Пешком в ад

      “It’s not a rough patch. It’s a real slump. The realest of all.”       Телевизор бормотал бессвязно. Бан Чан провёл ладонью по липкому лицу; движения мазали, распадаясь на раскадровку. До этого момента ему казалось, что он не настолько пьян.       Он закрыл глаза и провалился в ледяной колодец.       Вокруг была плотная чернота. Пытаясь понять, где находится, он обернулся. Позади него, на расстоянии буквально пары метров стоял Хёнджин. Но он был какой-то не такой, как обычно. Он смотрел в глаза – прямо, чисто, без напускной высокомерности или неприязни. Его губы были чуть приоткрыты, словно он хотел что-то сказать, но не решался. Бан Чан тоже не мог ничего произнести: в горле пересохло от неожиданности. Он мог только рассматривать Хёнджина, цепляясь за каждую деталь. Матовость его кожи, тёмные ресницы, напряжённые губы.       – Крис, – голос Хёнджина прозвучал в самых ушах, будто через наушники. – а мы можем… мы можем быть хотя бы друзьями?..       Внутри всё перевернулось. С одной стороны, этот вопрос был спасительным. Он значил, что Хёнджин снова станет частью жизни Бан Чана, а Бан Чан успел убедиться миллион раз, что без Хёнджина он жить не может. Однако с другой стороны, Бан Чан слишком долго убеждал себя, что Хёнджин в его жизни – это чистейшая отрава. К нему нельзя приближаться, ни на шаг. Если сделать в его сторону хотя бы одно движение, по лбу с треском ударит граблями.       Бан Чан дал себе обещание. Он должен быть несгибаемым, стойким. Нельзя поддаваться…       – Что думаешь? – голос прозвучал чуть слышно, будто Хёнджин превратился в чревовещателя. Бан Чан никогда не слышал, чтобы Хёнджин был настолько кротким, скромным. Он действительно как будто проявлял всю свою уязвимость. Словно протягивал самого себя на открытой ладони и очень хотел, чтобы Бан Чан его забрал себе, но при этом смертельно боялся отказа.       В голове заметалось. Он пытался удержать свою несгибаемость, как парус парусника. Но начался шторм.       – Есть ли в этом вообще какой-то смысл? – выдавил он из себя. Правильно, он пока что всё делает правильно: тон идеально холодный, открыто демонстрирующий незаинтересованность. И плевать, что она фальшивая. Хёнджин об этом знать не мог.       – Всё будет по-другому. Я обещаю, Крис, – теперь в голосе слышалось напряжение, как на натянутой струне. Бан Чану не верилось, что Хёнджин вообще мог переживать настолько сильно.       – Ну ладно. Мы можем попробовать, – ответил он прежним тоном. Ему хотелось показать, что ему совершенно всё равно, будет ли Хёнджин в его жизни или нет. Он делает это, скорее, от скуки, эксперимента ради. Ведь теперь вся власть сосредоточена в его руках, и Хёнджин это явно понимал. Он понимал, что если что-то пойдёт не так, Бан Чан оборвёт их связь моментально. Поэтому Хёнджину придётся ходить по натянутому канату ровно и осторожно, ведь любая осечка приведёт к фатальному исходу.       – Спасибо, Крис! Ты просто себе не представляешь…       Широкая, полная радости улыбка Хёнджина надломилась и треснула. Из глаз брызнули слёзы; его всего затрясло. На лбу выступила вена, по светлой коже пошли красные пятна. Он буквально захлёбывался волной, захлестнувшей его изнутри. Бан Чан похолодел. Неужели его согласие для Хёнджина значило так много? Неужели он сам значил для Хёнджина так много, что у него началась истерика?       Бан Чан не выдержал. Испугавшись, что Хёнджин не устоит на ногах, он сократил дистанцию между ними в один шаг и прижал Хёнджина к себе. Хёнджин зарыдал ещё громче. Он что-то мямлил сквозь слёзы, но Бан Чан, обливаясь его слезами, не мог ничего разобрать. Он только прижимал дрожащего Хёнджина к себе и гладил его по отросшим сухим волосам. Ему так хотелось забрать хотя бы часть боли Хёнджина себе, потому что видеть его страдающим и несчастным было просто невыносимо.       