The Right Sun

Их утренняя рутина превратилась в отточенное искусство. Джайро, как правило, вставал раньше Джонни и выбирался из Доджа на улицу, вооружившись походной плиткой, бутылкой воды, кофейными зёрнами и кофемолкой. Джонни лежал в постели, не спеша просыпаясь и постепенно приходя в себя, пока Джайро не появлялся перед ним с двумя полными кружками дымящегося итальянского кофе. Они усаживались и слушали звуки потихоньку пробуждающегося мира вокруг – пение птиц на деревьях неподалёку, шум колёс редких машин, с утра пораньше проносящихся рядом. Если этой ночью им виделись сны – они обсуждали их сюжеты, Джайро вечно придумывал какое-нибудь бредовое объяснение “символам” из странных снов Джонни. И всё это время Джайро пил свой кофе раскалённым, а Джонни осторожно цедил его маленькими глоточками. Именно так и прошло их утро после прогулки в национальном парке Фишлейк, на которую у них ушёл весь вчерашний день. Они отлично провели время, катаясь на машине по лесам, сидя на земле рядом с фургоном и любуясь высокими ясеневыми деревьями, чья листва мягко покачивалась у них над головой. Это было не самым доступным на свете местом для Джонни, но они довольствовались и тем, что могли подъехать на машине достаточно близко к озеру, чтобы наслаждаться пейзажем. Пообедав не особенно-то вкусными сэндвичами, купленными на заправке, Джонни принялся пускать каменные блинчики по воде, в то время как Джайро грозился раздеться прямо здесь и сейчас и отправиться купаться голышом: “Серьёзно, Джонни, я залезу в воду! Пойдём со мной!”, на что Джонни лишь стукнул его по руке и попросил перестать нести чепуху. День выдался совершенно обычным от начала и до конца. Никаких происшествий, никаких невероятных приключений, от которых у Джонни опять пошла бы кругом голова. Даже Джайро вёл себя как обычно, хотя Джонни всё ещё толком не знал, что такое “обычно” в понятии Джайро. Они посидели вокруг своей походной плитки, выпили по бутылке-другой пива и рассказали друг другу страшилки, доедая остатки купленных в Л. А. зефирок. Затем они как обычно отправились спать в задней кабине фургона; ничего особенного не произошло и никто не говорил ничего особенного. День в Фишлейк парке выдался безмятежным, расслабляющим, потрясающе красивым и… обычным. Но он не должен был быть “обычным” – думал Джонни, когда они покончили со своей утренней рутиной и выехали на дорогу, собираясь преодолеть сегодня как можно большее расстояние. Он даже и близко не должен был быть таким обычным. Джонни не чувствовал себя как обычно – точно не после Лас-Вегаса и уж точно не после того, как в их номере мотеля Джайро держал его за руку и, кажется, на мгновение задумался о том, чтобы поцеловать его. Джайро даже не упомянул ничего из того, что там произошло, даже намёком. Больше никаких пикантных вопросов, никаких нежных взглядов, никакого держания за руки. Джонни очень внимательно слушал Джайро и наблюдал за ним. Он вёл себя так, будто ничего не случилось. Может, он был неправ? Может быть, всё это не имело никакого значения. Может, он всё себе придумал? Джонни немного расстраивало то, как быстро Джайро переключался со своего “обычного” поведения на совсем иное обращение с Джонни – будто тот был чем-то важным и дорогим, что ему повезло встретить – а затем так же быстро возвращался к своему “обычному” поведению. Ну, “расстраивало” – это мягко сказано. Это его раздражало, и Джонни становилось все труднее понять, каким бы образом потенциально начать флиртовать с Джайро. И на следующий день в их утренних ритуалах ничего не изменилось. Они пересекли границу Колорадо, с каждым часом приближаясь к Денверу. Поездка в любом случае предстояла долгая, так что Джайро предложил отправиться по более живописному маршруту – Джонни не был против. Он только за то, чтоб увидеть больше разнообразных пейзажей. Пассажирское сиденье под ним уже практически приняло его форму. Как обычно, Джонни сложил голову на ладонь, опираясь локтем на выступ под окошком. Он смотрел, как мир проносится мимо, пока Джайро в полный голос подпевал песням из своего плейлиста. “Hotel California”, “More Than a Feeling”, “Californication”. И всё ещё никто ничего не упоминал, и накопившееся раздражение Джонни начало мучить его, поднимаясь из глубины души. Между ними явно витала огромная недосказанность, не мог же Джайро быть настолько непробиваемым, чтобы не замечать её? Поэтому, проснувшись на следующий день на небольшой стоянке вдоль дороги в паре часов езды от Денвера, Джонни решил, что с него