Battle-born

Как бы там ни было задумано изначально, но гору Тошис Изуку с Бакуго покинули только через три дня, когда течка закончилась и от кожи Изуку перестало пахнуть привлекательно. Изуку уходил отсюда с искренним сожалением. У него, наконец, было время разобраться с собой. Разобраться со своим телом. И эти три дня были богаты на открытия. Изуку с удивлением обнаружил, что его возбуждают долгие поцелуи, в которых ему не хватает воздуха, что во время соития по собачьи ему не слишком-то нужны ласки, чтобы прийти к вершине. Что рычащее, но в то же время нежное “охин сайын” запускает густое пламя по его венам даже тогда, когда, казалось бы, все силы уже выжаты. И если первый день Бакуго был занят только удовольствием Изуку и тем, как же, собственно, обращаться со своей харсайым в постели, то на второй Изуку принялся делать то же самое. — Какого хера, Деку? — фыркнул Бакуго, когда влажные от слюны и интимной смазки пальцы Изуку обхватили его член. — Я… — смешно, но делать это было уже не так уж и стыдно, а вот говорить об этом все еще было за рамками приличного. — Я просто хочу сделать тебе приятно. — Ну давай, — Бакуго подпер голову рукой, поудобнее устроился на тускысе, разрешая. Изуку сосредоточился на процессе. У него было не так уж много опыта даже с самим собой — все-таки в Миодоссии самоудовлетворение считалось делом постыдным и недостойным, и Изуку старался как можно реже прибегать к нему. Поэтому он просто вспоминал действия Бакуго и повторял, пусть и получалось у него осторожнее и мягче. Сбившееся дыхание Бакуго было лучшей подсказкой, что пока Изуку делал все правильно. — Все, хватит, — грубо рыкнул Кацуки, когда от ласкающих прикосновений Изуку у него начали подрагивать бедра, — иди сюда, блядь. Оказавшись прижатым спиной к тускысу, Изуку только засмеялся, довольный своими успехами, и развел ноги, подставляясь. Скорее всего дело было в течке, но ему откровенно нравился момент, когда горячий, твердый член Бакуго проскальзывал в кольцо мышц и внутри все вздрагивало от удовольствия. И, если во время первых соитий, Изуку ощущал только всепоглощающее желание, то теперь он мог различить, в какой момент и от чего его тело плавилось особенно жарко. Так, лежа на спине лучше всего было, если подтянуть колени к груди: тогда член Бакуго задевал что-то внутри, и у Изуку приятно тянуло под яйцами. Лучше было только когда Бакуго сам опирался руками под коленями Изуку и двигался немного жестко, с оттяжкой, почти выпрямившись. Тогда казалось, что он входит до самого дна, и под веками Изуку цвели синие звезды. Впрочем, самым красивым моментом Изуку искренне считал тот, когда Бакуго, искусав губы и дождавшись его пика, приходил к вершине следом. Судорога, короткая, жесткая проходила по всему его телу, по резко очертившимся напряженным мышцам рук, шеи, живота, он на мгновение зажмуривался до тонкой складки между бровями и последние толчки становились почти что грубыми. Изуку в такие моменты не мог насмотреться. Внутри становилось ощутимо влажно, а через раз и очень тесно, словно член Бакуго вместо того, чтобы опасть, наоборот, становился больше, и тогда Изуку крыло оргазмом повторно. — Херня какая-то, — выдохнул Бакуго, обливаясь потом. — С женщинами так не бывало. Изуку обнял его за шею, вытер лоб ладонью, взъерошил влажные волосы: — Мне… мне все нравится, — это действительно было так. И сейчас, спускаясь по заброшенной, тонкой тропинке обратно к лагерю, Изуку, облаченный в принесенные накануне Киришимой вещи, не шел — летел. Он не знал, как встретят его внизу его верноподданные, но почему-то эта неизвестность не могла схлопнуть крыльев за его спиной. Бакуго шел чуть позади, неся испачканный плащ в руках, и Изуку лопатками чувствовал его довольный, сытый взгляд. Густые ели хранили прохладу, но стоило выйти на открытое место, как солнце обрушивалось на голову жаркими лучами, и Изуку спешил скорее пересечь поляну. — Эй, Деку! — окликнул его Бакуго, остановившись на очередной поляне, усыпанной мелкими белыми цветами, и Изуку поспешил вернуться. Бакуго шарил глазами по желтовато-зеленой траве, медленно двигаясь между крупных камней, а потом с усмешкой преклонил колено: — Здесь она поспевает раньше, — Изуку с удивлением увидел в его