А нужен был лишь ты

Стивен тяжело дышал, не решаясь открыть глаза, замерев в ошеломлении от испытанного оргазма и шока от случившегося. Надо было срочно действовать, а он был слишком потрясен, чтобы принять решение. Ему казалось, что стоит отпустить руку одержимого двойника, перестать сжимать его шею, выйти из сжимающегося горячего тела, навсегда обрушив мост, соединяющий их, и тот немедленно накинется на него, пытаясь отправить в свой зверинец с монстрами. Стрэндж же лежал под ним ни жив, ни мертв, с болью наблюдая, как ожесточается лицо Стивена. Того, кто секунды назад исступленно целовал его лицо, а теперь не может на него смотреть. Его рука только что обхватывала скулу и зарывалась в волосы, а теперь вцепилась в горло. Ему до онемения пальцев хотелось прикоснуться к Стивену, но он лежал, не шелохнувшись, лишь бы не нарушить того хрупкого равновесия, в котором они оба замерли, не спугнуть Стивена, заставив того покинуть его саднящее и полыхающее от накатывающей волнами боли тело. Пусть и дальше впивается в его горло пальцами, даже если это последние касания, которые он даёт ему, лишь бы только они длились как можно дольше.Чернокнижник привык к различным угрозам и давно не подпускал хоть кого-нибудь, несущего опасность, к своей шее и другим частям тела, но теперь покорно принимал этот жест ненависти и агрессии, желая показать свою полную безоружность. — Стивен… — не выдержал он и тихо позвал своего двойника, надеясь лишь на то, что не увидит отвращения на его лице. Тот отстранился, вырвался из его тела, причинив Стрэнджу двойную боль, физическую и душевную, и содрогнулся от стыда и неловкости, услышав звук, с которым это случилось. Медленно и словно нехотя Стивен приоткрыл до краев наполненные мукой глаза. Стрэндж дернулся было, чтобы дотронуться до него, объясниться, обнять. Разломать возникшую между ними корку льда, пока это еще возможно. Но его удержали. — Как ты мог? — спросил Стивен сдавленным от ярости голосом, — как посмел использовать ее образ для этого?! Он кивнул головой, обозначая всю сцену, разыгравшуюся в постели. — Ты говорил, что любишь ее, был готов угробить весь мир ради… ради чего? Ее любви и счастья или ради простого обладания ею? — Нет! Я… Пальцы, вцепившиеся в горло, дернули его на себя и тут же, заставив Суприма мотнуть головой, вдавили обратно в постель. — Ты чудовище. Одно из тех, которыми сейчас набита твоя душа, самое главное среди них. Мы не можем быть одним человеком, это какой-то трюк, потому что даже в худшие свои моменты, я бы ни за что не поступил так! — Стивен говорил все быстрее, все пронзительней, срываясь в истерику, его трясло, — Так подло, так мерзко! Ты использовал Кристин, использовал меня, использовал магию и все ради того, чтобы получить свое. Свое что? Я думал, что стать частью такого монстра — худшее, что может случиться, а ты взял и поимел меня, прикрываясь ею! Доволен теперь? — он снова тряхнул Стрэнджа за шею, — Ты втоптал в грязь меня и мало тебе того, даже воспоминания о Кристин! Ты осквернил их, замарал вот этим! Как мне теперь вспоминать о ней, о ее улыбке и поцелуях, когда за ней я каждый раз буду видеть тебя! Твою ухмыляющуюся рожу! Даже мысли о ее ласках теперь испорчены, потому что будут постоянно натыкаться на эту постель и на тебя в ней! Что ты наделал? Что ты наделал?! Как ты мог? Стивен совсем потерял контроль над собой. Как нежно он только что любил, так же страстно теперь ненавидел того, кто поверженно лежал перед ним, холодеющим сердцем принимая каждый острый осколок его слов. Не выпуская шеи, Стивен замахнулся и ударил Суприма в скулу. Его голова откинулась, но рук, чтобы защититься, Стрэндж не поднял. За это он получил удар в челюсть, потом попало рядом с ухом. Стивен бил его так отчаянно и безконтрольно, будто и не понимая, что Стрэндж, несмотря на магию, такое же живое существо из плоти и крови, пусть и более закаленное, усовершенствованное, и что каждый его удар причиняет ему боль, хоть он и старается того не показывать. Что его, как и прочих, можно забить до смерти, стоит лишь неудачно попасть в висок или горло. Хотя