Пешком в ад

      В последнее время Хёнджин часто бывал не в настроении. А когда у него не было настроения, он начинал сучить. Бан Чан на все его обвинения и грубость старался никак не отвечать и запасался терпением. Он напоминал себе, что всё, даже немилость Хёнджина, рано или поздно заканчивается. Нужно было только дождаться. И перетерпеть. Разговаривать напрямую не получалось: Хёнджин только злился больше и советовал «засунуть свою идиотскую осознанность себе в жопу и заткнуть её анальной пробкой». Бан Чан не хотел прибегать к настолько экстремальным мерам и просто прикусывал язык, чтобы не злить Хёнджина ещё больше.       В тот вечер Хёнджин во время обыкновенной переписки в какой-то момент взорвался, хотя Бан Чан не ожидал, что буря начнётся буквально на пустом месте. Хёнджин записал голосовое, из которого обильно сочилось раздражение. Он подробно объяснял, почему ему не нужно, чтобы Бан Чан присылал за ним машину, чтобы забрать его из стрип-бара домой. В качестве аргументов он привёл следующее: «ты мне вздохнуть спокойно не даёшь», «твоя якобы «забота» становится больше похожа на гиперопеку, если ты ещё не заметил». В качестве последнего, самого мощного аргумента, прозвучал тяжёлый раздражённый вздох, как будто у Хёнджина вот-вот лопнет терпение, а потом – «Крис, ты иногда так бесишь». На все попытки Бан Чана хоть как-то восстановить своё человеческое достоинство, Хёнджин сначала отвечал эмодзи с изображением среднего пальца, а потом просто стал игнорировать все последующие сообщения.       – Крис, Чанбин пытается тебе дозвониться и говорит, что ты не берёшь трубку, – Сара заглянула к нему в кабинет. – Всё… всё нормально?       – Да, всё супер, – кивнул Бан Чан и свернул чат с Хёнджином, переходя к пропущенным звонкам; Чанбин действительно звонил уже раза три. – Я задумался, наверное…       – У тебя точно всё в порядке, Крис? – Сара приподняла бровь недоверчиво. Ну конечно, она всегда видела его насквозь. Они были знакомы слишком долго и она прошла вместе с Бан Чаном через слишком многое, чтобы не замечать очевидного.       Кажется, у него не всё в порядке.       Но ведь так бывает. Ни одни отношения не могут быть идеальными. Все люди рано или поздно доходят до того момента, когда они волей-неволей начинают резаться об острые углы друг друга. Наверное, сейчас пришла их с Хёнджином очередь лететь с американских горок вниз.       – Ну, – протянул Бан Чан, потому что Сара всё ещё ждала его ответа. – ладно, ты меня подловила. Не всё супер, конечно. Но я справлюсь. Спасибо за беспокойство. Я ценю, правда.       – Тебя обнять, оппа? – Сара улыбнулась тепло и ласково. Что-то в Бан Чане потянулось к ней устало и пронзительно, до боли в груди.       – Давай, – кивнул Бан Чан. Он не успел даже подняться со своего рабочего места, как она оказалась напротив него и уже прижимала его голову к своей груди. Бан Чан прикрыл глаза, вдыхая сладкий запах её цветочных духов и согреваясь теплом её миниатюрного тела. Она гладила его по волосам, перебирая пряди, дышала спокойно и мерно, как будто на всём белом свете всё в полном порядке. Бан Чан упивался её уравновешенностью. И удивлялся тому, как иногда Сара, хоть она и была чуть выше метра с половиной, казалась большой, чуть ли не огромной. Бан Чан на неё опирался или даже за ней прятался, закрывая глаза и забывая на минуту обо всём. Он не понимал, как у них получилось за эти долгие годы даже не сработаться – а срастись.       Он сжал её талию крепче, показывая, что теперь с ним точно всё в норме. Сара поерошила его волосы, улыбнулась и пошла дальше заниматься своими делами.       