День для компании выдался тяжелым. Лишенные крыльев и магии они превратились в обычных людей, поэтому долгая прогулка по Чернолесью высосала из них все силы. У всех без исключения гудели ноги, кожа чесалась от укусов комаров и каких-то мелких мошек, а в животах почти беспрерывно урчало от голода. Белокурый дух вел их через лес целый день, до самого позднего вечера, не разрешая остановиться даже на короткий привал. Он словно был чем-то обеспокоен, пряча истинные эмоции за не сходившей с лица улыбкой, но говорить ничего не стал, а только подгонял всех вперед. И лишь когда в лесу окончательно стемнело, он наконец-то объявил, что они могут остановиться.
Крылатым не пришлось повторять дважды. Как только они услышали долгожданное разрешение, то тут же попадали на землю там же, где стояли, не утруждая себя поисками места поудобнее. Эсприн окинул всех насмешливым взглядом, но удержался от замечания, молча принявшись обустраивать их небольшой лагерь. Благодаря ему появился костер, несущий приятное тепло, разгонявшее ощутимую прохладу, которой дышал вечер. Из сравнительно небольшой заплечной сумки появился все тот же набор съестного: яблоки, хлеб и сыр. Но на этот раз к ним прибавились еще и полоски вяленого мяса. Разложив все на плаще, он довольно потер ладоши, словно приготовил изысканный ужин.
— У тебя сумка бездонная что ли? — спросила Лалин, как обычно быстро все подмечающая.
— Можно сказать и так, — подмигнул ей Эсприн. — Благодаря магии она бесконечно повторяет то, что в нее положили. Так что голодными вы точно не останетесь. Правда набор продуктов будет однообразным, уж простите.
— И на том спасибо, — пробурчала девушка, присаживаясь на край плаща, чтобы поужинать.
Пламя костра неспокойно танцевало от грубых касаний ветра, чьи порывы заставляли крылатых ежиться и еще ближе пододвигаться к огню, в поисках тепла. Пока все были заняты утолением голода, Эсприн еще раз кратко обрисовал их дальнейший маршрут. Чаща Потерянных Душ и встреча с Ведающим Осо, Замок Костяных Щитов, который настоятельно советовал посетить Ше Аи и после этого горы Ледяного Дракона. Осо должен рассказать о последнем, недостающем кусочке пазла, чтобы крылатые смогли найти артефакт. Тогда останется передать его Хранительнице Врат и благополучно вернуться домой.
— Самое главное — не попасться в руки Нишинь. Если она сцапает Джисона, то вернуть его будет практически невозможно, — Эсприн обвел всех серьезным взглядом льдисто-голубых глаз, остановившись на Хане, который после нервного срыва был непривычно тихим. — Так что как только вы услышите скрипку или почувствуете чей-то сильный зов, возникающий словно из ниоткуда, тут же говорите мне или бегите куда подальше от него, если меня рядом не окажется. Единственный способ благополучно выйти из схватки с Нишинь — избегать ее.
— Я вот только никак не пойму… — Хенджин задумчиво жевал мясо и щурил глаза на Эсприна. — Если она такая вся опасная, зачем нас лишили единственного, что могло нам хоть как-то помочь — магии. Пусть нам невозможно одолеть эту древнюю сумасшедшую, но с магией у нас было бы больше шансов от нее скрыться, если вдруг она вышла бы на наш след. А Ше Аи лишил нас даже этого. Разве это не глупо?
— В твоих словах есть зерно правды, — согласился Эсприн, подкидывая в костер попавшую под руку сухую веточку. — Однако без вашей магии Нишинь будет очень сложно вас отследить. Лучше свести вашу возможную встречу к самому минимуму, чем уповать на то, что магия как-то поможет вам скрыться, если вас обнаружат. Поймите, Ше Аи не желает вам зла. Наоборот, он действует из лучших побуждений и хочет, чтобы вы справились с вашей миссией без потерь. К тому же, с вами я. До гор Ледяного Дракона я буду во всем вам помогать.
— Почему только до гор? — подал голос Минхо. — И почему вообще Ше Аи послал тебя с нами? Почему никто из Ведающих не вызвался нас сопровождать? Кажется, они обладают достаточной силой, чтобы хотя бы как-то противостоять Нишинь.
— Видишь ли, друг мой, не все так просто в этом мире, — принялся объяснять болотный дух. — За каждым из Ведающих закреплена своя территория, которую они не могут покидать. Вот почему Хранительница Врат не отправилась с вами к своему брату. По этой же причине Ше Аи не может уйти дальше границы Смертельной Топи.
