– И сколько дней вы уже не разговариваете?
– Пятнадцать. Завтра будет шестнадцатый.
– Понятно, – протянул Чанбин и опустил штангу. Обычно он не очень любил разговаривать во время тренировок, но в тот день решил сделать исключение. Видимо, ему стало настолько не по себе от понурого вида Бан Чана.
А Бан Чан и правда был в последнее время понурым, мрачным и неразговорчивым. Словом, совсем не похожим на самого себя.
Первой забеспокоилась Сара. Конечно же, ведь кто ещё, если не она? Бан Чан всегда побаивался её даже чересчур прозорливых глаз, ведь за годы их отношений она научилась забираться ему под кожу за доли секунды. Как только Бан Чан повстречался с ней взглядом в тот день, когда до него дошло, что Хёнджин ушёл и не вернётся, она поняла всё сразу же. Однако Сара также отличалась тактичностью, поэтому допрос она устраивать не стала. И Бан Чан был ей за это благодарен. Ему было совсем не до вопросов.
Ему было вообще не до чего.
У них была запланирована встреча с Феликсом по поводу материала, который он должен был написать. В тот день Феликс буквально светился от радости и смеялся по пустякам, как дурачок. Он краснел и вёл себя, как ребёнок. Но Бан Чан не находил в себе сил ему умиляться. Единственное, на что хватало сил, так это на то, чтобы натягивать улыбку на уголок губ. Он даже почти не разговаривал, безмолвно передав право своего голоса Чанбину. Чанбин, видимо, тоже догадывался о том, что случилось, поэтому переключил всё внимание Феликса на себя. Когда встреча подошла к концу, Бан Чан с холодком по плечам осознал, что не смог бы пересказать, о чём шла речь, хотя разговаривали они часа полтора.
Обычно, что бы ни случалось, Бан Чан не позволял себе хотя бы на секунду переставать быть перфекционистом во всём, что касалось работы. Но Хёнджин как будто разбил его на десятки кусков, и Бан Чан всё никак не мог собрать себя воедино. Хотя, если честно, у него на это даже не было сил. Каждую секунду он жил с острым, сюрреалистичным ощущением полной разбитости.
По всей видимости, Сара не выдержала и поговорила с Чанбином. И Чанбин сказал, – что было очень в его духе, – что «хватит уже убиваться, пойдём в зал». Ранее Чанбин неоднократно спрашивал у Бан Чана, что с ним случилось и не нужна ли ему помощь, на что Бан Чан всегда отмахивался. Ему не хотелось втягивать Чанбина в историю отношений, которые, как казалось, как будто не имели никакого смысла.
Поход в зал, разумеется, был нужен не только ради того, чтобы потягать веса и побегать на дорожке, чтобы как-то разгрузить голову. Выждав какое-то время, Чанбин произнёс магическое «Ну рассказывай, хён, чего у тебя случилось?», и Бан Чана как будто прорвало. Он старался не пускаться в слишком личные детали, но иногда у него не получалось. Чанбин слушал внимательно, не перебивая, только кивая время от времени. Бан Чан рассказал ему всё: что увидел Хёнджина первый раз в тот вечер в стрип-баре, что пытался ухаживать, хотя Хёнджин не поддавался, что в итоге что-то всё-таки получилось, хотя теперь Бан Чан сомневался, что это вообще такое.
– Я знаю, Чанбин-а, что у него тоже есть ко мне какие-то чувства. Я прямо нутром чувствую, – стараясь дышать ровно и не сбиваться с ритма на беговой дорожке, сказал Бан Чан. – Но я в упор не понимаю, почему он не хочет это признать. В чём проблема? Неужели это так страшно или тяжело? Мы живём в одном доме, вместе едим, спим в одной постели – разве «я тебя люблю» будет настолько не к месту?
Чанбин пожал плечами.
– Он говорил, что ты ему нравишься?
– Тоже нет… – сказал Бан Чан и напрягся изнутри: с его собственных слов действительно складывалась не очень хорошая картина. – Но я вижу по его глазам, Чанбин-а. И по тому, что он всё-таки меня ревнует, хотя бы иногда… Я не знаю, как это тебе объяснить, но я правда уверен, что у Хёнджина есть ко мне чувства.
– Он что-нибудь говорил про свои предыдущие отношения? – увеличивая скорость на своей беговой дорожке, спросил Чанбин. – Ну хоть что-нибудь?
