Староста факультета и новый студент

За окном все было преисполнено воскресной жизни и смеха. Из густой тени коридора Хиджиката искоса взглянул на студентов, беззаботно дурачившихся во внутреннем дворе, и снисходительно выдохнул. Радуются первому теплу в своих разноцветных шарфах, словно недавно вылупившиеся птенцы-фвуперы, еще и кричат точно так же. Бахнуть бы в них Заглушающим заклинанием, чтобы не слышать их раздражающий галдеж… Весна нагрянула для Хиджикаты неожиданно. Через подпирающие потолок окна в коридор лился золотистый теплый свет, а свежий аромат набухающих почек деревьев пробирался внутрь из двора и уже успел пропитать насквозь весь Хогвартс. Хиджиката любил весну, но в этом году не был готов к ней. Наступление марта показалось ему чем-то несвоевременным и неуместным, как цирковое выступление на похоронах. «Убийца брата продолжает жить и безнаказанно топтать землю. Чертов Камуи в любой момент может ворваться в замок и снова попытаться меня прикончить. Директор Ято одной своей фамилией уже не внушает доверия, а я целиком и полностью в его власти. Нужно быть начеку каждую минуту!» — напоминал себе Хиджиката изо дня в день, ощущая себя заложником в этой школе. Но шли недели — и ничего не происходило. Все двигалось по накатанной колее, будто в кабинете директора по-прежнему восседал Мацудайра. Профессора остались на своих местах, учебные планы не изменились, правила и порядки были теми же, что и раньше. Хиджикату это не успокаивало. Напротив, затянувшееся затишье перед бурей, которая рано или поздно должна была неизбежно грянуть, утомляло, тянуло жизненные силы через тонкую соломинку, словно медленный поцелуй дементора. Хиджиката не сомневался, что совсем скоро наступит время, когда ему придется бороться за свою жизнь, и эта борьба не будет равной. Потому его не смущали ни сочувственный взгляд добродушного Кондо, ни его ставшее привычным: «Тоши, у тебя паранойя! Доверься взрослым и просто наслаждайся юностью». «Ага, и бесславно сдохни молодым!» — мысленно отвечал Хиджиката и продолжал ждать чего-то, постоянно пребывая в состоянии повышенной готовности. Постепенно тревога стала его другом: только с ней он чувствовал себя в относительной безопасности. Она поселилась внутри него и стала фоном всей его жизни, сопровождала каждый шаг, держала в спасительном напряжении. Казалось, в этой ситуации его понимал лишь Саката. По вечерам они готовились к СОВ, а по выходным запирались в Выручай-комнате. Там они часами практиковали заклинания и устраивали магические дуэли. Саката оказался идеальным спарринг-партнером: он не жалел Хиджикату, не сдерживался, сыпал атаками так, как если бы действительно пытался его прикончить. Порой они так увлекались, что магические сражения опускались до рукоприкладства: они отбрасывали палочки и дубасили друг друга кулаками, как маглы, а выбившись из сил — лежали на полу, отдуваясь, глядели в потолок и вместе молчали. Эти тренировки стали для Хиджикаты любимым занятием, они помогали выпустить энергию напряжения, копившуюся в его теле подобно яду. Наверняка остальные студенты думали, что они запирались в Выручай-комнате для утех совершенно иного толка, и потому не беспокоили их. Но Хиджикате уже давно было наплевать на эту чушь. Как только с их отношений с Сакатой был снят гриф секретности, чудесным образом они совершенно перестали интересовать окружающих. Тем более и поводов для сплетен они не давали: не держались за руки, не целовались на людях, орали друг на друга, как и прежде, на потеху остальным. Их отношения практически не изменились. За одним исключением, известным только им двоим. Глубоко погруженный в свои мысли Хиджиката завернул за угол в узкий сумрачный перешеек коридора без окон, ведущий в Большой зал, как вдруг неведомая сила схватила его за руку и потащила внутрь ниши в стене. Лопатки больно ударились о холодную каменную плиту, а шею опалило горячим дыханием. В тусклом отголоске дневного света глаза едва распознали постамент статуи — хозяйки темной ниши — и совсем рядом — легкие пепельные завитки волос. Они щекотно касались лица, будоражили и успокаивали одновременно. Хиджиката втянул носом знакомый сладковатый аромат и, затаив дыхание, склонил голову набок, предоставляя нападавшему больше доступа к шее. Глухой недоверчивый смешок коснулся уха — так близко, что чужая улыбка почувствовалась кожей. — Ты доверяешь мне слишком сильно, — прошептал Саката. От этой бьющей в упор, пугающей правды, произнесенной тихим мягким голосом, Хиджиката ощутил волну возбуждения и страха — эта будоражащая смесь прокатилась по телу, сплелась в тесный клубок где-то под сердцем и вырвалась из тела резким выдохом. Он хотел что-то ответить, но тут вокруг его талии плотно сомкнулись ладони, губы влажно коснулись щеки, ямки под челюстью, спустились еще ниже… Когда Саката сделал так впервые, Хиджиката оказался совершенно не готов. Тогда он еще не сдружился со своей тревогой, связанной с назначением нового директора. Она таилась в тени коридоров, свистела сквозняком, пристально смотрела сквозь черные глазницы ночных окон. Хиджиката был взвинчен и опаслив, поминутно оглядывался, ожидая подлой атаки в спину. И когда Саката внезапно ухватил его за плечи и толкнул в стену, то тут же получил мощный удар кулаком в солнечное сплетение. Хиджиката несколько секунд ошарашенно пялился на согнувшегося пополам друга, хватающего ртом воздух. Страх, облегчение и гнев боролись внутри, заставляя потеть ладони, а сердце — бешено колотиться в тесноте грудной клетки. Наконец, страх немного отступил, облегчение утихло, и гнев по обыкновению одержал сокрушительную победу. Хиджиката обматерил Сакату, пообещав в следующий раз воткнуть тому палочку в глаз, выдал на прощание назидательного пинка и умчался в библиотеку — приходить в себя от стресса. Весь оставшийся вечер он то и дело утыкался лицом в книгу, которую пытался безуспешно читать, зарывая в ней пережитый ужас, и сквозь зубы крыл Сакату самыми грязными словами, каких древним уважаемым страницам никогда не приходилось слышать. И ведь засранец даже не извинился! Более того, угрозы не подействовали, и уже через неделю Саката решился повторить этот свой финт еще раз. Он выбрал удачный момент: подкараулил Хиджикату на пути из ванной, расслабленного и изнеженного горячей пенной водой, и затащил его на небольшую площадку под лестницей, ведущей в мужские спальни. Тот и опомниться не успел, лишь механически выхватил палочку, но запястья его оказались моментально прижаты к стене. «Тише-тише, — прошелестел по распаренной коже вкрадчивый голос. — Это я». Возмущения утонули в поцелуе, растворились под теплыми руками, скользнувшими на ладони. Палочка жалобно звякнула о каменный пол, когда их пальцы переплелись, и в миг стало спокойно и хорошо… А вот в третий раз Саката с моментом прогадал и попался Хиджикате под горячую руку. Тот был зол до чертиков, хоть и не помнил уже, из-за чего именно. И когда в пустом коридоре настойчивая рука уже почти привычно дернула его за ворот мантии, он отреагировал молниеносно: перехватил чужое запястье, крутанулся и впечатал нападавшего в стену. Саката даже не поморщился от удара. «Вау!» — выдохнул он, а его азартный, взбудораженный взгляд, застряв на несколько секунд на разъяренных глазах под черными нахмуренными бровями, осторожно скользнул на плотно сжатые губы. И Хиджиката не сдержался — вдавил Сакату в стену, с силой прижал его к себе за талию, поцеловал порывисто и горячо, распаляя их обоих. Он чувствовал, как возбужденно дрожит притиснутое к стене тело, как напряжены его мускулы, как чужое горячее дыхание заполняет рот, смешивается с собственным, заставляя все внутри взрываться маленькими вспышками злого удовольствия. Это было похоже на их драки, только еще лучше, будто они достигли нового неизведанного уровня. С тех пор такие атаки стали регулярной частью жизни, как и их совместные тренировки. Они и были ими, поскольку чудесно развивали рефлексы. Только вот Хиджиката знал — вне зависимости от скорости своей реакции, победы или поражения в этом маленьком поединке, в итоге его ждала соблазнительная награда. Иногда ему удавалось быстро выхватывать инициативу из рук Сакаты, и тот отвечал вызывающим взглядом и маняще приоткрытыми губами. Иногда они увлекались и сопротивлялись друг другу до полного истощения, и затем, обессиленные и признавшие ничью, сдавались мягкости прикосновений и трепету губ. А иногда — как, например, сегодня — Хиджикате хотелось поддаться чужому напору и легко принять поражение, сразу перейдя к самой лакомой части. В такие моменты Саката был с ним особенно нежен и осторожен, словно с только что прирученным диким зверьком, прикасался без резких движений, ласкал с мягкой силой, готовый ко всему, не позволял ни цапнуть, ни вырваться. Их поцелуи были разными, но кое-что в них было неизменным. Десять секунд — именно столько отмерял Хиджиката на их жизнь. Не дольше. Он и сам не мог объяснить, почему нуждался в таком ограничении, просто чувствовал, что так надо. Однажды, в начале их «практики», они увлеклись и целовались пару минут подряд или дольше. После этого в течение нескольких дней Хиджикату съедало необъяснимое противное тянущее чувство, будто он предал самого себя. Это было сродни похмелью, только дурно было не телу, а душе. После этого он подумывал и вовсе прекратить всякую близость, пока не разберется, откуда родилось это ощущение, но сдался очередному порыву Сакаты и пошел с собой на сделку. Ровно десять секунд с того момента, как их губы касаются друг друга. С холодной уверенностью Хиджиката очертил эту границу и впредь никогда ее не пересекал. Этот счет — единственное, что удерживало Хиджикату в трезвом уме под ласками Сакаты, и он звучал в голове тяжелыми ударами метронома. Один — осторожное касание губ, словно робкая проверка готовности. Два — пальцы щекотно очерчивают скулу и зарываются в волосы за ухом. Три — языки сталкиваются внутри рта с мягким напором, посылая слабые электрические разряды по всему телу. Четыре — дыхание учащается, смешивается, становится общим, и от этой уязвимой близости подкашиваются колени. Пять — мышцы под ладонями упруго подрагивают, ткань мантий безжалостно мнется в пальцах. Шесть — губы двигаются проворно и торопливо, будто спешат насытиться. Семь — вены распирает пульсом, дрожь возбуждения начинает гулять по всему телу, медленно стекает вниз по позвонкам. Восемь — пальцы сжимают подбородок до боли, запрокидывают голову. Девять — поцелуй становится глубже, напористей, головокружительнее. Десять — ладонь скользит вверх по чужой груди, пока под пальцами не начинает явственно чувствоваться учащенное сердцебиение — и толкает. — Что, уже все? — разочарованно