хватит. Ему не хотелось и дальше злиться, и он был уверен, что у Джайро должна быть какая-то причина для того, чтобы избегать эту тему, так что они просто всё обсудят. И какое бы решение они не приняли, он надеялся, что почувствует себя лучше, чем сейчас – Джонни с трудом находил в себе силы не поддаваться снедающему его изнутри недовольству и раздражению. А ссориться в фургоне – ужасная идея, ведь после этого ни тому, ни другому будет некуда деться. Джонни задумался, отпивая кофе. С другой стороны, может, оно и к лучшему, что Джайро не заводил разговор на эту тему. Последние несколько дней оказались настолько спокойными, что Джонни наконец-то получил возможность как следует разложить всё по полочкам у себя в голове. Он совершенно точно чувствовал что-то большее, чем дружескую привязанность. Получите и распишитесь – Джайро нравился ему в этом смысле. Джонни почти хотелось посмотреть, как Джайро отправится купаться раздетым там, на Фишлейк, и, вспоминая их первую совместную ночёвку в кабине фургона, когда он покраснел и отвернулся при виде переодевающегося Джайро, он не смог сдержать смешок. Но так ведь всегда и бывает, верно? Сперва ты ничего не чувствуешь, а потом – всё и сразу. Нет, это неправда. Он не чувствовал сперва ничего, а потом всё и сразу. Он почувствовал что-то ещё в тот самый момент, когда увидел Джайро за окном кофейни в кампусе, где они встретились во второй раз. С тех самых пор он и ощущал волнительный трепет внутри, сам того не осознавая. И Джонни принял это. Пуская плоские камешки по поверхности озера Фишлейк, он решил, что, наверное, он бисексуален и это нормально. Он даже погуглил различные сексуальные идентичности, пока Джайро не было рядом, чтобы тот не смог заглянуть ему через плечо. Ладно, хорошо. У него никогда не было проблем с принятием перемен. Он ведь Джонни Джостар, вся его жизнь – череда вечно сменяющихся событий. И это нормально. Я сложил два и два. Я принял это. А вот что точно не нормально, так это гробовое молчание Джайро относительно событий той ночи в Ричфилде и того, что они значили. Нечестно, что Джонни одному приходится принимать все эти изменения – шутка ли, живёшь себе спокойно девятнадцать лет, а потом внезапно узнаёшь, что ты не настолько уж и гетеро, насколько привык себя считать. Джайро стоило бы пойти ему навстречу и проявить хоть какую-то ответную реакцию, правда ведь? Джонни нахмурился, допивая свой кофе, сидя в фургоне на той небольшой стоянке неподалёку от Денвера. Джайро действовал ему на нервы. Как можно спрашивать, целуюсь ли я на первом свидании, как бы говоря, что ты ещё не можешь поцеловать меня, а в следующие два дня даже про это не вспоминать? Каждый раз, когда Джайро поднимал новую тему для разговора, Джонни злился всё сильнее и сильнее. Он ещё не огрызался в ответ, но чувствовал, как кипит кровь и как и всё это напряжение только ждёт своего часа, чтобы выйти наружу. Если Джайро не собирается делать первый шаг, то Джонни сделает его сам. Он скажет, что Джайро нравится ему сегодня за ужином, в Денвере. Да, он признается ему и, если Джайро не чувствует того же, он примет и это – он сможет сесть на автобус до Сан-Диего и… И потом он поедет домой. Один. Без Джайро. И он примет это. Да, он примет это. Джайро прочистил горло, вытаскивая Джонни из его закрученного потока мыслей. – Тебе, эм… Что-то попало в кофе? Джонни ощутил, как его мысли возвращаются обратно к реальности. Он так глубоко ушёл в себя, что не заметил, насколько пристально он уставился на дно кружки, пока его кофе стремительно остывал. – М-м, нет. Прости, я задумался. – Не поделишься с классом? – Джонни поднял на него взгляд: на его волосы, собранные в высокий и длинный хвост, на его отдохнувшее лицо и пухлые губы. Да, ему бы не помешало побриться и привести в порядок свою бороду, но Джонни вполне мог закрыть на это глаза. Пробивающаяся между прежде ровно подстриженными кубиками бороды щетина даже показалась ему несколько сексуальной. Кожа Джайро была смуглой, тёплой и красивой. Гладкая ложбинка его груди вновь оказалась на виду в вырезе рубашки, и Джонни поймал себя на мыслях о том, каково бы было провести по ней языком. Он опустил глаза обратно в кружку, чувствуя, что его щёки краснеют. Это становилось невыносимым. Абсолютно невыносимым. – Не-а, это личное, – пробормотал он. Его плохое настроение вернулось к нему. Джайро, ты бесишь. Я не знаю, что здесь делаю, и не знаю, что мне делать со своими чувствами, если ты не дашь мне отмашку. Я действительно стараюсь изо