Валенки

Зару принесли в комнату Вольфа. Он приказал Отто усадить цыганку на кровать и принести два таза с чистой водой. — Можешь быть свободен, Отто, спустись ко стальным, развлекайся. Завтра в девять ты мне понадобишься. — сказал Фридрих, мельком поглядев на Зару. — Может позвать доктора? — поинтересовался тот. — Я же сказал, ступай вниз. Ничего не нужно, благодарю. — настоятельно сказал Фридрих. — Доброй ночи. — Доброй ночи, господин Вольф. — ответил Отто, также взглянув на пленницу. После, когда шофер вышел, Фридрих закрыл двери своих комнат на ключ и поспешно стащил с себя китель, а потом расстегнул рубашку и закатал рукава до локтей. — Даже не думай сейчас со мной разговаривать. Хватит глупостей на сегодня! — резко сказал он, сверкнув своими голубыми глазами, предотвратив тем самым возможный вопрос цыганки. — Не хочу больше слушать твой бред про защиту своих соплеменников и уж тем более терпеть подобное! Они тебя презирают, называя за глаза немецкой подстилкой! Некоторые тебя просто ненавидят, полагая, что тебя кормят лучше и обращаются иначе, а валяясь в моей постели, ты получаешь такие преференции, что им всем даже и присниться не может! Но, разве, это так?! Я все знаю. Молчи. Ты носила им еду — в тайне ото всех, рискуя каждый раз заполучить пулю в лоб от охранника или быть пойманной на краже хлеба, либо другой провизии. Ты таскала им бинты из моей аптечки, антибиотик… Думаешь, я не видел, как исчезает обезболивающее по чуть-чуть? Разве они это оценили? Нет. Откуда, ты полагаешь, я смог об этом узнать? Тебя сдали твои же соплеменники. И знаешь, цена была не такой большой — половина буханки на шестерых… Я мог в любой момент приказать повесить тебя во дворе женского корпуса, мог приказать высечь тебя, как обычно поступают здесь с воровками. Мог бы просто наказать тебя и отдать охране… Только молчи, я не хочу больше слышать о том, что ты просто решила стоять за своих до конца! Они этого не достойны… На сколько я смог узнать… С этого дня ты больше не будешь работать в бараке. Ты останешься моей служанкой — будешь чистить мне сапоги, другую одежду, готовить и прибирать комнаты, а также продолжишь работать с Мартином. Все. А теперь, сиди смирно и постарайся не вырываться. Зара дрожала не столько от страха перед Вольфом, сколько от боли. Несколько крупных осколков глубоко вонзились в ее ступни. Кровь капала на пол, а ее ноги были словно истерзаны когтями диких зверей. Фридрих достал свежую простыню и быстро разрезал ее на несколько длинных полотнищ простым армейским ножом, который он носил за голенищем сапога. Зара молчала, деваться ей все равно было некуда, глядя на то, что собирается делать ее мучитель. Между тем, Вольф достал из-под кровати большой ящик, откуда извлек несколько бутылочек темного стекла, бинты, пинцет и небольшую бутылочку спирта. Он опустился к ногам Зары и пододвинул один таз к кровати. — Будет очень больно. — предупредил Фридрих, осторожно погладив ее ногу, а потом крепко сжав одной рукой лодыжку Зары. — Иначе, никак нельзя — завтра все загноится. Дать платок, а то зубы сломаешь? — Нет, не надо. Я все вытерплю. Делайте то, что считаете нужным. — тихо ответила она, закусив губу. Вольф кивнул и стал промывать раны сначала чистой водой, а потом взбрызгивая спиртом. Зара старалась не произносить ни звука, но невольные хрипы все же то и дело слетали с ее губ. Потом, протерев нож и пинцет спиртом, Фридрих сделал нужные небольшие надрезы в ступнях и стал доставать осколки стекла пинцетом один за другим. Слезы текли по щекам Зары, но она по-прежнему сдерживалась, стараясь не показывать Фридриху свою слабость и боль. А тот продолжал тащить осколки, ковыряясь в живой плоти, словно бы это был мешок с пшеном. Самый последний осколок вошел слишком глубоко и Фридриху пришлось давить, что было сил, чтобы осколок вышел. Вот тут-то Зара не выдержала и, сжав руками простынь, издала единственный полу-хрип полу-крик. — Все-все, умничка… Это был