The Right Sun

В Айове повсюду росла кукуруза. Кукурузные поля простирались до самого горизонта, и Джонни был просто счастлив, прилипнув к своему пассажирскому окну и наблюдая за тем, как снаружи проносятся ряды спелой кукурузы. Джайро насвистывал мелодию песни, играющей по радио, ярко-голубое небо возвышалось над ними, а воздух был как никогда свеж и приятен. Как же здорово оказалось расслабиться и никуда не спешить, не имея никаких конкретных планов. Просто спокойно ехать в сторону того кемпинга, который они забронировали на ночь и где собирались поесть, выпить и хорошенько отдохнуть. “М-м, да, почаще бы так”, – подумал Джонни, наслаждаясь умиротворением и покидая Небраску после ночи, проведённой в раздумьях и непростых разговорах. – Эй, Джонни. Я тут придумал смешную шутку, хочешь, расскажу? О нет. Конечно же, тишина и покой не продлятся долго, если Джайро поблизости. – Ладно, давай. Джайро откашлялся, прочищая горло. – В Айове нужно следить за словами, ведь здесь легче всего попасть в чьё-то поле сеяния. Эм, чего? – …Ты сказал “сеяния”? – Кукурузы. Господи Боже. – Вау, отличная шутка, Джайро, – она не была отличной. – Правда, очень смешно. Просто до меня не сразу дошло, – до него сразу дошло, что она идиотская. – Думаю, мне даже стоит её записать. – Правда? – М-м, да, правда. У тебя все задатки комика, если вдруг с юрфаком ничего не выгорит. Или лучше сказать “початки”? – Ой, Джонни, лучше предоставь шутки мне, ладно? Джонни не стал спорить. Но в Айове кукуруза и вправду росла повсюду. По обе стороны от дороги находились золотые и изумрудные поля. Вместе они планировали провести весь сегодняшний день на свежем воздухе на том кемпинге, где Джонни забронировал им площадку. Опершись щекой на ладонь, он рассматривал пролетающие над землёй облака; ему не терпелось подремать на солнце, под открытым небом, когда они прибудут на место и обустроятся. Этим утром, перед тем, как отправиться в дорогу, они сходили в супермаркет. Они купили парочку одноразовых грилей-барбекю, куриные крылья и ножки, стейки, хлеб, различные специи и соусы, лук, нож, две металлические миски, фольгу, бумажные тарелки и маленькую разделочную доску. Довольно много еды даже для них двоих, поэтому всё, что они не доедят, они смогут завернуть в фольгу и сложить в холодильник до завтра, а потом сделать с остатками сэндвичи. Впервые за все их совместные походы за покупками Джайро не складывал непонятные вещи к ним в тележку. Джонни вспомнил о статуэтке Элвиса на их приборной панели, о пушистых зелёных игральных костях, свисающих с зеркала заднего вида, и о стикерах на бампере фургона. Он мог лишь догадываться о том, что думали другие водители, когда встречали их Додж на трассе. Кемпинг оказалось довольно легко найти. Джонни указывал на нужные дорожные знаки, пока Джайро аккуратно рулил, чтобы не пропустить ни одного поворота. Они слегка отклонились от пути, намеченного красной линией на карте Джайро, но у обоих это вызвало лишь восторженный интерес. Ночевать в настоящем лагере явно в разы круче, чем просто на обочине. Как минимум, никакие машины не будут проноситься мимо с утра пораньше и не будут их будить – это уже само по себе подарок. Джонни высунулся в окно и ввёл код на терминале, после чего шлагбаум поднялся, и они заехали на территорию кемпинга. – Нам нужен седьмой участок, – сказал он, и Джайро медленно направил фургон в сторону соответствующего указателя. Они нашли своё место и припарковались. Ночь здесь обошлась им сравнительно недорого (по крайней мере дешевле, чем номер в отеле), и здесь были душевые кабины, которые они могли использовать, а также костровище, где можно развести огонь. Едва заприметив его, Джонни уже стал предвкушать возможность пожарить зефирки на настоящем костре. Рядом с выложенными вокруг костровища