Валенки

Зара сидела в ванне, пытаясь утопить свое горе и ужас, безысходность и жажду мести в теплой воде. Она терла свое изможденное тело, руки и ноги с каким-то остервенением, словно стараясь стереть с себя не только запах проклятого подвала и допросной комнаты, но и кожу. Она словно бы и себя сама ненавидела… И от бессилия помешать всему этому ужасу, нечеловеческой жестокости и своей слабости — Зара выла, как воют животные, загнанные в угол или когда не знают что им делать. Эта безысходность убивала похлеще, чем любая немецкая пуля, выпущенная из автомата или «Вальтера». Теперь потерялось главное — смысл, смысл всего существования, смысл терпения и стойкости, смысл выдержки, смысл… Зачем же теперь длить муку… Зачем же теперь терпеть и сцеплять зубы… Зачем… Да и конец уже близок, как казалось Заре, ведь то, что Вольф оставил ее без допроса вовсе не означало, что он ее не подозревает и что расплата не придет также скоро как и для остальных. Но оставались еще Лиза и Катя, а также несколько односельчан Зары, которые были еще живы и по-прежнему работали в лагере. А может и их, совсем скоро, ждет такая же горькая участь? Смысл борьбы и стойкости совсем потерялся в измученном сердце и голове цыганки. Что же теперь делать? Как быть? На что опираться в этом аду? Стук в дверь прервал ее отчаянные мысли. — Мой «трофей» утонул? Или тебе нужна помощь? — раздался голос Фридриха, которому по всей видимости надоело ждать. Но ответа не последовало, Зара только перестала тереть руки с прежней силой. Она продолжала сидеть в ванне и смотреть на воду, словно бы там под слоем мыльной пены находился ответ на все ее вопросы, страдания и чаяния. Спустя минуту, Фридрих, не дождавшись ответа, бесцеремонно вошел в ванную комнату. Если раньше Зара запирала дверь, то в последнее время в этом не было надобности, так как если немец хотел войти туда, он спокойно это делал и сломать простую задвижку ему не составляло труда. Вот почему она больше не видела смысла запираться за какой-либо замок. Вольф же слегка опасался того, что цыганка наложит на себя руки, поэтому предпочитал бесцеремонность возможной трагедии. — Ну-ну, хватит, мое сердечко… Хватит скулить… Давай, помогу… — Вольф не стал долго распыляться на слова и вытащил Зару из ванны, а после, обернув ее в полотенце еще долго расправлял ее намокшие волосы. Зара по-прежнему рыдала, но слез уже не было. Это были и впрямь какие-то странные звуки более напоминавшие не то вой, не то плачь животного. Тело ее дрожало, руки безвольно повисли, глаза смотрели куда-то вперед. Неожиданно, ноги ее подкосились и если бы не Вольф, вовремя ее подхвативший, Зара бы точно упала на пол. Сил не было, вернее теперь уже больше не было сил. — Т-ш-ш-ш. — Вольф крепко прижал к себе Зару, поглаживая ее по влажным от воды волосам. А она? Она не смогла сдержаться и уткнулась ему в грудь, продолжая почти беззвучно рыдать и слабо выть. Что же это? Не было у нее ни защитника, ни опоры, ни даже просто безопасного угла, где бы она смогла спрятаться и выплакать, высказать, вытащить из себя всю боль, горечь, страх, отчаяние. Вот и уткнулась в широкую мощную грудь Фридриха — своего врага. Эта минута слабости и отчаяния могла бы обойтись Заре слишком дорого, дороже, чем все то проделанное накануне действо с побегом. Но отчего-то этот немец не стал ее отталкивать — то ли понял отчего цыганка так стонет, то ли сам он был не из камня и видел не мало горя, то ли понимал через какие ужасы ей еще придется пройти, а все то, что до сего дня было — только малая толика… Его теплое и ровное дыхание немного успокоило Зару, как и ровный стук его сердца, горячие руки, неспешные движения. От Фридриха пахло сигарами, теперь этот запах был ей знаком и даже немного привычен. Он успокаивал. — Пойдем, а то замерзнешь. Сегодня ночь будет холодной. — сказал он почти шепотом и слегка коснулся губами ее щеки.