последний… Сейчас все устроим, моя ты прелесть. Ты держалась молодцом… Я в тебе не ошибся — ты очень храбрая. — Фридрих улыбнулся и погладил Зару по щеке. Он и сам не ожидал от себя такого проявления доброты, но сейчас это было необходимо. Зара была бледная как полотно и едва не теряла сознание от боли. — Повезло. — заключил Вольф, посыпая порезы каким-то порошком из другой темной бутылочки. — В чем же? — слабо отозвалась Зара. — Шить не придется. Будешь спать у меня и работать пока тоже здесь. Еду я тебе сам принесу. Хватит с меня забот… — буркнул Вольф, словно бы одергивая самого себя от новой накатившей волны слабости. Его руки тянулись к этому хрупкому изможденному телу, но теперь его вела не похоть, а желание успокоить эту храбрую, но такую беззащитную женщину. — Откуда вы знаете, что больше ничего не нужно? — также тихо спросила Зара, вздрагивая каждый раз как странный жгучий порошок касался ее ран. — Видишь ли, я не всегда сидел в теплых кабинетах и отдавал приказы. Я боевой офицер и там, на передке… То есть, на передовой, приходилось делать многое, порой, даже то, чего раньше не предвидел. Все пройдет… Это лишь вопрос времени. Вольф еще долго что-то разбавлял из другого темного тюбика в другом тазу, а потом, смочив несколько разрезанных кусков простыни, еще раз прошелся по ранам на ногах Зары и повторил процедуру с неизвестным порошком. Потом, Фридрих крепко забинтовал ее ноги до самых щиколоток и приказал Заре прилечь в его постель. — Все. Теперь тебе стоит немного отдохнуть, а я принесу тебе что-нибудь поесть. Если будет слишком болеть — я тебе дам кое-что, но только сначала нужно поесть. Обязательно. Эта странная забота удивила Зару. Ведь Вольф действительно мог ее пристрелить. Значит, она нужна еще для чего-то, а это значит, что она все еще может помочь своим и разузнать о них — тем, кто остался в лагере — о Лизе и остальных. Она не поверила словам немца о том, что ее мог сдать кто-то свой. Ведь самое важное событие было впереди — это был побег. Планируемый побег, который был организован вместе с некоторыми заключенными из зондеркоманды. Риск был велик, но и безропотно умирать в этому аду было бы куда большим преступлением. И если бы Зару сдал кто-то из своих, как говорил Вольф — висеть бы ей во дворе на виселице вместе с остальными организаторами. Знает ли он что-то на самом деле или догадывается? Или может быть — это только блеф, в момент слабости, чтобы вывести Зару на чистую воду? Что это? Проверка или Вольф действительно дает ей карт-бланш? Если да — то отчего? Боль и усталость давали о себе знать. Голова Зары, впервые за все это время, коснулась подушки, а тело — чисто убранной постели.

***

Спустя некоторое время, Вольф принес еду и не забыл про коньяк. Сам он есть не стал, но опрокинул в рот четверть стакана привычного напитка. Зато Фридрих пристально наблюдал за тем, как сидя на его кровати, Зара ела, запивала водой лекарство — ей все же было очень больно. — Тебе немного лучше? — наконец, после долгой паузы, спросил Фридрих и закурил. — Да. Благодарю за заботу… — сказала она, ощутив на себе пристальный знакомый взгляд. — У тебя до войны был мужчина? — спросил Фридрих, расстегивая ворот рубашки. — Нет, господин Вольф. — отвечала Зара, стараясь не глядеть на немца. — А теперь? У тебя кто-нибудь есть? Может кто из охраны? — продолжал он, окончательно расстегнув ворот и плеснув себе еще коньяку. Фридрих остался в наполовину расстегнутой рубашке, галифе и сапогах. Ремень и кобура лежали на столе рядом с недокуренной дымящейся сигарой и недопитым стаканом коньяка. — Нет, господин Вольф. — вновь ответила Зара, уставившись в пол. — Ты бы согласилась стать моей любовницей? Добровольно? — спросил Фридрих, немного помедлив. — Разве в вашем положении возможно запятнать себя связью с расово неполноценной? — Зара все же нашла в себе мужество поглядеть Вольфу в глаза, надеясь, что подобный ответ охладит пыл офицера. Фридрих подошёл к ней и