ID работы: 12494091

Crimson Rivers / Багровые реки

Слэш
Перевод
NC-17
В процессе
904
переводчик
Морандра сопереводчик
fleur de serre сопереводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 857 страниц, 37 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено с указанием автора и ссылки на оригинал
Поделиться:
Награды от читателей:
904 Нравится 398 Отзывы 360 В сборник Скачать

Глава 18: Круг замкнулся

Настройки текста
Примечания:
Ремус без раздумий стучит в дверь Сириуса. Просто по собственной воле поднимает руку и стучит. Не боясь, не переживая, не сдерживаясь. Вся его внутренняя сдержанность просто испарилась, и ему это очень, очень нравится. Сириус довольно быстро открывает дверь, и вот он уже тут, стоит и смотрит на Ремуса; его глаза яркие, а волосы влажные. Он выглядит более отдохнувшим, чем обычно, хотя синяки под глазами от недосыпа никуда не делись, хотя и чуть побледнели за ночь. Сириус, конечно же, выглядит великолепно, и первая мысль Ремуса — он хочет поцеловать его. Это… возможно, грубо, если уж на то пошло, но мысль все равно появляется в его голове — дикая, неправильная, настойчивая. Никакого «привет»? «Соберись, Люпин, » — думает Ремус, но, в его защиту, он теперь знает, каково это — прижиматься своими губами к губам Сириуса. Его губы такие… такие невыносимо мягкие. Всего один поцелуй, а Ремус уже одержим. — Привет, — шепчет Сириус, на автомате вертя дверную ручку, пока он смотрит на Ремуса, румянец тут же заливает щеки. — Привет, — отвечает Ремус, и уголки его губ ползут вверх. — Я был… в смысле, я не спал. Проснулся. Только что был в душе. Я не избегал тебя, — выпаливает Сириус. Ремус выгибает бровь. — И мысли такой не было. С чего бы тебе избегать меня? — Ты помнишь вчерашний вечер? — спрашивает Сириус напряженным голосом. — Хм, — мычит Ремус, изгибая губы. — Вчерашний вечер… Вчерашний вечер… Мы смотрели игры, пекли брауни… Да, я помню. На этих словах Сириус не улыбается и не краснеет, как ожидал от него Ремус. Вместо этого он выглядит так, будто ему… неуютно, или тревожно, или он расстроен, или вообще все и сразу. — Ремус, ты… эм, просто не… не подстебывай меня из-за… воспоминаний. У меня… у меня проблемы с памятью, так что это… сложно. — Проблемы с памятью, — повторяет Ремус, и его тут же затапливает вина, потому что он и правда поддразнивал Сириуса. Он предположил, что вчерашняя реакция Сириуса и первый день игр были чем-то вроде ответа на травму. Ремус был не в курсе, что это случается чаще и является постоянной проблемой в повседневной жизни, даже в хорошие дни. Или, в основном, в хорошие дни. — Это не… — Сириус устало вздыхает. — Это не со времен арены. Ну, вообще да, но не физически. В общем, это не из-за травмы головы или чего-то подобного. У меня много разных проблем, появившихся после арены, большая их часть влияет на разум, а не на тело. Я просто… иногда, я типа… выпадаю из реальности, вот на что это похоже, и я не могу вспомнить, что происходит, когда я выпадаю. Мое тело функционирует, но меня при этом нет, честно говоря. Как ты и сказал, когда тебе показалось, что я ненадолго пропал, так и было. — Оу, — мягко говорит Ремус, его сердце сжимается. Он знал, или мог бы догадаться, но всех деталей до этого момента у него не было. — Есть какие-нибудь триггеры? — Иногда да, — признается Сириус. — Может, это своего рода защитный механизм, потому что это может произойти, когда я… очень расстроен, или зол, или нервничаю. Наваливается слишком много всего, и мой разум просто… блокирует это. Но иногда это происходит без причины. Я ничего не могу с этим сделать, честно говоря. Раньше, когда я был моложе, было гораздо хуже, так что сейчас жить с этим легче, но оно все еще… что ж, это никогда не пройдет. — Воспоминания возвращаются к тебе? — спрашивает Ремус. — Нет. Никогда, — тихо говорит Сириус. Он делает дрожащий вдох и начинает перебирать в руках край футболки. — Моя память довольно дерьмовая. Все, что было до игр, я помню обрывками, и я едва ли помню первый год после игр. Но сами игры… конечно, я помню все, каждую секунду, и это просто… — он фыркает. — Единственное, что я хотел бы забыть, а я помню это лучше всего. Ремус морщится. — Это… — Пиздец? Невезуха? Да, знаю, — Сириус поднимает руку, выглядя взволнованным, и он имеет полное на то право. — В любом случае, память для меня сложная и хрупкая штука, так что… И, ну, иногда у меня есть очень счастливые воспоминания, которые… которые никогда не случались в реальности, или я в них не уверен, или они очень размытые и как будто не к месту. Кто знает, что там, блять, вытворяет мой мозг. Так что, если… если у меня есть действительно хорошие воспоминания, слишком хорошие, чтобы быть правдой, я… обычно сомневаюсь в них. — Я понял, — тихо говорит Ремус, чувствуя тоску из-за мужчины напротив него. Из-за мужчины, который не заслуживает всего этого. Никто не заслуживает, но Сириус… О, это разбивает Ремусу сердце. Ему хочется найти каждого человека, который виноват в боли Сириуса и просто… разорвать их всех на части. Сириус прочищает горло. — Да, в общем, у меня есть одно и вправду очень хорошее воспоминание о прошлой ночи, и я отчаянно надеюсь, что я его не выдумал. Пожалуйста, скажи, что мы действительно целовались. — Да, целовались. Это было чудесно, — говорит Ремус, и плечи Сириуса тут же расслабляются. Его глаза буквально загораются, а на лице появляется та самая ухмылка, при виде которой Ремус каждый раз превращается в лужицу. Как бы ни было грустно, что Сириусу пришлось спросить об этом, это даже мило, что поцелуй осчастливил его дважды. Он и в первый раз был столь же доволен. — Замечательно! — с искренним удовлетворением вскрикивает Сириус, как будто он — сторонний наблюдатель, чью теорию подтвердили, чему он несказанно рад. Ремус никогда не видел чего-то настолько очаровательного и трагичного одновременно. Сириус посылает ему шутливо-страстный взгляд, и, возможно, его «мордашка» тоже была лишь шуткой, но она выглядит… привлекательно, что довольно несправедливо. — Был ли поцелуй настолько