***

Вольф подхватил Зару на руки и отнес в комнату, где горел камин. Усадив ее в кресло, к самому огню, он пододвинул стул и расположился рядом. — Полагаю, мне стоило отдать приказ тебя повесить вместе с твоими подельницами. Или отправить обратно в лагерь. Или бордель, только ты бы там и месяца не протянула… — начал Вольф и придвинулся к цыганке совсем близко, говоря так невозмутимо и спокойно, по привычке разглядывая ее лицо. — Хоть прямых доказательств твоего пособничества беглецам у меня нет, но кое-какие следы ты все же оставила. Воцарилась тишина. Зара упорно молчала и смотрела на огонь. Часы, стоявшие на столе, громко отстукивали каждую секунду. — Знаешь, для начинающего диверсанта вполне неплохо. — улыбнулся Фридрих, слегка касаясь темных волос цыганки, среди которых теперь мелькали длинные седые пряди. — Жаль. Искренне жаль такой материал. Как и жаль твою способную голову. Я мог бы пожалеть тебя — отвести в лес и пустить тебе пулю в лоб. Но вместо пули или петли, я предлагаю тебе сотрудничество. Да, ты не ослышалась — мне как раз не хватает еще одного экземпляра. Для будущей разведгруппы. И из тебя получится как раз то, что надо. Подумай. У тебя есть три дня. Зара медленно повернула к Фридриху голову и ответила: Напрасно ждал Наполеон, Последним счастьем упоенный, Москвы коленопреклоненной С ключами старого Кремля: Нет, не пошла Москва моя К нему с повинной головою. Не праздник, не приемный дар, Она готовила пожар Нетерпеливому герою.* Вольф вновь улыбнулся и ответил по-русски, почти без акцента: Отселе, в думу погружен, Глядел на грозный пламень он. — Пушкин, Александр Сергеевич. Хороший из меня ученик, верно? — добавил Фридрих по-русски, на этот раз и вовсе без акцента. Это заставило Зару вздрогнуть и поглядеть на немца. — Нет-нет, я не ваш. — улыбнулся он, перейдя на немецкий, тут же развеяв зародившиеся сомнения цыганки. — Нашим новобранцам и будущим диверсантом той группы, которую я сам отобрал, предстоит также хорошо изучить ваш язык. Вот почему ты нужна мне. Впрочем, я не открыл ничего нового и еще ранее говорил тебе об всем. И знаешь, у тебя почти получилось проделать все очень неплохо. Только вот пятна на ковре остались. Застывший воск красноречиво поведал мне обо всем и подтвердил мои догадки, уже на следующее утро. Фридрих вновь посмотрел на Зару. Его спокойные и внимательные глаза теперь светились довольными огоньками, а его руки потянулись к ее рукам. — Ну вот, согрелась немного. — продолжал немец. — Вторая твоя ошибка состояла в том, что ты купилась на мои расставленные ловушки. Впрочем, это естественно для неопытных и начинающих в подобных делах. Разве может офицер или кто-то другой, имеющий доступ к документам, вот так просто оставить на столе хоть какие-то бумаги и не положить их в сейф? Только в одном случае — если он хочет проверить своего оппонента. Подцепить его на крючок. Я специально попросил Франца позвать меня к телефону и нарочно оставил папку на столе. Я был уверен — ты воспользуешься моментом. И ты это сделала. Запомни — нет такой причины, даже, если с неба буду сыпаться бомбы, чтобы разбрасывать документы. Будь на твоем месте настоящий диверсант — он бы за одну бумажку на моем столе удавился или положил половину моей охраны. Вот тебе первый урок — не все, что явное, очевидное и видимое, тем самым и является. — А еще? Что еще я сделала не так? Где ошиблась? — Зара наконец-то подала голос. — Ты стала ко мне более чем благосклонной, хотя я тебе все честно сказал и даже предупредил. — улыбнулся Фридрих и придвинулся еще ближе, не выпуская ее руки из своих. — Но ты не стала внимать моим предупреждением и смело шла к своей цели, совершая одну ошибку за другой. Ты попыталась меня соблазнить — не буду скрывать, даже такая неумелая попытка мне была приятной — ведь ты мне очень нравишься. Очень. И это правда. Об это ты тоже знаешь и я сам тебе об этом сказал. Видишь, я тебе не солгал ни разу. А потом… — Что было потом? — вновь спросила Зара, на этот раз она не отвела взгляд и также спокойно смотрела Фридриху в глаза. — Потом все пошло очень плохо. — ответил он, судорожно выдохнув. — Ты стала действовать очень смело и опасно. В любую минуту тебя могла подстрелить охрана. Я наблюдал и даже кое-что сделал специально, чтобы тебя ненароком не убили. Поверь, моя задержка в комендатуре тоже была не напрасно. Иначе, тебя бы поймали сразу. Ну, а просьба о помощнице вообще чуть ли не заставила меня рассмеяться тебе в лицо. Еле сдержался и только мое природное любопытство заставило меня досмотреть этот театр до конца. Но, конец ты сама знаешь. С этого дня ты будешь обдумывать каждый свой шаг, моя радость. Ибо, в следующий раз я уже не буду к тебе так добр и снисходителен, а прикажу повесить каждую третью заключенную из женского барака, включая барак «канадок». Комендант с радостью даст подобное разрешение. Ему ни к чему такие истории, да и свое место он вряд ли захочет потерять. Так что, больше никаких подвигов за моей спиной. Надеюсь, ты все поняла. У тебя будет три дня на раздумье. Если бы ты не нужна была для дела — я бы немедленно пустил тебе пулю в лоб. А теперь идем в постель. С этими словами Фридрих поднял Зару на руки и потащил в кровать. — Как же я соскучился по тебе. — шептал он, стягивая с себя рубашку. — Все эти дни допросов и выяснений… Пришлось спать в соседней комнате и слушать твое сбивчивое дыхание… М-м-м, как же мне было одиноко и холодно без моей малютки. Он обнял Зару и крепко прижал ее к своей груди. От его майки пахло каким-то одеколоном. Свежий запах смешивался с запахом сигар и превращался в какой-то терпкий, но приятный аромат. Зара была без сил, а все ужасы, которых она насмотрелась в подвале и свидетельницей которых она была, высосали из нее последнюю моральную опору. Голова отказывалась о чем-либо думать, тело было безвольно ватным, она даже не могла оттолкнуть немца от себя, да и смысла в этом не было. Фридрих все равно мог заполучить все, что хотел и без ее сопротивления, а те побои еще были слишком свежи в памяти и отзывались в теле. Повторения ей точно не перенести. Но и смириться Зара никак не хотела. Весь ее организм в последнее время как-то странно реагировал. Слабость все чаще наваливалась, по утрам очень хотелось спать и порой, Зару будил Отто, расталкивая ее и тряся за плечо. Голова часто кружилась, а несколько раз, когда она несла кофе из кухни вместе с ужином для Вольфа, Зара чуть было не упала вместе с подносом, потеряв равновесие. А еще — ее тошнило от запаха рыбных консервов, которые часто приносили в дом. Такого раньше не было и Зара списывала недомогание на последние события, нервное напряжение и ужасные допросы. Отчего-то цыганка словно бы не хотела замечать более очевидную причину своего странного недомогания. Быть может от дикой усталости она перестала обращать внимание на такие понятные вещи? Да, она была измотана морально и физически, но дух ее не мог смириться с гибелью ее соотечественников и других узников, как не мог смириться с этим злостным и ужасным заточением. Лишением жизни, свободы, за что? Что она сделала такого? Что совершили все эти люди? За что их лишили права, того самого, которое дано каждому человеку от рождения? Нет. Зара не могла с этим смириться.