Бан Чан напрягся: они подходили к опасной черте. Всё, что Бан Чан знал о прошлых отношениях Хёнджина, он узнал от Феликса. А говорить, что в их непосредственном окружении есть кто-то, кто лично знает Хёнджина, ему не хотелось. Бан Чану казалось, что если он скажет, что Хёнджин и Феликс когда-то были знакомы, некий круг замкнётся. Он сам не совсем понимал, какой круг, но ему становилось некомфортно от того, что они четверо были связаны каким-то образом.
– Нет, – Бан Чан покачал головой и стёр пот со лба. – Он не любит говорить о прошлом.
Чанбин скосил глаза в его сторону.
– Ты серьёзно сейчас? Сколько вообще ты про него знаешь?
Чанбин был прав, что задал этот вопрос. И Бан Чан спросил то же самое. Но этот закономерный вопрос почему-то уколол настолько больно и глубоко, что Бан Чану пришлось притормозить на минуту.
– Честно? – спросил он; в ушах стучала кровь, ритм пульса бился через огромные колонки, висевшие по всему залу. – Очень мало. Я даже не знаю, где он сейчас живёт и где жил до этого.
– Ты хотя бы его фамилию знаешь? – Чанбин посмотрел на него большими глазами; Бан Чан кивнул и запустил дорожку, перейдя на более высокую скорость. – Ну, это уже что-то, хён. А то уж я было испугался…
Всё, о чём они разговаривали во время тренировки, било Бан Чана по лицу хлёсткой пощёчиной. Однако он был благодарен. Этот разговор стал для него самым настоящим
reality check: Бан Чан словно очнулся от тумана, заполнившего голову до отказа, и теперь начинал видеть жизнь такой, какой она была на самом деле. Чанбин его не осуждал, хотя несколько раз сказал, что он «очень удивлён» – и Бан Чан понимал, что это ещё мягко сказано. И теперь, увидев свою жизнь со стороны, Бан Чан также понимал, почему рассказ об их с Хёнджином отношениях производит именно такое впечатление.
Признавать, что отношения, которыми он так дорожил и в которые вкладывал так много себя, на самом деле далеки от идеальных и, скорее всего, никогда такими не будут, было очень неприятно. Удар был сильным и приходился прямо в центр эго. И, наверное, также бил и по сердцу. Бан Чан не мог перестать спрашивать самого себя, что он делал не так, почему Хёнджин не хотел раскрываться перед ним. Неужели было недостаточно любви? Или внимания? Или секса? Бан Чан отдавал ему всего себя, и Хёнджин никогда не просил больше. Наоборот, Хёнджин казался пресыщенным, будто его уже тошнит от разговоров, поцелуев, подарков и ночей вместе. Бан Чан просто не представлял, что ещё можно было сделать. Что ещё дать Хёнджину, чтобы он наконец задумался на секунду, что слова «я тебя люблю» на самом деле имеют и вес, и значение? Что ещё сказать Хёнджину, чтобы он увидел дальше собственного носа?..
После разговора с Чанбином Бан Чан почувствовал себя гораздо лучше. Он даже пригласил Чанбина поужинать за свой счёт, и Чанбин, разумеется, отказываться не стал. За ужином Чанбин сказал, что Бан Чану пора сосредоточиться на работе, потому что их конкуренты уже пару недель дышат им в затылок. «Хён, ещё слишком рано становится беззубым тигром,» – подмигнул ему Чанбин, и Бан Чан рассмеялся впервые за последние шестнадцать дней. И Чанбин снова был прав: Бан Чан не мог позволить личной драме разрушить главное дело всей его жизни.
– Я поставлю в этих отношениях жирную точку, – допив второй бокал красного вина, сказал Бан Чан. Внутри закипела жажда жизни, движения и активности. Ему хотелось с головой уйти в работу и не только избавиться от конкурентов, но ещё и заставить их глотать пыль.
– Что, прямо
окончательно, хён? – удивился Чанбин. Бан Чан налил им обоим ещё по бокалу и кивнул:
– Он расстался со мной в одностороннем порядке, даже не дав мне возможности сказать хоть слово. Я хочу отыграться. Хочу сказать, что осталось невысказанным, а дальше уже будет видно, – сказал Бан Чан и разблокировал телефон, чтобы ответить на сообщение Сары. На заставке всё ещё стояла фотография Хёнджина, сделанная в Намхэ: Хёнджин улыбался открыто и широко на фоне серого моря. Бан Чан усмехнулся, рассматривая фотографию уже под новым углом. Теперь ему думалось, что Хёнджин никогда не был и не будет с ним таким снова – в этом выводе было очень много горечи, но ещё больше было правды. А правду Бан Чан уважал больше всего на свете. Наверное, даже больше любви.