Хёнджин прижимался к нему в ответ. Значит, его слова действительно были искренними…       Он открыл глаза.       По телевизору показывали дешёвый эротический фильм, где женщина пыталась соблазнить мужчину самым пошлым образом. Бан Чан переключил вслепую на другой канал. Сердце в груди билось быстро и тяжело.       Перед глазами ясно и чётко, будто наяву, стоял образ рыдающего Хёнджина. Между рёбер защемило от реалистичности. Бан Чан действительно видел каждую ресницу, каждый волос, чувствовал фактуру ткани на футболке и тепло тела. Ему стало не по себе. Наверное, это не простой сон. Он был слишком правдоподобным. Наверное, с Хёнджином что-то случилось. Нужно срочно найти хоть какие-нибудь его контакты и спросить, всё ли в порядке. Наплевать, что они расстались некрасиво. Есть вещи важнее обстоятельств. Если Хёнджину правда нужна помощь, Бан Чан не задумываясь протянет ему руку. Потому что после всего, что было, они друг другу не чужие. Он готов подставить ему плечо буквально на один раз, а потом они снова разойдутся. Потому что Бан Чан не может иначе. Не может бросать в беде человека, которого так сильно любил. Иногда своё ушибленное эго можно отодвинуть хотя бы на время…       Пока в голове метались мысли, распалённые яркостью сна и выпитого перед этим коньяка, Бан Чан каким-то образом из лежачего положения переместился в сидячее. И в один момент кровь как будто потекла так, как надо, – и паника, охватившая сердце холодом, начала отступать. В голове тоже начало проясняться.       Нет. Это был всего лишь сон. Сон из его подсознания. Просто подсознание пытается раскрутить его на облегчение, пытается убедить вернуться к Хёнджину, чтобы не было, блядь, так больно каждый грёбанный день.       Не глядя, Бан Чан взял с подлокотника дивана бутылку и сделал глоток, чтобы запить ком в горле.       Он наврал Саре, что ему нужно уехать из города. Или что он заболел, – он уже не помнил точно. Ему нужно было срочно исчезнуть, испариться, и поэтому он ляпнул первое, что пришло в голову. Сара пыталась что-то разузнать, но он отключил телефон полностью и закинул его в шкаф. Ему хотелось запереться у себя дома и не показываться никому, и вместе с тем никого не видеть. Все те дни, что он прикидывался, будто он в норме, будто он может работать, измотали его до ужасного состояния. Он бегал, как заведённый, приходил домой без сил, но уснуть не мог. В голове крутились одни и те же мысли; уже хотелось кричать из-за того, что их было не остановить, даже на секунду.       Его зажало в тисках между ненавистью к себе и болью из-за расставания с Хёнджином. И он уже больше не выдерживал. Он находился на волосок от того, чтобы сломаться окончательно.       Как в тумане, он накупил какой-то еды и кучу выпивки. Он никогда не лечился алкоголем, но другого выхода у него не осталось. Рациональность уже больше не помогала. Ему хотелось просто отключить себя от действительности хотя бы на какой-то срок.       Так он провёл дня три. Он не знал точно, потому что дни смазались в один, бесконечный, прерываемый кошмарами, где счастливый Хёнджин манит его за собой или где они занимаются сексом, as if nothing ever happened. Бан Чан не представлял, что будет дальше. А будет ли вообще? Может, это вообще его конец?..       Он никогда не думал, что отношения могут опустить его на самое дно, скинуть в самое пекло ада. Значит, он не был достаточно хорошим партнёром для Хёнджина. Значит, он это всё заслужил. Значит, так тому и быть.       Он ненавидел себя за слабость. Но сил у него не осталось, совершенно.       