— Постой, — вклинился в рассказ Чанбин. — До этого ты говорил, что Ведающий не пошел с нами, потому что ему требовалось разобраться с последствиями от появления этой вашей Ни-что-то-там и провести блуждающие души через завесу. А теперь оказывается, что он просто не может покинуть болото?
— Я просто не рассказал вам всей правды, — пожал плечами дух. — У вас возникло бы слишком много вопросов, но после насыщенного событиями вечера и ночи, вам требовалось хорошенько отдохнуть перед нашим путешествием. Теперь же, вы готовы услышать то, что осталось недосказанным. Ведь вы хотите знать подробности, верно?
Пламя костра освещало лица крылатых, подчеркивая усталость, но не скрывая любопытство и нетерпение, которое сразу же появилось в их глазах, когда стало понятно, что Эсприн готов к рассказу. Белокурый дух улыбнулся. Ему нравилось то, что он видел перед собой. Как бы не ругались, как бы не спорили эти шестеро, но сейчас они черпали силы в друг друге. Феликс сидел очень близко к Чанбину, прижимаясь к нему плечом, то и дело посылая демону робкие улыбки, на которые тот отвечал абсолютным обожанием, делающим его лицо, по мнению духа, очень смешным. Однако это обожание тут же сменялось на сердито сомкнутые губы и нахмуренные брови, если Чанбину вдруг казалось, что Эсприн слишком долго смотрит на Феликса. В другой ситуации, дух обязательно принялся бы специально поддразнивать ревнивого демона, но сейчас не хотел тратить на это время. Поэтому стоило почувствовать на себе недовольный взгляд, как он сразу же начинал приглядываться к кому-то другому, про себя покатываясь со смеху.
Минхо и Джисон и вовсе преобразились после произошедшего утром. Хан за весь день путешествия по лесу не сказал в общей сложности и десяти слов. И почти все они были обращены только к Ли. Парень выглядел выжатым как лимон, даже после того, как повторно проснулся утром. Он казался бледной тенью себя прежнего, буквально за несколько часов растеряв всю энергию, которая у него была. Эсприн понимал, что изменения неизбежны. Слишком большой груз ответственности лег на плечи совершенно не готового к этому ангела. И срыв, и усталая задумчивость были вполне предсказуемы. Как и то, что Минхо не сможет держаться от Джисона подальше и не проявлять свою симпатию и уже зародившуюся привязанность, несмотря на громкие слова о том, что отношения между крылатыми должны отойти на задний план, а то и вовсе прекратиться, пока миссия не будет выполнена. Демон очень пристально следил за состоянием юноши, подмечая малейшие изменения в выражении лица или движениях. Он не настаивал на разговорах и не навязывался с бесконечными вопросами о самочувствии. Он просто молча подставлял свое плечо, когда лесная тропа становилась менее проходимой из-за многочисленных корней деревьев и растущего на ней кустарника, чувствуя, что Джисону было тяжело идти. Все так же молча он убирал намокшие от пота темные пряди волос, которые то и дело лезли в глаза Хана. Он спокойно, но твердо дал остальным понять, чтобы не лезли с расспросами, а лучше вообще не разговаривали с юношей, позволяя ему побыть наедине со своими мыслями.
Ангел был в своем коконе из переживаний, сожалений и мыслей о будущем. Эсприн видел, что ему приходится тяжело, но не вмешивался, ведь разобраться со всем, что творилось на душе должен был сам Джисон. Белокрылый сможет принять все происходящее и воспрять духом, тем более имея такую поддержку в лице Минхо и своих друзей, которые естественно за него беспокоились. Сейчас же Хан, после настойчивых увещеваний Ли, с трудом запихнувший в себя кусок мяса, уютно устроился в объятиях демона, привалившись к нему спиной и устало глядя на болотного духа. У Эсприна язык чесался напомнить Минхо о том, что еще утром тот собирался ограничить к минимуму все контакты с ангелом, чтобы не отвлекаться от первоочередной цели, но, хоть и с трудом, он оставил эти замечания при себе, понимая, что сейчас не самое время.
Совершенно другую картину представляли собой Хенджин и Лалин. У этих двоих были странные отношения, которые болотный дух не совсем понимал, пусть и догадывался о чем-то, вспоминая слова Ше Аи. Хван, не скрывая, кривился каждый раз, видя своих друзей поглощенными ангелами, но при этом ухаживал за девушкой, тщательно следя за тем, чтобы она хорошенько поела. Стоило отметить, что аппетит Лалин не растеряла, как и энергию, черпаемую не понять откуда. Создавалось ощущение, что стоило белокрылой отправить в себя первую порцию ужина, как она тут же могла бы без остановки пройти все Чернолесье вдоль и поперек. Она постоянно ерзала на месте, порываясь пересесть поближе к Джисону, но каждый раз останавливалась от предупреждающего взгляда Минхо. Из-за чего вслух жаловалась, что демоны умыкнули ее друзей, потому как Чанбин тоже не хотел уступать ей место рядом с Феликсом. При этом своим зорким глазом она следила за всем происходящим в их небольшом лагере, подмечая все вокруг и впитывая в себя, как губка. Эсприн был уверен, что только она и обратила внимание, что он ответил не на все вопросы Минхо, поэтому заранее приготовился к тому, что рано или поздно, она потребует от него объяснений.
