***
Ночь тянулась непривычно долго, мучительно медленно. Казалось, тьма просто не хотела уходить с небосклона, не желала давать места даже одному самому слабенькому лучики тёплого света. Окутанные серой дымкой сумерки висели над южным городком, сея нарастающее чувство беспокойства, отдающееся холодными волнами по всему телу. Ночью мужчина спал крайне плохо: часто просыпался, постоянно ворочался и очень много думал перед тем, как вновь заснуть. Серкан долго размышлял о том, что будет завтра; о том, что будет с Эдой; о том, как он будет с ней разговаривать. Однако сколько бы мыслей в его голове не появлялось, к какой-то конкретике в своих действиях молодой человек прийти не смог, и это его ужасно пугало. Он не привык импровизировать там, где ошибаться нельзя.***
Утро настало неожиданно. Громкая мелодия звонка заиграла в спальне, побуждая мужчину неохотно открыть глаза, а затем, кинув взгляд на имя звонящего, быстро ответить. Звонил лечащий врач Эды.***
В больницу Болат ехал уже в одиночестве, самостоятельно управляя автомобилем. Он не хотел, чтобы на стоянке клиники водитель ждал его неизвестное количество времени, а ещё он не хотел сидеть на заднем сидении, смотря на недостаточно быструю для сегодняшнего дня езду по всем правилам дорожного движения. Парень мчался по дороге, уверенно обгонял «еле плетущиеся» легковушки, довольно хмыкал, когда кто-то сигналил ему в след. Остановив машину на парковке перед больницей, молодой человек, небрежно сунув в карманы брюк ключи от автомобиля и телефон, быстро зашагал в сторону входа, искренне стараясь потушить разгорающееся внутри волнение. Он боялся предстоящей встречи. Он заставлял себя не думать об этом страхе. Светлые стены клиники, характерный для больниц медикаментозный запах, приветливый персонал, встречающий Болата дружелюбной улыбкой — всё это лишь сильнее нагоняло панику на и без того взволнованного грядущим разговором с врачом парнем. Как и неудивительно, около стойки регистрации его уже ждала Агата Бартон, являющаяся главным лечащим врачом Эды на Кипре. Рыжеволосая женщина средних лет держала в руках папаку-планшет, слабо прижимая ту к животу. — Здравствуйте, господин Серкан, — поприветствовал его доктор, протягивая руку. — Здравствуйте, госпожа Агата, — охотно отвечая на рукопожатие, довольно спокойным голосом говорит Болат, не желая выдавать своих истинных эмоций, — перейдём сразу к делу. Вы сказали, что Эда проснулась ещё ночью, как её состояние сейчас? Есть поводы для беспокойства? — Нет, к счастью, никакие важные органы не задеты, операции не требуются, поэтому её жизни ничего не угрожает, однако травм у неё много, вот, — протягивая мужчине лист с заключением, серьёзно говорит Бартон, — можете ознакомиться. Сколько времени уйдёт на восстановление организма мы пока точно сказать не можем, но, думаю, в районе двух месяцев, — сделав небольшую паузу, добавляет она, — да и ещё, пришли результаты анализов Госпожи Эды. В её крови были найдены следы мидазолама. Он часто используется при проведении предварительной медикаментозной подготовки пациента к общему обезболиванию, но мы не нашли на теле девушки никаких следов недавних операций. Парень задумчиво хмурит брови, совсем не понимая, к чему клонит стоящая перед ним женщина. — Давайте ближе к сути, пожалуйста, я в медицине не так силён, как хотелось бы, — тяжело вздыхая, мужчина протягивает Агате лист с перечнем выявленных у Эды травм. — В девяностых на территории Канады один врач практиковал такой способ с препаратом «Versed», содержащим мидозалам, на своей пациентки, чтобы воспользоваться беспомощностью женщины, — складывая папку с документами на стол около стойки регистрации, говорит врач, — Я не могу утверждать точно, но есть предположение, что Госпоже Йылдыз вкалывали похожий медикамент, а может даже тот же «Versed», чтобы она впадала в глубокий сон и не могла контролировать своего тела, к слову, этим так же можно объяснить и сильные провалы в памяти Госпожи, которые, как мы утром выяснили, она имеет. Серкан задумчиво отводит взгляд в сторону окна, почему-то ему казалось, что кареглазая всё-таки всё помнила, но просто не хотела ничего говорить, поэтому и прикрывалась беспамятством. Наверняка ей не хотелось заново погружаться во весь пережитый ужас. — А что насчёт её психиатра? Он дал какую-то оценку её состоянию? Или они ещё не разговарили? — интересуется