камнями находилось большое и толстое бревно, служившее в качестве скамейки. Оно напомнило ему о походах с Ником, в которые они отправлялись в детстве – иногда даже просто в ближайший к дому Джостаров перелесок. Джонни провёл ладонью по бревну и улыбнулся. Здесь довольно густо росла трава, кроме того места, где парковались предыдущие туристы и где теперь стоял их фургон. Участок был окружён несколькими деревьями, отчего он больше походил на маленькую лесную полянку. Джайро открывал все дверцы Доджа, впуская в кабину свежий воздух, пока Джонни сидел снаружи и глубоко вдыхал воздух Айовы, пытаясь вспомнить, чем же пах воздух в Сан-Диего. Но безуспешно. Рядом пробежали три маленьких ребёнка, смеясь и изображая рыцарей, размахивая палками в воздухе, как копьями, и Джонни с удивлением для самого себя улыбнулся и помахал им знак приветствия, пока те носились между их участком и соседними. Джайро закинул полотенце себе на плечо и закрыл дверцу фургона. – Хочу принять душ перед тем, как мы начнём готовить. Пойдёшь? – Можно, почему бы и нет. Блок с душевыми располагался не так уж и далеко, но всё же Джайро пришлось немного помочь Джонни преодолеть кочки и прочие неровности ведущей к нему тропинки. Джонни едва не расплакался от счастья, увидев доступную для инвалидов кабину с приличным душевым сиденьем. Из всех вещей, оставленных дома, по этой он скучал сильнее всего. Они разделились – Джайро отправился к мужскому блоку, а Джонни со своим полотенцем и умывальными принадлежностями, лежащими на его коленях, заехал в инвалидную кабинку и закрыл за собой дверь. Он разделся и подумал о вчерашнем дне, складывая шапку поверх остальных вещей, свёрнутых и оставленных им на скамейке. Пропустив волосы сквозь пальцы, он тяжело вздохнул, проводя по краям шрама, на котором волосы не росли; мысли его унеслись к тому, что он наконец-то скажет Джайро о своих чувствах, как только представится возможность. Он осознал, что это может произойти когда угодно. Даже в следующие десять минут – хотя вряд ли, они ведь оба всё ещё будут в душе. Но, возможно, сегодня? Что если такая возможность появится прямо сегодня вечером? Как он может помочь Джайро с его проблемами? И как бы ему предотвратить похороны, ожидающие его в Нью-Йорке? Что вообще он может сделать? Полететь в Неаполь и втащить отцу семейства Цеппели? Он всерьёз обдумывал этот вариант, пока в конце концов не решил, что это всё же не лучшая идея. Ладно, он что-нибудь придумает – он был уверен в этом. Джайро ждал его снаружи. Он заплёл свои мокрые волосы в две косички, и Джонни ощутил острый дискомфорт от того, что ему пришлось натянуть шапку на свои влажные волосы, но, увы, в душевых не было фена, чтобы он мог высушиться. Джонни заметил, как Джайро посмотрел на капающую с кончиков его волос воду, но если он и подумал о чём-то, то не стал ничего говорить. Они вернулись к Доджу, Джонни чувствовал себя чище, но при этом будто сидел в сыром болоте. – Знаешь, – тихо сказал Джайро, устроившись на скамейке-бревне чуть поодаль от Джонни, расположившего одноразовое барбекю внутри костровища и разводящего в нём огонь. – На такой жаре твои волосы высохли бы за полчаса. Я могу их заплести, если хочешь. Джонни непроизвольно сжал коробок со спичками крепче. Но тогда его волосы и его шрам окажутся на виду у Джайро, и это… Это страшно. Это очень сокровенное. Он ещё ни разу ни перед кем так не открывался.  – Если тебе будет комфортно, конечно, – добавил Джайро, и Джонни вновь задумался, справится ли он с этим. Но ведь если Джайро погладит его по волосам, это наверняка будет приятно? И он мог бы заплести ему косички, чтобы они вдвоём сочетались друг с другом. И он уже видел его шрам тогда, несколько месяцев назад. Он упоминал это. И, хочется верить, что он увидит его снова, если всё пройдёт хорошо. Так что… – Ладно, – ответил он. – Сегодня без косичек, но… Можешь расчесать их. Джонни смотрел, как Джайро молниеносно подорвался и чуть ли не побежал к фургону за своей расчёской, но затем осознал, что его рвение уж слишком заметно и усилием воли замедлился, поумерив свой пыл. Джонни улыбнулся – частично от волнения, частично от предвкушения. Вокруг них больше никого не было. Только Джайро увидит его без шапки. Джонни стянул её с головы и положил себе на колени, разглядывая значок со счастливой подковой, которую ему подарил Ник несколько лет назад, проводя пальцем по её знакомому изгибу и ощущая волну тёплой нежности и грусти, накрывающую его всякий раз, когда он вспоминал о брате. Но сейчас ему легче. Ему стало легче после того, как он поделился этим с кем-то, осознав и поняв многое о себе. Джайро встал позади него, вооружившись расчёской, и Джонни слегка вздрогнул от неожиданного прикосновения его ладони к своему плечу. Глубокий вдох, Джонни. Всё в порядке. Он поднял голову и почувствовал, как пальцы Джайро легко касаются его шеи, пока тот осторожно собирал его волосы, рассыпавшиеся по плечам, в свою руку, чтобы причесать их. Он начал снизу и продвигался наверх, обращаясь с его волосами так же бережно, как с собственными, и Джонни готов был расплакаться от нежности такого жеста и мягкости его движений. – Могу я прикоснуться? Джонни помедлил секунду, после чего кивнул – да. Джайро аккуратно дотронулся до кожи его головы рядом с серебристым шрамом на левой стороне, где он растянулся от макушки до лба. – Если разделить их вот так… – Джонни чувствовал, как Джайро перемещает пряди его волос, разделяя их посередине и укладывая одну часть поверх шрама в противоположность тому хаосу, который обычно царил у него на голове под шапкой. Обычно его волосы сами по себе разделялись по линии шрама, и Джонни никогда даже не задумывался о том, что их можно уложить по-другому, да и ему не хватало духу посмотреть не него. – Вот… Тогда шрам практически не будет видно. Пальцы Джонни с ногтями, всё ещё покрытыми ярко-голубым лаком (слегка облупившимся), крепче сжали шапку, значок с подковой впился ему в ладонь возле большого пальца. – Хотя тебе совсем нечего стыдиться, – продолжил Джайро, пока Джонни боролся с выступающими на глазах слезами и желал, чтобы тот прекратил говорить, потому что, чёрт возьми, он всё ещё был готов разрыдаться на ровном месте, и если Джайро продолжит быть таким добрым к нему, то… – Мне кажется, тебе не стоит скрывать его, piccolo. Я думаю, что ты очень красив. Тебе просто нужно быть немного увереннее, и если это, – он легко встряхнул пальцами волосы Джонни, отчего те свободно разлетелись и затем легли поверх его выпуклого шрама в некоем творческом беспорядке, – Если это поможет тебе почувствовать себя достаточно уверенно для того, чтобы ты мог снять шапку хотя бы на полчаса, то… То это уже хорошо. Джонни утёр слёзы рукавом. – Если ты пытаешься помочь мне почувствовать себя увереннее, то у тебя получается. Чёрт, может, я даже заодно сниму свою толстовку. Чтобы ты мог пялиться на мои руки, как ты обычно делаешь. – О, si! Снимай её, снимай! – ответил Джайро, смеясь, и Джонни ощутил, как тот убрал руку с его плеча и отошёл в сторону. И он действительно снял толстовку и позволил Джайро вновь поправить его волосы, давая им высохнуть на солнце Айовы, делая вид, что не замечает осторожных взглядов Джайро в сторону его бицепсов и “сисяндр”. Стоило лишь развести огонь в барбекю, и дело осталось за малым – нужно было пожарить мясо и курицу, мариновавшиеся в соусах и специях в их переносном холодильнике. Джонни отлично справлялся с готовкой на открытом огне, он с теплом вспоминал летние деньки в Англии, когда они вместе с Ником и Диего не совсем законно разводили костры в парках и жарили мясо на