Молодой человек молча глядел в потолок, вслушиваясь в тихую дробь скользящих по стеклу капель дождя и искренне пытаясь не вспомнить сегодняшний день. У парня уже просто не было сил на такую роскошь, как отнюдь не приятные воспоминания. Ему не хотелось вновь проживать всё заново, не хотелось чувствовать царапающую душу боль. Болату хотелось просто закрыть глаза и уснуть, наконец прощаясь с этим дурацким днём. Однако, тяжёлые веки всё никак не могли сомкнуться — застрявший эхом прямо где-то в непозволительной близости к барабанным перепонкам девичий крик не позволял.
И Серкан изо всех сил пытался не слышать, не слушать… пытался забыть, но как бы он не старался, ему всё никак не удавалось этого сделать. Треклятые образы не отпускали, беспрерывно прокручиваясь в мужском сознании.
И, пожалуй, всё, что оставалось парню, это просто равнодушно смотреть в потолок, с трудом терпя липкую пронзительную боль меж рёбер. Да, казалось бы, самое страшное, самое сложное, самое мрачное осталось позади, однако… тень того «самого» слишком явно очерняла дорогу в будущее, светлое и беззаботное.
Болат тяжело вздохнул, опуская сцепленные в замок руки на собственный живот поверх одеяла и изо всех стараясь уговорить себя через пару минут подняться с кровати и проведать Эду, только вот делать этого ему совсем не хотелось. Конечно, Серкан понимал, что он ей нужен, очень нужен, но… он устал, устал быть вечно сильным, устал от всей свалившейся на него ответственности. Ему нужен отдых: хотя бы маленький перерыв, хотя бы один вечер.
Болат уже просто не в состоянии её успокаивать, не в состоянии слышать её хриплые и горькие вздохи, не в состоянии уверять её в том, что всё наладится. Он уже сам ведь не верит в то, что что-то может наладится. Не верит по крайней мере сегодня, сейчас… Сейчас, потому что у него уже не осталось сил даже на какую-то жалкую веру.
Пара глухих стуков, а затем тихий, еле слышимый скрип вынудил молодого человека перевести лишённый каких-либо эмоций взгляд на дверной проём. Йылдыз неуверенно, стеснительно приулыбнулась, делая несколько маленьких шагов вперёд.
Она была одета так же, как и вчера, в чёрную атласную пижамку. Её влажные после недавнего душа волосы слегка небрежно свисали с обоих сторон лица, частично закрывая расцарапанные девичьи щёки. Кожа около женских глаз заметно опухла, напоминая о недавней истерики своей обладательницы.
И Болат невольно ощутил неприятное чувство вины за собственные мысли. Как он может жалеть себя, если ей куда хуже? Как он может жаловаться на усталость, если она всё это время не жаловалась даже на ужасную боль в душе? Как он может сдаваться сейчас, если они уже в шаге от спокойной жизни?
— Эда, радость моя, как ты? — приподнимая корпус, с торопливо натянутой на лицо улыбкой интересуется молодой человек, — тебе лучше?
Кареглазая ничего не отвечает, она лишь подходит к кровати, недолго думая, забирается на ту и крепко обнимает парня, опуская голову на его плечо.
Серкан молчит, боясь сказать ей и слова, он лишь осторожно прикасается ладонью к женской пояснице, ласково поглаживая ту, другую же руку складывает на девичью макушку, тихонько путая пальцы в шелковистых пахнущих цветочной сладостью локонах.
— Знаешь… это так странно, но… — всё ещё хрипловатым голоском шепчет Йылдыз, расслабляясь в мужских объятиях, — всё, что так долго беспокоило меня, будто прошло… будто вся боль наконец осталась в том доме… — блаженно прикрывает глаза, чувствуя, как широкая кисть скользит по её макушке, — конечно… конечно, я по-прежнему виню себя за то, что сделала… — грустно улыбаясь, уныло бормочет кареглазая, — это, увы, навсегда останется со мной… однако на душе всё равно стало как-то легко… я наконец-то тебе всё рассказала… я наконец-то смогла это сделать…
Болат заботливо целует её в макушку, невольно вслушиваясь в умиротворённое девичье дыхание. Он медленно проводит чуть шершавой подушечкой большого пальца по краю женского ушка, по впадинке под ним, по линии подбородка.