выдохнул Саката. Грудь его тяжело вздымалась, лицо было ошпарено румянцем, брови сведены к переносице. — Боишься, что встанет? — любопытный взгляд просканировал тело Хиджикаты, словно рентген, и вдруг стал озорным. — Или уже? — Отвали, — беззлобно бросил Хиджиката, с суровым достоинством поправляя мантию и стараясь не выдавать эмоций. Возбуждение все еще свербило в теле, но глубокое медитативное дыхание исправно помогало его обуздать. — Ну-ну, не будь таким недотрогой, — усмехнулся Саката, и тяжесть его ладони упала на плечо Хиджикаты. — С этим я и помочь могу, — он игриво подмигнул. — Пошли в туалет, м? Очевидно, это была провокация, поскольку дальше поцелуев они ни разу не заходили, но Хиджиката не решился ее проверять. Он здраво оценивал свою выдержку и был уверен: как только Саката коснется его члена, внутренний метроном безнадежно сломается. — Отвали я сказал! — он дернул плечом, сбрасывая чужую руку. — Обед уже начался! Хочешь, чтобы Кагура нам и корки хлеба не оставила? — и, посчитав это достойным аргументом, он направился в Большой Зал. Саката молча двинулся рядом за ним, забросив замок пальцев за голову и насвистывая что-то немелодичное. Их компания в полном составе уже принялась за обед. — О, Тоши! Гинтоки! Мы вас уже заждались! — Кондо встретил их привычной жизнерадостной улыбкой. — Где вы пропадали? — Где надо, там и где, — буркнул Саката. Хиджиката скосил на него взгляд: «Неужели злится, что я прервал его на середине процесса? — неуместное чувство вины скользкой змеей забралось в душу, и Хиджиката ответил на него привычной злостью. — Ну и фиг с ним, обойдется! У меня и так достаточно поводов для переживаний, не хватало еще за его душевным равновесием следить!» — Отвяжись от них, Горилла! — попросила Кагура, жуя пастуший пирог. — Не знаешь, чем занимаются парочки наедине? — и безжалостно кольнула в больное место. — Вот найдешь себе другую гориллу для спаривания, тогда, возможно, поймешь. — Вообще-то я уже нашел! — Кондо так разбушевался, что даже пропустил мимо ушей обидное прозвище. — Это несравненная Отае! Шимура-старшая отреагировала молниеносным ударом в челюсть: — Ты меня сейчас Гориллой назвал?! Хиджиката горестно выдохнул, сочувствуя другу, и щедро плеснул майонез на свой ростбиф. И только в этот момент заметил, что сидящий напротив него Окита, не сводя взгляда с заклятого друга, пытается что-то незаметно засунуть в карман мантии. — Эй, что там у тебя такое? Показывай! — потребовал Хиджиката. — Ты о чем? — невинно захлопал глазами Окита. — Не придуривайся! Что ты только что спрятал в карман? Если ты опять собираешься подложить мне подушку-пердушку на стул или втихую добавить в чай Болтливое зелье, я тебя заставлю харкать кровью и орать как корень Мандрагоры. — Вовсе я не…— начал было Окита, но тут сидящая рядом с ним Кагура молча протянула Хиджикате странную куклу из грубой ткани. — Совсем охренела, Китайка?! Не смей воровать мои вещи! Ты на чьей стороне вообще?! — На любой стороне, где нет тебя, — отрезала Кагура. — Что это такое? — удивился Шимура-младший, поправляя очки и щуря глаза. — Какой-то странный артефакт, никогда такого раньше не видел. — Я пишу эссе по магии народов Африки, — спокойно пояснил Окита. — Там я вычитал интересные практики и решил попробовать кое-что создать по инструкциям. — Ого! — наивно восхитился Шимура-младший. — Это так здорово, Окита! Впервые слышу о таком. Не знал, что ты можешь так увлечься учебой. — Какая нахрен учеба! Ты сделал куклу вуду! — Тоши, ты тоже изучаешь африканскую магию? — удивился Кондо. — Это модно сейчас что ли? — Да о Вуду каждый магл знает! Это же проклятье! Ты меня проклясть решил?! — Нельзя настолько зацикливаться на себе, Хиджиката, — покачал головой Окита. — Мир не крутится вокруг тебя, знаешь ли. — Да?! Тогда какого хрена у этой куклы челка в форме буквы V?! — Хиджиката потрогал пальцем осторожно пришитый к кукле черный пучок и похолодел. — Э… это что, мои волосы? А я-то понять не мог, почему вдруг у меня одна прядь стала короче! — Неправда, я взял это в кабинете Зельеварения, — упрямо стоял на своем Окита. — Да конечно! — бахнул кулаком по столу Хиджиката. — У нее вместо глаз пуговицы, споротые с моей мантии! И какого фига в этом нарисованном сердце торчит гвоздь?! — Какая интересная вещица, — Саката забрал куклу из рук Хиджикаты и задумчиво потер подбородок. — Никогда не слышал о такой Темной магии. — Спроси любого магла, и он тебе расскажет, что это колдовство африканских шаманов, способ наслать на ненавистного человека болезнь или смерть. Делаешь такую фиговину, прикрепляешь к ней фрагмент тела и личную вещь, заколдовываешь — и все, что делаешь потом с куклой, происходит со связанным с ней человеком. — И что, реально работает? — удивился Саката и, серьезно глядя на Хиджикату, потыкал куклу вилкой в то место, где у людей находится задница. — Ну как? Чувствуешь что-нибудь? — Да черта с два! — рявкнул Хиджиката, но на всякий случай выхватил злосчастную куклу из чужих пальцев. — Это шарлатанство и не более! Симпатическая магия давно опровергнута научным сообществом британских волшебников. — Ну, тогда и переживать нечего, — пожал плечами Окита и с хитрой полуулыбкой протянул ладонь. — Верни-ка мне мою безделушку. Хиджиката злобно посмотрел на него, а затем перевел подозрительный взгляд на куклу. Конечно, и волшебники, и маглы считали вудуистическое колдовство шарлатанством, но на миг Хиджиката усомнился в этом знании. А вдруг именно из-за этого артефакта он не способен долго целоваться без последствий? Что если Окита примешал к этой чуши какие-то тайные практики, чтобы досадить ему? — Хрен тебе, — Хиджиката быстро убрал куклу во внутренний карман мантии. — Я не потерплю, чтобы в твоих руках остались образцы моего ДНК. Мало ли какое еще проклятье ты вычитаешь. — Ссыкло, — буркнул Окита. — Чо ты там вякнул?! — окончательно взбесился Хиджиката. — Прошу прощения, — прозвучал чужой голос совсем рядом с ними. Вся компания вскинула головы вверх и обомлела. Перед ними, скромно сложив руки в замок у груди, стояла Оцу. Хиджиката сразу ее узнал, хотя лично знаком не был: известность этой юной певицы простиралась широко и за пределами Хогвартса. Студенты очень гордились, что учатся в одних стенах с набирающей популярность звездой, особенно пуффендуйцы — из их факультета не так часто выходили прославленные личности. Оцу обратила свой взор на Сакату и скромно спросила: — Это ведь ты мастер на все руки, о котором все столько говорят? — Э… — Саката растерялся, но сразу взял себя в руки и задрал нос. — Все верно, ты пришла по адресу! — Вот здоровоющие чары! — обрадовалась она и мило улыбнулся. — У меня есть к тебе просьбараньи отбивные! Саката снова опешил, склонился к столу и в тихой панике прошептал: — Эй, почему она так странно разговаривает? Шинпачи, ты же вроде тащишься по этой цыпочке! Ты можешь понять эту белиберду? — Это не белиберда, это оцуфиксы! — рассерженно отозвался Шимура-младший. — К концу фразы добавляешь что-то еще на последний слог! — Что за бредятина? — поморщился Саката. — Ладно, у нас давно не было клиентов, а у нее наверняка денег хоть лопатой греби! — и громко обратился к Оцу, важно сложив руки на груди. — Конечно, я тебя слуша… слушаюжная башня! — Дело в том, что в последние недели я стала получать послания с угрозаминистерство магии, — Оцу подсела за стол между Кагурой и Шимурой-младшим. Последний так разволновался, что раскраснелся, как вареный рак. — В них мне пишут, чтобы я перестала выпускать новые песни, иначе мне не сносить головыручай-комната. Она положила на стол несколько листов из дорогой лоснящейся бумаги, где красивым почерком были выведены отнюдь не красивые угрозы. — У тебя есть враги или конкурентыквенное печенье? — с серьезным лицом спросил Саката. — Конкуренты, конечно, есть, но не в Хогвартсе, — уверенно покачала головой Оцу. — Это делает кто-то из студентов, но ума не приложу, кто это может быть! Я со всеми дружук на ниточке! — Может, ты кому-то насолилаванда? — сощурился Саката. — Ну разумеется нет! — вдруг вспылил Шимура-младший. — Оцу — самая добрая в мире девушка и не могла никому причинить златоглазки… — и тут же под взглядом кумира потупился. — Надо искать кого-то, кто имел доступ к женской спальне Пуффендуя, — сказал Хиджиката. — Эй! Ты не произнес окончание фразыбучие пески! — Оцу очаровательно нахмурила брови и надула пухлые губы. — Да я скорее… — начал Хиджиката, но Саката тут же прикрыл ему рот ладонью. — Эээто наш стажер, прости его! Он вспыльчивый и совсем не чувствует ситуауциюпитер! — глупо заулыбался Саката, а затем грозно шепнул Хиджикате на ухо. — Не вздумай сорвать мне заказ! — Почерк похож на девчачий, так что это действительно может быть кто-то из подруг с твоего факультетайная комната! — сказала Кагура, перебирая записки в руках. — Не может быть! — ахнула Оцу и приложила руку к груди. — Они не могли это сделать! Они все такие милыединорог! — Ну-ну, не будем делать поспешных выводов! — примирительно выставил вперед ладони Саката. — Мастера на все руки берутся за это делокомотор! — Вы уверены, что сможете найти этого человекарточки из шоколадных лягушек? — с надеждой спросила Оцу. — Конечно! — вдруг воскликнул Шимура-младший, и Хиджиката поразился, что у этого обычно всегда тихого парня на самом деле такой громкий голос. — Мы обязательно раскроем это дело! Положись на настойка растопырника! — Какое облегчениежедневный пророк! — лучезарно улыбнулась Оцу. — Спасибо огромное! Меня это так пугает! Если сможете вычислить этого злодея — век вам не забудурманящая настойка! Она радостно поднялась с места и понеслась к подругам за стол Пуффендуя. — Ну что! — радостно потер ладони Саката. — У нас новый заказ! У кого-то есть предположения? — Конечно! У меня есть целый список подозреваемых! — воодушевленно вскочил Шимура-младший и бегом бросился к выходу из зала. Компания молча проводила его озадаченными взглядами. — Впервые вижу от него такой энтузиазм, — смотря ему вслед, сказал Саката. — Обычно он только ноет что-то типа: «Это может быть опасно» или «Давайте не нарушать правила»… — Тебе бы только правила нарушать! — огрызнулся Хиджиката и мысленно наказал себе позже обязательно отблагодарить Шимуру: похоже, он был единственным среди мастеров, кто вносил толику благоразумия в их работу. — Ладно, давайте не будем ждать этого фанатика, вряд ли он что-то дельное предложит, — почесал голову Саката. — Есть у кого идеи? — Да подружки это ее были, тут и думать нечего! — безапелляционно заявил Окита. — Держатся к своему врагу поближе и тайком подкидывают подлянки. — Не суди по себе людей, — мрачно посоветовал Хиджиката. — Неужели это действительно были те, кому она доверяла? — Шимура-старшая