***

Усталость и накопившийся ужас дали свои плоды. Зара лежала без сил и совершенно ничего не чувствовала, только продолжала глядеть куда-то в одну точку. Фридрих же не выпускал ее и объятий, поглаживая ее по голове и плечам, что-то шепча ей на ухо. В этот раз он не приставал и не набрасывался, наверно, все эти нескончаемые допросы и пытки вымотали его самого. Немец не торопился с ласками, но и не превратился в камень, а наоборот, не смотря на все предыдущие события, Вольф не спешил с каким-либо наказанием. У Зары еще было целых три дня, чтобы решить свою судьбу. А сама она, отчего-то, вновь уткнулась ему в грудь, улавливая знакомый запах. Зара заснула почти сразу. Ей снилось, что она шла куда-то по длинному темному и холодному коридору со множеством дверей. Она то и дело стучалась в каждую из них, жалея отыскать кого-то или что-то, но никто не открывал. Наконец, пройдя еще немного и отперев следующую дверь, Зара увидала свою мать, которая тянула к ней свои тонкие, почти полу-прозрачные руки. Она звала свою дочь. Потом видение исчезло и Зара шагнула куда-то дальше, в темноту, в глубь странной комнаты. Неожиданно откуда-то донесся странный шепот и перед ней появился ее младший брат. — Иван! — Закричала Зара. — Ваня! Ваня! Ванечка! Но мальчик только поглядел на свою сестру, а потом отвернулся и пошел в эту темноту, мелькнув светлой рубашкой. Совсем такой, какую Зара видела на нем в их последний день. Неожиданно, посреди этой темноты раздался выстрел и под ногами Зары что-то растеклось темным пятном. Зара продолжала кричать и идти вперед, но ноги скользили и тогда она поглядела вниз — это была кровь. Вокруг везде была кровь. — Ива-а-а-а-н! Ванечка-а-а-а! — закричала она что было сил. — Зара. — раздался спокойный голос. — Зара, проснись, Зара! Это был Фридрих, который легонько тряхнул ее за плечо. Все это время, пока цыганка спала, уткнувшись ему в грудь — он читал, слегка приглушив свет лампы, что была рядом с кроватью. Вольф осторожно погладил ее по щеке. Зара окончательно проснулась и села на кровати. — Ты кричала, дурной сон… Тише-тише, сейчас пройдет. — сказал Вольф, вновь притягивая ее к себе. — Ну, что ты, малыш. Все хорошо, спи. Зара сама обняла его, так было теплей и удобней. Отчего? А еще на нее вновь навалилась та странная слабость и тело стало совсем тяжелым. — Не можешь заснуть? Хочешь, я тебе немного почитаю? — спросил Фридрих и приподнял брови. Зара покачала головой и вновь уткнулась ему в грудь. А спустя минут десять она опять провалилась в тяжелый сон.