шатен, надеясь, что это сможет подтвердить или опровергнуть его теорию. — Наш специалист немного побеседовал с госпожой Эдой утром, но это мало что дало, потому что девушка была совсем немногословна. Большую часть вопросов она никак не прокомментировала, лишь пару раз сказала, что очень многое она просто не помнит, а обсуждать те вещи, которые сохранила её память, она не хочет. В целом, для её ситуации это нормальная защитная реакция, — жестом приглашая Серкана пойти в сторону нужной палаты, говорит Агата, — на данный момент госпоже Эде выписали успокоительные, так как она находится в очень большом стрессе, потом ещё несколько препаратов, чтобы обеспечить ей здоровый сон, потому что, по нашим предположениям, в таком состоянии ей будет тяжело засыпать самостоятельно. Пока никаких конкретных заключений, касающихся, её психологического здоровье мы не ставим, поэтому серьёзных препаратов давать не будем, посмотрим, как она будет вести себя в дальнейшем. Единственное, господин Серкан, пожалуйста, сообщите нам, если госпожа Эда расскажет вам, как своему родному человеку, что-то важное, чтобы мы смогли незамедлительно сменить курс лечения, если этого потребует ситуация. — Хорошо, без проблем, я сообщу вам, если что-то узнаю, — согласно кивнул молодой человек, а затем через весьма затяжную паузу добавил, обеспокоенно сжимая ткань рукава своей толстовки, — я ведь могу зайти к Эде? Она не спит? Болат невольно задумался о том, что будет лучше, если девушка вновь будет крепко спать. Ему так не хотелось с ней ссориться или того хуже — видеть, как она горько плачет. — Госпожа Эда совсем недавно пообедала, поэтому она вряд ли успела заснуть, — с лёгкой улыбкой отвечает Бартон, наклонняя голову в сторону палаты, — проходите, господин Серкан, не буду вас задерживать, до свидания. — Спасибо вам, до свидания, — любезно произнёс мужчина, взволнованно глядя на деревянную дверь. Болат недолго потоптался на месте, глубоко вздохнул, медленно провёл ладонями по щекам, чувствуя резко разлившийся по телу жар, торопливо стянул с себя толстовку. Он неуверенно положил ладонь на металлическую ручку, шумно выдохнул, а затем, досчитав до трёх, резко отворил дверь, спешно переступая порог палаты. Ещё весьма рассеянным взглядом Серкан забегал по периметру светлой комнаты, не сразу решаюсь взглянуть на её временную хозяйку. -Не помешал? — видя, как девушка осторожно поправляет край одеяла, стараясь поудобнее положить загипсованную руку, тихо уточняет он. В мужской голове невольно пролетели мысли о том, что сейчас Эда выглядит в несколько раз хуже, нежели тогда, когда её осматривал врач в особняке Серкана. У неё была достаточно большая рана на щеке, множество ссадин на теле, сломанная правая рука, глубокие царапины на запястьях — всё, что он видел ещё вчера. У неё было несколько гематом под рёбрами, приличное количество синяков по всему телу, порезы на щиколотках и это далеко не всё, что он прочёл сегодня в заключении врача. — Тебе помочь? — не получая от неё ответа на предыдущий вопрос, аккуратно уточняет он, неторопливо подходя к женщине. Несмотря на всю его радость от столь долгожданной встречи с Йылдыз, легко улыбаться и испытывать счастье, глядя на неё в таком измученном состоянии, у него совсем не получалось, ему казалось лишним ощущать веселье в тот момент, когда она мучилась от боли, может даже не физической, ведь обезболивающее, по отчётам, ей вкалывали регулярно, однако от душевной она страдала наверняка, по крайней мерее, Болат в этом был уверен. — Да, — хрипло отозвалась кареглазая, совсем не поднимая взгляда на мужчину и продолжая бездумно глядеть куда-то вдаль, медленно поправляя пальцами одеяло. Болат в ответ ей кивнул, а после, не долго думая, скомкал свою толстовку, дабы положить ту под руку девушки. Он почти невесомо прикоснулся к её загипсованному запястью, боясь причинить ей лишних страданий, а после осторожно положил руку Эды на бугорок из ткани. Парень грустно вздохнул, видя мокрые следы на подушке и поблёскивающие в рассеянном свете, падающем в палату сквозь белый тюль, капельки на щеках шатенки. Молодой человек осторожно присел на стул, стоящий перед девичьей кроватью, молча глядя на лежащую перед ним Йылдыз. Она выглядела непривычно усталой, измотанной и печальной. Её большие карие глаза больше не горели характерным им огоньком, полным смелости