ладони сорванную ягоду дикой земляники. Она отличалась от тех культурных сортов, что выращивали в его теплицах. Те ягоды были крупными, красными, а эта была раза в два меньше и блеклого розового цвета, с темными косточками и желтоватым носиком. Кацуки протянул ему ягоду, и Изуку не стал отказываться. Она оказалась вкусной. Не такой сладкой, но очень ароматной и хрусткой, и рот от нее наполнился слюной в мгновение. Кацуки наблюдал с ухмылкой, а потом вернулся к поискам. Изуку устроился поудобнее на камне, с интересом глядя на то, как ловко двигался Бакуго. Трава под его ногами почти не шуршала, а потревоженные стебли быстро возвращались в свое исходное состояние. — У вас, значит, тоже земляника растет? — искренне поинтересовался он. — Ага, — отозвался Кацуки, раздвигая траву и срывая следующую ягоду. — Женщины делают из них кухтык. С ним, правда, возни много, поэтому его на ярмарках задорого продают. — Он вкусный? — спросил Изуку, когда Кацуки вернулся к нему с горстью земляники. — Детям нравится. Изуку кивнул и взял пару ягод: — А на что похож кухтык? У нас из ягод делают пастилу, а еще добавляют в мороженое. Помнишь, ты пробовал во дворце розмариновое? Кацуки согласно моргнул и, казалось, задумался: — Кухтык… Ну… Обычно берут выварку с хрящей, смешивают с растертой в кашу земляникой и взбивают ночь. Потом сушат. Вроде так. Изуку задумался. Казалось, действительно ничего сложного. Но по описанию должно было быть гадко. Впрочем, у дэньмитов не было сахару в обиходе, поэтому ничего удивительного, что все в Миодоссии, привыкшей усиливать вкусы блюд и солью, и специями, и сахаром, Бакуго казалось слишком сладким. — Ты сам разве не будешь? — спросил Изуку, заметив, что Кацуки не спешит лакомиться земляникой. — Ешь. Изуку послышалось в его голосе что-то похожее на сожаление, но потерявший фокус взгляд Бакуго уже через секунду снова стал проницательным и острым, устремленным в сторону белесой тропинки между деревьями опушки, и Изуку поспешил доесть. Лагерь встретил их привычным гудением тренировок, гомоном голосов и звоном посуды у походной кухни. Киришима приветственно махнул рукой, но не стал подходить. Иида, напротив, оставил диалог с оруженосцем и бросился к Изуку. — Ваше Величество!.. — Изуку жестом остановил его беспокойство: — Со мной все в порядке. Расскажи, пожалуйста, что изменилось за время нашего отсутствия. — Многое, Ваше Величество! — возмущенно приступил к отчету Иида. — Алрийский лагерь пришел в движение! Разведывательные отряды доложили о том, что они движутся к Сантийским горам через Лой. Дэньмитская конница уже столкнулась с алрийской армией и, пока, насколько мне известно, не несет серьезных потерь. Это случилось два дня назад, но этот! — он красноречиво ткнул пальцем, забыв о дворцовом этикете, в сторону Киришимы, — не дал мне послать за вами! И до сих пор не позволяет нашей части армии спуститься к Зарну! Это вредительство!... — Захлопнись, — отмахнулся Бакуго, слушавший чеканную речь Ииды с видом, будто у него от одного голоса регента болели зубы. — От Вириенны до Зарна десять дней пути. Нет смысла дергаться. И одобрительно кивнул Киришиме, который вряд ли слышал, о чем они здесь переговаривались, но тот все равно довольно ухмыльнулся во все зубы и продолжил точить свои новые клинки о камень. — Но Ваше Величество! — Иида насилу обратился подобающим образом к Бакуго. — Это неблагоразумно! — Не переживай, Иида, — Изуку перехватил разговор обратно, длинным взглядом показывая Кацуки, что сам здесь все уладит. — Покажи мне карты. Где сейчас алрийцы по вестям разведывательных отрядов? Бакуго не стал задерживаться. Хлопнул Изуку по плечу, вручил ему свой плащ, оставляя выслушивать отчеты самому, и направился к коновязи, где зевал черный Салхи. Он не стал даже седлать его, просто отвязал и вскочил на спину под трескучий приветственный клёкот. Салхи изобразил неповиновение, вскинувшись на дыбки, но тут же выправился, красиво изогнул шею и помчался ровной иноходью вниз по склону. Они встретились уже поздним вечером в шатре. Изуку был обеспокоен, но старался сохранять хорошее расположение духа. Алрийцы шли тем путем, которым они ждали их, и, благодаря усилиям конницы, должны были добраться до Сантийских гор только через