вся сущность Суприма противилась этому, черное смирение человека, поднимающегося на плаху, заполонило его душу. За долгие годы он забыл, что значит чувствовать что-либо по-настоящему, в этот самый момент жизни, а не проживать эмоции в воспоминаниях и мечтах. Он думал, что душа его закалилась, а сердце зачерствело, но так легко было считать, пока абсолютно ничто не пыталось потревожить и разшевелить эти замшелые могильные камни. Любовь и теплота Стивена, пусть направляемые не на него, а на ту, кого они так любили, проникли в Стрэнджа горячим светлым потоком, выметя весь мусор и шелуху, оставив только самое главное, нечто такое, потеря чего была бы сравнима с потерей себя самого. Боль не всегда приходит сразу, Стрэндж знал это. Умное тело притупляет боль, лишь обозначая ее, чтобы человек имел возможность сражаться или сбежать, и лишь потом дает ей волю. Он же теперь был мертвым и бесчувственным, бежать ему от себя было некуда, а сражаться не ради чего. Боль, пока еще приглушенная, простая, заглушала ту острую горечь утраты, которая все наступала на него и он понятия не имел, как исправить все так, чтобы не дать этой утрате случиться. Зная свою вину, он хотел дать Стивену возможность отомстить ему, выплестнуть весь свой гнев. Он чувствовал, что сдаться сейчас было единственным верным решением, шансом на то, что опустошась, Стивен сможет дать ему хоть малейший шанс объясниться. Что делать, если он просто встанет, магией накинет одежду и через три секунды будет входить в портал, он не знал, но догадывался, что просто такого не позволит. Как бы тошно от самого себя ему сейчас не было, он не даст Стивену уйти, свяжет его всеми своими щупальцами, лапами и крыльями, и даже если он не захочет слушать, ему придется это сделать. Стивен сломал ему нос и в глазах все почернело. Суприм почувствовал, как на губы хлынул теплый поток крови, ощутил ее в своей глотке и закашлялся, разбрызгивая на Стивена мелкое облако кровяных капель. Все еще пытаясь откашляться, он приподнялся. Стивен будто протрезвел. Его руки со сбитыми костяшками, покрытые своей и чужой кровью, безвольно разжались. Он посмотрел на них, словно никогда раньше не видел и понятия не имел, зачем они ему. Перевел взгляд на Суприма, остановившего кровотечение и теперь ровняющего нос пальцами. Он явно хотел что-то сказать, но каждый раз останавливался. Извиниться? Сказать, что не хотел? Но это была бы неправда. Проклясть? Вывернуть душу словами? Он был слишком правильным, этот Стивен, чтобы продолжить в такой момент. — Ровно? — спросил его Стрэндж, с хрустом вправив хрящи и пытаясь пальцами определить, все ли правильно. Стивен угрюмо кивнул и Суприм провел по носу, заживляя его магией. — Полегчало? — спросил он Стивена. — Нет, — с вызовом кинул тот, — стало только хуже! Пусть Стивен и отпустил его, горло Стрэнджа теперь сдавило от горечи, которой насквозь пропитался голос его двойника. Его прекрасная светлая половина сейчас была полна ненависти и презрения даже не к нему, что с него, злобного одержимого чернокнижника взять, а к самой себе. Он ненавидел себя за то, что сам шагнул в распростертую ловушку, презирал за то, с какой легкостью заглотил наживку и отдался сексуальным наслаждениям с существом, которое никак не могло быть его Кристин, погибшей и потерянной навсегда. За то, что превратился в того, кто избивает лежащего и несопротивляющегося человека. Стивен сгорал от стыда, понимая, что все еще сидит нагой перед своим врагом, что тот слышал каждое вырвавшееся у него сокровенное слово, видел каждое его развратное движение, мало того, ощутил в полной мере на себе. Стивен сжался и закрыл лицо ладонями, наплевав на необходимость удерживать Стрэнджа и на то, какую опасность он для него представлял. Суприму ужасно захотелось его обнять, утешить прикосновениями, передать ими все свои сожаления, и раскаяние, и нежность через кожу, раз он не смог сделать этого ни словами, ни взглядами. Он знал, что его не примут, но все равно потянулся, проводя ладонью по разбитым пальцам, залечивая их той магией, которой было все равно, как он ее применял, для