~•~
Регулус просыпается от того, что чья-то рука перебирает его волосы, а теплая грудь размеренно поднимается и опускается под его щекой. Даже еще окончательно не проснувшись, он понимает, что это Джеймс. Он узнал бы Джеймса по одним ладоням. К четырнадцати годам он успел запомнить их очертания, потому что они ощущались как клеймо каждый раз, когда Джеймс к нему прикасался. Когда Регулусу было четырнадцать, ничто не могло сравниться с ощущением ладони Джеймса на его руке. Регулус мог бы обеспечить электричеством целые города с помощью той энергии, что просыпалась в нем благодаря одному только касанию. В такие моменты он был до головокружения счастлив. Достаточно было одного прикосновения Джеймса, и Регулус думал бы об этом три дня, прокручивая свои ощущения в голове снова и снова, пока Джеймс не сделал бы это еще раз. Попросту говоря, Регулус был жалким подростком, чью влюбленность можно было бы рассмотреть из космоса. Джеймс знал об этом. Регулус знал, что тот был в курсе, даже если он признался в этом только вчера. Они никогда не обсуждали это, но Джеймс несколько раз намекал ему, когда Сириуса не было рядом, и Регулус беспомощно смущался и стеснялся, потому что тогда самое страшное, о чем он мог думать, сводилось к насмешкам Джеймса на тему того, каким он был жалким в своей влюбленности. Потом… Потом Сириус вышел на арену, и ничто по уровню ужаса больше не могло сравниться с этим. Прошло десять лет. Руки Джеймса изменились и стали намного больше, но Регулус все равно все еще узнает их. Он знает, как забавно выгибается мизинец Джеймса. Помнит четкую квадратную форму его ногтей и тепло, хранящееся в складках его ладоней. Помнит то, что они заставляют его чувствовать… Хотя нет, это тоже изменилось. Регулус больше не жалкий подросток, поэтому он не будет заряжать энергией города или наматывать круги вокруг света от одного только касания. Нет, он жалкий взрослый, который притворяется, что все еще спит, только для того, чтобы насладиться теплом ладоней Джеймса немного дольше, потому что, к несчастью, это все еще ощущается слишком хорошо. Кроме того, стоит… Стоит ему окончательно проснуться, и реальность дня опустится на него. Регулус еще не готов к этому. Здесь, с Джеймсом, он может спрятаться. Здесь, слушая его биение сердца, Регулус в безопасности. — Я знаю, что ты уже не спишь, — говорит Джеймс, потому что он ужасен, и, о, точно, Регулус его ненавидит. — Сплю, — бормочет Регулус. Джеймс хихикает. Его смех отдается вибрацией на щеке Регулуса. Его самого даже потряхивает от этого смеха, потому что он лежит на груди Джеймса и даже не задается вопросом, как там оказался. — Как скажешь. Регулус не отвечает, держа глаза закрытыми, вдыхая и выдыхая, пытаясь оставаться в этом состоянии спокойствия, которое, как он знает, не стоит принимать как должное. Он беспомощно благодарен тому факту, что рука Джеймса все еще проводит по его волосам, в точности повторяя размеренное движения его груди. Честно говоря, Регулус мог бы снова заснуть в этой позе, если бы не был так решительно настроен прочувствовать каждую секунду этого момента. Регулус ни за что не признался бы в этом, но он не высыпался так хорошо уже много лет. Особенно с момента жатвы. Он ненавидит тот факт, что спал, как херов младенец, только потому, что Джеймс был с ним прошлой ночью, крепко обхватив его и прижимая к себе так, будто никогда не отпустит. Он и сейчас продолжает его обнимать, обвивая спину Регулуса свободной рукой. В конце концов, Джеймсу придется его отпустить, но Регулус точно так же не готов к этому. — Ты знал, что ты болтаешь во сне? — бормочет Джеймс. — Не болтаю. — Болтаешь. Это то, что меня разбудило. Я немного ворочался, пытаясь устроиться поудобнее, и ты сказал мне отвалить. — Хорошо, — говорит Регулус. — Может, я все-таки и болтаю. — Конечно, когда я попытался тихо уйти, ты перевернулся и вцепился в меня, как пиявка, — говорит ему Джеймс, и Регулус слышит улыбку в его голосе. — Я подумал, что ты хочешь выгнать меня из своей кровати, но ты просто пытался заставить меня перестать ворочаться. Ты такая злюка, даже во сне. Регулус ворчит, отказываясь смущаться в очередной раз от чего-либо, связанного с Джеймсом. — Если ты не заткнешься, я вышвырну тебя из своей кровати. Буквально. — Милашка, — дразнит Джеймс, издавая мягкий смешок, потому что ему никогда не занимать наглости. — Вот ты кто. Просто милашка. Еще и прилипала вдобавок. Последнего я совсем не ожидал. — Нет. — Я уважаю твое стремление отрицать это, даже несмотря на то, что ты буквально льнешь ко мне в эту самую секунду. — Я ненавижу тебя, — объявляет Регулус с тяжелым вздохом, открывая глаза и отодвигаясь от Джеймса, всеми фибрами души ненавидя тот факт, что ему приходится это сделать. — Подожди, подожди, нет, не делай этого. Прости, прости, мы можем не затрагивать эту тему, — быстро говорит Джеймс, протягивая руку, чтобы притянуть Регулуса обратно, и делает глубокий вдох, когда тот снова прижимается к нему. — Я просто шутил, Рег, обещаю. Мы можем притвориться, что ничего не происходит. — Так-то лучше, — хвалит его Регулус, устраиваясь поудобней. — Просто… если бы мы все-таки затронули эту тему, — продолжает Джеймс, потому что, конечно, он не может не делать этого, — я бы сказал тебе, что я честно, действительно не возражаю. На самом деле, я очень даже доволен, так что… — Джеймс, — огрызается Регулус, подвигаясь к нему, чтобы немного приподняться и бросить на него злобный взгляд. Честно говоря, это не производит того эффекта, которого он ожидал. Регулус был готов к извинениям, или, может быть, к ленивой усмешке, или к дальнейшему серьезному обсуждению этой темы. Он не ожидает, что Джеймс резко вздохнет, замерев и слегка расширив глаза. — Возможно, тебе стоит следить за тем, куда ты кладешь свое колено, любовь моя, — слабо говорит Джеймс с искрящимся в голосе напряжением. Он демонстративно отводит бедра, опуская ногу Регулуса протянутой рукой. Регулус смотрит вниз, затем снова поднимает на него взгляд. Его лицо не выражает эмоций. Голос ровный, когда он спрашивает: — Серьезно, Джеймс? — Я… Прости, но я ничего не могу с этим сделать, — шипит Джеймс, выглядя взволнованным. — Это просто… ну, знаешь, естественная реакция тела, ясно? Я в постели с кем-то теплым, и ты пахнешь очень приятно, и твоя кожа мягкая, и волосы тоже, и это… Я имею в виду, это ты, буквально человек, о котором я мечтал с пятнадцати лет, так что ты должен простить меня за то, что я… рад быть рядом с тобой. — Знаешь, — задумчиво говорит Регулус, — в этом есть какая-то поэтическая симметрия. Раньше я часто прикасался к себе, фантазируя о тебе. Глаза Джеймса закрываются. — Пожалуйста, давай не будем говорить об этом. — Хм, — Регулус изучает его долгим взглядом, пока в его голове рождается озорная мысль. Даже скорее идея. Поблажка, на которую он готов пойти, и, если честно, он обязан четырнадцатилетнему себе, который получил бы сердечный приступ, если бы знал, что что-то подобное однажды произойдет с ним в реальности. Пусть и не при самых идеальных обстоятельствах, но все же. — Просто… Хочешь верь, хочешь нет, но одна из моих фантазий начиналась именно так. — Правда? — спрашивает Джеймс низко. Он открывает глаза, смотря на Регулуса из-под тяжелых век. Он, без сомнения, успел заметить изменения в голосе