***
Кареглазая неторопливо раскрашивала данный ей после обеда психиатром альбомный лист с изображением каких-то странных закорючек и узоров, невольно думая о том, как ей повезло сломать правую руку, а не левую. В конце концов, сейчас она хотя бы может спокойно держать карандаш и вполне уверенно штриховать им бумагу, конечно, покрывшаяся корочкой рана на ладони сковывала некоторые движения, но это всё же была довольно несущественной мелочью. Эда легко отделалась… — Легко отделалась, — меняя чёрный карандаш на бордовый, негромко повторила Йылдыз, озвучивая собственные мысли, — легко… До сегодняшней встречи с психиатром девушка старалась не думать о прошлом и не вспоминать всё то, что ей, к несчастью, пришлось пережить, однако сегодня мысли лезли в голову сами. Врач задавал двоякие вопросы, говорил завуалированные вещи, просил представить всякие детские истории про зверей и прочее, на свободное от процедур время дал задание — раскрасить какую-то непонятную картинку, и, казалось бы, ничего особенного, однако девичье сознание всё равно реагировало непривычно остро на каждую деталь, даже самую мелкую и с первого взгляда незначительную. Нет, конечно, Эда не вспоминала подробности всех своих ужасов, она скорее анализировала произошедшее с точки зрения того, как часто она попадала в опасные для жизни ситуации. Йылдыз помнила шум от выстрелов, помнила пронзающий всё тело холод, помнила голубое небо перед носками собственных кроссовок. Ей действительно повезло выбраться из того адского дома живой. Посчастливилось забыть большую часть подробностей страшных пыток. Повезло первой взять в руки нож. Однако Эда ещё даже представить себе не могла настоящую степень своей удачи, если, конечно, это слово вообще можно использовать в контексте её ситуации. Особняк Мелиха скрывал уйму секретов в своих тёмных витиеватых подвалах. Огромный дворец хранил множество тайн за покрытыми позолотой дверями.***
Эти два дня Серкан усердно работал, проводил онлайн встречи, досконально проверял все присланные ему из компании документы, но ArtLife был лишь маленькой частью дел. Основной его заботой была Эда, а точнее проблемы, которые свалятся тяжеленным грузом на плечи этой хрупкой девушки по возвращении в Турцию. Новость о смерти Сеймена с каждым днём лишь сильнее набирала обороты. Общество активно обсуждало кончину сразу двух неприлично богатых и скандально известных людей. И если такая бурная реакция простых масс была весьма ожидаемо, то мнение «близкого друга» Мелиха никто из команды Болат ждать не мог. Господин Али дал целое интервью, комментируя страшную трагедию произошедшую, как он выразился, с его братом по духу. И если до речи про Мелиха никому и дела не было, то упоминание Эды вызвало уйму проблем для Болата. Первоначальный план с подменой трупа пал крахом, потому что если жену Сеймена знал в лицо Али, то, значит, и его слуги тоже, а это всё вытекало в очередной скандал, потому что останки, найденные после крушения авиалайнера, по результатам ДНК тестов приписали Мелиху, Семихе, Эде (ДНК которой, конечно, заботливо подменили в лаборатории нужные люди) и нескольким бортпроводницам, следовательно, когда настоящая госпожа Йылдыз вернётся в Турции вскроется одна маленькая деталь — новоиспечённая жена принца каким-то чудом воскресла. И, казалось бы, смена документов могла спокойно исправить ситуацию. Ну, пусть сменит имя и фамилию, и все проблемы решены… но на деле это было совсем не так легко. Внешность Эды, как жены Мелиха, была не просто рассказана, но и показана в интервью за счёт их совместной с Али фотографией, сделанной во время светского вечера. Большинство жителей восточных стран знали, как именно выглядят супруга погибшего Мелиха, и это знание создавало огромные проблемы. К слову, Серкана тоже активно приплетали к этой трагедии, кто-то даже не стеснялся обвинять Болата в умышленном убийстве Сеймена, говоря о том, что заказать крушение авиалайнера мог именно он, так как Мелих по сути забрал в жёны невесту Серкана. Некоторые люди были уверены, что случайная авиакатастрофа — это на самом деле месть не терпящего поражений архитектура. И как же они всё-таки были правы, однако им свою правоту знать не надо. Проблема же Йылдыз состояла в том, что