Йылдыз действительно реальная, она правда сидит рядом, крепко прижимаясь к нему.
— Можно я сегодня посплю с тобой? — невинно просит кареглазая, поднимая голову с мужского плеча.
Знает ведь, что ночью её снова будут мучить кошмары. Знает ведь, что проснётся от собственных криков. Знает ведь, что она будет вновь нуждаться в его тёплых объятиях.
— Конечно, можешь, — медленно проводя ладонью по затёртой женской щёчке, ласково поглаживая раздражённую кожу той, негромко отвечает парень, — Если тебе будет некомфортно спать под одним одеялом, я могу дать тебе другое, хочешь? Принести?
— Нет, не нужно, спасибо, — устало улыбнувшись, искренне говорит кареглазая.
Молодой человек аккуратно укладывает Эду в постель, накрывает воздушным одеялом и чмокает в лоб, а затем же, отодвинувшись, протягивает руку к прикроватной тумбочке и достаёт из выдвижного ящика той тюбик с кремом.
— Что ты делаешь? — внимательно следя за движениями парня, негромко интересуется кареглазая.
Болат, вновь сев рядом с женщиной и чуть сгорбив спину, осторожно заправляет девичьи локоны за её ушки, открывая себе полный доступ к женскому лицу.
— Забочусь о том, о чём ты не позаботилась, — откручивая крышку, глухо хмыкает мужчина, — солнце моё, у тебя такое раздражение на щеках, оно само ведь неделю, а то и две проходить будет, поэтому, дай-ка, я намажу весь этот кошмар кремом.
Шатенка шумно вздыхает, отрицательно мотая головой.
— Не надо, щипать же будет, — невольно морщась, торопливо отвечает Йылдыз, смотря на то, как молодой человек выдавливает немного крема на свой палец, — Ну, Серкан…
— Знаешь, я как-то на солнце обгорел, так благодаря этому крему у меня уже через пару дней всё прошло, а у тебя так и вовсе за ночь всё пройдёт, поэтому не спорь, — сказав, молодой человек чуть сильнее склонился над Йылдыз.
Аккуратно оперев кисть на женский подбородок, парень стал ласковыми движениями распределять крем по повреждённым участкам девичьей коже, заботливо дуя.
И, на удивление мужчины, Эда и слова больше не сказала на все эти манипуляции, и даже тихонько не вскрикнула, и даже не ойкнула, она лишь крепко сжала немного слезящиеся глаза, молчаливо терпя очередную боль.
Зашёрканные, болезненно-красные щёки Йылдыз буквально горели. Пахнущий какими-то лечебными травами крем, казалось ей, лезвием впивался в нежную, чувствительную кожу. Боль не стихала ни на минуту, отдаваясь неприятной влагой в носу и глазах.
— Чщ-щ, щас будет получше, — в успокаивающем жесте поглаживая женскую скула, мягко прошептал Болат, — потерпи ещё немного, солнышко, скоро всё пройдёт.
Эда лишь шумно вздохнула, чувствуя, как скопившаяся на ресничках влага скатывается с века одной горькой слезинкой.
— Тш-ш, тише, — со всей присущей ему осторожностью нанося второй слой крема, еле слышимо протянул Серкан, — тш-ш, радость моя, потерпи ещё чуть-чуть.
Колющая боль начала потихоньку утихать, а ужасно разгорячённые щёки стали медленно остывать.
Йылдыз, с трудом распахнув веки, торопливо заморгала, стараясь избавиться от неприятной рассеянности во взгляде.
— Получше? — неуверенно уточнил молодой человек, выпрямляя спину и закручивая тюбик с кремом.