Регулуса и уловить в его словах скрытый намек. — Ммм, — подтверждает Регулус. — Ты и я вместе в кровати. Один из нас только проснулся. Наши тела близко. Я не знаю, как именно мы оказались в одной постели, но, если честно, детали не играют особой роли, — он постукивает пальцами по груди Джеймса, а затем начинает скользить рукой вниз. Взгляд Поттера приковывается к этому движению, жадно впитывая его. — Конечно, в моих фантазиях инициатором всегда был ты, потому что я тогда был слишком застенчив. — Менее застенчив сейчас, — бормочет Джеймс, не отрывая глаз от руки Регулуса, которая продвигается дальше вниз к его животу. — Ну, знаешь, с опытом все меньше причин быть застенчивым, — дразнит Регулус, играясь пальцами с ремнем Джеймса. — С опытом? — говорит Джеймс, поднимая взгляд. — И с кем же ты его набрался? Дай угадаю, с Барти? Джеймс произносит это имя с издевкой. Регулус познакомился с Барти в семнадцать лет, когда они оба пытались купить одну и ту же курицу у миссис Фиббс. Между ними произошла перебранка (Регулусу было нелегко, так как Сириус съехал и избегал его, а Барти хлебом не корми затеять очередную перепалку). Во время ссоры Барти отметил, что у Регулуса красивый рот («Мне плевать, какой у тебя красивый рот, Блэк; ничто не заставит меня отказаться от этой курицы», — прямая цитата), на что Регулус ответил с настойчивостью: «Мой рот может делать такие вещи, что ты купишь, убьешь, приготовишь и накормишь меня этой курицей, Крауч, так что будь аккуратнее». Менее чем через двадцать минут они обменялись минетами. В общем, они быстро подружились. Они встречались около двух месяцев, но это так и не переросло во что-то серьезное, по большей части из-за того, что Регулус проходил через слишком многое, чтобы иметь ресурсы на построение крепких отношений, а Барти был слишком увлечен количеством потенциальных партнеров, чтобы вкладываться в них на полную. Они пришли к компромиссу, который хорошо работал для них обоих. Они занимались сексом, когда хотели, и не занимались, когда не хотели, и это было единственным установленным между ними правилом. В первую очередь, они были друзьями. К моменту, когда им исполнился двадцать один год, секс полностью перешел на второй план. Они занимались им все реже, просто наслаждаясь тем, что проводили время вместе как друзья, слишком незаинтересованные или ленивые, чтобы развлекаться друг с другом, как раньше. Джеймсу никогда не нравился Барти. Всякий раз, когда он заставал Барти с Регулусом вместе, Джеймс начинал раздражаться. Теперь, когда Регулус знает, что у Джеймса были (и, по-видимому, все еще есть) к нему чувства, это начинает иметь смысл. — О, мы делали много разных грязных вещей, — признает Регулус, одаривая его острой ухмылкой. — Ревнуешь? — Да, — просто признается Джеймс, выдерживая его взгляд. — Бедняжка, — мягко отвечает Регулус, цокая языком, а затем запускает пальцы под пояс Джеймса, с силой оттягивая его на себя и отпуская так, что он снова врезается в кожу. Джеймс слегка вздрагивает, снова делая резкий вдох, и Регулус тихо смеется. — Как будто у тебя никогда никого не было. Ты целовался с девочкой прямо у меня на глазах, когда мне было тринадцать. Это чуть не разбило мне сердце. — Трейси, — бормочет Джеймс, потому что, конечно же, он помнит имя первой пассии, которую поцеловал в четырнадцать лет. Регулус хмыкает. — Да, с ней. Потом в пятнадцать ты встречался с Рене. Я подслушал, как ты рассказывал Сириусу о том, что вы с ней делали. С этим я справился лучше. Потом, кажется, ты еще долго ни с кем не встречался, но опять же, на тот момент мне было уже все равно. — Следующими были Рави, — отвечает Джеймс. — Мне было девятнадцать, и они мне очень нравились, просто… недостаточно, чтобы забыть тебя. Потом была Холли, потом Саксон, потом Веллис. Потом я сдался, когда понял, что никто не заставит меня чувствовать то же, что я чувствовал, когда ты появлялся в моем поле зрения. — Получается, я сбежал с твоим сердцем? — И даже не оглянулся. Не хочешь его вернуть? — Ммм, не думаю, что я сделаю это. Мне кажется, я заслужил его после всех тех лет, когда ты крепко держал в своих руках мое, — ответил Регулус мягко. Джеймс грустно улыбается. — Это честно. Я должен был обращаться с твоим более бережно, когда оно было у меня. Может быть, тогда я бы не остался с пустыми руками. — Бедный, бедный малыш, — шепчет Регулус, смотря на Джеймса и снова оттягивая его пояс. На этот раз он погружает кончики пальцев вовнутрь совсем немного и тут же отпускает ремень, наблюдая, как Джеймс делает глубокий вдох. — Остаться с пустыми руками и нереализованными фантазиями. Очень трагично, не так ли? — Ужасно трагично, — выдыхает Джеймс, прикусывая нижнюю губу. — Это мы — большая-пребольшая трагедия, — говорит ему Регулус. Он снова продевает пальцы под пояс. — Этого уже не изменить, но пустые руки и нереализованные фантазии — что ж, с этим можно что-то сделать. — Что ты делаешь? — спрашивает Джеймс сбивчиво. Регулус вызывающе приподнимает бровь. — Ты хочешь, чтобы я остановился? — Нет, — отвечает Джеймс. — Но я хочу знать почему. — Я скажу тебе, когда мы закончим, — говорит Регулус, не отрывая от него взгляда. Зрачки Джеймса полностью поглотили радужку. — Согласен? Джеймс долго смотрит на него, тяжело дыша, а затем судорожно кивает. После этого Регулус проводит пальцами по груди Джеймса и скользит по изгибу его шеи. Он осторожно притягивает Джеймса к себе, побуждая его придвинуться ближе. Регулус прижимает лицо Джеймса к своему плечу, одновременно просовывая свое бедро между его ног. Он чувствует, как дыхание Джеймса замирает на изгибе его шеи, когда одна из его рук тянется к бедру Регулуса, а пальцы сжимают его рубашку. Регулус закрывает глаза, зарываясь лицом в волосы Джеймса, и медленно скользит свободной рукой по его груди. Он осторожным отработанным движением берет Джеймса за пояс и начинает тянуть на себя, заставляя его бедра двигаться. — Блять, — шепчет Джеймс, тяжело дыша, все еще хватаясь свободной рукой за рубашку Регулуса, сжимая ее, другой рукой крепко обхватывая его бедро. Регулус сжимает зубы и заставляет себя медленно выдохнуть. Дрожь, пробившая его тело, поднимается к основанию позвоночника. Регулус не обращает на это внимания, потому что одно дело — потакать маленькому все еще живущему в нем идиоту, одержимому всем, что связано с Джеймсом Поттером. Совсем другое — позволять происходящему влиять на него в настоящем. Джеймс перестал волновать его, когда ему было пятнадцать лет, и Регулус не хочет, чтобы это менялось сейчас. Потому что в этом-то все и дело. Регулус искренне вырос из своей любви к Джеймсу, оставив весь этот идиотизм по отношению к нему в прошлом. Вместо этого он стал его ненавидеть. Это правда. Это не ложь; все, что Регулус когда-либо чувствовал к Джеймсу, скрутилось и обросло колючками, пока он не стал тем, кем является сейчас. Совершенно другим человеком. Регулус находит в этом утешение. Но, что поделать, это секс. Регулуса нельзя винить за ответную реакцию. Джеймс упоительно теплый, а тихие звуки, которые он начинает издавать, заставляют очень развратную часть мозга Регулуса работать на полную мощность. Он сильно прикусывает нижнюю губу, чтобы не выдать себя, не желая прекращать то, что делает. Регулус вдыхает и выдыхает, приказывая себе