теперь для спокойной жизни она либо должна была сменить имя и остаться в тени общества, прячась всю оставшуюся жизнь под тканью одежды и не думая уже ни о какой карьере известного ландшафтного дизайнера, либо сразу по прилёте на Родину она должна была дать интервью, где бы объяснила, как и почему она оказалась в другой стране, если останки с её ДНК были найдены в водах Средиземного моря, и почему ей помог именно Серкан, на которого падало и без того много подозрений со стороны общества. Болат много говорил со своими юристами и человеком, возглавляющим все операции, связанные с Эдой. Они подолгу обсуждали план действий, разрабатывали самый идеальный текст для интервью, дабы обезопасить как себя, так и девушку от проблем с законом, однако тупиков было бесконечно много, а времени неприлично мало.***
Двое суток в больницы для Йылдыз прошли весьма быстро. Большую часть времени она просто дремала, на каком-то подсознательном уровне особенно сильно наслаждаясь возможностью лежать в тёплой удобной постели, также девушка часто связывалась со своими близкими, иногда она раскрашивала различные листки с всевозможными закорючками, ну и, разумеется, занималась характерной для больниц рутиной в виде постоянных процедур. Эда не пыталась вспоминать своё прошлое и старалась больше не думать о своей удачи. Она лишь благодарила помогающих ей с принятием душа медсестёр, а потом, когда те уходили, тихонько хныкала, осознавая уровень своей никчёмности: у неё было мало сил, у неё было много страшных повреждений на теле.***
Болат неторопливо шёл по коридору больницы, держа в руках папку с документами, на мужском запястье висели ручки от двух бумажных пакетов: среднего размера с коробкой обуви и весьма большого с комплектом одежды, косметичкой и плиткой молочного шоколада. Недавний диалог с психотерапевтом Йылдыз Серкана совсем не радовал, врач был уверен в том, что психологические травмы, полученные девушкой, куда серьёзнее, нежели предполагалось ранее. Ей может понадобится целый год, а то и не один для того, чтобы вернуться к полноценной жизни. Подойдя к нужной палате и недолго постояв у той, задумчиво рассматривая её номер: «33», молодой человек, натянув на лицо расслабленную улыбку, уверенно открыл дверь и зашёл в комнату. — Привет, Эда, — глядя на сидящую на диванчике шатенку с кружкой чая в руках, приветливо произнёс молодой человек, — я, кажется, вовремя принёс тебе шоколад. Кареглазая заинтересованно взглянула на него, невольно думая о том, что любимая сладость сейчас будет очень даже кстати. — Привет, — смотря на то, как молодой человек ставит два больших бежевых пакета на диван рядом с ней, искренне поблагодарила женщина, — и спасибо за очередной подарок. Ты очень добр ко мне. Девушка торопливо достала заветную шоколадку, положила ту на стол, а потом с неменьшим интересом принялась изучать содержимое первого пакета с минималистичным чёрным логотипом посередине. Она осторожно вытащила увесистую стопку одежды и небольшую чёрную косметичку. — Завтра мы вернёмся в Турцию, поэтому я принёс тебе одежду и немного косметики, честно, её я собрал по советам от Селин, что она говорила брать, то я и покупал, надеюсь, тебе всё понравится, — мужчина медленным шагом подошёл к подоконнику, облокотился на тот нижней частью поясницы и упёрся ладонями в его деревянную поверхность, положив рядом папку с документами, — если хочешь, можешь сейчас примерить обувь и одежду, чтобы тебе точно было в ней комфортно, а также можешь проверить подходит ли тебе косметика, если нет, то я куплю другую. Йылдыз аккуратно сжала в левой руке ткань белых брюк и в цвет им топа с удлинёнными рукавами, отложив их чуть в сторону, женщина принялась рассматривать джинсовую жилетку. — Селин? — резко осознавая, чьё имя назвал молодой человек, вопросительно протянула кареглазая, мгновенно переводя взгляд на стоящего в нескольких метрах от неё парня, — о… так вы сошлись?.. ну, я поздравляю… Эда, заметно расстроившись, неуверенно склонила голову, возвращаясь к рассматриванию одежды. Она тихонько сжала меж пальцев рукав охрового пальто, пустым взглядом глядя на его ткань. — Мы помирились как друзья, Эда, у меня нет с ней романтических отношений, — усмехаясь с реакции женщины, отвечает молодой