Эти шестеро были такими разными, но представляли собой идеальную команду, пусть еще и не догадывались об этом. Белокурого духа на секунду тронула неожиданная печаль, но он тут же, опомнившись, ее отогнал, приступая к рассказу.
— Что ж, пожалуй начнем с Ведающих и Нишинь. Поговаривают, что если бы не они, то Далария давно бы была полностью уничтожена, став жертвой неистового гнева охваченной тьмой девушки. Четыре существа появились после того, как боги разделили наш мир на две части, оградив младшую сестру от преследований старшей. Бессильная что-то сделать, Нишинь обратила свою ярость на жителей подвластной ей половины, убивая, пытая и издеваясь над ними. Не было предела ее жестокости. Тогда-то и пришли Ведающие. Кто их послал и кто они сами такие остается тайной до сих пор. Тайной, которую они сами тщательно охраняют. Молва твердит, что это было вмешательством богов, испугавшихся, что одному из миров Вечности придет конец. Правда это или нет, возможно, никто никогда не узнает, да и важно ли это, если эти странные существа спасли всех от Нишинь? Объединив свои усилия, они изгнали ее в Дымный Курган, и, хотя не смогли победить ее полностью, по крайней мере оградили жителей Даларии от ее посягательств, погрузив в глубокий сон, полностью лишив сверхъестественной силы.
Деревня, где когда-то родилась и выросла девушка и которую она стерла с лица земли, мстя сестре, превратилась в пепелище. Чудом выжившие жители, захоронив останки своих соседей, родственников и друзей, насыпали высокий курган над тем местом, чтобы оно служило напоминанием о жестоких бесчинствах. Однако земля, смешанная с пеплом продолжала дымиться днем и ночью, отпугивая даже тех, кто добровольно приходил почтить память погибших. Так деревня, которая раньше носила прекрасное название «Сад ста цветов» и славилась своими чудесными садами, наполнявшими воздух дивными ароматами, обрела новое мрачное название — «Дымный курган». Он и стал тюрьмой для Нишинь, заточенной под насыпью, среди останков ее жертв. Погруженная в глубокий сон, который должен был стать вечным, она была помещена в черный гроб с ложем из огненно-красных маков, таких же ярких, как и кровь, которую она проливала.
Однако, как вы все уже знаете, сон Нишинь не оказался вечным. Тьма, захватившая полный контроль над телом и разумом хотя бы раз, уже никогда не оставит человека. Этот случай не стал исключением. Ведающие оказались очень сильны, тьме потребовались годы, чтобы найти лазейку и снова заполнить собой так полюбившийся сосуд. Как оказалось, для этого требовалось очень редкое событие, во время которого происходит истончение грани между многими мирами. Им-то и оказался восход Алой луны. Вы же, наверное, не знаете, как переводится название Даларии? — спросил Эсприн, уеренный, что услышит отрицательный ответ. — Мир Двух Лун. В нашем небе можно увидеть сразу две луны, желтую и алую. Вторая восходит один раз в тысячелетие и не исчезает с неба ровно три дня. За это время происходит огромный выброс энергии и магии, с которой она переплетена. К сожалению, с восходом второй луны размываются не только границы миров, но и заклинание, созданное Ведающими. Тьма снова наполняет Нишинь и та просыпается от глубокого сна, все так же обуреваемая жаждой мести. Обычно девушка начинала приходить в себя за пару дней до Алой луны, но в этот раз она очнулась еще раньше. Все потому что почувствовала тьму в Джисоне, которая каким-то образом смогла придать ей сил. К тому же в этом тысячелетии вторая луна появится раньше на четыре года и до ее восхода осталось всего неделя.
Повисло тягостное молчание, нарушаемое лишь потрескивающим костром. Крылатые размышляли над услышанной историей, а Эсприн взял немного времени на передышку. Ведь его рассказ еще не был закончен.