всех сил. Может, в этом вся проблема? Джонни осознал, что никогда раньше не сталкивался с подобными чувствами. В те безумные времена в Англии, когда они с Ником и Диего разносили Лондон по камешкам, на всех тех вечеринках, где заинтересованные девушки сами подходили к нему после того, как узнавали, кто он такой. В их небольшом круге они были достаточно популярны, все втроём. Ему и пальцем не приходилось шевелить, чтобы затащить их к себе постель. Или чья там постель была свободна в доме, где проводилась вечеринка. Он был плейбоем. Секс и внимание доставались ему просто так. Но сейчас всё по-другому. Они оба мужчины, и, пусть Джонни и целовался в качестве эксперимента с парнем, будучи пьяным, делать это на трезвую голову казалось куда сложнее. Это значило для него куда больше. И, честно говоря, Джонни впервые в жизни чувствовал, что боится возможного отказа. Теперь для него это важно. Ему было очень важно, что Джайро думает о нём. Неужели он действительно впервые в жизни вл… Нет, сейчас он не станет использовать слово на букву “Л”. Ещё рано. Но Джонни впервые действительно ощутил, как движется к тому, чтобы однажды использовать его для описания чувств, которые он испытывает к Джайро. Немного ужасающая мысль. Тем временем, Джайро всё так же молчал и вёл себя как обычно непринуждённо, пока Джонни не мог думать ни о чём другом помимо ощущения пальцев Джайро, переплетённых с его собственными, запаха его волос и его горбинки на носу, хорошо заметной в профиль, когда он вёл машину. Ему одновременно хотелось поцеловать его, накричать на него и заплакать. – Ну правда, Джонни, ты в порядке? – Джайро помахал рукой у него перед лицом, а он даже и не заметил. Он закатил глаза и сердито посмотрел на Джайро с его ни о чём не подозревающей улыбкой от уха до уха. – Всё норм. Долго до Денвера ехать? – спросил он, отмахиваясь от Джайро и залпом допивая холодные остатки кофе. Осевшие на дне сахар и кофейная гуща оказались куда менее приятными на вкус, чем когда напиток ещё был горячим. Его передёрнуло. Джайро уже был одет и собран, так что теперь Джонни наблюдал за тем, как тот выпрыгнул из фургона и принялся собирать оставленные снаружи вещи. – Часа два-три или около того? Не очень далеко. Джонни щедро воспользовался дезодорантом и оделся. Стянув шапку с головы, он наскоро растрепал волосы пальцами и вернул шапку на привычное место, пока Джайро не успел вернуться и увидеть его. Надо отдать должное – домашний комфорт их утренней рутины был благословением. Ритуал, созданный ими вдвоём лишь для них двоих. Джонни позволил себе роскошь мечтаний о будущих ленивых пробуждениях с завтраком в постели – не с пакетом из Макдональдса, который Диего приносил ему когда-то, а с настоящим завтраком, приготовленным со словом на букву “Л”. И о вечерах на небольшой открытой веранде перед домом, который он хотел бы купить когда-нибудь, где они могли бы наслаждаться закатом со стаканчиком бурбона со льдом в руках – настоящего, а не той бурды, которую они с Диего пили залпом в беседках или на скамейках в парках в темноте. И – о, Боже, почему он вообще думает о Диего? Этот мудак здесь точно не причём. Не причём же. Или причём? Немножко? Блять. Ага, нет уж. Это точно лучше оставить на дальней полке. При мысли о Диего Брандо сердце Джонни сжималось болезненнее, чем ему бы хотелось. Оно болело не потому, что было разбито из-за слова на букву “Л” – ну, может быть, и из-за этого, но из-за братского слова на букву “Л”? Джонни накрыла волна злости, и он ощутил, как тревога начинает душить его за шею. Не сегодня, малыш Джонни. Ты можешь думать только об одной проблеме за раз.  Всё наладится, когда они доберутся до Денвера. Они сядут, поговорят, Джонни признается во всём и сбросит этот камень с души, и всё будет нормально, потому что тогда перед ним появится какой-нибудь план, которому он сможет следовать. Либо они продолжат путешествие в Нью-Йорк, и он наконец-то сможет поцеловать восхитительные губы Джайро по пути, либо он отправится один в Сан-Диего и, эм. Фух. Нет, ему совсем не хотелось думать о том, что с ним будет, когда он вернётся в Сан-Диего. Но да. Первым делом Денвер. Джонни погрузился в своё сиденье, всматриваясь в дорогу перед машиной. Денвер, Денвер, Денвер. Не Сан-Диего. Джайро проверил напоследок, что точно закрыл все двери и не оставил ничего снаружи. Джонни проследил взглядом за тем, как он залез обратно в кабину, устроился поудобнее и широко улыбнулся ему. – Готов? Джонни кивнул. Денвер. Он скажет ему за ужином в