успокоиться. — Ммм, да, вот так, — одобрительно бормочет Регулус в тот момент, когда бедра Джеймса начинают двигаться самостоятельно. Это означает, что первому больше не нужно тянуть его за пояс. Джеймс стонет в плечо Регулуса, двигаясь почти бездумно. Его дыхание сбивается. — Пиздец, — выдыхает Джеймс, а потом издает скулящий стон. Регулус зажмуривает глаза. Его разум становится пустым, и этот почти звериный звук — единственное, что отскакивает от стенок его черепа. Дерьмо. Никто не должен звучать так чертовски хорошо; это просто нечестно. — Я… Регулус. Регулус. Джеймс произносит его имя так, как будто оно единственное на всей планете наделено смыслом. Его голос хриплый. Имя Регулуса небрежно и отчаянно замирает на его губах, как Аве Мария или мольба о спасении. Регулус просовывает руку под рубашку Джеймса — движение, когда-то давно заключавшее в себе все его мечты. К сожалению, он находит это чертовски восхитительным даже сейчас, потому что Джеймс действительно в отличной форме. Он беспомощно проводит пальцами по коже Джеймса, отмечая каждый идеальный изгиб его торса. Бедра Джеймса судорожно дергаются и извиваются. Пальцы сжимаются на бедре Регулуса, пока он не начинает водить руками по всему телу Блэка, куда только может дотянуться. По волосам, плечам, талии. Движения Джеймса жадные и отчаянные, словно он не может насытиться. Он поднимает голову, проводя губами по челюсти Регулуса, обжигая его горячим и прерывистым дыханием. — Регулус? Пожалуйста? — выдыхает Джеймс, и Регулус прекрасно знает, о чем он просит. Джеймс, достаточно прозрачный в своих намерениях, поднимается к его губам, ожидая разрешения, тратя, кажется, в эту секунду последние крупицы своего самообладания. Нет, Регулус не будет этого делать. Он не поцеловал бы Джеймса Поттера даже ради того, чтобы спасти собственную жизнь, и его не волнует, насколько привлекательным выглядит рот Поттера в данный момент. Этого не произойдет. Очевидно, что на него действует атмосфера. Тепло, ощущение тела Джеймса, прижатого к нему; напряженные мышцы под его руками; тихие стоны, вырывающиеся из чужого рта. Ради всего святого, Джеймс Поттер звучит как грех. Это должно быть запрещено законом. Регулус не отказывает, но и не соглашается. Он придумывает компромисс, который, как он уверен, будет для него безопаснее поцелуя. Он откидывает голову и подставляет к губам Джеймса свою шею, ошибочно полагая, что это не будет иметь на него никакого влияния. Регулус думает так до того, как Джеймс принимает его предложение, как самый дорогой подарок, наклоняясь вперед со стоном, чтобы впиться ртом в горло Регулуса. Сначала он осыпает кожу Регулуса нежными и мягкими поцелуями, которые Блэк может игнорировать, но с каждым движением бедер Джеймс становится более смелым. Регулус даже не замечает, как это происходит, но в один момент Джеймс начинает впиваться в его шею так, как будто это все, чего он когда-либо желал. Ясное дело, с Регулусом уже случалось нечто подобное — Барти хороший любовник, этого нельзя отрицать, — но будь Регулус проклят, если Джеймс не лучше. Регулусу приходится сильнее, чем когда-либо в своей жизни, зажать нижнюю губу зубами, чтобы не издать лишнего звука. Он прилагает все усилия, чтобы сосредоточиться, но это ни хрена не помогает, потому что рот Джеймса… его рот… он очень, очень… Тяжело дыша, Джеймс заглушает стон в горло Регулуса. Его бедра начинают сбиваться с ритма, и Регулус усилием воли заставляет себя успокоиться и взять ситуацию под контроль. Он моргает и сглатывает, затем запускает свободную руку в волосы Джеймса, удерживая его на месте, а другой рукой скользит по его животу, заставляя его еще сильнее дрожать. Хмыкнув, Регулус снова поддевает ремень Джеймса пальцами, притягивая его на себя. Бедра Джеймса дергаются, сильнее вжимаясь в него без всякого изящества. В чистом нетерпении и погоне за собственным удовольствием. Он хнычет, и Регулус действительно хочет, чтобы он немедленно остановился и перестал издавать подобные звуки. Регулусу никогда в жизни так отчаянно не хотелось попробовать звук на вкус, и он все еще не собирается целовать Джеймса ни при каких обстоятельствах. Никогда. — Регулус, — задыхается Джеймс, запустив одну дрожащую руку в волосы Регулуса, а другой хватаясь за его талию, отчаянно пытаясь притянуть его ближе. — Это чувствуется… ты чувствуешься… это так хорошо. Я… я… — Я знаю, — бормочет Регулус. — Продолжай. Не останавливайся. Фантазия реализована, и… И наши руки точно не пусты. Давай, Джеймс, осталась всего одна вещь. — Какая? Все, что угодно. Ты можешь иметь вс… Ох, ох, блять, — хнычет Джеймс, выгибаясь и крепко сжимая пальцами волосы Регулуса. — Ты и так уже дашь мне то, что я хочу, — отвечает Регулус, и Джеймс стонет так, как будто его ранили. — Что? Что ты… — прерывается Джеймс, напрягаясь всем телом, подавляя стон, в котором утопает имя Регулуса. — Ты и так достаточно близко, а я здесь только для того, чтобы увидеть это, — шепчет Регулус ему на ухо. — Покажи мне, Джеймс. — Дерьмо, блять, Регулус. Регулус. — И Джеймс показывает. Он выгибается дугой и весь дрожит. Регулус помогает ему, совершая ритмичные движения ногой, подталкивая его к краю, слушая, как Джеймс хнычет и выкрикивает его имя, как молитву. Регулус не останавливается, пока Джеймс не начинает хватать ртом воздух, цепляясь за него и дрожа, обмякая на нем. На мгновение Регулус закрывает глаза и зарывается лицом в волосы Джеймса, вдыхая его запах, а затем резко открывает глаза и отстраняется, позволяя Джеймсу упасть на спину. Джеймс растекается по кровати лужей. Его глаза прикрыты, а рот безвольно открыт, пока он приходит в себя. Только через секунду он моргает и открывает веки, выглядя совершенно потрясенным. — Черт побери, Регулус, — выдыхает Джеймс, запустив дрожащую руку в свои волосы. Он глубоко вздыхает. — Это было… это было… Я сплю? Это произошло на самом деле? — Да. — Почему? — Потому что, скорее всего, ты сегодня умрешь, — прямо говорит Регулус, пожимая одним плечом, а затем встает с кровати. — Считай это прощальным подарком. А сейчас убирайся. Прежде чем Джеймс успевает что-либо ответить, Регулус отворачивается и уходит, чтобы взять свою одежду и отправиться в душ. Он закрывает за собой дверь и запирает ее на ключ, ожидая отдаленного звука закрывающейся двери, сигнализирующего, что Джеймс действительно вышел. Тогда, и только тогда, Регулус забирается в душ. Под горячим напором воды Регулус прикасается к себе и выжимает из себя оргазм, настолько сильный, что ему приходится упереться в стену рукой и прикусить ее, чтобы заглушить хныканье, вырывающееся изо рта. Его доводит до оргазма не фантазия о Джеймсе, как это было когда-то. В этот раз это воспоминание.~•~