человек, — однако какая же ты всё-таки, Йылдыз, собственница. Ты ведь даже обнимать себя не разрешаешь, но при том сразу же начала грустить, когда услышала про меня и Селин… успокойся, твой я, твой. Йылдыз показательно громко цокнула, по-прежнему не поднимая на парня глаза. Она, без особого интереса оглядев белый комплект нижнего белья, протянула руку к коробке, лежащей в соседнем пакете. В ней лежали белые сапожки на каблуке. — Честно, я не особо верю в дружбу со стороны Атакан, ты ведь сам знаешь, какой она человек, — весьма быстро покончив с любованием обувью, шатенка торопливо приступила к рассматриванию выбранной для неё косметики, — однако за её помощь мне я ей искренне благодарна. — Эда… — негромко окликнул шатенку Болат, побуждая ту наконец взглянуть на него, — всё это время между нами были очень сложные отношения, в характере которых виноват я и только я, — мужчина, видя явное непонимание в девичьих глазах, торопливо добавил, — если хочешь, я расскажу тебе нашу с ней проблему перед тем, как уйти, однако, Эда, ты должна будешь поклясться мне, что никому и ничего не расскажешь. Девушка согласно покачала головой, возвращая всё своё внимание обратно к косметичке. Чтож, если говорить честно, то её собрали просто идеально: кушон, нюдовая помада, тушь, маленькая палетка базовых теней, несколько кистей и румяна. Может, Селин и недолюбливала Йылдыз по-прежнему сильно, однако она действительно постаралась подобрать той одежду и косметику, узнав, что Эда попала в больницу с, как сказал ей вчера вечером по телефону Серкан, очень серьёзными травмами и ей в весьма плохом физическом состоянии нужно будет появится перед толпой журналистов. Атакан, прекрасно знавшая работу СМИ, попыталась составить для Эды образ, помогающий чувствовать себя хоть немного увереннее перед сотней вспышек. — Кстати, как тебе одежда? Всё нравится? Будешь мерить? — желая окончательно сменить тему разговора, поспешил задать вопросы молодой человек. — Выглядит очень красиво, я бы, конечно, с удовольствием померила, но… — тяжело вздыхая и с сожалением поглядывая на правую загипсованную руку, весьма расстроенным голосом произнесла Йылдыз, — я сама не смогу одеться, а дёргать лишний раз медсестёр мне не хочется, они и так постоянно возятся со мной… думаю, вы с Селин не ошиблись в размерах, поэтому можно обойтись и без примерки. Мужчина задумчиво потупил взгляд в пол, ненадолго замолкая. — Если хочешь, я могу помочь тебе одеться, — неуверенно озвучил он свою мысль, тихонько постукивая подушечками пальцев по поверхности подоконника. Йылдыз не торопилась отвечать, безмолвно рассуждая над поступившим предложением. С одной стороны, за четыре дня в больнице девушка смогла свыкнуться с тем, что к ней прикасается чуть ли не десять разных человек ежедневно, её часто видят обнажённой врачи и медсёстры. И, казалось бы, какая уже разница, снимет она одежду перед выучившем её тело доктором или перед помнящим каждый её изгиб мужчиной. С другой же стороны, медперсонал на каком-то подсознательном уровне внушал ей доверие. Она ведь прекрасно понимала, что её здесь никто не хочет целенаправленно обидеть, все лишь пытаются ей помочь. И хоть Болат последнее время только и занимался тем, что спасал Эду, он всё равно не вызывал у женщины такого же искреннего доверия, как, например, её терапевт, по расписанию заглядывающий к ней каждое утро с очередным осмотром. — Ладно… я согласна на твою помощь, но при одном условие, — неуверенно поднявшись на ноги, кареглазая неторопливо пошла в сторону постели, — ты не будешь комментировать то, что увидишь… и не будешь задавать мне вопросы. — Хорошо, я буду молчать, — спокойно кивнул молодой человек, направляясь в сторону дивана, чтобы взять с того стопку женской одежды. Болат, донесся необходимые вещи до медицинской кровати, шумно вздохнул, неосознанно ловя себя на мысли о том, что он очень боится прикасаться к Эде. Он боится навредить ей. Он боится напугать её. — Уверена, что не хочешь позвать кого-то из медсестёр? — на всякий случай переспрашивает парень, взволнованно глядя на шатенку. — Уверена, — негромко шепчет Йылдыз, нервно сжимая меж пальцев левой руки белую ткань простыни, — ты ведь не причинишь мне вреда, — убеждает в первую очередь