***

Утро последнего дня года выдалось немного сумасшедшим. Во двор въехала машина с подарками для офицеров и охраны. Потом приехала еще точно такая же с продуктами и несколькими ящиками вина, шампанского и сидра. В доме у Вольфа снова собирались гости и поэтому Зара, вместе с другой прислугой не уходила с кухни почти до самого вечера. Нужно было приготовить праздничный ужин, разнообразные закуски и прочие лакомства. Только ближе к вечеру, когда гости стали собираться, Вольф приказал ей оставаться в его комнатах и сам запер Зару на ключ. Что ж, для нее так было куда лучше, чем вновь наблюдать за перепившимися офицерами, да и в добавок ко всему вновь стать свидетельницей издевательств над служанками или чего доброго — участницей подобного «торжества». А провести последний день года в компании книг, куска ягодного пирога и чая, который принес Отто, в тишине и одиночестве — был самым желанным для нее подарком. Сначала Зара развлекала себя тем, что наблюдала в окно как темные машины подъезжают одна за одной к дому. Как из них выходят разряженные дамы, как Вольф сам встречает на пороге дома некоторых своих гостей. Среди них был комендант лагеря, а из этих разряженный дамочек особенно выделялась Марта. Она так и льнула к Вольфу, не скрывая своей заинтересованности, сия ослепительной белозубой улыбкой и новым бархатным нарядом. Она что-то прошептала на ухо Фридриху, а тот в свою очередь — взял ее под руку и, громко расхохотавшись, пригласил всех пройти в дом. Зара же не стала терять времени даром и уторилась на кровати, рядом с зажжённой лампой. Несколько книг лежали на столике рядом, вместе с тарелкой, где был пирог и чашкой горячего чая. Наступил вечер и снизу доносилась музыка, смех, звон бокалов и стук женских каблуков. Зара же погрузилась в мир книг — «Узник замка Ив» на немецком языке удачно скрашивал ей вечер. Она не заметила как наступила полночь и на улице кто-то из охраны запустил блестящий фейерверк, а толпа гостей вместе с хозяином дома вышли во двор, с бокалами шампанского в руках, чтобы встретить начало нового 1944 года. Здесь Зара не слышала тех страшных выстрелов, которые звучали почти каждый день за лагерными бараками. Туда отводили женщин-красноармейцев, которых после пыток, чаще всего расстреливали. Отчего-то не вешали… Наверно, выказывали особое «уважение». Но она вздрагивала от каждого залпа фейерверков. Неожиданно в дверь кто-то постучал. Это точно был не Вольф, у него был свой ключ. — Кто там? — Зара подошла к двери. — Это я, Отто. — раздался тихий шепот по ту сторону. — Сейчас открою дверь. Я кое-что тебе принес. — Мне ничего не нужно. Уходи. — твердо ответила Зара. — Не бойся, они все внизу. — прозвучал ответ и тут же раздался тихий скрип замка. Действительно, это был Отто. Он принес своеобразный букет из пушистых веток сосны, а еще пакет из грубой бумаги до верху заполненный мандаринами. — Вот, возьми, не бойся. Это тебе. — сказал Отто, покраснев и протянув Заре своеобразный подарок. Зара была удивлена и поражена таким внезапным посещением. Отто удалился также быстро как и вошел. И вновь цыганка услыхала только скрежет замка.