с грустью посмотрела на Оцу, весело щебечущую с подругами. — Необязательно, — возразил Саката. — Это лишь одна из версий. Доступ к спальне был не только у них. Под подозрением все студентки Пуффендуя. — Я бы не ограничивал круг подозреваемых так сильно, — задумчиво прищурился Хиджиката. — Что ты имеешь ввиду, стажер? — вторя его интонации, серьезно спросила Кагура. — Кого ты назвала стажером?! — тут же взорвался он. — Не беспокойся, Тоши! Если хорошо проявишь себя в этом деле, то, возможно, станешь полноценным мастером! — воодушевила Кагура. — Да я и не собираюсь к вам! — Гинчик, ты же не возьмешь его в команду без испытательного срока только потому, что вы с ним запираетесь в Выручай-комнате? — Конечно нет, Кагура! — Саката горделиво задрал подбородок и по-хозяйски облокотился о плечо Хиджикаты. — Мастера — это серьезная организация. Мы не терпим кумовства и не берем кого угодно только из-за смазливого лица. — Это я тебе сейчас лицо размажу, — предупредил Хиджиката, рывком сбрасывая его руку со своего плеча. — И тем более не принимаем сотрудников «через постель», — проигнорировав угрозу, добавил Саката. — Еще одно слово — и тебе самому постель понадобится. В больничном крыле. — Все-таки не каждый способен стать мастером и работать под моим началом… — Да я скорее пойду говно троллей убирать, чем стану тебе подчиняться! Услышав это, Саката, наконец, замолчал и ошалело моргнул: — П… подчиняться? Мне? — переспросил он, и лицо его запунцовело. Хиджиката внимательно посмотрел на него из-под нахмуренных бровей, ощущая в груди бунтующее сердцебиение. Он не до конца понял, о чем именно подумал Саката, в каком превратном смысле тот представил себе слово «подчиняться», но неосознанно почувствовал, что это нечто выходящее за рамки шутки, и на этот раз рассвирепел по-настоящему. Ему захотелось кулаками выбить эту невнятную мысль из кучерявой головы. Едва сдерживаясь, он рывком притянул Сакату за галстук и медленно проговорил в лицо, не отрывая ледяного взгляда от воровато бегающих глаз: — Что бы ты там себе сейчас ни напридумывал… немедленно это раздумывай. Голос прозвучал угрожающе тихо, но Саката верно понял смену душевного состояния Хиджикаты: сглотнул и быстро закивал. — Тоши… ты что-то сказал про круг подозреваемых, — миролюбиво напомнил Кондо, разряжая атмосферу. — Можешь пояснить, что ты имел ввиду? Предупредительно прищурив глаза напоследок, Хиджиката с силой оттолкнул от себя Сакату — тот едва удержался на скамье, ухватившись руками за край стола — и произнес: — Преступник мог действовать не в одиночку, а подставить кого-то из студенток Пуффендуя. Или работать с ней в паре. — О! — Кондо понимающе ударил кулаком о ладонь. — Я понял! Например, если бы ты, Тоши, попросил дочку Мацудайры подложить эту записку, то она бы тебе помогла даже без объяснений. — Ну все, преступник — Хиджиката. Расходимся, — кивнул Окита. — Да?! Ну, и какой же у меня был мотив, умник? — Ты плохой человек. — Это не мотив! — Мотив может быть у кого угодно, — покачал головой Саката. — Даже у Отае он есть! — Что? У меня? — Шимура удивленно прижала ладонь к губам. — Подумай, что ты несешь, Гинтоки! — вспыхнул Кондо праведным гневом. — Отае самый чистый, добрый и невинный бутон Мандрагоры в этой теплице! — Ты специально выбрал самое уродливое растение?! — Шимура со всей силы ударила Кондо локтем в бок. — Не-не, у Отае есть мотив, — с умным видом возразил Саката. — Интересно, какой? — заинтересовался Хиджиката. — Думаешь, ей не нравится, что ее младший брат фанатеет от этой певички, и поэтому она хочет разрушить ее карьеру? — Наивно! — усмехнулся Саката. — Нет! Ну же, это элементарно, дорогой доктор! — …Каким образом стажер превратился в доктора? — устало спросил Хиджиката, теряя нить логики. — Босс, не томи уже! — попросил Окита. Саката с важным видом поднялся и, нацелив указательный палец на Шимуру, произнес: — Оцу младше Отае на целый год, а сиськи у нее уже больше! *** — О, Хиджиката, — приветливо обратился Кацура. — И Гинтоки… что с тобой случилось, Гинтоки? — На меня упала гладильная доска, — Саката поморщился, поглаживая растущую на затылке шишку. — Где ты нашел в Хогвартсе гладильную доску? — заинтересовался Кацура. — Неважно, — перебил Хиджиката предстоящий поток бреда. — Мы к тебе по делу. Ты не замечал каких-либо странностей на своем факультете? — Странностей? — Кацура задумчиво потер подбородок. — Ты знаешь, да! Была одна! — Вот как? Расскажи, это может быть важно! — В последнее время я заметил, — голос Кацуры стал заговорчески тихим. — Что кто-то берет без спроса мой шампунь… кстати, Хиджиката, твои волосы стали как-то лучше выглядеть! — его глаза подозрительно сузились. — Бьюсь об заклад, они раньше не были такими шелковистыми… — Побейся лучше о стену! — сквозь зубы посоветовал Хиджиката. — Тише, тише, — дипломатично вмешался Саката. — Зура, мы не за этим пришли. — Не Зура, а Кацура. — Оцу обратилась ко мне с заказом, — продолжил Саката, не прерываясь. — Кто-то подбрасывает ей на кровать записки с угрозами. Может, ты в курсе каких-то разногласий, ссор, споров внутри Пуффендуя? — Я ничего такого не замечал, — покачал головой Кацура. — Но я хорошо знаю того, кто замечает очень многое! Идите за мной. Саката проводил его ровную спину взглядом и пошел по галерее следом, горестно вздохнув. — Что не так? — недовольно поинтересовался Хиджиката. — Да бестолку это все, — Саката покачал головой. — Бесполезная трата времени. Чем тут Зура поможет? — У тебя есть идеи получше? — Есть. Я уже говорил. — Не дури! Оборотное зелье готовится целый месяц, к тому же его создание против школьных правил. И потом, какой смысл внедряться в группу подружек Оцу? — Необязательно подружек, мы можем превратиться и в каких-нибудь других девчонок Пуффендуя. Главное, успеть поводить носом и получить доступ к женской спальне. — Так ты ради этого хочешь все затеять?! На девушек поглазеть?! — Вовсе нет, — Саката засунул мизинец в ухо, лениво прикрыл глаза и будто невзначай отвернулся в полоборота. — Эй, хочешь врать — больше практикуйся, — буркнул Хиджиката. — У тебя же на лице все написано. — Не ревнуй, — спокойно ответил Саката. — Да кто тут ревнует?! — разозлился Хиджиката. — Ты придумал какую-то ахинею! Неужели нет вариантов получше? Очкарик, например, что-то упомянул про подозреваемых. — Забудь, — Саката вяло махнул рукой. — Фанаты всегда слишком предвзяты и зашорены, Шинпачи бесполезен в этом деле. — А по мне так он полон энтузиазма и отлично замотивирован! — возразил Хиджиката. — Не списывай его со счетов. — Да? — скептически усмехнулся Саката. — Ну и где этот наш замотивированный детектив? — Ребята! — послышался крик позади. Компания обернулась: к ним на всех парах мчался Шимура-младший. — Еле нашел вас! — отдуваясь и пристраиваясь к их шагу, сообщил он. — Где тебя кентавры носили? — строго спросил Саката. — Вот! — вместо ответа Шимура гордо вскинул вперед руки и продемонстрировал черную потрепанную тетрадь. — Ты уроки делал? — с тянущей скукой в голосе спросил Саката. — Нашел время! — Нет! Это дневник фаната! — оживленно отозвался Шимура. — Сюда я записываю некоторые вещи из моих наблюдений за Оцу! — Ты сталкер что ли? — поежился Хиджиката. — Да нет же! — обиженно ответил Шимура и помотал головой. — Здесь я отмечаю тех, кто плохо отзывался об Оцу. Наверняка преступник кроется где-то в моих записях! — Что ж, это может быть полезно, — одобрил Хиджиката, кинув на Сакату победный взгляд, и протянул руку за тетрадью. Но Шимура вдруг отпрянул и собственнически прижал тетрадь к груди. — Прошу прощения, но трогать нельзя. — Почему? — озадаченно моргнул Хиджиката. — Я что, Бога смерти увижу? — Извини, но это мое сокровище, и я никому не даю к нему прикасаться. — Если никому не позволять прикасаться к своим «сокровищам», то умрешь девственником, — жестоко предсказал Саката. Шимура обиженно поджал губы, и Хиджикате стало его жаль. — Ладно, может, ты кого-то сам подозреваешь, исходя из своих наблюдений? — Конечно! — Шимура уверенно кивнул и открыл тетрадь. В ней ровным аккуратным почерком были выведены имена, даты, длинные «протоколы преступлений», какие-то примечания на полях. — Итак, — Шимура торжественно кашлянул в кулак и, перебрав цветные закладки, перелистал тетрадь к последним страницам. — Вот, например, из последнего! Кимура, Слизерин. Посмел сказать, что последняя песня Оцу немного хуже предыдущего хита. Киеши, Пуффендуй. Съел последний пудинг на столе, и Оцу не достался любимый десерт… — Скажи мне, что ты шутишь… — попросил Хиджиката, но, поймав на себе серьезный взгляд Шимуры, ударил кулаком по лбу. — Теперь понимаю, почему эта тетрадь такая толстая! С таким уровнем обвинений преступником может быть каждый студент, профессор, призрак и портрет Хогвартса! Неужели там не было ни одного адекватного критика? — с надеждой спросил Хиджиката. — Никто не сказал, что у Оцу нет голоса и тексты глупые?! Шимура оскорбленно распахнул свои круглые глаза, которые стали чуть ли не больше его очков, посмотрел на Хиджикату как на последнего предателя, а затем злобно сморщил нос и, уткнувшись в тетрадь, прямо на ходу принялся что-то в ней строчить. Хиджиката разочарованно вздохнул и взглянул на Сакату: тот, напротив, шел довольный, и не надо было обладать легилименцией, чтобы прочитать на его лице: «Я же говорил». — Не парься, есть у меня еще задумка, — с загадочной улыбкой сказал Саката. — Гинчик! — донеслось позади, и их нагнала взбудораженная Кагура, дернув своего «шефа» за рукав. — Гинчик, я все сделала! — Что, уже? — удивился Саката. — Тебя же не было максимум полчаса, как ты успела внедриться в компанию подруг Оцу? — Они классные! Мы теперь дружим! — радостно воскликнула она. — Смотри, что мне Майко подарила! — и она показала черный металлический прибор с тянущимся от него длинным проводом, закрученным в аккуратный узел. — Что это за херня такая, Кагура? — спросил Саката, озадаченно рассматривая предмет. — Какое-то орудие пыток? — Майко из семьи маглов! Она сказала, такое используют магловские женщины, чтобы их волосы стали красивее! — голубые глаза Кагуры радостно блестели. — Тоши, ты же знаешь, как пользоваться этой штукой? Покажешь мне?! Кацура резко остановился и развернулся: — О, конечно, он знает, как сделать волосы красивее, правда? — строго спросил он. — Да не брал я твой чертов шампунь! — огрызнулся Хиджиката и забрал прибор из рук Кагуры. — Похоже на щипцы для завивки волос… — и затем не удержался и добавил, обращаясь к Сакате. — Кстати, странно, что ты не знаешь, что это такое. — Кучерявого человека каждый может обидеть, — надул губы Саката. — Только не всем это сходит с рук! Обещаю, утром ты проснешься с такой кудрявой башкой, что