хорошим, насколько я его помню? — В точности, — успокаивает его Ремус, посмеиваясь, когда ухмылка Сириуса становится шире, а сам он начинает кланяться. — Спасибо, спасибо, — торжественно говорит Сириус, как будто он только что выиграл приз и теперь произносит благодарственную речь. — Я хочу поблагодарить Мэри Макдональд, свою подушку, тыльную сторону ладони и щеку Джеймса Поттера, которую я лизнул в тринадцать лет, чтобы обозначить свое превосходство над Захарией Зиллоувэй, который осмелился назвать Джеймса своим лучшим другом. Оу, он и вправду произнес благодарственную речь. Вот идиот. Ремус слабо фыркает от смеха и прячет лицо в ладонях, настолько по уши влюбленный, что на это аж жалко смотреть. — Ты лизнул его? — Как собака, прямо от подбородка до лба, а потом я пялился на Захарию, пока ему не стало настолько некомфортно, что он просто ушел, — радостно объявляет Сириус. — И что на это сказал Джеймс? — посмеиваясь спрашивает Ремус, отнимая руки от лица. Сириус хихикает. — Он подумал, что это уморительно. — Ну, конечно, — говорит Ремус. — Вы оба такие нелепые. — Думаю, он точно сказал что-то вроде «о, а почему бы тебе не пописать на меня в следующий раз?». И я велел ему не испытывать меня, потому что я однозначно так и сделал бы. Тогда он бросил мне вызов, и я бы не спасовал, прошу заметить, но у Зиллоувэйя на следующей неделе появился новый лучший друг. Джеймс говорит, что Захария просто неверный, но мне нравится думать, что он понял, что я выиграл, — объясняет Сириус, пожав плечами. — Почему меня это не удивляет? — бормочет Ремус. — В свою защиту скажу, что мне было тринадцать, — улыбка Сириуса ослабевает, брови хмурятся. — Вроде бы. Или двенадцать? Я не совсем… в смысле, я знаю, что мы были маленькими. Правда знаю. Ай, ладно, это не важно. Ты меня понял. Ремус нежно улыбается, глядя на него. — Я понял, да, — он замолкает, затем делает глубокий вдох. — Могу я… спросить? Если тебе некомфортно говорить об этом, то не будем. Я просто… — Нет, все в порядке, — Сириус прочищает горло. — Спрашивай. — Просто… — Ремус останавливается, пытаясь понять, как выразить то, что он хочет сказать. — Ну, что ты хочешь, чтобы я делал. В смысле, когда это происходит. Ты просто… ведешь себя как обычно, так что, думаю, я имею в виду, какой помощи ты бы от меня хотел. Сириус моргает. — Оу. Ну, я… не знаю, честно говоря. То есть, до тебя никто не понимал, что я… пропадаю. Потому что, как ты и сказал, я просто веду себя как обычно, так что сложно заметить разницу. — Ладно, — говорит Ремус. — Если есть что-то, чего ты не хочешь, чтобы я делал, тоже скажи. Не то чтобы я на самом деле сделал бы что-то, но ты меня понял. — Да, я знаю. Меня это не волнует, — отвечает Сириус. — Ну, в смысле, меня волнует, что я постоянно забываю все против своей воли, но я не это имел в виду. Просто, когда это происходит с тобой, я не волнуюсь, и как ты отвечаешь на это, — тоже. Я тебе доверяю. Он говорит это так небрежно, так вскользь, будто это высеченная на камне истина, которую все уже должны знать, ничего особенного. Сириус, очевидно, не видит в этом ничего особенного, потому что он сказал это и глазом не моргнув, будто знал об этом всегда. Ремус чувствует, как сжимается его сердце, пока не становится больно настолько, что он может, блять, взорваться. Он не знает, как ответить на это, но слова уже срываются с губ тихим шепотом: — Пожалуйста, скажи, что ты уже почистил зубы, потому что я очень сильно хотел бы поцеловать тебя еще раз. Сириус расплывается в улыбке, подавляя смешок, и подается вперед, чтобы схватить Ремуса за воротник и медленно, ох, как медленно притянуть к себе. Сириус дразнит его: — Тебе повезло. Зубы я и правда почистил, — а потом он утягивает Ремуса в поцелуй, чтобы подтвердить свои слова. На этот раз нет никаких сомнений. Сириус целует его жадно, так, будто он хочет этого так же, как Ремус. Одной рукой он обхватывает челюсть Ремуса, а другую запускает ему в волосы, целуя его, целуя, целуя, так глубоко, что Ремус просто перестает обращать внимание на… все. Все, что не Сириус в его объятиях, не губы Сириуса на его губах, просто не имеет значения. Ремус притягивает Сириуса ближе, чтобы лучше чувствовать его, и он такой… блять, да, он идеален. Каждая его часть замечательна: жар губ, мягкость волос, то, как он наклоняется, чтобы прижаться сильнее. Сириус осторожно касается его языком, пробует, а потом тихо мычит в поцелуй, и бездумно толкает Ремуса к двери. Ремус поддается, отвлеченный рукой Сириуса в своих волосах и тем, как Сириус зубами тянет его нижнюю губу, пробуя, изучая. Как будто он… новичок? Будто не совсем уверен в том, что делает, что ему нравится, а что нет… так что он пробует. Ремус сомневается, что это так, но он готов признаться, что ему нравится, как к этому подходит Сириус, пытаясь сделать поцелуй действительно, действительно хорошим. Он крышесносно хорош, так что его старания не проходят даром. Чем дольше они это делают, тем больше Сириус увлекается процессом, и Ремус более чем счастлив остаться прямо здесь и позволить Сириусу делать, все что ему захочется. Однако нижняя губа Сириуса оказывается такой заманчивой, что ее невозможно игнорировать, и Ремусу просто необходимо почувствовать, каково это — обхватить ее зубами. На самом деле, ему многое необходимо сделать, и он займется этим, потому что Сириус позволяет ему. Кажется, он тоже в деле и поддерживает начинания Ремуса, если то, как тихо он стонет и тянется вслед за поцелуем, хоть что-то значит. Он такой, такой отзывчивый; реагирует на все так, словно никогда не испытывал ничего подобного, будто Ремус впервые показывает ему, что такое чувствовать себя хорошо. Ремус знает, что это невозможно, но он все равно рад такому раскладу. Поцелуй прерывается, когда Сириус делает глубокий вдох. Его пальцы запутались в волосах Ремуса, все тело пробивает дрожь, когда он берет немного времени, чтобы отдышаться. Ремус издает низкий, пропитанный теплом смешок, а затем наклоняет голову, проводя губами по челюсти Сириуса, спускаясь к