнув цели, опрокинул в себя ближайший бокал с шампанским.       — Я хчу сказать, — ещё более заплетающимся языком сказал Натаниэль. — Что в силу своей заня… занятости я не задумывался об отношенях. Но тебя, Бартимеус, — он взял себя в руки, — я кажись, люблю. Ну вот типа того.       Разглядев сквозь затуманившийся взор удивлённое, нет, поражённое до крайности лицо Бартимеуса, Натаниэлю захотелось рассмеяться. Но он сдержался и быстро наклонился вперёд, поддавшись мимолётному желанию поцеловать джинна, пока тот в дезориентирующем шоке. Однако он не рассчитал расстояние до Бартимеуса, поэтому вместо поцелуя он с размаху двинул лбом ему в нос. Бартимеус вовремя схватил его за плечи, спасая от встречи того же лба с поверхностью столика, и попытался вернуть Натаниэля в правильное положение. Натаниэль захихикал, приклеив к себе уже достаточно любопытных взглядов.       Бартимеуса всё-таки успокаивало то, что большинство волшебников находились в таком же состоянии, что и Натаниэль, поэтому такого уж огромного осуждения тот не добился. Волшебник немного расстроился, что в романтику у него не вышло, поэтому он предпринял вторую попытку. Зато внезапно произошло то, чего он абсолютно не ожидал. Бартимеус обошёл столик, подойдя к волшебнику поближе, пригладил ладонью выбившиеся из причёски волосы Натаниэля, оглядел его лицо каким-то изменившимся томным взглядом, и наклонился слишком близко к губам. Натаниэль ускользающим разумом предполагал, что Бартимеус, возможно, рассмеётся и отойдёт, или выкинет очередную гадкую шутку, типа «Нат, ты что, правда поверил, что я тебя поцелую?», но ничего из этого не произошло. Бартимеус, не выпуская его из рук, коснулся губ Натаниэля своими, не сминая их и не задевая языком. От этого лёгкого едва поцелуя Натаниэль поплыл, и жалкие крупицы трезвости испарились окончательно.

***

      Машина, увозящая Натаниэля на бал, скрылась за поворотом. Впрочем, сидя на окне, я даже не видел её из-за высокого забора, полагаясь только на шум мотора. Мне не было весело, как случалось всегда, когда мне удавалось вывести хозяина из привычного состояния невозмутимости. Почему-то мне хотелось узнать, как же он будет себя вести в обществе, к которому давно привык, но которое внезапно поменяет стиль и обстановку. Мне представлялась неуклюжая фигура Ната, держащего за руки какую-то некрасивую костлявую барышню, и наступающего всем на ноги. Почему-то я был уверен, что без меня ему не справиться. Наверное, уже сложилось впечатление, что на любые мероприятия или передряги Натаниэль брал с собой именно меня, а порой он даже не мог быстро приготовить поесть без моей помощи. Мальчишка, что с него возьмёшь.       Я соскочил с подоконника, вышел на улицу, зачем-то вдохнул холодящий сущность воздух и принял облик ворона. Первый раз он не выделялся успехом, когда приходилось удирать из Тауэра, но в этот раз я был внимателен. Голуби вряд ли летают по ночам, воробьи тоже, поэтому ворон подходил как нельзя кстати. Я без труда догнал чёрную машину и летел за ней следом до самого Парламента. Спустившись и зайдя за дерево, я преобразился. Не слишком броский облик высокого смуглого юноши подошёл больше всего. Я украсил себя парочкой атрибутов и слился с разношёрстной толпой волшебников, которые напыщенно топтали дорожку из светлых камней, ведущую к дверям огромного здания. Удивительно, как порой может сочетаться роскошь и минимализм.       Дальше стояли африты, предназначенные чисто для того, чтобы смотреть, не прошмыгнул ли кто незваный. Мой знакомый Хасабия выцепил меня взглядом из толпы и нахмурил все свои семь бровей. Когда Натаниэль таскал меня за собой в Парламент, я часто пересекался с ним в коридоре, пока хозяин с кем-то трепался. Несложно было догадаться, что африт с такой кислой мордой и заунывным голосом служил кочерге Уайтвелл. Мы не отводили друг от друга взгляда. Я невозмутимо прошёл дальше, и Хасабия прекратил своё наблюдение только тогда, когда я преодолел холл и длинный коридор.       Ориентируясь на макушку Натаниэля, я без всяких приключений добрался до зала. Неприятный сюрприз подстерёг меня прямо у самого порога. На меня пахнуло рябиной и ещё чем-то отвратительным, но что это — идентифицировать я не смог. В какой-то момент мне показалось, что даже затылок мальчишки выглядит сконфуженно, когда он топал в середину помещения, как по доске на пиратском судне. Из-за разных нарядов, пестривших всеми цветами радуги, волшебники были похожи на мармелад, разбросанный по разрисованной тарелке. Именно поэтому Натаниэлю даже при всём желании не удалось бы меня разглядеть, в то время пока я наблюдал практически только за ним одним. Он выглядел потерянным щенком на фоне толпы подкованных взрослых.       Но Натаниэль был бы не Натаниэль, если бы не смог слиться с толпой. До него внезапно дошло, что бал, оказывается, предназначен для веселья, а не для грусти, поэтому он схватил один из бокалов и совершил несколько вымученных хлопков под речь премьер-министра. Спустя несколько лет я до сих пор не понимал, что министры в нём такого особенного нашли. Никаких поводов для восхищения в этом дёрганном и странном человеке я найти не мог. Ну ладно, какое моё дело.       