тебе обзавидуются портреты в гостиной! Те, что в дебильных париках. — Не давай невыполнимых обещаний, — ответил Хиджиката и вернул щипцы Кагуре. — Эта штука работает на электричестве, а его в Хогвартсе и в помине нет. — Эээ, так Майко меня обманула… — расстроилась Кагура, и только в этот момент Хиджиката осознал одну странность. — Подожди, — осторожно произнес он. — Получается, тебе сделала недешевый подарок девчонка, с которой ты познакомилась полчаса назад? — Ну да! Правда, взамен я пообещала, что познакомлю ее с тобой, Тоши! Она, кажется, втрескалась в тебя. — Ты должна была найти преступника, а не плодить мне конкурентов! — Саката от души врезал Кагуре подзатыльник. — Немедленно верни ей эту ерунду, идиотина! — Подожди, но это же неплохо! — возразил Хиджиката. — Я встречусь с ней и разговорю! Возможно, получится что-то у нее выведать. — Губу закатай, хренов детектив-соблазнитель! Только гляньте на него! — оскорбился Саката и, тут же скорчив суровое лицо, заговорил с наигранной хрипотцой, издевательски кривляясь. — Я Хиджиката Тоширо, и любая преступница растекается лужей при виде моей магической красоты. Стоит мне только посмотреть на нее своими синими глазками, как она сразу расколется и… — Не ревнуй, — мстительно перебил Хиджиката. — Да кто тут ревнует?! — моментально вышел из образа Саката. — Думаешь, я допущу, чтобы мой стажер обжимался по углам с какой-то девахой, которая наверняка и не знает ничего?! — Такого ты обо мне мнения, значит?! Я предлагал с ней просто поговорить! И хватит называть меня своим стажером! — Раз ты не стажер, то какого хрена за нами увязался вообще?! — Да потому что вы только хуже сделаете, а мне, как обычно, потом разгребать за вами дерьмо! Вы ведь только проблемы создавать умеете, а решать их — нет! Ты даже не догадался с Кацурой поговорить! — Хиджиката махнул рукой на старосту Пуффендуя, который со спокойным лицом смотрел на их перепалку. — Ну и чем он поможет нам, умник?! — крикнул в ответ Саката, повторив жест Хиджикаты. — А кто тебе еще поможет, умник?! Может, попробуешь снова продаться Сасаки? Вдруг его шпионская сеть что-то знает! — Отлично! А ты можешь пойти и закрутить интрижку с той девчонкой с щипцами! Нифига не выяснишь, так хоть завивку красивую получишь на свои патлы! Кацура демонстративно кашлянул в кулак, и оба спорящих, умолкнув, перевели на него взгляды. — Если вы соизволите прекратить орать друг на друга, то я действительно постараюсь вам помочь, — с присущей ему серьезностью заметил Кацура и, развернувшись, направился дальше по галерее во внутренний двор. Хиджиката с Сакатой просверлили друг друга злыми взглядами и, синхронно фыркнув, двинулись следом. Кацура вывел их в пахнущий свежей землей внутренний двор Хогвартса. Компания остановилась у старого дуба. Хиджиката покрутил головой, пытаясь понять, зачем они здесь. Во дворе было пусто, только несколько человек сидели парочками на скамьях внутри галереи, словно мартовские коты, и их прижатые друг к другу макушки виднелись в высоких оконных проемах. Хиджиката бросил недоуменный взгляд на Кацуру: тот вскинул голову к кроне дуба и довольно улыбался. — Так и знал, что найду тебя здесь! — крикнул он дереву, и Хиджикате захотелось ударить себя по лбу. Похоже, Саката оказался прав, и Кацура по обыкновению дурит! Сейчас скажет, что им точно-точно помогут какие-нибудь нарглы, живущие в дупле! Но тут крона дуба зашевелилась, зашуршала ветками, и на землю приземлилось что-то черное с огромной рыжей гривой волос. На миг Хиджикате почудилось, что это мантикора, и сердце успело рухнуть в пятки, но тут существо выпрямилось и оказалось человеком. Хорошо всем знакомым человеком. — Сайто? — нахмурился Хиджиката, теряясь в догадках. — Странно, что ты сам к нему не обратился, Гинтоки, — покачал головой Кацура. — Он же с тобой в одной команде! Сайто был третьим охотником команды Гриффиндора. Он учился на одном курсе с Хиджикатой, из года в год ночевал с ним в одной спальне, но тот толком ничего о нем не знал, потому что они никогда не общались. Из-за своей молчаливости Сайто считался изгоем, и Хиджиката был удивлен, что тот сблизился с Кацурой. И только в этот момент он вспомнил, что Кагура упоминала об этом: именно «мастера» помогли им подружиться прошлой осенью. — Обратиться к Сайто? Но зачем? — недоуменно спросил Саката, и Хиджиката выдохнул от того, что был не одинок в своем неведении. Кацура сложил руки на груди и, рассмеявшись, поучительно сказал: — Так ты не знаешь толком собственных товарищей? А еще называешь себя боссом «мастеров на все руки»! С сегодняшнего дня можешь звать меня Лидер! — Я тебе сейчас разобью твою лидерскую хлебососину, если не скажешь в чем дело, Зура! — угрожающе низким голосом пообещал Саката. — Не Зура, а Лидер! — поправил Кацура и снизошел до объяснения. — Сайто хочет найти новых друзей, поэтому ведет свой журнал заметок о том, что они делают, чтобы понять, что им нравится. — Эй, почему староста не в курсе, что у нас на факультете открыта школа сталкеров? — строго спросил Хиджиката, переводя грозный взгляд с Шимуры на Сайто. Последний округлил глаза и сделал отрицательный жест руками. — Нет-нет, он это делает в благих целях! — перевел его пантомиму Кацура. — Это нужно для того, чтобы придумывать подарки и всякие приятные сюрпризы. — Можно же просто поговорить… — недоуменно сказал Хиджиката. — И как ты его понимаешь вообще? — Для близких душ слова не нужны, — пафосно ответил Кацура и дружески приобнял Сайто за плечи. — Верно я говорю? — Тебе же просто нравится, что он ничего не возражает на твою придурь, так? — скептически поморщился Саката. Сайто скромно потупил взгляд, но быстро справился со смущением, вскинул вверх указательный палец, словно вспомнив что-то важное, и достал из внутреннего кармана исписанный блокнот. — Ого! Сколько записей! — присвистнул Саката, перелистывая страницы. — Ты что, почти с каждым студентом хочешь подружиться? — Сайто под его вопросительным взглядом скромно отвел глаза. — А впрочем, не отвечай, — милостиво позволил Саката. — Ого, Шинпачи, тут и про тебя есть! — Правда? — радостно спросил Шимура. — Сайто хотел со мной подружиться? Что там написано? — «Вторник, после ужина. Шимура Шинпачи прошел в спальню третьего курса с огромной кипой странных журналов, подозрительно озираясь. Вероятно, ему нравятся материалы 18+. Он поднялся по лестнице и потом… я ничего не видел», — дочитал Саката и вскинул на Шимуру ничего не выражающий взгляд. Тот стоял бледный, как полярная сова, и с точно такими же огромными глазами. — Э-э-это не то, что вы подумали! — энергично завертел головой он. — Шинпачи, — разочарованно выдохнул Саката. — Разве я не учил тебя прятать порнуху? — Чему ты учишь младших?! — рявкнул Хиджиката и врезал Сакате по затылку. — Это не мое! — кинулся оправдываться Шимура. — Это журналы Такатина! Он попросил меня подержать их у себя некоторое время! — Кто такой Такатин? — спросил Хиджиката. — Зачем он… впрочем, даже знать не хочу, — и он прикрыл ладонью лицо. — Шинпачи, это мерзко! Не заговаривай больше со мной, — сухо отрезала Кагура и взяла блокнот из рук Сакаты. — О, Гинчик! Тут и про тебя есть! — она принялась громко зачитывать, спотыкаясь на длинных словах. — «Пятница, прямо перед отбоем. Саката Гинтоки направился из гостиной, пряча что-то в руке. При ближайшем рассмотрении удалось идентифицировать фотографию Хиджикаты Тоширо. Вероятно, Саката коллекционирует фотоматериалы с нашим старостой. Надо будет попробовать раздобыть еще и вручить для пополнения коллекции. Саката зашел в уборную и потом…я ничего не видел». Во дворе воцарилась зловещая тишина, в которой все стеснялись взглянуть друг на друга, и лишь Кагура переводила взгляд с одного пунцового лица на другое. — Гинчик, а зачем тебе фотографии Тоши? — она наивно захлопала своими бездонными голубыми глазами. — Меня больше волнует то, откуда у тебя вообще мое фото? — тихо прорычал Хиджиката, хватая Сакату за отвороты мантии. — Я же говорил, что обратиться к Кацуре было плохой идеей, — пробормотал он, отведя безжизненный взгляд в сторону. — Хорошо хоть, что все окончания заметок у Сайто одинаковые… — По мне так обратиться к Кацуре было прекрасной идеей! — грозно проговорил Хиджиката. — Преступника с записками мы, может, пока и не раскрыли, зато вывели на чистую воду парочку извращенцев. — Ой, да отстань ты! — вспылил в ответ Саката, заходясь краской стыда. — Посмотрим, как ты заговоришь, когда я зачитаю всем вслух компромат на тебя самого! — и с этими словами он выхватил блокнот из рук Кагуры и быстро зашуршал страницами. — Удачи, — усмехнулся Хиджиката и уверенно сложил руки на груди. — Нет там на меня ничего! Порно я не прячу и с чужими фотографиями в туалете не… — О! — воскликнул Саката и обвел окружающих коварным взглядом. — «Среда, утро перед занятиями. Хиджиката Тоширо пробрался в пустующий кабинет декана Отосе и взял что-то из верхнего ящика ее стола. Возможно, он тоже собирает коллекцию фотографий? Надо выяснить об этом больше. Он сжал что-то в кулаке и убрал в карман мантии, а потом… я ничего не видел». Хиджиката похолодел от ужаса. Изо всех сил стараясь не выдать эмоции во взгляде и голосе, он саркастично усмехнулся и четко произнес: — И это компромат? Я просто выполнял указания декана. — Тоши, ты побледнел, — заметила Кагура. — Тебе не хорошо? — Коне-е-ечно, — протянул Саката, с гадкой улыбкой приобнимая Хиджикату за плечи. — Чего уж хорошего, когда наш строгий староста, наш всеобщий пример для подражания на деле оказывается обычным воришкой? — он задумчиво погладил подбородок, и взгляд его потемнел от удовольствия. — Кстати, помнится, бабуля говорила, что у нее сигареты стали пропадать… — Это все твоя вина! — взорвался криком Хиджиката, оттолкнув Сакату и осознав, что скрываться дальше смысла нет. — Кто уничтожил мои сигареты, а?! По-моему, взять немного в заначку из запасов твоего опекуна — вполне справедливая компенсация! И в твоих интересах, чтобы я мог курить, иначе ты первый и попадешь мне под горячую руку, придурок! — Ну, как, неприятно? — невпопад спросил Саката, продолжая пакостно ухмыляться. — Не нравится, когда гадости о себе слышишь? Признаешь, что идти к Кацуре было ужасной идеей? Хиджиката смотрел в его хитрое лицо и понимал: Саката его вообще не осуждает за воровство. Возможно, даже одобряет. И главным для него было лишь упрямое доказательство своей правоты, отстаивание верности собственных решений. Хиджиката не собирался претендовать на роль лидера «мастеров», но и от своих слов отказываться не хотел. — Черта с два я это признаю! — возразил он и принялся дальше листать блокнот. — Наверняка здесь есть что-то, что выведет нас к тому, что нужно… — тут его взгляд