***

Тем временем внизу всю ночь шло празднество. Офицеры распевали застольные песни, вино и шампанское лилось рекой, прислуга подавала разнообразные блюда и закуски. Разряженные дамы хохотали и оставляли на бокалах красные отметины помады, смакуя содержимое бокалов. Вольф и комендант как всегда сидели неподалеку от камина, как бы в стороне от остальных пирующих гостей, и неспешно вели беседу. — Значит вы, дорогой Фридрих, почти закончили свою миссию в этом лагере? — говорил комендант, откусывая кусочек тарталетки с икрой. — Да, почти. Здесь набралось приличное количество хорошего материала. Не то, что в Маутхаузене. — отвечал Вольф, медленно потягивая вино. — Там из сотни удалось отобрать лишь двоих. — В Маутхаузене вы доверились господину Мерку, блестящему офицеру. Я бы не сомневался в его выборе. Но вы сами отбраковали остальных и оставили только двух — ответил комендант, отправляя в рот остаток тарталетки. — Это не офицер, а собачий дрессировщик. — усмехнулся Вольф. — Он может только выполнять команды и отдавать их другим. Для успешного подбора диверсантов и группы нужно чувствовать, видеть и знать не только людские слабости, но их способности и достоинства. Игра на одних инстинктах, как происходит здесь и в других подобных местах — не может продлиться долго и не может стать той истинной движущей силой. Тем более в нашем деле. Раньше я полагал, что лучшие диверсанты и прочий материл, получаются из отпетых бандитов и шлюх. Но, как и все живые люди — я ошибался. Зато, теперь я ничуть не жалею, что пошел по не совсем проторенному пути. — Да уж, в ваших делах, господин Вольф, нельзя полагаться на одну лишь удачу и горстку запуганных унтерменш. — кивнул комендант. — Но что-то мне подсказывает, вас скоро отправят в Берлин? Судя по вашему успеху… — Вполне возможно. Пока, это лишь слухи. У вас чудесное вино, дорогой Артур. — Вольф умело перевел тему разговора, ему вовсе не хотелось, чтобы кто-то (даже комендант) знал об его истинном положении. — Лучшее, что смогли доставить. — улыбнулся тот. В этот момент к ним подошла Марта с бокалом шампанского в руках. Она уже не первый раз за вечер пыталась вытащить Вольфа танцевать, вот и теперь ее попытка почти возымела успех и, как казалось Марте, офицер уже был готов поддаться ее чарам, как Фридрих улыбнулся и покрутил в руках трость. Он вновь напомнил ей и коменданту, что нога все еще беспокоит его. Новогодняя ночь продолжалась. Зара же сидела на постели, укутавшись в теплый плед и одеяло, не отрываясь от книги. На столе красовались пушистые ветки сосны, к мандаринам же цыганка так и не притронулась. Она очень надеялась, что Вольф не явиться и веселье продолжиться до самого утра. Но Фридрих все же пришел. Была уже глубокая ночь и Зара, заснув над книгой, так и не почувствовала, как он осторожно натянул спавший плед на ее плечи и слегка притронулся к ее волосам, оставляя цыганку спать в своей постели до самого утра. Сам он расположился в другой комнате на диване. Сон не шел и Фридрих скоротал остаток ночи за чтением и возлиянием вина из погреба коменданта.

