Пешком в ад

      – Ну вот теперь, думаю, что-то начинает получаться, – Чанбин развернулся в кресле и посмотрел на Бан Чана вопросительно, но с нажимом. Звукорежиссёр, Сынмин, тоже смотрел на Бан Чана в ожидании. Феликс, замерший в кабинке для записи, наверное, тоже – но его лица не было видно из-за микрофона. И к лучшему.       – Согласен, – сказал Бан Чан наконец. – Что-то складывается…       – Что-то в твоём голосе не слышно энтузиазма, – надавил Чанбин; Бан Чан натянул на губы улыбку:       – Ну ты сам знаешь, почему я не хочу радоваться раньше времени, Чанбин-а…       – Мог бы и не быть таким гордым и набрать кое-кому…       Бан Чан, сразу же догадавшись, о ком идёт речь, с трудом сдержался, чтобы не осыпать Чанбина градом аргументов против. Но он быстро собрался, напомнив себе, что они на работе и что вообще-то они тратят время Сынмина, который и так с трудом выкроил для них полтора часа. И то только потому, что Бан Чан его упросил. В конце концов, не так-то просто попасть в студию к одному из самых лучших звукорежиссёров города, даже по знакомству!       – Ну так что скажешь, хён? – спросил Сынмин, разворачиваясь в кресле. – На мой взгляд, очень даже неплохо. Особенно, для начинающего.       Едва выйдя из кабинки для записи, Феликс чуть не просиял от этих слов. Бан Чан перехватил его улыбку, которую он теперь пытался спрятать за воротом толстовки, застёгнутой на молнию до самого подбородка. Феликс даже прикусил передними зубами ткань, видимо, не заметив этого.       – Я же говорю: я согласен, неплохо. Проблема в том, Сынмин-а, что мы не знаем, под каким соусом нам подать этот стейк, – сказал Бан Чан и положил подбородок на кулак; в виске уже начинало ныть. Феликс от его слов, кажется, покраснел. Он плюхнулся на низкий кожаный диван, и его стало совсем не видно из-за кресла Чанбина.       – Вообще-то, хён, стейк принято подавать без соуса, потому что он хорош сам по себе, – заметил Чанбин, но Бан Чану не хотелось вдумываться в его метафоры прямо сейчас.       – А в чём проблема, хён? – удивился Сынмин. – У тебя, кажется, куча знакомых стилистов и фотографов, вроде бы даже есть кто-то из известных модных изданий?       – Мы же не можем вытолкнуть его на сцену с таким репертуаром, но без подходящего образа! А его голос! – на Бан Чана снова начало накатывать отчаяние; ему снова начинало казаться, что они в тупике.       – Голос – огонь, скажу это ещё раз! – Сынмин обернулся к Феликсу и показал ему большой палец. Феликс покраснел ещё гуще и сделал глубокий кивок в знак благодарности.       – Я не хочу растратить такой потенциал зазря, понимаешь? – Бан Чан осел в кресле.       – А кое к кому он даже за советом обратиться не хочет! – встрял Чанбин, перетягиваясь к Сынмину из своего кресла. На этот раз Бан Чан разозлился почти что всерьёз.       – С тех пор вы так и не…? – начал Сынмин, глядя на Бан Чана удивлёнными глазами.       – Нет! И откуда ты вообще знаешь, кстати? – теперь пришла очередь Бан Чана удивляться. Сынмин пожал плечами:       – Кто же не знает? В своё время это была очень известная история. На тусовке о ней много говорили. И достаточно подробно.       – Какой позор… – вздохнул Бан Чан и прикрыл лицо рукой.       – Не «позор», а «чёрный пиар», хён, – поправил Чанбин. – Нужно видеть во всём выгодные стороны.       – А теперь, Чанбин-а, найди мне положительную сторону в том, что у нас есть практически готовый классный артист, но мы так и не можем придумать ему достойную упаковку, – проворчал Бан Чан. Чанбин обернулся к Феликсу – тот вспыхнул опять и опять спрятал улыбку за воротом толстовки, прикусывая зубами железную застёжку.       – Ну что тут можно сделать… Я не знаю, – Чанбин пожал плечами и начал собирать вещи. – Ладно, давай не будем своей трепотнёй отнимать драгоценное время у нашего драгоценного звукорежиссёра.       