зацепился за слово «Оцу», выведенное в середине предложения, и Хиджиката возликовал. — Нашел! — и он начал зачитывать с начала абзаца. — «Суббота, обед. Каваками Бансай из Слизерина всю первую половину дня писал что-то в библиотеке. Вокруг него не было открытых книг, поэтому делаю вывод, что он сочинял что-то самостоятельно. Возможно, это любовное послание? К обеду он прошел в Большой зал и часто поглядывал на студентку Пуффендуя Теракадо Оцу. Вероятно, он влюблен в нее? Можно подарить ему ее альбом. Также, думаю, он высоко оценит новое перо…», — Хиджиката поднял на друзей торжествующий взгляд. — Это оно! — Похоже на правду! — заметил Шимура, уже успевший отойти от своего позора. — Он писал записки в библиотеке и ждал удобного момента, когда можно их подбросить! — Вот негодяй! — возмутилась Кагура. — На следующем матче со слизеринцами я отберу у Шинпачи биту и вышибу ему мозги! — Отлично! Спасибо, Сайто! И тебе, Зура, я не сомневался, что ты дашь нам правильную зацепку! — тут же переобулся в воздухе Саката и затем наставнически похлопал Хиджикату по плечу. — И ты, стажер, хорошо сработал! Продолжай в том же духе — и будешь повышен до рядового мастера! — Да я это дело практически в одиночку раскрыл! — разразился Хиджиката праведным гневом. — Вы, придурки, только фигней страдали! Хорошо хоть правила нарушить не успели! — Я так и сказал, ты хорошо поработал, — кивнул Саката, игнорируя все обвинения, и, закинув руки за голову, направился внутрь замка. — Шинпачи, Кагура! Пойдемте расскажем заказчику то, что узнали! Осталось только словить преступника с поличным или выбить признание. — Ура! Выбить! — порадовалась Кагура и побежала вслед за Сакатой. Шимура церемонно поблагодарил Сайто и Кацуру за помощь, а кипящий злобой Хиджиката мысленно пообещал, что урежет время на поцелуи до пяти секунд. После чего тут же признался себе, что и сам такого срока не вытерпит, и от этого рассердился еще сильнее. *** — Ну что вы! — выдала, наконец, Оцу, стирая с глаз выступившие от смеха слезы. — Бансай — мой новый автор! У него очень глубокие стихимера! Вчера он как раз передал мне новый текст, и он просто чудесенненские соколы! Жду не дождусь возможности записать новую песнюхлер! — Об этом нужно было сказать сразубастая герань! — закричали на нее хором Саката и Хиджиката. *** — Потрясающая работа, стажер! — голос Сакаты сквозил сарказмом. — Может, мракоборец из тебя и выйдет, но вот мастер на все руки совершенно никудышный! — Да ты и сам час назад был уверен, что преступник — Каваками! — заорал на него Хиджиката. — И ты палец о палец не ударил, чтобы постараться дело раскрыть, хренов мастер плевать в потолок! — Я сразу предложил тот вариант, который сработает! — поспорил Саката, запустив палец в нос. — Нет! Я не позволю тебе готовить оборотное зелье! Это против правил! — Ты уволен. — Я и не нанимался! Мягкий свет клонящегося к закату солнца заливал галерею, и разморенные хорошей погодой студенты плыли в нем, наслаждаясь воскресным спокойствием. Четверка «детективов» неспешно дрейфовала в этом потоке без особого направления движения, безуспешно пытаясь придумать, как быть дальше. Единственный подозреваемый оказался невиновен, а новых зацепок не было. Надо было начинать все сначала. — Вернемся к Сайто и полистаем его блокнот дальше, — предложил Хиджиката. — Может, еще что-то выясним. — Пустая трата времени, — Саката вытащил палец из ноздри и без зазрений совести вытер его о мантию бредущей рядом Кагуры. — Этот блокнот такой же бесполезный, как и предвзятый список хейтеров от Шинпачи. — Он не бесполезный! И нисколько не предвзятый! Отличный список от фаната! — повысил голос Шимура. — То, что он фанатский, как раз и делает его предвзятым, — бескомпромиссно отрезал Саката. — Тогда я поговорю с той девчонкой из Пуффендуя, которая подарила Кагуре щипцы, — вбросил следующее предложение, Хиджиката, чувствуя, что они ходят по кругу. — Нет, — еще более резко ответил Саката. — Даже если преступница она или кто-то из ее подруг, она никогда не признается в этом парню, к которому неровно дышит. Она захочет предстать перед тобой в лучшем свете. Если, конечно, ты не хочешь опоить ее сывороткой правды. — В любом случае, мы ничем не рискуем, если просто поговорим с ней. — Мы рискуем! — настойчиво сказал Саката и остановился на месте. — Я рискую. Хиджиката развернулся к нему и замер, уставившись Сакате прямо в глаза. Сейчас они откинули свою повседневную мертвенность, и на поверхности багряной радужки жгуче бурлила кровь. По лицу Сакаты редко можно было что-то прочитать, но именно в этот момент нужно было ослепнуть, чтобы не увидеть яркую бурлящую смесь опасения и обиды. «Черт бы побрал куклу вуду Окиты!» — в сердцах подумал Хиджиката. — Хорошо, я не пойду к этой девчонке, — пообещал он, и взгляд Сакаты заметно смягчился. — Но тогда мы остаемся в полном тупике. Надежда только на Кагуру. Может, она сумеет что-то выведать у подруг Оцу. — Да, нам необходима информация из первых рук, — согласился Саката. — Поэтому параллельно с внедрением Кагуры мы будем готовить оборотку. — Я сказал, что мы НЕ будем готовить оборотку! — категорично ответил Хиджиката. — Конечно, у нас же целая вечность впереди! — изливаясь сарказмом, Гинтоки театрально вскинул руки. — Давай просто подождем, пока к нам сам кто-нибудь не подойдет и не скажет: «Ой, извините! Это я подкидывал записки на кровать Оцу!». — И-извините, — послышался рядом робкий голос. — Э-это я подкидывала записки на кровать Оцу… Тихое, на грани слышимости окончание фразы проглотила звенящая тишина. Хиджиката и Саката медленно повернули головы на голос и уставились на дочь директора Мацудайры, которая незаметно вынырнула из-за угла посреди их спора и теперь смотрела на них, хлопая невинными глазами. — Э? — вырвалось у Сакаты. — Не могла бы ты повторить? А то у меня слуховые галлюцинации, кажется… — Простите меня, я случайно услышала ваш разговор, — она скромно сцепила руки в замок перед собой и нервно их потерла. — Кажется, вы ищете того, кто подкидывал Оцу тайные любовные послания? — Любовные? — тупо переспросил Хиджиката. Мацудайра Курико доверительно закивала: — Ну да, признания от тайного поклонника! И стихи! — Подожди-подожди, я ничего не понимаю, — Саката нахмурился и закопался пятерней в кудрях. — Давай начнем сначала. Это ты подбрасывала записки Оцу, мне не послышалось? — Именно так, это была я, — Мацудайра скромно поднесла палец к губам. — Но зачем? — Меня попросили… — Кто?! — хором накинулась на нее четверка гриффиндорцев. — Э-это секрет! — испуганно отшатнулась она. — Но… если это для вас действительно так важно, то я, наверное, могу рассказать! Я все-таки причинила вам вред, — она подняла на Хиджикату робкий взгляд. — Если бы я тогда знала, что тебя не интересуют девушки, что вы вместе, я бы никогда не поступила так… — она зарделась и умолкла. Хиджиката с трудом подавил желание побиться головой о стену из-за того факта, что его несмываемой краской записали в геи. Но мигом сообразил, что это самый безобидный способ отвадить от себя директорскую дочь, и решил не возражать. — Мы не таим на тебя зла, — как можно мягче проговорил он, подходя к ней ближе. — Ничего страшного в итоге не произошло. Но сейчас нам действительно важно узнать. Оцу попросила нас выяснить, кто автор этих записок. — Правда? Значит, все получилось! — Мацудайра радостно хлопнула в ладоши, чем повергла гриффиндорцев в очередной немой ступор. — Я не знаю, кто именно автор, — с заговорщической улыбкой принялась объяснять она. — Но знаю, что это один мальчик из Слизерина! Он влюблен в Оцу, но боится ей признаться в этом! Она все-таки знаменитость! Поэтому он решил писать ей анонимные послания в стихах, чтобы она оценила его слог и сама захотела с ним познакомиться! Он доверил свои записки своей однокурснице, а та попросила меня их тайком подбрасывать Оцу… — Кто? — не выдержал Саката. — Кто эта однокурсница?! Мацудайра Курико мило хихикнула и ответила: — Киджима Матако. *** — Мы не будем готовить оборотное зелье! — в пятнадцатый раз за день сказал Хиджиката, закатив глаза. — Это твоя фундаментальная цель жизни — побывать во всех женских спальнях этого мира? Ноги сами вели их в подземный коридор, хотя никакого плана дальнейших действий у них не было. — А ты, оказывается, такой собственник, стажер! — заметил Саката. — Если я со всей силы лягну тебя по заду, ты перестанешь называть меня стажером? — снова начал закипать Хиджиката. — И ты совершенно без фантазии! Раз пинок — это все, что ты можешь придумать насчет моего зада… — Хватит, замолчите уже! — взмолился краснеющий Шимура. — Здесь же Кагу… Договорить он не успел: внезапно Саката широко расставил руки и отпихнул всю троицу друзей назад, за угол, откуда они только что вывернули. — Чт… — начала было Кагура, но Гинтоки живо прикрыл ей рот ладонью и взглядом указал на перекресток широких коридоров, к которому они изначально продвигались. Хиджиката и Шимура осторожно высунулись из-за угла: там, в зеленоватом свете фонарей, задумчиво глядя вниз, вдоль колонны статуй неспешно шла Киджима Матако. — Нужно за ней проследить, — решительно прошептал Хиджиката. — Хватит командовать, стажер, — тихо ответил Саката, и тут же его шея оказалась в крепких тисках изгиба чужой руки. — Ну все, ты напросился! — прошипел Хиджиката, крепче применяя удушающий маневр. Саката сдавленно захрипел и принялся дубасить его кулаками по предплечью. — Что вы делаете?! — шепотом заорал Шимура. — Нашли время! Надо обсудить план действий, пока она здесь! Верно я говорю, Кагура? — вдруг он растерянно заозирался. — А где Кагура? — Ээээй, Матако! — звонким эхом отразилось от стен коридора. — Какого хрена ты угрожаешь Оцу?! Трое парней на секунду замерли и затем, ругаясь на все лады, бросились на голос. — Угрожаю? О чем ты, коротышка? — искренне удивилась Киджима. — Не притворяйся кретинкой, Матако! — прокурорским тоном воскликнула Кагура и обвинительно указала на нее пальцем. — Поздно прятать свое грязное белье! — Мое белье чище твоего лица, маленькая мерзавка! — не стерпела оскорбления Киджима и накинулась на Кагуру с кулаками. Та не стала манерничать и тут же вцепилась в белокурые волосы, будто только и мечтала вручную расправиться со своей давней соперницей на поле для квиддича. — Стоп, стоп, стоп! — подоспевший на помощь Саката дернул Кагуру за шиворот, как сорвавшуюся с поводка собаку. Хиджиката грубо оттащил машущую кулаками Киджиму за плечо и встал между кипящими гневом девушками, растопырив руки в стороны: — Мы сюда не драться пришли! — напомнил он. — Мы лишь хотим получить ответ на один вопрос. — Я бы тоже хотела кое-что спросить! — рявкнула Киджима. — Какого хрена вы, придурки, забыли в нашем