шее. — Оу, это… м-м-м, это очень… — Сириус обрывает себя сдавленным звуком, запрокидывая голову, когда Ремус находит чувствительную точку. Должно быть, Сириусу очень нравится, потому что он придвигается ближе со сдавленным стоном. Благодаря огромному количеству выдержки Ремус отстраняется от него. — Мне главное не увлекаться. У тебя такая нежная кожа. На ней легко остаются синяки. — Плевать. Продолжай, — шепчет Сириус, дергая Ремуса за волосы. — Люди увидят, — предупреждает Ремус. — Они сделают выводы и будут строить предположения… — Пускай, — обрывает его Сириус. — Мне плевать, что они думают, когда смотрят на меня. Не хочу, чтобы тебя это останавливало, потому что меня это точно не останавливает. — Никто не узнает. Они будут смотреть на тебя и думать, что ты переспал со спонсором, они будут смотреть на засосы и ревновать к какому-нибудь выдуманному богачу. Кто-то даже скажет, что это его рук дело, но никто не будет знать наверняка. Никто, кроме тебя, когда ты посмотришь в зеркало, — бормочет Ремус, сдаваясь и снова припадая губами к шее Сириуса. Он не спешит, мычит, когда Сириус практически вибрирует в его объятиях. — И меня. Я тоже буду знать. — Да, да, да, — повторяет Сириус, тон его голоса становится выше, и он звучит так, будто услышал самые лучшие новости в своей жизни. Прямо сейчас Ремусу кажется, что Сириус согласился бы на все. Он такой жадный. Такой искренний. Ремус делает это специально, с одной целью. Целенаправленный подход. Он оставляет следы на шее Сириуса, сверху, снизу, высоко и низко. Все это время Сириус тяжело дышит, вздыхает и шипит сквозь сжатые зубы, и Ремус закрывает глаза, чтобы раствориться в этих прекрасных звуках. Сириус извивается в его руках, тянет за волосы, так что Ремус кладет ладони ему на талию, чтобы удержать на месте. Сириусу даже удается выругаться себе под нос, он ударяет свободной рукой по двери, возле головы Ремуса, над его плечом, Ремус рефлекторно вздрагивает и отстраняется, чтобы убедиться, что Сириус в порядке. Сириус недовольно вздыхает и говорит: — Прости, прости, я… вот дерьмо, мне жаль. Это было… я просто не ожидал, что это будет так хорошо. Прости. Не… ты мог не останавливаться, я в порядке. Я сейчас более чем в порядке, Ремус. — Хорошо, — говорит Ремус, подавляя смех. Он шутливо морщит нос и наклоняется, чтобы своим носом коснуться носа Сириуса, отчего тот фыркает. — Просто не сломай дверь. Или руку. — Я постараюсь, — бормочет Сириус, запыхавшись. Ремус ухмыляется, глядя на него, и поддразнивает: — Что, ни один бывший любовник никогда не старался так сильно? — Эм, — Сириус прочищает горло. Его зрачки почти полностью съели радужку, а лицо покраснело, но Ремус знает разницу между румянцем от волнения и возбуждения. Сириус слегка ерзает и слабо улыбается. — Ну, в том-то и дело. У меня никогда не было бывших любовников. Я… у меня никого не было. — Ты… — Ремус моргает, искренне удивленный. — Что? Сириус хмурится. — Я знаю, что моя репутация бежит впереди меня, но я думал, ты не веришь во все это дерьмо. — Не верю, — быстро говорит Ремус, широко раскрыв глаза. — Я просто предположил… в смысле, что, может быть, у тебя был кто-то дома? Или парочка Священных, но не так много, как все говорят. Что… это было бы нормально, Сириус. Сириус фыркает. — Что ж, нет, никого не было. Не считая поцелуя с Мэри Макдональд, когда мне было шестнадцать, но с тех пор ничего. Хочешь верь, хочешь нет, но репутация секс-символа Святилища убивает все желание заниматься сексом. — Ладно, это… это хорошо, Сириус, — бормочет Ремус, не отводя взгляд. — В смысле, нет, вообще не хорошо. Это ужасно, и мне жаль, что тебе пришлось пройти через это. Но я хотел сказать, что все в порядке, если… нам не обязательно заниматься чем-то. — Что ж… хорошо, — огрызается Сириус, явно защищаясь. Каким-то образом Ремус обидел его, или расстроил, или все сразу. Он отстраняется от него, вообще не выглядя довольным. — Хорошо, потому что мы и не занимаемся. Ремус поднимает руки в оборонительном жесте. — Конечно. Сириус хмурится еще какое-то время, и они стоят в почти удушающей тишине еще пару минут, а потом Сириус набрасывается на него, как будто и не уходил. Секунду спустя он снова целует Ремуса, буквально пригвождая того к двери своей напористостью, рыча в поцелуй, будто он только что узрел чудо. Ремус беззвучно смеется, не в силах сдержаться, и Сириус бормочет что-то вроде «самодовольный ублюдок» прямо ему в губы, прежде чем засунуть ему в рот язык, чтобы Ремус занялся чем-нибудь другим, кроме смеха. Ремус с радостью принимает такой подарок. Они все еще целуются (как следует целуются, стоит отметить), когда раздается вскрик и они отпрыгивают друг от друга. Пандора, прикрыв глаза ладонями, отворачивается от них. — Оу! Я не… я просто хотела разбудить Сириуса. Простите. — Все хорошо, — Ремус прочищает горло и выпрямляется. — Правда, Пандора, все в порядке. — Я приготовила завтрак, — слабо говорит Пандора, все еще не отнимая ладоней от глаз. Уголки ее губ ползут вверх. — Простите, что помешала. Я не знала, что вы… дошли до такого уровня. — Это нововведение, — бубнит Сириус. — Что ж, славно, — радостно заявляет Пандора. — Тогда я пойду. Оставлю вас с вашим… нововведением. Да. Простите. — Спасибо за завтрак! — с благодарностью кричит ей вслед Ремус, Пандора лишь отмахивается от него и, тихо хихикая, исчезает в коридоре. Сириус стонет и стукается лбом о плечо Ремуса, осторожно укладывая на него голову. — Я даже не слышал, как она вошла. — Если тебе станет легче, то я тоже не слышал. — Ремус запускает руку Сириусу в волосы, а потом осторожно запрокидывает его голову, заставляя посмотреть на себя. Когда Сириус делает это, Ремус наклоняется и быстро целует его в губы, на что тот мягко вздыхает, отстраняясь. Ремус улыбается. — Давай. У тебя впереди долгий день, тебе надо позавтракать. — Верно, — говорит Сириус. — Да. Точно. Хихикая, Ремус хватает Сириуса за руку и переплетает их пальцы, утягивая Сириуса в коридор. Сириус идет за ним с кривой, застывшей на губах торжествующей улыбкой.

