The Right Sun

Джонни проснулся от запаха свежего кофе и тихого, мелодичного пения, звучавшего чуть поодаль. Сморгнув сонную пелену с уголков своих глаз, он зевнул. Он лежал в той же позе, что и заснул прошлой ночью – лёжа на спине, вглядываясь в потолок Доджа и размышляя. Это было первое утро, когда он проснулся не связанным физически с Джайро каким-либо образом: в первую ночь он буквально оказался обвит его руками, а во вторую – они умудрились обменяться одеждой. Хм, он всё ещё не помнил, как это произошло, осознал Джонни. Но сегодня он проснулся связанным с Джайро иначе. Эмоционально связанным? Значит, у него появился небольшой краш на засранца-итальянца – он признался себе в этом, значит, всё нормально, верно? Он вздохнул и вновь открыл глаза, поворачиваясь набок, чтобы увидеть по соседству опустевшую сторону Джайро на надувном матрасе и приоткрытую боковую дверь фургона. Он чертовски рано встаёт. Или это Джонни встал слишком поздно? Бля, а сколько вообще времени? По ощущениям он проспал целую вечность. Джонни сел и застонал при мысли о том, что придётся переживать ещё один день. Но хотя бы он выспался, и боль в его теле наконец-то начала растворяться. Он размял плечи и потянулся руками в разные стороны, широко зевая и стряхивая с себя остатки сна, после чего с комфортом улёгся обратно на надувной матрас и накрылся уютным тёплым одеялом. Как же всё-таки здорово, что они купили его. Неважно, который сейчас час – Джонни подумал, что ему совсем не хочется вставать. Ему хотелось проспать весь день. Проспать весь день не в смысле “Я не хочу существовать сегодня”, как иногда с ним бывало. Джонни хотелось проспать весь день, потому что… Почему? Потому что сейчас ему было хорошо, и он ощущал себя окружённым теплом. Что изменилось с тех пор? Неужели это всё из-за того, что в его жизни появился Джайро? Он вновь закрыл глаза. – Доброе утречко, соня. Пора вставать, нас ждёт куча дел. Джонни недовольно застонал и натянул одеяло поверх головы. – Ещё пять минут, – вздохнул он. – Ты в курсе, что уже одиннадцать утра? Джонни был не в курсе, что уже одиннадцать утра. Обычно они всегда вставали пораньше и отправлялись в путь, выезжая не позднее девяти часов. Он нехотя стянул с себя одеяло и снова сел, встретившись взглядом с Джайро, который прихорошился и отлично выглядел; его волосы сияли в лучах утреннего солнца, проникавших через открытую дверь фургона. От него приятно пахло – дезодорантом и парфюмом – и Джонни заметил на его груди то самое кольцо на цепочке, которое тот вчера надел на шею. Джайро протянул ему кружку кофе, и Джонни невольно задумался: а нельзя ли ему просыпаться так каждое утро? Прогнав эту мысль, он осознал, что не принимал душ уже пару дней и всё его тело стало липким, а волосы наверняка торчали во все стороны из-под шапки. И изо рта наверняка попахивало. Он взял кружку в руки и тихо поблагодарил Джайро, опустив лицо вниз, чтобы скрыть неприятное утреннее дыхание и свой румянец на щеках. – Я хотел тебя разбудить пораньше, – сказал Джайро, отпив кофе из своей кружки, – Но ты, эм, выглядел таким сердитым. Ты знал, что ты хмуришься во сне? Джонни нахмурился. – Ничего я не хмурюсь. – Ну, выражение твоего лица говорит об обратном, piccolo, – Джонни никак не мог понять, как Джайро удавалось пить свой кофе, пока тот был горячим, словно раскалённая лава. Сам он сделал лишь крохотный глоток и тут же обжёг губы. – Я всё хотел спросить, – начал Джонни, уставившись взглядом на тёмную жидкость в своей кружке, которую он держал в руках. – Почему ты так меня называешь? Он поднял голову и увидел, как Джайро моментально растаял, а выражение его лица стало мягким. Джайро первым разорвал зрительный контакт, будто ему стало некомфортно от заданного вопроса, и сделал ещё один глоток кофе, пытаясь выиграть немного времени, чтобы подумать над ответом.  – Если тебе не нравится, я могу перестать, – ответил он. “Спасибо, конечно, но я не об этом спрашивал”, – хотелось возразить Джонни. Ты что, всех называешь “крошкой”, Джайро? – Я не против. Я, эм-м… – Джонни отвёл глаза, пытаясь найти в кабине хоть что-нибудь, за что мог бы зацепиться взглядом. – Я уже привык к этому, так что было бы странно, если бы ты вдруг… перестал. “Мне это нравится, на самом деле. Очень, очень нравится”. Но он не мог сказать этого. Его сердце забилось быстрее из-за… Из-за кофеина! Да, точно. Это всё из-за кофеина. – Ты можешь и мне придумать прозвище, если хочешь, Джонни. В этом всё дело? Ты просто завидуешь, потому что не придумал миленькое прозвище для меня? – Джайро опять улыбался во весь рот; та минутная мягкость и нерешительность в его поведении исчезла. – Мы ведь замужем, так что я не буду против, если ты станешь как-нибудь ласково