дней десять. Смотр магов тоже прошел хорошо и должен был успокоить его, но под сердцем все равно крутилась тревога. Десять дней… За это время успеет подойти тяжелая пехота под командованием Гран Торино. Драконы наберутся сил. Маги доотточат свое мастерство и успеют отдохнуть от нескончаемых тренировок. Если только дэньмиты со своей тактикой “укусить и убежать” смогут задержать алрийцев хотя бы на несколько дней, то армия альянса встретит врага во всеоружии. А если нет, то, наверное, их подготовки будет достаточно, чтобы отбиться. И все же, чем позже случится их битва, тем лучше. — Деку, — Изуку невольно вздрогнул, услышав недовольство в голосе Бакуго. — Ты дрожишь. — Все в порядке, — по привычке улыбнулся Изуку, а потом одернул себя, и плечи его безвольно опустились. — Я просто переживаю… — Ты сомневаешься в победе, Деку? — Бакуго поймал его подбородок жесткими пальцами, поднял голову Изуку, заставляя встретить свой взгляд. — Не то что бы, — Изуку не хотелось ощущать, как красные иглы пронзают его зрачки и избегал смотреть Кацуки в глаза. — Я боюсь, что мы будем недостаточно готовы, чтобы победить с меньшими потерями. Кацуки усмехнулся и наклонил голову, все-таки ловя взгляд Изуку: — Не уворачивайся. Ты должен научиться смотреть смерти в лицо. Что ты будешь делать в бою, если ты сейчас меня боишься, а, Деку? Изуку сдавленно вздохнул, выкрутился из еще ласковой хватки Кацуки, и уткнулся лицом в его прохладное, еще чуть влажное после купели плечо: — Разве это плохо, что я хочу быть действительно готовым к бою? Кацуки выразительно фыркнул и потрепал Изуку по волосам: — Ты или готов, или нет, — но по голосу было слышно, что он задумался над словами. — Или ты готов убивать, или убьют тебя. В чем тут сомневаться? Изуку закрыл глаза и прислушался к размеренному биению сердца. Кацуки не умел сомневаться. Изуку никогда не видел его в долгих раздумьях, не знал его мешкающим или растерянным. И, наверное, сейчас у Кацуки было то, чего не было у Изуку. — Киришима тоже говорил об этом, — Изуку потерся носом о шею Кацуки, вдыхая знакомый, успокаивающий запах его кожи. — Все же в бою ты опытнее меня. Кацуки насмешливо цыкнул языком и с игривым превосходством прикусил Изуку за ухо: — Я много в чем опытнее. Изуку невольно вздрогнул. Прикосновение обжигало, и в паху знакомо и в то же время неожиданно заклубилось предвкушение. Это было странно: течка закончилась, а тело продолжало реагировать влечением. Изуку зажмурился, прислушиваясь к себе, и не сдержался, скользнув ладонью по обнаженному торсу Кацуки. По ключицам, по шее и вниз, до исподнего белья, прижимая пальцы, словно стараясь вплавить в его загорелую жар, что вдруг загорелся под ногтями. — Деку? Изуку потянулся за поцелуем, пользуясь минутной заминкой, и вскоре между ними не осталось разделявшей их и стесняющей движения одежды. Этого не должно было происходить, но тело плавилось, горело, и Изуку льнул весь к Кацуки, задыхаясь и вздрагивая под прикосновениями. — Блядь, — сдавленно рыча выдохнул Кацуки ему между ключиц, — течка же кончилась… — Может, показалось? — прошептал Изуку, в мгновение ощущая как ладонь Кацуки скользнула по его животу вниз, между бедер, и его пальцы знакомо ткнулись в кольцо мышц. — Нет, нахуй, не получится, — вопреки собственным словам Кацуки быстро облизал два пальца, и Изуку зашипел от боли, когда Кацуки ввел их до костяшек. — Все, хватит. — Ну, может, — румянец залил щеки, а в голове зазвенело от желания и еще пульсирующей между ягодиц боли. — Хотя бы так? Изуку провел одной рукой между лопаток Кацуки, приглашая его подняться чуть выше, а второй обхватил оба твердых члена, проводя рукой сверху вниз. Ему нравилось ощущать Кацуки у себя между ног, нравилось прикасаться бедром к его исполосованному шрамами боку, и сейчас это был какой-никакой способ получить одно удовольствие на двоих. — Бля, — Кацуки тяжело выдохнул, и взгляд его был тяжелым, подернутым туманом, отчего у Изуку в груди смешно поднялась волна радости. — Что с тобой, блядь, случилось за три дня? — Наверное, — Изуку не сдержал счастливой глупой улыбки, — я влюбился. — Дурак, — прищурился Кацуки, толкаясь бедрами в ласкающую руку, и Изуку почудился легкий румянец на его щеках в дрожащем свете очага.