— Джеймс? Вздрогнув, Джеймс моргает, и переводит взгляд на Ремуса, который достает тосты из тостера — последние штрихи к завтраку; у них будет грандиозная трапеза с почти всеми возможными блюдами. Это будет последний полноценный прием пищи в жизни Джеймса. Ремус смотрит на него, кажется, с искренним беспокойством, но в этом нет ничего удивительного. Как будто для Джеймса совершенно естественно быть отстраненным и тихим, немного оцепеневшим и потерянным в собственных мыслях. Будто это совершенно справедливо и оправданно из-за всего, что ожидает его сегодня. А точнее, из-за арены. Это определенно то, что будет тяготить Джеймса, как только реальность подберется ближе и начнет укладываться в его голове, но на самом деле причина его растерянности — Регулус. Быть может, это глупо — фокусироваться на том, что произошло, учитывая все остальное, с чем ему нужно будет иметь дело сегодня, но честно? Джеймс больше предпочитает думать об этом. Во-первых, это явно намного более приятная альтернатива — уж лучше он будет зацикливаться на том, что кончил, чем на том, что его прикончат. Хотя если первое, полученное в подарок от Регулуса, хоть в какой-то степени является предзнаменованием того, чего стоит ожидать на арене… Что ж, Джеймсу конец. Просто… это было так чертовски хорошо, и для него это было дико запутанно, но бесконечно стоило того. Даже если он все еще ломает над этим голову теми остатками мозгов, которые не вытекли через уши, ему не нужно полностью понимать произошедшее, чтобы знать, что он чертовски благодарен за то, что это произошло. Хотя он действительно ломает над этим голову. Это настоящая головоломка. Ему просто не кажется, что кто-то, кто его ненавидит, стал бы делать… такое. То есть, вообще ничего из этого. Уж точно не так, как Регулус делал это, даже в качестве некого доброго жеста в связи с надвигающейся гибелью. Прощальный подарок. Так это назвал Регулус. Что ж, это был очаровательный подарок, но кто-то, кто его ненавидит, не дарил бы ему ничего вовсе, даже если бы он действительно умирал на его глазах. Честное слово, Регулус — настоящая загадка. Джеймс просто никак не может его разгадать. Он знает, что Регулус ненавидит его — он имел с этим дело много лет. Знает, что Регулус когда-то был в него влюблен — с этим он тоже имел дело много лет. Но это? Это что-то новенькое. Джеймс не вполне уверен, что с этим делать или что думать. Отсюда и его рассеянность, остекленевшие глаза и нехарактерное молчание. Хотя очень мило со стороны Ремуса — дать понять, что ему не все равно. — Да, я в порядке, — рефлекторно говорит Джеймс и с запозданием осознает, что Ремус поймет, что это ложь, потому что он никак не может быть в порядке сегодня. Он останавливается на чем-то более честном: — То есть, не совсем, но до меня пока… до меня пока не дошло, кажется. — И не дойдет, — сообщает ему Сириус, проскальзывая на кухню, и взгляд Джеймса тут же опускается к полу по… многим причинам. Во-первых, ему страшно смотреть на Сириуса, потому что если у того на лице проявится хотя бы малая толика грусти из-за предстоящего, Джеймс просто, блять, не выдержит. Во-вторых, младший брат Сириуса довел его до оргазма буквально тридцать минут назад, и Джеймс не собирается рассказывать ему об этом, по большей части, потому что он совсем скоро умрет, так что забрать это с собой в могилу точно сойдет ему с рук. Не замечая всего этого, Сириус продолжает говорить, передвигаясь по комнате. — Скорее всего, осознание настигнет тебя только когда ты будешь стоять на платформе, или даже когда уже будешь там. До меня дошло, только когда обратный отсчет закончился и прозвучала пушка. Джеймс аккуратно поднимает взгляд, позволяя ему забираться все выше до тех пор, пока он не видит, как Сириус, проходя мимо Ремуса, прижимает руку к его пояснице. Прикосновение явно легкое, но не робкое, вызвавшее у Ремуса легкую улыбку. Они что…? Что ж, может, несмотря ни на что, у них у всех было приятное утро. Джеймс не собирается много думать об этом. Вместо этого он просто будет благодарен за явный прогресс в личной жизни своего лучшего друга. Ему не нужно знать деталей, так как это в любом случае не имеет значения, и он тоже не собирается делиться собственным очень заметным прогрессом. Просто… им же лучше. Всем им. В последний день перед тем, как все изменится навсегда, Джеймс так чертовски благодарен, что есть что-то позитивное, за что можно ухватиться. — Что произойдет? — спрашивает Джеймс, храбро глядя Сириусу в лицо, выдыхая, когда обнаруживает, что оно… выражает спокойствие. Вроде того. Это фасад, Джеймс уверен в этом, но они оба могут использовать его, чтобы игнорировать то, что за ним скрывается — Ну то есть, прямо перед. Сириус выдыхает и наливает себе немного сока. — Реджи уже проснулся? Я хочу, чтобы и он это услышал. — Он в душе, — говорит Джеймс, а потом захлопывает рот с такой силой, что зубы щелкают друг о друга. Взгляд Сириуса устремляется на него, изучая, и Джеймс изо всех сил старается не ерзать и не дергаться от волнения. Но в итоге он делает и то и другое, и Сириус медленно откладывает сок в сторону, наклоняя подбородок и поднимая бровь. — Эм. Ну… То есть. — Почему, — медленно проговаривает Сириус, ставя драматическую паузу, — ты так уверен в этом? Джеймс мог бы соврать. Мог сказать, что только что проходил мимо комнаты Регулуса, остановился, чтобы заглянуть, и услышал шум из душевой. Было бы легко позволить словам слететь с его губ… вот только, это Сириус, и Джеймс чувствовал бы такую вину из-за этого, а Сириус все равно видел бы его насквозь. Джеймс просто пялится на него в этот момент, совершенно беспомощно, и единственное, что приходит ему в голову, — почти инстинктивно глянуть на Ремуса за помощью. Ремус… о, Ремус чертов ангел, серьезно. Он довольно резко сдвигается с места и скользит рукой по спине Сириуса, казалось бы, непринужденно, если бы не тот факт, что Сириус тут же выпрямляется с резким вдохом и сосредотачивается прямо на нем, мгновенно отвлекаясь. Так легко, словно у него нет больше никаких забот в жизни, Ремус берет с тарелки с фруктами яблочную дольку и подносит ее ко рту Сириуса. — Я немного приправил их корицей, просто чтобы посмотреть, насколько это будет вкусно. Можешь, пожалуйста, попробовать и сказать мне, как тебе? — легко спрашивает Ремус. — Я… Что? — хрипит Сириус. — Я хочу знать твое мнение, — говорит ему Ремус, слегка улыбаясь и поднося дольку яблока чуть ближе. — Оу, я… из твоей… ты хочешь, чтобы я… — Сириус, кажется, искренне не может связать слова в предложение — бедняга. Но Ремус избавляет его от страданий, подвигая яблочный ломтик вперед и осторожно поднося его прямо к губам. Почти рефлекторно Сириус откусывает его, вздрагивая от хруста и моргая, пока жует. Глотая, он хмурит брови. — О, погоди, вообще-то… Ремус, это вкусно. — Я так и думал, — с довольным видом тянет Ремус, и отправляет в рот оставшийся кусочек яблочной дольки, жуя его с блеском в глазах. Сириус издает тихий, приглушенный звук. Джеймс поджимает губы и наклоняет голову, изо всех сил стараясь не рассмеяться. Ремус Люпин. Если во всем происходящем и оказалось что-то хорошее, так это он. — О, чýдно, все на месте, — объявляет Пандора явно принужденно веселым голосом, проходя на кухню. Регулус безмолвно следует за ней. Джеймс не смог бы сдержаться и не глянуть прямо на Регулуса, даже если бы попытался, но он и не пытается. То, что Регулус уже смотрит в ответ, ничуть не избегая его взгляда, даже воодушевляет. По крайней мере Джеймсу, этот обмен взглядами кажется заряженным, будто они оба одновременно думают о произошедшем сегодня утром. Молчаливое признание, которое Джеймс может ощутить как осязаемое прикосновение. На кухне тепло, но Джеймс все равно дрожит. Ремус прочищает горло. Громко. — Доброе утро, Пандора, Регулус. Сириус как раз собирался объяснить кое-что важное, но ждал тебя, Регулус. — Извини, — говорит Регулус, но в его