них. Его стиль барбекю превратился в своеобразную смесь английского и кентуккийского стилей – вкусно, но просто, ничего лишнего. Они сидели и уплетали за обе щеки, Джайро уже успел испачкаться и теперь осыпал его комплиментами, пока Джонни наслаждался той властью над их ужином, что оказалась у него. Потягивая пиво, они болтали ни о чём, пока Джонни, вооружённый металлическими щипцами, не взглянул на барбекю и не обнаружил, что там осталась одна-единственная последняя куриная ножка. Джайро всё ещё безжалостно поедал початок кукурузы, но его бумажная тарелка уже пустовала. Джонни зажал щипцами ножку и жестом поманил Джайро, чтобы тот передал ему свою тарелку. – Можешь забрать последнюю, – сказал Джонни, возвращая тарелку Джайро. Джайро проглотил кукурузу и вытер масло, оставшееся у него на губах. – Отдаёшь мне последнюю? Должно быть, я и правда тебе нравлюсь, а? Джонни взглянул на него, сидящего на бревне, освещённого оранжевыми бликами от костра и розовыми отсветами потрясающего летнего заката. Чуть раньше, этим же вечером, он зарывался своими пальцами в волосы Джонни и говорил ему, как тот красив, а теперь вот он сам: на его руках и лице остался жир, и он ел барбекю с таким нескрываемым удовольствием, будто это был его последний ужин. Момент настал, не так ли, Ник? Джайро предоставил ему такую замечательную возможность. Джонни ощутил, как все его внутренности скручиваются в комок, а в груди разливается горячее волнение, как и всегда при виде Джайро – долговязого и великолепного, ни о чём не ведающего и наблюдательного. Джонни снова почувствовал это в глубине души, и, когда его разум непроизвольно озвучил эти слова, он, не думая, открыл рот и сказал их вслух так же быстро, как и возникла в его голове эта мысль. Он слышал, как чуть вдалеке кричат и играют друг с другом дети, не подозревающие о грядущей смене парадигмы. Даже лёгкий ветерок, палящее солнце и птицы, сидящие на ветвях деревьев поблизости, ни о чём не догадывались. – Ты мне и вправду очень нравишься. Я… У меня довольно большой краш на тебя, на самом-то деле. На мгновение Джайро затих, его глаза округлились, а сам он, прежде тянувшийся откусить ещё кусочек, так и замер на месте. Прежде шумный мир вокруг накрыла тишина – после слов Джонни не было слышно ничего, даже стрёкота сверчков. Джонни проследил за тем, как Джайро опустил чуть ниже последнюю куриную ножку, которую он собирался съесть. – Эй, не шути так, – серьёзно сказал он, и Джонни знал, что он бы нахмурился ещё сильнее, если бы на его лице всё ещё не было удивлённого выражения лица от того, что Джонни застал его врасплох. – Я не шучу. Я честно говорю. Лицо Джайро начало краснеть. Джонни заметил, что даже кончики его ушей будто начали светиться. Он осторожно поставил свою бумажную тарелку на небольшой столик для пикника, который достался им вместе с участком. Но всё же вокруг не раздавалось ни звука, словно весь мир поставили на паузу. – У меня тоже, – Джайро ответил так тихо, почти беззвучно, что Джонни чуть было не пропустил его слова. Чтобы спрятать дрожь в руках, Джонни сделал ещё один глоток пива. Он осознанно набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Без шапки его непокрытой голове стало прохладно, ощущение лёгкого тёплого ветерка в волосах было непривычным. Его сердце тяжело колотилось, а вспотевшие ладони стали настолько скользкими, что металлические щипцы грозились вот-вот выпасть из пальцев. – То есть, у меня… Ты мне – краш на тебя – вот чёрт! Ты бесишь, – сказал Джайро, нахмурившись, – Вывалил всё это на меня вот так… Я собирался… Я целую речь подготовил для того, чтобы тебе об этом сказать, а ты просто – просто… Аггхх! – он откинулся назад с бревна, на котором сидел, и упал на траву, находящуюся за ним. Он закрыл лицо руками и комично засучил ногами в