и жизнелюбия. Они, кажется, сейчас даже не искрились маленькими угольками надежды. Они просто потухли, почернели, опустели. — Как ты? — неуверенно протянул парень, прекрасно осознавая всю абсурдность своего вопроса. Как она может себя сейчас чувствовать? Что сейчас она может испытывать? Точно уж не радость. — Я в норме, — лишённым каких-либо эмоций голосом проговорил Эда, равнодушно глядя на парня. Конечно, она врала. Её состояние с трудом можно было описать словом «плохо», ведь на деле оно было таким отвратительным и таким ужасным, что сказать: «плохо» — значило бы взять все её эмоции и чувства и без сожалений поделить их минимум на тысячу. Болат тяжело вздохнул, с сожалением глядя на лежащую перед ним девушку. Она безразлично смотрела перед собой, не обращая никакого внимания на слёзы, оставшиеся на бледной коже лица. — Но ты ведь плакала… — произносит и без того очевидный для них обоих факт, машинально протягивая руки к девичьим щекам, однако вовремя себя останавливает, торопливо спрашивая, — позволишь? Йылдыз кратко кивает, с трудом сдерживая горький всхлип. Понимает, что она уже совершенно не привыкла к таким невинным вопросам, к искренней заботе, к безвозмездной доброте. — Тебе больно? — осторожно прикоснувшись к нежной коже девичьего лица, молодой человек трепетно стирает с того блестящие капельки. Переведя усталый взгляд на молодого человека, кареглазая весьма долгое время молчит, внимательно разглядывая Болата. — Физически почти нет, — неохотно шепчет кареглазая, фокусируя всё внимание своих глаз теперь уже на окне, находящимся за спиной мужчины, — морально… очень больно… — её голос предательски вздрагивает, становясь значительно писклявее и тише, — я не хочу это обсуждать. Парень понимающе кивает, спешно стирая теперь уже со своей щеки первую слезу, полную горечи и печали. Если бы только он мог забрать хотябы часть той боли, которую сейчас испытывает его самая любимая женщина… Если бы он только мог повернуть время вспять… Если бы он только мог никогда не отпускать её руку… — Эда, — неуверенно начинает Серкан, опуская глаза в пол, — прости меня, пожалуйста, за все ошибки, что я совершил, — тихий всхлип, — прости за то, что я не смог помочь раньше, — молодой человек закрывает лицо руками, хрипло бормоча, — умоляю, прости меня за то, что тебе пришлось пережить… если бы я не был таким трусом, то позвал бы тебя замуж ещё во времена нашего с тобой контракта, тогда тебе бы не пришлось всё это переживать… если бы я только мог повернуть время вспять… пожалуйста, прости меня, Эда, умоляю, прости… Кареглазая с трудом поднимает корпус с подушек, неуверенно дотрагиваясь левой ладошкой до мужского плеча. — Тебе не за что извиняться, ты ни в чём не виноват, — чуть громче, нежели ранее, произносит Йылдыз, — ты спас меня… и я тебе за это очень благодарна. Болат делает глубокий вдох, громко шмыгает, измученно улыбается. Может, девушка и впрямь не держит на него обиды, однако он ненавидит самого себя за каждую минуту, проведённую Эдой в доме Семихи. Он рискнул, он отправил кареглазую в этот чёртов особняк, он никогда себя за это не простит. Парень, совсем не думая, наклоняется чуть вперёд, уверенно обнимая женщину за талию и в примирительном жесте утыкаясь носом в изгиб её шеи. Жадно вдыхает её запах, не цветочный и несладкий, но такой родной. Крепко закрывает глаза, искренне стараясь не разрыдаться. Даже не замечает, как сильно Йылдыз напрягается от его слишком смелых действий. — С-серкан, — девичий голосок явно дрожит, — от-тпусти, п-пож-жалуйс-ста. Мне стр-рашно. Болат мгновенно разцепляет свою весьма крепкую хватку, резко отстраняясь от кареглазой. — Извини, я не хотел тебя напугать, — виновато тянет молодой человек, поднимаясь со стула, — если хочешь, я могу отсесть подальше или вообще уйти. Ты только скажи. Эда аккуратно откидывается обратно на подушки, неосознанно скрещивая ноги и посильнее натягивая белое одеяло. — Я хоч-чу спать, — торопливо бормочет Йылдыз, внимательно смотря на мужчину, — ты мож-жешь остат-ться рядом со мной, но… — с явным страхом в глазах добавляет она, — пообещай, чт-то… ничег-го мне н-не сдел-лаешь. — Я клянусь, Эда, — мгновенно отвечает парень, вновь садясь, — я клянусь тебе, ты можешь спокойно засыпать. Йылдыз недоверчиво кивает, поудобнее устраиваясь в постели. Она слишком сильно устала, она слишком сильно напугалась.