убийства или исцеления. Он чувствовал, как сквозь пальцы Стивена вырывается судорожное дыхание, слишком похожее на сдерживаемые рыдания, услышал, что тот протяжно и тоскливо застонал сквозь зубы и понял, что сейчас перед Стивеном всплыло одной из воспоминаний о недавнем, от которого ему совсем плохо. — Не надо, Стивен, не мучай себя, прошу, — сказал Суприм устало, — Ты ни в чем не виноват, я заморочил тебе голову, и себе заодно. Стивен не отреагировал. Стрэндж прикоснулся к его плечу, но рука моментально была сброшена, попытался отнять ладони, прячущие лицо Стивена, но тот дернулся, резко отворачиваясь. «Как же он еще молод, — подумал Суприм с щемящей нежностью. — Хорошо, раз ты не хочешь говорить, ты будешь слушать». — Мне так жаль, Стивен, я не хотел обидеть тебя или причинить боль, тем более при помощи нее, — медленно заговорил он, приблизившись вплотную, так, что его дыхание касалось пальцев, только что превращавших его лицо в месиво. Но, с учетом того, как они ласкали его до этого, такое поведение им можно было и простить, — Я сам и подумать не мог, что все это зайдет так далеко, я лишь хотел показать тебе, чего ты пытаешься нас лишить, напомнить о ее любви и улыбке… А вместо этого напомнил себе, что такое чувствовать, быть полным любви и быть окутанным ею, чувствовать ее, направленную на тебя… Хоть это и было сделано обманом, и мне очень, очень жаль, что я поступил так с тобой, Стивен, но ты не представляешь, как много ты дал мне сейчас. Чувства, от которых у меня оставались лишь смутные воспоминания, похожие не на собственные, а на чьи-то чужие, о которых ты читал много лет назад. Я не смог вовремя остановить ни себя, ни тебя, а потом показывать свой обман стало слишком поздно. Скрюченные пальцы шевельнулись, из-под них сперва блеснули дикие, отчаянные глаза Стивена, затем показался зло искривленный рот. — Чувства, значит, — прошипел он язвительно, — Любовь, поцелуи, «мне так не хватает тебя, Стивен», «давай приляжем, Стивен», «Ох, ах, я так люблю тебя, Стивен!» Ты жалкий подонок, буквально изнасиловавший и меня, и ее! Извращенец! Похотливая скотина! Ты поимел меня, а теперь пытаешься залить уши всей этой кисельной романтикой для подростков! За кого ты меня принимаешь? За идиота? Думаешь, ты сейчас погладишь меня по головке, потреплешь за щеку, и я радостно кинусь доламывать эту кровать, наколдованную, поддельную, как и все остальное, как весь ты! Стрэндж знал себя в таком состоянии. Знал, что Стивен сейчас себя не контролирует и что ему всегда потом приходилось сожалеть о подобных словах. Прирожденный хищник, он чувствовал малейшую щель в броне противника, как если бы держал спичку у поддувающего окна, и вклинивался в нее всеми своими зубами и когтями, выгрызая, вытаскивая на свет все то, что так тщательно скрывалось, растерзывая то, что было для кого-то священным, в кровавые клочья, а после бросал истрепанные останки в лицо. И доброта превращалась в заискивание, любовь в похоть, сострадание — в подхалимство. О, он умел бить и ему нравилось делать это в самый момент ссоры. Но не после, когда красная пелена отступала и он с ужасом озирал выжженные кровавые пустыни, оставшиеся от отношений. Тем не менее Суприм стал закипать. Задетая гордость, то, в какое положение он себя завел, раненное самолюбие, все сейчас начинало клокотать внутри него, а он знал, что если позволит всему этого дойти до нужной температуры, то сдержаться и не наговорить гадостей, не натворить непоправимых ошибок, станет очень тяжело. Он был куда сильнее и сознавал это, Стивен, похоже, нет. Держал он его или нет, Стрэндж мог бы с легкостью скрутить его в узел, как взрослому сорокалетнему мужчине не составило бы труда справиться с собой двенадцатилеткой. Он мог бы схватить его щупальцами или лапами того обезьяноподобного монстра, не двинув при этом ни единым мускулом своего собственного тела. Несколько минут понадобилось бы, чтобы выбить из него все защитные символы и поглотить… А может, он мог бы поглотить его чуть позже, после того, как взял бы силой, это загладило бы в его душе раны от собственного унижения. Тем