Бан Чан знал, что приедет в пустой дом, потому что Хёнджин в это время ещё будет на работе. Он заглянул в холодильник – и сразу же его закрыл. Без Хёнджина у него всё чаще пропадал аппетит. И особенно не было желания есть, когда Хёнджин на него злился. Бан Чану в такие моменты очень хотелось как можно скорее загладить свою вину, – даже если его вины, на самом деле, и не было, – и продолжать жить с Хёнджином в привычном ритме. Каждый раз, когда Хёнджин отдалялся, что-то в Бан Чане как будто надламывалось, расстраивалось, как музыкальный инструмент. По жизни он был оптимистом, но в такие моменты его одолевала странная, с каким-то непонятным подтекстом грусть. Он никак не мог её расшифровать. Но честно говоря, ему и не хотелось. Гораздо больше ему хотелось, чтобы у них с Хёнджином всё было хорошо – ровно так, как говорил сам Хёнджин совсем недавно.       Бан Чан устало опустился на диван и уставился в одну точку в пространстве. В тот день он ощущал себя особенно усталым. Даже дышать как будто было тяжело, как будто для этого требовалось прилагать особые усилия. Голова не болела, но будто налилась свинцом. Бан Чан постоянно разминал шею, чтобы хотя бы на время избавиться от этого неприятного, тягостного ощущения. Ему было тошно и стремительно становилось ещё тошнее. Он не знал, куда деться. Он старался цепляться вниманием за всякие пустяки, лишь бы не думать о том, о чём думать было опасно. Как только его мысли забредали туда, где жили сомнения, он словно проваливался в пропасть. Выбираться из неё было невероятно трудно. И в последнее время он оказывался в этой пропасти всё чаще и чаще. Каждый раз это случалось из-за того, когда он позволял материализоваться вопросу о том, где сейчас Хёнджин и что он делает.       Насилу заставив себя сосредоточиться на том, как свет от люстры отражался от стеклянной поверхности кофейного столика, Бан Чан вдохнул так глубоко, как только мог. На какое-то непонятное по протяжённости время наступила тишина. Бан Чан в ней даже не растворился, а просто потерялся.       Тишина разбилась о приглушённые звуки шагов и какого-то движения.       Всё тело резко пришло в состояние готовности. Он не мог сообразить, примерещился ли ему этот звук или он правда шёл откуда-то со второго этажа. Прихватив с собой первую попавшуюся металлическую статуэтку, Бан Чан на цыпочках поднялся по лестнице.       Дверь в спальню была приоткрыта, оттуда лился скудный, как от ночника, свет. Бан Чан в спальню не заходил и уж точно не включал там светильник. Он замер, выглядывая из-за поворота. Ему очень хотелось надеяться, что у него просто разыгралась паранойя.       А потом мимо двери прошёл женский силуэт с высокой причёской и на каблуках.       Окаменев, Бан Чан пытался придумать хоть что-то. В его доме, за исключением родственниц, Сары и нескольких знакомых, женщин не было практически никогда. Эта женщина, казалось, была одета в прозрачный пеньюар и как будто кого-то ждала. Он слышал мерный, уверенный стук её набоек; видел, как она ходила вперёд-назад, поправляя волосы, украшения, что-то из макияжа. Бан Чан попытался проглотить колотящееся в самом горле сердце, но оно там как будто застряло.       Может, он уже сходит с ума?..       Послышались щелчки затвора камеры. Видимо, женщина фотографировала себя через большое зеркало. Но зачем, зачем вообще…?       – Какого хера ты там делаешь?!       Бан Чан чуть не осел на пол: голос без сомнений принадлежал Хёнджину.       В следующий миг щёлкнул выключатель, и во всём коридоре и в спальне загорелся свет. Бан Чан не поверил своим глазам: из спальни на него смотрел Хёнджин, с высоким пучком, в украшениях, прозрачном пеньюаре, комплекте белья с чулками и на каблуках. У Бан Чана резко закружилась голова.       – Ты чего? – выдохнул он, цепляясь за стену, чтобы устоять на ногах. Хёнджин был явно раздражён тем, что его застали в таком виде.       – Не твоё дело, Крис. Я сказал тебе не совать свой нос в мои дела, так вот будь добр и послушайся меня. Окей? – рыкнул Хёнджин и попытался закрыть дверь – Бан Чан, собрав все силы, в последний момент успел припасть к ней плечом, чтобы не дать Хёнджину изолироваться.       Now is when all the answers are vital.       – Стой. Стой, Хёнджин, – Бан Чан с силой толкнул дверь плечом, и она резко поддалась, открываясь. – Нам нужно поговорить. Какого чёрта происходит, скажи мне?       