***

Алрийская армия уже десять дней шла быстрым маршем по выжженной Лойской равнине. Гиран ехал в свите Даби, но все же чуть поодаль, не подпуская своего гнедого жеребца к пятнистой кобыле Тоги. Несносная девчонка не желала перебираться с капризной животины ни в экипаж, ни на покладистого каурого мерина, продолжая вносить смуту в ряды конницы, и Гиран предпочитал не провоцировать своего коня запахом кобылы в охоте. Из-за нее вся свита двигалась неровно, регулярно отдергивая морды жеребцов в сторону от белого в серых пятнах крупа, и хлысты свистели в воздухе с завидной регулярностью. Даби это не беспокоило, а может даже и забавляло. Его вороного ситуация никак не занимала, и он нес своего князя размашистой тяжелой рысью, от которой у обычного человека наверняка бы все внутренности стряслись бы в мясной комок. Чуть позади в обозе плелся дохтур, и Гиран периодически привставал на стременах и возвращался взглядом, чтобы найти его рыжую повозку и убедиться, что он нигде не отстал и не потерялся. За Гараки он отвечал головой. Шли быстро, шли без лишних привалов и остановок. Даби торопился. Он не стал брать с собой медленную, тяжелую пехоту, оставил в резерве осадные машины. Черная пыль и пепел клубились за спинами его резвой, но теперь малочисленной конницы, лучников и легких пехотинцев. Гирану не нравился их план. Слишком рискованный, слишком дерзкий. Но, несмотря на то, что Гиран был приставлен к князю советником, Даби принимал все решения сам. И все, что мог сделать с этим Гиран, так писать подробные письма с отчетами и опасениями. Впрочем, они не помогали. Взразумлять или, тем более, отнимать у Даби власть законный хозяин Алрии не торопился. И Гиран занял выжидающую позицию. Пока дерзость Даби была подкреплена победами, его не послушают. А ведь несколько лет победы сыпались к ногам князя как из рога изобилия. Спейн, Льехард, Тройба — все они пали, не устояв против тщательно настроенной военной машины и прекрасной магической комбинации. Но теперь все шло наперекосяк. Гигантомахия пал, Атсухиро и Имасуджи погибли. У Даби оставалось не так много козырей в рукаве: Твайс, восстановивший часть конницы и теперь копивший силы для битвы, да Тога, едва ли выздоровевшая после травм и через день ехавшая в элегантном экипаже, быстро уставая от верховой езды. От зеленокожего Шуичи с его специфической магией всегда было мало толку. А надежного и стойкого Курогири в этот поход им не разрешили взять. Впрочем, если Даби не разобьет альянс в Сантийских горах, то Гиран сможет урезонить и князя, и властителя Алрии, чтобы, наконец, перестать играть в эти завоевательные игры. И сейчас, когда они мчались в самое сердце Миодоссии, все тоже шло не по плану. Даби собирался дойти до Сантийских гор за семь дней. Армия, приученная двигаться быстро и выживать в тяжелых условиях, вполне могла это сделать. Но с первого же дня им начали мешать. На подходе к Лою они столкнулись с небольшим, но дерзким отрядом дэньмитов, налетевшим с фланга откуда-то из-за холмов. Ударили точно в слабое построение лучников и тут же отступили, ускользая от конницы. Миодосские кони были легче и быстрее, и алрийским всадникам пришлось вернуться, не отомстив. — Они вернутся, Ваша Светлость, — учтиво сказал Хитоши, когда Даби призвал соглядатаев. — Я насмотрелся на них в королевском лагере. Они всегда так сражаются. И оказался прав. Уже на рассвете следующего дня сотня дэньмитских всадников вихрем налетела с другого фланга, посеяла смуту в утреннем лагере и исчезла среди бархатных травянистых холмов. Тога зло вопила отборную ругань им вслед — стрела едва не задела ее, пробив тонкую дверь экипажа. — Нужно подкараулить их, — задумчиво предложил Гиран, попыхивая трубкой с отборным курительным табаком. — Хотя бы половину бы сжечь. Даби остановил коня и бросил выжидающий взгляд на Хитоши. Тот поправил свою уродливую маску, закрывая скулы: — Если позволите, Ваша Светлость, — Даби снисходительно кивнул, разрешая, — я не вижу смысла останавливаться. Дэньмиты не ценят своей жизни. Вы потеряете день на ожидание, а на следующий они вернутся снова. Нужно защищаться и идти дальше. И алрийская армия двинулась дальше. Даби гнал