более, что сейчас, распробовав ту сладость, которой стали для него ласки Стивена, он не был готов ни отказаться от него, ни сделать бесплотной частью своей души. И видя то, как углубилась складка на переносице, словно у рычащей собаки, как кривится все его лицо, он и сам был готов уже бросится в бой, в котором, иначе и быть не могло, Стивену бы ой как не поздоровилось. Его остановили глаза Стивена. Злобно сощуренные, они горели такой смесью горя, муки и отчаяния, что Суприм понял: попробуй он сейчас действовать, как привык, просто силой и коварством, и он сломает эту светлую душу окончательно. — Не надо, Стивен, прошу тебя. — А то что, я раню твое бедное сердечко? — выплюнул тот. — А что, если да? — огрызнулся, бросая все на кон Стрэндж. — Ты думаешь, у меня его нет? Или что ты там себе нафантазировал? Что я лишь злобный колдун, в которого слили все то, что не понадобилось тебе, как в выгребную яму? Что я ничего не чувствую, а как лениво придуманый злодей из комиксов просто хочу разрушать все на своем пути? Или ты забыл ради чего я провел столько долгих лет в трудах? Я хотел все исправить, вернуть Кристин ее жизнь и сделать ее счастливой. Очень злобный план, не так ли? Что если ты внезапно стал мне дорог, дорог не как потерянная часть меня самого, а как другой человек, которого я чувствую, знаю и понимаю лучше всех на свете? Тебе не приходило в голову, что дело тут не в каком-то там сексе, — Стивена дернуло, но Суприм продолжил, пусть такие мелочи и доставали его до самого донышка, — будто я не мог бы взять любого человека, если б захотел. Дело в тебе. Он быстро заговорил, не давая Стивену углубляться в тему его поганого поступка, и слова полились из него рекой, — Я так сильно виноват перед тобой, Стивен, но что бы ты не думал, и как бы это не выглядело, я и представить не мог, что все так обернется. Я хотел лишь напомнить тебе о ней, о Кристин, но ощутив твои поцелуи, не смог остановиться. И об этом я не жалею, и не собираюсь жалеть, так это было прекрасно. Лишь о том, что я не мог быть в своем обличье, но тогда всего того, что я запомню, как чудо, не случилось бы. И мне бы очень не хотелось, чтоб ты запомнил все это, как надругательство, издевку, акт злой воли. Это не так, я любил тебя всем своим существом, и мне жаль, что ты не можешь почувствовать того же. Стивен потрясенно смотрел на него. Он не знал, что сказать, но что-то в выражении его лица изменилось, пусть лишь чуть, но его лицо немного расслабилось. Суприм почувствовал, что только что наложил несколько швов на рану, которая горела в груди Стивена из-за того, что он считал себя просто использованным врагом для удовлетворения. И он продолжил прокладывать стежок за стежком, внимательно наблюдая за состоянием своего пациента, так нуждающегося теперь в исцелении. — Я не знаю как, но мне кажется, будто что-то во мне восстановилось, стало на место, как вправленная кость. Я был уверен, что мне нужно поглотить твою душу, чтобы снова стать цельным, а вместо этого мне кажется, будто ты поделился ею со мной сам, и пустующее место затянулось, восстановив недостающие ткани, срастив нервы, регенерировав новые слои кожи. Я не знаю, что будет дальше, но от одной мысли о том, что тебя не станет, пусть бы ты и остался внутри моей души, мне становится так плохо, что никакая мощь моей магии, мое всемогущество не сможет заменить мне тебя. Он остановился, взволновано переведя дух. — Ты можешь понять меня, Стивен? Тебе нужно лишь попытаться, чтобы понять меня, как самого себя, ну же, совсем немного эмпатии, или, как во мне регенерировала та светлая часть, которой был ты, так и в тебе от соприкосновения со мной отросла моя копия? Та, которой вечно нужно быть правой во всем, все контролировать, и растоптать в пыль любого, кто попытается оспорить твои убеждения? Пойми, что, пусть я и поступил… странно, нечестно, но разве ты не можешь увидеть в этом хотя бы частичку прекрасного, доброго? Неужели ты не видел, что… — он запнулся, прежде чем набраться духу и продолжить, — что мои поцелуи, мои ласки были искрени, что они шли от самого сердца, как и все те