Он сменил заставку на тёмно-серую заливку и отложил телефон в сторону, чтобы сосредоточиться на хорошей компании и вкусном ужине.
Однако, как известно,
it’s easier said than done.
Бан Чан растерял больше половины новообретённой уверенности ещё до того дня, когда нужно было принять решительные действия. А когда этот день настал, его накрыла оглушительная тоска и унизительная слабость. Мысль о том, что он вот-вот увидит Хёнджина, которого не видел уже больше трёх недель, ломала его напополам. Ему вдруг захотелось, чтобы всё было хорошо. Чтобы оказалось, что Хёнджин тоже по нему соскучился и что тоже готов идти навстречу. Бан Чан был готов забыть всё моментально, если бы Хёнджин поцеловал его хотя бы один раз, и в этом поцелуе ощутилось бы нечто большее, нечто, что Хёнджин никак не мог выразить словами.
Фантазии, конечно, приятны. Но реальность от них обычно была далека. Поэтому Бан Чан заставлял себя ни на что не надеяться, а просто сделать то, что ему было нужно сделать. А дальше – будь, что будет.
– C’mon, Chris, pull yourself together, – сказал Бан Чан своему отражению в зеркале заднего вида. Но голос всё равно прозвучал не настолько значительно, насколько хотелось бы. Бан Чан вздохнул, понимая, что другого голоса и другого состояния у него сейчас нет. Он был уже совсем не таким смелым и решительным, как тогда в ресторане с Чанбином. Он пытался не зацикливаться хотя бы на том, что он, чёрт возьми, настолько соскучился по Хёнджину, что к горлу подкатывал ком.
В стрип-баре, разумеется, его помнили очень хорошо. Бан Чан не стал отказываться от предложенного стакана виски и выпил его залпом. Тело сразу же потеплело, часть напряжения ушла. Он спросил уже более уверенным и спокойным голосом, работает ли сегодня Хёнджин. Ему ответили, что работает и буквально через двадцать минут у него по расписанию должен быть большой перерыв. Бан Чан кивнул с вежливой улыбкой и пошёл в сторону гримёрок.
Он понимал, что сейчас он уже не в том положении, чтобы самовольно заходить в личное пространство Хёнджина. Задержав дыхание, он постучался коротко. Ответа не последовало. Он опустил взгляд вниз – из-под двери сочился свет, значит, Хёнджин был внутри. Бан Чан постучался ещё раз, уже громче.
– Войдите, – послышался холодный голос из-за двери. Бан Чана словно ударили под дых. Он опустил ручку дрожащими пальцами.
Сердце замерло, и время тоже остановилось.
Хёнджин стоял рядом с будуаром. Всё тело напряжённо вытянулось, плечи расправлены и опущены. Из одежды на нём были только чёрные дизайнерские боксеры, – Бан Чан не помнил, что бы он покупал Хёнджину что-то подобное. Его бледная кожа поблёскивала от пота и мелких блёсток. Волосы были выкрашены в почти платиновый блонд; брови тоже были гораздо светлее, чем обычно, а в глазах были небесно-голубые линзы. Бан Чан почувствовал, что сердце упало в желудок. Хёнджин выглядел настолько красиво, что почему-то хотелось медленно сползти на пол и расплакаться.
Но вместо этого Бан Чан коротко улыбнулся и сказал:
– Привет, Хёнджин-а.
Перемена в лице Хёнджина произошла как в замедленной съёмке: Бан Чан видел, как удивление сменилось озлобленностью. На всякий случай Бан Чан решил не приближаться к нему. Хотя желание обнять, прижать к себе и целовать до тех пор, пока в лёгких не закончится кислород, скручивало его в узел.
– Кто тебе сказал, что я хочу видеть твою физиономию? – рыкнул Хёнджин и резким движением накинул на себя до боли знакомый иссиня-чёрный шёлковый халат. – Что, стало скучно, а? Некуда пристроить член, вот ты и припёрся сюда? Тебе здесь больше нечего делать, Крис, так что пошёл-ка ты…
– Дай мне тоже сказать, окей? – Бан Чан перебил его, пока не стало слишком поздно. Хёнджин смолк, но явно кипел изнутри. На скулах сразу же появился яркий румянец, отчего он показался ещё притягательнее. Бан Чан приказал себе не отвлекаться на детали даже тогда, когда его к ним тянет мощнейшим магнитом.