~•~

Джеймс отлично знает, где они с Регулусом находятся, но старается не упоминать об этом. Он планирует просто небрежно сказать: «О, смотри, какая удобная пещера», а затем затащить Регулуса внутрь, пока тот ничего не заподозрил. Ему кажется, что это должно сработать. Идет пятый день. В живых осталось одиннадцать трибутов. После Мальсибера никто не умер, и тот факт, что группа людей продержалась в пещере незамеченной так долго, заставляет Джеймса страстно желать, чтобы Регулус оказался там. Хотя бы на день или два. Так их будет больше, чем Пожирателей смерти, а поскольку они с Регулусом убили трех из семи их членов, он считает, что в их интересах добраться туда, где их не так легко найти. Им нужно больше времени. Предыдущий день был… отвратительным. Прямо пиздец каким ужасным. Ну, откровенно говоря, все дни выдались неудачными, но это не важно. Джеймс и Регулус провели предыдущий день, не разговаривая и не глядя друг на друга, — оба слишком погруженные в свои мысли, пытающиеся справиться с бушующими внутри болью, горем и гневом. Это подавленное настроение просочилось и в сегодняшний день. Они поздно проснулись, так как оба постоянно подрывались от кошмаров, и никому из них не удалось нормально выспаться. Регулус снова молчит, и Джеймс так вымотан, что испытывает искушение тоже продолжать молчать. Джеймсу начинает казаться, что самое трудное сейчас — шутить и искать темы для разговора; Регулус погрузился в себя, и Джеймс готов поклясться, что в нем самом погас какой-то внутренний свет. Тем не менее, Джеймс не отказывается от того, что сказал Сириусу прошлой ночью. Они все еще здесь, они все еще пытаются, и план остается прежним. Джеймс поможет Регулусу пройти через это, и ничто не сможет его остановить. Нет такой силы в этом мире, которая могла бы помешать ему сейчас. Действительно, в эту секунду это его самая сильная мотивация, особенно на арене. Именно эти мысли помогают ему двигаться вперед, в то время как все, чего он хочет, — сесть и отчаянно разрыдаться. В каком-то смысле Джеймсу хочется поблагодарить Регулуса за это, потому что даже сейчас — даже здесь — Джеймс находит в нем утешение. Цель. Надежду. Даже не подозревая об этом, Регулус дает ему то, ради чего стоит жить, за что стоит бороться, просто каждым своим вдохом. Просто зная это и переживая происходящее на арене, Джеймс начинает узнавать о себе то, о чем раньше никогда не задумывался. Во-первых, он любит заботиться о других. Ему нравится быть внимательным к людям. Он чувствует себя лучше, когда другие чувствуют себя лучше, и Джеймс, как правило, знает, как это устроить. Для него это естественно и дает ему чувство удовлетворения. Иногда этот процесс утомляет, иногда истощает, иногда он забывает, что о себе тоже нужно заботиться, но в целом это самое ценное, что он когда-либо делал в жизни. Во-вторых, он слишком сильно зависит от моральных принципов. Джеймс думает, что если бы Регулуса не было на арене, он не смог бы сражаться так, как сейчас. Наличие цели, на которой можно сосредоточиться, цели, которая превосходит то, на что он готов пойти, чтобы выжить, — возможно, единственное, что помогло ему продержаться так долго. Он убивал людей. Забирал жизни. Он не уверен, удалось бы ему это сделать, если бы он не боролся за что-то — точнее кого-то — потому что Джеймс сомневается, что он был бы готов поставить важность собственного выживания над чьим-либо еще, так что с большой вероятностью он был бы уже мертв. Наконец, он оказался намного более выносливым, чем когда-либо о себе думал. Он пережил то, с чем раньше сталкивался косвенно через близких ему людей, и, честно говоря, никогда не думал, что будет достаточно сильным, чтобы справиться с этим, и все же он справился. Каким-то образом. Вопреки всему, Джеймс продолжает идти вперед. Он просто продолжает идти. Это имеет для Джеймса значение. Это действительно важно. Может быть, это делает его оптимистом, он не уверен, но Джеймс действительно верит в то, что сказал Регулусу. Кто он, кто они на самом деле — это их; никто не может отнять этого. Его можно изменить, можно перекроить до неузнаваемости, но то, из чего они состоят, то, что делает их людьми, нельзя стереть. И Джеймс все еще держится за эту мысль, отказываясь когда-либо отпускать ее. Он будет оставаться собой до последнего вздоха. Так что, Джеймс размышляет об этих вещах в первый час после пробуждения, когда они с Регулусом молча собираются и отправляются в путь. На самом деле это немного волнующий момент для него, если быть честным, и это помогает ему прийти в себя в большей степени, чем он ожидает. Конечно, тот факт, что на пути их ждут новые трудности, так же помогает ему собраться с мыслями, насколько это в принципе возможно в этой ситуации. Дальше — сам Регулус, который, безусловно, отдалился настолько, насколько это вообще возможно, находясь в непосредственной близости к Джеймсу. Это до жути похоже на то, каким он был в пятнадцать лет: он просто отстранился, не позволяя никому к себе приблизиться. Потеря Эвана стала для него серьезным ударом. Конечно, Джеймс очень огорчен смертью Эвана. Он был милым, отзывчивым и веселым, и уход из жизни таких прекрасных людей расстраивает его, но это не ударяет по нему так сильно, как по Регулусу, который успел сблизиться с ним по чистой случайности. Конечно, Регулус никогда бы не пошел на это по своей воле, как минимум чтобы избежать того, что чувствует сейчас, но это была одна из тех вещей, которые происходят сами собой. Сам того не желая, Регулус обрел друга, которому доверял, и потерял его. Сердце Джеймса разрывается от боли за него. Джеймс не знает, что с этим делать. Как помочь. Он даже не знает, может ли вообще что-то сделать, потому что это одна из тех вещей, через которые Регулус имеет право пройти самостоятельно, дав волю своим эмоциям. Он должен иметь возможность скорбеть так, как считает нужным. Проблема в том, что они на голодных играх и не могут позволить себе такой роскоши. Регулус не может остановиться, чтобы погоревать. Ему нельзя замкнуться и уйти в себя. Нельзя делать все то, что делают обычные люди во время потери близкого друга, потому что это грозит ему смертью. Джеймс долгое время пытается понять, как ему помочь, но не придумывает ничего дельного, и это вызывает у него беспокойство. Затем, ни с того ни с сего, Регулус резко меняет направление в противоположную от пещеры сторону, и у Джеймса