коня, торопились и воины. Гирану не нравился этот темп. Казалось, они измотают себя еще до сражения. А ведь силы Твайса нужно было беречь. Пока он был под тщательной охраной в повозке вместе с Гараки. Это было хорошим и хитрым решением: все были уверены, что Гиран бережет лишь дохтура как зеницу ока, а на самом деле под заговоренным балдахином он прятал и самого важного для этой битвы мага. Третьи сутки похода ознаменовались очередным налетом, но на этот раз потери алрийцев были минимальны. Выставленные кругом обозные повозки не позволили дэньмитам легко ворваться в лагерь, а дежурившие в них лучники смогли ответить сразу, стоило конскому топоту раздаться в ночи. На утро Шуичи принес пять окровавленных вражеских голов, и Даби позволил себе сдержанную усмешку. Которая стала шире, когда Хитоши вернулся из очередной своей вылазки: — Дэньмиты ушли за реку, Ваша Светлость. Позвольте предположить, — Гирану не нравилось, с каким удовольствием кивнул ему Даби, — они не помешают сегодняшнему маршу. Я думаю, теперь вам нет необходимости медлить. Я могу поехать вперед и разузнать, не ожидать ли нового набега. — Возьми с собой Анджи, — приказал Гиран, покручивая золотое кольцо на среднем пальце левой руки, но Хитоши ответил ему пустым немигающим взглядом, а потом перевел свои сиреневые глаза на Даби: — Боюсь, так я буду слишком заметен. Как вы прикажете мне поступить, Ваша Светлость? Гиран едва заметно нахмурился. Наемник явно показывал, что признает здесь только одного хозяина и отрицает любые другие приказы. Даби на это внимания не обратил и лишь рукой махнул: — Езжай один. Хитоши вернулся к ним вечером следующего дня с не самыми лучшими вестями: — Позвольте доложить, Ваша Светлость, — Даби наградил его вопросительным взглядом, — дэньмиты готовят засаду за рекой. Выше по течению есть узкий брод, но там невозможно напасть незамеченными. Или вы можете пройти как планировалось, но придется отбиваться, не выходя из реки. Гиран посмотрел на карту, раскинутую на столе. Выбрать другой путь означало потерять день. О чем он прямо и сказал. — Просто пройдем быстрее, — отозвался Даби. А это уже означало измотать армию. Когда Хитоши ушел, Гиран честно высказал все, что думал о внимательности Даби к советам нового соглядатая, но не встретил ничего, кроме скучающего взгляда и равнодушного тона: — Он заслуживает своего золота. Гиран не стал спорить. Как и обещал Хитоши, верхний брод был безопасным. Но это не отменяло того, что время шло, а припасов с собой было лишь на короткий срок. Каждый день промедления требовал восполнения запасов продовольствия, которому неоткуда было взяться посреди выжженной равнины. Разведчики Гирана шли вперед, но ни один из них не приносил вестей таких точных и таких полезных, как Хитоши. Даже надежный Анджи выбирал лишь осторожные формулировки, в то время как пришлый миодоссец говорил с полной уверенностью. Гирана это не сказать, что расстраивало, но ему было крайне неприятно, когда Анджи и другие его люди вдруг стали не у дел. Зачем князю десяток соглядатаев, если один Хитоши выполнял их роль благодаря своей особой магии? Скрытный, незаметный, исчезающий из поля зрения, стоило лишь неудачно моргнуть, Хитоши был хорош. Но Гирана что-то беспокоило, и это темное чувство глодало его ребра изнутри. Ему не так давно стукнули почтенные пятьдесят, он многое видел и умел доверять своей интуиции, которая теперь требовала от него максимальной осторожности. Последние несколько дней пути дались им тяжело. Нападки дэньмитов, даже предсказанные Хитоши, стали яростнее, злее, и простая оборона перестала помогать с ними бороться. Даби, наконец, послушал Гирана, и алрийцы встретили дэньмитов магическим барьером, через который не могли пробиться стрелы, и ответили огненными залпами. Дэньмитский отряд тут же развернул коней и умчался прочь, оставив десяток заживо сожженных товарищей. Даби отправил Хитоши осмотреть трупы и проверить, не было ли там магов или артефактов, которые могли бы пригодиться Гараки. Гиран сделал вид, что его это не задело. Вообще Хитоши стало как-то слишком много в свите Даби. И пусть он никогда не ехал рядом с князем, никогда не сидел за одним столом, но стоило Даби резко повернуть голову вправо, как он вдруг оказывался рядом со своим почтительным “Ваша Светлость?”