Пуансеттия

Каталина поднимается по трём ступенькам к входной двери дома и отмечает, что они покрашены в другой цвет, более тёмный, нежели раньше, так ещё и покрыты лаком. И когда Маноло успевает следить за тем, чтобы дом был в надлежащем состоянии? Приглушённо-коричневые цвета, в которых выполнен почти весь дом, приветливо даруют девушке чувство уюта и навевают воспоминания о детстве, когда они, будучи подростками, носились по разным комнатам, играя в догонялки. Вернуться бы в то время, когда мозг не был забит вопросами о том, как дожить до завтрашнего дня и где раздобыть песо, чтобы жить, а не просто существовать. Фотографии, развешанные на стенах, болью отдаются где-то глубоко в сердце. И бабушка, и дедушка, что были свидетелями революции шестьдесят седьмого и свержения Габриэля, не пережили прихода к власти его отпрыска Антона и погибли в самых первых волнах недовольств во время массовых призывов. Что сказали бы, узнай, что любимая внучка якшается с сошками нового президента Яры? Явно ничего хорошего… Даже то, что она делает это ради выживания и обеспечения им с Маноло безопасности, никак не оправдало бы её в их глазах. — Я слышал, что многих, кто застал свержение Габриэля, казнили, — подаёт голос парень, который вернулся в коридор, когда сестра задержалась и не зашла на кухню следом за ним. — Неофициально, конечно. С кем-то расправились без шума, «случайно», с кем-то по причине, притянутой за уши, — перечисляет опечаленный Маноло всё то, что успел услышать от жителей региона. — Это ужасно. Они ведь не виноваты в том, что просто жили в то время. — Это не ужасно, Маноло, это жизнь, — покачивает головой Каталина, чуть поклонившись фотографии улыбающихся бабушки и дедушки. — Не слушай других и старайся контактировать по минимуму, сейчас за каждое подозрение могут подвергнуть пыткам или казнить без лишних слов. Мало кто возвращается домой, куда чаще отправляют работать на поля. Парень ничего не отвечает, а лишь пожимает плечами и уходит на кухню, чтобы подготовить стол к их совместному обеду. Лучше избежать возможной ссоры на почве теперешнего режима страны. Ни он, ни она не смогут принять мнение другого. Да и не должны они это обсуждать, не положено. Услышь их кто –не сносить головы. Играющая по радио практически на весь дом песня некогда соловья Яры – Иоланды Кастильо, настроения не прибавляет. Будь она хоть трижды Родригес, лишь бы не женой Габриэля и матерью Антона. Если бы не она, не родился бы нынешний тиран Яры. Если бы не она со своим раком молочной железы, то, быть может, не страдали бы сейчас миллионы людей на ядовитых полях вивиро. Каталина выключает радио, убившее настроение практически напрочь, и поднимается на второй этаж, туда, где раньше находилась её комната. Приоткрыв двери, девушка заглядывает внутрь и, к своему удивлению, понимает, что Маноло ничего здесь не трогал. Разве что изредка прибирался, если судить по небольшому слою пыли на подоконнике и прикроватной тумбочке. Девушка проводит ладонью по широкому белому шкафу, кончиками пальцев ощущая прочную древесину, служащую им уже не один год. Если бы незнакомец зашёл в комнату Каталины, то без сомнений смог сказать бы, что её любимые цвета — светлые. Начиная от белого и заканчивая нежно-бежевым. Что странно, учитывая её ярко-красный цвет волос, то и дело обновляющийся раз в месяц-два. Дверцы поскрипывают, но позволяют себя открыть, чтобы представить перед глазами девушки небольшой гардероб, состоящий по большей части из просторных рубах. Всю относительно облегающую одежду она забирала с собой, потому что в ней куда проще лазить по разным затруднительным к попаданию местам. Длинный рукав то и дело цепляется за что-то или попадает в поле зрения солдат. Правило номер один: чем меньше объёмной одежды, тем менее шанс стать замеченным. Каталина собирает высокий хвост, чтобы волосы не мешались ей во время пребывания дома, и закатывает рукава накинутой рубашки. Чуть позже, когда на улице стемнеет, что-нибудь сверху ей пригодится. Выйти на веранду в одной лишь майке то же самое, что и отдать себя на растерзание комарам и острым порывам ветра. — Гаспачо, блин? — разочаровывается Каталина, когда спускается на кухню и видит то, чем собирается кормить её брат. — Ты только им и питаешься в моё отсутствие? — спрашивает она, с опаской помешав блюдо в своей