Денвере. Дорога впереди выглядела спокойной, словно приглашала их. Им всего лишь нужно добраться до Денвера. Джайро пристегнулся и повернул ключ в зажигании. Додж возмущённо поворчал и закашлялся. Двигатель заглох. Джайро попробовал ещё раз. Вновь раздались кошмарные звуки потуг Доджа. И он не заводился. Джайро попробовал третий раз Джонни почувствовал, как его сердце уходит в пятки. – Вот дерьмо, – прошептал Джайро. Он попробовал завести машину ещё раз. Двигатель пошумел, и внезапно звук оборвался, оставляя их обоих в гробовой тишине. Всё, что мог слышать Джонни – шум крови у себя в ушах. Это всё происходило на самом деле. Пиздец, это что, шутка? Ему никогда не суждено доехать до Денвера? Он что, не заслужил даже такой, блять, мелочи? – Помоги мне, – бросил Джонни, его сердце выпрыгивало из груди при мысли о том, что с фургоном случилось что-то, что он не сможет починить. – Я загляну под капот. Джайро пулей выскочил из кабины и обежал её вокруг, чтобы вытащить кресло Джонни. Затем он подошёл со стороны пассажирской дверцы и осторожно помог Джонни, который в это время перебирал в уме все возможные варианты неполадок, перебраться в него. Джайро совсем притих за его спиной, пока он рассматривал двигатель под капотом Доджа. На первый взгляд всё было в порядке. Он проверил фильтры и уровень масла. У них точно полный бак бензина, так что проблема не в этом. Он бросил взгляд на аккумулятор. Бля. – Похоже, аккумулятор разрядился, – объявил он. Больше ему ничего в голову не приходило. Он проверил всё остальное, что могло выйти из строя, а на таком старом автомобиле просто нечему ещё было ломаться. – Да, насчёт этого… – пробормотал Джайро. Совсем не в его духе было говорить настолько тихо, и Джонни повернулся в его сторону, чтобы встретиться с ним взглядом. Он терпеть не мог это ощущение тревоги у себя в животе. От неё бросало в жар, тело будто наэлектризовывалось, готовясь взорваться. В ящике с инструментами у него найдётся провод для прикуривания, если проблема всё же с аккумулятором (а он не мог представить, что ещё это могло бы быть), но это и впрямь оказалась единственная вещь, с которой ему не справиться самому. Им придётся сигналить проезжающим мимо машинам и ждать кого-нибудь, кто остановится и даст им завести фургон от своей машины. Но это была совсем небольшая, тихая дорога, где почти нет трафика, и разум Джонни нёсся очень-очень быстро, так что он почти упустил едва слышные слова Джайро. – Там горела предупреждающая лампочка. Джонни моргнул, его поток мыслей остановился очень резко, словно кто-то внезапно щёлкнул выключателем у него в голове. –  Прости, что? Джайро выглядел растерянным. Он переминался с ноги на ногу. – На приборной панели светился значок. Я, эм… Подумал, что если не буду обращать на него внимания, то всё пройдёт само. У Джонни внутри будто прорвало плотину, и всё, что копилось в нём последние несколько дней, вырвалось наружу, застилая ему взор, отчего он начал видеть белые пятнышки перед глазами. Ну всё. Тревога в животе Джонни взметнулась с новой силой. Это последняя капля. Всё его раздражение, прежде лишь тихо кипевшее в глубине души, превратилось в пылающий гнев, и голос Джонни прозвучал громким и дрожащим от ярости. – Ты серьёзно?! Просто проигнорировал его? Джайро на мгновение опешил от крика Джонни, но эта пауза не продлилась долго – его брови сошлись возле переносицы, а рот исказился от досады. – Откуда мне было знать, что аккумулятор сдохнет?! – закричал он в ответ, обнажив свои золотые гриллзы на зубах. – Тебя именно об этом и предупреждает ебучий значок, тупой ты, инфантильный, сука, мудак! Тебе что, совсем плевать на то, как мы будем добираться до Денвера? А? – тебе что, совсем наплевать на всё то, что я в себе переосмыслил из-за тебя? Или ты просто водишь меня за нос, не волнуясь о том, какие у этого могут быть последствия? – Тебе… Тебе что, просто поебать, Джайро? Джайро подошёл на шаг ближе. – Конечно, мне не поебать! Это же мой фургон, bastardo. – Не… Блять, не подходи ко мне сейчас. Ты такой безответственный, ты в курсе? Как давно горел этот значок, а? Скажи мне. О чём мы сейчас спорим, Джайро? Ты хоть понимаешь, что я злюсь не только из-за этого значка, или ты был настолько увлечён своей Великой Американской Мечтой, что всю поездку провёл, не замечая ничего вокруг себя? Джонни проследил взглядом за тем, как Джайро закрыл глаза и глубоко вдохнул. Его голос прозвучал низким и серьёзным. – Он загорелся, когда мы выехали из Лас-Вегаса. Джонни с издёвкой