Он снова провёл ватной ладонью по лицу. Он ничего не чувствовал. Может, он вообще уже умер, поэтому дома так темно и гадко…       В правый висок застучало молотком. Сморщившись от боли, Бан Чан зажал ухо, чтобы оно перестало барахлить. Он ещё помнил, что живёт в особняке, поэтому назойливые соседи его беспокоить не могли. Стук повторился, стал громче и объёмнее.       “Am I going mental or what?..”       – Крис! Открывай, я знаю, что ты дома! Открывай сейчас же!       Голос Сары. Он не поверил своим ушам. Но в дверь снова постучали, уже как будто ногой в тяжёлом сапоге с набойкой. Морщась, Бан Чан кое-как встал на ноги и побрёл в сторону дверей.       – Боже милостивый…       Дневной свет разрезал глаза резкой болью, поэтому Бан Чан не увидел, насколько сильно была шокирована Сара. Он просто пожал плечами. Что это значило? Он и сам не представлял. Однако понимал, что выглядит он, мягко говоря, паршиво.       – Что случилось, Крис? – теперь голос стал спокойнее, в него вплелось беспокойство. – Кто-то умер?..       – Все живы, – щурясь, ответил он и не узнал собственный голос. Теперь он смог увидеть Сару: она стояла перед ним с двумя большими пакетами из продуктового, в своём огромном клетчатом шарфе и съехавшей набок шапке. Она казалась настолько хорошенькой по сравнению с мраком, в котором он жил последние дни, что на секунду ему подумалось, будто Сара – всего лишь галлюцинация.       – Я принесла тебе продукты… Ты ведь меня впустишь? – спросила она как-то робко; он, чувствуя, как горло сжимает стыд, смог только покивать. – Всё будет хорошо, Крис. Ты меня не просил, но я тебе помогу. Только не прогоняй меня, пожалуйста. Я правда хочу тебе помочь.       И он не стал сопротивляться.       Только с приходом Сары он понял, что жил в ужасном свинарнике. В воздухе стоял сильный запах не то перегара, не то алкоголя; пахло немытым телом, что было закономерно, ведь до душа Бан Чан за эти дни не дошёл ни разу. Ему было жутко стыдно, пока Сара, делая вид, что ей не противно здесь находиться, раздёргивает шторы, открывает окна, чтобы проветрить, и по дороге собирает упаковки из-под закусок и пластиковые контейнеры. Ему было настолько противно от самого себя, что он мог только стоять столбом и смотреть себе под ноги. Но Сара, казалось, его за это не презирала. Она сказала негромко, что ему надо обязательно сходить в душ, и спросила, где у него находятся чистые вещи. Бан Чан снова покивал и повёл её на второй этаж.       В душе он смог прийти в себя. Перед глазами больше не плыло, но зато болела голова. Когда он вышел из душевой кабинки, его грязная одежда была явно закинута в корзину, а рядом с раковиной лежала аккуратная стопка чистого белья. Бан Чан невольно улыбнулся.       Он нашёл Сару на кухне. Она что-то готовила, надев на себя передник, который казался на ней просто огромным. Не в силах хоть как-то выразить свою признательность, он подошёл к ней со спины и обнял за плечи.       – Всё в порядке, Крис. И всё обязательно будет хорошо, поверь мне. Сейчас ты поешь похмельный суп и сразу же почувствуешь себя лучше. Садись за стол, я тебе всё подам.       Бан Чана корёжило изнутри от бескорыстности Сары. Он всегда знал, что на неё можно положиться, но ещё никогда они не оказывались в подобной ситуации. У Сары была своя маленькая семья, был свой муж и какие-то обязательства, а она всё бросила и в свой единственный выходной поехала через весь город вытаскивать Бан Чана из его проклятой ямы. Бан Чану не верилось, что в мире осталось так много доброты.       