. А потом прилетел розовый дракон. Этой твари магический барьер был нипочем: она проломила его с третьей атаки, и только реплика Тоги, превращенная в дракона, смогла отпугнуть ее. Реплика, правда, не вернулась, но на одиннадцатый день пути алрийцев уже никто не беспокоил, и Даби приказал прибавить ходу. Наконец, Сантийские горы выросли перед ними своими синими, бесснежными вершинами. Привал устроили уже затемно. До Зарна оставалось меньше суток пути, и Даби скомандовал раскладываться. Здесь, у тонкой реки Синны, армия могла немного да восстановить силы. Провиант был на исходе, и Даби вызвал Твайса к своему шатру, чтобы приумножить запасы пищи. Хитоши был здесь же, скромно стоял поодаль и подошел помочь лишь когда его окликнул кто-то из слуг. Когда с раздачей еды было окончено, Твайс с разрешения князя ушел в палатку к Тоге, а Гиран остался наблюдать за вдохновляющей речью. Он знал, что Даби терпеть не мог всех этих публичных выступлений. Но их армия шла в жестоких условиях не одни сутки, чтобы примчаться сюда. И теперь, спустя почти две недели тяжелого пути по выжженной земле в опасности и голоде, они, наконец, стояли под самыми Сантийскими горами, готовясь положить конец бессмысленному сопротивлению альянса. — Ешьте! — коротко приказал Даби усталым людям, смотревшим на него горящими глазами. — Спите! Через два дня мы подойдем к Зарну, и каждый из вас получит то, что заслужил. Земли, золото, богатство. А сегодня отдыхайте, чтобы завтра сражаться так, чтобы ни о чем не сожалеть! Гиран усмехнулся: князь был привычно и своеобразно красноречив. Гиран ожидал, что он созовет свиту на манер военного совета, но Даби ушел в свой шатер, никого не пригласив. Тога осталась спать в экипаже. Всюду чадили костры, воины ели свой нехитрый ужин. Благодаря Твайсу у них хватило припасов дойти до сюда, но запасы были на исходе. Впрочем, Гиран уже распорядился обеспечить подвоз продуктов от Вириенны, но ближайший обоз должен был догнать их только через пять дней. Благо Хитоши доложил, что в тылу не было вражеских отрядов. Так что пока нужно было или продержаться, или победить. Гиран удивленно почесал усы — он и сам привык за эту декаду полагаться на информацию этого наемника. Впрочем, Анджи ее подтверждал, пусть и очень осторожно. Вскоре костры потушили, остались только огни там, где стояли караулы. Еще дальше караулов были аванпосты, которым было запрещено разжигать огонь. Гиран приказал усилить наблюдение. На месте альянса он бы напал ночью, пользуясь тем, что для алрийцев местность была незнакомой. И, видимо, он так ждал сигнала тревоги, что не мог уснуть. Он ворочался в своем шатре, мучимый пронзительным светом луны, проникавшим сквозь ткань полога, чуткий до всех шорохов, до тех пор, пока чьи-то тихие и быстрые шаги не проскользнули мимо. Гиран мгновенно вскочил на постели. В военном лагере есть кому ходить по ночам, но никогда раньше он не слышал, чтобы люди ходили так ловко и тихо. Словно не человек прошел, дикая рысь проскочила. Гиран не стал никого будить. Поднялся, взял арбалет, выполненный мастеровитым оружейником в ныне испепелленном Спейне, не глядя зарядил стрелу с бронзовым заговоренным наконечником, и выскользнул из шатра. Под белым светом луны было пусто. Гиран почесал нос усами и нарочито тихо двинулся в сторону, куда прошелестели шаги ранее. Он был в ночной сорочке и легких исподних штанах, но ему сейчас было вовсе не до приличий. Впереди был только шатер Даби, в котором уже не горело лампад, да пустая палатка Тоги. Гиран остановился у шатра, огляделся. Тишина. Вязкая, серая тишина. И вдруг из палатки Тоги послышался сдавленный хрип. Гиран поспешно подхватил факел, освещавший вход в княжеский шатер, и бросился к палатке. Отдернул полог и увидел, как босые, чуть косолапые ноги Твайса исчезают под стеной палатки с другой стороны. Тут же вынырнув обратно и обежав палатку, Гиран нажал на спусковой крючок. Острие арбалетной стрелы хищно блеснуло в дрожащем свете факела, зашипело, рассекая дымку и с хрустом вломилось в плоть. Гиран медленно двинулся вперед. По