саму себя, — поэтому… надеюсь… я могу довериться тебе. — Можешь, даже не сомневайся, — приободряющее произносит Серкан, садясь перед девушкой на корточки, — если ты не против, то начнём с брюк, чтобы потом ты могла спокойно сесть на постель. Кареглазая ничего не ответила, она лишь слабо кивнула, делая глубокий вдох и неосознанно прикрывая глаза. Была ли она уверена в Болате? На половину. Жалела ли она об этой затеи? Частично. Парень, мысленно досчитав до пяти, аккуратно подцепил резинку мягких голубых штанов, заботливо выданных девушке больницей, а затем осторожно спустил те до забинтованных женских щиколоток. Теперь он мог видеть на бледной девичьей коже каждый синяк, каждую мелкую царапинку и каждый фиолетово-жёлтый след от чужих пальцев. — Приподними, пожалуйста, сначала одну ногу, а потом вторую, — с трудом сохраняя голос таким же спокойным, просит Серкан. Девушка торопливо выполняет его просьбу, невольно радуясь тому, что мужчина прикасается только лишь к ткани одежды и даже кончиком пальца не задевает её кожу. Молодой человек торопливо складывает штаны Эды на край постели, затем берёт белые брюки и осторожно надевает те на кареглазую, прекрасно понимая, что ей сейчас наверняка очень некомфортно находиться в столь неловком положении. — Можешь садится, — выпрямляя корпус, говорит девушке Болат, — с кофточкой твоей, думаю, придётся повозиться подольше, как никак, у тебя гипс. — Хорошо, я поняла, — весьма отстранённым голосом шепчет Йылдыз, приоткрывая глаза и без лишних промедлений выполняя просьбу мужчины.***
Пока Эда радостно крутилась перед зеркалом в ванной комнате, с восхищением разглядывая собственное отражение, которое сейчас не так яро выдавало в ней измученную девчонку, Болат задумчиво смотрел в окно, невольно вспоминая каждое увиденное на женском теле повреждение. Нет, разумеется, он и раньше знал, что состояние Йылдыз весьма и весьма плачевное, однако одно дело знать это с бумажных листов, другое — видеть собственными глазами. И, пожалуй, сейчас молодой человек был рад лишь одному: самые жуткие раны женщины были скрыты от его взгляда под толстым слоем бинтов. — Спасибо, Серкан, всё выглядит просто замечательно, мне очень нравится, — не скрывая довольной улыбки, торопливо поговаривают Эда, выходя из ванной комнаты, — кажется, в этой одежде я даже выгляжу куда здоровее, нежели в больничном комплекте. — Я рад, что тебе всё подошло и понравилось, — натянув на лицо обыденную улыбку, Болат медленными шагом направился в сторону девичьей постели, — пойдём, я помогу тебе переодеться обратно, а потом нам нужно будет кое-что обсудить.***
Йылдыз, поудобнее устроившись на диване и пододвинув к себе полупустую кружку с уже давно остывшим чаем, взяла несколько долек молочного шоколада и поднесла те ко рту. — И? Что ты хотел мне сказать? — перед тем как положить на язык столь желанную сладость, поинтересовалась кареглазая, внимательно смотря на сидящего напротив неё молодого человека. Серкан, положив на стол небольшую стопку бумаг и откинувшись на спинку стула, напряжённо сцепил руки в замок. — На самом деле новостей у меня много, конечно, я постараюсь сказать всё быстро и по делу, только ты, пожалуйста, попытайся не перебивать меня, дослушай, а потом скажешь всё, что думаешь, — серьёзно произносит парень, глядя на то, как девушка с явным блаженством в глазах рассасывает несколько долек шоколада. Смотрит на неё, внимательно изучает каждое её действие, искренне не понимая, почему именно его девочке выпало в жизни столько страшных испытаний. Разве она заслужила всю эту боль? — Ладно, — кратко отвечает шатенка, протягивая руку к чашке с холодным чаем, дабы запить приятную приторность шоколада. — Буду честен, Эда, непредвиденных проблем у нас много, — тяжело вздыхает Болат, — во-первых, врачи делают весьма нерадостные заключения… тебе придётся лечится минимум год, и я сейчас не про физическое здоровье, а про ментальное. Конечно, мы все понимаем, что ты пережила что-то очень страшное, мы понимаем, что тебе сейчас проще молчать, и, конечно, это абсолютно нормальная реакция, но, понимаешь, ты бы смогла здорово помочь специалистам, если бы хоть немного нам открылась… — Нет, — резко перебивает его Йылдыз, торопливо отпуская кружку