До этого момента у Бан Чана в голове был составлен конкретный план. Он представлял, что придёт к Хёнджину, они поговорят относительно спокойно, а потом каждый пойдёт своей дорогой, уже без обид и претензий. Но теперь, глядя на Хёнджина, Бан Чан чувствовал, что ни за что на свете не скажет то, что хотел сказать. Вместо этого он открыл рот и выдохнул даже тише, чем хотелось:
– Я скучал по тебе.
– А я по тебе – нет, – отрезал Хёнджин; Бан Чан невольно вздрогнул, как будто его полоснули опасным лезвием по груди, прямо рядом с сердцем. – Не знаю, какого хера ты заявился сюда. Трахаться иди к кому-нибудь другому. Уверен, что любая шлюшка с радостью раздвинет перед тобой ноги, если ты только намекнёшь. А я больше не буду.
– Не говори так, Хёнджин. Я пришёл не за сексом. Я пришёл, потому что я люблю тебя и хочу, чтобы ты вернулся, – выдохнул Бан Чан. Собственная уязвимость ощутилась настолько нереалистично, что закружилась голова.
– Бла-бла-бла! Хватит нести эту хрень про любовь, сколько раз тебе нужно повторить, чтобы до тебя наконец дошло?! – прорычал Хёнджин. Его руки сжались в напряжённые кулаки. Но Бан Чану не было страшно. Тоска заглушила все инстинкты, оставив его перед Хёнджином с открытой раной, из которой обильно сочилась кровь.
– Я говорю про любовь, потому что люблю тебя. Дорогой, неужели ты меня не слышишь?..
– Да у меня все уши забиты твоим враньём! Уже через край лезет! И всё это, каждое слово – это всё тупой пиздёжь!
– Хёнджин-а, милый, погоди, послушай…
– Да не хочу я тебя слушать! Какого хера ты припёрся сюда, скажи на милость?! Не мешай мне тебя забывать!
В груди треснуло, надломилось. Бан Чан выдохнул, хватаясь за тонкую, полупрозрачную нить надежды.
– Милый, baby, не нужно забывать. Я не хочу тебя забывать, не хочу жить без тебя. Я по тебе так скучаю, что не могу перестать думать о тебе даже на секунду. Хёнджин-а, дорогой, ну зачем ты ушёл?..
Хёнджин напряжённо смотрел в пол. Челюсти тоже были плотно сжаты, но он молчал. Бан Чан осторожно сделал шаг ему навстречу. Хёнджин не пошевелился – и Бан Чан подошёл ещё ближе.
– Я прошу тебя, Хёнджин-а, вернись, – прошептал он; Хёнджин смотрел в сторону, всё ещё в пол, и Бан Чан не мог перестать задыхаться их близостью. – Я по тебе скучаю, как ненормальный. Давай всё забудем? Давай всё будет даже лучше, чем раньше, а, baby angel? Что скажешь?
– Так больно…
Бан Чан даже не понял, сказал ли это Хёнджин вслух или же он сам прочитал слова с побледневших губ.
– Прости, что тебе больно, милый. Я готов сделать что угодно, чтобы ты был счастлив, – Бан Чан осторожно положил руку на плечо Хёнджина. Хёнджин по-прежнему не шевелился. И Бан Чан погладил его плечо через тонкий халат легко-легко. Вдруг Хёнджин зажмурился. Между бровей залегла напряжённая линия, губы изломились.
– Ты такой же, как все остальные. Ты хочешь только секса. Тебе плевать на меня, тебе нужна только моя внешность и моё тело. Вы… вы все абсолютно одинаковые. Вы потом меня даже не вспоминаете… Вам же всё равно, до лампочки… Я вас всех знаю слишком хорошо…
Из-под накрашенных ресниц скатилась слеза и ранила Бан Чана прямо в сердце. Он не выдержал. Он обнял Хёнджина и прижал к себе. Хёнджин уткнулся носом ему в плечо, заплакал громче. Бан Чан гладил его пересохшие волосы, вдыхал запах его тела – натуральный вперемешку с косметическими средствами, – и никак не мог надышаться. Сердце разрывалось и радовалось одновременно.