— Я немного отвлекся, — продолжил, прокашлявшись, он. — Как я и говорил, изначально Ведающих было четверо. Плачущая тьмой — Дархада Кине, Многоликий — Ше Аи, Лунный медведь — Осо и Танцующая с Огнем — Дафа. После того, как они заточили Нишинь в Дымном Кургане, выяснилось, что у их заклинания появился побочный эффект. Каждый из четверки оказался привязан к определенной местности, не в силах ее покинуть. С тех пор так и пошло, Дархада стала отвечать за Вересковую Пустошь и земли по ту сторону реки Звенящей. Многоликому досталась Смертельная Топь и прилегающая к ней часть Чернолесья. Осо взял в свои руки Чащу Потерянных Душ и подножье гор Ледяного Дракона. А вот Танцующая с Огнем по иронии не смогла выбраться за пределы Озерного края. По рассказам Ше Аи, Дафа была самой красивой из них, если это слово можно применить к этим существам. Вместо волос у нее по спине и плечам стекало чистое пламя, постоянно меняющее свое очертание. В бездонных черных глазах беспрерывно плясали искры, а красные губы походили на раскаленные угли. Ведающая обладала телом стройной хрупкой девушки, но вместо кожи у нее была снежно-белая чешуя.
Возможно именно то, что огонь не совместим с водой, которой в этой местности было с избытком, повлияло на силы Ведающей. В отличие от своих братьев и сестры, чья магия никак не изменилась за тысячу лет, она становилась ощутимо слабее. Даже ее бойкие пламенные волосы, изначально похожие на необузданный лесной пожар, превратились в угасающее пламя свечи. Дафы не стало в первое пробуждение Нишинь. Когда та, полная тьмы и жаждой мести, в том числе и Ведающим, объявилась в Озерном крае, с которым граничил Дымный Курган, то Танцующая с Огнем, пытаясь ее остановить, потерпела поражение. О дальнейшем Ше Аи рассказывать не любит, сколько бы я его не пытал расспросами. Уж не знаю как, но оставшиеся трое Ведающих смогли как-то оградить эту часть Даларии от буйства Нишинь, но вот спасти вторую половину мира они были не в состоянии. Охваченная тьмой девушка могла камня на камне не оставить в поисках сестры, но только не здесь. Все жители нашей Даларии были защищены силами Ведающих. Так и повелось, каждую тысячу лет Нишинь просыпалась с восходом Алой луны и отправлялась на ту сторону, чтобы отыскать Нишаль и наконец ей отомстить. К счастью, через какое-то время на второй половине Даларии перестал селиться народ, так что от нашествий тьмы больше никто не страдал. Пока триста лет назад там не объявились крылатые, сосланные их богами в Мир Двух Лун в качестве наказания. Ну а дальше вы и сами все знаете.
— Но если Нишинь не может причинить вреда жителям вашей Даларии, то как она оказалась на празднике в Смертельной Топи и смогла как-то усыпить всех лифантов? — спросил Минхо.
— Навредить она и правда никому не может, но это не значит, что она лишена возможности передвигаться по землям, принадлежащим Ведающим. К тому же, вы должны помнить, что на праздник она явилась в чужом теле. Зачарованный ступор, в который впал зеленокожий народ — максимум, что может сделать Нишинь и то только потому, что это никак никому не навредит. Испортит настроение — да. Напугает — определенно. Но не более того. Пока живы Ведающие, наша Далария защищена.
— А что же артефакт? Для чего он вообще нужен, нам ведь так ничего про него и не рассказали, — вспомнил о самом главном Хенджин.
Все тут же синхронно закивали головами, выражая свое согласие с демоном. Эсприн вздохнул. Ему не нравилось, что задачу объяснять крылатым каждую деталь возложили на него. Он не привык к столь долгим серьезным разговорам, на которые к сожалению, уходили силы. Однако обратного пути не было и он должен был обо всем поведать.
— Что ж, артефакт, — начал он. — На самом деле вы должны были и сами уже понять, что с его помощью можно окончательно избавиться от Нишинь. С чего вдруг Ведающие решили, что этот цветок обладает какой-то способностью сделать то, что не получилось у четырех сильнейших, я и сам не понимаю. Артефакт слишком сильно окутан тайнами, которые сопровождают Ведающих с самого начала. Я знаю только то, что о нем никто в Даларии ничего не слышал, возможно даже сама Нишинь пребывает в неведении. А все потому, что мало того, что прикоснуться к этому, как вы теперь выяснили, цветку может только кто-то не принадлежащий нашему миру, так к тому же любой, кто услышит что-то об артефакте в тот же момент обо всем забывает. Даже Ведающие знают о нем только лишь свою часть, ведь их память тоже сразу же как будто стирается, стоит им узнать больше положенного. Поэтому вам и приходится собирать всю информацию по крупицам. Остался последний кусочек пазла. У вас уже есть примерное местонахождение артефакта, вы знаете что это, а еще обладаете подсказкой в виде загадки. Думаю, вы сможете быстро понять, что именно нужно искать.