слова? Он с надеждой вглядывался в Стивена. На этот раз рука, которой Стрэндж коснулся его плеча, осталась лежать на нем, а не была скинута. — Я никогда раньше не был с мужчиной, — не поднимая головы, произнес Стивен, — и даже думать не собирался, чтобы начать. — Как и я, — в тон ему ответил Стрэндж, — я вообще не помню сколько десятилетий прошло с того времени, как у меня был секс. Стивен поглядел прямо на него. — Сколько тебе лет? Сколько лет отделяет тебя от меня? — Сотни, Стивен, не скажу точно, я не считал их. — Такое неимоверное количество дней и лет, прожитых впустую. — Я так не считаю. Могущество, которое я обрел, не поддается описанию. Даже я сам до конца не знаю пределов своих возможностей. Но мне всегда не хватало лишь тебя, чтобы завершить задуманное. — Ах да, это, — бесцветно вздохнул Стивен, — Ты все еще собираешься отобрать и опорочить не только мои самые бережно хранимые воспоминания о ней, не только мое тело, но и саму душу, и сделать из меня, против моей воли, соучастника твоего эгоистичного поступка, ставящего под угрозу всю Вселенную, — его голос дрогнул, — как уже сделал мужеложцем. Суприму надо было во что бы то ни стало оставаться спокойным и сдерживать все свои такие злые и такие уместные слова, как если б он был в центре урагана, пытающегося затянуть в свои неистовые потоки. — Стивен, — позвал его Стрэндж, пытаясь вложить в свой голос и в это короткое имя все то, что не передавалось словами. Всего немного эмпатии было бы достаточно, чтобы Стивен прочувствовал всю его печаль и раскаяние, всю ту любовь, которая так внезапно зажглась в нем и тот страх, который охватывал его при мысли, что он может эту свою любовь потерять, стоит Стивену покинуть его. Но Стивен не отзывался. — Стивен, — снова позвал его Суприм, удивившись тому, как просительно и жалко он прозвучал, — не говори так. Я не собираюсь осуществлять свой план прямо сейчас, очевидно, что он нуждается в дополнительном осмыслении. И я не собираюсь нападать на тебя. Не знаю, что будет дальше, и сможем ли мы вообще существовать друг без друга, ведь отсутствие тебя делает меня жестоким, а меня в тебе — слабым, уж не обижайся. Но пока я слишком дорожу тобой, твоим общением, чтобы так поступить с тобой. — Да уж, пообщались что надо, — криво и зло оскалился Стивен, снова кивнув на постель, но тут заметил красные капли под Стрэнджем, — бог мой, да у тебя кровь. Воот черт! Стрэндж перевел взгляд под себя и тут же со Стивеном согласился. В цвете, марающем простыни, алой жидкости было больше, чем белой. Стивен, наконец, перестал сидеть так, словно из него вынули все кости, и переключился на осмотр повреждений. Суприм мысленно улыбнулся, глядя как тот профессионально подобрался, скинув с себя все лишние переживания, как уличную одежду. Но вот Стивен поднял взгляд и растерянно и виновато Стивен посмотрел на двойника. — Прости меня, я и не думал. — Тебе не за что извиняться, тем более передо мной, тем более за это, — Суприм поморщился, приподнимаясь на руках, но не для того, чтобы заняться своими повреждениями, а чтобы снова положить на плечо вздогнувшему Стивену руку. — Мне так жаль, что я так поступил с тобой, я не хочу, чтобы ты переживал по этому поводу, весь грех на мне, ты не мог знать… — Мог и должен был. В конце концов я тоже колдун, пусть и нахожусь лишь там, откуда ты начал. А теперь позволь подлечить тебя, я же, все-таки, доктор. — Как и я, — улыбнулся Стрэндж, смущенно сдвигая ноги и прикрывая свое замученное тело от виноватых глаз, — а еще я колдун, хотя исцелять самого себя — это всегда одно неудобство Лечить себя при помощи магии было так же приятно, как самому себе вырезать аппендикс. Он и не задумывался, что неудержимые движения Стивена с непривычки и без должных мер предосторожности могут привести к таким последствиям. Боль, до этого прятавшаяся за острым и непривычным наслаждением, теперь заявила о себе в полной мере, заставляя почувствовать саднящие повреждения в полной мере. Да и с лицом надо было что-то делать, пока оно не распухло. Он уже чувствовал, как начинает заплывать подбитый глаз. С внутренними