тарелке ложкой. Гаспачо прост в своём приготовлении и достаточно быстр, но питаться только им невозможно. Со временем вкус приедается и ничего, кроме как отторжения, не вызывает. У Каталины в детстве так и произошло, когда отец решил каждый день готовить его из-за того, что на полях выросло слишком много помидоров и перца. Холодный суп на томатной основе, как оригинально. — Не только, но из вредности готовлю именно его, когда ты приезжаешь, — смеётся Маноло, наблюдая за тем, как сестра поднимает ложку с едой над тарелкой и, наклонив её, вываливает обратно. — Не отравил, не бойся. Готовил по рецепту отца. В этот раз вроде как получилось, — стихнув, уверяет парень. Каталина глубоко вздыхает. Маноло во всём пытается походить на отца после его смерти. Ему хочется быть не только тем, кто перенял все рабочие обязанности, но и тем, на ком держится вся семья, пусть в их роду и осталось всего двое: он и сама Каталина. Будь то готовка или прикручивание полочки для обуви в коридоре. Девушка медленно кладёт в рот ложку и пробует то, что сумел сделать Маноло. Не особо отличается от стандартного красного гаспачо, который готовят в каждом уголке Яры и за её пределами. Разве что какой-то особой перчинкой и нотками тимьяна с базиликом. — И правда, очень похоже, — пытается поддержать брата Каталина, демонстративно продолжая есть суп. — Можете гордиться собой, Маноло Гарсия-Торрес, Вы превосходный повар, — хвалит его девушка с умным видом, якобы поправляя невидимые очки на своей переносице. — Благодарю-благодарю, — шутливо кланяется парень, убрав кастрюлю обратно в холодильник. — Оваций не нужно, они меня смущают. И так знаю, насколько хорош. Каталина лишь усмехается, поражаясь завышенной самооценке брата, и ест дальше. Чему-чему, а самомнению отец их научил. Даже сейчас, будучи покрытой всяческими ссадинами из-за лазания там, где не нужно, она считает себя более чем привлекательной. Если ты нравишься самому себе, то какая разница, как тебя находят остальные? Строить с кем-то свою собственную семью в ближайшие так лет сто она не собирается. Дотянуть бы с братом хотя бы лет до сорока… Интересно, а у Маноло-то есть хоть кто-нибудь, кроме работы? Она будет очень удивлена, если со всей этой суматохой брат нашёл себе девушку. За окном на обширном поле для выгула пасутся несколько лошадей, среди которых Каталина замечает своего Лаки, радостно пытающегося играться с другими. Должно быть, хочет выплеснуть эмоции, полученные во время встречи с девушкой после долгой разлуки. Ей повезло, что после перенесённой болезни Лаки не утратил свой эмоциональный спектр и не перестал пытаться коммуницировать с другими лошадьми. — Лайм, апельсин и лимон? — спрашивает Маноло, что закончил есть куда раньше, пусть и начал позже. — Что, прости? — переспрашивает Каталина, слишком увлекшись наблюдением за животными; как давно она не видела такое большое количество лошадей, спокойно живущих своей жизнью без страха стать приспешниками военных? — Чай, — объясняет брат, потряся небольшим заварником. — Тебе как обычно цитрусовый набор? — А, да, — соглашается она, заметив, как Маноло достаёт несколько разных фруктов. — И покислее. — С цедрой, да-да, помню, — отмахивается парень, большим острым ножом разрезая лайм пополам. Каталина продолжает наблюдать за лошадьми, которые сменили резвые игры на лежание или поедание травы, пока Маноло молча делает им чай, мечась между тем, начать разговор сейчас или оттянуть до лучших времён. Парень догадывается, почему сестра прибыла домой именно сейчас. Он уже слышал о том, что какой-то неизвестный клиент ищет добровольца для опасного дела. И, Маноло так и видит, как Каталина в очередной раз рискует своей жизнью, ради нескольких тысяч песо. Да, им нужны деньги, но стоят ли они того неоправданного риска, которому она подвергает себя каждый раз на разных заданиях? Маноло неспешно выковыривает косточки из фруктов, то и дело закидывая очищенные кусочки в заварник. Иногда ему кажется, что сестре куда проще сделать фреш или просто выжать сок, ведь от чая в смеси действительно разве что название и кипяток. Каталина чувствует тепло у своей правой ноги и, наклонившись под стол, удивляется тому, что видит какого-то кота или кошечку, усердно прильнувшую к голени и пытающуюся не то обвить её хвостом, не то просто коснуться. Осторожно протянув