голосе нет сожаления. — Я был в душе. — Сириус поджимает губы, метнув взгляд на Джеймса, но никак это не комментирует. — О чем речь? — Я спросил, что произойдет. Ну, прямо перед ареной, — объясняет Джеймс. Сириус тяжело вздыхает. — Вы оба будете со мной, пока не придет время уходить. Они поведут вас в планолет Святилища, на нем вы и полетите, потом вы будете в отдельных комнатах. Никто из ваших близких не сможет там находиться. Кто-то придет, чтобы вживить вам в руку чип, отслеживающий все, что с вами связано. То есть, жизненные показатели, ваше положение на арене и тому подобное. Будет немного больно, но это быстро забудется. Они уйдут, и вы услышите голос из интеркома, который велит вам переодеться в одежду, предназначенную для арены. Не сходите с платформы до того, как закончится обратный отсчет и прозвучит пушка, иначе взорветесь. — А если я споткнусь и свалюсь с нее? — широко распахнув глаза, спрашивает Джеймс. — Не делай этого, — отвечает Сириус, поджимая губы в тонкую линию. Неловкую паузу прерывает Пандора, прочищая горло. — Я бы тоже хотела быть с вами, конечно, но мне нужно вернуться домой на несколько дней, так что я… Я не смогу проводить вас. Но это… Это ничего. Я позавтракаю со всеми вами до того, как уйду. Давайте просто… давайте хорошо позавтракаем вместе, ладно? Сердце Джеймса разрывается от дрожи в ее голосе. Она так старается казаться легкой и непринужденной, но очевидно, что она сейчас очень расстроена. Пандора многое для них делает, почти столько же, сколько Сириус, и Джеймс понял, что ценит ее — более того, она стала ему действительно нравиться. Она теплая, добрая и забавная, и иногда немного суетливая, порой из-за того, что явно заботится о них; становится очевидно, как сильно она печется о них прямо сейчас. Она выглядит, будто вот-вот расплачется. Улыбка на ее лице подрагивает. Они пытаются хорошо (в последний раз) позавтракать все вместе, возможно, только ради Пандоры. Но, к сожалению, за столом сидит незваный гость — негласное осознание смерти, нависшей над двумя из них. Пандора болтает без умолку, хваля Ремуса за еду, рассуждая о бессмысленных вещах так, словно если она остановится, то никогда больше не обретет свой голос. Сириус едва ли ест, в основном, довольствуясь яблочными дольками. Регулус и Джеймс, скорее всего, тоже не ели бы (трудно иметь аппетит, когда время на исходе), но Сириус настаивает на том, чтобы они подкрепились. — Вам нужно есть для сохранения сил, и для бега, и для… многого другого, — бормочет Сириус. — Поверьте мне, вы пожалеете, что не сделали этого. Поэтому Джеймс и Регулус едят. Несмотря на то, что Джеймс прекрасно понимает, что это последний раз, когда он ест вне арены, он не может заставить себя получить удовольствие от еды. На вкус все, как пепел, который покрывает его зубы и оставляет едкое жжение в задней части горла. Трудно проглотить каждый кусочек и еще труднее не выплюнуть его. И все же он заставляет себя, закрывая глаза и всем сердцем желая снова оказаться дома, есть теплый и сытный суп, который родители готовили для него и Сириуса, когда им было плохо. «Мам, пап, мне плохо,» — думает Джеймс и еле сдерживается, чтобы его не стошнило. К концу завтрака воцаряется тишина, и никто больше не ест. Пандора глядит в свою полупустую тарелку, а в ее глазах блестят слезы. И все же они не падают. Она делает вдох, стараясь успокоиться, и поднимается на ноги. Все следуют за ней, чтобы ее проводить. В дверях Пандора поворачивается к Джеймсу и без предупреждения протягивает руки, чтобы обхватить его лицо ладонями. Этот поразительно нежный жест по какой-то причине заставляет Джеймса почувствовать себя маленьким. Она ниже его, это даже почти комично, но он вдруг чувствует себя не более, чем ребенком. — Я… — голос Пандоры срывается, и она останавливается, чтобы сделать дрожащий вздох, скользит руками вниз, чтобы обхватить его плечи. — Джеймс, я так благодарна, что смогла узнать тебя, и мне так жаль, что мне пришлось это сделать. Каждое имя, которое я называю, я надеялась бы никогда не узнать. Твое… Ты… Ты навсегда останешься высечен в моем сердце. — Я прощаю тебя, ты же знаешь, — шепчет Джеймс, смотря, как ее глаза сияют от новой порции непролитых слез. — Я не так глуп, чтобы убивать гонца, Пандора. Ты была так добра, передавая известия. Пандора резко сглатывает и крепко обнимает его. Она шепчет прямо ему в ухо: — Я знаю, что ты собираешься сделать, Джеймс. Ради них. Ради Регулуса и Сириуса… И ради себя. Ты такой храбрый. Мне жаль. Мне очень жаль. Глаза Джеймса закрываются, и он прижимается лицом к ее волосам, испытывая внутреннее утешение от ее преждевременной скорби. Это позволяет ему чувствовать, что он что-то значит. Что его воздействие на мир и людей имеет значение, которым он может гордиться. Она обнимает его, и он обнимает ее в ответ. Ее волосы пахнут лимоном. Когда она отстраняется, Джеймс задается вопросом, как она узнала. Сириус и Джеймс не проронили ни слова об этом, и он точно знает, что ни один из них никогда и не смог бы. Пандора ловит его взгляд, делая шаг назад, и дарит ему легкую, слезливую улыбку. Джеймс улыбается в ответ, вдруг понимая, что не имеет никакого значения, как она узнала. Может, она знала уже некоторое время, догадавшись самостоятельно, но не хочет называть вещи своими именами, не смея произносить это вслух. Она жница. Когда она называет что-то по имени, за этим следует смерть, и он так благодарен ей за то, что она не поощряет эту гибель. Когда Пандора поворачивается к Регулусу, он качает головой и напряженным голосом говорит: — Нет. Не надо. В этом нет нужды. — Я знаю, — мягко соглашается она, и Регулус выглядит удивленным ее ответом. Она улыбается. — Мы с тобой скоро снова увидимся, Регулус. Дыхание Регулуса сбивается. Его глаза расширяются, когда он переводит взгляд на Джеймса, как будто он не может поверить, что она только что намекнула на это. На то, что Регулус вернется, что он победит, а Джеймс нет. Никто ни разу не говорил ничего подобного напрямую. Пандора тянется и берет Регулуса за руку, удерживая ее всего на мгновение, после чего отпускает и поворачивается, чтобы обнять Сириуса. Она долго сжимает его в объятьях, даже дольше, чем Джеймса. Они не обмениваются ни единым словом, но когда она касается его щеки, он кивает, и Пандора кивает в ответ. Наконец, она нарушает нависшее над всеми мрачное настроение, повернувшись лицом к Ремусу и спросив, может ли она обнять и его, чтобы он не чувствовал себя обделенным. Ремус соглашается с тихим смешком, возможно, только потому, что это разряжает обстановку, заставляя Джеймса захихикать, губы Регулуса изогнуться, а глаза Сириуса, до этого лишенные всякой искры, загореться от восторга. Пандора обнимает Ремуса, но не слишком долго, что, кажется, позволяет ему расслабиться. После ухода Пандоры у них остается совсем немного времени. Ремус уходит на кухню убираться, а Сириус просто молча сидит с Джеймсом и Регулусом в ожидании. Никто из них не может заставить себя сказать хоть что-нибудь. Слишком многое нужно сказать, поэтому нет смысла и пытаться.~•~