Короткий диалог с Мейкписом Натаниэля не обрадовал. Он с вежливо-вялым лицом ходил за ним, пока воодушевлённый коротышка в ужасных зелёных штанах прыгал по залу. Отцепившись от наглого, даже на мой взгляд, драматурга, Натаниэль вернулся к столику. Мне было абсолютно неинтересно, о чём они говорили.       Я прекрасно понимал, отчего Натаниэль так отчуждённо себя ведёт. В его глазах читалось чувство потерянности из-за того, что он пришёл один и танцевать не с кем, и чувство это вызывало у меня жалость и умиление одновременно. Мне не хотелось разбираться в своём запутавшемся, как клубок ниток, отношении к Натаниэлю, и зачем я вообще пришёл сюда. Но когда объявили танцы, я, превозмогая запах благовоний, добрался до Натаниэля. Он вжался в столик так, будто хотел с ним сродниться, и не спеша потягивал шампанское. Его план слиться с толпой провалился с треском, потому что никто из волшебников не шёл на бал с целью только напиться под музыку и подышать рябиной.       Увидев меня, Натаниэль так удивился, что чуть не закашлялся. До этого момента он так долго меня не замечал, что я уже сто раз мысленно назвал его напыщенным придурком с хромающим чувством собственного достоинства. Я упрямо на него пялился до тех пор, пока он не соизволил поднять голову. Натаниэль смотрел на меня несколько секунд, и только когда я на мгновение добавил в свой облик экспрессивную нотку, он меня узнал. Дальше происходило какое-то малопонятное действо, переросшее в танец.       Танцевал Натаниэль не то чтобы плохо, но вытерпеть минуты его ошибок в сопровождении бессмысленных разговоров было вполне можно. Я всё чаще задерживал на нём свой взгляд, чувствуя, что он отчего-то переживает и волнуется. Рука Натаниэля трогательно лежала на моём плече и мне впервые было не противно от осознания этого факта. Неоднократно в моей памяти всплывала картина того, как Натаниэль падает в лужу, потому что именно тогда во мне зародилась симпатия к этому придурку.       А ещё я абсолютно пропустил момент, когда уже прижимал к себе пьяного, бурчащего какую-то несусветную чушь, Натаниэля и теребил его волосы. Меня охватило замешательство, потому что как я к этому пришёл без своего собственного ведома, было абсолютно непонятно. Всё произошло как-то само собой. Я чувствовал, что благовония действуют на меня не самым лучшим образом, но уйти и оставить этого идиота здесь одного я не мог. В любое другое время я не позволил бы ему не то, что кусать меня за шею, даже обнять. Но теперь мне не казалось это чем-то из ряда вон выходящим. Я был удивлён его поведению, но не больше. Тем более, я сам виноват, что проникся к нему какими-то чувствами.       А потом он попытался меня поцеловать. Мне снова вспомнилось то, что будь я человеком, он бы меня давно покалечил. Или, по меньшей мере, сломал бы нос. Я находился в ошеломлённом состоянии, пока зачем-то хватал его за плечи. И когда до меня окончательно дошло понимание всей ситуации, и что в этом нет ничего такого, я состряпал Иллюзию, которая для всех любопытных глаз показывала тех же нас, стоящих поодаль друг от друга. Обнаружил я себя уже целующим его. Губы Натаниэля на вкус отдавали шампанским, кофе и сушеными фруктами, и ощущал я это как-то отдалённо, словно что-то абсолютно не важное. Прижав его к себе свободной рукой, другой я зарылся в его уже слегка помятую шевелюру и углубил поцелуй. Взгляд Натаниэля затуманился. Языком он ворочал настолько лениво, словно собирался лечь спать прямо здесь, у столиков с закусками.       Однако я ошибался. Приключения продолжались. Но теперь Натаниэль впал в состояние, которое потянуло его на геройствования. Он развеселился.       Дальше происходило то, что я всеми силами пытался не ржать в открытую, пока Натаниэль приставал к не очень молодой барышне, которую он старался вытащить на середину зала. Если бы остальные участники этого инцидента были сколько-нибудь трезвые, то подобное поведение повлекло бы за собой все последствия не хилого конфликта. Но Натаниэль даже в такой ситуации отличался галантностью, поэтому очень воспитанно и изящно пролил бокал шампанского на платье этой дамы. Волшебница отмахнулась от своего кавалера, норовящего отпихнуть Натаниэля от своей партнёрши, и внезапно засмеялась, продолжая отбиваться от загребущих рук моего хозяина. Ну и ладно, сказал бы я, пусть развлекается, но когда он, еле держась на ногах, отвесил ей несколько довольно искренних комплиментов, я вмешался.       Для меня не стало неожиданностью обнаружить в себе какие-то зачатки ревности, поэтому я невозмутимо оторвал его от барышни и поскорее отвёл его к выходу. Нас ожидаемо пропустили. Где-то за спиной я услышал удивлённый возглас Мейкписа, ждавшего Натаниэля, поэтому я прибавил скорости. Ноги мальчишки заплетались наравне с языком, поэтому простая прогулка на улицу стала испытанием. Хасабия снова приклеился ко мне взглядом, но мне некогда было играть в гляделки, и я послал его к чёрту. Про себя, правда, но сам факт остаётся.       Выйдя на обширное, пустое крыльцо, я с удивлением огляделся. Машины не было.