— Но если даже Ведающие не знают полной картины об этом предмете, то как вышло, что о нем не забыл ты?
Эсприн внимательно посмотрел на Джисона, впервые за долгое время подавшего голос. Юноша все так же сидел, прислонившись спиной к Минхо, выглядел вялым и слабым, но его глаза горели интересом, что не могло не радовать.
— Все просто. Я не человек и даже не полноценный дух. Я, можно сказать, застрял в пограничном состоянии, потому как… Впрочем, причины этого сейчас не так и важны. Из-за того, что я нахожусь как будто между миром живых и миром духов, меня не затрагивают некоторые правила. Видите ли, я подчиняюсь немного другим законам. Именно поэтому я помню все, что слышал об артефакте и могу спокойно вам про него рассказывать и обсуждать, вот только, к сожалению, знаю я о нем не больше вашего. Тем не менее я готов вместе с вами поломать голову над загадкой, которая досталась вам от Дархады. Не правда ли, вам со мной повезло?
Белокурый дух широко улыбнулся, обнажая белые зубы, источая неугасимый оптимизм, всем видом как бы говоря «вместе мы обязательно со всем справимся, я во всем вам помогу». Однако голубые глаза оставались печальны, и когда он встретился взглядом с Лалин, то вынужден был тотчас отвернуться. Пока все возбужденно обсуждали его рассказ, девушка серьезно смотрела только на него, будто пытаясь влезть к нему в голову и явно понимала намного больше, хватаясь за каждые его недоговоренные или пропущенные фразы. Он всем нутром чувствовал, что она о чем-то догадывается, но как далеко она зашла в своих размышлениях, он не знал. Возможно с ней все-таки следовало переговорить наедине, чтобы выяснить, что скрывается за ее внимательным взглядом, вот только Эсприну неожиданно для себя стало страшно. Готов ли он говорить с кем-то о правде, которую скрывал? И пусть эта правда и касалась только его одного, могла ли она как-то повлиять на дальнейшее развитие событий?
Не прекращая улыбаться, он уселся поудобнее, старательно не глядя в сторону Лалин, и обратился ко всем, желая побыстрее перевести внимание девушки на более важные вещи.
— Ну что? Попробуем отгадать загадку?
Следующий час прошел в спорах и предположениях.
Не собираясь умирать, он вовсе отрицает смерть,
И покровителем ему становится то Бог, то Дьявол.
Из бархата в руках он превратится в золотую снедь.
И выжженный огнем, он символом бессмертья станет.
Откуда взяла Дархада Кине этот, по всеобщему мнению, набор слов, который ошибочно назывался загадкой, естественно не знал даже болотный дух. Единственное, к чему все пришли единогласно после бурного обсуждения, что этот цветок, так или иначе, связан с бессмертием и богами. Хотя эти выводы и так были слишком очевидны. К глубочайшему сожалению, никто из крылатых не разбирался в цветах, зная только самые распространенные названия. Эсприн тоже оказался бессилен в этой области, поэтому удрученно прислушивался к затихающим разговорам, после того, как всевозможные версии были исчерпаны.
— Бабушка любила повторять, что мама обожала всевозможные растения. Она знала абсолютно все виды, включая те, что росли в Лирине и которых не было в Даларии, — неожиданно признался Хенджин, глядя отсутствующим взглядом на пламя костра. — Я видел травник, который она составила сама, украсив своими рисунками. Они казались такими живыми, будто были настоящими. Это единственное, что осталось мне от матери — самое ценное мое наследство. Именно поэтому я так полюбил рисовать, потому что мне очень хотелось быть в чем-то похожим на нее.
Разговоры тут же прекратились. Все как один обратили свое внимание на демона, в чьих непривычно откровенных словах слышалась грусть. Хван молчал. Никто не стал его спрашивать, что он хотел этим сказать, терпеливо ожидая, продолжит ли он свой монолог. Хенджин обратился куда-то вглубь себя, вороша пыльные залежи воспоминаний, пытаясь найти в этой заброшенной неразберихе что-то важное, что подавало ему настойчивые сигналы.
— Я помню, — наконец тихо произнес он, больше разговаривая сам с собой, чем с остальными. — Я помню из бабушкиных рассказов, что мама сокрушалась, что в Даларии не растет один цветок. Она была в то время уже беременна мной и почему-то очень боялась, что произойдет что-то плохое. Мама все твердила о цветке, который помогает изгонять злых духов… Он никогда не увядает, потому что с ним не способна совладать даже богиня смерти.