Осторожно промокнув подушечками больших пальцев уголки глаз, Эда слабо кивнула, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Да, просто чувство такое странное… — задумчиво пробормотала кареглазая, ненадолго замолкая и подбирая более подходящие слова, — у меня на щеках теперь будто какой-то приятный холодок… — сделав глубокий вдох и чуть приподняв голову с подушки, более бодрым голоском добавила Йылдыз, — и сухость, кажется, пропала. В общем, да, мне лучше, спасибо… однако поначалу крем твой щипит так сильно, это просто ужас!
Болат глухо усмехнулся с претензии женщины, убирая тюбик на место, а затем выключил в спальню свет, нажав на выключатель, висящий над прикроватной тумбой.
— Могу тебя обнять? — на всякий случай уточняет молодой человек, залезая под одеяло и не торопясь сокращать дистанцию меж собой и девушкой.
Эда быстро пробегает взглядом по тёмной комнате, невольно ловя себя на мысли о том, что ей ни капельки нестрашно. Она так привыкла видеть во всём подвох, привыкла никому не доверять, привыкла сомневаться в чужих якобы добрых мотивах. Но сейчас ей вдруг стало так спокойно, так легко, так, как было когда-то прежде.
— Конечно, — хоть и со слабой, но с абсолютно искренней улыбкой отвечает шатенка, подползая чуточку ближе к мужчине и поудобнее устраивая голову на его груди.
Она ему доверяет. Доверяет больше, чем себе.
— Спокойной ночи, Эда, — оставив ласковый поцелуй на женской макушке, негромко шепчет Болат.
Он, осторожно положив руку на девичью голову, медленно поглаживает большим пальцем женский затылок, чуть путаясь в шелковистых локонах шатенки.
И он теперь точно знает, что Йылдыз в порядке. Он чувствует, как колотится её сердце, слышит, как тихонько она дышит, видит, как она расслабленно закрывает глаза. И он, кажется, впервые за последние несколько месяцев чувствует абсолютный покой.
— Доброй ночи, Серкан, — тихонько бормочет в ответ кареглазая.
Она засыпает, засыпает почти мгновенно, засыпает так сладко, как никогда прежде. И ей не снятся кошмары, и не видятся жуткие картинки прошлого, и истошный крик не срывается с её губ. Она спит, крепко и спокойно. Она спит так до самого утра.
***
Бледное пасмурное небо закрыло за собой яркие лучи солнца. Лёгкая морось не переставала еле слышимо барабанить по крыше. Прохладный воздух пах привычной сыростью земли и мокротой асфальта. Стрелка часов давно перевалила за одиннадцать.
Йылдыз ещё не вставала, продолжая сладко спать в мужской спальне, а Серкан же сидел на крытой террасе, равнодушным взглядом глядя куда-то далеко за прикрытый серой дымкой горизонт. Он много думал: вспоминал вчерашний день, анализировал их с девушкой совместную жизнь и размышлял над словами психотерапевта кареглазой, с которым меньше часа назад у Болата состоялся отнюдь не простой диалог. Врач не то, чтобы предлагал, он буквально настаивал на лечение Эды в специализированной психиатрической клиники. Психотерапевт считал, что девушке стоит лечь в больницу хотябы на пару месяцев, дабы увеличить её шансы на выздоровление и возвращение к нормальной жизни.
И если поначалу молодой человек наотрез отказывался принимать этот вариант развития событий как правильный, то потом . потом он услышал то, чего больше всего боялся услышать. Врач сказал, что у девушки слишком велик риск развития суицидальных наклонностей.
И это стало для Болат переломным моментом. Он мог бы сколько угодно оправдывать резкие перемены в настроении Эды, он мог бы мириться со всеми её истериками, он мог бы успокаивать её каждую ночь, он мог бы обманывать себя, говоря, что всё вот-вот наладится. Однако он не смог бы смириться с её смертью.