воздухе, словно маленький ребёнок. – Боже, как же стыдно. Сердцебиение Джонни ускорилось, он почувствовал, что его тело как будто сейчас взорвётся. Действуй, Джонни. Тебе нужно действовать. – Я могу притвориться, что не говорил этого, – паникуя, ответил он. – Нет, я… – Джайро замешкался, его слова повисли в воздухе вместе с дымом от костра. – Иди ко мне сюда. Джонни подчинился, с усилием толкая колёса своего кресла, чтобы пробраться сквозь траву к скамейке. Настолько аккуратно, насколько это было возможно, он переместился из кресла на бревно, поверх которого Джайро закинул свои ноги. Джонни взглянул на него, лежащего на земле – его высохшие косы, разметавшиеся вокруг его головы, напомнили Джонни о солнечных лучах и их тепле. Джайро похлопал ладонью по траве рядом с собой, и Джонни позволил себе упасть назад, издав тихое “Уф”, когда его спина коснулась земли; его ноги так же остались лежать на бревне. Он всё ещё чувствовал дрожь в руках – томительная нервозность не успела окончательно раствориться. На мгновение он забеспокоился о том, как же он, чёрт возьми, сможет выбраться из этой позы и подняться с земли, но он тут же прогнал эту мысль. – Скажи это ещё раз, – произнёс Джайро, затаив дыхание и повернув голову, чтобы посмотреть на Джонни, лежащего рядом. Взгляд Джонни устремился к его губам. Пухлым, манящим и приоткрытым. Джонни гулко сглотнул. Говорить об этом, пока Джайро был занят – одно, но говорить об этом в то время, как его прекрасные зелёные глаза смотрели прямо ему в лицо – совсем другое. Чёрт, его сердце опять колотилось как безумное, а желудок всё ещё был набит после ужина, и от подобной комбинации его начинало подташнивать. – Ты мне нравишься, – уверенно сказал он, подавив все свои опасения. Сейчас или никогда. У меня получится, я могу быть смелым, я могу рискнуть. Я сделал первый шаг, я смогу сделать ещё один. – Нравишься в этом смысле. Он увидел, как растаяло выражение лица Джайро. Каким мягким был его взгляд, как свет от костра отражался в его изумрудных глазах, мерцая красными и золотыми искрами, как его губы, всё ещё слегка покрытые жиром после ужина, чуть-чуть приоткрылись, словно приглашение, которое ему ещё не позволено было принять. Джонни заметил пятнышко соуса барбекю у него на щеке. Его рубашка – та самая, с леопардовым принтом, что он надевал в Лас-Вегасе – полностью распахнулась и лежала по бокам; обнажая его тело перед Джонни, жадно вбирающим такой вид. – Ты мне тоже нравишься в этом смысле, – сказал Джайро, его голос звучал таким же насыщенным и сладким, как тот кофе, что он варил. Джонни почувствовал, что внутри у него всё превращается в мёд. Но вокруг них всё ещё царила тишина – не раздавалось ни единого звука, помимо яркого акцента Джайро Цеппели. – Правда? Не шутишь? – такому, как ты, нравлюсь такой, как я? Джонни с недовольством прогнал эти сомнения и выступившие на глазах слёзы. Ты достоин любви. Ты достоин, достоин, достоин. И ты отлично справляешься – так честно и открыто признался ему. Джайро покачал головой: нет, Джонни, я не шучу. – Ты уже… Довольно давно мне нравишься. Я пытался не поддаваться этим чувствам, но… – Джонни увидел в его глазах секундную уязвимость, тот самый туман, который застилал его взор – теперь он знал, что в такие моменты Джайро думал о неизбежности своего будущего. – Но не смог устоять. Я просто бессилен перед такими сисяндрами, как у тебя. – Серьёзно, Джайро? Юмор в качестве защитного механизма? Сейчас? – А то! – Джайро на мгновение рассмеялся перед тем, как затих и вновь стал выглядеть отчаянно грустным. Его глаза сияли, словно драгоценные камни, и Джонни задумался, не начнут ли его слёзы превращаться в алмазы от того давления, под которым он постоянно находился. – Я собирался сказать тебе, когда мы приедем в Нью-Йорк, чтобы твой ответ уже не