Пешком в ад

      Ужин прошёл в молчании. Бан Чан видел всё, как в тумане. В голове не осталось ни одной мысли. Только эхо от слов Хёнджина расходилось плотными волнами, усиливая ступор и отзываясь далёкой, вроде бы неуместной болью.       Неужели он удивлён? Неужели его теперь можно чем-то удивить?       Удивить, наверное, уже нет. Шокировать, кажется, можно.       Бан Чан не находил в себе сил переваривать услышанное сразу, на месте, как-то реагировать. Он просто доел и допил то, что стояло перед ним на столе. К тому моменту, когда он закончил, Хёнджин вроде бы тоже сидел перед пустыми тарелкой и бокалом. Бан Чан молча поднялся с места, оставил щедрые чаевые, пошёл на автопилоте в сторону выхода. Всю дорогу боковым зрением он видел огромную чёрную грозовую тучу, шедшую с ним нога в ногу.       За рулём зрение стало чуть острее. Он выхватил разметку на асфальте, фонари вдалеке. Опять же боковым зрением он видел слои чёрной ткани, в которых утопал букет цветов, смотревшийся неуместно светло. Казалось, что белые лилии были единственным проблеском в чёрном-пречёрном вечере.       Бан Чан провёл ладонью по лицу и завёл мотор.       – Высадить у метро?       Вопрос был привычный. Хёнджин никогда не позволял Бан Чану подвозить себя до дома, поскольку не желал давать знать, где живёт. Только сейчас, пытаясь прийти в себя хоть сколько-то, Бан Чан невольно поморщился. Что это за игры такие, что за паранойя? Чанбин был прав, когда отозвался на его признания подозрительностью. Ведь именно такие эмоции и должны возникать у нормального человека. Бан Чан столько времени позволял обводить себя вокруг пальца – что ж, так ему и надо, наивному дураку. Хотел любви, так вот, получай это больное, пропитанное паранойей нечто, достойное только насмешки, и то лишь в лучшем случае.       “Only I am to blame. Me, and no one else. I deserve this. Although it’s hurting way too fucking much…”       – Мы разве не к тебе едем?       Надутые капризные губы. Слова с них скатываются неохотно, негромко, как будто даже неловко. Но «неловко» и «Хёнджин» несовместимы. Почти так же несовместимы, как «Хёнджин» и…       – Какой вообще смысл? – собственный голос прозвучал глухо, из самой груди, в которой всё ещё перекатывалось эхо простых, но острых, как лезвие, слов.       – Крис, не дури. Либо мы сейчас едем к тебе, либо можешь эти лилии засунуть себе в задницу, понял меня?       – I might as well, – Бан Чан пожал плечами. Больше для себя, чем для кого-либо. Его будто накрыли плотным пластиковым колпаком, как какой-то кусок подтёкшего масла, и теперь он ничего не видел, не слышал и, самое главное, не чувствовал. It was the perfect type of numbness, exactly what he needed at that moment.       – Да пошёл ты!       Излом бровей; раздражение собирается в складки на переносице, в уголках яростных глаз. Его должны были обжечь эти хлёсткие слова – но ему и сейчас стало всё равно.       – Хватит строить из себя хер пойми кого. Я тебе сказал: едем к тебе. Разворачивайся и поехали. И давай без глупостей.       Ещё минут двадцать тишины. Только гул мотора, звук мельтешащих перед глазами дворников. Впереди, в разбавленной фонарным светом темноте быстро мелькала прерывистая белая линия. Лишь её Бан Чан видел чётко. Всё остальное размылось, слилось в одно серо-чёрное, промозглое, мерзкое пятно.       Резкий стук стекла о жёсткую поверхность.       Бан Чан моргнул – они были уже у него в гостиной, и Хёнджин только что раздражённо поставил перед ним стакан виски на деревянный подлокотник дивана.       – Хватит ломаться. Будь мужиком, а не размазнёй.       Голос прозвучал словно издалека, с самой линии горизонта. Пустые, бестолковые мысли обложили голову настолько плотно, что Бан Чан с трудом осознавал себя. Чтобы очнуться хотя бы немного, он осушил стакан одним глотком. Горло обожгло, выступили слёзы. Бан Чан незаметно вытер лицо запястьем и поднял взгляд на фигуру, перекрывающую собой свет люстры.       – Теперь-то очухался?       В голосе сочится раздражение. Слышно, что его бесит, что с Бан Чаном нужно возиться. Ну конечно, Бан Чан ведь всегда был беспроблемным – был удобным. В голове скрежетали шестерёнки, закручиваясь туже. Бан Чан сжал челюсть так, чтобы ни один звук не вышел наружу, чтобы ни одно случайное слово, пришедшее в голову спонтанно, не упало зажжённой спичкой в лужу бензина.       Глядя на него из-за упавшей в глаза чёлки, Хёнджин покивал, словно для самого себя, и налил ему ещё один стакан – на этот раз на ширину не одного пальца, а двух. Бан Чан выпил не задумываясь.       После второго стакана голова закружилась, но совсем слегка. Так, что шестерёнки в голове начали бегать, а не застревать каждые две секунды с ржавым скрежетом. По телу растеклось ленивое тепло. Бан Чан даже смог расположиться на собственном диване удобнее, закидывая щиколотку на колено, и ухмыльнуться Хёнджину.       – Ну что, baby, – ему и самому не верилось, что он завёл этот разговор, отчего хотелось зайтись истеричным смехом. – кто же этот «третий»?       – Какая тебе разница? – Хёнджин начал снимать с себя украшения, которые явно ему мешали больше всего. – Тебя это ебать не должно.       – А меня как раз это и должно ебать. Кто-то ебётся с моим парнем, а я даже не в курсе.       – С кем, извини? – Хёнджин сделал вид, что не расслышал, и сделал это настолько мерзко, что Бан Чана на секунду ослепила мощная смесь унижения и злости. – Я не твоя собственность, это во-первых. Прекрати обращаться со мной как с вещью. Я тебе не принадлежу и могу делать всё, что только захочу. Во-вторых, тот человек тебя не касается. Тебя должно волновать только то, что происходит здесь.       – Ну нет, детка, я не хочу подхватить заразу от какого-то левого шныря с улицы…       – Это не левый шнырь с улицы!       – Зачем ты его защищаешь? Это, кстати, мужчина или женщина?       Уж если и расковыривать нарыв, то необходимо впиваться в самую его суть. Как бы противно и грязно это ни было, но нужно добраться до источника воспаления, чтобы, наконец, прекратить эти никому ненужные страдания.       – Папочка, – тон Хёнджина резко сменился; его лицо разгладилось. – уймись. Chill, okay? Всё же нормально.       Голова закружилась сильнее.       – Ты что, издеваешься? Ты вообще себя слышишь со стороны? Такие ситуации не могут быть «нормальными», – Бан Чан чувствовал, что сердце начинает биться быстрее. – Я думал, что мы вместе, и вдруг ты говоришь…       – А мы и сейчас вместе, – Хёнджин улыбнулся сверху соблазнительной улыбкой. В следующую секунду Бан Чана накрыло чёрным облаком. Нос ухватил тонкий шлейф тяжёлых, немного приторных духов. На миг захотелось завернуться в него, как в тонкий платок, и забыть обо всём. Об этом невероятном, разбивающем действительность вечере. О словах Хёнджина, разрубивших грудь опасной бритвой на десятки кусков. О вопросах к самому себе, которые надвигались смертоносной лавиной.       – У нас сейчас всё хорошо, Папочка. Разве тебе сейчас плохо?       