пальцы к незнакомому животному, девушка дожидается, когда оно познакомится с ней. Откуда тут взялся этот пушистик? — Маноло, когда ты успел завести кота? — интересуется Каталина, пока животное обнюхивает её пальцы. — Опять этот проказник забрался через открытое окно в коридоре? — ворчит парень, отвлекаясь от чая и ища взглядом кота. — Приятель, брысь отсюда, у меня для тебя ничего нет, — пытается выгнать из-под стола животное Маноло. — Ладно тебе, пусть бегает, — Каталина рукой отгоняет брата от кота, прежде чем взять его на руки. — Где мой чай? — напоминает она, чтобы точно отвести Маноло от бедного животного. — Он стал всё чаще приходить сюда, но уже без своей подружки, — рассказывает парень, заливая законченную смесь кипятком и бросая сверху несколько не нарезанных долек. — Как только Хорхе сказал, что она беременна, её и след простыл. Должно быть, родила где-то и ждёт этого бедолагу с добычей. — А он, вместо того, чтобы охотиться, приходит сюда и клянчит еду у тебя, так как ты их подкармливал в своё время, — догадывается девушка и заканчивает мысль вместо брата. — Умно. В какой-то степени, Каталина и сама подобно этому коту скитается по домам в поисках «кормёжки». Если раньше заказы по большей части сами находили её, то сейчас, когда режим в стране ужесточился, заниматься кражами и выполнять задания стало в разы сложнее. Её шанс выйти на хорошую прибыл – это появившийся в узких кругах Сегунды достаточно рисковый заказ, за который всё ещё никто не взялся. И, что-то подсказывает девушке, уже не возьмётся. Прошло столько времени, пока она добралась сюда. Заказчик либо не принимает приходящих к нему наёмников, либо Каталина пока единственная желающая заполучить три тысячи песо на руки. Поглаживая кота в своих руках, она и не замечает, что как кукла смотрит в одну точку какое-то время, пока Маноло машет ладонью перед её глазами. Ароматный чай, поставленный почти под носом Каталины, издаёт приятнейший аромат свежих цитрусов. Мякоть фруктов быстро оседает на дно чашки, дожидаясь своего часа быть съеденной. — Ты ведь не проведать меня вернулась? — спрашивает Маноло, обхватив свою чашку ладонью. — Уверена, что оно нам нужно? Каталина аккуратно опускает кота на пол, позволяя ему дальше рыскать по дому в попытке найти что-нибудь съестное для своей дамы сердца. Разговаривать с братом довольно-таки сложно. Каждый раз, когда речь заходит о том, как именно она зарабатывает им на жизнь, начинаются если не громкие скандалы, то упрёки и саркастичные замечания так точно. Маноло не устраивает, что она подвергает опасности свою жизнь вместо того, чтобы вместе с ним заниматься животноводством и земледелием. Идеальная семья, идеальная роль младшей сестры, идеальная работа и идеальная жизнь – где это всё? Почему они не живут так, как в грёбанных фильмах, что снимают янки? Она даже не всегда может увидеться с братом тогда, когда хочет, не говоря о прекрасном житие в своей родной стране. И пока в Эсперансе очередная волна обязательного призыва, по большей части производящегося насильственным путем, здесь, в родном Курс-дель-Сальвадоре, они были в относительной безопасности. Когда пару лет назад был первый призыв, отца не могли забрать, потому что он единственный кормилец, Маноло, потому что он слишком юн, а Каталину, помимо того, что она была младше брата, посчитали слишком слабой, чтобы стать бравым солдатом на службе у Кастильо. «Ей бы ящики с фруктами мочь таскать, не то, что оружие» — хохотал один из мужчин, что пришёл в их дом во время обхода возможных призывников. Каталина помнила эту фразу, задевшую детское эго, помнила всю свою сознательную жизнь ровно до того момента, пока не предоставилась возможность обокрасть этого солдата, хранившего почти все свои деньги в тайнике недалеко от церкви. Терпение и наблюдательность – лучшие друзья Каталины во время слежки за жертвой с целью обнаружить значимое место, будь то тайник с деньгами или фотографиями семьи. — Ты знаешь ответ, — хмурится девушка, подув на чай. — Ты видел сумму? Я обязана попробовать. Сейчас начнётся. — Чёрт, Каталина, ты ведёшь себя, как ребёнок, которого поманили конфеткой, — устало прикрывает ладонью глаза парень. — Что, если солдатам Кастильо настолько надоели кражи, что они намеренно сделали этот заказ, чтобы поймать тебя? Девушка вздыхает. Что за глупости