— Хенджин! — не выдержал Чанбин, возбужденно глядя на друга. — Кажется, это как раз то, что нам надо! Как называется этот цветок?
— В том-то и дело, что я не помню, — Хван потирал виски, как будто это могло освежить память. — Я не особо обращал внимания на эти рассказы, потому что всегда считал их бредом. Меня больше интересовали рисунки в травнике, чем названия цветов и растений. Но этот цветок… Что-то крутится в голове, как будто вот-вот собираясь всплыть на поверхность, но каждый раз ускользает от меня, когда я начинаю тянуться навстречу.
Разочарованный вздох крылатых подхватил ночной ветер, унося дальше в темноту леса. Хенджин нахмурился, коря себя за то, что подарил всем надежду и тут же ее отобрал. Однако Эсприн, прекрасно разобравшийся в его состоянии, сразу громко заверил всех, что они смогут найти ответ к загадке, даже если демон ничего так и не вспомнит. К тому же не было никаких гарантий, что цветок, о котором когда-то говорила мать Хвана был именно тем, что им нужно. Чернокрылый впервые за все время посмотрел на болотного духа с благодарностью, получив успокаивающий кивок головы в ответ.
Тяжелый день давал о себе знать, поэтому обсуждения становились все более вялыми, глаза начинали слипаться и крылатых стало неумолимо клонить в сон. Уловив всеобщее настроение, Минхо, как обычно переживая за всеобщую безопасность, предложил по очереди дежурить, чтобы никто не смог застать их врасплох.
— Вы можете отдыхать, а я за вами присмотрю, — болотный дух хотел, чтобы вся компания могла спокойно поспать. Однако ко всеобщему удивлению Лалин высказалась против.
— Нет уж. Мы же не малые дети, чтобы взваливать все на тебя. Мы можем и сами о себе позаботиться, — тон девушки не терпел никаких возражений, а уставшие крылатые не собирались тратить и без того жалкие крохи сил на споры.
Лалин демонстративно уселась на поваленное дерево, недалеко от костра, сложила руки на груди и бросила вызывающий взгляд на Эсприна, который сразу же понял, что говорить что-то против бесполезно, поэтому просто пожал плечами, сделал несколько шагов назад и вскоре растворился в ночной темноте. Девушка сердито фыркнула. Его уловки с ней не сработают. Если понадобится, она будет ждать его возвращения всю ночь. В конце концов не бросит же он их одних.
Минуты в ожидании возвращения болотного духа тянулись бесконечно. Лалин наблюдала, как демоны и ангелы укладываются спать. И хотя она была не удивлена, что Феликс устроился рядом с Чанбином, а Джисон с Минхо, но все равно сморщила нос от неудовольствия. Как бы не старались ее убедить в обратном, она была уверена, что все эти отношения до добра их не доведут. И дело было не в том, что в ней укоренилось эхо принципов родителей, гласивших, что ангелы и демоны не должны быть вместе. Просто она переживала за друзей, которым придется столкнуться с реальностью, когда они вернуться домой, где эти две скандальные пары никто не примет. Как переживут Феликс и Джисон то, что, скорее всего, отношения с демонами придется навсегда прекратить? Не проще ли не дать развиваться чувствам сейчас, когда еще можно было что-то изменить, чем расплачиваться за это потом, ползая на коленях, собирая осколки разбитого сердца? К тому же, она серьезно считала, что отношения могут навредить их миссии. А ведь впереди ждет еще куча всего, а у них уже возникают ссоры, которых никогда бы не было, если бы не глупые чувства.
Лалин вздохнула. Вот если бы на ее стороне был бы не только Хенджин, но и Эсприн, тогда может и было бы возможно изменить все в свою пользу. Но вдвоем у них не было никаких шансов, ведь блондин всеми руками поддерживал обе пары, хотя при этом и пытался делать вид, что сам заинтересован Феликсом. Вот только Лалин не была глупой, в отличие от того же Чанбина, гнев которого вспыхивал как сухая трава от случайно высеченной искры, стоило ему услышать, как болотный дух заинтересованно разговаривает с ангелом. Она уже поняла, что Эсприну нравится дразнить парочку. Ему доставляло удовольствие смущение Феликса и яростная ревность демона. Правда выдавать шутника она пока не собиралась. По крайней мере до тех пор, пока сама с ним не поговорит.