Руки уже обвили шею. Губы Хёнджина не произнесли эти слова, а перенесли лёгкой печатью на губы Бан Чана. Бан Чан смотрел на искры блеска на его шее, лишь бы не смотреть ему в глаза и не проваливаться в старый, известный до боли капкан снова. Неужели он такой слабый, что не отстоит себя и сегодня? Он никогда не думал, что ему может не хватить решимости оставаться собой наедине с другим человеком – и тем более, с человеком, которого он всё ещё…       – Мы же вместе, Крис. Недавно тоже были вместе. Что ты занудничаешь? Не придирайся к мелочам, Папочка. Тебе так не к лицу мелочность.       Голос не Хёнджина. Хёнджин никогда его ни на что не уговаривает так старательно. А Хёнджин ли это вообще? Или смесь вымысла и действительности, две половинки одного неполноценного образа? Смесь чего-то желаемого и чего-то реального?       Кто вообще такой этот Хван Хёнджин? Разве можно заявлять, что любишь человека, когда не имеешь ни малейшего представления, кто он такой на самом деле?       – Скажи мне правду, – попросил Бан Чан. Тон такой жалкий, что хочется дать самому себе пощёчину – да такую, чтобы всё это жалкое слабоволие вылетело из головы раз и навсегда.       – Папочка, – мягкое дыхание прямо на губах. – не порти вечер. И тебе пора передумывать на счёт секса. Неужели не хочется?       Бан Чан тяжело сглотнул. Ему не хотелось ничего. Тело окаменело. Он не хотел даже обнимать Хёнджина в ответ. Про то, чтобы заниматься сексом, и речи идти не могло.       – Хёнджин, ответь мне. Скажи правду. Я хочу знать правду. Кто этот человек?       Он кое-как заставил себя поднять подбородок и заглянуть Хёнджину в глаза. Внутри карих глубин горел фальшивый огонь – Бан Чан не любил фальшь, всегда был за искренность. И видеть сейчас в глазах Хёнджина прямо доказательство того, что он просто врёт, чтобы обойти неудобную тему, было почти смешно. Бан Чан посмеялся бы, если бы ему не было так больно в груди и противно от самого себя.       – Ну и зачем тебе? Что, пойдёшь на разборки? – фыркнул Хёнджин прямо в лицо, выводя ленивые узоры кончиком пальца на щеке Бан Чана. – Это уже как-то несовременно, знаешь ли…       – Просто ответь на мой вопрос, Хёнджин. Прекрати водить меня за нос и разговаривать со мной, как с круглым дураком, – сказал Бан Чан, почти не разжимая челюстей.       – Что будет дальше? Ты устроишь сцену? Будешь убивать? – всё тот же неискренний тон; Бан Чан невольно поморщился.       – Мне нужно знать. Я обещаю, что не пойду на разборки. Ну, кто это?       Соблазнительная улыбка на пухлых губах с поеденной помадой треснула и надломилась.       – Ты не поймёшь, Папочка.       – Я пойму. Или хотя бы постараюсь понять.       – Такие моральные чистоплюи, как ты, никогда не поймут. Но раз тебе так приспичило… – Хёнджин забрал руки, распрямился, но с колен Бан Чана не встал. – Это мой бывший мужчина. Ты его не знаешь, разумеется.       В глазах почернело. Приглушённо звучал голос Феликса, припоминавший прошлое Хёнджина. Богатый наследник – побег в Сингапур – обычный парень – ушёл из университета – отовсюду пропал – оборвал связи со всеми…       – Так что, получается, ты одновременно был и со мной, и с ним?       Хёнджин рассмеялся громко, откинув голову назад. Смех резал уши, казался ненатуральным, почти натужным. Как будто Хёнджин изо всех сил пытался показать и доказать Бан Чану, насколько он смешон со своими глупыми теориями и наивными ожиданиями. Бан Чан сжался от внутреннего напряжения. Он чувствовал, что сегодня одна из натянутых струн точно лопнет.       – Я, по-твоему, волшебник, что ли? Если я сплю с тобой в одной кровати, как я могу быть с кем-то ещё? У меня нет двойника, – сказал Хёнджин. Высокомерие – и оно бьёт прямо по самооценке. Ты придурок, Крис, как ты только мог такое подумать? Ты вообще хоть сколько-то думаешь перед тем, как открываешь рот? А то кажется, что ляпаешь всякую ерунду, которая тебе взбредает в голову.       – Есть другое время. И мы редко видимся в последние несколько недель.       – А ты, я смотрю, прямо зациклился. Прямо считаешь, сколько времени я провожу с тобой, а сколько – без тебя. – в глазах Хёнджина сверкнула алая искра. – Так или нет так, а?       – Я не слежу за тобой. Но вывод напрашивается сам собой…       – Вывод у него, видите ли, сам собой напрашивается!       Хёнджин вскочил с колен одним резким движением, взметнулся чёрным дымом. Начал ходить из стороны в сторону перед стеклянным столиком. Ровно по центру стояла прозрачная ваза с белыми лилиями из букета. Бан Чан невольно зацепился за них взглядом. Они казались такими тихими и спокойными – возможно, их выгодно оттенял хаотичный фон шуршащих тканей и отдалённого блеска серебра.       – Так что скажешь, Хёнджин? – Бан Чан твёрдо решил не отступать. Нужно было идти дальше, продавливать Хёнджина, если потребуется. Он так устал от лжи, от недосказанностей. Он даже не представлял, сколько правды сказал ему Хёнджин за всё их время вместе. Была ли правда вообще? Он перестал понимать.       – Что ты суёшь нос не в своё дело. Мои отношения с ним тебя никаким боком не касаются. Ты получаешь свою порцию секса, а остальное тебя волновать не должно, – ответил Хёнджин сквозь зубы. Бан Чану померещилось, как между полос ткани, раскачивавшимися в такт быстрым шагам, был заметен крепко сжатый кулак.       – Касаются. Ещё как касаются, – покивал Бан Чан; похоже, алкоголь стремительно развязывал ему язык. – Ты спишь со мной и с кем-то ещё – это нормально, что мне такой расклад не нравится.       – А тебе хотелось бы, чтобы моя задница была безраздельно твоей? – фыркнул Хёнджин, сверкнув глазами через плечо.       – Именно так. Я трачу на тебя кучу денег, если ты не в курсе. И за те средства, что я в тебя вкладываю, я считаю, что я вправе требовать от тебя прозрачности.       Бан Чану это всё очень не нравилось. Не нравилось разговаривать с Хёнджином так, как будто он часть сделки, как будто он – недвижимость или собственность. Но если призывать к совести, морали и чувствам Хёнджина бесполезно, – возможно, Хёнджин считал, что у него нет ни совести, ни морали, ни чувств, – то остаётся только одно. Playing dirty. Бан Чан терпеть не мог считать деньги, когда речь шла о дорогих людях. Но по всей видимости, у него остался только один козырь. Зато это был самый мощный козырь, бьющий даже другие козыри.       – Я так понимаю, этот нищеброд в тебя не вложил ни гроша. Как ты думаешь, кто имеет больше привилегий, а, Хёнджин-а?       На секунду показалось, что лицо Хёнджина побледнело.       – Не смей говорить о мне так, будто я вещь. Я не вещь, Крис. Если я только захочу, ты меня больше не увидишь, – прошептал Хёнджин. Его голос почему-то больше не казался таким яростным и самоуверенным. Бан Чан почувствовал, как преимущество качнулось в его сторону. Ему не нужно было преимущество, полученное за счёт принижения другого человека, особенно, Хёнджина. Но прямо сейчас у него не было другого выхода. Преодолевая отвращение к себе, он ухмыльнулся:       – Ты продался мне за деньги. За секс и деньги, если точнее. Но ты продался, Хёнджин-а. Хоть и высокого ранга, но ты просто-напросто эскортник. Стриптизёр и эскортник. Как ни крути, ты продаёшь своё тело за деньги тем, кто готов платить за тебя крупные суммы.       