***

На следующий день все вернулось на свои места. Зара вернулась к своим обязанностям прислуги. Оставалось еще два дня на раздумье. Хотя, о чем тут было раздумывать. Она бы никогда не согласилась работать вот так добровольно на благо врага. Нет. Кажется, Зара уже твёрдо решила сказать «нет» и пусть Вольф отправляет ее на смерть. Какая теперь разница, где и как… Только одно не давало покоя — Лиза, Катя и еще те, свои односельчане, кто пока оставался в живых. Пока оставался. Это мучило Зару и только поэтому она не раскрывала рта и не заговаривала о своем будущем с Вольфом. Утром слабость вернулась, голова слегка кружилась и болела. Не смотря на это, Зара прошла в кабинет Вольфа и села напротив стола, где сидел Мартин. Вид у него был хмурый — накануне он напился, сильно напился. Получив в качестве новогоднего поздравления письмо от своей невесты, где сообщалось о том, что его возлюбленная Анна сбежала не то с каким-то французом, не то с бельгийцем, и что между ними все кончено, заставило Мартина выпить все спиртное, что попалось ему под руку. — Чего уставилась? — грубо спросил ее Мартин. — Что, вид мой не нравится? У тебя не лучше. Бледное пугало. Зара молчала. Она и сама прекрасно знала, что больше походит на приведение или призрак, чем на живую женщину. Щеки ее ввалились, а сама она была настолько бледна, что чистые накрахмаленные простыни казались серыми на ее фоне. Она спокойно принялась за работу. Но отчего-то голова ее шла кругом, Зару мутило. А еще очень хотелось спать. — Мартин, сегодня ты должен отвести еще пакет. Не время горевать. Будь уверен, ты сможешь пережить столь небольшую потерю. — говорил Вольф, намекая на его неудачу с невестой. — Давай, собирайся и собери, заодно, свою голову. Ты мне нужен, как нужен и Великой Германии. Пока Мартин вытягивался и отдавал честь, пока он вместе с Фридрихом запечатывали пакет с документами, Заре стало совсем плохо. Она с трудом поднялась со стула и, шатаясь, направилась в ванную комнату. — Привезёшь все к двум часам, Мартин, не позже. Если надо будет, припугни трибуналом, на тот случай, если они там еще не проспались. — усмехнулся Вольф, провожая Мартина. Зара, держась за стену, попыталась идти, но голова ее закружилась так сильно, что ей пришлось замереть на месте. Ее затошнило. Шаги Мартина уже были внизу. Она лишь услыхала хлопнувшую дверь. — Что с тобой? — знакомый голос раздался позади цыганки. — Зара? Ее вырвало прямо на пол, а сама Зара медленно осела, опираясь о стену спиной.