имел значения. Нет, подумал Джонни. Никаких мыслей о Нью-Йорке сейчас. Он приподнялся на локтях и немного подвинулся, устраиваясь поудобнее – насколько это возможно с ногами, закинутыми вверх на полено. – Может вместо того, чтобы грустить и думать о Нью-Йорке, ты поцелуешь меня? – потому что, чёрт возьми, Джайро, я очень хочу поцеловать тебя. Я уже так чертовски давно хочу поцеловать тебя. Если бы я только мог помочь тебе чем-то настолько простым, как поцелуй – и я знаю, что это не поможет, но я попытаюсь. Я очень постараюсь. Только не думай о Нью-Йорке сейчас. Пожалуйста, не думай о расставании, не думай даже о завтрашнем дне, Джайро. Джонни увидел, как щёки Джайро снова покраснели от предложения поцеловаться, и он не мог не полюбоваться его очаровательным румянцем, округлившимися шокированными глазами и приоткрытыми губами – такими манящими – которые так и хотелось поцеловать. Все те штаты, что они преодолели, всё, через что прошли вместе – в Калифорнии, Аризоне, Неваде, Юте, Колорадо, Небраске, и вот наконец-то в Айове он сможет… – Никаких поцелуев до третьего свидания, – надломленным голосом произнёс Джайро. Джонни ощущал его взгляд на своих губах и слышал, что он сам не верит своим словам. – …Серьёзно? Я только что – я только что признался в своих чувствах, ты сказал, что они взаимны, и я… Я не могу поцеловать тебя? Мы путешествуем вместе уже Бог знает сколько – неужели это не считается? Мы ведь даже замужем, так? – Я не хочу, чтобы мне разбили сердце, Джонни Джостар. Я же знаю, что ты тот ещё сердцеед – со своими двадцатью девушками за уикенд. Джонни открыл было рот, чтобы поспорить, но ему оказалось нечего возразить. Он мог понять желание уберечь себя от сердечных страданий. Он вздохнул и улыбнулся, смотря на Джайро и понимая, что, если тот впустит его в своё сердце, то он бы никогда его не разбил. – Джайро Цеппели… Ты пойдёшь со мной на свидание? Его практически ослепил солнечный свет, бликующий от золотых гриллзов Джайро. Он улыбался настолько широко и заразительно, что Джонни вновь стал его жертвой и улыбнулся в ответ, наблюдая за ним, лежащим на траве. Он смотрел на лицо Джайро и понимал, что оно стоило того. Здесь, в Айове, далеко-далеко от земли Кентукки и английских дорог. Окончательно и бесповоротно потерявшись в штате Джайро Цеппели. В чувстве на букву “Л” к Джайро Цеппели. – Я… Честно говоря, думал, что ты уж никогда не спросишь, – протянул Джайро. Джонни не дрогнул, когда Джайро накрыл его ладонь своей и обнадёживающе сжал её. – Ну, мне нужно было немного свыкнуться с этой мыслью и – эй! Ты вообще не собирался мне ничего говорить до самого Нью-Йорка! – возмущённо воскликнул Джонни. – Да, потому что если бы я пригласил тебя на свидание, то тогда мне бы пришлось платить за него, а я и так уже достаточно на тебя потратил! – парировал Джайро, приподнявшись на локтях так же, как и Джонни. – Ах, значит, я должен платить на этих трёх свиданиях? Так вот как это правило работает? Джайро полностью сел и отодвинулся назад, подтягивая к себе ноги и скрещивая их, поворачиваясь лицом к нему. Джонни поднял на него взгляд – солнечный нимб у него за головой напомнил Джонни о библейских ангелах. Джайро нахально ухмыльнулся и подмигнул ему. – Именно так, малыш Джонни, – он опять захихикал, и от звука его странного смеха Джонни, взволнованный и влюблённый, с неистово бьющимся в груди сердцем, закатил глаза. И Джонни отпустил всё – напряжение, тревоги, стресс – и обнаружил, что тоже смеётся и улыбается, лёжа с непокрытой головой на траве в кемпинге где-то в Айове, влюблённый и недоумевающий оттого, как долго не решался признаться Джайро. Он понял, что порою молчанием можно только лишить себя возможности увидеть положительный исход. – Договорились, вымогатель. А теперь помоги-ка мне подняться, ладно?