Сначала он думал, что она уедет сразу же после обеда. Но Сара дала понять, что она останется на весь вечер. Бан Чан не представлял, что она собиралась делать у него дома всё это время. Теперь он мог и сам навести порядок, поскольку увидел степень запущенности дома со стороны. Ему совсем не хотелось злоупотреблять её добротой. Однако у Сары были совсем другие планы.       Видимо, поэтому они оказались в дышавшей свежестью гостиной. Сара положила себе на колени диванную подушку, а Бан Чан положил голову на подушку. Сара мягко гладила его по волосам, и боль постепенно отступала. Он уже закрыл было глаза, проваливаясь в дрёму, как Сара спросила негромко:       – Ты хочешь мне рассказать о том, что случилось на самом деле? Я ведь сразу поняла, что ты не по делам уехал и не остался на больничку.       Больше спать не хотелось. Бан Чан сделал глубокий вдох и начал рассказывать.       Он не помнил, когда в последний раз был настолько откровенен хоть с кем-то. Он рассказал ей всё, с самого начала и до конца. Про знакомство с Хёнджином в стрип-баре, про страстное начало отношений. Про то, как они стали жить вместе, но Хёнджин почему-то всё равно казался отстранённым. Про то, как последние месяцы отношения стали мучительными, – деталь, которая стала заметна буквально недавно, – и как они разошлись. Бан Чан вытаскивал из себя подробность за подробностью, стараясь подбирать как можно более точные слова, чтобы Сара поняла, насколько большим придурком он был. Ведь только последний придурок мог надеяться на любовь там, где её нет и в помине.       Пока он говорил, в груди щемило. С одной стороны, обрисовывая портрет Хёнджина, Бан Чан чувствовал, что теперь оправдывать его нет смысла, поэтому говорил так, как было, то есть, некрасиво, грубо, нелицеприятно. Однако с другой стороны, он не мог перестать видеть лицо Хёнджина. Он говорил в пустоту комнаты, но Хёнджин смотрел на него пристально, не моргая, и Бан Чана раздирало изнутри от желания завернуться в эти воспоминания, как в одеяло, чтобы снова побыть с Хёнджином, снова пережить пусть даже самые отвратительные моменты – лишь бы с ним. Ему было настолько тоскливо, что в груди снова начало ныть. Боль была настолько чёткой, что он впервые в жизни почувствовал, где именно находится его сердце.       – …Я много раз говорил ему, что я его ценю, люблю, что он для меня единственный. А ему этого как будто было мало. Знаешь, он меня даже как будто никогда по-хорошему и не слышал… Иногда казалось, что разговариваю со стеной, понимаешь?.. Мне кажется, Сара… у нас вообще не было ничего, кроме секса…       Он впервые сказал это вслух, и резко стало ещё больнее. Он замолчал, потому что продолжать больше не мог.       – Мне так жаль, Крис.       Он уже отвык слышать эту фразу. Она была чисто английской, чисто австралийской. Раньше она казалась ему дежурной, лишённой чувств. Но сейчас он понимал, слыша в голосе Сары отголоски своей собственной боли, что она говорила искренне. И что по-другому и не скажешь. Она произнесла эти привычные слова, а его сердца словно коснулось тепло её сочувствия. Наконец-то он почувствовал, что он не один на этом свете, не наедине с собой, своим кризисом и своей ненавистью.       Он вслепую нашёл её ладонь и прижал к своим губам. У него не осталось подходящих слов, чтобы описать, что Сара ему сейчас очень нужна и что он ей бесконечно благодарен.       – Я хочу, чтобы ты знал, что ты не один. Слышишь меня? – она пошевелила пальцами, и он кивнул, всё ещё не отпуская её руку. – Я рядом. Я тебя не брошу, оппа.       Он не мог не улыбнуться при слове «оппа». Сара всегда произносила это слово каким-то особым образом, от которого становилось легко на душе.       – Чанбин тоже о тебе беспокоится, кстати.       