***

Догадка пришла быстро. Вольф привычно поднял ее на руки и отнес в свою комнату, пока их не увидел кто-то из охраны. — Вот, выпей немного. Это простая вода. — Фридрих присел рядом с Зарой и протянул ей стакан. — Спасибо. Я… Я сейчас приведу в себя в порядок, господин Вольф. — проговорила она почти бесцветным голосом. — И как долго это продолжается? — немец внимательно посмотрел на Зару. Только теперь цыганка поняла истинную причину своего недомогания. Неужели? Нет! Нет… Неужели она беременна? Хотя, немудрено, ведь Вольф никогда особо ее не жалел… Нет… До этого момента Зара полагала, что все самое страшное и жестокое уже случилось и у нее ничего не осталось. Ничего и никого, чтобы цепляться за жизнь. — Это просто усталость и ничего больше. — ответила она, вновь сделав пару глотков воды. " — Нет, нет, нет. Я не отдам им свое дитя. Не отдам!» — кричала про себя Зара. Здесь в этом аду, в этом нескончаемом ужасе, в этом зверинце, в этом проклятом месте — зародилась жизнь. Маленькая, беспомощная, посреди страданий, безысходности, нескончаемой боли — жизнь одержала победу над смертью. И не смотря, и вопреки всему, и всем опасностям — дала надежду и единственную опору. Нет! Она не отдаст эту жизнь… Не отдаст ее, новую, чистую, полную надежды и неизвестности… — Одевайся. — сказал Вольф неожиданно, после некоторого молчания. Его голос, до этого ровный и спокойный, сорвался на какие-то тревожные и резкие ноты. — И побыстрей. — Зачем? — немного растерялась Зара. Отчего-то стало тревожно и страх вновь накатил удушливой волной. — Ты не в том положении, чтобы задавать мне вопросы. Одевайся. На все про все тебе десять минут. Не успеешь — вытащу за шиворот в чем есть. Шевелись! — отрезал Вольф и привычным жестом закурил сигару. Эти десять минут показались Заре мгновением, тогда как самому Фридриху — целой вечностью. После, они вышли во двор, где их ждал Отто и машина уже была готова. Ехали молча, только Вольф несколько раз приказывал Отто ехать быстрей. Куда и зачем они ехали, цыганка не знала и не догадывалась, но страх внутри нее нарастал. Ей даже хотелось выпрыгнуть из машины на ходу, но Вольф словно предвидел что-то и крепко схватил ее за руку, а потом поглядел на Зару такими серьезными сверкающими глазами, что ей показалось будто он хочет ее задушить, не иначе. — Сиди смирно. Скоро приедем. — это была единственная фраза, которую произнес Фридрих за весь путь. Вскоре, они приехали в лагерь, но через другой въезд. А потом, машина свернула куда-то и оказалась перед высоким незнакомым зданием. Отто привычно остался рядом с машиной и достал пачку сигарет. Вольф крепко продолжал держать Зару и как только они вышли, мигом потащил ее куда-то по длинным коридорам. Навстречу им вышла медсестра и что-то спросила Вольфа. Тот любезно попросил водворить Зару в смотровой кабинет. Но цыганка стала вырываться, словно догадалась о чем-то дурном и непоправимом. Она кричала и вырывалась. На крики прибежали ее медсестры и пара охранников. Вместе им удалось скрутить Зару и пристегнуть к смотровому креслу ремнями. — Нет! Нет! Не смейте меня трогать! — кричала она, но никто не обращал на нее никакого внимания. Та первая медсестра о чем-то говорила с Вольфом, а спустя несколько минут в комнате появился другой человек — по всей видимости местный врач. -… Что ж, господин Вольф, я осмотрю ее и как вы просили, сделаю все как полагается. Как ваша нога? Все еще беспокоит. — говорил доктор, больше интересуясь здоровьем офицера нежели Зары. — Могу выдать вам замечательное обезболивающее. И что главное — его основа вовсе не морфий. — Благодарю вас, господин Менгеле. Вы очень любезны, но мне уже гораздо лучше. — ответил Вольф. — Только нужно решить одну проблему. С моей подопечной. — Хорошо. — улыбнулся врач и поглядел на Зару какими-то странными глазами. — Она еще будет нужна вам, потом? — Да, доктор. — улыбнулся Вольф, стараясь не показывать волнение. — Она еще будет нужна. Для работы. — Жаль, но, не скрою — у меня хватает другого материала. — улыбнулся тот. — И еще… Пусть она ничего не почувствует. И, если можно, обойдитесь без морфия. — прибавил Фридрих, мельком взглянув на Зару, которая озиралась по сторонам с нескрываемым ужасом. — Господин Йозеф замечательный врач. — говорила одна из медсестер, которая затягивала на Заре крепления. — Не стоит так волноваться. " — Йозеф… Тот самый? Неужели? Это про него по лагерю ходят такие рассказы? Это сам доктор Смерть? Нет! Нет! НЕ может быть! Нет!» — догадка пришла сама собой и Зара от осознания того, куда и к кому она попала стала кричать, и вырываться еще сильней. — Что ж, стоит успокоить вашу подопечную, господин Вольф. Иначе, даже осмотр невозможен. — сказал Менгеле и обратился к одной из медсестер. — Прошу вас, госпожа Фрейден, укол. Одна из медсестер приблизилась к цыганке и ловко вогнала иглу ей в руку. Зара еще раз попыталась вырваться, но напрасно. Через несколько мгновений тело ее перестало слушаться. Руки и ноги будто замерли. — Так-то лучше. Приступим. — Менгеле натянул смотровые перчатки. Зара зажмурилась, когда почувствовала как бесцеремонно и грубо ее стали хватать чьи-то руки. Еще через пару минут доктор уже стаскивал перчатки. — Вы были правы в ваших сомнениях, господин Вольф. И к тому же, женщина слишком слаба и все равно бы не выносила этого ребенка, либо умерла бы при возможных родах. Организм сильно ослаблен и без этого. Общее истощение, явная нехватка витаминов и питательных веществ. М-да, еще месяц-другой и ваша подопечная пошла бы на замену. Слишком слабая. — вынес свой вердикт расторопный доктор. — Решите эту небольшую проблему, господин Менгеле, только как я ранее просил — она мне еще нужна для работы. Я буду вам очень благодарен. Сколько времени займет нужная процедура? — осведомился Фридрих, как будто удовлетворившись ответом доктора. — Минут пятнадцать-двадцать. Вы желаете подождать или ее заберет ваш человек? — спросил Менгеле, попутно отдавая указания медсестрам подготовить Зару к процедуре. — Я заберу ее сам. — кивнул Вольф, стараясь делать равнодушный вид. — Тогда, прошу подождать в соседней комнате. Элена принесет вам кофе. — улыбнулся доктор. — Благодарю. — ответил Фридрих и вышел. За ним сразу же закрыли двери, а в руку Зары вкололи еще что. Все поплыло перед ее глазами, тело, казалось покидало этот мир. Свет яркой лампы словно растворялся и превращался в большое пятно. Глаза ее закрылись и сознание улетучилось. Нет. нет, нет, нет! Неужели ее отдали на растерзание? Неужели это конец?

