***
Даби спешился, неторопливо повесил поводья на луку седла и хлопнул коня здоровой рукой по шее. Правая снова была повреждена, и лимфа текла из-под отслоившейся кожи. Что ж, Мидория оказался не так уж беспомощен. Его будет лучше взять живьем: Гараки, ныне отправленный вместе с Гираном навстречу подкреплению, будет в восторге. И омега, и магии достаточно, даром, что владеет ею по пакту. Еще и Бакуго примчался. Все же Даби ожидал, что они покончат со всем этим прямо здесь и сейчас. Но нет, все испортил его младший брат. Тодороки Шото теперь беспомощно сидел на земле, обезвреженный Шуичи — зеленокожим магом, которого Даби обычно считал бесполезным. Ну что в нем такого было? Ну быстрый, ну верный — ничего особенного. А сейчас вон, наконец, пригодился. Даби присел на корточки напротив пленника. Ответом ему был яростный взгляд из-под взлохмаченных волос, и Даби рассмеялся. Недостаточно яростный. Вот Тодороки Энджи смотрел так, что сердце в пятки уходило. А этот… На лицо-то лишь наполовину похож. — Я должен быть разочарован, — медленно произнес Даби, поджигая тонкий огонек на левой руке. — Я думал, ты хотя бы в бою будешь больше похож на отца. Не повезло. — Ты бесчестный ублюдок, — прошипел в ответ Шото, и Шуичи тут же дернул его голову, требуя оставаться неподвижным. — Тебе это с рук не сойдет. — Не тебе сейчас это говорить, — усмехнулся Даби, и провел облаченными в магию пальцами по левой стороне его лица, наиболее похожей на Энджи. Да, если очень постараться, то можно было бы и представить. Такие же красные волосы, и левый глаз голубого цвета. Да, если смотреть на эту сторону, то сходство было достаточным. Запахло паленой кожей. — Жаль, ты не можешь применить магию, — с наигранным сочувствием произнес Даби, продолжая размазывать пока неглубокий ожог по лицу Шото. — Лед бы сейчас пригодился, верно? Шуичи усмехнулся. Веревка на запястьях пленника была сплетена из десятков разноцветных нитей, и этот наговор мог остановить практически любую магию. К запаху горелого добавился сдавленный вой. Чуть заметное голубое пламя стерло бровь Шото, и Даби переключился на его лоб. Хорошо, что Шуичи держал его: Шото ощутимо трясло от боли, и Даби ждал, когда ее станет слишком много, чтобы терпеть молча. — Посмотрел бы сейчас наш папаша, как его детки развлекаются друг с другом, — с ноткой мечтательности протянул Даби, подпаляя уже красную челку. Шото вздрогнул и распахнул глаза. — А ты не знал? Ну хотя… Хотя да, стал бы он рассказывать про всех испорченных. Вряд ли ты слышал про Нацуо. Или про Фуюми. — Что ты несешь? — прорычал Шото, и Даби с удовольствием отметил боль, звеневшую в его голосе. — Я единственный наследник и сын Тодороки Энджи! — Законный — да, — с легким сочувствием произнес Даби. — Потому что на твоей матери он женился только когда стало ясно, что ты получился. А всех остальных бастардов выкинули. — Это гнусная ложь!!! Да, такой крик он хотел услышать. Губы даже заболели от того, как сильно их тянуло в улыбку. Магия жадно заструилась к пальцам, желая сожрать, и Даби чуть отвел руку в сторону, потому что и так было достаточно, чтобы продолжать мучить мальчишку, не нанося слишком глубоких ран. Грохот и рев возвестили о возвращении Бакуго. Настырный. Впрочем, Даби был уверен, что реплик Тоги вполне хватит, чтобы его остановить. Пока можно было развлекаться — здесь, в окружении собственных драконов, Даби был в безопасности. Но две реплики мгновенно обратились в пыль, а остальные испуганно взлетели, и Даби вскочил на ноги, задрав голову вверх. Что за?.. Откуда