Сынмин улыбнулся на его слова и сказал, обращаясь к Бан Чану:       – Хён, если вы всё-таки определитесь с образом, дай знать. Я постараюсь найти для вас время.       – Спасибо, Сынмин. Я всегда знал, что на тебя можно положиться, – Бан Чан улыбнулся искренне, пусть и не слишком весело, и пожал его руку.       Чанбин сказал, что ему нужно уезжать по семейным делам – это, конечно, было сказано только для Феликса, потому что Бан Чан знал, что Чанбин торопился на день рождения своей мамы. Поэтому, как только они остались вдвоём, Бан Чан предложил подвезти Феликса. Феликс назвал другой адрес, сказав, что ему нужно ехать в общежитие, чтобы подготовить парный проект вместе с одногруппником. Бан Чан задержался на слове «одногруппник», невольно задумываясь, может ли Феликс, их милый и такой простой Феликс, крутить роман с бедным студентом и одновременно встречаться с папиком.       – Слушай, Феликс, – начал Бан Чан как можно осторожнее, стараясь не торопиться. – у меня есть вопрос. Не знаю, личный он или нет, так что ты мне скажи, если я перехожу границу, окей?       – Окей, Крис, – кивнул Феликс; когда они разговаривали по-английски, Феликс всегда общался с Бан Чаном менее формально, и это располагало к более дружеской, открытой беседе.       – Это про Хван Хёнджина. Ты тогда так и недоговорил, почему он резко пропал, – сказал Бан Чан на одном дыхании. Он не спускал глаз с дороги, следил внимательно; но ладони всё равно вспотели. Даже показалось, что руки начали подрагивать, и Бан Чан сжал руль крепче.       Часть радостных искр, загоревшихся в глазах Феликса ещё в студии, как будто потускнела – это было заметно даже в темноте салона. Бан Чан порезался о грусть в его взгляде, сразу же взваливая на себя неподъёмное чувство вины. Как ему не стыдно из своих корыстных интересов задавать вопросы об отношениях людей, о которых он вообще ничего не знает?! Прикидывается другом, а сам ведёт себя как самый настоящий эгоист.       – Знаешь, сложно сказать сейчас… Тогда я думал об одном, а теперь, когда прошло какое-то время, мне это кажется полной ерундой, – заговорил Феликс; он говорил медленнее, чем обычно, и не так бодро, отчего Бан Чану хотелось пнуть самого себя побольнее. – Хёнджин был достаточно популярным парнем в нашем универе. Но не в западном смысле, потому что он не ходил на вечеринки и не светился нигде. Он просто привлекал к себе много внимания из-за внешности. Ну, ты же видел его, он такой… красивый.       Феликс фыркнул себе под нос и замолчал. Он смотрел перед собой, но смотрел рассеянно. Бан Чану подумалось, что Феликс перебирал в голове воспоминания. Воспоминания, о которых Бан Чану, скорее всего, знать не нужно.       – Но ему не было интересно внимание. Он хотел учиться, – продолжил Феликс, уже глядя на Бан Чана. – Он был неплохим студентом, кстати. Не ботанил, но учился очень прилично. У него, как я понял, практически не было друзей. Мне казалось, что он почти ни с кем не общался близко. Может, с парой ребят и одной девочкой из нашей группы… ну и ещё со мной. Мы хорошо сработались, поэтому часто вместе готовились к занятиям в университетской библиотеке. А потом, если правильно помню, у него кто-то появился. Он казался таким счастливым, знаешь, как будто сорвал джек-пот…       На этих словах Бан Чана кольнуло больнее, чем он ожидал. Но он продолжал улыбаться мягко и кивать, давая понять, что слушает внимательно.       – Я не помню, сколько прошло времени, но в итоге он пропал. В этот момент он, конечно, уже был не таким довольным жизнью, как раньше. Вроде как он начал пропускать занятия, учиться хуже и меньше спать. Он перестал общаться со всеми, в том числе и со мной. Это продлилось где-то с неделю. А потом он просто пропал, окончательно. Видимо, сменил номер и удалил соцсети. И точно забрал документы из универа. С тех пор его никто не видел.       – А какие есть официальные версии? – спросил Бан Чан очень тихо.       – Говорили разное, – Феликс пожал плечами. – По официальной версии он сбежал из страны со своим парнем. Но раз ты говоришь, что вы общаетесь… возможно, он никуда не сбегал.       – Что за парень, кстати? Ты его знал? – Бан Чан очень понадеялся, что его голос не прозвучал подозрительно-заинтересованно.       – Я не знаю точно, кто это был. Точно не кто-то из нашей группы – иначе знали бы все, скорее всего. Я видел Хёнджина несколько раз в компании парня со старшего курса. Он был богатым наследником. Вскоре после того, как пропал Хёнджин, тот парень тоже забрал документы и вроде как уехал в Сингапур. Многие верят, что именно он и был парнем, с которым сбежал Хёнджин. Вроде как они были очень влюблены и почему-то им нужно было уехать из Кореи… А ещё я видел его с другим парнем, но он не был из нашего университета. Вроде как его звали… Ли Минхо или как-то так.       Бан Чан нахмурился: имя показалось знакомым, но очень смутно. У него была хорошая память на лица, но это имя не откликалось никаким образом. Это показалось ему странным, потому что обычно он вспоминал людей практически моментально.       – Но тот, второй парень, был обыкновенный, не богач. Поэтому все считают, что Хёнджин сбежал с наследником, – Феликс снова пожал плечами. Бан Чан покивал. Ему было действительно нечего сказать, хотя это случалось с ним крайне редко.       – Но ведь сейчас у него всё нормально, да, Крис?       – А?.. – Бан Чан прокрутил вопрос Феликса у себя в голове ещё раз и затараторил с улыбкой: – Да, у него всё хорошо, Феликс, не беспокойся. Он нормально зарабатывает. Всё такой же красивый. И у него есть человек, который о нём заботится и любит его искренне.       Феликс улыбнулся в первый раз за всё то время, что он говорил о Хёнджине.       – Тогда я за него рад. Круто, что у него всё наладилось… Это не богатый наследник, случайно?       – Нет, Феликс. Это кто-то другой. И не тот второй парень. Точно не скажу, но человек вроде бы приличный и надёжный, – сказал Бан Чан без улыбки и вполголоса.       – Ладно, – протянул Феликс и всмотрелся в улицу за окном. – Можешь притормозить вон там, Крис? Я оттуда быстро дойду до общаги.       – Без проблем, – Бан Чан остановил машину неподалёку от здания общежития. – Спасибо за сегодня, кстати.       Феликс посмотрел на него озадаченно, но сразу же кивнул:       – Тебе тоже, Крис. И Чанбин-хёну тоже спасибо. Я вам очень признателен…       – Ой, да будет тебе, перестань, – отмахнулся Бан Чан. – Давай, Феликс, до скорого.       – Пока, Крис! Увидимся!       На этот раз Бан Чан не стал смотреть Феликсу во след. Он быстро развернул машину и поехал туда, куда его тянуло как магнитом. Но притяжение было почему-то болезненным.       Администратор стрип-бара сразу же узнал Бан Чана и предложил ему привычное место в вип-кабинке, но Бан Чан вежливо отказался. Вместо этого он попросил место с самым лучшим видом на сцену, где-нибудь поблизости от неё. Администратор кивнул с пониманием и провёл его к одному из столиков, стоявших поодаль от центра зала, где толкались не совсем трезвые гости. Бан Чан попросил принести ему пару шотов текилы без закуски и спросил, не выступал ли ещё Хван Хёнджин. Администратор, растягивая губы в даже слишком вежливой улыбке, сказал, что Бан Чан приехал как раз вовремя, потому что Хёнджин должен был выйти на сцену с минуты на минуту. У Бан Чана потеплело в груди, и он рассеянно поблагодарил администратора.       