повреждениями он справился сам, но вот лицо, да еще и глаз лечить было совсем неудобно. — Стивен, ты не мог бы послужить моим зеркалом? Насколько я помню, ты должен знать эти заклинания. Тот кивнул и приблизился, прощупывая лицо, голову. Там, где он останавливался, Стрэндж ощущал холодок, будто от ментола, проникающий под кожу и восстанавливая разрушенное. Лицо Стивена снова было близко к нему, и он понял, что счастливо пялится на него, когда тот строго нахмурился и хмыкнул. Суприм прикрыл глаза, скрывая их не меру торжествующее выражение. Он знал, торжествовать пока рано, но Стивен не попытался убраться от него подальше, дал ему возможность высказаться, а теперь еще и залечивал повреждения, которые сам же и нанес. И как бы ни старался Стивен держать маску беспристрастного профессионализма, кто, как не Доктор Стрэндж мог отметить тонкие оттенки различия между аккуратными прикосновениями и заботливыми касаниями. Может Стивен сам и не замечал этого, но на кончиках его пальцев все еще жила память рук о том, как нежно можно было прикасаться к этому охудалому лицу с заострившимися чертами. Стрэндж начал сожалеть, что Стивен не бил его дольше, ведь тогда бы он сейчас не отстранялся, выполнив задачу. У него не было сил наблюдать, как плечи его молодого и ранимого близнеца ссутуливаются и как он будто увядает, вновь погружаясь в свои переживания. Именно Стивену предстояло решать, как относится к Стрэнджу в дальнейшем, в каком качестве его принять или же попытаться избавиться от него навсегда и попытаться забыть сегодняшнее, а потому Суприму нужно было сейчас приложить все свои старания, чтобы ниточками слов и чувств хоть немного повернуть его к себе. Его мозг горел, как гномьи печи, но нужные слова все не шли. Оба молчали о своем. — Стивен. Что бы ты сейчас не решил, знай, я не враг тебе больше. Я не применю силу против тебя, напротив, я сделаю все возможное, чтобы помочь и защитить тебя… — Я в твоей помощи и защите не нуждаюсь! — Конечно, ведь я помню, насколько талантливым и сильным колдуном… мы были. Но я боюсь, что после разделения ты мог утратить со мной существенную долю необходимой агрессивности и сил. Но не гордыни, судя по всему, — чуть усмехнулся он, — Не пытайся понять меня неправильно, но я хранилище таких заклинаний, какие тебе и не снились, и если глупый мир снова попадет в опасную ситуацию, используй меня, мою мощь, как использовал бы свои собственные силы. — И это говорит тот, кто прямо сейчас разрушает все наше мироздание! Стрэндж моргнул и непонимающе уставился на него. — Ты разрушаешь мой мир! — вновь стал закипать Стивен, возможно решив, что Суприм просто прикидывается невинностью. — О чем ты говоришь? Я ведь еще даже не начал, не использовал то заклинание. Я вернулся в твой мир лишь сегодня, после того, как… напал на тебя, мы вместе перенеслись с тобой из моих подземелий, и он уже выглядел так, словно кто-то опустил рисунок с тушью в воду! Причем тут я? — возмутился было Стрэндж, но тут его глаза удивленно раскрылись, а затем лицо собралось в хищную напряженную мину. — Расскажи мне обо всем, что произошло с того момента, как ты понял, что мир рушится. Выслушав его рассказ о тающих людях, домах и машинах, Стрэндж попросил до последнего слова пересказать слова Древней. — То есть она разделила нас надвое, отпустив твою худшую часть на столетия свободно шляться по магическим библиотекам, а потом натравила тебя на меня, хотя не могла не знать, что тебе меня не одолеть ни при каких обстоятельствах. Стивен, наш учитель нас предал. Я еще не знаю, что за игру она завела, но все это не выглядит, как попытка спасти тебя или мир. Стивен удивленно посмотрел на него, опустил голову, задумавшись, а потом медленно произнес: — Если бы мы остались одним человеком, а не разделились, как однояйцевые близнецы, то некоторое время в нашей душе шло бы сражение насчет того, чтобы попытаться спасти Кристин. Не уверен, что сумел бы сдержать тебя, но мне кажется, у меня должно было бы получиться. И, если бы ты возобладал, я бы все равно остался тем голосом совести и сомнения, который приходил бы в