появляется повод, чтобы начать разговор. — Стой, стой, стой, куда ты собрался? — бросает Джеймс, проскакивая вперед и становясь перед ним, чтобы остановить его. Регулус моргает, уставившись мертвым взглядом. Это обескураживает. — В эту… сторону? — Почему? — спрашивает Джеймс озадаченно. — Потому что мы не можем продолжать идти в том же направлении, — медленно говорит Регулус, словно разговаривает с идиотом. Он указывает в сторону, куда они держали путь до этого, в сторону, куда Джеймс действительно хочет идти, потому что они уже так близко. — Это неразумно. Мы просто вернемся назад, и, в конце концов, наткнемся на Пожирателей смерти. Джеймс поджимает губы. — Ты не можешь знать наверняка. — Нет, могу. Арена представляет собой круг, Джеймс. Лес огибает ее кольцом. — Откуда ты знаешь? Ты уже прошел круг? — Я… — Регулус надувается, будто его это задело. — Нет, но мне и не нужно этого делать. Багровая река огибает пещеру, и весь лес огибает багровую реку. Это просто логично. — Считаешь себя умным, да? — спрашивает Джеймс, ставя руки в боки. Глаза Регулуса сужаются. — Так-то да. — Да? — Джеймс наклоняет голову в направлении, в котором они двигались раньше. — Докажи. — Я не обязан, — огрызается Регулус. — Мне не нужно доказывать, что я прав. Я просто, блять, прав. А теперь закрой рот и шагай. — Думаю, на этот раз тебе действительно придется доказать это, — хитрит Джеймс. Он знает, что перегибает палку, но, что ж, отчаянные времена требуют отчаянных мер, так ведь? Он с вызовом поднимает брови. — Кажется, на этот раз ты ошибаешься. Это срабатывает. Глаза Регулуса загораются. От гнева, да, но они загораются. Джеймс победил в этой схватке. По меньшей мере в течение следующих двадцати минут Джеймс погружается в долгие препирательства с Регулусом по поводу чувства ориентации в пространстве, с которым у Джеймса на самом деле нет проблем, но если он чему-то и научился за последнее десятилетие, так это тому, как действовать Регулусу на нервы. На самом деле, он очень гордится тем, что никто не способен вывести Регулуса из себя так, как это делает он. Джеймс в каком-то смысле позволил тираде Регулуса слегка отойти на второй план, но его нельзя за это винить. Это не его вина. На щеках Регулуса вспыхнул румянец, глаза ярко горят, чего не случалось в последние два дня, и он просто… он такой красивый. Даже здесь, после четырех дней без мыла, без душа, изредка умываясь водой, все еще покрытый засохшей кровью и небрежно перебирающий в пальцах свой кинжал — даже здесь, даже такой, он чертовски красивый. Откровенно говоря, у Джеймса в голове возникают совершенно неприличные мысли, в результате которых он приходит к выводу, что испытывает острую потребность в ласке. Ему кажется, что он сойдет с ума, если не сможет прикоснуться к кому-то, — так сильно чешутся руки. Даже не в сексуальном смысле; он просто хочет столкнуться с кем-то плечами, или сидеть, прижавшись бедром к чьему-то бедру, и он, вероятно, потеряет сознание, если кто-то вдруг обнимет его прямо сейчас. Черт возьми, он изголодался по прикосновениям. Буквально умирает от жажды физического контакта. Если честно, близость Регулуса во время ночи — единственное, что до сих пор сохранило его рассудок, но он прекрасно понимает, что Регулус не хочет, чтобы к нему прикасались. Особенно сейчас. Конечно, между ними были нежные прикосновения, когда они использовали мазь, но это произошло на почве пережитого насилия. Вокруг так много насилия, а Джеймс хочет… Ну, он просто хочет беспочвенной ласки. Он хочет, чтобы Сириус оказался рядом. Они всегда были ласковыми друг с другом, и так было с самого детства. Регулус — в меньшей степени: даже когда он был ребенком, хотя иногда позволял Сириусу быть для него исключением. Даже когда Регулус испытывал к Джеймсу чувства, он никогда не лез из кожи вон, чтобы прикоснуться к нему; он позволял Джеймсу прикасаться к себе, даже, казалось, радовался каждый раз, когда Джеймс делал это, но, конечно, Поттер принимал это как должное и не делал этого часто. К тому времени, когда Джеймс стал мечтать об этом, было уже слишком поздно. Джеймс спрашивает себя, сколько дней, сколько недель, месяцев, лет Регулус провел в надежде, что Джеймс прикоснется к нему, а теперь сам хочет сделать это так сильно, что у него сводит руки, только Регулус вечно находится вне досягаемости, даже когда Джеймс мог бы просто протянуть руку и прикоснуться. Эти касания нежеланны, и в этом вся жестокая разница. — … это обычная окружность, а пещера — середина диаметра, — разглагольствует Регулус, совершенно не обращая внимания на то, как сильно Джеймс хочет обнять его прямо сейчас. С силой моргнув, Джеймс прочищает горло и говорит: — О, да, продолжай болтать о математике. На планете не существует ничего более привлекательного. Ты ботаник. Только скажи мне, что такое митохондрия, и я не уверен, что смогу держать себя в руках. — Митохондрия — это энергетический центр клетки, — бормочет Регулус, а затем хмурится. — Во-первых, это биология; даже близко не математика. Во-вторых, я не ботаник. — Еще какой ботаник, — фыркнув, отвечает Джеймс. — Ты всегда был маленьким ботаном, о чем ты вообще? Не думай, что я забыл о твоих дневниках, обо всех этих записях, которые ты вел, о твоей одержимости слезливыми стишками. Ох, как хорошо я их помню. Регулус скалится на него. — Слезливыми стишками? Да пошел ты. — Малыш Блэк и его маленькие дневники с втиснутыми между страницами цветами, — поддразнивает Джеймс с беспомощной нежностью. Если говорить честно, он всегда находил это невыносимо милым. — Держу пари, ты когда-то писал обо мне, не так ли? Регулус хмурится сильнее, его лицо становится еще более красным, чем было до сих пор, и он явно не хочет отвечать на этот вопрос. Джеймс давится изумленным смешком. — Погоди, серьезно? Ты писал обо мне? — Иди на хуй, Джеймс, — выпаливает Регулус. — Нет, перестань, это восхитительно, — заявляет Джеймс, затаив дыхание, обрадованный больше, чем когда-либо за последние дни. — Ты был влюблен в меня и писал об этом в своих дневниках. Это так… ты не можешь себе представить, как я рад этому. Рассказывай, что именно ты писал? — Думаешь, я помню об этом? — ворчит Регулус. — Очевидно, что я не писал о тебе последние десять лет. — Нет? — спрашивает Джеймс, странно разочарованный, потому что даже если бы Регулус просто писал о том, как сильно его ненавидит, это было бы уже что-то. — Ну, я