Бан Чан успел выпить первый шот, когда на сцену вышел Хёнджин. Бан Чан давно перестал ездить в стрип-бар на его выступления, лишь посылал небольшие подарки время от времени, которые Хёнджин потом привозил в их дом. Видеть Хёнджина на сцене было… Бан Чан растерял все слова. Хёнджин вышел вместе с другими ребятами; все они были одеты в чёрные микро-шорты, чулки в крупную сетку, тяжёлые ботинки; на шее были тонкие тату-чокеры, а на кистях – браслеты-шнурки с какими-то подвесками. В ушах Хёнджина блестели самые простые серьги, но Бан Чану показалось, что он узнал этот бриллиантовый блеск, отчего в груди стало ещё теплее. Хёнджин танцевал так, что казалось, ещё немного, и он начнёт высекать искры. Он выглядел невероятно соблазнительно, и Бан Чана начало распирать от гордой мысли, что этот сказочно красивый и сексуальный мужчина – его. Бан Чан следил за каждым его движением, задержав дыхание. Он смотрел и не мог насмотреться, жадно вбирая каждую деталь. Как прядь волос легла на влажный лоб; как густые накрашенные ресницы отбрасывали тень на его бледные щёки; как его длинные тонкие пальцы спускались к самому низу шорт, прихватывая посередине и дразня ошалевшую публику ещё больше.       И Бан Чан понимал их очень хорошо.       Потом танцоры разошлись по зарешёченным кабинкам, находившимся на передней части сцены. В каждой кабинке оказалось по два человека – и Бан Чана это озадачило.       Но когда танцоры прижались друг к другу очень тесно и начали двигаться ритмично и недвусмысленно, до Бан Чана дошло. Сердце упало куда-то в желудок, пока он смотрел, как почти прямо напротив него Хёнджин прижимался спиной к груди другого молодого танцора и делал с ним «волну», попадая в такт быстрой эротичной музыке. Танцоры скользили руками по телам друг друга, отчего публика расходилась всё больше и больше. Хёнджин закрыл глаза и приоткрыл губы, прикасаясь ими к выпирающему бицепсу другого танцора, взявшего его в крепкий захват. Они двигались настолько правдоподобно, что если бы не шорты, то Бан Чан был бы уверен, что они действительно занимаются сексом, стоя перед толпой народа. Разноцветный свет бегал по их красивым телам, двигающимся в унисон друг другу. Бан Чан холодел, когда руки танцора прижимали Хёнджина за пах к чужому телу ещё ближе, а Хёнджин откидывал голову на его сильное плечо. Второй танцор, хоть и был одет точности так же, как и Хёнджин, выглядел гораздо более мужественно, и его фигура была более мускулистой. Бан Чан с ледяным ужасом представил на секунду, что они точности так же репетировали этот танец и показывали его уже наверняка не раз…       Земля буквально уходила у него из-под ног. Не выдержав гула толпы и отвратительного шоу, разворачивавшегося прямо у него на глазах, он встал со своего места, залпом допил второй шот и пошёл в сторону гримёрных. Там его, конечно, всё ещё помнили, поэтому его без лишних вопросов пропустили в комнату Хёнджина. Бан Чан сказал, что дождётся его здесь, в тишине и покое. А на самом деле, его чуть ли не трясло. Он никогда не был ревнивым человеком. Видимо, он был слишком спокойным и умел доверять своим партнёрам. Но видеть Хёнджина в слишком интимных объятиях другого мужчины, особенно после того, как Хёнджин дал понять, что не верит в любовь в их отношениях, оказалось просто выше его сил. Он опустился на стул перед будуаром Хёнджина и спрятал лицо в ладонях. Он чувствовал себя так, как будто его грудь вскрыли тонким острым ножом, а потом выпотрошили, не оставив внутри ничего, кроме холодной пустоты.       Ему хотелось и не хотелось увидеть Хёнджина. Хотелось увидеть потому, что у него началась самая настоящая ломка: ему стало необходимо доказать себе, что Хёнджин и вправду его, что они всё ещё вместе и что у них всё хорошо. Но при этом ему не хотелось его видеть, потому что он знал, что как только Хёнджин шагнёт в гримёрную, его пронзит насквозь, гораздо больнее. И он был совсем не уверен, что у него хватит сил вытерпеть эту новую, более острую боль.       