он говорит? Быть такого не может. Да и военных она практически не обворовывает, ограничиваясь в своём списке лишь торговцами и мирными жителями, которые мнят из себя не пойми что. — А что ты мне предлагаешь? Работать с тобой на ферме? Ухаживать за лошадьми? В этом и дело, Маноло, что мне уже двадцать, — цокает языком Каталина, пальцами впиваясь в горячие стенки чашки, — не пятнадцать, чтобы меня можно было завлечь в конюшню. Или, может, мне пойти в проститутки? А что, солдаты неплохо так платят семье и дырявят башку милосердной пулей после этого. — Вечно ты всё выворачиваешь, — осуждающе покачивает головой парень, пытаясь смириться с горячим пылом сестры; она всегда такая, когда дело касается работы и денег. — Почему ты просто не можешь понять, что я переживаю за тебя? Каталина отводит взгляд к окну, туда, где двое помощников уже понемногу начинают уводить лошадей на обед и перевязку в стойловые бинты. Как бы она хотела быть лошадью… Ни о чём не думаешь, ничем себя не грузишь и живёшь, а не тупо существуешь. — Ничем хорошим это не закончится, Каталина, я предупреждаю тебя, — Маноло грозит ей пальцем, прежде чем поднять свою полу-пустую чашку и отвернуться, чтобы помыть её. — Подумай об этом до того, как мне принесут твоё бездыханное тело. Напряжённую тишину разрезает шум воды, струя которой с силой бьётся о стенки посуды. Каталина, сжавшись, подобно нашкодившему котёнку, вглядывается в потемневшую поверхность чая, словно сможет найти там ответы на все волнующие её вопросы. Брат в очередной раз отчитал её вместо того, чтобы поддержать и помочь. Как долго они смогут поддерживать тёплые семейные отношения, если то и дело ссорятся из-за её рода деятельности? — Я пойду, прогуляюсь, — говорит девушка, спешно покидая пределы кухни. Когда Маноло оборачивается, чтобы сказать одеться теплее, потому что под вечер будет холодно, то видит лишь одиноко стоящую чашку с недопитым чаем, брошенную Каталиной. Он тяжко вздыхает, принимаясь выливать остатки чая и мыть чашку. До чего же сложно быть старшим братом. И почему судьба решила вдоволь поиздеваться над ним, забрав так рано отца и оставив в качестве жизненного испытания безрассудную младшую сестру? Каталина останавливает одного из мужчин, что пытается увести её Лаки обратно в конюшни, и обещает, что вернёт его до того, как наступить комендантский час, и даже сама выполнит полноценный уход за лошадью. Тот, немного посомневавшись, решает согласиться. Всё-таки, это лошади её семьи, так что запретить брать их тогда, когда появляется желание, он не может, он тут просто работник. Девушка негромко благодарит мужчину и, сев на газон недалеко от конюшни, принимается ждать, когда выведут подготовленного к прогулке Лаки. Обняв свои колени и уместив на них подбородок, Каталина выстраивает маршрут, по которому поедет в Сегунду. Стоит поспрашивать там о странном заказе. Чем раньше она узнаёт о нём и возьмётся, тем раньше закончит, а это значит, что Маноло прекратит свои выпады на этот счёт и наконец успокоится. Негромкое фырканье отвлекает её от мыслей. Каталина оборачивается и видит, как Лаки, чуть склонившись к ней, ожидает, когда же она обратит на него своё внимание. Практически белоснежная грива так и манит девушку, призывая как можно скорее провести по ней своей ладонью или попробовать заплести что-нибудь. Каталина, чуть похлопывая, гладит шею Лаки и поправляет вальтрап с седлом. Подтянув к себе повод и ухватившись вместе с ним за гриву на холке, она ставит одну ногу в стремя и, подскочив, перекидывает вторую. Лошадь, скосив глаза, пытается наблюдать за ней, но быстро бросает это дело, почувствовав, что хозяйка уже удерживается в седле. — Давай, мальчик, пошли, — говорит Каталина Лаки, подбадривая животное цоканьем языка. Рукава закатанной рубашки успешно сползают, закрывая собой предплечья полностью. Выезжая с территории фермы, Каталина тянет за повод и поворачивает лошадь в нужную сторону. Она могла бы очень быстро добраться до Сегунды, но предпочитает ехать неспешным шагом. Им не так далеко до города, да и домой девушка возвращаться не спешит. Нужно проветрить голову, чтобы не сказать брату лишнего. Изредка встречая вдоль дороги одинокие машины гражданских, Каталина вежливо здоровается с ними то словами, то кивком головы. Кто-то, кто знал её отца и приходил на ферму незадолго до