земле под его ногами растеклась лужа жидкой, темной глины, и сапоги грязно чавкали в ней, оставляя размазанные следы. Как всегда, когда ему приходилось идти по тому, что осталось от реплики, созданной Твайсом. В нескольких шагах от него, поскальзываясь и хрипя пробитым легким, беспомощно барахтался человек. Гиран перезарядил оружие, взял факел и посветил себе, держа арбалет одной рукой: — Что ж, на этот раз ты промахнулся. Раненый замер, заметив направленное на него оружие, и дыхание с мокрым свистом вырывалось из его груди. — Стреляй еще раз, Гиран, — раздался хищный голос Даби. — Одной стрелой такого не возьмешь. Он стоял возле экипажа, словно только соскользнул с его украшенной резными бортами крыши, облаченный в свой любимый костюм из рами, и Гиран догадался, что он ждал этого ночного посетителя. Вторая стрела с влажным треском вонзилась в незащищенный живот, но ни звука страдания не нарушило ночной тишины. — Ты правда думал, что я потащу сюда настоящего Твайса? — насмешливо спросил Даби, присаживаясь на корточки возле раненого. — А, Хитоши? Ладонь Даби ловко обхватила его подбородок, и полыхнувшее голубым пламя вмиг сожрало черную маску. Гиран недоверчиво прищурился: зрачки Хитоши в свете магического огня были вертикальными, а линия рта показалась чересчур длинной и широкой. Какого дреппа здесь творилось? Хитоши не ответил. В отличие от предыдущей проверки, он смотрел в глаза Даби немигающим, пронзительным взглядом, от которого у Гирана невольно поползли мурашки по спине. Он ведь был тяжело ранен, но на лице не было ни гримасы боли, ни мучений. — Ваша Светлость? — Гиран перевел взгляд на Даби, одновременно перезаряжая арбалет. — Видишь ли, Гиран, мне показалось странным, что один миодосский соглядатай приносит нам более точную информацию, чем вся твоя служба, — рассмеялся Даби, проводя пальцами по растрепавшимся, испачканным грязью волосам Хитоши и выжигая тонкие пряди своей магией. — И либо он столь хорош, что тебе грош цена, либо же он не просто так столь хорош. В этом была доля правды. И Гиран выдохнул с облегчением: — Я ведь говорил вам, князь, что здесь дело нечисто. Но от сердца отлегло. Князь схитрил, призвал из обоза реплику Твайса, обладавшую той же магией, что и оригинал, но, конечно, куда более ограниченной. Ее хватило, чтобы создать провиант, и Гиран вспомнил, с каким вниманием наблюдал Хитоши за ее пасами руками. Он списал это внимание на банальное удивление — все так смотрели на Твайса, когда впервые видели его магию. А вот Даби, видимо, насторожился и устроил охоту на живца. — Ну, что, Хитоши, — ухмылка Даби стала еще шире. — Расскажешь, зачем ты здесь? Сиреневые глаза Хитоши дрогнули узкими зрачками, указывая Даби на ладонь на подбородке, и Даби отнял руку, позволяя ему говорить. Но не тут-то было: в следующий миг Хитоши резко рванулся в сторону, уворачиваясь от голубого пламени, перекатился по земле, собирая на себя и грязь, и пыль, и тут же вскочил на ноги, ударив Даби неизвестно откуда появившимся хвостом. Князь, не ожидавший такого маневра, не успел увернуться и неуклюже отлетел в сторону, не устояв на ногах. Гиран не успел удивиться: дракон! Вскинул арбалет в сторону уже покрывающейся чешуей спины и нажал на спусковой крючок. Хитоши схлопнул крылья и в мгновение взвился в воздух. Голубое пламя устремилось следом, но он увернулся и в несколько быстрых взмахов оказался вне зоны досягаемости и магии, и стрелы. Еще мгновение — и он растворился в ночной тьме. — Мои извинения, князь, — разочарованно выдохнул Гиран, отнюдь не чувствуя себя виноватым. — Надо было сразу сжечь ему ноги, — зло сплюнул Даби, отряхиваясь. — Ладно. Как бы то ни было, мы уже здесь. Он выполнил свою работу, пока пытался втереться в доверие, а дальше пусть летит к своему харсу и треплется сколько угодно. Никакие знания им уже не помогут. Проверь магов, чтобы все были в порядке, и ложись спать, советничек. Гиран смерил его уничтожающим взглядом, но, встретив хитрую ухмылку, сменил гнев на милость, и направился к палаткам магов. Он в очередной раз поражался выбору правителя Алрии и в очередной раз не мог предложить на эту роль никого лучше отвергнутого бастарда Тодороки.