меня называть. Джонни закрыл глаза и тяжело вздохнул. “Забудь”, – подумал он. Он явно преувеличивал насчёт своего краша на Джайро. Такого просто не могло быть. – Мы не замужем. Но как бы он мог его называть? Джонни раздумывал, всё ещё разглядывая свой кофе, словно ожидая увидеть ответ на дне кружки. Его мысли унеслись к воспоминаниям о полных тётушках из Кентукки, называвших его “милым”, “лапочкой” и “пирожком” в типичной южной манере и с характерной привычкой вечно использовать уменьшительно-ласкательные формы. “Сладкий”, – подумал он. “Я бы называл тебя сладким – как мёд цвета твоих волос, сияющих на солнце, золотистый, как блики от твоей улыбки. Да и сам я сладкоежка. Дома у меня всегда стоит баночка мёда, без которого я не проживу.” Иногда Джонни смотрел на Джайро и чувствовал, как его внутренности становились такими же мягкими и тягучими, словно сладкий мёд, заполняющий пустоту в его душе. Ну всё, подумал он. Теперь ты “сладкий“ на веки вечные. – Да, но мы и не не замужем, – сказал Джайро, вытаскивая Джонни из его сладких грёз. Он влил остатки кофе себе в рот и спрыгнул с края кабины фургона, где сидел до этого, болтая ногами. Джонни снова вздохнул. – Одевайся, piccolo, пора отправляться в дорогу, – призвал его Джайро и принялся с гремящими звуками разбирать походную плитку, на которой варил кофе. – Окей, сладкий, – отозвался Джонни, его слова были пропитаны сарказмом, но сердце трепетало от чувств. Джайро не ответил; возможно, он просто не услышал. Что ж. Пора собираться. У Джонни было неприятное предчувствие, что всё, случившееся в Лас-Вегасе, вовсе не останется там, как бы ему того ни хотелось. В Юте они не планировали делать ничего особенного. После насыщенного событиями путешествия по Аризоне и Неваде такой перерыв оказался очень даже кстати. Юта встретила их более зелёным и живописным ландшафтом, обещая впереди лишь горы, деревья и бесконечно простирающееся небо. Солт-Лейк-Сити располагался слишком далеко на севере, и им пришлось бы сделать большой крюк ради него, поэтому ничего страшного, если они туда не доберутся – не так уж сильно и хотелось. Уже от одной мысли о том, что его больше не будут окружать бетонные джунгли, Джонни не мог не улыбнуться. Следующая крупная остановка по плану – Денвер, Колорадо, но сегодня они надеялись доехать хотя бы до Ричфилда здесь, в Юте. Путь предстоял не близкий – четыре или пять часов, в зависимости от загруженности дорог, но он был необходим. Им обоим не терпелось принять душ и выспаться в мотеле – неважно, насколько дешёвом, любая кровать сейчас показалась бы им райским облачком. Затем они собирались отправиться в национальный парк Фишлейк, где можно остановиться на кемпинге, а после этого выехать в Колорадо. С каждым километром Нью-Йорк становился всё ближе. Они не могли вечно бежать из Сан-Диего, рано или поздно они доберутся до Нью-Йорка и… Что произойдёт тогда? Что, если Джонни не хочется, чтобы это путешествие заканчивалось? Неужели они просто скажут друг другу спасибо за проведённое вместе время, исчезнут в неизвестность, и их пути навсегда разойдутся? Джонни решил, что не хочет думать об этом сейчас – он чувствовал тяжесть на сердце от одной только мысли о прощании с Джайро. Джонни повернулся в его сторону. Тот вёл машину, опустив один локоть на открытое окно, пока они ехали по длинному прямому участку трассы I-15; его волосы развевались на ветру, врывающемся внутрь кабины. Он выглядел расслабленным, счастливым и беззаботным. Джонни прошёлся взглядом по его адамову яблоку и щетине на подбородке, затем ниже – по частично обнажённой в вырезе рубашки груди и руке, которой тот вёл машину. Его кожа излучала привлекательное тепло, разительно отличаясь от полупрозрачной, бледной кожи Джонни. Ладонь Джайро крепко сжимала руль, и Джонни заметил, как на ней выделяются его вены, проступившие на жаре. Он гулко сглотнул и отвернулся. “Тебе что, четырнадцать лет?” – спросил он самого себя. В машине играло радио – чтобы не заслушивать до дыр плейлисты на дисках Джайро, судя по всему – так что это был один из тех редких моментов их путешествия, когда Джайро не пел. Джонни нравился тот факт, что он знал слова лишь тех песен, которые записал на свои сидишки, но, когда дело доходило до буквально любой другой песни – Джайро не имел ни малейшего понятия. Он подумал о том, чтобы пустить в ход свой AUX-кабель и наконец-то начать исполнять обязанности штурмана, а следовательно, и диджея, но не стал. Было что-то успокаивающее в том, как Джайро неуверенным голосом пытался подпевать малознакомым песням и следовать мелодиям, которых он не знал, просто потому что мог. День пролетел очень быстро. Джонни по большей части молча сидел и наблюдал за тем, как мир за