усмехнулся. “Ну почему это должен быть ты, а? Первый человек, в которого я действительно…” – он не стал завершать эту мысль. Почему это должен был быть Джайро Цеппели? Незрелый, несамостоятельный, безответственный, трудный в общении, громкий, нахальный Джайро Цеппели. – Какой же ты уёбок, это невероятно. Мы могли бы разобраться с этим ещё в Ричфилде. Зачем я вообще согласился ехать с таким, как ты? Пиздец. Почему ты мне не сказал? Ты эгоистичный, незрелый, самовлюблённый засранец. Как только эти слова вылетели у него изо рта, Джонни подумал, что наверняка выразился чересчур грубо, но он был слишком зол, чтобы о таком заботиться. Если заденет – отлично. Он сказал правду. Как бы там ни было, это точно помогло вывести Джайро на хоть какую-то реакцию. Он заговорил на повышенных тонах, экспрессивно и громко, подойдя к Джонни вплотную. – Не знаю, может ты не с той ноги сегодня встал или ещё что, но ты тут не единственный, кому тяжело приходится. Ты сам мне сказал, что, когда дерьма накопится слишком много – когда я реально захочу убежать – чтоб я позвонил тебе. Что я, блять, и сделал! И теперь я убегаю от своих неразрешимых проблем вместе с тобой. И я всё понимаю, правда, я понимаю, что жить с грузом вины из-за смерти твоего брата тяжело, но, видит Бог, Джонни, не помешало бы сбить с тебя спесь. Не у тебя одного полно эмоционального багажа и не у тебя одного есть проблемы. Так что не нужно на меня орать. И даже не говори мне ничего о самовлюблённых засранцах. Что за хуйня? – Что за хуйня? Откуда… Откуда, блять, ты это узнал? Что ты нахуй знаешь о том, через что я прошёл, а? – Джонни смотрел сквозь пелену скопившихся на глазах слёз на то, как разгневанное выражение лица Джайро быстро растаяло и сменилось на что-то между страхом, сожалением и печалью. Он только что сказал кое-что, чего не хотел говорить. Ты не хотел, чтобы эти слова вылетели наружу, верно, Джайро? – Ох, Джонни – merda – прости, я не хотел… Да, Джайро – жить с грузом вины от того, что я убил собственного брата в той гоночной машине в Англии, действительно тяжело. Я думал, что лучше знаю, как надо, но это оказалось не так. В ушах Джонни раздавался громкий рёв – то ли это шум стремительно проносящейся по телу крови, красный и горячий, белый и холодный одновременно; или же это тот самый звук двигателя из его воспоминаний? Тот рокот, что он издал за поворотом. Тяжело, потому что я ничего не помню. Даже забавно, как наш мозг защищает нас от моральных травм. Джонни ничего не мог вспомнить о той гонке: ни в каком городе она была, ни номер круга, на котором это произошло. Он помнил лишь как проснулся в полном недоумении, один в холодной пустой больничной палате, не имея понятия о том, почему он здесь и как попал сюда. Он что, заснул? Это сон? Но запах цветов на прикроватном столике ощущался вполне реальным, значит, он не спал. Но что он здесь делает? Сегодня же гонка, им с Ником нужно подготовить тачку. Сегодня они снова будут соревноваться с Диего, так что вечером их наверняка ждёт шикарная вечеринка. Нужно встать, собраться и найти Ника. Просто встать с кровати. Ну же, вставай. Почему я не могу? Почему я не могу встать с кровати? Почему? Мне всего лишь нужно подняться с кровати. Нужно встать, чтобы найти Ника. Где Ник? А где сейчас он сам? Он не в Англии. Джонни сейчас застрял на одной из обочин где-то в Колорадо, но Ника здесь не было. Нет же, Джонни, ты что, забыл? Ник в Кентукки, на небольшой опушке в лесу за участком Джостаров, под землёй и под своим надгробием. Ранним утром роса всегда собирается на чёрном мраморе, и капли мерцают, словно драгоценные камни. Те, что потяжелее, скатываются вниз, оставляя мокрые дорожки на гладком камне, как гоночные машины оставляют следы на грунте. По просьбе отца Джонни посеял вокруг семена диких трав, когда впервые пришёл туда, и теперь там поднимаются высокие стебли и цветы, мерно качающиеся в такт мелодии, которую Джонни не мог услышать. Разноцветные бабочки часто порхали вокруг могилы и присаживались на руки и голову Джонни, подолгу сидевшего рядом с ней неподвижно. Сидел ли сейчас отец с Ником так же, как делал он, пока не уехал в Сан-Диего? Он не мог оставлять Ника одного. Я хочу быть в Кентукки. Не в Сан-Диего, не в Нью-Йорке, не в Денвере. Хочу в Кентукки, хочу на землю Кентукки. Голова Джонни оказалась зажатой между его колен, а его руки сцеплены в замок на затылке. Он едва мог думать, не говоря уже о том, чтобы нормально дышать. И он понятия не имел, что сейчас делал Джайро. Джайро. Откуда