Постепенно все крылатые заснули. Лалин подождала еще минут десять и только после этого покинула свой наблюдательный пункт. Она поправила съехавший плащ, которым укрылся Хенджин, натянув его повыше, чтобы демон не замерз. Смахнула с лица Феликса выбившуюся прядь волос, чтобы она не щекотала ему нос, из-за чего он мог проснуться. Осторожно приложила руку ко лбу Джисона, проверяя нет ли у него температуры. Ее друг весь день вел себя непривычно тихо. Обычно он был таким, когда внезапно подхватывал простуду. Однако его кожа была немного прохладной и поводов для беспокойства не было.
Девушка еще раз обвела всех внимательным взглядом, а потом четко почувствовала, что вернулся Эсприн. Она прошла обратно к поваленному дереву и, не глядя, бросила в темный лес:
— Надеюсь, ты не собираешься заставлять меня сидеть здесь всю ночь. Вообще-то я планировала поспать хотя бы немного.
— Ну это же не я заставил тебя дежурить, — послышался обиженный голос духа. — Если память меня не подводит, ты вызвалась добровольно.
Эсприн наконец-то вышел из своего убежища и пружинистой походкой подошел к костру. Одетый в точно такой же комплект зелено-коричневых вещей как и остальные, он все равно чем-то неуловимо отличался. Возможно виной тому были эти детские кудри, а может, изящные движения рук и головы, которые выдавали в нем благородное происхождение, или, быть может, показной легкий нрав, за котором скрывалась боль и печаль, которую Лалин не в первый раз ловила в его взгляде. Как бы там ни было, она была уверена в одном — парень что-то не говорит им. А в ситуации, когда любая мелочь была важна, она не собиралась дать ему отмалчиваться. Она обязательно узнает, что он скрывает.
— Добровольно или нет — сейчас уже без разницы, — девушка разглядывала духа, который в свою очередь даже не собирался смотреть на нее, делая вид, что поглощен созерцанием костра. — Расскажи мне, что ты там нам недоговариваешь.
Эсприн хмыкнул. Несмотря на то, что наблюдательность белокрылой вызывала для него неудобства, он не мог не восхититься ее настойчивостью и упрямством. По ее командному голосу было понятно, что отделаться от нее будет не просто. Нацепив на лицо привычную улыбку, он наконец повернулся к ней и попытался увести тему в другое русло.
— Любовь — странная штука, верно? — он кивком головы указал на спящие парочки. — Она способна стать исцеляющей силой, светом надежды во мраке безысходности, смыслом существования, последней деталью становления целостной личности, твердой опорой посреди хаоса. Любовь рисует настоящие шедевры, и о самых поразительных из них слагают легенды и передают из уст в уста потомкам. Любовь — это кисть в руках художника, но все мы знаем, что картину рисует человек. Только человек может решить какой его работа станет по итогу. Будет ли эта картина рассказывать о счастье, мире и свете, или расстроенный одним неудавшимся мазком он разрежет ее острым ножом на лоскуты и выкинет вон, чтобы никогда о ней не вспоминать. А возможно, пытаясь нарисовать день, художник возьмет слишком темные краски и, сам того не замечая, превратит его в ночь. Ночь темную, непроглядную, безнадежную и пустую. Ночь, в которой оживают все ужасы, мерзости и грязные мысли. Ночь, сквозь которую не может пробиться даже свет солнца, которое находится где-то совсем рядом. Любовь — великая сила, способная созидать, но и разрушать тоже. Нет ничего более могущественного, более опасного и более непредсказуемого. Именно любовь правит всеми мирами. Ты можешь со мной поспорить и сказать, что кому-то любовь не нужна. Кто-то стремится к власти, кто-то к богатству, кто-то ищет признания. Вот только задумывалась ли ты, что же лежит в корне всего этого? Почему человек хочет заполучить в свои руки как можно больше власти? Потому что он любит ее. Он упивается ею. Он ее обожает. Власть, богатство, признание. В основе всего есть любовь. Не люби мы что-то, разве мечтали бы этим обладать?
Лалин онемела от удивления. Услышав первый вопрос Эсприна, она с раздражением хотела его перебить, потому что не собиралась слушать его нелепые россказни. К тому же, было сразу понятно, что он просто собирался запудрить ей мозги, не отвечая на ее просьбу. Но сейчас она не находила ни одного слова, которое можно было бы сказать в ответ на его речь. То, как болотный дух рассуждал о любви, о которой она, честно признаться, знала не так много, сильно ее поразило. Сейчас она чувствовала, что он говорит серьезно, от всего сердца. Наконец-то его голос полностью совпадал с выражением глаз. В нем чувствовалась те же печаль, горечь, смирение и какая-то безысходность — ровно то, что она уже который раз видела в его взгляде, но что он постоянно скрывал за шутливым тоном и маской несерьезного весельчака.