Бакуго вызвал этого гиганта? Даби был уверен, раньше красный дракон был размером с, ну или чуть меньше белого. Но эта тварь, с пышущей жаром кожей и раскаленными когтями, была в полтора раза крупнее. Небесное сражение обрело другие краски. Казалось, небо потемнело и стало ниже, столько пламени и крыльев затрещало в нем. — Забирай его, — кивнул Даби на тяжело дышавшего Шото, и Шуичи послушно вздернул его за связанные руки, заставляя подняться. — Уходим. Нужно было переждать эту вакханалию в безопасном месте. Дрепп его дери, Бакуго! Даби был уверен, что уж эту-то проблему им удалось решить. Но день не пожелал заладиться. Даби не успел вскарабкаться в седло, как в полусотне шагов от него приземлился розовый дракон, и Бакуго в своем красном плаще соскочил на землю. Что ж, видимо, на этот раз придется решить вопрос раз и навсегда. Вряд ли упертый харс теперь отстанет. Даби подвинул коня рукой, призвал магию. Отсюда розового дракона не достать, и тот, очевидно, об этом знал: отступил сразу подальше, оставляя своего харса разбираться с проблемой самостоятельно. Что ж, к лучшему. Но нужно было не забывать, что драконье пламя бьет дальше, чем на полсотни шагов, и держать эту ящерицу в поле зрения. Но навстречу вдруг протрещало, разламывая воздух, черно-зеленое магическое копье, и Даби едва успел уклониться, заодно отбив его в сторону пламенем. Это была чистая, концентрированная магия. Но Бакуго она не принадлежала. Даби остановился и прищурился, стараясь различить противника сквозь дымку пыли и гари. Красный плащ был легко узнаваем. А вот походка… И энергия… Даби не сразу поверил собственным глазам: — Не может быть.***
Тсую неслась со всей скоростью, доступной ее коротким крыльям, к Фумикаге, чтобы передать очередной приказ Гран Торино, когда чувствительная боковая полоса уловила едва заметные, но очень знакомые вибрации. Удивленно дернув головой, Тсую замерла в воздухе и обернулась. Вибрации доносились с тыла, с холма, где между сражениями отдыхали драконы. Наспех попросив Фумикаге поддержать магов с правого фланга, Тсую метнулась на зов. Нет, это не были не Кода, и не Сато. Кода улетел к Зарну, и догонять его не было времени и смысла. Сато вернулся в воздух и теперь был на левом фланге. Оставался только… — Шинсо, — Тсую в который раз проигнорировала хрустнувшие плечевые суставы при превращении. — Ты сейчас тоже хочешь нарушить слово Бакуго? Шинсо стоял у палатки, держась за воткнутую в землю палку. Чутье безошибочно подсказывало Тсую, что сделать даже шаг без этого посоха он не сможет, не то что перекинуться. Его лицо до сих пор было мертвенно белым, испорченные пламенем волосы свисали клочьями. Будь они на драконьем острове, и он умер бы с голоду, не способный ни летать, ни защищать случайную добычу. — Что там произошло? — сипло потребовал Шинсо. — Я видел Киришиму. Бакуго решил рискнуть настолько? — Ты зря переживаешь. Бакуго скорей умрет, чем рискнет им, — рассудительно заметила Тсую. — Ты звал меня лишь для того, чтобы поговорить? — Я звал тебя, чтобы ты помогла мне добраться до места битвы, — Тсую округлила глаза. — Или вы уже убили мага-реплика? — Сейчас там дела похуже будут. Харсайым бьется с Даби. Остальных драконов отослали, чтобы не мешали. Киришима в этом состоянии был невменяем. Появиться рядом означало бы бросить ему вызов, чего он, как самый крупный дракон, точно бы не потерпел. Усиленный до белого пламени, он был смертельно опасен. Шинсо знал об этом, наверное, даже лучше Тсую. — Не спорь, — потребовал Шинсо. — Ты подумала, что будет, когда