И, может, парень мог бы отмахнуться от опасений врача на этот счёт, если бы не видел, как вчера Йылдыз расцарапала собственное лицо в порыве истерики. Разве теперь Серкан мог быть уверен в том, что она не сделает это вновь? Что она не сделает с собой что-то более серьёзное?
Мужчина тяжело вздохнул, закрывая лицо руками и отрицательно качая головой. Он не мог принять решение, не сейчас, не так быстро.
— Доброе утро, Серкан, — бодрый девичий голосок вынудил молодого человека одёрнуть руки, прижав те к груди, и наигранно улыбнуться своей самой непринуждённой улыбкой.
Парень не хотел её волновать, понимая, что для начала ему стоит сделать выбор самостоятельно: принять предложение врача или отклонить. Да и в конце концов, зачем ему лишний раз нервировать Йылдыз? Её мнение в любом случае не будет учитываться, так как если молодой человечек всё же даст своё согласие, то Эду он либо добровольно заставит подписывать нужные бумаги, либо попросит врача написать направление на принудительное лечение.
— Доброе, солнце, — невольно разглядывая покрытые кровавой корочкой царапины на женском лице, отвечает Болат, — выспалась?
Кареглазая положительно мотает головой, осторожно присаживаясь на край диванчика и шумно втягивая носом воздух.
— Ага, — негромко тянет Йылдыз, откидываясь на спинку дивана и принимая более расслабленную позу, — честно, я думала, что меня вновь будут мучить кошмары, но… сегодня ничего не приснилось… вообще ничего… — она с облегчением вздыхает, — это так прекрасно!.. вот бы всегда так было…
Серкан лишь понимающе кивает, осторожно опуская ладонь на девичье плечо поверх мягкой ткани её футболки и ласково поглаживая то.
— Будет, Эда, обязательно будет, — наклоняясь поближе к девушке, он оставляет невинный поцелуй на её виске и неуверенным шёпотом добавляет, — радость моя, как ты после вчерашнего?
Кареглазая не торопится с ответом, рассеянно пожимает плечами. Вчера она чувствовала лёгкость от того, что наконец-то смогла признаться в содеянном, а вот уже сегодня — стыд за собственное поведение.
Если бы только она могла контролировать свои эмоции лучше. Если бы только она могла не поддаваться горькой истерике. Если бы только она могла управлять собственными мыслями.
— Я в норме, не переживай, — опуская висок на мужскую грудь, наигранно непосредственным голосом говорит кареглазая, — а ты как? — торопливо добавляет она, не сдерживая нервного смешка, — уже считаешь меня сумасшедшей?
Молодой человек глухо хмыкает, перекладывая руку на девичью макушку. Он медленно гладит её по голове, скользя ладонью то вверх, то вниз. Он наслаждается мягкостью её волос. Он вдыхает её сладко-цветочный запах.
— Я вас, госпожа Йылдыз, с первого дня нашего знакомства считал сумасшедшей, — расслабленно хмыкает Серкан, через короткую паузу добавляя, — да и за меня вообще не беспокойся, когда ты, солнце моё, рядом, я в полном порядке.
Девушка лишь улыбается в ответ, невольно вслушиваясь в стук мужского сердца.
— Серкан, — протягивает его имя Эда, чуть неуверенно добавляя, — а, может, после обеда куда-нибудь съездим, м? Может, в музей или картинную галерею, как думаешь?
Болат задумчиво вздыхает, понимая, что, во-первых, кареглазая эмоцианально ещё слишком слаба, чтобы сразу после вчерашнего вести её в людное место, а, во-вторых, у него будет масса проблем, если вдруг кто-то из журналистов или папараций увидит на девичьем лице и руках столько царапин. Пресса наверняка вспыхнет множеством теорий, пачкающих его имя.