Так и не найдя, что ответить, девушка встала и подошла к Эсприну поближе. Ей хотелось получше рассмотреть выражение его лица, ведь так не часто удавалось увидеть его истинные эмоции. Болотный дух был бледен и почему-то сейчас, несмотря на то, что поднимал такую серьезную тему, выглядел моложе, чем обычно. На какой-то еле уловимый момент он показался ей ровесником, потерянным и испуганным, словно и не было на его плечах груза прожитых лет. Лалин потянулась к нему неосознанно, из-за сиюсекундного желания его утешить и заверить, что все будет хорошо. Но Эсприн уже отвернулся от нее, снова устремив взгляд на ровное пламя, словно для него оно было надежным успокоением. Девушка опомнившись, опустила уже поднятую руку и так ничего и не сказав, просто стояла рядом, ожидая, скажет ли дух что-то еще.
— Столетиями и тысячелетиями любовь воспевают и превозносят, забывая, что из-за нее велись войны, разрушались жизни и приносились жертвы. Даже вы подвергаете себя опасности именно из-за чьей-то неудавшейся истории любви. Любовь двух сестер к одному мужчине привела к катастрофе, заставив весь мир отчаянно барахтаться в море крови, взывая к помощи. Если кто-то из вас погибнет, его имя пополнит список бесконечных жертв этой любви. И это самая ужасная несправедливость, которую можно только представить. Любовь так сильна и могущественна, что из-за нее могут пострадать другие люди, которые не имели к ней совершенно никакого отношения. Я знаю, какаво это. Любить так отчаянно, что становится плевать на других. Хотеть для этого человека только самого лучшего. Не замечать никого, кроме него и ставить его интересы превыше всего остального. Любовь, граничащая с безумием, вот какая она была у меня.
Лалин ничего не понимала. Сейчас в словах Эсприна четким следом проступала злость. Он говорил о любви, как будто о ненависти, как будто она была ядом, отравляющем все хорошее на своем пути. Так почему же тогда…
— Почему же ты убеждал меня в том, что в отношениях моих друзей с демонами нет ничего плохого? — осторожно задала свой вопрос девушка.
— Ха-ха-ха! — смех духа вышел каким-то надломленным, как будто грозил перерасти в плач. — Потому что любовь — самое прекрасное чувство, которое ты можешь испытать. Самые счастливые моменты принесет тебе именно она. С ней солнце становится ярче, цветы ароматнее, а еда вкуснее. С ней жизнь наполняется смыслом и ты проживаешь каждый свой день с удовольствием. Именно когда ты любишь, ты живешь по-настоящему, Лалин. И это чувство тебе никогда ничто не заменит. За тысячу лет я видел множество счастливых пар, которые заставили меня вернуть мою пошатнувшуюся веру. Только поэтому я понял, что мы сами рисуем свою картину, держа в руках кисть, — Эсприн неожиданно резко повернулся и, вернув на лицо привычную расслабленную улыбку, произнес совершенно другим голосом. — Лалин, уже поздно. Ложись спать, иначе завтра будешь весь день жаловаться на то, что ты устала. Учти, меня не разжалобит твое хорошенькое личико, поэтому даже не думай стараться убедить меня сделать незапланированную остановку.
Весело хмыкнув, дух легонько щелкнул девушку по носу и как ни в чем не бывало, будто и не было этого странного разговора между ними, снова направился к деревьям, чтобы скрыться во мраке ночи.
Лалин совершенно сбитая с толку, проводила его взглядом, а потом в последний момент, когда силуэт, обрисованный пламенем костра почти растворился в темноте, все-таки задала глупый вопрос, который почему-то очень ее интересовал.
— Эсприн, — чуть слышно позвала она, не сомневаясь, что ее услышат. — А кого… Кто был этот человек, которого ты так любил?
Болотный дух остановился, но оборачиваться не стал. Только по напряженной спине девушка поняла, что он серьезно задумался, отвечать ли ей на этот вопрос. Но вот окаменевшие мышцы постепенно расслабились и прозвучал его нарочито легкомысленный голос:
— Этим человеком был… я. И это была самая большая моя ошибка.
Эсприн сразу же растворился в ночи, но Лалин готова была поклясться, что если бы она могла сейчас увидеть его лицо, то в голубых глазах не было бы ни капли веселья. Вместо него там через край выплескивалась бы боль.
Белокрылая поплотнее закуталась в плащ, улеглась возле того самого поваленного дерева, где сидела еще совсем недавно и только, когда уже она почти полностью провалилась в сон, то вдруг поняла, что так и не обсудила с Эсприном, что хотела. Болотный дух все-таки смог заговорить ей зубы.
Но она на него не злилась.