окном проносится мимо, пока Джайро уверенно вёл машину сквозь Юту. Подъезжая к Ричфилду, они обогнули национальный парк Фишлейк, и пейзажи с ясеневыми лесами принесли Джонни чувство умиротворения. Яркий контраст видов, сменившихся с небоскрёбов на деревья, бросался в глаза, но при этом ободрял. Джонни глубоко дышал, отпуская стресс больших городов из своего тела с каждым выдохом, и ощущал спокойствие, какого не испытывал уже давным-давно. В конце концов они завернули к какому-то мотелю и сняли комнату на ночь. Вышло немного дороже, чем в том мотеле, где они останавливались по пути от Гранд-Каньона к Лас-Вегасу, но они оба нуждались в этом. Джайро переносил их вещи из Доджа в холл, пока Джонни ждал его там, рассматривая вид из окна. Начинало смеркаться, и улицы Ричфилда стали довольно тихими, за исключением редких туристов, также ищущих ночлег, как и они сами.  – Могу я узнать, как Вас зовут? – приветливо поинтересовался из-за стойки мужчина с аккуратно уложенными тёмными волосами, посеребрёнными сединой. Джонни сидел со своей сумкой на коленях, ожидая, пока Джайро забронирует им номер. Ему невыносимо хотелось принять душ. Знаете, насколько неприятно просыпаться после пьянки, где ты выпил столько, что не помнишь ничего из предыдущей ночи, не имея при этом возможности помыться? Джонни никогда в жизни не чувствовал себя настолько отвратительно. Ну, нет, не совсем так. Чувствовал, но это был другой тип отвратительности. – Мистер и мистер Цеппели, – уверенно ответил Джайро. – Мы как раз только что обвенчались в Лас-Вегасе, откуда и приехали, – Джонни непроизвольно сжал кулаки. Он оглянулся на Джайро, стоящего у стойки ресепшн. Его лица он не видел, зато заметил, как оживился сотрудник мотеля. – Оу, примите мои поздравления!  – мужчина посмотрел в сторону Джонни и улыбнулся ему. Джонни тут же захотелось умереть. Это было так унизительно. Ох, Хот Пантс, забери меня отсюда, пожалуйста. Я не могу больше его выносить. Я решил, что он мне совсем не нравится. – Мистер и мистер Джайро Цеппели, значит? – спросил Джонни, как только за ними захлопнулась дверь их номера. Джайро издал свой дурацкий “Ньо-хо” смешок, и Джонни рассердился сам на себя за то, что эта глупая шутка на самом-то деле не так уж и раздражала его. Она задела его совсем не так сильно, как должна была. Если уж на то пошло, из-за неё те бабочки, бесплатно поселившиеся в его животе, затрепетали с удвоенной силой. – Мы могли бы быть мистером и мистером Джонни Джостар, знаешь ли. Джайро прекратил копаться в своей сумке и повернулся, чтобы посмотреть на Джонни. Он пытался держать напускное серьёзное выражение лица, но из-под него всё же пробивалась улыбка. – “Джайро Джостар” звучит кошмарно. Но вот Джонни Цеппели звучит, м-м… – кажется, Джайро сам начал сомневаться, произнеся это вслух, – Звучит, эм, не так уж и плохо. Джонни подавил смешок, прикрыв рот рукой. Это звучало абсолютно нелепо. Он бы просто-напросто отказался жить дальше с именем настолько ужасным, как Джонни Цеппели, без вариантов. – Погоди-ка! – воскликнул Джайро, прерывая размышления и смех Джонни. – Тебя что, действительно зовут “Джонатан”? Не буду врать, Джонни, это же полный пиздец. – Ты тупой? Конечно, меня зовут Джонатан. Хочешь сказать, твоё полное имя не “Джайротан”? Пришла очередь Джайро смеяться, и Джонни вновь ощутил, как его внутренности превращаются в мёд от этого звука. Пусть его смех и звучал как крики осла, но Джонни уже привык к нему и, каким-то непостижимым образом, ему он даже начал нравиться. – Неплохо, piccolo. Но нет, – Джайро всё ещё хихикал, его лицо немного раскраснелось, – Моё полное имя не “Джайротан”. Хотя, если честно, даже это лучше, чем моё настоящее полное имя. – Что, правда? А как тебя полностью зовут? Не может же всё быть настолько плохо? И снова проступил он. Тот самый туман, застилавший глаза Джайро. Лишь на секунду – даже на долю секунды. На крошечное мгновение. Но Джонни достаточно насмотрелся на его лицо, чтобы легко подмечать подобные смены в его настроении. Он выглядел грустным. Давнишняя печаль, преследующая его – такая же печаль, какую Джонни видел в самом себе – накрыла взгляд Джайро тонкой вуалью, и внезапно он снова оказался где-то далеко отсюда. Джонни ощущал, как мир вращается под колёсами его кресла. Затем он опять вернулся назад – привычный Джайро, победно сжимающий в руке бутылочку шампуня и продвигающийся в сторону ванной, будто ничего не произошло. – Моё полное имя известно только мне, mio padre и Богу, piccolo. Это знание предназначено лишь для тех людей, которых я люблю безусловно. Джонни знал, что Джайро был серьёзен, когда говорил это. Атмосфера в комнате переменилась, и Джонни осознал, что это их первый серьёзный разговор с тех пор, как они встретились вновь. От этой мысли он занервичал. – Это настолько важно для тебя, что даже твоему “мужу из Вегаса” не положено знать?  