самый неподходящмй момент и пытался удержать тебя от этого. Думаю, я бы ни за что не дал тебе сделать это. — Я пытаюсь понять, зачем она сделала это, но у меня недостаточно информации, чтобы делать выводы, одни догадки, — Стрэндж уперся локтем в свою мускулистую ногу и подпер щеку кулаком, — такое разделение имело бы смысл только в том случае, если бы она убила меня, оставив миру лишь совершенного героя в твоем виде, с красным плащом и все такое. Но послать тебя за мной было убийством. Ты говоришь, на этот раз это была ментальная проекция? — Древняя мертва сейчас, но, думаю, единственный способ узнать о ее намерениях — это спросить напрямую. — Предлагаешь вернуться в тот день, когда она разрезала нас, как грушу? — Это единственный выход из тех, что я вижу. — Да, пожалуй, — задумался Суприм, — но ты не пойдешь. — Ты мне не указ. — Я знаю, Стивен, но послушай, не зная, что она затевала, слишком неразумно будет кидаться вдвоем в одну ловушку. Я не имел возможности оценить все ее силы и способности, но посмотри, чего я добился за пару сотен лет. О Древней же говорят, что она живет, по меньшей мере, тысячу. Конечно, она не провела все их в такой же одержимой работе, что и я, но нельзя думать, что она провела их впустую. — Я не могу позволить тебе одному идти к ней. — А что ты скажешь, если она решит снова объединить нас в одно? Конечно, хорошо, что ты всегда будешь во мне, но я теперь представляю себе такое слияние несколько по-другому. Стивен густо покраснел. — Прикрой срам, чтоб тебя! — Он кинул в Суприма простыней, красные капли и потеки на которой еще не успели побуреть. Чувствуя, что опасность полного разрыва отступила, по крайней мере на время, пока у них есть общая проблема, Суприм позволил себе расслабиться и даже немного подколоть Стивена. Он ткнул в первую попавшуюся родинку на его предплечье, а затем указал на свою, точно такую же. — Мое тело такое же, как твое до последней клетки. Не помню, чтобы у тебя когда-либо была проблема в том, чтобы шляться голышом по дому. Стивен возмущенно зыркнул на него и фыркнул, складывая руки в привычном жесте. Он применил к себе заклинание очищения, уничтожив все следы соприкосновения их тел, и затем призвал свою одежду, послушно слетевшую на него. Стрэндж разочаровано вздохнул, поняв, чему стал причиной, и применил на себе то же заклинание, разве что приведя в порядок не все свое тело, а лишь те места, которые нуждались в этом больше прочих. Он не мог заставить себя стереть со своей груди тонкий будоражащий запах Стивена, его пота, а с лица — частицы поцелуев. Черт его знает, что еще решит Стивен, но он сегодня унесет с собой хотя бы это. Его одежда ниоткуда не слеталась, а материализовалась на нем, окутав все уплотняющейся дымкой. Темный плащ опустился на плечи, устроившись на них, как верное животное, и Стрэндж перехватил обиженный и полный зависти и сожаления взгляд Стивена. «Ну да, я же…» Он сосредоточился, извлекая из фотографической памяти все малейшие подробности, а из Вселенной — атомы, которые еще недавно складывались в алую ткань. Стивен вздрогнул всем телом, когда на плечи ему опустился его старый верный плащ. — О, ты! Ты в порядке! — радостно воскликнул он, и древний артефакт обхватил молодого мага всем собой, сжимая и радостно ластясь. Если бы у плаща был хвост, он бы сейчас вилял, как ненормальный. Настала очередь Суприма завистливо поглядывать на плащ, которому, в отличие от него, было позволено столь многое. — Спасибо тебе! — впервые за все это время Стивен дотронулся до Суприма по собственное воле, чуть сжав предплечье. Его лицо, наконец, очистилось и сияло искренней радостью, глаза счастливо блестели, — Спасибо, что вернул его… Стивен. «Как солнечный день после грозы, — подумал Стрэндж, облегченно улыбаясь ему в ответ.» — Не стоит благодарности, ведь я сам же его и сжег, хоть мне и неприятно было это делать, как неприятно было и осознавать, что этот плащ, столько времени бывший моим верным помощником, теперь сражается против меня. Но в бою приходится действовать, так как надо, если хочешь выжить. — Будто это я пытался убить