подземелье?! — Давайте не будем ссориться, — миролюбиво попросил Шимура, пытаясь приветливо улыбаться, чтобы сгладить обстановку. — И просто поговорим… — Да толку языками чесать! — фыркнула Кагура, нервно одергивая мантию. — Очевидно, кто тут преступник! — Она тоже могла быть обманута, — Шимура явно не терял надежды все решить дипломатично, и Хиджиката мысленно поблагодарил его за это. — В моем дневнике было указано, что Киджима прилюдно хвалила песни Оцу. Возможно, кто-то просто попросил ее об услуге, и… — Я все еще ни черта не понимаю, что вам от меня нужно! — Киджима строго сдвинула светлые брови и сложила руки на груди. — Советую объясниться! — Я тоже, — послышался голос из темно-зеленых недр коридора, и от этого звука Хиджикате захотелось взвыть от досады. Он медленно повернул голову: с противоположного конца длинного коридора к ним направлялся Такасуги. Изумрудный свет настенных ламп озарял его надменное лицо, которое сквозило такой суровостью и обещанием быстрой расправы, словно гриффиндорцы прямо у него на глазах убили его собаку. Глядя на него, Киджима тут же смягчилась в лице и спешно пригладила растрепавшиеся волосы. — Ваша шайка настолько обнаглела, что решила напасть на старосту? — холодно спросил он и добавил. — Хиджиката, я так и знал, что ты заодно с этими недоносками. Не зря говорят, что подобное притягивает подобное, — эта фраза, по-видимому, настолько заставила его гордиться собой, что он не сдержал злую улыбку. Хиджиката сжал кулаки и сделал глубокий вдох, чтобы прийти в чувство. Появление Такасуги было самым нежелательным из всех, кто мог заглянуть в этот коридор, особенно после того, как Кагура решила вступить в необдуманный бой со второй старостой Слизерина. — А еще говорят, что лучшая защита — это нападение, — нашелся Хиджиката. — У нас есть важный вопрос к Киджиме, так что если ты не собираешься ее покрывать, то тебе лучше не вмешиваться. — Я сам решу, что для меня лучше, — отрезал Такасуги. — Вы можете задавать свои охренеть какие важные вопросы при мне. А я прослежу, чтобы ваша сумасшедшая Ято не сорвалась с цепи. Кагура насупилась, и Саката быстро потрепал ее по голове, успокаивая. — Не думал я, что старосты могут позволить себе угрозы студентам других факультетов, — с холодной усмешкой в голосе сказал он. — Кто еще кого не держит на цепи, Такасуги. — Понятия не имею, о чем ты. — Даже не знаю, что для тебя было бы хуже — то, что ты сейчас врешь, или то, что ты говоришь правду. В первом случае ты — соучастник, во втором — неотесанный болван, который не видит дальше носа. — Давайте не будем спешить с выводами и просто поговорим, — осторожно попросил Шимура, выставляя вперед ладони. — Послушайте, Оцу из Пуффендуя стала получать анонимные записки с угрозами и попросила нас выяснить, кто их пишет. — А мы здесь при чем?! — с раздражением спросила Киджима. — Вот именно, — кивнул Такасуги. — Мы не имеем доступа к женским спальням Пуффендуя. — Из одного надежного источника мы узнали, что… — начал было объяснять Хиджиката, но вдруг осознал одну важную деталь и прервал себя на полуслове. — Стоп… мы не говорили, что записки подбрасываются в спальню. — Это же очевидно, — передернул плечами Такасуги, но на один короткий миг его лицо невольно продемонстрировало испуг, и Хиджиката уверился в своей догадке. — Нет-нет, — подозрительно произнес он. — Это не очевидно. Записки можно подложить в учебники или отправить совиной почтой. К тому же, ты наверняка единственный, чью просьбу Киджима стала бы выполнять без лишних вопросов. Шимура вздрогнул, принялся судорожно листать свой дневник, что-то в нем быстро обнаружил и неверящим взглядом уставился на Такасуги. — Действительно, ты когда-то упоминал это… Тебя раздражает, что даже творческие люди находят нечто глубокое в песнях Оцу, у которой, по твоим словам, — Шимура с трудом процитировал вслух записанное, твердо проведя пальцем по странице. — Нет никакого таланта. — Творческие люди, говоришь? — зацепился за фразу Саката, и его лицо озарилось догадкой. — Под этим ты же имел ввиду Каваками, верно? Тебя стало раздражать, что твой друг слишком увлекся написанием текстов для песен Оцу? — Приревновал друга к девушке? — фыркнула Кагура. — Ты просто жалок! — А ну заткнись, паршивка! — взорвалась криком Киджима и с красным от гнева лицом направила на нее свою палочку. Еще пять палочек тут же взлетели в воздух и застыли, нацелив кончики друг на друга. В коридоре повисла напряженная тишина. — Вы ничего не докажете, — первым прервал молчание Такасуги и этой фразой развеял последние сомнения в собственной невиновности. — Это и не нужно, — довольно оскалился Саката, получив чистосердечное признание. — Уверен, заказчица поверит нам на слово. — Мне плевать на эту певичку, — презрительно хмыкнул Такасуги. — Бансай вам точно не поверит. — Ооо, так вы с ним не разлей вода, так? — издевательски спросил Саката. — Спите в одной кроватке, ходите на один горшок, помогаете друг другу мыться… — Не желаю все это выслушивать от парочки пидорасов! — Такасуги тоже начало нести. — Мне вот давно интересно, кто из вас актив, а кто пассив? — Рот свой закрыл, пока в него чего-нибудь не прилетело! — гаркнул Хиджиката. — Как видишь, Такасуги, он у нас агрессив, — насмешливо прокомментировал Саката. — В любом случае, не советую тебе интересоваться такими вещами и тем более злить нас, — голос его стал ниже, насыщеннее. — А то можешь получить ответ на свой вопрос неожиданным для себя образом. В ванной старост всякое может произойти, знаешь ли. Так что советую почаще оглядываться… — Да ни один нормальный парень не повернется спиной к таким, как вы, — Такасуги в отвращении сморщил нос. — Спиной можно и не поворачиваться, — Саката растянул губы в пугающе кривой улыбке. — А твой рост прекрасно подойдет для того, чтобы отсасы… Его голос утонул в грохоте выстрелившего заклинания. Саката едва успел пригнуться, и вспышка, нацеленная ему в лоб, пронеслась вдоль коридора и угодила в настенную лампу. Он живо контратаковал, но Такасуги молниеносно отпрыгнул в сторону, и новый луч взорвал еще один светильник. Киджима не стала ждать окончания этой дуэли и выстрелила. Луч ее заклинания пересекся со встречным от Кагуры и рассеялся яркими искрами. Все шестеро рассыпались по коридору, наполнившемуся звуками выстрелов, выкриками заклинаний, оглушительными взрывами ламп и картинных рам. Каменные осколки стен летели тут и там, наполняя пространство тяжелой пылью. Хиджиката ударил Экспеллиармусом в Такасуги, не попал и, спасаясь от летящего к нему желтого луча, юркнул в ближайшее углубление в стене со статуей. — Вот сволочь! — донесся из соседней ниши голос Сакаты, а затем — громкий выстрел заклинания. — Экспульсо! — синий всполох озарил коридор, но, очевидно, пронесся мимо цели и оглушительно взорвался вдалеке. — Ты нахрена его так раздраконил?! — заорал Хиджиката во все горло и тут же прикрыл голову от посыпавшейся сверху каменной крошки. — Кто ж знал, что он такой ранимый! — раздался ответный крик. — Да такое никто бы не стерпел! Скажи ты мне такую хрень, и я бы… — Хиджиката не договорил, увидев, как в его временное маленькое убежище несется зеленая вспышка. Он на рефлексах кувыркнулся в коридор и, привстав на одно колено, нацелился на предполагаемого противника. И тут с удивлением заметил, как яркий снаряд заклинания рассыпается о невидимую преграду, не достигнув ниши. Еще несколько разноцветных комет также утонули в невидимом мареве посреди коридора. «Какие мощные щитовые чары! — пронеслось у него в голове. — Но откуда…» И тут он увидел. С темной стороны перекрестного коридора подземелья, практически непроглядного из-за уничтоженных ламп и тяжелой взвеси каменной пыли в воздухе, стоял новый директор Хогвартса. Его палочка была направлена к группе сражающихся студентов и излучала почти невидимую пелену Протего, прозрачной прочной занавесью растянувшуюся на весь коридор. Хиджиката медленно поднялся, почти не чувствуя пола под ногами. Из-за всей сегодняшней суеты он почти забыл о настоящей опасности, которую ожидал уже два месяца. Появление Такасуги показалось ему серьезной неудачей? Какая чушь! Вот чего действительно нужно было бояться! Вот кому не стоило попадаться на глаза, тем более в такой ситуации! Это грозило чем-то куда страшнее попранной гордости или исключения из школы. Появление Абуто насквозь разило смертью. Другие студенты тоже заметили директора и испуганно застыли на своих местах, будто пытались слиться со стеной или утонуть в узких нишах. Слизеринцы вряд ли осознавали, насколько страшную опасность источает этот человек, но интуитивно прятались, как маленькие звери, завидевшие в лесу грозного хищника. Новый директор убедился, что новых атак больше не предвидится, неспешно опустил сильную руку, развевая чары, и тяжелым шагом направился к нарушившим его покой студентам. В сером тумане, который пробивала тусклым болотным светом последняя оставшаяся в живых лампа, Хиджиката различил его прицельный неподвижный взгляд. И именно это ударило ему адреналином по мышцам. «Бей или беги!» — истошно завопило тело. Сражаться было полным безумием, и он рванул в соседний коридор, не разбирая дороги. Это стало спусковым крючком для остальным студентов — все бросились кто куда, стремясь избежать наказания. Краем глаза Хиджиката заметил, что Абуто ускорил шаг и свернул за ним. «Черт! Черт! Куда бежать?! Успокойся! Думай! — стараясь подавить растущую внутри панику, быстро соображал Хиджиката. — В нашу гостиную? Нет, это тупик! К Отосе? А она сумеет с ним справиться? Нужно уходить! Срочно! Прочь из школы! Наверх, в нашу башню за метлой!» Пока его ноги быстро отсчитывали ступени лестниц через одну, он услышал позади громкий настигающий бег. Он рванул еще сильнее, что есть мочи пытаясь ускориться, но человек сзади все равно догонял его. Хиджикате все это показалось кошмарным сном, где он, спасаясь от монстра, выбивается из сил, но бежит на одном месте. И вот когда преследователь был совсем рядом, когда Хиджиката в ужасе ожидал, что его вот-вот схватят, он услышал знакомый голос: — Признаю, получилось глупо… Завидев на периферии взгляда красный лацкан мантии и белую кучерявую челку, Хиджиката резко выдохнул, ощущая, как почти поглотившая его волна страха отступает. Но тут же собрался: опасность не миновала. — Валим из Хогвартса! — отчеканил он. — Можем не успеть! — ответил Саката. — Давай спрячемся! Уйдем глубокой ночью! — Нас найдут! — возразил Хиджиката, быстро стараясь сопоставить в разгоряченном мозге все плюсы и минусы этого предложения. — Не найдут! Я умею прятаться! За мной! — и он ринулся дальше наверх. Когда они оказались на восьмом этаже, Хиджиката уже понял план Сакаты и удивлялся, как он сам