имею в виду… ты наверняка перечитывал старые дневники, Регулус. Регулус приподнимает бровь в вызывающем жесте и говорит: — Нет, не перечитывал, потому что я сжег их. — Ты… — Джеймс чувствует себя преданным. — Что? Почему? — Потому что, когда тебе пятнадцать, это то, что ты делаешь, чтобы пережить первую… — Регулус резко замолкает. Эта фраза повисает в оглушительной тишине после того, как он захлопывает рот так сильно, что его зубы ударяются друг о друга. Джеймс поднимает брови. — Первую? — Влюбленность, — вставляет Регулус, и это признание похоже на вырывание зубов. Хотя на самом деле Джеймс почти уверен, что Регулус предпочел бы вырвать себе зубы один за другим с корнем, чем признать вслух, что когда-то был влюблен в Джеймса. — Когда тебе пятнадцать, и ты справляешься со своей первой влюбленностью, ты сжигаешь все дневники, в которых есть какие-либо постыдные, компрометирующие доказательства этой влюбленности, так что по крайней мере четыре года дневников превратились в пепел по твоей вине. — Это действительно… Я не знаю, любовь моя, это немного чересчур, тебе не кажется? Я бы сказал, что ты сделал это в порыве страсти. — Я не спрашивал тебя. — Ну, я просто сказал свое мнение, — бормочет Джеймс, наклонив голову. — На самом деле, ты обошелся с дневниками ужасно несправедливо. Может быть, если бы ты прочитал их снова, ты бы вспомнил, что тебе во мне нравилось. — О, я не забыл, — говорит Регулус. — Я просто вырос и возненавидел это. Губы Джеймса дрогнули. — И что же тебе во мне нравилось? Что именно ты возненавидел, Регулус? Регулус смотрит на него какое-то время, и Джеймс уже думает, что тот не собирается отвечать, но затем — на удивление — он шепчет: — Ты заставлял меня чувствовать. — Чувствовать что? — спрашивает Джеймс, ощущая, как начинает зашкаливать пульс. На этот раз Регулус не отвечает. Он просто поворачивается и уходит, оставляя Джеймса смотреть ему вслед, пока его разум пытается понять, что именно он заставлял Регулуса чувствовать и как сделать это снова. Хотя, на самом деле, нет смысла даже пытаться. Джеймс знает, чем все закончится, поэтому каждый отдельный момент, который кажется чем-то важным, чем-то особенным, никуда не девается. Джеймс просто теряется в этом снова и снова, навязчиво цепляясь за каждую мелочь, потому что ничего не может поделать со своими чувствами. Все, что у них есть, каждое взаимодействие и украденный момент времени, все это имеет для него смысл. Это еще одна вещь, которой учится Джеймс. Его любовь во многом похожа на выживание. Она просто продолжается, несмотря ни на что. Выживание — уродливый процесс, и вот они здесь, отвратительно живые; как и Джеймс все еще отвратительно влюблен. — Нет, правда, чувствовать что? — настаивает Джеймс, спеша догнать Регулуса, отчаянно желая узнать. Регулус продолжает игнорировать его, явно достигнув своей квоты терпения на сегодня. Джеймс знает, что больше ничего от него не добьется, по крайней мере, не сейчас, поэтому он вздыхает и мысленно ставит точку. Он вернется к этому позже. В эту секунду стоит сконцентрироваться на цели — не дать Регулусу понять, куда они движутся и привести его к пещере. Еще двадцать минут, и они доберутся до остальных. Честно говоря, Джеймсу не терпится увидеть Вэнити. Он беспокоился о ней холодными ночами. Будет также приятно встретить Питера, Айрин и Маттиас. Джеймс начинает слегка нервничать, когда они подходят ближе, потому что он просто… предполагает, что они все еще там. Они могли уйти в другое место. Джеймса не было с утра второго дня. Он не совсем уверен, что создатели игр просто… оставили бы их в покое, но в то же время, за последние несколько дней они с Регулусом и Пожирателями устроили достаточно экшена, поэтому, возможно, создатели игр не чувствовали необходимости беспокоиться о ком-либо еще. Внимание зрителей ограничено. Создатели игр не могут перегружать их событиями. Сириус упомянул об этом факте и о том, как они могут использовать это в своих интересах, поэтому Джеймс надеется, что остальные в данный момент в безопасности и все еще там, где он их оставил. Когда они приближаются, Джеймс действительно очень надеется на это, потому что в кустах раздается шорох, который заставляет его и Регулуса замереть. Они оба мгновенно поднимают оружие, держа его наготове, — они всегда немного на взводе, в постоянной паранойе и готовности к бою. Регулус находится ближе к кустам, и делает еще несколько шагов в эту сторону в полной тишине, держа в руке кинжал. Шорох становится громче, а затем из них вырывается фигура, на которую Регулус незамедлительно нападает. В считанные секунды он сбивает кого-то с ног, присев на корточки, и приставляет кинжал к горлу, обрывая чужой визг. — Питер? — моргает Джеймс в удивлении, а затем радостно кричит. — Питер! — Джеймс? — спрашивает Питер дрожащим голосом. — Привет! — весело говорит Джеймс, подбегая к нему, чтобы осветить его доброй улыбкой. По обе стороны от него валяются кучки меха, которые, Джеймс почти уверен, он успел выронить из рук — пойманные в капкан животные. — О, собираешь улов? Питер издает тихий звук неприкрытого ужаса. — Ах, да. — Ты в порядке? — спрашивает Джеймс, нахмурившись, а потом до него с запозданием доходит, что Регулус все еще прижимает Питера к земле, приставив клинок к его горлу. Глаза Джеймса расширяются от испуга, и он подбегает вперед, чтобы отодвинуть запястье Регулуса в сторону. — Черт возьми, Рег, это просто Питер. — Спасибо, — хрипит Питер, неуверенно поднимаясь. Он моргает, глядя на них, делает глубокий вдох и прижимает дрожащие пальцы к горлу. — Эм, несмотря на тот факт, что я чуть не умер, рад тебя видеть, Джеймс. Мы очень за тебя переживали. — Я же говорил тебе, что вернусь, — говорит ему Джеймс с широкой ухмылкой. На самом деле он не может вспомнить, давал ли он это обещание, больше нет, потому что кажется, что это было целую вечность назад, но, ну, это похоже на то, что он сказал бы в этом случае. — Айрин и Матиас с тобой? Я послал их в эту сторону. — Да, они здесь, — подтверждает Питер, кивая, и вытягивает руку, чтобы собрать то, что уронил. Внезапно Регулус вскакивает на ноги и, не говоря ни слова, уходит, заставляя Джеймса смотреть ему вслед. Питер моргает, затем смотрит на Джеймса в явном замешательстве. — Просто дай нам секунду, — бормочет Джеймс. — Семейные разборки? — спрашивает Питер с иронией. Джеймс тяжело вздыхает. — О, ты понятия не имеешь.