– Вы все только делаете больно, а потом сваливаете…
– Я никогда от тебя не уйду, Хёнджин-а, baby. Я же всегда был и есть рядом. Я же звонил и писал тебе, – шептал Бан Чан рядом с ухом Хёнджина, сжимавшего в кулаках толстовку у него на спине. – Я здесь, с тобой, прямо сейчас. И я хочу, чтобы мы снова были вместе. Милый, мне очень, очень жаль, что тебе когда-то причинили боль. Но тогда и сейчас – это разные истории. И я – не тот человек, слышишь меня? Я тебя ценю и уважаю. И я тебя люблю больше всего на свете. Только услышь меня, мой дорогой, пожалуйста…
Хёнджин отнял лицо от его плеча и заглянул в глаза. Бан Чан вздохнул так, что в груди заныло. В голубых глазах Хёнджина слишком отчётливо читалось смятение. Он словно не понимал, что сейчас – это не тогда, и что так, как тогда, уже больше не будет. По крайней мере, не с Бан Чаном. В его покрасневших глазах, обрамлённых потёкшей тушью, виднелось недоверие и желание доверять. Он всё ещё цеплялся за толстовку Бан Чана, будто пытаясь удержать его рядом с собой. Но Бан Чан прижимал его к себе за талию ещё крепче, перенеся почти весь его вес на себя. Очень хотелось просто подхватить Хёнджина на руки, отнести его прямо в халате и босого в машину, уехать вместе домой и забыть эти долгие, тягомотные дни как страшный сон.
Хёнджин приоткрыл губы. Он рассматривал лицо Бан Чана внимательно. Ещё никогда Хёнджин не казался настолько уязвимым, слабым и раненным. Бан Чан замер в ожидании.
– Ну нет, Крис. Уходи. Сейчас же.
И Хёнджин резко оттолкнул его от себя. По инерции Бан Чан сделал несколько шагов назад. Он просто опешил. Он ожидал услышать совсем не эти слова.
– Давай-давай, живо. Проваливай отсюда! – Хёнджин махнул ему рукой, как собаке, и отвернулся. Бан Чан хотел сказать что-нибудь, хотя бы одно слово, но у него словно отнялся язык. Он не мог поверить, что всё, что происходит сейчас – реально, а не какой-то жестокий театр абсурда.
– До тебя что, не с первого раза доходит? – крикнул Хёнджин, глядя на него яростно через зеркало. – Или по-корейски больше не понимаешь?
Out, you piece of shit! You make me sick!
За все те месяцы, что они провели вместе, Хёнджин злился не мало. Но он никогда не переходил черту. И сейчас Бан Чан почувствовал, что больше не может терпеть, что об него вытирают ноги и при этом ещё и плюют сверху.
– As you wish. Я не отказываюсь от всего, что сейчас сказал. Но разговаривать с тобой, пока ты в таком настроении, я не могу. Прости, Хёнджин-а…
Бан Чан не успел развернуться, как Хёнджин закричал:
– Вот, вот! Вы все, блядь, одинаковые! Вы все сваливаете! Давай, вали на хер! Я видеть тебя не хочу! Меня от тебя просто блевать тянет!
Бан Чан не успел среагировать, как Хёнджин подлетел к дивану, где лежала его сумка, достал оттуда что-то серебристое и запустил в сторону Бан Чана. Бан Чан увернулся, и цепочка упала на пол, чуть не задев его лицо.
– И подарки свои поганые забирай! Всё забирай, мне от тебя ничего не нужно! – кричал Хёнджин. Его лицо исказилось, по щекам потекли слёзы. Бан Чан ещё никогда не видел его таким.
– Успокойся, Хёнджин, ты сейчас сам не свой, – пытаясь его перекричать, чтобы быть услышанным, сказал Бан Чан. – Напиши или позвони мне, когда успокоишься, и тогда мы поговорим, окей?..
– Да когда ты уже свалишь наконец?! Тебе так нравится меня мучить, да?! Тебе нравится смотреть на то, как мне плохо?! – Хёнджин тёр лицо рукавом, второй рукой сжимая свою талию в болезненном объятии. – Убирайся отсюда, придурок! И не напоминай мне о себе больше! Я хочу сделать так, чтобы тебя в моей жизни вообще никогда не было!..