Эгоистично Сириус хочет отмотать время назад, до сегодняшнего утра, когда они с Ремусом лежали вместе в постели. До момента, когда Сириус не позволял себе думать о том, что именно сегодня за день. До момента, когда впервые за долгое время, он позволил себе быть беспрепятственно счастливым. Но время продолжает бежать, как жестокая владычица, не дающая покоя. Вот он стоит перед своим лучшим другом и младшим братом за мгновение до того, как они оставят его, чтобы пойти навстречу смерти, и он не знает, что сказать. Он не знает, с чего начать. Слишком многое должно быть сказано им обоим. Джеймс. Джеймс. Джеймс, Джеймс, Джеймс. Его лучший друг. Воздух в его легких. Тот, в ком он нуждался, когда всего остального было недостаточно. Тот, кто помогал ему, когда просто жить было самой тяжкой задачей. Если бы не Джеймс, Сириуса сейчас не было бы здесь, это все еще так ощущается. Даже на самом пороге, Сириус не может позволить себе принять то, что задумал Джеймс. Он думает о том, что это все равно не имеет значения в конечном счете. Нет Джеймса — нет Сириуса. Если он перестанет дышать, весь кислород в легких Сириуса иссякнет, и он больше никогда не сможет вдохнуть. Регулус. Рег, Реджи, его младший братик. Его потрескавшееся сердце. Тот, ради кого он охотно умер бы, и успел доказать это на деле. Тот, ради кого он жил, даже когда для этого нужно было сначала вспомнить, как это вообще делается. Между ними слишком много всего, а порой — недостаточно. Все пошло наперекосяк, и Сириус всей душой хотел бы, чтобы они это исправили, но он не знает, сумеют ли они когда-нибудь это сделать. Десять лет назад Сириус вернулся с разбитым сердцем, и научился с этим жить. Если сердце Регулуса остановится, то трещины на сердце Сириуса разойдутся слишком сильно, и оно больше никогда не сможет биться. — Регулус Блэк. Это какая-то ужасная ирония судьбы, что имя Регулуса называют первым. Сириус тут же вскидывает руку, чтобы вцепиться в его руку, удерживая его и задерживая дыхание. Регулус отворачивается от авроров, ожидающих его, и вместо этого смотрит на Сириуса. Он бледен, и его глаза широко распахнуты. Он выглядит таким напуганным, таким маленьким. Младший брат Сириуса. Всегда его младший брат. — Сириус, — шепчет Регулус, его голос — не более чем выдох. И Сириус не может его отпустить. Не может. Он… У него не получается. Он знает, что должен. Знает, как плохо все для них кончится, если он этого не сделает, но он не может оторвать своих пальцев. Он вцепился в Регулуса мертвой, отчаянной хваткой, до синяков, и он не может его отпустить. Аврор делает шаг, придерживая пистолет на бедре, и Джеймс тоже выходит вперед, срываясь: — Дайте им минутку. Ради всего святого, это его брат. Джеймс мог бы сказать это о любом из них. Регулус брат Сириуса настолько же, насколько Сириус брат Регулуса. Равноценный обмен. Инстинктивное, семейное чувство принадлежности. Это у них в крови, это простая истина. Мой. Джеймс создает своим телом щит, как будто защищая эту истину всеми своими мышцами и костями. Он стоит к ним спиной, и Сириус еще никогда в жизни не чувствовал себя одновременно так напугано и так в безопасности. — Сириус, — снова говорит Регулус, на этот раз более лихорадочно и тревожно. Его трясет, и Сириус знает, что делать, как оставить все в сторону, все собственные страхи и нужды, просто чтобы успокоить своего младшего брата. Быть надежным и сильным ради него. — Все в порядке. Ты будешь в порядке, — хрипит Сириус осипшим голосом, и он тянет Регулуса за руку, чтобы прижать к себе. Они не обнимались уже десять лет, но Регулус льнет к нему, словно между ними не было этого десятилетия. Будто он все еще просто ребенок, уткнувшийся в надежные руки своего брата. Голос Регулуса становится совсем тонким, когда он выдавливает: — Я не хочу уходить. — Я знаю, — сипит Сириус, жмуря глаза, и обхватывает затылок Регулуса. Это признание раздирает его грудную клетку, будто его разрывают пополам, потому что в этот раз он не может занять место своего брата. — Я знаю, Реджи. — Я не хочу умирать, — Регулус выдыхает эти слова в плечо Сириуса, отчего они звучат заглушенно. Но от этого они не становятся менее душераздирающими. Регулус цепляется за Сириуса точно так же, как в пятнадцать лет, когда уходить нужно было Сириусу. Он говорил то же самое тогда, просто тогда эти слова были предназначены его брату. «Я не хочу, чтобы ты уходил,» — сказал он. «Я не хочу, чтобы ты умер». «Я не умру, Регулус. Обещаю,» — поклялся Сириус, и он не умер. Он отказался. Сириусу не следует давать те же обещания Регулусу, потому что он не может этого знать, и все же. — Ты не умрешь, — все же говорит ему Сириус. — Обещаю. — Регулус Блэк. — И вновь аврор вызывает его, и это явно последнее предупреждение. Из Регулуса вырывает судорожный вздох, и он резко вырывается из объятий Сириуса. Сириус пытается снова схватить его, не в силах даже представить, как его отпустить, но Регулус отшатывается. С каменным лицом он смотрит на Сириуса всего мгновение, длящееся всего один вдох. На этом вдохе Сириус думает: «Я люблю тебя». И не успевает он выдохнуть эти слова, как Регулус уходит вместе с аврором. Время никогда не на их стороне. У них было десять лет и этого все еще не было достаточно. — Сириус, — мягко зовет Джеймс, поворачиваясь к нему, проводив Регулуса взглядом. Они смотрят друг на друга, пока Регулус не заворачивает за угол, ни разу не обернувшись. — Джеймс, — почти хнычет Сириус, и в следующую секунду они хватаются друг за друга и обнимаются так крепко, что становится больно, стискивая друг друга так сильно, что Сириус не может дышать. — Мне жаль. Мне так жаль, Сириус, — шепчет Джеймс, и из легких Сириуса моментально выбивает весь воздух, потому что он точно знает, за что Джеймс извиняется. Джеймс еще ни разу не делал этого. Не извинялся за свой выбор. За то, что оставит Сириуса, за то, что решил умереть и не возвращаться к своему лучшему другу. Но теперь он извиняется. В его тоне столько сожаления, что он звучит так, будто захлебывается в нем, и ему правда жаль, ему так очевидно жаль за то, что он собирается сделать, что… Все вдруг становится реальным. У Сириуса нет никакого иного выхода, кроме как принять это. Осознание разом обрушивается на него и он тут же ломается, как только позволяет себе это почувствовать. Такое чувство, будто он умирает. Сириус не раз сталкивался со смертью, поэтому знает, какой жестокой она может быть. Он носил ее, как оружие, и сам был на грани смерти столько раз, что знает: она не бывает мирной. Это кровь, и месиво, и боль. Это до ужаса страшно. «Не Джеймс, не Джеймс, не Джеймс,» — отчаянно думает Сириус, и он предложил бы занять его место, если бы только мог. «Меня. Возьмите меня. Пожалуйста, не забирайте его. Пожалуйста, только не Джеймса». Всхлип вырывается из его рта. А Джеймс все продолжает тираду извинений, повторяя их снова и снова, но ничуть, ни на секунду, не сомневаясь в своем решении. Сириус хватается за него сильнее, будто пытается раздавить, будто сможет растереть его в порошок, взять в руки и проглотить, словно сможет так удержать его при себе. Джеймс тоже сжимает его, словно и он пытается сделать то же самое, и Сириус хотел бы, чтобы это сработало. И если Сириусу нужно принять это, если нужно признать: «Мой лучший друг умрет, Джеймс умрет, он не вернется, » — то единственное логическое заключение, к которому приходит Сириус — он просто присоединится к нему. Нет Джеймса — нет Сириуса. Вот и все. В общем, Сириус может жить с этим, пока не умрет. Пока они не