с чаем и отодвигаясь в угол дивана, — нет! Я не хочу ничего вспоминать! Не заставляйте меня этого делать! Она изрядно напугалась. И он это видит. Отчётливо видит чистый страх в карих глазах. — Цс-с… тише, Эда, — мягко протягивает молодой человек, — никто не будет настаивать, не переживай, если тебе проще забыть, то, обещаю, никто не посмеет напоминать тебе что-либо о том прошлом, — Болат делает весьма длительную паузу, позволяя девушке хоть немного прийти в себя, однако после он уже вновь серьёзно добавляет, — это не всё, что я хотел тебе сказать… мы поговорили с твоей тётей и приняли одно важное решение, которое наверняка тебе не понравится, но, прошу, позволь мне договорить и всё тебе объяснить, — выпрямляя корпус и перекладывая руки на стол, говорит мужчина, — ты, Мело и госпожа Айфер переедите ко мне. Тебе я выделю комнату в своём доме, а твоей тёте и подруге в особняке родителей, скажу сразу, мы уже обо всём договорился, поэтому твои отказы ничего не решат, Эда, да и, поверь, всё это для твоего же блага. У тебя много серьёзных повреждений, поэтому забрать тебя из больницы я могу лишь в дом, где есть хорошо оборудованный медицинский кабинет и врач на постоянной основе. Кроме того, у меня, как ты, думаю, помнишь, есть и бассейн, и лошади, и большой сад, а тебе, Эда, сейчас будет особенно полезно проводить много времени на свежем воздухе. Йылдыз лишь неуверенно кивает, невольно думая о том, что в чужом доме ей будет лучше, чем в собственном. И дело даже не в том, что есть у Серкана, а в том, что стены её собственной спальни пропитаны болью. Кареглазая, увы, отчётливо помнит свою последнюю ночь там, помнит, как она уходила, помнит, как сильно болел живот. — И ещё, Эда, есть кое-что, что тебе нужно будет подписать, — аккуратно пододвигая к девушке стопку бумаг и чёрную ручку, говорит парень, — это документы, гласящие о том, что ты передаёшь мне право распоряжения всей собственностью Мелиха, которая досталась тебе как его единственному близкому родственнику. И, нет, ты сейчас не подумай, что мне нужны его деньги… Кареглазая без каких-либо эмоций сжимает в ладошке ручку, даже не дослушивая Болата, ставит свою подпись во всех требующих этого графах. Ей плевать на причину Серкана, ей просто не нужна и одна жалкая лира от такого человека, как Сеймен. — Ладно, ты подписала, молодец, но ты всё-таки послушай, почему я попросил тебя это сделать, — убирая документы в папку, начинает говорит Болат, — дело в том, что вся Турции и все Эмираты знают, как выглядит жена Мелиха, то есть ты, поэтому по прилёте в Стамбул ты должна будешь дать небольшое объяснение обществу, потому что сейчас для них ты мертва… даже в больнице ты записана под другим именем, однако тебя все сотрудники знают как Эду Йылдыз лишь по причине того, что в этом месте принимают некоторых пациентов незаконным образом благодаря определённым связям, — протягивая женщине несколько листков, продолжает он, — так, что-то я отошёл от темы, вот тут весь текст, который ты должна будешь сказать. В общем, мои юристы выяснили, что ты единственный человек, которому по закону может достаться имущество Сеймена, однако хорошего в этом мало, потому что они более чем уверены, что появится минимум десяток людей, посчитающих, что у них тоже есть права на деньги Мелиха… если говорить коротко, то я буду просто заниматься тем, чтобы подписывать со всеми этими типами взаимовыгодные сделки, тогда у них будут их любимые зелёные бумажки, а мы сможем точно находиться в безопасности и не бояться того, что однажды кто-то захочет наведаться к нам с личным правосудием. Да и, кстати, документы, которые ты подписала, будущей даты, поэтому не удивляйся тому, что в Турции ты ещё подпишешь бумагу о том, что ты принимаешь всё данное тебе наследство. Йылдыз, пододвинувшись обратно к столу, мельком пробегается по чёрному тексту на листе. — Хорошо, я постараюсь всё это выучить, — без какого-либо энтузиазма соглашается Эда, протягивая руку к шоколаду, — если ты всё сказал, может сменим тему? Помнишь, ты обещал рассказать что-то про Селин. Мужчина задумчиво вздохнул, размышляя над тем, стоит ли вообще грузить и без того уставшую девушку своими проблемами прошлого, стоит ли ей рассказывать свой самый позорный