до этого не додумался. Они с разбега врезались в глухую стену, и прямо под их пальцами материализовалась деревянная дверь. Едва сдерживая радостные возгласы, они дернули за ручку и, пихая друг друга, нырнули внутрь. Хиджиката мысленно представил, как дверное полотно растворяется в стене так, словно его никогда и не было, и от облегчения у него чуть не подкосились колени. Он рухнул спиной на стену и тут же почувствовал, как что-то твердо упирается ему в лопатки. Только в этот момент он смог осмотреться, хотя это и было бесполезно: помещение было непроглядно темным и тесным, они вдвоем с Сакатой занимали собой свободное пространство почти целиком, плотно соприкасаясь друг с другом. Хиджиката слепо пошарил руками по стенам: холодный камень дальней стены, к которой были приставлены какие-то деревянные палки. Он ухватился за одну из них, и прутья сухо зашуршали по полу. — Это метлы? — догадался он и неосознанно вскинул ничего не видящий взгляд на Сакату. — Ты не придумал ничего лучше кладовки для метел? — Отвяжись! У меня было мало времени! — огрызнулся тот. — Нам нужно было место, где можно надежно спрятаться! А потом улететь из школы! Он явно не желал оправдываться, да и долго говорить не мог. Он учащенно дышал после сумасшедшего забега вверх по лестницам, и Хиджиката чувствовал телом, как высоко и ритмично вздымается его грудь. От этого ощущения неуместной близости ему стало еще тяжелее восстановить собственный бешеный пульс, и он запрокинул голову, хватая ртом тесный воздух. — Мог бы хоть вообразить… пространство побольше? — не успев толком прийти в себя, проворчал Хиджиката. — Заткнись, — попросил Саката. — Я тоже не в восторге… если тебя это успокоит. — Да, — честно ответил Хиджиката. — И правда полегчало. Его дыхание постепенно приходило в норму, и с каждым глотком воздуха из тесной, волшебным образом сотворенной каморки к нему в душу закрадывалась былая тревога, только усиленная предстоящей перспективой скорого побега. От нее тянуло нервы и подрагивали колени. Отчаянно хотелось усесться на пол, но Хиджиката осознавал: если он устроится внизу, то его лицо окажется в непосредственной близости от паха Сакаты, и только это смущающее обстоятельство держало его на ногах. Долгие секунды тонули в темноте, отсчитывались шумным дыханием Сакаты. Оно слышалось совсем рядом, все такое же учащенное и громкое, как если бы он продолжал безумную гонку. — Эй, ты в порядке? Что с тобой? Не услышав ответа, Хиджиката нащупал его правое плечо под коротким рукавом: кожу покрывала липкая холодная пленка остывшего пота. Дыхание приблизилось и уткнулось ему в грудь, кудри мягко коснулись подбородка. — Не совсем, — послышался голос между судорожными вдохами. — У меня, кажется, приступ клаустрофобии. — Ты шутишь? — с надеждой спросил Хиджиката, но, снова не дождавшись ответа, взволновался. — Скажи, что ты шутишь, эй! Нафига ты создал такую маленькую комнатушку, если страдаешь клаустрофобией?! — Я не знал, — на очередном тяжелом выдохе сказал Саката. — Забыл, вернее… Не думал, что снова… когда-нибудь… — его пальцы больно сжали плечи Хиджикаты, как если бы он изо всех сил пытался устоять на ногах. — Тихо-тихо, — напряженно проговорил Хиджиката, пытаясь звучать спокойно и уверенно. — Держись, — он подхватил Сакату под мышки, но тот неумолимо тянулся к полу, так что пришлось привалить его к противоположной стене. — Как тебе помочь? — Наружу… — жадный глоток воздуха заглушил фразу. — Мне надо наружу… — Пока нельзя, — напомнил Хиджиката. Услышав очевидный ответ, Саката крупно задрожал, вцепился в его плечи сильнее, будто пытался оттолкнуться от них и выплыть на воздух из этой тянущей на дно душной черноты. Но вместо этого стал сползать по стене на пол, и Хиджиката придавил его своим телом, просунул колено между его ног, как опору. Он понимал, что такими действиями сокращает для Сакаты свободное пространство и, возможно, делает только хуже, но выбора у него не было. Поэтому решил компенсировать это словами. — Все в порядке, я здесь… здесь только я, больше никого… мы в безопасности, и я никуда не уйду, — он не вполне осознавал, что говорит, речь лилась, минуя разумную часть мозга. Но это работало: Саката обхватил его шею и повис на нем, горячо дыша в плечо. Дрожь больше не била его с такой силой, но Хиджиката все равно ощущал ее под пальцами, когда завел руки Сакате за лопатки, превращая попытку удержать его на ногах в крепкое, ставшее привычным им обоим объятие. — Мы ведь не останемся здесь? — с детской надеждой в голосе спросил Саката. — Мы выйдем отсюда, верно? — Конечно, скоро мы сможем выйти, — немного ощутив уверенность, ответил Хиджиката. — Мы выйдем наружу вместе. На свободу. Там будем только мы вдвоем. Никто тебя не обидит. Никто не удержит. Я не позволю. Нужно продержаться совсем чуть-чуть. Сегодня мы улетим далеко-далеко, за Запретный лес, за Черное озеро… представляешь, какое оно просторное? Мы будем лететь над его поверхностью, большой и свободной. Нам будут бить в лицо ветер и соленые брызги… Он продолжал шептать Сакате на ухо утешающие фразы, вырисовывая словами картины необъятных просторов. Одна рука Хиджикаты легла на кучерявый затылок, он целовал его в горячий висок, в подрагивающие веки, успокаивал, как ребенка. К его облегчению, это работало: Сакату больше не колотило изнутри, он поддался его нежности и теперь более крепко стоял на ногах. Зарылся носом в его шею, благодарно коснулся губами тонкой кожи. — Обещаешь? — наивно спросил Саката. — Обещаю, — твердо сказал Хиджиката и усмехнулся. — Это у тебя есть выбор, оставаться здесь или нет. А мне в любом случае надо проваливать. — Мы даже не знаем, на чьей стороне новый директор, — уже более осознанно проговорил Саката. — Он ринулся четко за мной, я видел, — возразил Хиджиката, с облегчением осознав, что Саката пришел в норму. — Ты побежал первым. Возможно, он просто решил, что ты зачинщик драки. — Может, и так, но рисковать жизнью, чтобы проверить это, я не собираюсь. — Хиджиката, — Саката крепче обнял его за шею, притерся всем телом и горячо прошептал на ухо, как будто за пределами Выручай-комнаты их могли услышать. — Кажется, у меня встал. Хиджиката недоуменно замер. Это настолько сильно не вязалось со всем предыдущим, что происходило в этой кладовке, что он не поверил ушам. Он осторожно приподнял колено и уперся в нечто твердое. Саката издал рваный выдох и сильнее прижался к нему: — Не делай так, — жарко шепнул он ему в шею и, противореча своим же словам, слегка потерся о его ногу. Хиджикате показалось, что на него вылили бойлер с горячей водой. Мозг мгновенно вскипел, вся кровь хлынула вниз. — Сейчас не время и не место, — произнес он вслух то, что кричали остатки его разума. И тут же почувствовал возбужденное дыхание на губах. — Я знаю, знаю! Но… — прошептал ему в рот Саката, и слова тут же утонули в поцелуе. Темнота удивительным образом выгнала и страх, и стыд, и тревогу, оставив вместо себя гулкую пустоту. Она наполнялась чужими губами и языком, учащенным дыханием, прикосновениями, которых не ждешь и не можешь предсказать. Хиджиката мог лишь вдавливать тело Сакаты в стену, сжимать руками складки его мантии, слепо проникать под нее пальцами. «Это продлится явно дольше десяти секунд», — встревоженно оповестил изгнанный разум откуда-то извне. «Плевать! Это не считается!» — отмахнулась от нее вся остальная часть Хиджикаты, будто от надоедливой мошкары. Его рукам уже не было нужды поддерживать Сакату, и они дали себе волю. Одна старалась дотронуться везде и сразу: поглаживала затылок у линии волос, вцеплялась пятерней в кудри, спускалась на шею, скользила по груди. Вторая уверенно откинула полу мантии и мяла ягодицу, прижимая Сакату к себе еще плотнее. Тот бесстыдно стонал ему в рот при поцелуе, продолжал тереться о бедро. Все это слишком напоминало странный эротический сон, а потому воспринималось легче, непринужденнее. Невнятное будущее, бродящая за дверью опасность, неопределенность последствий дня — ничего из этого отныне не существовало в этой тесной каморке. Мир сжался до ее размеров, до желанного тела под дрожащими от возбуждения пальцами. И хотелось только одного — того, чему Хиджиката отказывал даже во снах. Мнимая реальность внезапно прервалась в тот момент, когда замок двери оглушительно и раздражающе щелкнул — точно так же, как врывается в сон настойчивый звон будильника. Они оторвались друг от друга и, не сговариваясь вжались в противоположную от двери стену, роняя метлы и громко переругиваясь. Свет внешнего мира показался ослепляюще инородным, словно мерцание трех солнц на небе. Проморгавшись и протерев глаза, они взглянули в хищную пасть проема. И застыли, не веря своим глазам. Из-под тяжелых век на них взирал новый директор. Он медленно перевел ничего не выражающий взгляд с одного студента на другого, вскинул бровь и бесцветно произнес: — На выход, голубки. Саката и Хиджиката медленно переглянулись одинаково обескураженными глазами-блюдцами и затем посмотрели на директора. — Вы же не думали, что у моей школы могут быть от меня какие-то тайны? — поинтересовался Абуто, лениво привалившись к косяку и поглаживая рукой дверь. По его голосу было не ясно, имеет он ввиду Выручай-комнату или же тайные отношения студентов. Но Сакату и Хиджикату это мало волновало. Они на всякий случай помотали головами и принялись нащупывать пальцами древка метел: мысль попытаться отбиться и сбежать все еще отказывалась умирать в их умах. Абуто заметил их осторожные движения и предостерег: — Не принуждайте меня применять силу. Поверьте, вам это не понравится, — с этими словами он толкнул дверь, жестом пригласив их выйти наружу. Деваться было некуда. В кабинет директора они шли, словно големы: ноги двигались сами, ощущая позади невидимый контроль. Надо было срочно что-то предпринять, но что? Броситься в разные стороны? Атаковать вместе? Позвать на помощь? Все это сулило мгновенную смерть. Быть может, это и лучше того, что ждет их там, куда направляли их ноги, но рисковать они не осмелились: вся безрассудная храбрость вымылась из тела вместе с потом еще при первом побеге. Хиджиката судорожно шарил взглядом по стенам и глазами пытался оповестить хотя бы портреты, но те пребывали в воскресном вечернем умиротворении и нежились внутри своих гобеленов в счастливом неведении. «Такими темпами мы тоже останемся разве что на портретах… — «ободрил» себя Хиджиката. — Хотя наши лица даже не успел никто запечатлеть, так что по-видимому мы просто бесславно умрем сегодня… может, Шимура с Кагурой сообразили позвать Отосе? Может, хотя бы при ней этот душегуб не решится расправиться с нами?». Не оставалось ничего, кроме слабой надежды. Хиджиката потупил взгляд и посмотрел на