улыбнулся. — Разве? — он приподнял брови, словно и впрямь был удивлен таким ответом. — Вы же легенда, герой Рейха. А герой Рейха превыше слабости. Любой слабости, а тем более той, о которой вы говорите. — Зара вновь попыталась заговорить Фридриха. Его недвусмысленный взгляд выражал сейчас неподдельный интерес конкретного толка. Снизу доносились пьяные возгласы и песни гостей, женский хохот и музыка. — Даже если и так. Что с того? — вновь улыбнулся Вольф и подобрался совсем близко. Он присел рядом с ней на кровать. — Ты мой трофей, моя добыча, моя особенная награда. Надеюсь, ты понимаешь это? — Да, господин Вольф. — Зара вновь опустила голову, в то время как Фридрих наклонился и провел своей широкой ладонью по ее нежной щеке. — Или тебе кто-то другой приглянулся? Неужели Отто? Не удивлюсь. Он моложе меня на десять лет, да и здоров как бык. — усмехнулся Фридрих, не сводя воспаленного горящего взгляда с цыганки. — Нет, господин Вольф. Я просто пытаюсь выжить как и все в этом аду. Я надеюсь, что когда-нибудь смогу вернуться домой… — ответила Зара дрожащим голосом, вид Фридриха и его нескрываемое возбуждение пугал ее. — У тебя больше нет дома, как нет и Родины. Тебе нужно начинать жизнь сначала. — Фридрих вновь провел своей теплой ладонью по ее щеке. В этот раз его рука спустилась чуть ниже, к шее и медленно поползла вниз. — Может быть и так. Сегодня был трудный день, господин Вольф. — Зара попыталась отодвинуться от немца. — Вам, возможно, пора отдыхать. Да и вечер был нелегким… — Мне нравится твой характер, твоя стойкость и мужество. Но я не хочу больше тебя испытывать или пугать. Тебя окончательно определят в блок прислуги и ты больше не будешь работать в бараке. — ответил Вольф, вновь наклоняясь к Заре. — Слабым здесь не место… Не так ли? — цыганка почувствовала на себе крепкую хватку. Фридрих обнял ее за талию и приблизил к себе. В лицо ударил запах сигары и спиртного. Зара с трудом сдерживалась, чтобы не закричать. — Я все равно получу свое. — ответил Вольф, глядя на Зару в упор. — Война отнимает много сил и времени на радости совсем не остается… Зара молчала и старательно уводила свой взгляд в сторону, чтобы не видеть этого пылающего взгляда Фридриха. — Ты моя радость. — сказал он, почти шепотом, прикасаясь к ее лицу и проводя большим пальцем по обветренным губам Зары.

***

Зара вздрогнула и попыталась оттолкнуть Фридриха. — Ну-ну, я все равно тебя заполучу. Тебе лучше быть послушной и уступчивой… — прошептал Вольф, перехватив ее тонкое запястье. Глаза его блестели, а улыбка расплывалась на его губах. Это было не так-то свойственно для офицера. — Иначе, я сломаю тебе руку, если будешь дёргаться. Ты такая маленькая, хрупкая, такая нежная… Зара понимала, что любое сопротивление обернется для нее жестокими травмами, а возможно и гибелью. Если уже перед Вольфом не мог устоять крепкий и рослый Гюнтер, то ей уж точно несдобровать. Что он с ней сделает, если она осмелиться воспротивиться? Отдаст охране? Задушит или забьет насмерть? А быть может — отправит в печь, ту самую на территории женского барака, между кухней и баней? — Ломай, мясник… Убивай! Смерть страшна трусам и тем, кому есть, что терять! — выкрикнула она, собравшись с силами, и отвесила Фридриху пощечину. Воцарилась пауза. Зара ожидала удара в ответ и того, что Вольф окончательно разъяриться, но вместо этого он расхохотался и неожиданно притянул цыганку к себе, впиваясь жестоким поцелуем в ее губы. Зара отчаянно мычала и пыталась отстраниться, тщетно стуча кулачками по широкой, мощной груди Фридриха, а тот все никак не отпускал, углубляя поцелуй и не обращая никакого внимания на удары ее хрупких рук. И в самом деле — какой вред она могла ему причинить? — Смешной, ей богу, сколько времени я с тобой провозился… — выдохнул Вольф, наконец-то отпустив свою добычу. — Пора готовиться ко сну, мой "трофей". С этими словами Вольф разорвал на Заре форму, в которой она прислуживала, стаскивая проклятую ткань с ее