секрет. — Ладно, если тебе правда интересно, я тебе расскажу, только давай ты ляжешь в постель, а то история, возможно, долгая будет, — поднимаясь на ноги, произносит парень. — Хорошо, я всё равно собиралась уже пойти полежать, а то, честно говоря, я очень устала, — взяв с собой открытую упаковку шоколада, женщина неторопливо пошла к кровати. Серкан же, подняв стул, понёс тот на его привычное место возле девичьей постели. Поставив стул и поудобнее устроившись на том, молодой человек осторожно прикоснулся ладонью к макушке шатенки. — Позволишь? — негромко уточняет Болат, осознавая, что девушка может не захотеть того, чтобы кто-то прикасался к её волосам. Однако Йылдыз, на удивление, весьма уверенно кивает, явно не находя ничего плохого в безобидных действиях мужчины. — Ну… что касаемо Селин, понимаешь, Эда, она ведь правда неплохой человек. Конечно, она не всегда красиво поступала с тобой, но в этом в первую очередь виноват я, а во вторую — её окружение, которое просто внушило ей то, что я являюсь идеальным мужчиной для неё, — аккуратно перебирая каштановые локоны, отливающие серебристым светом из окна, с явной виной в голосе произнёс Болат, — и, знаешь, самое ужасное в нашей с ней ситуации это то, что я настолько сильно увлёкся своими чувствами, своим комфортом и своим благополучием, что в какой-то момент я стал забывать о том прошлом, которое сделало из Атакан помешанную на мне девицу… честно, не знаю с чего и начать, это весьма болезненная для меня тема. Эда устало вздохнула, неуверенно протягивая парню левую ладошку, которую мужчина поспешил ласково сжать меж пальцев свободной от девичьих волос руки. Для Йылдыз это был очень и очень большой шаг, молодой человек прекрасно понимал это, как никак кареглазая сейчас явно не любила лишних прикосновений, однако для него она решила сделать исключение, позволяя притронуться к немного шершавой коже кисти. — Я пойму, если ты не захочешь рассказывать, но если тебе от этого станет легче, то я готова тебя выслушать, — кареглазая немного неуверенно приподняла корпус, чувствуя слегка сковывающую движения слабость. Молодой человек глухо хмыкнул, невольно думая о том, что, наверное, эту фразу ждала от него и сама Эда. Он ведь тоже должен понимать, что есть вещи, которые она не хочет говорить, и в её случае это более чем нормально. — Не знаю, как это правильно начать… но… тогда…нам было по восемнадцать… тогда рухнул дом, в котором погибли твои родители… после того, как все нужные люди были подкуплены, меня отправили в Лондон получать это несчастное образование, я ведь до этого хоть и был архитектором, однако документов подтверждающих этого не имел, — Болат ласково обхватил девушку за спину, осторожно укладывая шатенку обратно на постель, — история правда долгая, поэтому лучше лежи, отдыхай. Кареглазая лишь покорно кивнула, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассказать молодому человеку правду о том, что не он виноват в смерти её родителей, однако она всё же предпочла оставить этот факт на конец его истории. — Так вот, — зарывшись рукой в девичьих волосы, он укоризненно продолжил, — на тот момент Селин была моей лучшей подругой и, поверь, тогда она была совсем иной в своём характере и мировоззрение, пожалуй, она даже была чем-то похожа на тебя: бойкая, непостоянная, своенравная. Именно такая Атакан рванула со мной в Лондон, находя резкую смену обстановки чем-то забавным. Эда удивлённо выгнула брови, не представляя, как известная ей до жути правильная блондинка могла раньше вести абсолютно противоположный образ жизни. — Только вот, если она прилетела в Англию в первую очередь повеселиться без вечного надзора со стороны родителей, то я… я прилетел туда по-прежнему ненавидеть себя за ошибку в чертежах, — он поднял на внимательно слушающую его Йылдыз усталый взгляд, с более явной неприязнью к себе продолжая говорить, — Эда, ты ведь понимаешь, что нам двоим было глубоко плевать на начавшуюся учёбу? — шатенка лишь слабо качнула головой в знак согласия, — я спасался от мук совести в лучших клубах Лондона, а Селин, как верная подруга, которая не могла оставить меня одного в таком состоянии, везде следовала за мной. Мы выпивали… много, очень много, буквально до беспамятсва, — молодой