***

Все это время Фридрих сидел в другой комнате и курил. Его кофе уже давно остыл, офицер так к нему и не притронулся, зато неотрывно курил одну сигару за другой. Ему казалось, что время тянется так медленно, невыносимо медленно. Каждая минута ожидания превращалась в вечность. Что он наделал? Ничего особенно, на его месте любой бы просто пристрелил Зару. Вольф сидел и думал, его руки слегка подрагивали. Что это с ним? Разве ему может быть дело до какой-то цыганской девки? Да еще и русской? Да, пусть цыганки, но русской… Нет. Он не может ее любить, не может искренне испытывать ту слабость, которую столько времени пытался безуспешно заглушить. Фридрих полагал, что утолив желание плоти — все пройдет. Но ничего не прошло, он лишь чаще хотел видеть Зару подле себя, целовать ее, чувствовать ее тепло, ее биение сердца, видеть ее темные глаза, улавливать каждое движение. И любоваться. Да, любоваться ее природной красотой, ее танцем, наслаждаться звуками ее голоса. Что он наделал? То, что велел ему долг. Ведь любовь между врагами невозможна. Тем более с неполноценной представительницей цыганского племени, с унтерменш… Это же все равно, что окунуться в сточную канаву… Да, Фридрих был готов окунуться с головой в эту слабость, ведь чище и светлей создания, чем эта цыганка он еще не встречал за всю свою жизнь. Но что он наделал? То, что бы сделал каждый любящий мужчина — попытался бы как мог оградить любимую женщину от грядущей возможной смерти. Нет, Заре бы ни за что не выжить в этом адском месте без него, без его жестокой помощи. Что он сотворил? То, что предлагали ему бесчеловечные условия в которых они оба находились в данную минуту. Что, возможно, так будет лучше для всех. Что он наделал? Он отдал на растерзание самому страшному представителю своей нации ту, к которой он впервые в жизни испытал те чувства, которые бы и сам предпочёл скрыть от себя самого. Только этого Вольф не скажет никому, а признаться себе самому — означает, вынести самому себе приговор. Война никого не щадит. А он есть солдат и исполняет свой долг, даже таким страшным и гадким образом. Фридрих был готов ко всему и желание вернуться на Восточный фронт усилилось еще больше. Ведь там было все ясно и он предпочел бы сырой холодный окоп той кровавой дрянной игре, которую теперь затеял. Но как и полагалось верному солдату совей страны — Вольф шел до конца, отступать было не в его правилах. У всего есть цена. Ему достались пули. А ей? Что достанется ей, Заре? Этой прелестной темноглазой красавице? Нога снова заныла, напоминая о недавнем ранении. Фридрих докурил сигару и потянулся за новой. Трость с металлическим набалдашником стояла радом. — Господин Вольф, можете забирать свою подопечную. — вошедшая медсестра прервала раздумья офицера. Фридрих поднялся, кивнул и, опираясь на трость, пошел за ней. Зара все еще была без сознания. Ее уже переодели в новое и выдали Вольфу ее старую одежду. — Можете ее забрать. Вот, господин Вольф, небольшое предписание. А еще ампулы. Придется колоть каждый день в течении двух следующих недель. Как я уже говорил, организм этой женщины очень ослаб. Это кальций и витамины. А еще, ей нужен покой, усиленное питание и сон. Спать и еще раз спать. Много спать. Ваша маленькая проблема успешна решена и в дальнейшем — беспокойств подобного рода больше не будет. Вы уверены, что вашу ногу не нужно смотреть? — заключил Менгеле и улыбнулся. — Нет-нет, благодарю вас за все, господин Менгеле. — поспешно ответил Фридрих. Вольф быстро сунул в карман предписание и ампулы, а потом подхватил Зару на руки и вышел. Цыганка чуть приоткрыла глаза и стала постепенно приходить в себя, когда Отто открывал им двери машины. — Все уже закончилось. — прошептал Фридрих, осторожно усаживая цыганку на заднее сидение. Голова сильно кружилась и Зара с большим трудом разлепила глаза. Вольф устроился рядом и, расстегнув свою теплую шинель, обнял ее и аккуратно прижал к себе. Машина тронулась с места. Через окно Зара заметила как во дворе одного из бараков двое охранников нещадно бьют кнутом какую-то заключенную, привязанную к столбу. Зара прилипла к окну и постаралась разглядеть лицо несчастной. Нет, это была не Катерина и не кто-то из ее барака. Совершенно незнакомая женщина, со спущенной до костей кожей, которая свисала клоками подобно разорванной ткани ее полосатой робы. Этой несчастной достался кнут. А что же достанется Заре? Машина медленно выехала из лагеря и направилась обратно, в дом Вольфа. За окном выл ветер, а потом повалил снег. Что же будет со всеми ними и какую цену должен будет заплатить каждый…? Никто не знал.