он устанет, а реплик создаст новых Белых? Мне нужно быть там. Бакуго сам… — он словно замешкал, подбирая слова, — сам приказал мне. Тсую с сомнением почесала за ухом. Потом обернулась на кровавое сражение, развернувшееся под холмом. И дальше, туда, где вспыхивали жуткие, леденящие кровь в венах голубые языки пламени. Нет, лететь за Миной было слишком долго и опасно. А сама она бы Шинсо не донесла — рост не позволял. Ей не было поручено этого делать. Но у нее не было причин не доверять Шинсо. Потому что Бакуго ему доверял безоговорочно.***
Воздух звенел и плавился, раскаленный магией, словно жарой в пустыне, и ледяное пламя Даби не могло его охладить. Он нагревался в миг, когда мечи, облаченные в огонь и тьму, скрещивались, ударялись друг о друга и звучали еще несколько мгновений спустя, резонируя в руках сражавшихся. Изуку и Даби в очередной раз отпрянули друг от друга, загнанно дыша. Сколько раз они уже столкнулись? Изуку не ожидал, что будет легко, но напор противника был невероятен. Каждый раз казалось, что это голубое пламя просто запихнет магию обратно в его руки и сожжет их в прах. Но каждый раз удавалось пережать обратно, отстояв себя. Призвать больше в одну руку и отдать все вновь призванное через другую. И если первое время Изуку старался просто отдавать, то теперь, почувствовав, как магия струится, не задерживаясь и не наполняя тело, он все больше уплотнял ее. Раны, пусть даже наскоро залеченные драконьей слюной, болели нещадно и мешали двигаться. Даби же фехтовал отменно. Изуку с ужасом и удивлением отметил не то, что бы академическую точность, но убийственность его атак. Даже без магии он был бы сложным противником в поединке на мечах. Дальняя дистанция боя была бы выгоднее, но увеличить ее никак не получалось. Впрочем, так Изуку тоже пока справлялся. Так он мог сосредоточить Даби на себе, не подпустить к Мине, пока не имевшую возможности взлететь, и не дать навредить Кацуки и Киришиме, которые порой оказывались совсем неподалеку, преследуя очередную Белую. Больше всего на свете хотелось оглядеться по сторонам, найти взглядом Шото, убедиться, что с ним все в порядке. Но это было опасно. Один неверный шаг, один раз не встретить атаку в лобовую и все, бой закончится тут же. Война закончится. Не сказать, что Изуку свято верил, что все здесь зависит от него, но вассалы Миодоссии потеряют боевой пыл сразу, как только узнают, что их короля больше нет. Кацуки… Еще этих забот ему не хватало! Нет, уж после всего случившегося Изуку не собирался позволять его усилиям пропасть даром. А потому — еще. Еще больше магии. Столько, сколько только могут пропустить насквозь руки. — Не тяжко тебе, омега? — ядовито процедил Даби, когда они в очередной раз схлестнулись на мечах. — Воняешь. Изуку вспыхнул. Да, течка ослабляла его. Но откуда Даби мог это знать? Мышцы предательски напряглись, готовые к отступлению, и Изуку через силу заставил себя ударить еще сильнее. Не прятаться. Не отступать. Но страх — огласки, унижения, потери власти — уже закрался под самые сухожилия, и каждый новый удар сотрясал тело Изуку куда страшнее, чем в предыдущие. И эта встряска делала боль в обожженном плече и слабость в пояснице все сильнее и ощутимее. Следующий удар он не пропустил, но его отбросило назад на несколько шагов, и руки предательски опустились. — Ну вот и умница, — рассмеялся Даби. — Вот и хватит. Его запах… Терпкий, гадкий, отбирающий дыхание. Изуку заметил его только сейчас и с ужасом почувствовал, как знакомо потеплело за крестцом. Боги, этого не могло быть! Даби