собственные ноги, словно на злейших врагов. И тут же ощутил, как его руки коснулась теплая ладонь. Он осторожно перевел взгляд вбок: шедший рядом Саката не смотрел на него, его глаза были устремлены вперед. «Верно, я не один, — напомнил себе Хиджиката, обретая былую уверенность и переплетая свои пальцы с чужими. — Вместе мы сможем справиться… сможем выжить. Мы же столько тренировались!». Каменная горгулья встретила их немым приветствием, как старая знакомая. Хиджиката вспомнил ту ночь, когда впервые увидел Сакату полгода назад. Мог ли он подумать тогда о том, что скоро будет вновь стоять перед этой величественной статуей, ощущая внутри еще больший ужас и крепко держа Сакату за руку? Эта мысль показалась ему такой странной, что он едва удержал неуместную усмешку. — «Ночной кролик», — не таясь, назвал пароль новый директор, и горгулья с глухим шумом сдвинулась, открывая винтовую лестницу наверх. В директорском кабинете ничего не изменилось: даже бутылки с алкоголем все так же пылились посреди серебристых приборов. Абуто рухнул в кресло, закидывая ноги на неразобранные листы пергамента. «Это тоже осталось прежним», — отрешенно заметил Хиджиката. Казалось, его мозг пытается воспроизвести любую привычную мелочь, чтобы поддерживать в нем вновь пробуждающуюся храбрость. Саката и Хиджиката молча стояли перед гигантским письменным столом на когтистых лапах. Они застыли, словно сами превратились в каменных горгулий, и лишь их взгляды бегали по кабинету, выискивая то, что поможет им сбежать. Камин… высокие окна под потолок… волшебные порошки в неподписанных колбах… ни одной метлы… — Палочки на стол! — от внезапного громкого требования студенты вздрогнули. Обменявшись настороженными взглядами они вытащили оружия из карманов и аккуратно положили их на директорский стол. Абуто скинул ноги с бумаг — несколько испачканных пергаментов обиженно слетели на пол — и склонился ближе к палочкам. Хиджиката внимательно следил за каждым его движением, ощущая, как родное дерево в потайном кармане под сердцем греет ему душу. Ох, не зря брат оставил ему свою палочку как защитный артефакт: сколько раз она ему уже помогла! И как удачно, что Саката уже о ней знает: сможет быстрее сориентироваться, когда начнется сражение! Словно подслушав мысли Хиджикаты, Абуто осторожно поднял палочку Сакаты на уровень глаз и всмотрелся в нее, потирая небритый подбородок. Принюхался, словно ищейка. — Воняет чем-то сладким, — задумчиво сказал он. — Что это за запах? — Это карри, сэр, — серьезно ответил он. — Я пролил на нее карри. Абуто усмехнулся: — Смотрю, ты ее не бережешь! А ведь это редкий экземпляр в наших краях. Внутри точно сердечная жила дракона. Опасная сердцевина. Мощная, бойкая, но склонная к несчастным случаям и предательству хозяина, если тот окажется слабаком. А еще… — он оборвал себя на полуслове и поднял на Сакату строгий взгляд. — Интересуешься Темными искусствами? — С моей успеваемостью мне было бы неплохо для начала постичь светлые, директор, — последнее слово Саката проговорил с особым вкусом. — Ты же приемыш декана Отосе, верно? — уточнил Абуто. — Я ее сын, — Саката вновь акцентировал внимание на последнем слове, будто оно предоставляло ему щитовые чары от предполагаемых атак. Однако на Абуто это сильного впечатления не произвело: он посмотрел на Сакату сквозь тяжелый прищур и вновь перевел взгляд на палочку. — Древесина тоже редкая. Восточная вишня… — он любовно провел подушечкой пальца по всей длине палочки. — Цветет всего неделю пышными розовыми цветами. Из-за этого некоторые считают, что палочки из вишни подходят только женщинам. В жизни большей чуши не слышал! Такую смертоносную древесину еще нужно поискать, особенно в сочетании с сердечной жилой дракона. В Махотокоро удавиться готовы, чтобы их выбрала такая палочка. Но она достается только тем, кто обладает исключительным самообладанием и силой ума… Где ты ее взял? — Купил в телемагазине, сэр, — сказал Саката очевидную ложь, и Хиджиката бросил на него предостерегающий взгляд. Не хватало еще, чтобы он рассердил этого монстра! Пусть дальше любуется палочками — им только на руку, что он с чего-то решил потянуть время! Услышав ответ, Абуто лишь снова усмехнулся: если он и не знал про это устаревшее магловское изобретение, то виду не подал. Он покачал головой и, положив досмотренное оружие на место, взял в руки палочку Хиджикаты. — Какое совпадение! Та же сердцевина, — заметил новый директор. — А дерево… необычно. Это же терновник? — Да, сэр, — кивнул Хиджиката. — Необычно, — повторил тот, разглядывая палочку на просвет настольной лампы. — Идеально подходит для бойца, да еще в сочетании с сердечной жилой дракона… Таит в себе громадную силу и преданность, но ее так просто не завоюешь бытовыми заклинаниями и прочей чепухой. Такая палочка должна пройти со своим хозяином через множество испытаний, чтобы стать ему по-настоящему верным слугой. Я уже встречал несколько терновых палочек… — он поднял на Хиджикату тяжелый взгляд. — У волшебников, которые потом оказались в Азкабане. — Я знаю, что некоторые мракоборцы владеют палочками из терновника, сэр, — возразил Хиджиката. — Тоже верно, — кивнул Абуто. — Сама по себе палочка не станет тянуться к Темным искусствам. Все зависит от выбор хозяина, от его честности к себе и другим, — он положил палочку Хиджикаты на место и поднялся, уперев кулаки в стол. — Я слышал, у тебя есть еще одна палочка. Это правда? — Нет, сэр, — Хиджиката и сам не ожидал, что ему удастся соврать так легко. Но оставить их полностью безоружными перед врагом он не мог себе позволить. — Вот как? — протянул Абуто, неспешно огибая стол и подходя к Хиджикате. Тот не сдвинулся с места, лишь сжал кулаки и твердо посмотрел на директора исподлобья. Тот подошел вплотную, и взглянул так, что любой слабый духом студент мгновенно бы раскололся. Если Хиджикате казалось, что у Сакаты взгляд дохлой рыбы, то у нового директора был взгляд рыбы, убитой и воскрешенной несколько раз, а затем выпотрошенной наживую. Это были глаза, повидавшие на своем веку столько смерти и крови, что, казалось, разучились выражать хоть какие-то эмоции помимо непрекращающейся, непобедимой усталости. Абуто положил свою большую ладонь Хиджикате на плечо, и тот почувствовал, как ноги утопают в каменной тверди пола, словно в зыбкой трясине. Колени начали подрагивать от давящей силы, все мышцы разом напряглись, и Хиджиката бросил всю свою энергию на то, чтобы устоять прямо, не поддаться этой превосходящей мощи. — То есть я могу обыскать твою одежду, все твои вещи — и все равно ничего не найду? Так, получается? — уточнил директор. — Так, сэр, — упрямо ответил Хиджиката. Палочка брата привычно лежала во внутреннем кармане мантии, согретая его теплом и заботой. Она врезалась в ребра, будто старалась проникнуть в него сквозь ткань и кожу, целиком слиться с его телом. Хиджиката мог поклясться, что слышал в голове ее крик: «Не отдавай меня ему!». «Не отдам! Даже под пытками не отдам!» — мысленно пообещал он, и в этот момент давление руки на его плечо стало почти невыносимым. — Оставь их в покое, Абуто! — послышался позади голос Кагуры. Этот крик сработал, как Фините Инкантатем: рука директора легко соскользнула с плеча Хиджикаты, и тот медленно выдохнул и обернулся. Кагура стояла у выхода из кабинета и смотрела на своего прежнему наставника с такой злобой, какой Хиджиката никогда не видел на ее миловидном лице. — Что я вижу? — почти ласково отозвался Абуто, подходя к своей воспитаннице. — Мой маленький «ночной кролик» разгадал пароль! — и, повернувшись к Сакате и Хиджикате, он доверительно поделился. — Видели бы вы эту малышку в пижаме с кроликами, подбирающуюся в ночи к холодильнику… — Они ни в чем не виноваты! — крикнула Кагура, которую нисколько не тронуло это милое воспоминание. — Мы не первые начали драку! Так что прекращай их запугивать! — Запугивать? — Абуто вскинул брови. — Мы просто разговаривали, у этих парней на редкость интересные палочки. С чего ты взяла, что я им как-то угрожаю? — Потому что ты — Ято. — Ты тоже Ято, малышка. Не забыла? — Я не такая, как вы с Камуи! — отрезала Кагура. — Хогвартс — мой дом. Здесь и так не жалуют Ято, а вы делаете только хуже! Нападаете на моих друзей, угрожаете им… Что ты вообще забыл здесь, Абуто?! — Не забывайся, — вдруг совершенно другим тоном ответил он, и склонил голову так, что его лицо утонуло в тени. — Сейчас ты разговариваешь с директором. Кагура на мгновение растерялась: широко распахнутые глаза часто заморгали. Весь ее вид говорил о том, что она явно не предполагала такого поворота разговора. Напряжение, которое царило в кабинете до появления Кагуры, потихоньку снова начало заполнять комнату, выкачивая из нее кислород. «Почему ты не позвала Отосе, дурочка?!» — с досадой подумал Хиджиката, украдкой поглядывая то на директора, то на палочки, лежащие на столе. От хозяев их отделяли всего несколько шагов. Если Кагура нападет первой и отвлечет его, то они успеют дотянутся до своего оружия. Втроем, конечно, шансов больше, но… Внезапный смех Абуто сбил Хиджикату с холодного выстраивания плана атаки. — Видела бы ты сейчас свое лицо! Такое потерянное, будто я застал тебя на кухне посреди ночи с куриной ножкой во рту! — тряся гривой соломенных волос, хохотал Абуто. Все трое студентов опешили и продолжали молча пялиться на вовсю веселящегося директора, не понимая, как следует реагировать. Наконец, он прекратил смеяться и подошел ближе к Кагуре. — Ты переживаешь о том, что мои действия или действия твоего брата повлияют на то, как к тебе отнесутся другие студенты? — спросил Абуто. — Что ж, а у вашего старосты, — он махнул рукой в сторону Хиджикаты. — Терновая палочка. Я сказал ему, что видел такие у узников Азкабана. И знаешь, что он мне ответил? Что такие палочки есть и у мракоборцев. В этом вся суть, принцесса. Ты не можешь перестать быть Ято, ты родилась в этой великой семье. И ты не можешь заставить брата вести себя иначе. У каждого из вас своя правда. Единственное, что ты можешь делать, — это выбирать, как действовать самой. Да, всегда найдутся те, кто будет судить тебя по тому, как звучит твоя фамилия. Но не все ли равно, если ты будешь выбирать себе друзей из тех, кто судит тебя по поступкам? Завершив свою речь, Абуто развернулся, вернулся к столу и устало опустился в кресло, глядя на бьющую лучом в окно полную луну. — Вы еще здесь? — отрешенно спросил он, не глядя на студентов. — Отбой скоро. Разве вам не следует быть в своей гостиной? «Он что, так просто нас отпустит?!» — не поверил своим ушам Хиджиката. До последнего ожидая подвоха, они с Сакатой осторожно забрали свои палочки с директорского стола и, опасливо оборачиваясь, спешно покинули кабинет.