плеч и груди. — Какая ты сладкая… — прошептал он, разглядывая Зару. — Какая прелестная грудь и формы. Какое тело… Ну же, хватит этой глупой и ничего не дающей борьбы. Я видел твое дело, тебе двадцать девять, а скоро, перед самым Рождеством, у тебя будет день рождения и ты не была замужем? Что, твое племя тебя не приняло, а русские коммунисты побоялись испачкаться, взяв в жены цыганку? — Нет. Это не так… — Зара тщетно пыталась прикрыть наготу руками, но Вольф повалил ее на постель, грубо стаскивая остальную одежду с Зары. — Ну, моя сладкая, поведай, какой подарок ты бы хотела получить? Если будешь со мной ласковой, я не стану применять силу и ты увидишь, я могут быть снисходительным и даже добрым. — Вольф с упоением прочертил влажную дорожку языком от щеки вниз до самой груди Зары, остановившись на мгновение. — Оставь меня… Ублюдок… — смогла прошептать несчастная, когда Вольф придавил коленом ее тело, а сам чуть отстранился. — Значит, я буду твоим первым мужчиной. — улыбнулся он, стаскивая с себя рубашку. — Я был прав — ты мой самый желанный и самый сладкий трофей. Это большая редкость — чистота… Не то, что эти шлюхи из борделя… Как Гюнтер не брезгует, не понятно… Знаешь, так будет даже лучше, чем если бы к тебе прикасался какой-нибудь «русский Иван» или кто-то из твоего цыганского отродья. Вряд ли бы они смогли оценить всю ту прелесть и радость обладания таким совершенным и чистым созданием. Настоящее сокровище… Зара отвернулась, стараясь не глядеть на тот как Фридрих расстегивает брюки. Она понимала, что сопротивляться и вырваться ей все равно не удастся, но и смотреть на лицо своего врага, смотреть в его глаза было невыносимо. Еще хуже, чем осознавать всю гнусность и мерзость того, что собирался сотворить с ней Вольф. — О, кажется я перестарался. Мне бы не хотелось совокупляться с мертвым телом. — Фридрих, между тем, негромко насвистывал до боли знакомую мелодию, проводя своей большой шершавой ладонью по груди Зары, слегка сминая соски. Зара молчала и старательно отворачивала глаза. От происходящего ее отвлекала боль в ногах, заставляя разум собрать все свои остатки и постараться вытерпеть неизбежное. — Зара, — услышала она горячий шепот прямо над ухом. Фридрих погасил лампу, располагающуюся в изголовье. — Поцелуй меня, сама. Не хочу причинять тебе боль… Только не спрашивай почему, я и сам не знаю. Не зли меня, будь покорной, посмотри на меня, ну же, посмотри мне в глаза. Зара не отзывалась и, кажется, это злило Вольфа больше, чем пощечина, которую он получил от цыганки. — Сучка! Тебе нравится надо мной издеваться? — Вольф озверел и влепил Заре увесистую затрещину. Цыганка не закричала от пронизывающей боли, а только тихо застонала. По ее щекам стекали слезы, но Зара упорно старалась не смотреть на Фридриха, который с каким-то остервенением принялся целовать ее шею, плечи, грудь, оставляя красные засосы — словно метки. И действительно, он будто с цепи сорвался и превратился в какого-то самца, пытавшегося пометить свою самку самым примитивными методом — оставляя на ней свои отметины, свой запах, свои беспощадные поцелуи. Но только так он мог к ней прикоснуться и только так оправдать ту слабость, прежде всего для самого себя, ту непонятную тягу к этой неполноценной цыганке. К этой представительнице недочеловеков и тех, кого сжигали в печах. Фридрих и сам не мог понять, что с ним творится. Перед глазами было ее тело — немного смуглое, такое красивое, словно бы выточенная статуэтка, такое желанное, нежное и хрупкое, никем не тронутое. Столь сильный соблазн Вольф не мог преодолеть. Нет. Теперь ему никто не сможет помешать как в первый раз. Об этом никто не узнает, а Зара будет вынуждена молчать, ведь у нее нет другого выхода, а он? Он тоже должен будет скрывать свою порочную страсть и желание. Но, если скрыть все это еще как-то можно было от посторонних глаз, то как Фридрих смог бы скрыть это самого себя? О, он сходил с ума и упивался своей «наградой».