человек нервно усмехнулся, чувствуя жгучее грудную клетку чувство отвращение к самому себе, — мы давали очень большие взятки абсолютно всем педагогам университета, поэтому никто не сообщал нашим родителям о том, что за месяц мы с Селин ни на одной паре не появились… чувствуя свою безнаказанность мы продолжали зависать в разных пабах и барах. И, кажется, лишь сейчас Йылдыз начала понимать, почему в первую встречу перед ней был человек-робот, думающий лишь о работе и строгом порядке. Парень имел пагубный опыт, который он в осознанном возрасте яро осуждал, потому что знал, насколько горькими бывают последствия. Известный на всю страну трудоголик не просто обожал своё дело, он в первую очередь просто боялся, что даже часовой отдых со стаканчиком горячительного пересечёт его с тем юным Серканом, который однажды сотворил слишком страшную ошибку. — Я не помню, как это конкретно получилось, но я познакомился с каким-то мальчишкой, по-моему, лет двадцать ему на тот момент было, так вот, он позвал меня на какую-то очень большую вечеринку, — Болат горько усмехнулся, — конечно, мы с Атакан пошли. Итогом стало то, что там мы попробовали первые в своей жизни наркотики… Мы стали постепенно сходить с ума, видели лишь друг друга и новую дозу, — хрипловатым голосом он пробормотал, — наша жизнь состояла только из секса, алкоголя и наркотиков. Мы буквально упали на социальное дно, с которого даже не собирались всплывать… На наше прошлое несчастье, во втором полугодии на одном из предметов сменился преподаватель, который напрочь отказался от наших денег и, разумеется, сразу же доложил обо всём происходящем нашим родителям. Отец Селин отправил за ней самолёт буквально на следующее утро, мой отец прицепил ко мне разных специалистов, к слову, один из них потом даже выявил у меня глубокую депрессию. Оно и неудивительно, мне до сих пор тяжело мириться с мыслью о том, что я убил невинных людей, а то, что происходило со мной тогда буквально не описать словами… я даже серьёзно думал о самоубийстве… конечно, во мне до сих пор живёт горькое чувство вины за совершенный просчёт… но теперь, разумеется, я не думаю о том, чтобы свести счёты с жизнью… в конце концов, твоих родителей это уже вернуть не сможет, — молодой человек ненадолго замолкает, собираясь с мыслями, — в общем, я всё-таки честно закончил трёхгодовое обучение в Оксфорде, за что огромное спасибо посланным отцом специалистам, которые не без трудностей, конечно, но всё же смогли спасти меня из той чёрной дыры разных зависимостей. Так на Родину я вернулся с ярой клятвой о том, что никогда больше не допущу ошибок, что буду кропотливо работать над каждым проектом, — он тяжело вздохнул, роняя глаза в пол, — но то, что пережила Селин я узнал со слов матери, потому что те три года на какие-либо мои сообщения Атакан не отвечала. Как оказалось, её родители буквально заперли её в какой-то больнице на два года, за определённую суму к ней туда приходили преподаватели из университета Стамбула, чтобы она тоже могла получить высшее образование, но это не самое ужасное. Потом наши отцы пришли к прекрасной, в скобочках разумеется, идее поженить нас и отдать нам в руки часть холдинга, дабы им было легче с рабочими обязанностями, а мы в свою очередь отбелили своё прошлое крепким браком… думаю, ты и сама понимаешь, насколько глупо это звучит, — шумно вздохнув, продолжил Серкан, — в общем, поэтому Атакан, как покладистую восточную женщину, целый год воспитывали под меня, ломали её мнение, подстраивали его под моё, убеждали её в том, что я её единственный шанс на хорошее будущее, потому что остальные мужчины не захотят быть с ней из-за её грязного прошлого, и весь этот бред, конечно же, дал результат. В первую нашу встречу после долгой разлуки я её даже не узнал, она не была больше собой, она была лишь моей тенью с потухшим взглядом… и это было просто ужасно!.. Я чувствовал перед ней такую вину, я просто не мог не вступить с ней в отношения, конечно, они были теперь совсем иными: без страсти, без огня и без любви… мы просто жили под одной крышей, обсуждали работу, выходили в качестве элитной турецкой пары на все важные мероприятия, я дарил ей дорогие подарки, но, Эда, ты не представляешь, как я ненавидел себя в те