— Честно, в такую погоду я не очень хочу куда-либо ехать, — пожимает плечами молодой человек, через небольшую паузу предлагая, — может, лучше сегодня побудем дома?.. хочешь, можем вместе что-нибудь приготовить. В конце концов, когда к нам приезжала Селин, ты говорила, что ещё возьмёшь у меня реванш. Так вот сегодня у тебя есть такая возможность, если ты, конечно, не боишься снова мне проиграть.
Йылдыз поднимая голову с мужской груди, лукаво ухмыляется.
— Это не мне, Серкан, нужно бояться, — звонко хмыкает шатенка, — а тебе, потому что в этот раз я тебя точно выиграю.
— Ну-ну, сейчас тогда и увидим, — поднимаясь с дивана, отвечает Болат, — пошли на кухню, милая моя, будем готовить обед, раз уж завтрак кое-кто проспал.
***
Молодой человек, оперевшись руками на край столешницы, молча наблюдал за тем, как Эда неторопливо помешивает что-то в кастрюле, тихонько напевая какую-то турецкую песню и слегка пританцовывая.
— Знаешь, а хитро ты это придумал, — поворачивая голову в сторону Серкана, хмыкнкла кареглазая, вслепую возвращая на стол солонку, — сначала сказал, что мы будем готовить вместе, а в итоге ты уже минут двадцать только и делаешь, что просто смотришь на меня.
Мужчина глухо усмехнулся, пожав плечами. Он отошёл от столешницы, вставая по правую руку от кареглазой и заинтересованно разглядывая содержимое кастрюлю.
— Ну, во-первых, я не виноват в том, что мне доставят нужное для блюда мясо только через полтора часа, во-вторых, — сделав глубокий вдох и невольно облизнув губы, с улыбкой произнёс Болат, — ты, кажется, готовишь что-то очень вкусное, поэтому от голода умирать нам не придётся, и, в-третьих, с меня будет прекрасный ужин, — наклонившись поближе к девичьему уху, через короткую паузу прршептал он, — скажу по секрету, это будет кое-что из французской кухни.
Эда задумчиво хмыкнула, накрывая кастрюлю крышкой и переводя конфорку на слабый огонь.
— Не знаю даже, чему больше удивляться: французской кухни или тому, что сам Серкан Болат хочет на обед мой суп, который очень уж далёк от некалорийного, — устанавливая таймер, с лукавой улыбкой ответила Йылдыз.
— Твой суп с чечевицей пахнет слишком вкусно, чтобы отказываться. Да и я за тобой следил, ты туда масло литрами не лила, поэтому не такой уж он и калорийный, — осторожно притягивая девушку в объятия, говорит молодой человек, — ну, хозяюшка моя, ты закончила? Пойдём теперь что-ли отдохнём, а то я уже устал.
Кареглазая, бросив короткий взгляд на таймер, дабы убедиться в том, что он идёт, взглянула на парня, невольно усмехаясь.
— Устал? Я, значит, готовила, а ты устал, интересно получается, — без какой-либо обиды в голосе хмыкнула Йылдыз, — чем займёмся? Предлагай.
Молодой человек, уткнувшись носом в копну девичьих волос, шумно вздохнул, затем оставил невинный поцелуй на женском виске, покрепче обнимая кареглазую и сильнее прижимая её к себе.
И как бы Серкан хотел видеть её всегда такой, такой простой, такой расслабленной, такой весёлой.
— Ну, смотри, сейчас мы идём в мою спальню, — неторопливо проводя широкой ладонью по девичьим кудряшкам и приглаживая чуть растрёпанные волосы, отвечает молодой человек, — включаем какой-нибудь фильм, и я тебя крепко обнимаю, — он ненадолго замолкает, прерываясь на ещё несколько невинных поцелуев, — потом мы идём обедать, правда после этого мне придётся отвлечься на работу, но, надеюсь, я смогу компенсировать это прекрасным ужином, — вновь наклонившись поближе к женскому уху, переходит на шёпот Серкан, — скажу по секрету, это будет лучший тартар в твоей жизни, Эда.
Йылдыз в ответ лишь улыбается, безмолвно одобряя его план.