он знал всё это? Джонни чувствовал, как покалывает кожу на его губах, а зрение становится всё более нечётким, пока он смотрел себе под ноги. Это из-за слёз или нехватки кислорода? Кажется, он сейчас вырубится. Ему показалось, что кто-то звал его по имени, но он не был уверен. Мир так быстро вращается вокруг своей оси, не правда ли? Ты ведь знаешь, с какой скоростью он крутится, верно? Тысяча шестьсот семьдесят пять километров в час. Это четыреста шестьдесят метров в секунду. Очень быстро, согласись? Быстрее, чем я когда-либо ехал. Думаю, я бы никогда не смог проехать на машине с такой скоростью. Ник всегда был таким умным. Хорошо считал, отлично знал географию и следил за временем. – Как давно у него началась паническая атака? – чей это голос? Ему показалось, что он уже слышал его когда-то во сне. Это не голос Джайро. – Уже минут десять назад, я… Я… Он мне не отвечает, – а вот и голос Джайро. Он звучал очень напуганным. – Н-не трогай меня, – Джонни запинался. Так трудно пытаться произвести хоть какой-то звук, когда толком не можешь вдохнуть. Наверняка его голос прозвучал совсем не так, как ему бы хотелось. Но главное, что Джайро отъебался, остальное его не волновало. Как он мог такое сказать? Откуда он вообще это знал? – Постарайся поднять голову, приятель, ладно? – опять этот голос. Что ещё за ебаный акцент? Где я? В Колорадо, на обочине где-то в Колорадо. Я уже не в Англии, так почему этот голос говорит с английским акцентом? Он ощутил, как чьи-то руки пробрались между его собственными и потянули его за плечи наверх. Силуэт Джайро стоял где-то поодаль, не прикасаясь к нему. Так кто – чьи руки трогали его? Кто бы это ни был, держащие Джонни руки отпустили его, как только он уселся поровнее. У него всё ещё была гипервентиляция, но ощущение прохладного воздуха на его лице оказалось приятным. Оно всегда такое приятное, или сперва нужно посидеть с зажатой между коленями головой достаточно долго, чтобы забыть, каково это? Человек с акцентом – тот, что усадил его прямо – обошёл кресло и присел перед ним. Джонни видел, как тот замер, но не мог разобрать его лица сквозь пелену слёз и мелькающие белые мушки перед глазами. – Джонни? Чёрт подери, Джонни, это я, – хоть Джонни и ничего толком не видел, он бы узнал эту улыбку и большой, тёмный шрам на его лице где угодно. – Эй, это я, – голос его звучал таким мягким и успокаивающим, пока он держал его за руку. Указательным пальцем другой руки он медленно вырисовывал круги на тыльной стороне ладони Джонни. Он так делал раньше. Ник так делал раньше. Каждый раз, когда Джонни съедала тревога перед очередной гонкой, когда ему становилось тяжело дышать и казалось, что стены вокруг него начинают сжиматься, Ник усаживал его поровнее и держал его за руку, рисуя небольшие круги на коже, чтобы помочь сфокусироваться. Всегда круги, иногда спирали. Джонни концентрировался на тактильном ощущении и мало-помалу успокаивался. Постепенно его дыхание выравнивалось. Они насмехались над отцом: “Да пофиг, даже если мы не победим, он никогда не узнает – я ему не скажу!” – и обещали друг другу сходить за молочными коктейлями после гонки. И единственным человеком кроме Ника, который знал об этом, был… Не может быть. Он ведь всё ещё в Англии, разве нет? Но этот шрам. Не может быть. – Диего? – Да, малыш Джонни, это я, – мягко ответил Диего, всё ещё рисуя круги на его руке. Понемногу он возвращал контроль над своим дыханием, и с притоком кислорода в лёгкие зрение Джонни становилось менее размытым. Как, блять, Диего оказался сейчас здесь? Стоило лишь решить, что Джонни будет разбираться с одной проблемой за раз – а он тут как тут. И перед ним точно был Диего, сидящий перед ним на корточках и выводящий пальцем круги на его ладони. Его длинные светлые волосы стильно подстрижены, густая чёлка спадала ему на глаза. Глубокий шрам на левой стороне его лица остался ровно таким же, каким Джонни его запомнил. В какие только передряги мы с тобой не попадали, да, Диего? – Вы знакомы? – раздался голос Джайро. Джонни перевёл взгляд с лица Диего на него. Он стоял за Диего, отойдя в сторону на метр или около. Выглядел он напряжённым, в глазах у него стояли слёзы, и он явно не понимал, что происходит. – Да, – ответил Диего, – Мы были друзьями. – Мы были соперниками, – выдохнул Джонни одновременно с Диего. Джонни заметил, как в голове Джайро из кусочков пазла собралась цельная картина, когда он вспомнил, что уже видел Диего ещё тогда, в Лас-Вегасе. В Инстаграме, но всё же. Кажется, он