Джайро остановился на другом конце комнаты, наполовину скрывшись за дверью в ванную. Он задержался в нерешительности, его взгляд вновь стал мягким и ласковым, пока Джонни наблюдал за ним. – Кто знает? Может быть, в глубине души оно тебе и так уже известно – Джайро подмигнул и исчез за дверью. А это ещё что, чёрт возьми, значило? – Ну ладно, Джайротан, – громко крикнул Джонни, довольствуясь звонким “Хех” в ответ от Джайро. Раздался шум льющейся в душе воды, и Джонни ожидал, что Джайро вновь начнёт подпевать песням в своей голове, но его отвлёк неприятный звук собственного рингтона. Телефон в его кармане яростно и настойчиво вибрировал, хотя такая срочность явно была ни к чему. – Да, – прохладно ответил он, увидев высветившиеся на экране инициалы “Х. П.”. – Прости, что не брал трубку, я… – Не могу поверить, что ты решил сбежать с ним, – голос Хот Пантс звучал скептически и раздражённо. – Говорю тебе, нельзя доверять парням-итальянцам. А он ещё хуже всех остальных. Он вор, Джонни. Хот Пантс говорили всё громче и громче, и Джонни отодвинул трубку подальше от уха. Он скривился. – Слушай, не знаю, что между вами произошло, но он нормальный, Хот Пантс. Не стоит волноваться. Может быть, он даже больше, чем просто нормальный. Он мне очень нравится, на самом деле. Типа, я не очень-то счастлив от того, что он нравится мне в этом смысле, но это так. Боже, Джонни точно не стоит говорить ничего из этого вслух. Хот Пантс от него и мокрого места не оставит. Он услышал, как Джайро в душе принялся громко напевать что-то. Хот Пантс притихли на секунду, разозлённо бурча что-то себе под нос на другом конце провода, и, если бы Джонни знал итальянский, то он мог бы разобрать, как они раз за разом шепчут “che te pozzino ammazza”. – Ты что, реально вышел за него замуж? – после паузы спросили они. Джонни чуть не подавился. – Нет-нет. Ну, возможно? Да ну, на самом деле нет. Ага, точно нет. Я не выходил за него замуж. Это всё было не по-настоящему. Просто шутка. Бля, Хот Пантс, ты не знаешь, имеет ли брак юридическую силу, если ты случайно вступил в него и не помнишь, как это произошло? Хот Пантс издали почти нечеловеческие звуки, что по сравнению с их обычным невозмутимым поведением казалось чем-то немыслимым. Они принялись объяснять Джонни, что да, такой брак действительно имеет юридическую силу, но его можно аннулировать, сославшись на отсутствие согласия с его стороны, поскольку он был нетрезв, но почему он, Джонни, почему из всех людей на свете это должен был быть именно он? Напряжённая речь Хот Пантс влетала Джонни в одно ухо и вылетала из другого. В конце концов, Хот Пантс вновь замолчали на какое-то время. – Просто передай ему, что он всё ещё должен мне двадцать баксов. И что если тебя потом найдут мёртвым в какой-то канаве, то я найду его и заберу не только почки. Джонни даже не стал спрашивать. Он не сомневался, что Хот Пантс без проблем сможет вырезать чьи-то почки. Они сменили тему разговора и поблагодарили его за отправленную открытку, сказав, что прикрепили её к доске над своим столом. И что они были рады получить её по почте. – Ты тоже многое значишь для меня, Джонни, – сказали они перед тем как повесить трубку. Джонни остался сидеть на своём месте с чувством тепла, разливающегося в груди, тронутый подобным проявлением чувств, но абсолютно недоумевающий насчёт всей остальной части их разговора. Когда Джайро вернулся из ванной, обернув полотенце вокруг пояса, Джонни осознал, что так и не двинулся с места за всё это время. Назвать сегодняшние события невероятными было бы преуменьшением. – Хот Пантс просили передать, что ты должен им двадцать долларов и что они придут за твоими органами, если ты меня убьёшь, – констатировал Джонни. Он проследил за тем, как крутились шестерёнки в голове Джайро и как нахмурились его брови в ту же секунду, когда он осознал, о чём идёт речь. –  Скажи ему, чтобы он поел говна, Джонни. Что же такое случилось между ними? Ну, как бы там ни было, это не его дело. Реально. Джонни тяжело вздохнул. – Возьми и сам скажи. Я пошёл в душ. Он и не осознавал, насколько сильно ему недоставало приличной ванной, пока не оказался в ней. Хоть он и ненавидел обнажаться, но, удостоверившись, что дверь надежно заперта раз, второй, третий и что Джайро не зайдёт в комнату (не то, чтобы Джонни думал, что тот действительно сделает это, просто таким образом проявлялась его тревога), он почувствовал себя свободнее и скинул одежду. Первым делом он стянул с себя шапку. Проведя пальцами по знакомым очертаниям шрама на макушке, он закрыл на мгновение глаза. Он