Повисла пауза. Хёнджин не шевелился, замер на месте. Бан Чан сразу же почувствовал, что перегнул палку. Ему всегда было противно, когда Хёнджин сводил их отношения только к деньгам и сексу, упуская из вида любовь. Ведь даже если Хёнджин отказывался любить Бан Чана, Бан Чан его любил. Возможно, уже в прошедшем времени…       Бан Чан не успел и глазом моргнуть, как его снова накрыло чёрным облаком. Он ощутил вес тела Хёнджина у себя на коленях и инстинктивно подхватил его под бёдра.       – Даже если я продался за деньги, ты, Папочка, умудрился запасть на такую дрянь, как я. И каково тебе теперь? – на лице Хёнджина снова появилась острая, неприятная улыбка. Он навис над Бан Чаном, обнимая его за шею. Бан Чан смотрел на него снизу вверх. Светлые растрёпанные волосы; чуть потёкший макияж яростных глаз; напряжённые губы. От Хёнджина веяло опасностью, сексом и чем-то настолько узнаваемым, что в грудь кололо родным. Бан Чан понял, что больше не сможет прикидываться.       – Ну Хёнджин-а, ну скажи мне, кто это. Скажи, как часто вы видитесь. Скажи, что вы делаете вместе. Скажи, что мне сделать, чтобы нас было только двое, Хёнджин-а, baby…       Слова сформировались сами – и сами же слетели с губ. Жар тела Хёнджина растекался по крови, и Бан Чан не мог держать себя в руках. Ему хотелось быть ближе к Хёнджину. Его тянуло, словно магнитом. Хёнджин причинял ему боль словами, но одним своим присутствием переворачивал мир Бан Чана на сто восемьдесят. У Бан Чана не оставалось сил ему сопротивляться.       – Папочка, ты не поймёшь, я тебе это уже сказал, – прошептал Хёнджин, оставляя лёгкие поцелуи на лице. – Я должен отравить жизнь этому человеку… Я не успокоюсь, пока не сделаю его таким же несчастным, каким я был когда-то. И мне никто не помешает. Особенно ты. Не заводись понапрасну, Крис. Если я говорю тебе, что всё в порядке, значит, так оно и есть. Ты и он никогда не пересечётесь, поэтому релакс, окей? И не заводи больше разговор на эту тему. Не вынуждай меня вести себя как бэд бэби бой. Ай вот ту би гуд, ю ноу?..       – Но Хёнджин, – руки уже скользили по слоям чёрной ткани, словно надеясь добраться до обнажённой кожи, хотя это было невозможно. – Разве я даю тебе мало? Чего ещё ты хочешь, чтобы ты перестал думать о том мужчине? Я готов сделать что угодно, baby, лишь бы ты даже не смотрел в его сторону…       – Мне не нужен криминал, Папочка, – ухмыльнулся Хёнджин; Бан Чан почувствовал, что пах Хёнджина прижался к его паху, отчего кровь резко прилила вниз. – А другого выхода вроде как и нет.       – Я не выдержу, если ты будешь уходить и я буду знать, что ты уходишь к нему, – просипел Бан Чан. Wow, that was really humiliating, mate.       – Выдержишь, Крис. Ты сильный, ты справишься, – приговаривал Хёнджин, касаясь губами виска; его длинные пальцы уже расстёгивали ремень на брюках Бан Чана. – Просто сделай вид, что ничего нет – и ничего не будет. Я буду рядом, я буду вери гуд бэби бой. Я буду таким, как тебе захочется. Только не мешай мне. Не вмешивайся в мои дела. И не пытаясь встревать между мной и ним. Просто запомни, что тебя это не касается, и тогда всё это, – он взял в руки ладонь Бан Чана и прихватил ею свой привставший член через брюки. – и моя задница будут только твои. Я обещаю.       – Но… – хотел было возразить Бан Чан, но Хёнджин, быстро вжикнув двумя молниями, засунул ему в рот сразу два пальца, слегка надавливая на корень языка и заставляя горло судорожно сократиться.       – Тш-ш-ш, Крис. Не начинай. Просто помолчи. Ты в последнее время слишком много говоришь, ты не заметил? – если бы улыбка на губах Хёнджина не смягчилась, то было бы очень, слишком больно. – И не забывай, это ты влюбился, а не я. Если я уйду, загнёшься ты, а не я… Ох... я так скучал…       Теперь Хёнджин разговаривал не с Бан Чаном – с внушительной выпуклостью на его боксерах. Бан Чана раздирала боль. Он не мог отделаться от чувства, что его просто затыкают, игнорируя его просьбы разъяснить ситуацию. Но при этом он понимал, что всё его тело буквально жаждет Хёнджина и того, что Хёнджин хотел с ним сделать. Похоже, Бан Чан тоже был готов продаться за секс, как бы унизительно это ни звучало.       Хёнджин положил обе руки на спинку дивана, чуть приподнялся, чтобы пересесть удобнее. В его открытой ширинке виднелось изящное чёрное кружево с тонкими лентами и бантиком – Бан Чан впился пальцами ему в бёдра сильнее. Всю боль смывало жгучее желание обладать Хёнджином, содрогаться вместе с ним в общем оргазме. Хотя Бан Чан сомневался, что у него это получится.       От прикосновения членом к члену, пусть и через одежду, у Бан Чана по спине пробежали мурашки. Он откинул голову назад, на спинку, желая зациклить на повтор горячее тяжёлое прикосновение. Хёнджин издал даже слишком выразительный для самого начала стон. Бан Чан прокрутил его у себя в голове ещё раз, упиваясь его высоковатым, ничем не сдерживаемым голосом. Хёнджин начал двигаться.       Бан Чан не мог оторвать от него глаз. Хёнджин двигал бёдрами быстро и ритмично, словно пытаясь что-то наверстать. Он торопился, иногда сбиваясь. Его губы не закрывались, отчего в левом уголке сначала скопилась, а потом начала подтекать слюна – очень хотелось потянуться вперёд и слизать эту блестящую дорожку. Веки были тяжело закрыты, и лишь накрашенные чёрной тушью ресницы подрагивали. В какой-то момент, видимо, Хёнджину стало неудобно, и он притормозил. Бан Чан не сдержался, схватил его обеими руками за ягодицы и с силой прижал его пах к своему. Хёнджин вскрикнул, закусил губу и помотал головой. Затем парой неловких, резких движений как-то сумел стянуть с себя брюки под ягодицы. От вида затянутого в тонкие чёрные кружева истекающего смазкой члена у Бан Чана чуть не помутилось в голове. Хотелось развязать бантики и заполучить всё.       Не снимая белья, Хёнджин начал двигаться ещё быстрее. Трение было ровно такое, как хотелось: тяжёлое, горячее, мокрое и стремительное. Бан Чан уже задыхался. Кровь стучала в висках, но ему хотелось ещё. Хотелось, чтобы Хёнджин перебросил его через грань и подарил облегчение, в котором он так нуждался. Чтобы помочь Хёнджину ещё более удобный угол, Бан Чан снова впился пальцами в уже обнажённые напряжённые ягодицы и направил бёдра Хёнджина под другой угол. Хёнджин простонал громко и пронзительно. На лице уже вырисовывалась сладкая мука. Бан Чану хотелось целовать-целовать-целовать удовольствие на прекрасном лице Хёнджина, зарываться носом в его потные волосы, утыкаться лицом между его крепких грудей, скользить ниже, к проколотому пупку, чтобы поддеть зубами блестящую серьгу, а потом прочертить широкую дорожку языком по впадинке от пупка и ниже, к мягкой тонкой коже, где…       – Папочка!..       