умрут. Может принять это, как универсальную истину, нечто незыблемое, укоренившееся в этом мире еще больше, чем ядро земли. Регулус… он сможет жить без них, и уже это делал. Он будет жить дальше. Это единственный вариант для Сириуса. И все же. Даже так инстинктивное неповиновение Сириуса борется с этим, подталкивая его своими слабыми ручками. «Не Джеймс, не Регулус, не я. Мы будем жить. Как-нибудь, как-нибудь. как-нибудь… Воля к жизни — переменчивая штука, не так ли? — Джеймс Поттер. Сириус задыхается саднящим всхлипом, держась за Джеймса как никогда прежде, и потом… Все пропало. Сириус моргает, резко втягивая воздух, оглядывая абсолютно пустой зал. Из его рта вырывается истошный скулеж, потому что нет, нет, это нечестно. Это были последние мгновения с его лучшим другом… И он не может их вспомнить. Они потеряны для него. Нет. Нет. Пожалуйста, нет. Джеймс был в его руках только что. Он был у Сириуса. Сириус держался за него. Пытался ли он его удержать? Пришлось ли аврору вырвать его из рук Сириуса? Сказал ли что-то Джеймс? А Сириус? Он никогда не узнает. И опять, как по щелчку, Сириус останавливается и моргает, обнаружив, что он шагает. Он движется, ощущая, что глаза жжет так, будто в них насыпали песка. Чувствует, как лицо тянет от засохших слез, но не помнит, когда начал идти и куда направляется. Зажмурив глаза, Сириус утыкается в стену, задыхаясь и… — Сириус. Это Ремус. Чудесный и успокаивающий голос зовет его. Сириус моргает, и Ремус здесь, прямо перед ним. Когда Сириус успел добраться обратно в номер? — Я не могу вспомнить. — Голос Сириуса срывается. — Ремус, Ремус, я не… Я не могу вспомнить. Я не… Руки Ремуса тянутся к его лицу, и… Сириус прижимается к боку Ремуса на кушетке, рыдая ему в плечо. Рот Риты открывается, без сомнений, выдавая типичное вступление перед играми, вещи из разряда краткого изложения информации о каждом трибуте и предвкушения по поводу новой арены и того, что будет на ней происходить. Но звук выключен, о чем свидетельствует крошечный микрофон с черточкой в углу экрана. Ремус обнимает его, прижимая к себе, одной рукой нежно перебирая его волосы, а другой проводя по спине. Сириус чувствует, как вновь возвращается в свое тело, и, как всегда, его поражает ужасная мысль о том, что же занимает его место, когда его там нет. Никто никогда не замечает, что он вообще уходил. Когда Сириус поднимает голову, рука Ремуса из его волос опускается к щеке, а его взгляд скользит по лицу Сириуса. Он мягко говорит: — А вот и ты. — Что? — хрипит Сириус, моргая опухшими глазами. — Кажется, ты пропал на некоторое время, — просто шепчет Ремус, и сердце Сириуса на миг замирает. Сириус делает дрожащий выдох. — Ты… Ты заметил? — Да, — сводя брови, говорит Ремус. — Все в порядке, Сириус. Просто дыши. Ты здесь. Я с тобой, я рядом. — Я не знаю, как добрался сюда, — признается Сириус, задыхаясь. Его глаза снова щиплет. — Я не… Я не помню. Я… — Ш-ш-ш, все хорошо. Дыши, — нежно просит его Ремус, наклоняя голову вперед, чтобы прижать их лбы друг к другу, большим пальцем проводя по щеке Сириуса так нежно, что тот снова начинает плакать. Однако теперь это тихий, спокойный вид слез. Из глаз, а не из груди. Они просто льются, и он закрывает глаза, чувствуя, как мокрые, слипшиеся ресницы прилипают к щекам. Каждый раз, когда выдох Ремуса касается его рта, Сириус вдыхает. В свою очередь, он выдыхает каждый раз, когда Ремус вдыхает. Это обмен, взаимопомощь, и он входит в мягкий ритм, пока не перестает быть так больно. Сириус наконец начинает чувствовать себя более цельным, на какое-то время переставая быть наблюдателем собственной жизни, влетающим и вылетающим из себя, не понимающим, что он теряет, когда отключается. Это не возвращается к нему. Для него это навсегда потеряно.~•~
Джеймс оглядывается, натягивая куртку, которую ему предоставили, чувствуя, как последние слова Сириуса звенят в его ушах. Звук открывающейся двери привлекает его внимание, и он удивленно смотрит на вошедшего Фабиана. — Ты здесь. Как ты… — Джеймс резко вдыхает воздух в чистом недоверии. — Фабиан… — Судя по всему, специальное разрешение от самого Реддла, — с улыбкой перебивает его Фабиан, подмигивая и продвигаясь вперед. — Что? Ты же не думал, что я позволю тебе выйти на арену, выглядя меньше, чем на все сто, правда? Джеймс выпускает подавленный смешок. — Я… Я правда не думаю, что то, как я выгляжу, будет иметь значение. — Я знаю, — говорит Фабиан, смягчаясь и протягивая руки, чтобы обхватить плечи Джеймса, просто глядя на него. — Зачем…? — Джеймс сглатывает, а затем облизывает губы. — С чего бы Реддлу позволять тебе увидеть меня? Фабиан хмыкает. — Ну, честно говоря, скорее всего, в качестве стимула. Такого себе маленького подарка. Вы с Регулусом действительно произвели большое впечатление своими нарядами и вашей маленькой любовной историей. Теперь вы оба любимцы фанатов, поэтому на вас оказывают давление, чтобы вы как можно дольше оставались вместе, надеясь на то, что произойдет что-то вроде магии. Думаю, я здесь, чтобы поднять боевой дух. — Значит, они планируют выдоить из нас все, на что мы способны? — бормочет Джеймс, легко читая между строк. — Да, они планируют, и да, так и будет, — бормочет Фабиан, не потрудившись солгать ему. Он опускает руки и подходит ближе, понижая голос до шепота, принимаясь возиться с курткой Джеймса. — Но ты стóишь и прячешь в себе намного больше, чем они когда-либо смогут от тебя получить. Ты — солнце, Джеймс. Не забывай об этом. Проследив за взглядом Фабиана, Джеймс видит маленькую бронзовую брошку в форме солнца — круг с треугольниками по всему контуру. Джеймс поднимает руку, чтобы провести по ней большим пальцем, а затем возвращает взгляд к Фабиану. Тот подмигивает ему и застегивает молнию на его куртке. — Спасибо, — шепчет Джеймс. — Солнце всегда восходит. И ты не станешь исключением, — говорит ему Фабиан, заключая его в объятья. Джеймс закрывает глаза и обнимает его в ответ, чувствуя тягучую боль в грудной клетке от понимания, что он видит Фабиана в последний раз. — Джеймс Поттер, встаньте на платформу, — говорит голос по внутренней связи, тот же, что приказал ему одеться. Это заставляет Джеймса слегка подпрыгнуть. Его сердце бешено колотится от волнения. Острый страх скользит по позвоночнику. Фабиан сжимает его крепче всего на мгновение, а затем отстраняется, кивнув Джеймсу в знак поддержки. Тяжело сглотнув, Джеймс подходит к платформе, колеблясь лишь мгновение, прежде чем ступить на нее. Как только он входит, труба захлопывается, запирая его внутри. Сразу после того, как это происходит, дверь с грохотом распахивается, и в помещение тут же вваливается целая группа авроров. Джеймс резко вдыхает, затем издает крик, который отражается от стекла и возвращается обратно к нему, пока он, запертый и беспомощный, смотрит, как авроры валят Фабиана на пол. Тот падает, скрючившись, и Джеймс бьется о стекло, умоляя их остановиться. Они не останавливаются. Просто продолжают бить Фабиана дубинками, заставляя его тело дергаться, а лицо исказиться в гротескной гримасе боли. Он получает удар по лицу и тут же падает, как будто держащие его тело нити окончательно обрываются. — Фабиан, — выдыхает Джеймс, держа руку на стекле, когда он опускается, пытаясь дотянуться до тела, несмотря на то, что не может. Фабиан выглядит неважно, но все еще дышит. Он все еще… Аврор снимает пистолет с бедра, направляет его прямо в голову Фабиана и нажимает на курок. Раздается громкий хлопок выстрела, и Джеймс отшатывается в сторону, замирая, когда его спина ударяется о стекло позади него. Со лба Фабиана стекает струйка крови. Из пулевого ранения. Одна рука вытянута и безвольно лежит на земле. Он тоже пытался дотянуться до Джеймса. Авроры утаскивают тело Фабиана из комнаты, а Джеймс остается лежать на платформе, дрожа так сильно, что не может дышать.~•~