***

В харском шатре было уютно. Изуку, раскрасневшийся и мокрый, лежал на подушках, и звезды перед его глазами еще сверкали серебристой дымкой на фоне охристого полога шатра. Бакуго сидел рядом, и Изуку мог видеть капли пота, сбегающие вниз по его вискам и шее, по еще вздымающейся груди. На полированном столике с резными ножками осталась раскрытой книга. Казалось, ей было не место и не время здесь, на склоне Зарна, в считанных днях до столкновения с Алрией, да и в словах, которые складывались из мелких, словно специально слишком вычурных букв, не было ничего уместного ни для военного лагеря, ни для королевского шатра. Изуку умаялся читать ее, вынужденный разбирать каждую букву, словно автор ее сам стеснялся написанного и старался сделать текст до невозможного красивым и непонятным. — Изуку, — Кацуки провел ладонью по бедру Изуку, и сладкая судорога снова пробежала отголосками былого удовольствия по всем мышцам, — как ты? — Прекрасно, — Изуку, наконец, нашел в себе силы свести ноги и перевернулся на бок, устраиваясь поближе к Кацуки. — А ты? Кацуки усмехнулся, не подбирая слов: — Ахуенно, — он потянулся, прогибаясь в пояснице, и откинулся на постель, позволяя Изуку сложить лодыжку на свое бедро. — Эта книжонка стоила того, чтобы сгонять за ней Тсую. Изуку забыл покраснеть и рассмеялся. Вообще главной целью полета в Фессу для Тсую было передать письмо матери и Ниренгеки, которому Изуку в очередной раз поручал срезать расходы на увеселения. Захватить несколько книг по военной стратегии, бумагу, чернила было просто дополнительным заданием. Изуку даже не надеялся, что придворный библиотекарь действительно найдет этот тонкий том в зеленой бархатной обложке, названия которого Изуку толком и не помнил. Он наткнулся на него лет в двенадцать, открыл, сгорел со стыда на первых двух страницах и, как полагалось благовоспитанному юноше, сразу же закрыл. Кто бы мог подумать, что спустя столько лет книга ему таки пригодится. За эти почти полные две недели, что они провели в ожидании Алрии, в дозированных, но тяжелых тренировках, в постоянном напряжении, не было ночи, в которой Изуку и Кацуки не делили бы дыхания на двоих. Изуку удивлялся себе. Он столько лет запрещал себе даже думать в сторону этого постыдного удовольствия, а теперь не мог от него отказаться. Удовлетворять взаимное желание руками было вроде и неплохой затеей, но с появлением книги Изуку убедился, что этим можно и не ограничиваться. — Как так, блядь, вышло, Деку, — Кацуки прошелся ленивыми, кусающими поцелуями по его плечу, — что ты стеснялся ходить при мне голым, а теперь тебя с хера не снимешь? Изуку вспыхнул было, а потом просто шумно выдохнул, почувствовав острые зубы на своей шее: — Тебе нравится? — Очень, — прорычал Кацуки, и Изуку невольно вздрогнул от вибраций, что распространялись от этого звука по его мышцам. Он запустил пальцы в волосы Кацуки, прижимая его голову к себе, и рассмеялся. Время было уже давно за полночь и пора было собираться ко сну, если, конечно, они все же планировали подняться с постели вместе с утренним горном. Снаружи послышался шум. Сначала он был коротким, но потом он начал нарастать, и Кацуки резко сел на постели, прислушиваясь. Изуку, разморенный соитием, мог отдаленно различить знакомые голоса, но слов было не разобрать. В следующий миг полог их спальни, отделявший интимную часть шатра от купели и прихожей, без малейших церемоний отдернули в сторону. — Бакуго! — резкий голос Мины разорвал уют и негу, еще царившие в спальне. — Шинсо вернулся! Он умирает!