Он не знал, сколько просидел вот так, варясь в своих наэлектризованных мыслях. Он отнял лицо от рук только тогда, когда услышал, как щёлкнул замок на двери. Лицо Хёнджина заметно вытянулось.       – Каким это ветром сюда занесло известного продюсера, а? – спросил он безынтересно и зашёл внутрь, сразу же закрывая за собой дверь. Его тело блестело от пота, грудь всё ещё поднималась и опускалась глубоко, а из всех карманов на шортах торчали купюры. Глядя на то, как его мужчина расхаживает полуголым по гримёрке с деньгами незнакомцев, пускавших на него слюни, Бан Чан начал впадать в отчаяние и в ярость одновременно. Его начало раздирать изнутри. Он следил за тем, как Хёнджин перемещался по гримёрке, и не мог выдавить из себя ни слова, потому что все силы уходили на то, чтобы сжимать челюсти и не позволять дикому воплю, полному злости и грусти, вырваться наружу.       – Язык проглотил, что ли? – Хёнджин подошёл к нему с бутылкой воды и посмотрел сверху вниз. – Я с тобой разговариваю, Крис.       Всё смешалось, наслоилось друг на друга, и задавило Бан Чана лавиной. Он не мог отыскать привычного себя – дружелюбного, улыбчивого парня, который всегда в хорошем настроении. Теперь изнутри Бан Чана пожирала пустота. И эта пустота подпитывалась тем, что он услышал от Феликса, а также тем, что он увидел только что. Все струны в душе натянулись до предела.       – Иди ко мне, малыш, – сказал Бан Чан, очень тихо и очень глухо. Он похлопал себя по коленям, но Хёнджин в ответ только ухмыльнулся и покачал головой отрицательно.       – Мне нужно снять с себя ботинки и чулки, у меня все ноги чешутся от них, – сказал Хёнджин и плюхнулся на старый кожаный диван. – Какая муха тебя сегодня укусила? Ты такой белый, как будто сейчас упадёшь в обморок.       Хёнджин сказал это небрежно, на ходу, пытаясь развязать шнурки на ботинках. Но Бан Чан видел, что Хёнджин следил за ним из-под влажной чёлки. Что-то в груди потеплело от пристальности взгляда. Однако сразу же потухло, когда Хёнджин сказал:       – Нашатыря у меня нет, если что.       Рано радовался, получается…       – Хёнджин-а, ты не хочешь сменить работу? Я могу помочь тебе, подыскать хорошее место. Что скажешь?       – Скажу, Крис, что ты опять суешь нос не в своё дело, – фыркнул Хёнджин раздражённо и рывком снял ботинок с левой ноги. – Меня устраивает эта работа. Какого чёрта мне хотеть её менять?       – Я переживаю из-за того, что другие люди смотрят на тебя, почти голого, и что рядом с тобой постоянно околачиваются какие-то посторонние мужчины, – сказал Бан Чан не своим голосом. Он прокашлялся, чтобы стать похожим на себя хоть немного. Хёнджин снял второй ботинок и закатил глаза.       – Daddy, chill.       – Но, малыш…       – Даже не начинай этот разговор, – отрезал Хёнджин. Он быстро стащил с себя оба чулка, кинул их на диван и поднялся на ноги. Бан Чан, испытывая странное бессилие, просто следил за ним взглядом. Хёнджин сделал ещё несколько глотков воды из бутылки, а потом подошёл к Бан Чану. Бан Чан откинулся к спинке стула, и Хёнджин легко опустился к нему на колени, сразу же обнимая за шею. Хёнджин смотрел прямо в лицо, но взгляд как будто смягчился. Он начал перебирать пальцами короткие волосы на затылке Бан Чана. Бан Чан обвил его талию обеими руками, притягивая его к себе ещё ближе. Хёнджин, кажется, понял, чего ему хотелось, и пододвинулся вперёд, прижимая голову Бан Чана к своей груди. Бан Чан закрыл глаза и жадно втянул носом запах тела Хёнджина, сжимая объятия ещё крепче. Хёнджин дышал уже совсем ровно и только вздыхал время от времени. Его пальцы гладили Бан Чана по голове, иногда вплетаясь в волосы. Бан Чан пытался вобрать в себя всё, что окружало его, чтобы утолить жажду Хёнджина в своём организме. Он сосредотачивался на мягкости кожи Хёнджина у себя на губах, на его ладонях у себя на голове, на весе его тела у себя на коленях. На его запахе, его тепле, его дыхании.       – Я тебя люблю, Хёнджин-а.       Ещё никогда он не признавался кому-то в любви настолько жалким голосом. Признание прозвучало больше как просьба, почти как мольба. Как будто он упрашивал Хёнджина услышать наконец эти слова, услышать по-настоящему.       Хёнджин фыркнул в ответ. Но это было не насмешливое фырканье, а самодовольное. Если Хёнджин фыркал самодовольно, это значило, что ему понравилось то, что он услышал.       – Я закончил на сегодня, папочка. Поехали домой.       Хёнджин чмокнул его в лоб, быстро и легко выбрался из его объятий. Вместе с теплом его тела из Бан Чана как будто ушла часть только что восстановившегося спокойствия, и он хотел было поймать Хёнджина, чтобы усадить его обратно к себе на колени, но Хёнджин уже начал переодеваться в свою обычную одежду. Бан Чан тяжело поднялся на ноги и достал из кармана ключи от машины.       Пока они ехали домой, Хёнджин сказал крайне чётко и внятно: «Если не будешь сегодня снова заводить этот дурацкий разговор, я буду очень хорошим мальчиком». Бан Чан на эти слова смог только улыбнуться грустно. Он покивал, ведь он понял, что от него требовалось. Однако ничто в его теле не откликнулось тёплым интересом на слова «хороший мальчик», хотя обычно этого было достаточно, чтобы кровь начала перенаправляться в область паха. Хёнджин улыбнулся уголком рта, взял правую руку Бан Чана и положил её себе на бедро, сжимая их пальцы вместе. Бан Чан немного расслабился, почувствовав тепло тела Хёнджина через джинсовую ткань, и сжал пальцы на бедре ещё крепче.       Дома Хёнджин сразу же переоделся. Но не в свою привычную домашнюю одежду, а в оверсайзовую толстовку Бан Чана, из-под которой выглядывал самый край его боксеров. Хёнджин забрал волосы в короткий хвост и деловито ходил по дому, что-то убирая, а потом пошёл на кухню и начал готовить ужин. Они не так часто ужинали дома – точнее, не ужинали вдвоём. Хёнджин оказывался дома по вечерам гораздо чаще, а Бан Чан нередко засиживался у себя на работе часов до десяти или даже до одиннадцати. Бан Чану стало не по себе от мысли, что их не связывают совместные ужины, отчего чувство вины больно ткнуло его под дых. Чтобы хоть немного наверстать упущенное, Бан Чан сел за барную стойку и, подперев голову обеими руками, смотрел, как Хёнджин крутился возле плиты. Его сердце теплело, но при этом как будто сжималось железным обручем. Смотреть, как Хёнджин ведёт себя по-хозяйски у него на кухне, было одновременно трогательно и больно. Бан Чан подумал, что боль появилась из-за того, что он сегодня узнал и увидел. Однако он не понимал, почему его задело настолько сильно.       Они почти не разговаривали, и Бан Чан посчитал, что так даже лучше. Ведь Хёнджин часто раздражался от его слов, а сам Бан Чан иногда очень ждал от Хёнджина ответы, которые в итоге так и не получал. Молчание стало для них компромиссом.       