~•~

Регулус убьет Джеймса. А учитывая обстановку, в которой они сейчас находятся, это не пустая угроза. Он уже давненько не слышал пушечного залпа, и какая-то его часть жаждет этого звука, который бы сигнализировал, что он стал чуть ближе к концу. Мертвый Джеймс — еще один шаг в этом направлении. О, Регулус однозначно его убьет. Просто… просто достанет кинжал, приставит к его горлу и будет наблюдать, как в глазах Джеймса в очередной раз появится этот блеск. Эта искра. Эта высокомерная и самоуверенная убежденность, которую Регулус может выбить из него, просто плавно, ой как плавно, полоснув лезвием по его глотке, пока кровь не начнет подступать и, может, дыхание Джеймса перехватит, и, возможно, он простонет… — О, я ебнулся, — шепчет Регулус под нос, по-настоящему в бешенстве. Чу́дно, он совсем выжил из ума. Повидал так много насилия, что теперь видит в нем сексуальный подтекст. Рыча под нос, Регулус топает дальше вглубь леса, все его тело зудит. Он зол, да, и в то же время нехотя признает, что впечатлен тем, как Джеймсу удалось выманить его сюда только благодаря тому, что он так хорошо его знает. Точно знает, за какие ниточки тянуть. О, Регулуса бесит, что он повелся на это. Джеймс, блять, надул его. Херов манипулятор. Регулус резко останавливается, делая глубокий вдох и медленно выдыхая. Он держит в руке кинжал и напрягает уши, вслушиваясь в звуки возможного приближения. Рефлекторно поднимает взгляд, осматривая деревья. Теперь Регулус всегда вспоминает о том, что нужно смотреть наверх. Эвана там больше нет. Регулус позволяет глазам сомкнуться на миг. Все стало… другим. Он чувствует себя так, словно барахтается под водой с тех пор, как умер Эван. С тех пор, как Джеймс убил Мальсибера. Пререкания с Джеймсом ощущались как… всплывание на поверхность, чего он совсем не ожидал. Он думал, что ему нравится, как все вокруг стало приглушенным, будто доносилось издалека, а он завис в состоянии оцепенения. Он существовал на автопилоте, но только в том смысле, что самолет падал в замедленном режиме. Отключиться оказывается не так-то просто, когда ты понимаешь, что это может тебя убить. Словно его инстинкт выживания воюет с чувством, что он и так уже мертв внутри. Поэтому нет, он не ожидал, что окажется приятно просто… пожить некоторое время. Как вынырнуть из-под толщи воды, чтобы сделать глоток необходимого воздуха, хоть Регулус и понятия не имел, что надеялся на это. Услышав звук собственного голоса, спрятанную в нем жизнь, он почувствовал себя менее дезориентированным. Услышал голос Джеймса, увидел его улыбку, почувствовал тепло его взгляда… Что ж, как ни странно, это стало самой успокаивающей вещью, которая случалась с ним за последнее время. Что очень прискорбно, потому что Регулус убьет Джеймса. Через секунду. Как только тот его нагонит. Регулус не сомневается, что Джеймс последует за ним, даже несмотря на то, что его дурацкие союзники находятся поблизости. Однако это даже приятно — побыть наедине пару минут. Он был в непосредственной близости с Джеймсом последние несколько дней без особых перерывов, и ему не удавалось отойти даже на минуту, по крайней мере при ситуациях, не включавших в себя спасение бегством и борьбу за собственную жизнь. И это… Это несколько душило его, что вызывает недоумение, потому что как Джеймс может быть одновременно глотком свежего воздуха и причиной удушья? Регулус просто… ему просто нужна одна секунда. И он ее получает. Даже дольше секунды, дольше двух, Регулус остается в полном одиночестве. Поначалу это хорошо. Он дышит. Не торопясь, просто дышит, глубоко вдыхая и медленно выдыхая. Его разум пуст, очищен, и на некоторое время он абсолютно спокоен. Просто существует в моменте. И вдруг оборачивается. Регулус осторожно, стараясь не издать ни звука, поворачивается на месте в поисках чего-то. Ему требуется до нелепого много времени, чтобы осознать, что он вообще-то ищет не что-то, а кого-то. Джеймса. Чуть меньше минуты без него, а он уже пытается его найти. В нем закрадывается сомнение, что, возможно, Джеймс не последует за ним. Он ведь дошел до своих союзников, не так ли? Может, ему надоело все то, через что ему пришлось пройти по косвенной (а иногда и прямой), но все же неоспоримой вине Регулуса. Откровенно говоря, если бы Регулус мог оторваться от себя и уйти, то сделал бы это при первой же возможности, приговаривая при этом: «скатертью, блять, дорожка». Сглатывая, Регулус стоит на месте и чувствует себя до смешного маленьким. Как потерявшийся ребенок, который не знает, как найти дорогу домой. Блуждая в темноте, в отчаянии желая обнаружить хоть немного света. И тогда, подобно живому воплощению солнца, коим он и является, Джеймс пробивается сквозь чащу с топором в руках и настороженным, но решительным выражением на лице. Регулус слышит крохотный и тихий вздох облегчения, вырвавшийся из собственных губ, и ненавидит себя за это. Джеймс, конечно, явно ожидает препирательств, но по его поведению очевидно, что он готов дать отпор. Регулус, конечно, абсолютно точно будет спорить с ним, сразу после того, как стряхнет с себя желание подойти, заползти в его объятия и никогда-никогда их больше не покидать. А сейчас-то почему в его животе порхают бабочки? Джеймс даже ничего не делает! Он просто… здесь. Да, Регулус точно должен его убить. — Я убью тебя, — объявляет Регулус. — Слушай… — Нет. Исключено. — Просто выслушай меня, ладно? — говорит Джеймс натянутым голосом. Он осторожно придвигается ближе. — Помнишь, как ты сказал, что подумаешь об этом? Регулус сверлит его взглядом. — У меня не то чтобы было много времени на подумать, тебе не кажется? — Нет, может, и нет, но тебе и не нужно, — убеждает его Джеймс. — Рег, они в уединении и безопасности. С ними мы будем превосходить числом оставшихся четырех Пожирателей смерти, и, может, мы сможем этим как-то воспользоваться. У Пожирателей есть укрытие и они передвигаются группой, не так ли? Потому что это разумно. — Да, и только посмотри, до чего их это довело, Джеймс. — Численное превосходство и наличие собственной базы не являются причинами трех их потерь. Мы являемся, так что даже не пытайся переубедить меня. — Знаю, — шепчет Регулус, потому что ему известно все, что они с Джеймсом сделали. Это навсегда отпечаталось в его мозгу. — Я просто… — Там есть стабильный источник воды и достаточно ловушек, чтобы действительно поймать что-то съедобное, — торопливо продолжает Джеймс, мотая головой. — Они утеплили пещеру, чтобы было не так холодно, по крайней мере, так сказал Пит, к тому же там можно развести костер, не привлекая внимания. Айрин и Матиас довольно неплохие бойцы, и Питер тоже может врезать, так что они не то чтобы беспомощны. То есть даже Вэнити вполне способна выбить из кого-нибудь все дерьмо, если надо. Я видел. Она правда набросилась на Питера, когда мы только пришли сюда, знаешь ли. И… и они были в порядке на протяжении дней, Регулус. Дней. Значит, и мы тоже сможем. — Джеймс… — И я знаю, ты переживаешь из-за Пожирателей, потому что они несомненно ищут нас, и у них есть оружие, но, судя по всему, у наших есть план, как достать оружие и себе, и я думаю, мы должны помочь им. — Я не доверяю