протянул было к нему ладонь, и Изуку уставился на нее, как испуганный кролик на гончую собаку. Почему-то она казалась чем-то неотвратимым, с чем нельзя было справиться. — Мидория, беги! Крик Шото сорвал с него саван оцепенения. Время вдруг посыпалось крупицами серого песка, растирая происходящее в мелкую мозаику. Ладонь Даби была в чем-то желтом, липком, и там, где не было темных отметин, была покрыта вскрывшимися волдырями. Он был… ранен. Рукав его плаща был влажным, а запах, показавшийся Изуку обездвиживающим, был ни чем иным, как вонью горелой плоти. Шото… Шото Изуку скорее осознал, чем увидел. Слишком далеко, но он был на коленях, он был связан, и его голос… Изуку не знал такого голоса у Шото. Мина метнулась в его сторону, как пульсация внизу живота Изуку стала резкой, невыносимой, и магия, лишняя и чуждая телу, резко потребовала выхода. Изуку вздернул вверх руки, направляя их на Даби. Голубое пламя возникло в ответ тут же, но черный, селевой поток зеленых искр оказался быстрее. Даби отбросило назад, опрокинуло на землю, и Изуку видел, как он отчаянно пытался отбиться от нахлынувшей на него реки магии. Ледяное пламя возникало раз за разом, и магия Изуку, раззадоренная им, текла все стремительнее. В какое-то мгновение и этого русла ей стало мало, она прорвала кожу над запястьями и на локтях, вырываясь из-под нее острыми, крутящимися жгутами, и разъяренной змеей бросилась на Даби. Изуку закричал, не в силах больше сдерживать чувств, и отпустил ее окончательно. Он очнулся от ее шипения через некоторое время, когда его противник уже не двигался. Изуку непонимающе моргнул. Магия хлестала по земле тонкими жгутами, оставляя глубокие полосы. Повсюду валялись клочья дорогой черной рами, неизвестно откуда взявшиеся, пахло кровью. Лишь спустя сотню ударов сердца Изуку вдруг понял, что его битва закончилась. Он насилу сосредоточился на магии, стряхнул ее с рук и застонал от боли: кожа от запястий до плеч висела лоскутами. Между ягодиц было отвратительно влажно, и все кости ныли, словно отбитые молотком. — Мидория! — Изуку моргнул, и рядом с ним оказались Шото с Миной. Она уже была в своем неизменном коротком платье, перепачканном кровью, а черные бездонные глаза настороженно разглядывали Изуку. Вся левая сторона лица Шото была обожжена, и Изуку непонимающе уставился на него: — Тодороки… Твое лицо?.. — Вряд ли оно выглядит хуже твоих рук, Мидория! — срывающимся голосом отозвался Шото. — Боги, тебе нужен лекарь! — Нужно закончить битву, — глаза начала снова заволакивать пелена, но уже колючая и вязкая. — Мина, позови Тсую. — Тебе нужно лечь, харсайым. Изуку хотел было зацепиться за нее, но силы оставили его. Он рухнул на колени, почти не почувствовав удара о землю, голова запрокинулась. Руки Шото и Мины успели подхватить его под затылок и плечи, уложили на спину. Изуку проваливался. Грубый плащ Бакуго почему-то оказался периной. Теперь Изуку летел вниз, рассекая лопатками пустоту, и в глазах остался лишь туннель и мелькнувший далеко вдали огненно-красный, пышущий магмой изнутри драконий силуэт.***