Регулус знает, что все, что ему остается — сидеть и ждать, но он продолжает мерить шагами комнату, время от времени бросая взгляд на платформу, на которую ему вскоре придется вступить. Его живот сводит от одной только мысли об этом. Регулус не хочет делать этого. Он хочет вернуться в объятья Сириуса. Он хочет вернуться в сегодняшнее утро и снова слушать ровное сердцебиение Джеймса. Он хочет вернуться в свой пятнадцатый день рождения или любой момент до него. Дверь открывается, заставляя его обернуться, и дыхание Регулуса сбивается, когда его взгляд врезается в Гидеона, входящего в комнату с улыбкой и сверкающими глазами. — Гидеон? — шепчет Регулус хрипло со стоящим в голосе благоговением. — Моя любимая куколка, — мягко говорит Гидеон, подходя к нему ближе. — Не смей кусать меня за то, что я сейчас сделаю. То, что Гидеон собирается сделать, — по-видимому, притянуть Регулуса прямо в свои объятия. Регулус не кусает его, даже не сопротивляется, потому что слишком напуган и не хочет оставаться один. — Как ты здесь оказался? — спрашивает Регулус растроганно. Он не обнимает Гидеона в ответ. Не может заставить себя сделать это; ему кажется неправильной мысль о том, что Сириус не будет последним человеком, которого он держал в объятиях. Однако Регулус позволяет себя обнять, и Гидеон, кажется, не возражает. — Прощальный подарок от самого Реддла, — бормочет Гидеон, отступая назад, немного нахмурившись. — Это… это не совсем так… Когда прозвучала эта просьба, мы с Фабианом сразу же согласились; мы ухватились за этот шанс, честно говоря. Но сейчас я думаю… это была не совсем просьба. Я здесь по какой-то причине, Регулус, и я не знаю, является ли она хорошей. Регулус поднимает на него взгляд. Его сердце начинает бешено колотиться, разгоняя по телу почти застывшую в венах кровь. — Что? Гидеон, что это значит. Что… — Я не знаю, — признается Гидеон. — Но тебе не нужно беспокоиться об этом. Ты должен быть собранным. Послушай, Регулус, ты можешь победить. Я знаю, что ты можешь. Оу. Гидеон не собирается ее снимать. Регулус опускает взгляд и видит под его пальцами бронзовую брошку в форме звезды. Гидеон медленно застегивает его куртку, мягко улыбаясь, когда Регулус поднимает на него взгляд и они встречаются глазами. — В любом случае, будь чемпионом, — тихо напоминает ему Гидеон. — Регулус Блэк, встаньте на платформу. От этого указания у Регулуса перехватывает дыхание, и Гидеон отступает назад с ободряющим кивком. На его лице, в его глазах есть что-то такое, что вызывает тревогу, как будто что-то не так, но он пытается скрыть этот факт, сосредоточившись на Регулусе. Выглядит так, как будто он борется с головной болью. Регулус осторожно подходит к платформе, неоднократно оглядываясь, не видя ничего, кроме поддержки Гидеона. Именно благодаря этой поддержке Регулусу удается ступить на платформу. Как только он делает шаг, труба мгновенно закрывается, запирая его внутри. Через секунду дверь открывается снова. Регулус замирает, когда в комнату вваливаются авроры. Гидеон не упускает ни секунды, подхватывая стоящий в углу стул, и наносит удар первому аврору, осмелившемуся подойти слишком близко. Он борется, и борется изо всех сил, но его быстро схватывают. Авроры бьют его дубинками снова и снова, пока он не валится на пол, а Регулус в ужасе наблюдает за происходящим, забывая, как дышать. Он даже не шевелится, пока в поле его зрения не появляется пистолет, вид которого заставляет его податься вперед с отчаянным криком. — Подождите! Подождите! Нет. Пожал…. Регулус даже не успевает произнести мольбу до конца, как Гидеон уже мертв. Кровь стекает на пол, образуя маленькую лужу, когда авроры уносят его без единого звука. Регулус остается один, замерев на месте, когда слезы начинают резать сетчатку. Его горло болезненно сжимается. Через секунду это больше не имеет значения, потому что платформа приходит в движение.~•~
примечания автора: ну что, как мы себя чувствуем? фух, это было тяжело, да? ну то есть, все НАЧИНАЛОСЬ хорошо. сириус и ремус распускали руки и флиртовали друг с другом, что было весело. к тому же, сириус, ляпнувший, что ему нужно почистить зубы, когда ремус пытался его поцеловать, это так, блять, смешно, как по мне. он ЗАПАНИКОВАЛ 😭😭😭 бедный малыш. это правда и так было слишком для него, оставьте его в покое. тем временем регулус дал джеймсу небольшое лакомство. 💀 он такой засранец, лмао. он реально просто баловал того себя, у которого были чувства к джеймсу, и подарил джеймсу маленький прощальный подарочек, потому что: эй, ему придется умереть, если регулус собирается вернуться домой, так что. это меньшее, что он мог сделать. видите, и он способен на милости иногда. джеймс такой: знаешь что? я даже спрашивать ничего не буду. я просто приму эту счастливую случайность и буду лелеять ее. 😭😭😭 он заслуживает милых вещей, правда. очень счастлив за тебя, король. это то, чего ты заслуживаешь <3 ну а остальное? блядски отвратительно. 😒 надо найти сученыша, который написал это, и пропустить его через мясорубку, потому что это какой-то маленький говнюк. что это была за хуйня??? слушайте, я люблю ангст, как и все мы, но вот это реально отняло у меня многое, и это каким-то образом станет еще хуже??? типа, история может и будет становиться тяжелее отсюда, я не шучу. не в том же ключе, по крайней мере, не всегда, но все же. почетное упоминание пандоры, которая просто Знает Всякое. я так сильно ее люблю, вы даже не представляете. ее прощание сделало БОЛЬНО то как сириус и регулус хватались друг за друга до того, как регулус ушел на арену? сириус, который не мог его отпустить? сириус, убеждавший его теми же словами, которыми убеждал раньше, когда сам уходил на арену? сириус, который так и не успел сказать регулусу, что любит его? спасибо, но я бы предпочел застрелиться шуруповертом. то, как сириус потерял последние воспоминания с джеймсом, заставило меня пожалеть обо всех моих решениях в жизни, которые привели меня к этому моменту. типа это такое грустное дерьмо. и то, как он пропадает в моменты сильного потрясения? да, со мной такое бывало. просто скажу, что это сильно так ударяет. и да, сириус сказал кое-что джеймсу, но нет, я не скажу, что именно, потому что это будет важно потом для большего ангста. можете построить теории, конечно! и наконец, фабиан и гидеон. оу. это было блядски жестоко. будьте уверены, их смерти не будут преданы забвению. на самом деле, это Очень Важный сюжетный момент. но все равно, это дерьмо сделало БОЛЬНО. к тому же, заметка на полях, потому что я само зло: джеймс был прав, фабиан НИКОГДА не увидит его после этого. другая заметка на полях, потому что, опять же, я само зло: у гидеона болела голова, потому что фабиан умер первым. окей, на этом я все. следующая глава — это уже арена!!!