находился далеко от земли Кентукки и английских дорог. Он в Юте. Он здесь, живой, ночует в одной комнате с Джайро, сидящим за стенкой. Джонни залез в ванну и мысленно поблагодарил Джайро за то, что тот оставил душевую лейку на её дне специально для него. Он открутил воду, благодаря богов за то, что кран находился не слишком высоко на стене. Находясь под тугой струёй воды, Джонни чувствовал, как она смывает некоторые его части с собой. Прошло сколько – неделя? – с тех пор, как они уехали из Сан-Диего. И ох, что за неделя это была. Столько всего произошло с того вечера, когда они готовили фургон к отбытию на парковке кампуса. Шаг за шагом, он вновь обретал смысл жизни. Он вспомнил о том, что чувствовал, заглядывая в пропасть Гранд-Каньона и понял, что за эту короткую, но наполненную впечатлениями неделю, он вырос гораздо больше, чем за последние пару лет. Кому принадлежало то лицо, что он видел в зеркале в тот день, когда отец позвонил ему сообщить, что теперь Джонни сам по себе? Такое нездоровое, такое грустное. Малыш Джонни, ты всё ещё здесь? Он аккуратно намыливал голову. Чёрт возьми, как же приятно пах шампунь Джайро. Джонни втирал его в кожу, осторожно прикасаясь к ней вокруг шрама. Тот больше не болел – разве что когда становилось совсем холодно – но неуверенность и беспокойство никуда не делись. Он промыл волосы, перебирая пальцами тонкие пряди, после чего нанёс на кончики кондиционер. Было бы здорово помыть голову Джайро, подумалось ему. Его волосы выглядели настолько густыми, что ему наверняка пришлось бы использовать гребешок, чтобы как следует нанести на них кондиционер. Джонни уже доводилось наблюдать за тем, как Джайро заботливо их расчёсывает, и он всегда был столь осторожен с ними, начиная с концов и пробираясь к корням, словно они были самой драгоценной и деликатной вещью из всех, что у него есть. Ему бы хотелось, чтобы с ним обращались так же, решил Джонни, поднимая лейку душа над головой и смывая кондиционер. Стал бы кто-то обращаться с ним так же бережно? Он открыл глаза, смаргивая попавшие на ресницы капли воды и рассматривая частицы пены, сливавшиеся в водосток, пока он промывал свои волосы. “Я бы хотел, чтобы Джайро причесал мои волосы”, – подумал Джонни, – “Чтобы он так же позаботился о них.” Господи, о чём вообще он думал? Ладно, Джонни, ты уже признался себе в этом. Тебе нравится Джайро. Но это не значит, что тебе нужно превозносить его или представлять, как он расчёсывает твои волосы, или держит тебя за руку, или… Или… Он почувствовал, как проступил румянец на его щеках. Это было невыносимо. Он сам стал невыносимым. У него никогда не было проблем с девушками тогда, в Англии. Блин, серьёзно, никаких проблем. Его послужной список оказался настолько длинным, что Диего чуть ли не расплакался, услышав эту цифру от Джонни. Но поглядите-ка на него теперь – краснеет как стеснительный девственник при мысли о Джайро, чёрт возьми, Цеппели? Но, опять же, тогда ведь не он подкатывал к кому-либо, не так ли? Он просто не отказывался от возможностей, волею случая открывавшихся перед ним. Они сами находили его, а не наоборот. Вот дерьмо, а как вообще подкатывать к кому-то? Блять, а как подкатить к кому-то, вроде Джайро? Этот чел такой же непробиваемый, как ебучая кирпичная стена. Выдавив немного геля для душа себе на ладони, Джонни принялся растирать его в руках до образования пены, после чего принялся намыливать грудь и подмышки. Так, значит, ему стоит попробовать вести себя так же, как те девушки, кружившие вокруг него? Обычно они смеялись над каждым его словом, немного выставив грудь вперёд. Джонни опустил взгляд на себя. Его грудь выглядела мускулистой и широкой, но у него очевидно не было никакого декольте, так что это явно идиотская, блин, затея. И он не мог себе позволить просто так доставлять Джайро удовольствие, смеясь над каждой его дурацкой шуткой. В фургоне и так почти не оставалось места для Джонни из-за огромного эго Джайро. Дерьмо. Ну, ещё они всегда легонько к нему прикасались, подумал он. Типа, обвивали его руки и всё такое. Ещё они накручивали прядь волос на палец и надевали коротенькие, почти прозрачные… Не-а, нет, он точно не станет надевать платье. Но он мог бы почаще снимать свою толстовку. Джонни вытянул правую руку и покрасовался мышцами на ней, проследив взглядом за тем, как напрягся его бицепс. Он как раз жал от груди почти сто двадцать килограммов перед тем, как отправиться в путешествие, такое можно было бы и упомянуть в разговоре. Впечатлило бы это Джайро? Он ведь уже делал комплименты его мускулатуре и раньше, верно?  