немного выпрямился и чуть выставил грудь колесом. Джонни наконец-то мог дышать. Наконец-то он смог полностью наполнить лёгкие кислородом и вновь ощутить кончики своих пальцев. Куда он только что провалился мыслями? Его губы всё ещё немного покалывало, но хотя бы он снова их чувствовал. – Что ты тут делаешь? Диего поднялся на ноги и пригладил волосы рукой, откидывая упавшую на глаза чёлку. – Ехал в Денвер на фотосессию. Заметил двух людей и машину с открытым капотом на обочине, решил остановиться и помочь. Как добрый самаритянин и всё такое. Я же всегда вожу с собой инструменты. Но каковы были шансы, что я встречу тебя! Невероятно, не правда ли? Джонни горько усмехнулся. С этим не поспоришь, действительно невероятное совпадение, но остановился ты лишь из-за своего комплекса бога. Ты остановился только потому, что тебе нужны восторженные похвалы от каждого, кого ты встречаешь на своём пути. И ты не заслуживаешь этого, Диего. Где ты был, когда я в тебе нуждался? Джонни почувствовал, как его внутренности болезненно скрутило. – Слушай, может, просто поможешь нам завести машину и свалишь нахрен? – в голос Джайро вернулась часть былой уверенности. Джонни проследил глазами за тем, как он шагнул навстречу Диего, немного набычившись. Диего осмотрел его сверху вниз и перевёл взгляд на Джонни, выразительно вскинув брови. О чём бы он ни подумал, он промолчал. Джонни в любом случае не желал ничего слышать. Диего пожал плечами и вернулся к своей машине, оставленной неподалёку от их фургона. Боже, он что, реально ездит на Порше 911? Придурок. Он залез на водительское сиденье и переставил машину так, чтобы можно было протянуть кабель от одного двигателя к другому. – Джонни, мне очень жаль, – тихо произнёс Джайро. Джонни не мог поднять на него глаза. Сейчас он не будет думать об этом. Он решил, что не будет думать ни о чём, пока они не доберутся до Денвера. – Не говори со мной, – слабо выдавил он. Из-за гипервентиляции его голос дрожал и звучал хрипло и неуверенно. Он потянул себя за прядь волос, выпавшую из-под шапки на плечи, сфокусировавшись на натяжении кожи на голове. Никогда раньше он не ощущал значение выражения “между двух огней” буквально на своей шкуре, но вот он здесь. Зажат между Диего ёбанным Брандо и Джайро, мать его, Цеппели; ни одного из них ему не хотелось даже видеть. Всё, чего ему хотелось – оказаться далеко отсюда и забраться в постель. Может быть, стоит позвонить Хот Пантс и остаться ждать здесь, на этой самой обочине, пока они не заберут его часов через пятнадцать или сколько там это займёт. Джайро продолжал смущённо стоять в стороне, неловко перенося вес с одной ноги на другую и обратно. Он молчал. Диего направился к багажнику своей машины, откуда вернулся с проводом для прикуривания в руках. Он быстро подключил его, пока Джонни наблюдал за его движениями, похожими на змеиные. Он чувствовал себя опустошённым и потерянным. Потребуется ещё несколько минут, чтобы Додж снова завёлся, но он уже не мог выносить эти тиски с двух сторон. Повисло неловкое молчание, Диего и Джайро настороженно присматривались друг к другу, пытаясь делать это незаметно – впрочем, безуспешно. – Так… Куда вы направляетесь? – Диего нарушил тишину. Джонни закрыл глаза, смирившись с тем фактом, что ему придётся перетерпеть сложившуюся ситуацию. Он сам виноват. Помяни Диего, и он тут как тут. Он сам виноват. – В Нью-Йорк, – ответил Джайро. Даже с закрытыми глазами Джонни знал, что тот нахмурился. Интересно, что, по его мнению, произошло между ними двумя? Он так ощетинился. Неужели он думал, что Диего – его бывший? Ха. Что ж, надеюсь, ты действительно так думаешь и тебя это бесит, говнюк. – Путешествуете? – М-хм. Снова тишина, которую нарушали лишь звуки работающих двигателей и шелест ветра в листве деревьев поблизости. Если бы он захотел мысленно отправиться в своё “счастливое место”, где бы он оказался? В своей комнате в общежитии, выглядывая в окно возле кровати? Или в их с Ником лондонской квартире, на кухонном полу которой они вместе ели дорогущую еду на вынос и обсуждали стенограммы трасс? Или же на том трамплине у бассейна во дворе чьего-то дома, когда он, пьяный и накуренный, рассказывал Диего обо всём, что творил его хуёвый отец, чувствуя, что наконец-то встретил настоящего друга, который его понимает? Ну, сейчас это точно не последний вариант, хотя, возможно, раньше именно оно и было его “счастливым местом”. – Прошу прощения, кажется, я не представился? Диего Брандо. Я гонщик. Мы соревновались вместе