его смерти, вспоминает её и, по-доброму смеясь, желает удачи и обещает, что обязательно наведается к ним как-нибудь, а кто-то, с кем они не знакомы, предпочитает отделываться таким же кивком головы или дежурным приветствием. Сейчас, держа путь в Сегунду, девушка вспоминает своё беззаботное детство. Время, когда она была маленькой девочкой, резвящейся на ферме. Когда стирались понятия «свой» и «чужой», ведь горе объединяло, каждый старался помочь своему ближнему, зная, что сегодня ты помогаешь ему, а завтра он помогает тебе. Но что сейчас? Сейчас каждый живёт лишь так, чтобы извлечь для себя выгоду. Люди практически не помогают друг другу бескорыстно, а если и есть такие, то их катастрофически мало. Как можно доверять человеку, который может врать о своей принадлежности? Почему ранее единые яранцы теперь поделились на два лагеря? Лже-яранцы, истинные яранцы – какая разница? Каталине уже двадцать, но она всё ещё наивно верит, что рано или поздно страна станет единой и заживёт припеваючи. Пусть даже у власти окажется Клара Гарсия, речами которой девушка никогда не проникнется. Каталина медленно заезжает на территорию Сегунды. Повсюду висят агитационные плакаты с Марией Маркессой, на которые никто не смотрит, старательно отводя взгляд каждый раз, когда проходят мимо. Это забавляет. Неужели людей настолько запугали, что даже искривлённая гримаса, обращённая на изображение вещательницы всея Яры, может повлечь за собой серьёзные последствия? — Hija, негоже у центра города на лошадях разъезжать, — обращается к Каталине миловидная старушка. — Только солдатам разрешено. — Gracias, abuela, — благодарит девушка, останавливая Лаки и медленно слезая с него. — Что нового в городе? — Да что может быть? — задаёт риторический вопрос женщина, перебирая фрукты на своём деревянном прилавке с ящичками. — Зря молодёжь играет в опасные игры с правительством, ох как зря… — осуждающе покачивает головой она, оборачиваясь, чтобы проследить за упавшим яблоком. Каталина, к ногам которой катится яблоко, наклоняется и поднимает его, чтобы протянуть владелице. Неужели старушка говорит о Libertad? Там в самом деле по большой части лишь молодёжь, которую заманивают сладкими речами, обещающими великое будущее, и возможностью пострелять. — Почему ты так говоришь? — спрашивает девушка, удостоверившись, что Лаки стоит спокойно. — Потому что ничего не меняется, — старушка изымает из её рук яблоко и, протерев его подолом бедненького на вид платья, возвращает на прилавок. — Я была свидетельницей событий прошлого, я знаю, о чём говорю, — уверяет она. — Придёт очередной Сантос, после него очередной Антон и так по кругу. Остаётся просто жить. И Каталина понимающе кивает. Эта женщина бесспорно оказалась права, когда сказала о том, что ничего не меняется. Революция шестьдесят седьмого дала свои плоды, власть удалось свергнуть, но что потом? Сантос, уверяющий, что поднимет Яру с колен и выведет её на мировой уровень, оставил после себя разорённую страну и практически полную разруху. Антон взял власть в свои руки, сумел найти способ заработать денег для страны, но при этом продолжает быть в глазах людей тираном, отправляющим работать мирных жителей на ядовитые поля вивиро. Антон – это Габриэль, в то время как Клара – это Сантос. И после того, как успешно произойдёт очередной переворот, история пойдёт по третьему кругу. Клара через пару лет покинет пост, оставив разрушенную после себя Яру, к власти придёт, вероятно, Диего – сын Антона, и появится новый революционер, что захочет поднять новое восстание под своим руководством. Как бы Каталина хотела не застать этого момента… — Прости, abuela, мне нужно идти, — спешно прощается девушка, взяв повод Лаки и потянув его за собой ближе к центру. Хватит с неё плохих мыслей. Каталина смотрит наверх и замечает виднеющийся, должно быть, с каждого места небольшого городка кран. Что в Сегунде строят на этот раз? И девушка хотела бы узнать это, но спрашивать у старушки не вариант. Она ушла от неё не для этого. Очередное строительство от имени Марии Маркессы не так сильно волнует Каталину, как возможность поплутать по городу и узнать от разных продавцов и барменов уличных кафешек о нужном задании. Не мог же заказчик не оставить никаких намёков, как его найти и что нужно сделать, чтобы выполнить поручение на три тысячи песо?