Что-то в груди опустилось медленно и низко. Путаясь в своих переживаниях, он совсем забыл про ещё одну проблему. И её ни за что не получится замести под ковёр.       – Он приходит в офис каждый день и спрашивает о тебе по несколько раз, – продолжила Сара негромко и осторожно. – Он никуда не ушёл и не собирается уходить.       – Почему я не видел его все эти дни?       – Потому что он всегда старался приходить тогда, когда тебя не было. Говорил, что не хочет подливать масла в огонь и что ты, по всей видимости, просто так не успокоишься. Мне кажется, он был прав.       В словах Сары не было ни грамма упрёка. Наоборот, она как будто выделяла трудность характера Бан Чана как его уникальную черту. В какой-то момент он думал, что она начнёт его пилить и распекать, но она была совершенно спокойна. Он и забыл, что к нему можно относиться по-человечески, а не как к мусору.       – Чанбин мне рассказал, как так получилось, что у них с Феликсом завязались отношения, – говорила Сара, продолжая гладить его по волосам. – Я тебя заверяю, Крис, там не было никакого злого умысла. Я так считаю, это не Чанбин меня подговорил. Правда, Крис. Они не плели интриги у тебя за спиной, а просто жили своей жизнью.       – Зачем он тогда мне врал? Зачем поддакивал, когда я рассказывал про тайного любовника Феликса? – если бы у Бан Чана остались силы злиться, он бы точно начал раздражаться. Но сил не было, поэтому он сам удивлялся своей цивилизованности.       – Все же знают, как ты отнёсся к истории с Ханом. И до сих пор относишься. Чанбин не хотел, чтобы ты разорвал с ним все отношения, как это было с Ханом.       – Но с Ханом все тогда разорвали отношения. И потом, у Чанбина с Феликсом разве не спонсорские отношения?       – Нет. Они начали встречаться официально.       Вот здесь кольнуло от неожиданности. И ещё от чего-то, совсем непонятного.       – Я понимаю, сейчас ты не в лучшей форме. Но когда тебе станет полегче, поговори с Чанбином, Крис, ладно? Хотя бы ради меня? Не дай развалиться такому мощному продюсерскому дуэту.       Может, Сара и была отчасти права. Лишь отчасти. И особенно права насчёт того, что он сейчас не в лучшей форме и что сейчас он точно не будет делать ничего.       – Я верю, Крис, что всё наладится. Тебе сейчас очень больно, и это нормально. Ты потерял не только человека, которого любил так сильно, но и надежду на ответную любовь. Но поверь, со временем всё изменится к лучшему. Просто дай себе время, ладно? Не торопись. И дай всей этой боли выйти. Вспомни, что тебе нравилось раньше, что давало тебе силы. Это будет сейчас твоей самой мощной опорой.       Даже не пришлось задумываться. Ответ появился сам собой: это музыка и продюсирование. Самой яркой идеей, так и не получившей достойного воплощения, был проект Феликса. И хоть вспоминать о нём было всё ещё тяжело, Бан Чан чувствовал, как его тянет к той музыке, которую они записывали по ночам в студии буквально на одном дыхании.       Наверное, всё-таки придётся возвращаться.       – Иди вперёд, Крис, – словно услышав его мысли, заговорила Сара. – Иди вперёд и не оглядывайся. Хёнджин и эта разбитая любовь должны остаться в прошлом. Ты достоин большего и лучшего. Не позволяй тоске привести тебя обратно к нему. Сопротивляйся, изо всех сил. Проси меня, я помогу всем, чем только смогу. Я хочу видеть тебя снова самим собой, Крис. And y’know, Seoul music industry does wait for its big boss to finally come and fix everything!       Последняя фраза была произнесена с таким воодушевлением, чтобы Бан Чан не выдержал и фыркнул. Это был ещё не смех, но зато в груди стало болеть меньше.       – No more looking back, Sarah. Full speed ahead from now on. Gotta hustle, mate!       Сара издала радостный писклявый звук и похлопала в ладоши.