Джонни провёл руками по своему торсу, растирая гель для душа по мягкому животу и ниже, по бёдрам. Он тяжело вздохнул и дотянулся ладонью до поясницы, прикасаясь к широкому, бугристому шраму, оставшемуся над десятым грудным позвонком после операции. За многие километры от Англии. За многие километры от Кентукки. Здесь, в Юте. С Джайро. Когда Джонни наконец-то вылез из ванной спустя как минимум полчаса, высушив волосы ужасным местным мини-феном и надев обратно шапку (но сняв с себя толстовку, оставаясь лишь в одной футболке), он совершенно не ожидал увидеть Джайро, растянувшегося на кровати и красящего ногти на ногах, но увы. Ему пришлось напомнить себе, что от Джайро можно ожидать всего, что угодно. Джайро поднял голову и проследил за тем, как он подошёл к своей сумке с вещами. Джонни чувствовал на себе его взгляд и невольно задумался: неужели ему стоило всего лишь не скрывать своё тело под комфортной, но такой огромной толстовкой, чтобы привлечь его внимание? Он осторожно перелез со своего кресла на край кровати, противоположный занятому Джайро. Джонни вздохнул настолько глубоко, насколько мог, не издавая при этом шума. “Ты всё сможешь”, – сказал он самому себе. “У тебя получится. Просто сделай это. Сделай прямо сейчас.” Но его руки отказывались шевелиться, несмотря на его волевые приказы. “Ты сможешь. В этом нет ничего такого. Он даже ничего не скажет”. Он дотянулся до края футболки и сжал ткань в своих пальцах. “Ну же, сделай это”. Движение вышло явно не самым изящным на свете. Ну, уж точно не настолько уверенным, насколько Джонни хотелось бы. Но всё же он стянул футболку через голову и задержался на мгновение с ней в руках – перед тем, как натянуть свою пижаму. Ему немного поплохело при мысли о том, что все его шрамы оказались на виду. Плотные, выпирающие и пугающие. В основном они все довольно светлые, кроме парочки с красно–фиолетовыми краями. Самый большой шрам – тот, что простирался почти по всей его спине, начиная от десятого грудного позвонка – будто бы пульсировал. Когда в последний раз Джонни обнажал их вот так перед кем-то? Никогда, осознал он. Сейчас это случилось впервые. Сердце Джонни бешено колотилось, и он слышал шум крови в собственных ушах. Если Джайро и смотрел, то он ничего не сказал. Джонни только что обнажил свою спину перед ним. В качалке день спины был таким же важным, как и день груди, так что Джонни прекрасно знал, что перед Джайро открывался не худший вид на свете. Ему не о чем было беспокоиться. Это ведь всего лишь шрамы. Он натянул пижамную кофту через голову и выдохнул, не осознавая, что всё это время почти не дышал. Блин, до чего же он переволновался. Его руки дрожали. Он подумал, а не написать ли е-мэйл своему психотерапевту. Здрасьте, угадайте, что я только что сделал? Ага, впервые в жизни показал кому-то шрамы, оставшиеся после аварии. И даже не упал в обморок в процессе! – Хэй, – тихо окликнул Джайро, вытаскивая Джонни из его мучительных мыслей, отчего тот чуть ли не подпрыгнул. – Хочешь, я накрашу тебе ногти? У меня есть цвет, который идеально тебе подойдёт. Джонни развернулся и посмотрел на него, нахмурившись от подобного вопроса. Лак для ногтей? Спасибо, не надо, он же не гей. Нет. Стоп. Погоди, так нельзя думать, Джонни. Это гомофобно. Джайро держал в руках маленькую баночку небесно-голубого цвета. – У меня очень хорошо получается, я клянусь. Ну… А что в этом такого уж плохого? Это ведь всего лишь краска. – Ладно, но если мне не понравится, то тебе придётся стереть его с меня, – согласился Джонни, подсаживаясь поближе к краю кровати, где расположился Джайро. Он что, правда никак не прокомментирует то, что сейчас произошло? Джонни не мог понять, чувствовать ли ему облегчение или же разочарование. Он неуверенно протянул свою руку Джайро, который, в свою очередь, счастливо принял его ладонь в свою. Джонни одновременно ощутил спокойствие и нервозность от того, как нежно Джайро придерживал его кончики пальцев своими. Он проследил за тем, как Джайро осторожно открутил крышку баночки с лаком и зажал её между своих коленей, удерживая её в одном положении. Покрутив кисточкой, он мягко зажал большой палец Джонни в своей руке и провёл на его ногте линию самого красивого голубого цвета из всех, что Джонни когда-либо видел в своей жизни. Джонни наблюдал за тем, как Джайро красил ему ногти. Он делал это с особым мастерством, совсем не задевая кожу. Покрыв кисточку лаком, он помещал его каплю на середину ногтя и аккуратно распределял её до самой кутикулы. Затем повторял тот же процесс с каждого бока ногтя, пока не покрывал его целиком. Джайро тщательно и скрупулёзно покрывал каждый ноготь Джонни лаком, нежно перемещая его руки и пальцы в удобную для себя позицию. Это было интимно. И расслабляюще. Физический контакт между ними ощущался весьма волнительно. – Возможно, не мне судить, но… – мягко начал