Рыжая повозка Гараки, запряженная четырьмя крупными мулами, скрипела колесами по узкой дороге между пожарищ. Охранявшие ее четверо всадников в черном ехали рядом легкой трусцой — разогнаться быстрее не позволяли колдобины и рытвины. Гиран чуть приоткрыл брезентовый клапан, окинул взглядом пустую до горизонта равнину. Все было тихо. Гараки в очередной раз принялся листать свои записи. Толстый фолиант, который уже вполне мог стать достоянием любой библиотеки, смотрелся в его руках уютно и по домашнему, будто половник в руках заботливой хозяюшки. Гиран мысленно отогнал эту странную по всем канонам мысль и посмотрел на Твайса. Тот спал, поминутно вздрагивая и кутаясь в теплое шаршаровое одеяло. Несмотря на жару миодосского лета и духоту повозки, его страшно морозило. Гиран покачал головой и отвернулся. Даби окончательно загнал безотказного Твайса. Хорошо еще Тога не видела, до какого состояния он довел ее возлюбленного. Хотя любовью эти отношения было не назвать. Эти двое сумасбродных, но сильных магов кутались друг в друга как в носовые платочки, а Даби пользовался этой болезненной привязанностью. Впрочем, это не было делом Гирана. Анджи, оставшийся нынче в лагере, утром доложил, что впереди, всего в дне пути шла тяжелая пехота. Теперь их нужно было встретить, размножить и привести к Зарну. А Гараки и Твайса вернуть в Алрию и дать им отдохнуть. Снаружи раздался треск, затем влажный хруст, и повозка остановилась, словно врезавшись во что-то. Забились об оглобли мулы, закричали. Зашумела и охрана. Гиран схватил арбалет и выскочил наружу. Передние мулы были убиты. Двух других драл когтями некрупный болотного цвета дракон. Трое охранников лежали на земле, еще один отчаянно пытался удержаться на беснующейся от ужаса лошади. Гиран, не долго думая, спустил стрелу, но та лишь отскочила от гладкой, словно натертой воском чешуи. Дракон обернулся и плюнул в него темным, багровым пламенем. Гиран увернулся и выстрелил еще раз. Снова бесполезно. — Драконью шкуру не пробить заклинаниями, — донесся до него знакомый голос с крыши повозки. Гиран резко отпрянул, перезаряжая арбалет, но не успел. Словно из ниоткуда рядом с ним возник рыцарь, облаченный в железо, схватил своей металлической рукой арбалет и, вырвав его из пальцев, бросил в сторону. Быстрый! Теперь Гиран мог видеть, кто притаился на крыше повозки. Хитоши. Он все-таки был жив. Гиран не стал раздумывать. Он бросился к едва успокоившему коня всаднику, сдернул его с седла, вскочил на спину лошади и погнал ее прочь, что было сил. Его магия была бессильна в рукопашной схватке, и он предпочел отступить, оставив нерадивых охранников самих разбираться с последствиями. Если бы он обернулся, он бы увидел, как Хитоши и стремительный рыцарь забрались в повозку, а потом выбрались из нее с фолиантом в окровавленных руках. Увидел бы как вспыхнул грубый хлопок рыжим огнем, а зеленый дракон прикончил оставшихся рядом алрийцев. Но Гиран мчался без оглядки и ничего этого не видел.***
В алой пелене все было просто. Очертания других драконов — слабых, полупрозрачных и немощных — заставляли трястись от ярости. Их место было не здесь. Он должен был прогнать их, а если не захотят, то убить. Убить казалось даже лучше. Горячий, рваный крик в голове гнал его вперед, разжигал жажду крови. Вонзить клыки в податливую плоть, наслаждаясь лопающейся от жара чешуей, дернуть шеей, вырывая куски мяса. Вцепиться когтями, разорвать на части, вдыхая густой, металлический аромат жизни. А потом гнаться за следующей жертвой. Изрыгать огонь, звенящий и яркий, ей вслед, чтобы вой, исполненный мучений и страха, в очередной раз доказал, кто здесь действительно сильный. А драконов было много. Они исчезали и появлялись, хлопали крыльями, цеплялись за лапы и брюхо, пытались укусить в шею. Чтобы снова попасть под пламя, под его когти и исчезнуть уже насовсем. Еще один сидел на земле, но властное «нельзя» заставляло не обращать пока на него внимания. Алый саван начал бледнеть. Белых драконов… драконих осталось три. Две из них