***

Вольф быстро освободился от мешающих ему брюк. Зара не была наивной и имела представление, что может происходить между мужчиной и женщиной, но чтобы так! Она всегда думала о том времени, когда встретит равного ей мужчину, не жаждущего ее подчинить, будто чистокровного скакуна или кобылу, но она никогда бы не смогла терпеть рядом с собой безвольного и бесхребетного слюнтяя. Она хранила себя для того единственного, с которым хотела прожить всю жизнь… Но проклятая война не оставила ничего… Даже надежды. А теперь она лежала на кровати, терзаемая врагом, ненавистным ей мужчиной, сознавая всю мерзость, весь позор, боль и свое отчаянно беспомощное положение. Фридрих навалился на Зару всем телом. Стыд прожигал насквозь, она еще никогда не была в таком виде ни перед кем. Только у себя дома в бане. А тем временем Вольф не только продолжал дарить ей грубые ласки, но и жадно оглядывать распростертое под ним тело, он то и дело, почти по-хозяйски, проводил руками то по животу, то по груди, больно захватывая соски, то, презрев всякий стыд, опуская руку туда, между ее ног, нащупывая сокровенное местечко. В комнате хоть и было темно, но сквозь оконные ставни просачивался свет от прожекторов, которыми была освещена территория дома по всему периметру. Зара могла видеть пылающий нетерпеливый взгляд голубых глаз Вольфа, которые теперь в полу-тьме казались ей темно-синими. — Не будешь брыкаться и кусаться, возможно, тебе даже понравится. — проговорил Фридрих, легко раздвинув ее ноги, преодолев последнее слабое сопротивление Зары. Цыганка чувствовала себя такой маленькой и хрупкой в руках этого ублюдка, такой слабой и почти невесомой. Наконец, шершавые ладони перестали оглаживать ее тело и на какой-то момент Зада ощутила свободу. Но это было не надолго. В следующее мгновение она услышала плевок, а уже в следующий момент Фридрих бесцеремонно провел пальцами между ее ног, а потом резкая боль вырвала несчастную из какого-то полузабытья. Зара закричала от боли и унижения. — Тщщщщ. Не дергайся так сильно, а то будет только хуже. — буркнул Фридрих, вовсе не собираясь выпускать свой «трофей». Но Зара только усилила попытку сопротивления. Тогда Вольф не выдержал и крепко схватил ее, перевернув на живот. Зара не сразу поняла, что он собирается с ней делать, когда Фридрих одним движением выхватил подушку и подложил ей под живот. Сердце билось все сильней и казалось, еще мгновение, оно выскочит. Зара пыталась кричать вновь, но все было напрасно. Голос ее словно не слушался и вместо крика вырывались только какие-то хрипы. Слезы текли по щекам, а сознание отказывалось воспринимать реальность происходящего. Понимание вернулось тогда, когда Зара почувствовала, что что-то твердое и горячее, куда больше и толще пальца, уперлось ей между ног. — Не-е-е-т! Хватит…! — голос ее срывался на хрип и тонул в простынях. Зара попыталась отстраниться, но все было напрасно. Крепкая хватка удерживала ее и не позволяла двигаться. Казалось, ее тело было помещено в какие-то тиски. В следующее мгновение Фридрих дёрнул ее на себя. Резкая и сильная боль пронзила насквозь. Зара окончательно перестала соображать от боли и страха. Она что-то кричала и хрипела, но все ее стоны и хрипы были прерваны сильной безжалостной рукой, которая придавила ее голову к простыням, вжимая в постель и заглушая ненужный шум. Фридрих дернулся еще пару раз, чтобы дать своей возбужденной плоти двигаться свободно, а Зара не ощущала ничего, кроме жуткой нестерпимой боли, разрывающей все ее тело. Вырываться уже больше не выходило и Заре ничего другого не оставалось, кроме диких мучений и ожидания, когда все закончится. Фридрих же не останавливался и жалеть не собирался, он словно бы забылся и давал волю своей накопившейся страсти и желанию. Он стонал и даже изрыгал какие-то звуки, напоминающие рычание, все это действо сопровождалось отвратительным хлюпаньем, шлепками и скрипом кровати в такт его движениям. Вольф грубо выругался, сделав еще пару толчков, а потом что-то вязкое и теплое потекло во внутрь — Зара отчетливо ощутила, что теперь боль отступила, но всего лишь на какой-то момент. Ее осквернитель резко перевернул ее на спину и вновь положил подушку на место. Боль в животе вернулась, но Зара не могла пошевелиться. Слезы катились градом по ее щекам, она даже кричать больше не могла, только что-то шептать искусанными в кровь губами. — А теперь, спать… Иди сюда. Сегодня был трудный день. — Фридрих устроился рядом, притянув к себе Зару и наградив грубым поцелуем, уже привычно сминая ее дрожащие губы. Его крепкие, теплые руки прижали ее обмякшее измученное тело к крепкой груди, а еще спустя минуту, она услышала его ровное дыхание. Вольф, почти сразу, провалился в глубокий сон. Все было так обыденно, мерзко, грязно, отчаянно глупо, отчаянно унизительно и отчаянно безнадежно… Казалось, самое худшее уже случилось, но ей только так казалось… Зара не смогла уснуть до самого утра.