У Бан Чана разрывалась голова. Он не понимал, откуда Хёнджин взял все эти обвинения и почему устроил настолько сильную истерику. Он не понимал, что ему сейчас нужно делать. Одна часть него хотела остаться и успокоить Хёнджина, даже если он будет сопротивляться. А другая часть твердила, что сейчас нужно подумать о себе и уходить, пока не стало поздно.
Тело само развернулось и пошло в сторону двери. Ручка опустилась и поднялась, а потом перед глазами появился тёмный коридор.
– Крис!.. Чан-хён! Хён!
Голос был похож и одновременно не похож на голос Хёнджина. Хёнджин никогда не обращался к Бан Чану формально. Бан Чан обернулся механически – вслед за ним, босыми ногами по холодному бетонному полу, бежал заплаканный Хёнджин.
Бан Чана снова развернуло на сто восемьдесят.
– Хён, не уходи, прошу тебя, пожалуйста, не уходи, слышишь меня?.. Хён, не уходи, Чан-хён…
Хёнджин обнял его за шею обеими руками и повис, будто его не держали ноги. Бан Чан подхватил его под талию. Хёнджин зашёлся рыданиями, содрогаясь всем телом.
– Малыш, милый… – Бан Чан чувствовал, что у него больше не остаётся сил на слова. Его снова разрывало изнутри с нечеловеческой силой.
– Не уходи, Чан-хён… Пожалуйста, я прошу тебя, очень прошу тебя, Крис, останься, ну пожалуйста, Кри-и-ис, – шептал Хёнджин в самое ухо сквозь слёзы, прижимаясь к Бан Чану и дрожа. В его голосе слышалась не только мольба о спасении, но ещё что-то новое. Как будто Хёнджин просил не только потому, что ему нужна была помощь прямо сейчас, а потому, что ему хотелось, чтобы его спас именно Бан Чан. Словно больше никто, кроме Бан Чана, не сможет его спасти. Сердце Бан Чана разбивалось на десятки кусков, чтобы сразу же разбиться ещё на десятки и десятки мелких осколков. Его перемалывало через самую настоящую мясорубку.
– Я рядом, Хёнджин-а, слышишь? – поглаживая по спине и плечам, шептал Бан Чан. Он видел перед собой черноту и чувствовал только дрожь тела Хёнджина и его влажную горячую щёку, прижимающуюся к его собственной щеке.
– Крис, не уходи, ну пожалуйста… – бормотал Хёнджин бессвязно, будто не слыша Бан Чана.
– Давай вернёмся в гримёрку, попьём воды, успокоимся немного? А завтра мы с тобой обязательно встретимся и поговорим обо всём, хорошо? – Бан Чан украдкой поцеловал его в волосы. Решение уже не казалось ему хоть сколько-то правильным. Но другого у него не было.
Хёнджин резко стих. Он заглянул Бан Чану в лицо. Бан Чан похолодел – теперь Хёнджин смотрел с яростью и отвращением.
– Ну и вали тогда отсюда. Уходи, Крис, уходи! Уходи и не возвращайся! Всё! Вали, тебя здесь никто не держит!
Он с силой толкнул Бан Чана в грудь. И толкнул ещё раз, как будто хотел ударить. Бан Чан не понимал, что с ним такое творится. Взметнув полы халата, Хёнджин быстрым шагом направился к себе в гримёрку. Когда дверь за ним громко хлопнула, послышались приглушённые рыдания и удары кулаком не то в дверь, не то в стену.
Бан Чан сделал шаг в сторону гримёрки, но осёкся. Нет, наверное, нужно всё-таки послушаться Хёнджина. И ещё вытащить себя из этой непонятной истории, пока не сошёл с ума окончательно.
Пока он шёл по коридору, на него явно глазели любопытные девочки и мальчики. Но он больше не видел лиц, только размазанные по темноте коридора светлые пятна с яркими искрами блёсток и страз.
Он не понял, как дошёл до машины. В голове гудел рой мыслей. Чтобы хоть как-то его заглушить и прийти в себя, он включил радио погромче. Сквозь наэлектризованную вату в голове послышались смутно знакомые слова:
«…Мы оказались в аду, замаскированном сверкающими огнями под рай…»
Он моргнул. Реальность начала выстраиваться перед ним по кусочкам, фрагмент за фрагментом.
«…Уже слишком поздно спасать наши души, малыш… Уже слишком поздно, каждый остался наедине с самим собой…»
Очнувшись окончательно, Бан Чан коротко помотал головой. Он резко завёл мотор, развернулся и поехал домой.