тебя. — Будто пытался я! Дело было о воссоединении, а не убийстве. Я даже думал, ты сам согласишься. Стивен пожал плечами, не желая больше спорить. Плащ плотно обхватывал его тело, стоило им только с Супримом сблизиться, не оставляя открытым ни полоски груди или шеи. Стрэндж кожей чувствовал, как тот безглазо и подозрительно пялится на него, готовый в любую секунду отразить атаку или уволочь своего хозяина прочь. «Вот же создал проблему на свою голову, — мысленно ухмыльнулся он, — но пусть лучше он хранит Стивена тогда, когда меня не будет рядом». — Нам надо действовать, пока весь мой мир не истлел. Боюсь, с учетом того, каким я видел Вонга в последний раз, нашего друга больше нет, надо придумать, как починить этот мир. — С двумя глазами Агамото это не должно стать такой уж большой проблемой. Но вот Древняя… Она сильный противник, обладающий черт знает какими навыками и знаниями. И то, как нелогично она поступила, тревожит меня, потому что так кажется только из той точки, с какой видим ситуацию мы. Для Древней же это было выверенным решениям и она стремилась к какому-то результату, который едва ли нам понравится. — В когда нам отправится? — Никакого нам, Стивен, — Суприм положил руки ему на плечи. Плащ забрыкался, пытаясь избавиться от него, пока Стивен, к удовольствию Суприма, не цыкнул на него. Многие актеры позавидовали бы тому полному драматизма и обиды виду, который изобразило это безликое существо, отдергиваясь за спину. — Стивен, ты не пойдешь. — Не тебе решать. — Не мне, но позволь помочь принять наилучшее из решений. Видишь ли, каковы бы цели не были у Древней, боюсь, мы ей можем понадобиться в одном месте и времени вдвоем. Что если она снова срастит нас? А если нет, если ей нужен только ты? Или только один я? Я буду наиболее эффективен, если мне не придется думать о твоей безопасности, потому что такая расфокусированность может стоить жизней нам обоим, и всему миру впридачу. Ты помнишь — только один хирург держит скальпель в нашей операционной. Может оказаться, что именно манипуляции Учителя с нами привели Вселенную в такой раздрай, ведь это она нарушила все правила, пойдя на существование двух половин одного человека одновременно. И, будь я на ее месте, самым очевидным решением было бы уничтожить нас, стереть, как неудачную линию. Стивен нахмурился, обдумывая сказанное. — Я не хочу верить в то, что такое возможно… — И это может стоить твоей жизни! -… Но я чувствую, что твои слова нащупали правду. Не обязательно видеть опухоль, чтобы вычислить ее по косвенным признакам. — Ты должен… тебе лучше остаться. — Я не могу отсиживаться, пока ты будешь сражаться вместо меня. Стрэндж вздохнул. Каким бы мудрым ни было его предложение, Стивен все равно отправится решать проблему, с ним или без. Как бы ему не пораниться, пытаясь перехватить инициативу и вырвать скальпель из его рук. — Тогда нам следует действовать, как одно, но в то же время используя наши самые сильные стороны. Если мы будет делать все как привыкли, как одиночки, еще и мешая друг другу, она расправится с нами. Я пойду в лобовую атаку, а ты должен оставаться скрытым столько, сколько это возможно. Пусть думает, что я поглотил тебя, хотя я не знаю, заметит ли она разницу, способна ли почувствовать это. Но мне придется наложить на тебя пару заклинаний. — Надеюсь, ты не собираешься применить какой-то из своих трюков, чтобы удержать меня? Стрэндж вздохнул. — Я бы и вправду хотел этого, и мог бы, но не стану. Это может сделать тебя легкой добычей… Да и хватит с тебя обманов на сегодня. Расслабься и постарайся доверится мне как можно полнее. Если ты будешь остерегаться меня, твоя магия будет исподволь отторгать мою, как имунная система. Мне же нужно, чтобы они сплелись и слились как можно полнее. — Легко сказать. — Заклинание тоже не из легких. Но сперва…- он обхватил лицо Стивена, втянув вместе с воздухом остатки символов Вишанти и смахнув последний большим пальцем из самой середины его лба. — Что? Что ты…- дернулся, попытавшись отшатнуться от него Стивен, но безуспешно. На этот раз Суприм держал его крепко и не позволил ему вырваться.