Молча они пошли ужинать в гостиную. Хёнджин, полностью соответствуя своему обещанию, сел рядом с Бан Чаном на диван, перекинул через его колени ногу и начал кормить его из общей тарелки. Бан Чан поглаживал его обнажённое бедро, снова успокаиваясь понемногу. Время от времени они начинали целоваться, медленно и неглубоко. Пару раз Хёнджин проталкивал из своего рта кусок еды в рот Бан Чана, отчего губы улыбались сами собой, пусть и слабо. Бан Чан чувствовал, что в тот вечер что-то поменялось, и любовь к Хёнджину, наполнявшая его до самых краёв, вдруг начала горчить. Он тянулся к Хёнджину, по привычке хотел его всё больше, но горечи тоже становилось больше. Не помогало ничего: ни прекрасное бедро Хёнджина, ни его поцелуи с привкусом их ужина, ни его рука, проскальзывавшая под футболку Бан Чана, чтобы погладить мышцы на его груди. Хёнджин прикусывал его за нижнюю губу, оттягивая её с коварной улыбкой, а Бан Чану становилось настолько тошно, что хотелось просто уткнуться лицом в подушку и исчезнуть.       Бан Чан сам не понимал, чего ему хотелось и почему вдруг стало настолько тяжело.       После ужина они включили телевизор, легли друг на друга и смотрели какой-то фильм, не следя за сюжетом. Бан Чан обнимал Хёнджина под ягодицами, прижимаясь щекой к его груди и вдыхая запах тела Хёнджина и запах собственного одеколона, оставшегося на толстовке. Ему снова начало казаться, что он постепенно успокаивается, избавляется от утомившей горечи. Хёнджин обвил его обеими ногами, поглаживая по волосам и очерчивая кончиками пальцев его серьги.       – Хватит киснуть, папочка, – вдруг сказал Хёнджин сонным голосом. – Мне уже тошно становится. Ну чего ты хочешь?       Сказано так, как будто Хёнджин не спрашивал, а делал одолжение. Бан Чана кольнуло снова. Но он проигнорировал боль и поднял голову, упираясь подбородком в мягкий живот. Он посмотрел на Хёнджина. В голове снова закрутились неприятные вопросы, которые не хотелось озвучивать. О том, что случилось в университете. О том, кем всё-таки были те парни и кого из них он любил, если любил вообще. О том, почему Хёнджин до сих пор ни разу не сказал «Я тебя люблю».       Ему так хотелось услышать «Я тебя люблю». Прямо сейчас.       – Я не буду тебе отсасывать после ужина. Меня может стошнить, – сказал Хёнджин, слегка дуя губы и глядя в экран. – Даже не проси. Анал тоже не хочу, я слишком устал. Если тебе так хочется, можешь трахнуть мои бёдра. Но только не слишком долго.       – Я не в настроении, baby, – признался Бан Чан. Хёнджин приподнял бровь:       – Ты что, заболел? Или член ушёл в отпуск?       Бан Чан не смог не улыбнуться: обычно Хёнджин только закатывал глаза на все шутки про член, а теперь он придумал свою.       – Он тоже не в настроении, я думаю. Ему лень вставать.       – Ну и хорошо, – Хёнджин улыбнулся довольной улыбкой и устроился под Бан Чаном поудобнее, сразу же вплетая пальцы обратно ему в волосы. – Не хочу сегодня подставлять задницу.       Бан Чан слегка порезался о последнюю фразу. На секунду ему подумалось, что Хёнджин хочет заниматься с ним сексом далеко не всегда, а просто «исполняет долг» как шугар-бейби. Ему стало ещё грустнее.       – Ну, так что мне сделать, чтобы ты не валялся тут в унынии? – снова спросил Хёнджин, переключая канал за каналом.       Бан Чану так хотелось задать все вопросы, которые залегли в голове тяжёлым грузом. Ему так хотелось правды. Так хотелось искренности от Хёнджина. Хотя бы один раз, пусть даже если ему это будет не совсем приятно.       Однако он понимал, что он здесь ничего не решает. Всё решает только Хёнджин.       – Сделаешь мне массаж? Вроде спина ноет.       – Значит, ты уже не папочка, а дедуля, – сказал Хёнджин и выключил телевизор. – Ладно, будет тебе массаж. Могу даже надеть женские трусики, раз тебе так понравилось в прошлый раз. Извращенец.       Бан Чан рассмеялся фальшивым смехом. Он чмокнул Хёнджина в губы, и они вместе пошли в спальню. Хёнджин даже позволил взять себя за руку. Видимо, он правда старался быть в тот вечер «хорошим мальчиком».       Однако Бан Чан с горечью осознавал, что хочет не «хорошего мальчика», а настоящего Хёнджина. Не такого, каким он хотел казаться, а такого, каким он был на самом деле.