На живот упали тяжёлые горячие капли. Приоткрыв глаза, Бан Чан увидел, как Хёнджин всё ещё двигался на нём, но уже медленно и лениво, а его грудь поднималась и опускалась высоко. Тонкое чёрное кружево было перепачкано белёсой спермой. Едва увидев, в каком сейчас состоянии было нижнее бельё Хёнджина, Бан Чан резко почувствовал, как напряжение внизу живота сократилось и лопнуло.       Хёнджин довольно урчал, водя указательным пальцем по прессу Бан Чана и размазывая по коже смесь пота и спермы. В глубине души Бан Чану было немного противно, но у него совсем не осталось сил протестовать. Хёнджин резко поднёс указательный палец к лицу и слизал всю собранную сперму. Бан Чан не мог оторвать от него глаз, пока Хёнджин, как котёнок, лизнул самый кончик пальца ещё несколько раз, словно желая сделать его идеально чистым.       – Geez, baby… – сказать что-то более вразумительное у Бан Чана не получилось бы. Хёнджин бросил ему достаточно милую улыбку, наклонился, коротко чмокнул в губы и начал подниматься. Бан Чан отпустил его нехотя.       – Фу, весь грязный… – пробормотал Хёнджин себе под нос и развязал бантики по бокам. Трусики сразу же распались, и Хёнджин быстро собрал их в ладонь. Видеть его в парадной одежде, но наполовину голым, было странно и забавно. Бан Чан, всё ещё пытаясь перевести дух, не мог не улыбнуться.       – Пойдём-ка примем ванну, Папочка, – сказал Хёнджин. В следующий миг он ловко пихнул комок кружев Бан Чану в рот. Бан Чан чуть не поперхнулся от неожиданности. Язык ощутил непривычный вкус пропитанной потом, спермой и сексом синтетики. Хёнджин посмеялся немного зловредно. Сердце Бан Чана заныло от умиления.       И вроде бы, всё было нормально.       В ванной Хёнджин сначала лежал у Бан Чана на груди, потом Бан Чан разминал ему плечи. Всё закончилось тем, что Хёнджин, расплёскивая воду по кафелю, оседлал член Бан Чана, заставив их обоих кончить в рекордное время.       После ванной они, оба в халатах, заглянули на кухню и кормили друг друга йогуртом с ложки. Хёнджин сказал, что йогурт похож на сперму, и засмеялся. Бан Чан покачал головой, умиляясь тому, насколько Хёнджин мог быть дурашливым. На кухне они тоже чуть не занялись сексом: Бан Чан уже повалил Хёнджина на кухонный стол, как Хёнджин внезапно вырвался из-под него. Украв банан и размахивая им, как пистолетом, Хёнджин побежал по дому. Бан Чан бросился за ним и догнал его в коридоре на втором этаже. Прижал к стене, и они по очереди исследовали рты друг друга нетерпеливыми языками.       В спальне Хёнджин имитировал минет, пока ел банан на глазах у заведённого не на шутку Бан Чана. Всё кончилось тем, что Хёнджин, с остатками банана на лице, оказался под Бан Чаном и стонал уже низким, грудным голосом. Бан Чан наглаживал его ноги у себя на плечах и входил настолько глубоко, насколько только мог. Где-то между стонами Хёнджин сказал, что если Бан Чан будет его трахать так же хорошо, как сейчас, то он останется. Бан Чан собрал все силы и вошёл в него максимально глубоко, оставляя на раскрасневшихся ягодицах по звонкому шлепку. Хёнджин, выгибаясь дугой на кровати, произнёс одними губами беззвучное «yesyesyes».       Поскольку всё последнее время Бан Чан проводил в печальном одиночестве, ночь с Хёнджином и секс показались чем-то невероятным. В какой-то момент Бан Чана пронзило самое настоящее счастье.       Однако что-то ему подсказывало, что это ещё далеко не конец. И что радоваться, вообще-то, ещё слишком рано.