моменты, когда смотрел на будто совсем неживую Селин. Она ведь из-за меня тогда подсела на наркотики, она ведь могла прожить нормальную жизнь, еслибы не полетела со мной в этот дурацкий Лондон… я буквально обрёк её на такую жизнь, и самое ужасное это то, что я даже не могу вновь создавать ей иллюзию того, что мы можем быть парой. Я устал от неё идеальной, чересчур правильной, и я так скучаю по своей бывшей подруге, той, которая была до Англии. Конечно, сейчас ей уже не так необходим я рядом, но порой… порой я вижу в её взгляде такую боль от того, что я не с ней, что мне просто хочется крепко прижать её к себе и хоть как-нибудь успокоить. Йылдыз шумно всхлипнула, чувствуя, как с по щекам бегут солёные дорожки из горьких слёз. Если бы она только знала об этой истории раньше, она бы никогда специально не провоцировала несчастную девушку. Девушку, у которой буквально забрали возможность счастливо прожить эту жизнь с любимым человеком. Если бы только Семиха не подделала тогда один чертёж Болата, если бы она этого не сделала, столько трагедий можно было бы избежать… если бы только Йылдыз воспитали иначе… если бы её только в детстве любили, то она бы никогда не пошла на такой жестокий шаг по отношению к собственному сыну. — Поверь, в этом нет твоей вины. Ты не желал ей зла, да и сам ты был буквально в таком состоянии, в котором нельзя здраво оценивать свои поступки, — негромко проговорила Йылдыз, ласково поглаживая мужскую руку, — тем более даже не ты виноват в том, что рухнул тот дом. Это не твоя ошибка, Серкан, — она тяжело вздохнула, сквозь слёзы продолжая говорить, — Семиха воспользовалась тем, что ты начинающий архитектор, она специально подделала один твой чертёж, чтобы убить моих родителей… её целью, как оказалось, всегда была я. Молодой человек, вытащив ладонь из копны женских волос, торопливо закрыл ей лицо, он уже тоже не мог сдерживать слёзы, горько плакал, сбивчиво дыша. — Но зачем? Я не понимаю, — хрипло прошептал он, действительно не зная ответа. — Мой врач в доме Мелиха сказал, что она хотела забрать меня на своё воспитание, а потом в лет шестнадцать выдать меня за какого-нибудь богатого урода, который бы дал приличную сумму за мою девственность… Семиха была готова идти по головам ради своего успеха, — нервно пожала плечами шатенка, а затем, недолго помолчав, неуверенно продолжила, — а я тут задумалась… а почему ты вообще попросил меня играть тот спектакль для Селин, если всё это время она тебя обожала? Тебе же можно было просто к ней подойти и попросить вернуться. — Эда, ты же знаешь меня, я тот ещё придурок. Подойти и попросить… это не про меня, да и тем более в своё время меня очень задел её поступок, как никак, меня пригласил на свою помолвку человек, который столько лет говорил, что любит только меня. Сейчас то я понимаю, что мой поступок буквально абсурден и с моральной точки зрения ужасен, но тогда я об этом не думал. И, может, это прозвучит ужасно, но я не жалею о том, что всё-таки сделал это, как минимум потому, что Селин теперь серьёзно занялась работой с психологом, я узнал правду о трагедии, а ты, Эда, сейчас находишься в безопасности, не хочу и думать о том, что было бы, если бы мы с тобой не познакомились, ведь врядли бы тебе тогда кто-то помог… — печально улыбается, добавляя, — мне хочется верить, что после стольких испытаний всех нас будет ждать счастливое будущее. Кареглазая в ответ согласно кивает, отвечая Болату лёгкой улыбкой. И ей тоже хочется верить в то, что самое ужасное осталось позади, а будущее наконец дарует им что-то хорошее. — Ладно, Эда, мне, наверное, пора, — осторожно отпустив девичью ладошку, довольно грустно говорит Серкан, видя на мобильнике Йылдыз входящий звонок от Айфер, — передавай своей тёте от меня привет… и спасибо, что выслушала меня… мне правда стало лучше. Девушка осторожно берёт в руки смартфон, хрипло прокашливаясь, дабы сделать голос не таким писклявым и дрожащим. — Тебе спасибо, Серкан, за доверие и спасибо за всё, что ты делаешь для меня, — смотря на то, как молодой человек поднимается со стула, торопливо стирая слёзы, говорит женщина, — буду ждать тебя завтра, пока! — Увидимся, — тепло произносит Болат, неторопливым шагом направляясь к выходу из девичьей палаты.