Хёнджин перешёл в свой обычный для стрессовых моментов режим: закатил глаза и надул губы. Бан Чан, чувствуя, что находится на какой-то грани, понял, что надо довести этот разговор до конца, чего бы это ни стоило.       – Опять разговаривать! Да сколько можно уже! – Хёнджин всплеснул руками, как подросток, и плюхнулся на край кровати.       – Пока я не получу от тебя внятные ответы, вот до каких пор. Хёнджин-а, зачем… – слова закончились, и Бан Чан беспомощно, почти жалко обвёл рукой в воздухе фигуру Хёнджина. – зачем всё это? Только не говори, что это для меня. Я знаю, что это не так.       Хёнджин прищурился. Потом его лицо расслабилось, трансформируясь в соблазнительную ухмылку. Ноги под слоями тонкой прозрачной ткани разошлись в разные стороны.       – Папочка соврёт, если скажет, что ему не нравится.       – Мне не нравится, Хёнджин. Слышишь? – у Бан Чана едва-едва хватало голоса; ему казалось, что ещё немного, и он окончательно, непоправимо сойдёт с ума. – Меня не заводят женщины. И ты это знаешь. Ты это отлично знаешь. Да, было прикольно, когда ты начал себя украшать, когда надевал иногда эти крохотные трусики. Но это… Ты же вылитая женщина! Я даже подумал, что к нам в дом пробралась какая-то бандитка, ей-богу!       Хёнджин посмеялся. Смех был абсолютно ненатуральным.       – Тебе реально полегчает, если ты «узнаешь правду»? – Хёнджин показал в воздухе кавычки; Бан Чан покивал в ответ. – Что-то после ресторана, когда ты тоже так отчаянно требовал честных ответов, ты просто в тряпку превратился. Помнишь такое или нет? Как ты расклеился настолько, что у тебя с трудом встал?       Хлестнуло. Больно, но пока ещё терпимо. Бан Чан умел терпеть.       – Это всё – это для того мужчины, да? – спросил он сквозь зубы. У него перед глазами понеслись разные сценарии, один ужаснее другого: что Хёнджин всё это время ходил не на работу, а к этому мужчине, что Хёнджин провожал его с утра, а сам потом приглашал этого мужчину сюда, в этот дом, чтобы…?       – Допустим, – Хёнджин посмотрел на него исподлобья. – Что дальше-то? Его сейчас здесь нет, если тебя волнует это.       – А вообще бывает?       – Хватит задалбывать своей паранойей, Крис! Нет, не бывает! Но тебя это уже не касается! Я сказал тебе тогда, что мои отношения с этим мужчиной и моя месть тебя не касаются, поэтому вообще не лезь сюда, понял? – крикнул Хёнджин так, что на шее выступили вены. Он резко встал и начал ходить из стороны в сторону.       У Бан Чана потемнело перед глазами. Так это всё, весь этот театр переодеваний – это всё ради мести тому мужчине? Было непонятно, каким образом женская одежда должна была помочь, но это было уже не важно. Вдруг в сознании Бан Чана сам собой обрисовался чёткий и ясный образ: вся жизнь Хёнджина базируется на одном лишь желании отомстить. Всё. Больше ничего вообще нет.       – Так ты это делаешь ради него? Чтобы ему отомстить? – спросил Бан Чан. Хёнджин снова закатил глаза:       – Не твоё это дело, Бан! Не-твоё! – произнёс Хёнджин предельно членораздельно. Но в этом не было необходимости, ведь Бан Чан понял с первого раза. И понял даже больше, чем Хёнджин хотел сказать.       Всё это время, что они были вместе, Хёнджин жил жаждой мести. Сколько его было в их отношениях? Может, он присутствовал лишь телом, а его сознание всегда было пригвождено к мысли о том, как причинить боль этому мужчине? Может, даже во время секса Хёнджин видел рядом с собой не Бан Чана, а того мужчину?       Это было чистое безумие. Хёнджин жил с воображаемым человеком, придумывал планы, что-то подстраивал, а Бан Чан… Бан Чан пытался строить их отношения, пытался его понять, пытался сблизиться. А Хёнджину это всё не было нужно. Ему была нужна только его месть.       – Ты допускаешь мысль, что жить одними мыслями о мести нельзя? – собрав всё оставшееся терпение в кулак, спросил Бан Чан. Хёнджин снова расхохотался искусственно.       – А о чём, по-твоему, надо думать? О твоём члене? О том, как ещё мне тебя ублажить? Ну, нет уж, Крис, – Хёнджин презрительно помотал головой. Теперь ударило больнее. Бан Чан сжал статуэтку крепче.       – Ты так говоришь, как будто тебе было мерзко находиться рядом со мной всё это время. Я знаю, это не так. Не пытайся сейчас что-то…       – А я и не пытаюсь, не пытаюсь, Крис! – закричал Хёнджин. – Я говорю так, как есть! Думаешь, я всегда тебя хотел? Я просто выполнял свою работу! Моя работа заключается в том, чтобы раздвигать для тебя ноги! Ты мне за это платишь, за это покупаешь вещи! Разве это не так?!       – Не так! – ещё немного, и Бан Чана скрутит отчаяние. – Я делал всё это потому, что тебя любил! Я пришёл к тебе тогда в стрип-баре потому, что ты меня заинтересовал! Я хотел стать к тебе ближе, хотел узнать тебя!..       – Бла-бла-бла! – перебил Хёнджин. – Знаю я эти тупые сказочки! Но я не такой тупой, Крис, заруби себе это на носу! И я буду делать что угодно, лишь бы была хоть какая-то справедливость! Тебе в твоей счастливой зажравшейся жизни меня никогда не понять!       – Ты мне даже не даёшь себя понять! Я пытаюсь подойти к тебе ближе, но ты меня отталкиваешь! Я стараюсь сделать твою жизнь комфортнее, приятнее, чтобы ты наконец-то отогрелся…       – Да тебе можно памятник ставить за твою доброту! Подумать только! Какой господин Бан щедрый!       – Я сейчас не об этом, Хёнджин. А о том, что делал это всё потому, что люблю тебя. Я дарил подарки, давал деньги, занимался с тобой сексом только потому, что я люблю тебя. Не ради выгоды, не ради своего эго, не ради чего-то ещё.       Бан Чану и самому не верилось, что даже сейчас, в этот раскалённый добела момент он всё-таки надеялся. Надеялся достучаться до Хёнджина, прекратить эту некрасивейшую сцену чем-то мирным и разумным. Однако Хёнджин только издал усталый стон:       – Меня сейчас стошнит из-за того, какой ты у нас замечательный! Прости, я не такой! И никогда таким святошей не буду! Так что, плиз, не лезь не в своё дело и дай мне закончить начатое!       – Ты серьёзно хочешь продолжать мстить этому человеку? После всего этого? Ты сможешь?       – Ради того, чтобы причинить ему боль, я готов на многое! Повторяю, тебе не понять! Так что, Крис, давай сворачивать этот разговор. У меня от тебя уже голова пухнет.       Надо попытаться. Если не ради них, не ради него, то хотя бы ради самого себя.       Последний шанс. Последняя попытка.       – Ответь мне только на один вопрос, Хёнджин-а. Честно. Если ты не любишь меня сейчас, сможешь ли ты полюбить меня потом, позже?       – Блядь, да как ты достал меня с этим идиотским вопросом! Откуда любовь, какая любовь?! Совсем уже ёбнулся со своими наивными фантазиями! Я устал повторять одно и то же по сто миллионов раз!       В этот момент в заднем кармане джинсов Бан Чана сработало оповещение о новом сообщении. Бан Чану было всё равно, кому он был сейчас нужен и зачем. Но в глазах Хёнджина блеснул опасный огонь. Он подскочил к Бан Чану, одним резким движением рванул телефон на себя и нажал боковую кнопку.       – Какая же ты мразь. И ты ещё смеешь что-то говорить про любовь?! Это что такое, я тебя спрашиваю?!       Хёнджин сунул телефон Бан Чану в самый нос. Как только получилось сфокусироваться, Бан Чан увидел сообщение от Феликса, в котором был один лишь музыкальный трек.       – Ты же говорил, что не общаешься с этой дрянью Ёнбоком! Говорил или нет?! Отвечай, когда тебя спрашивают! – теперь Хёнджин весь покраснел, глаза стали просто дикими.       – Я с ним работаю. У нас исключительно рабочие отношения, Хёнджин! Сколько раз мне ещё сказать, что я люблю только тебя, а?! – Бан Чану не верилось. Не верилось, что разговор мог стать ещё абсурднее.       – Ты всё врал, мразь! И сейчас врёшь! Я знаю эту суку и на что он способен! – кричал Хёнджин. – Ты просто вешал мне на уши лапшу про любовь, а сам, ублюдок, ебался с этой потаскухой!..       Бан Чан не выдержал. Чтобы хоть как-то контролировать ситуацию, этот идущий в никуда разговор, он схватил Хёнджина за плечи, крепко, чтобы заземлить его и себя.       – Я люблю только тебя! Я никогда и пальцем Феликса не касался, я тебе клянусь! Мы работаем! Со мной работает ещё один продюсер, мы с Феликсом даже наедине никогда не остаёмся! Услышь меня наконец!       Хёнджин грубо толкнул Бан Чана в грудь. Посмотрел на него с высоты своего роста, ухмыльнулся безумно, покачивая телефоном Бан Чана в руке.       – Если и правда любишь меня, пошли эту шлюху на хер. Не работай с ним, разорви контракт. И удали все его сообщения и его номер, навсегда. Давай, докажи, что твои слова – не пустой трёп!       Удар ниже пояса. Бан Чану хотелось хвататься за голову из-за того, насколько несправедливый ультиматум ему только что выдвинули. Любовь или работа всей жизни? Человек, который и слышать не хотел про любовь, или проект, в который он верил всей душой?       This is it.       – Ты выиграл, Хёнджин. А я проиграл. Я признаю, что у меня не получилось тебя переубедить насчёт любви, как я когда-то хотел. Значит, – Бан Чан набрал полные лёгкие воздуха и посмотрел Хёнджину прямо в глаза. – на этом мы и закончим.       – Чего? – Хёнджин посмотрел на него, как на полное ничтожество. Да. Именно ничтожеством Бан Чан и был.       – Мы расстаёмся. Ты меня губишь, Хёнджин. Я так больше не могу. И не могу бросить работу из-за того, что ты мне не веришь, – Бан Чан выдохнул так, что в груди заныло. – Можешь забрать свои вещи, когда удобно. Я больше не буду тебя тревожить ни звонками, ни сообщениями.       – Грёбанный придурок!       Телефон полетел куда-то в изголовье кровати. Бан Чан невольно вздрогнул, когда услышал глухой стук, но больше не шевелился. Хёнджин же пришёл просто в лютую ярость. Быстро достав из шкафа чемодан, осыпая Бан Чана самыми мерзкими оскорблениями, он начал собирать первые попавшиеся вещи. Убедившись, что Хёнджин действительно пакуется, Бан Чан медленно развернулся и пошёл в коридор.       – Кабель! Смешался с этой грязью! Я тебя ненавижу, слышишь, ненавижу! Ты мне на хер не сдался! Его мечты, видите ли, не сбылись! Ёбнутый фантазёр! Больной на всю голову!       Бан Чан кивал каждому слову и отходил от спальни всё дальше и дальше. Он повторял про себя, сквозь шквал грязи, летевший со стороны Хёнджина, что нужно просто перетерпеть этот момент, и потом наступит штиль. Тишина и покой. Свобода. Пустота…       Боковым зрением он видел, как Хёнджин пронёсся вместе с чемоданом мимо него. Развернувшись у самой лестницы, Хёнджин запустил в Бан Чана связкой ключей. Он не успел увернуться, и его садануло по щеке. Хёнджин, весь белый, с красными глазами, показал ему средний палец и быстро спустился вниз. Ещё через две минуты входная дверь закрылась с громким хлопком.       Is this it?       Зачем-то постояв в коридоре ещё немного, Бан Чан вернулся в спальню. Проверил телефон – но тот, к счастью, оказался цел, только на экране осталась небольшая царапина. Бан Чан выключил телефон полностью, потому что не был готов взаимодействовать хоть с кем-то.       Внутри, в звенящей тишине начало закипать. Не злоба или обида – это было что-то другое, что-то, о чём он давным-давно забыл, но что было с ним всегда, и теперь вырывалось наружу. Медленно, осторожно, Бан Чан собрал разбросанные по полу вещи и убрал их обратно в шкаф. Затем его взгляд упал на принесённую с первого этажа статуэтку, стоявшую на будуаре. Взгляд задержался. Потом поднялся выше, к зеркалу.       Из зеркала на него смотрело странное лицо. Большие, чуть впалые и потухшие глаза, огромный нос, крупные кривые губы, красная ссадина на правой щеке, серая кожа. Отражение было настолько отвратительно в своём уродстве, нелепости и пришибленности, что ярость захлестнула изнутри. В голове резко помутилось.       Когда сознание прояснилось, Бан Чан больше не мог видеть своё отражение: зеркало было разбито ровно посередине. Металлическая статуэтка покачивалась сбоку на бок на полу.       Он не понимал. Не понимал, почему нет ни тишины, ни покоя. Была только погасшая вспышка ярости и гнетущая пустота.