были словно неживые. Они двигались все так же быстро и ловко, но от двух из них совсем не пахло кровью. И снова рваный, короткий крик стегнул у позвоночника, заставляя броситься вперед. Он был лучшим в своем звучании. Лучше, чем хруст костей на зубах. Но в этот раз хрустнула не кость. Дракониха словно сломалась вся и распалась на куски мягкой глины. Призрачный розовый остался на пушистых краях облаков. Киришима быстро моргнул, восстанавливая зрение. Две Белых неслись ему навстречу, рыча и угрожая. — Твоя левая! Киришима ускорился. Резко вильнул навстречу выбранной для него драконихе, и она не успела увернуться. Затрещало пламя, у нее желтое, у него все еще белое, и после непродолжительной схватки, в которой у Киришимы оказалась располосована шея, дракониха растаяла между зубами. Кацуки? Киришима обернулся, прислушиваясь всем телом. Нашел мгновенно: последняя Белая из плоти и крови унесла своего страшного наездника наверх, к самому облаку, и Киришима поспешил их догнать. Кацуки отдал ему всю магию. Вряд ли прошло столько времени, что он накопил ее достаточно, чтобы вести бой в воздухе. И верно. Киришима видел, как серый клинок из драконьего камня раз за разом обрушивался на спину Белой, высекая из нее брызги крови. Белая вертелась, перекувыркивалась в воздухе, надеясь достать Кацуки зубами, и тот оставался на ее спине лишь потому, что успевал вонзить меч по рукоять и удержаться за него. Нужно было торопиться. Крылья еще горели и в груди было еще жарко. Пока что Киришима был сильнее. Нужно было успеть до тех пор, пока не иссякнет магия Кацуки и не вернет его на одну ступень с Белой. Столкновение было жестким. Белая почуяла опасность, оставила Кацуки в покое и выставила свои крюковатые когти навстречу Киришиме. Не пробила — чешуя у него на груди была достаточно крепкой. Жечь. Выворачивать глотку наизнанку до самого чрева, где таится огонь. А крылом накрыть спину противника. Кацуки тут же воспользовался этим. Почувствовав его привычные шаги по кожистому парусу крыла, Киришима заработал передними лапами. Будь это настоящая Мирко, ему пришлось бы худо. Она была старше, опытнее и сражаться с ней в воздухе было опасно. Но эта была человеком. Она была сильной, опасной, но неуклюжей. И спустя несколько столкновений Киришима наконец умудрился вцепиться зубами в ее нижнюю челюсть. Почувствовав, что Кацуки крепко уперся ногами в шипы на его шее, Киришима довольно рыкнул и крутанулся в воздухе. Белая не успела, позвонки за затылком хрустнули, и она тут же повисла мертвым грузом на зубах. Он не стал ее удерживать в небе. Отпустил, позволив кувыркаться, падать и шмякнуться о земь. — Охин сайын! — победоносно заорал Кацуки, и Киришима с искренним облегчением облизнулся. — Что там у Мины? Киришима утробно зарычал, направляясь обратно к полю боя. Погоня за Белой увлекла их достаточно далеко, и сражение, отсюда казавшееся замершим, было не разглядеть. Ответом стала знакомая, радостная дрожь воздуха, и Киришима шамкнул челюстью в знак того, что помощь не требовалась. — Бля! — Кацуки взобрался на его затылок и похлопал ладонью по голове ощутимо, но ласково. — Вот ведь сукин сын! «Каччан, я не могу», — Киришима услышал передразнивание и в знак смеха вывалил язык из пасти. — Пиздабол несчастный! Радостный смех Кацуки был заразителен. Жаль, драконы не умели этого в своей истинной форме, но Киришима мог хотя бы изобразить смех отрывистым рычанием. Крылья дрогнули, и ветер вдруг стал под ними тонким и ненадежным. Кацуки тут же наклонился, заглядывая в левый глаз: — Давай