Джайро, закончив красить ногти на одной руке Джонни и указав жестом на вторую, – Но тебе совершенно нечего стесняться, поверь мне. Джонни поднял взгляд со своей ладони на Джайро, пока тот принялся вновь покрывать его ногти лаком. Он сидел с опущенной головой, и его лицо оказалось частично скрыто под упавшими на него влажными прядями волос. – Что ты имеешь в виду? Он заметил скромную улыбку на губах Джайро. – Твоё тело. То есть, я понимаю, почему ты чувствуешь застенчивость, piccolo, но не стоит. Я имею в виду, что мы все немного стесняемся. Полагаю, это неизбежно, когда существуешь в некоей физической форме. Джонни вернулся к созерцанию магии, которую Джайро сотворял на его ногтях. Он не мог заставить себя посмотреть на его выражение лица сейчас. Просто не мог. – Даже ты стесняешься? – тихо спросил он, смутившись от того, насколько неуверенно он прозвучал. Джайро издал глубокий, гортанный смешок. – Ты смеёшься? Я существую на одном лишь пиве, хлебе, вине и сыре. Я и близко не настолько подтянутый, насколько должен быть. Плюс я очень долговязый. – О чём ты вообще? Ты же… – “прекрасен”, чуть не сорвалось с губ Джонни. Он остановил себя, не успев выпустить это слово изо рта, но Джайро уже приподнял голову, в ожидании смотря на него. – Ты совсем неплохо выглядишь. Джайро посмеялся. – Спасибочки, piccolo, – он ещё раз поднял взгляд на него и улыбнулся, отчего Джонни почувствовал, что тает. Джайро, ты не можешь так со мной поступать, подумал он. Не можешь заставлять меня чувствовать всё это. Взгляд Джонни вновь оказался прикован к его губам. Ты не можешь заставлять меня желать поцеловать тебя так сильно, когда ты сам даже не догадываешься об этом. – Так вот, о чём я… – продолжил Джайро, пока Джонни всё ещё смотрел на его губы. “Я люблю смотреть на то, как они двигаются. Ты знал об этом, Джайро?” – Ты очень привлекательный парень. Шрамы – наплевать! С работающими или неработающими ногами – всё равно! Это неважно, понимаешь? Тебе нечего стыдиться, Джонни. На его глазах выступили слёзы, но Джонни был полон решимости сморгнуть их обратно. – А ты знал, что я могу отжать от груди сто двадцать килограммов? – Охренеть, реально? – Джайро заканчивал красить его мизинец. Он подвинулся немного ближе, рассматривая результат своих трудов, и затем отодвинулся обратно, отпустив руку Джонни. Тот же надеялся, что сумел хоть как-то скрыть разочарование, проступившее на его лице от разорванного физического контакта между ними. – Ну, я не удивлён. Ты ведь… – Джайро совершил круговые движения, указывая на его грудь. – У тебя шикарные сисяндры. От всех этих штанг в спортзале. Ему повезло, что он действительно сумел подавить слёзы, иначе сейчас был бы максимально неудачный момент для того, чтоб они скатились по его щекам. Джонни засмеялся, пока Джайро всё ещё изображал очертания груди своими ладонями. – Спасибочки, сладкий. Это слово выскочило случайно и лишь потому, что Джайро так же называл его “пикколо”, но Джонни не мог не заметить, как изменилось выражение лица Джайро, стоило ему услышать это. Он мог поклясться, что на щеках Джайро не было такого румянца до того, как он произнёс это. Они сидели на кровати, лак на ногтях Джонни всё ещё не просох, а с кончиков волос Джайро капала вода. Глаза Джайро такие зелёные, подумал Джонни, заглядывая в них, затем перемещая взгляд на его губы и обратно. Он знал, что это не ускользнуло от внимания Джайро. Он видел, как Джайро делал то же самое: смотрел на его губы. И они находились так близко друг к другу. Смотришь ли ты на мои губы по той же причине, что и я на твои, Джайро? Джайро отодвинулся первым. Он разорвал зрительный контакт и наклонился за баночкой прозрачного лака для ногтей. – Мне нужно нанести верхнее покрытие, – сказал он слегка дрожащим голосом. Джонни протянул ему свою руку, радуясь очередному прикосновению; правда его ладонь вспотела намного сильнее за эти несколько минут. Покончив с верхним покрытием, Джайро спрятал все свои флаконы с лаком в небольшую косметичку, из которой их доставал, и встал с кровати. Джонни откинулся назад и улёгся на бок, рассматривая Джайро, пока тот бродил по комнате взад-вперёд и раскладывал свои вещи. Затем он вернулся и снова лёг рядом с ним, однозначно очень близко. – Какой у тебя любимый цвет? – спросил Джайро, его лицо почему-то оказалось нехарактерно нечитаемым. – Голубой, – ответил Джонни. – А твой? – они что, играли в какую-то игру? Джонни было сложно уследить за всеми событиями сегодняшнего дня. – Фиолетовый. Какой твой любимый фильм? Джонни на мгновение задумался. – “Хороший, плохой, злой”. – Серьёзно? – Джонни кивнул на вопрос. – “Il buono, il brutto, il cattivo”. Нифига себе, – сказал Джайро, слегка улыбаясь. – А мой – “Десять причин моей ненависти”. Ну, тот, что основан на пьесе Шекспира. – Не смотрел такой, – признался Джонни. – Он хороший. Надо будет как-нибудь посмотреть вместе. Кошки или собаки? – Собаки. Джайро поморщился.  – Уф, плохой выбор. Но ты меня удивил, я думал, что ты кошатник. – Мне нравятся кошки, но от них столько шерсти, согласись? А вообще я всех животных люблю. У меня когда-то был мышонок, – Джонни игрался с прядью волос, накручивая её на палец. Он надеялся, что Джайро заметит. Я флиртую с тобой. Не могу в это поверить, но я на самом деле с тобой сейчас флиртую. Джайро действительно заметил. – Перестань, – нахмурившись, сказал он и поймал ладонь Джонни своей рукой. – Смажешь лак, пока он не высох. Он переплёл свои пальцы с пальцами Джонни, не давая ему накручивать волосы. Джонни прекрасно отдавал себе отчёт, что его лицо стало пунцовым, пока они лежали рядом и держались за руки, в считанных сантиметрах друг от друга. Не слишком ли быстро всё продвигалось? Разве они не должны были всё ещё тихо сохнуть друг по другу? Они только уехали из Лас-Вегаса этим утром и вот… И всё же… И всё же Джонни казалось, что он не единственный, кто испытывает чувства. Неужели эти чувства взаимны, Джайро? Неужели не я один испытываю это, Джайро? – Мне нравится это. То, что у тебя был мышонок. Потому что ты не похож, ну знаешь, на фаната грызунов, – Джайро осторожно поглаживал тыльную сторону ладони Джонни большим пальцем. – Они милые, – ответил Джонни, не смея вдохнуть. Ему стало довольно трудно следить за ходом их беседы, своими мыслями и ощущениями от того, как Джайро оглаживал его руку. Он чувствовал, как стремительно проносится горячая кровь по его венам. – Они мне очень нравятся. – Если бы ты мог отправиться куда угодно прямо сейчас, куда бы ты пошёл? – я бы никуда не пошёл, подумал Джонни. Сейчас я именно там, где хочу быть. Здесь, в Юте, на одной кровати с тобой. – Ну, я никогда не был в Неаполе, – предложил он. Джайро сверкнул глазами и сжал ладонь Джонни в своей. Стоит ли ему сжать его ладонь в ответ? Он сжал в ответ. На всякий случай. – Отлично, я покажу тебе его. Давай поедем туда вместе после Нью-Йорка? Я буду всё переводить для тебя. Попробуешь правильную pizza napoletana и настоящее джелато. Я покажу тебе лошадей, которые живут у моего дяди, и мы вместе сможем ходить на пляж. Хорошая мысль, Джайро. Даже отличная. Но прямо сейчас, в эту секунду, я хочу, чтобы ты перестал говорить. – А я хотел бы отправиться в Новую Зеландию, – Джайро продолжил бессвязно болтать. – Там очень красивые виды. И океан со всех сторон. Джайро. Помолчи. – Ты целуешься после первого свидания? – спросил Джайро. Этот вопрос прозвучал совсем иначе. Джонни показалось, что из всех остальных вопросов именно этот был тем самым, что он на самом деле хотел задать. На несколько мгновений он задумался. – Да, – ответил Джонни, пытаясь припомнить хоть одно свидание, на которых он не целовался (или же не делал что-то большее) с девушками; а порою всё это происходило и до первого “свидания”. Он не мог вспомнить ни одного раза, когда дела обстояли бы иначе. – Да, целуюсь. А ты? – Нет, – ответил Джайро, его голос вновь прозвучал нетвёрдо. Он что, нервничал? Джонни изучающе посмотрел на выражение его лица, пытаясь найти хоть какой-то признак дискомфорта, но ничего не обнаружил. Джайро опять сжал его ладонь. Он был серьёзен. – У меня есть правило: со мной до третьего свидания можно ни на что не рассчитывать. – До третьего свидания? – Джонни подумал, что он никогда в жизни даже не добирался до третьего свидания. Джайро кивнул. Они смотрели друг другу в глаза ещё какое-то время, пока Джайро не вздохнул, отпустив руку Джонни, и не поднялся. Атмосфера стала немного неловкой. Будто между ними в воздухе витала некоторая недосказанность. – Думаю, они уже высохли, – Джайро кивком указал на ногти Джонни. – Хочешь заварить бич-пакет и посмотреть какую-нибудь ерунду по телевизору? Джонни глубоко вздохнул и приподнялся на локтях. День выдался невероятно длинным. Он надеялся, что ему удастся выделить немного времени на размышления о том, что он чувствовал, почему он так себя чувствовал и что он собирался делать с этими чувствами, но сейчас он ощущал ещё большую путаницу, чем сегодня с утра. Когда он желал чего-то невероятного, то явно не имел в виду что-то подобное. Джонни встряхнулся. Наверное, это и к лучшему. Так Джайро предлагает не спешить, верно? Что ж, он мог подождать. Джонни не против медленного развития отношений. Он безо всяких проблем мог подождать. Он глубоко выдохнул, выпуская весь воздух из своих лёгких и отпуская вместе с ним всё скопившееся в теле напряжение. – Ещё как хочу, Джайротан. Куда ты дел пульт от телика? Что же день грядущий ему готовит?