с Джонни несколько лет назад в Англии. Повисшая пауза затянулась, и Джонни мог лишь только догадываться, о чём же думал Джайро в этот момент. – Джайро Цеппели. Юрист. Муж Джонни. Джонни хотел было громко возмутиться и выразить своё недовольство подобным нахальным заявлением, якобы они на самом деле замужем, но передумал, услышав, как шокировано поперхнулся Диего. Тот оказался застигнут врасплох, и изданный им звук почти заставил Джонни улыбнуться. Почти. Но постойте-ка, Джайро – юрист? Серьёзно? Никогда в жизни бы не догадался. Я даже не знал, на кого он учился. Может быть, я совсем не знаю Джайро. – Оу, я не знал. Вы очень милая пара, – каков лжец. – А какое право ты изучаешь? – Уголовное. Наконец-то Додж вернулся к жизни, знакомый звук его работающего двигателя наполнил Джонни радостью. Теперь они могут уехать, убраться отсюда поскорее. Убраться как можно дальше от Диего. Конечно, ради этого ему придётся продолжить дорогу до Денвера вместе с Джайро, но, если они не станут говорить друг с другом, он потерпит пару часов. Он открыл глаза. Стало слишком ярко. Он почти забыл, насколько ослепляющим может быть солнце, если держишь глаза открытыми. Джонни прищурился, привыкая к свету. Джайро всё ещё хмурился – он никогда не видел столь сердитого выражения на его лице. Оно было направлено в сторону Диего, который выглядел таким же холодным, самодовольным и собранным, как и всегда. – Нам пора выдвигаться, Джонни, – сказал Джайро, всё ещё сверля взглядом Диего. Он так и не сдвинулся с места, и Джонни задумался, сколько же всего он пропустил, пока держал глаза закрытыми. Кажется, Джайро и Диего всё это время агрессивно косились друг на друга, словно вот-вот были готовы начать драться. Как там говорят, 70% общения между людьми совершается с помощью языка тела? – Джонни, – позвал Диего, переводя взгляд с него на Джайро и обратно, будто он догадывался, что между ними что-то произошло, но не знал, что именно. – Если тебя нужно подвезти до Денвера, то я с радостью помогу. Оцепеневший Джонни, всё ещё не пришедший в себя, посмотрел на Джайро и заметил, как у того бегали желваки на скулах. Но что бы он ни хотел сказать – он промолчал и Джонни не мог определиться, хотелось ли ему услышать мнение Джайро о предложении Диего или нет. “С другой стороны”, – подумал он, – “Даже несмотря на то, что ты явно знаешь обо мне больше, чем мне казалось, и ты использовал это, чтобы сделать мне больно настолько, что мне совершенно не хочется находиться рядом с тобой; то, как ты ведёшь себя сейчас – это ведь от слова на букву “Л”, верно? Ты прикрываешь меня от Диего, хотя даже не знаешь, кем мы друг другу приходимся, и даже зная, что ты потерял моё расположение, ты всё ещё готов ударить Диего, не так ли? Ты защищаешь меня, хоть и знаешь, что я не могу больше тебе доверять?” – Не стоит, Диего, – в конце концов ответил Джонни. – Спасибо за помощь. Диего кивнул и развёл руками. – Окей, – он отошёл назад в сторону своего авто, зажав в руке провод для прикуривания. – Нам в одну сторону, так что я буду ехать за вами. Если двигатель снова заглохнет, то повторим по рабочей схеме, ага? – Спасибо, – пробурчал Джайро, абсолютно неискренне. Джонни проследил за тем, как тот сделал нерешительный шаг ему навстречу, собираясь помочь ему забраться на пассажирское сиденье фургона, как всегда делал раньше. – Я сам справлюсь, – Джонни выставил ладонь вперёд, жестом призывая его остановиться, отчего выражение лица Джайро стало до боли печальным. Джонни отвернулся и подкатил себя к задней кабине фургона, Джайро же понуро плёлся сзади, как нашкодивший щенок. Они открыли задние двери, и Джайро вынес пандус, чтобы помочь Джонни заехать внутрь. Тот отказался от его помощи и, заблокировав колёса своего кресла, самостоятельно подтянулся внутрь и прополз до передних сидений, где и устроился на своём привычном месте. Мир за окном казался куда более тусклым, чем всего час назад. Джонни всё ещё не чувствовал кончиков пальцев, зато ощущал надвигающуюся головную боль – в его черепной коробке словно раздавались раскаты грома. Он закрыл глаза, совершенно упуская из виду тихий обмен любезностями между Джайро и Диего снаружи фургона. Он услышал щелчок открывающейся двери, после чего Джайро залез внутрь. Тишина, повисшая между ними, была настолько плотной, что Джонни, казалось, мог бы собрать её руками и придать ей форму. – Джонни, прости меня, я всё могу объяснить… – Нет, Джайро. Просто поезжай, пожалуйста. Это будут очень долгие два часа пути до Денвера.