вниз, — Киришима развернулся и полетел к Зарну. Спускаться сюда, в середину выжженной равнины не было смысла. Магия кончилась, силы иссякли. Он хотел есть, он был просто невероятно голоден. А в Зарне остались обозы и небольшая отара овец, из которой и кормили драконов. — Дотянешь? — вид Кацуки выражал крайнюю обеспокоенность, и Киришима успокаивающе облизнул нос, мол, до еды уж точно доберусь. — Ладно, ящерица, полетели. Киришима растянул уголки губ, демонстрируя зубы. Кацуки выглядел помятым, уставшим, но счастливым. Как всегда после долгой, выматывающей битвы, после которой ныли мышцы и дрожали лапы. Но теперь все закончилось, и их обоих ждал отдых. Краем глаза Киришима видел, что поле битвы уже пустеет, движение на нем стало ленивым, редким, и окончательно вздохнул с облегчением. Кацуки расслабленно уселся чуть дальше его брови, свесив ноги вниз, и эта его поза успокаивала, утихомиривая еще искрящийся в венах огонь. Киришима долетел до гор самым коротким путем и лишь потом свернул к Зарну. Несмотря на жажду отдыха, Киришима не торопился, откладывая момент, когда ему все-таки придется перекинуться. Магия Кацуки измотала его, и впереди были долгие дни, если не недели слабости. Быть беспомощным не хотелось. Теперь Киришима постепенно снижался, расслабляя крылья и вскоре внизу стали различимы отдельные пики елей и сосен. Вдруг его внимание привлекло слишком стройное для природы движение, и Киришима изогнул шею, присматриваясь. — Чего там такое? — Кацуки устало наклонился, глядя по направлению насторожившейся морды Киришимы. — Заебали. Впереди на склоне быстрым маршем карабкался по горной тропе небольшой алрийский отряд. Шли уверенно, не растягиваясь. Шли к Зарну. Киришима фыркнул ноздрями, предлагая не откладывать дело в долгий ящик. — Ну, ты же хотел жрать, — усмехнулся Кацуки, разрешая. Киришима наклонил переднюю часть крыльев, вильнул хвостом и по плавной дуге полетел вниз. Это была легкая пехота. Ему хватило собственного пламени, чтобы подпалить им пятки. Заходя на второй круг, Киришима собирался добить оставшихся алрийцев, что теперь в панике метались по тропе, не зная, куда деваться, чтобы не переломать себе ноги. Внезапно ласковый шум гор, сотканный из шуршания хвои и ветра, был прерван нарастающим свистом, и тяжелый удар вышиб дыхание из легких Киришимы. Сумасшедшая боль, какой он никогда раньше не встречал, проломила грудную клетку до позвоночника. Он дернулся прочь, отчаянно махая крыльями, но они вдруг тоже потеряли силу, и высота закрутилась калейдоскопом падения. — Кири! Какого… Расправь крылья. блядь! Голос Кацуки заглушил разрывающий голову рокот, но тело отказалось повиноваться. Свист в ушах стал абсолютным, а кровь пошла горлом. — Поднимайся! Горы понеслись мимо размазанными полосами. Киришима видел, как Кацуки спрыгнул вниз, вперед него, и его магия, еще слабая, но все равно яркая, ударила под парусину крыла: — Я кому сказал! Они падали в ущелье, и Киришима чувствовал, что это падение не будет вечным. А Кацуки как назло не собирался отступать. Его магия продолжала напрасно подогревать воздух, жалила кожу крыла, слишком слабо, что заставить его двигаться. Но если Киришима сейчас на него рухнет… В отличии от Киришимы Кацуки был хрупким. Внизу мелькнул широкий карниз. Киришима из последних сил дернул лапой, отталкивая Кацуки в сторону. — Не смей!!! Больше не было смысла оставаться в сознании. Веки Киришимы закрылись, свист в ушах смешался с надрывным биением сердца, а потом острые камни дна ущелья встретили его тело, и он перестал чувствовать.