им, — огрызается Регулус. Джеймс колеблется, после чего тяжело выдыхает. — Ладно, хорошо, ты им не доверяешь. Я и не прошу тебя доверять им. Ты же доверяешь мне, не так ли? — Нет, — бормочет Регулус. — Я… что? Нет? — недоверчиво переспрашивает Джеймс. — Надеюсь, ты это несерьезно, Регулус Блэк. Если ты не доверяешь мне после всего, через что мы прошли и пережили вместе, то… то… Регулус приподнимает бровь, глядя на него. — Я не доверяю тебе. Я никому не доверяю. Так лучше. «Это не правда», — шепчет злобный голосок в его голове, из-за чего у Регулуса в горле образуется ком. Голос прав, потому что Регулус доверял Эвану, и тот поплатился за это жизнью. Регулус доверял ему, и он теперь мертв. Исчез. Регулус убил его. Регулус… — О, бога ради, — сетует Джеймс, звуча раздраженно. Он проводит рукой по и без того всегда взъерошенным волосам. — Это чушь, и мы оба это знаем. Но, конечно, хорошо, если тебе так проще. Тебе явно не нужно доверять кому-то, чтобы терпеть его, судя по тому, что ты продержался со мной последние несколько дней, так что просто сделай так же с остальными. У них в правду есть план по добыче оружия, и им понадобится помощь, поэтому думаю, мы должны им помочь. Остановить Пожирателей будет проще, если у нас будет поддержка, Регулус, ты не можешь этого отрицать. — Я и не отрицаю этого. Я просто спрашиваю… а что потом? — выдает Регулус, приподнимая брови, глядя на Джеймса, который тут же замолкает. — Ну же, Джеймс. Что случится после этого, а? Скажем, мы разберемся с Пожирателями, и тогда останемся лишь мы да Джунипер где-то там, где бы она ни была. Что, ты думаешь, случится затем? Мы все просто будем играть в пацифистов пока… что? Джеймс ничего не говорит. Он сглатывает, а мышцы вокруг глаз напрягаются, и Регулус понимает, что тот расстроен. — Обращение друг против друга среди союзников — не что-то, присущее исключительно Пожирателям, — твердо продолжает Регулус, отказываясь отступать. Может, это и жестоко, но такова реальность. — Что, ты думаешь, произойдет, когда в живых останется только эта маленькая группа, особенно, если у каждого будет оружие. — Они не… — Я знаю, что ты считаешь, что разбираешься в людях, Джеймс, но это не так. Ты просто видишь в них лучшее, а здесь? Здесь это ничего не значит. — Ну, возможно, ты видишь в людях худшее, — отрезает Джеймс, явно раздраженный этим разговором. — И, возможно, это необходимое качество в месте, которое пробуждает в людях худшее, несмотря на то, как сильно они этому противятся, — спокойно отвечает Регулус, указывая на арену вокруг. Джеймс улавливает мысль. — Я просто… мне нужно, чтобы ты подумал об этом, хорошо? Действительно, как следует подумал. В лучшем случае, мы поможем им заполучить оружие, и они помогут нам расправиться с Пожирателями. Давай скажем, что каким-то чудом мы все выживем. И что тогда? Как скоро все источники воды иссохнут, и все животные исчезнут, и у нас не останется иного пути выжить, кроме как сражаться? Джеймс сжимает губы в тонкую линию. — Регулус… — Я знаю, что тебе ненавистна одна мысль об этом, — говорит Регулус. Его голос смягчается, и он ничего не может с этим поделать. — Мне просто нужно, чтобы ты задумался над этим. Да, может, это разумно в перспективе настоящего, но в будущем? Это риск. Очень большой риск. — Мне это известно, ладно? Я понимаю, просто я… — Джеймс выдыхает, и его плечи опускаются. — Может, дело в том, что у меня слишком большое сердце, но они мне не безразличны. Я… я хочу помочь им, и если они при этом смогут помочь и нам, тогда отлично. Давай найдем… компромисс. — Компромисс, — повторяет Регулус, приподнимая брови. — Да, ну, знаешь, встретимся на полпути к решению проблемы, где нам обоим будет достаточно комфортно, — объясняет Джеймс, будто Регулус может не знать значения этого слова. Регулус же знает, даже если никогда на компромиссы не шел. — Мои родители постоянно так делают. Регулус поджимает губы. — Да, что ж, они женаты, Джеймс. — Ну, в другой жизни… — Не надо. Джеймс ухмыляется, сверкая глазами. — Ты уже знаешь, так что мне и не нужно говорить. Ну, так что, компромисс? — Я не очень-то хорош в поиске компромиссов, так что вряд ли. — Ты хоть раз пытался? — Нет. — И почему я не удивлен? Регулус закатывает глаза. — Заткнись. Мое решение — мы уходим и продолжаем путь. — Это даже не близко к компромиссу, — бормочет обескураженный Джеймс. — Регулус, это не… нет. Просто… нет. Смотри, как насчет этого? Мы поможем им, да? У них есть какой-то план, так что, думаю, есть смысл хотя бы выслушать их. И, если они захотят помочь с Пожирателями, мы и это им позволим. Но нам необязательно оставаться. Максимум на два дня. Вот и все. — А потом что? — в очередной раз с вызовом обращается Регулус. — Потому что если мы поможем им, у них будет оружие. Это значит, что они станут угрозой. Тебе кажется, что они не станут убивать тебя, просто потому что вы друзья? Потому что это не так. — Никто никого убивать не будет, — измученно выдыхает Джеймс. — Мы буквально находимся в арене, предназначенной для этого, — напоминает ему Регулус. В груди щемит от того, каким уставшим выглядит Джеймс после этих слов. — Что ты будешь делать? Я серьезно, Джеймс, что ты сделаешь? Что случится, когда кто-то из них задумает убить тебя, потому что ты не захочешь сражаться, и это сделает тебя легкой мишенью? — Они не станут, — шепчет Джеймс. — Ты так говоришь, но ты этого не знаешь, — настаивает Регулус. — Что ты будешь делать, когда останутся только они? Позволишь им убить тебя? Джеймс отводит взгляд, хмурясь. При этой мысли где-то на подкорке Регулуса колет резкий и острый страх, и он не понимает, что собирается сказать, пока твердые и уверенные слова не вырываются из его рта: — Я убью их, если они попытаются. Я убью их всех прежде, чем у них появится возможность прикоснуться к тебе. Джеймс переводит на него напряженный, полный любопытства взгляд. В этом взгляде читается и удивление, но его не так много, как должно бы быть, учитывая, что сам Регулус пиздец как шокирован этим заявлением, так же, как и насторожен. Мозг Регулуса силится осмыслить это, но, правда, не может. Что за невероятно нелепые и беспощадные слова. Он даже не уверен, имел ли это в виду, но звучал он так, словно у него не было никаких сомнений. Откровенно говоря, в эту секунду он вообще звучал довольно опасно. Джеймс выдыхает изумленный смешок, проводя рукой по застывшей на губах ухмылке, глядя в сторону, а затем вниз, на свои ботинки. Когда он опускает руку, он все еще улыбается, и когда снова смотрит на Регулуса, его глаза теплые и полные восторга. — Конечно, любовь моя, как скажешь. Ладно. В таком случае это наш компромисс, да? Если кто-то попытается меня убить, делай, что до́лжно. Тебя устраивает такой вариант? — Пойдет, — сдается Регулус. — Блестяще, — щебечет Джеймс, хлопая в ладоши, приподнимаясь на носках. — В таком случае, пойдем. Регулус тяжело выдыхает, но все-таки идет.

~•~

примечания автора: начнем с вульфстара!!! обсуждение диссоциативной амнезии сириуса было очень, очень важным. типа ремус так или иначе знал об этом, но он не знал всех подробностей, и очевидно это не то, чем сириус делится со всеми, так что это был огромный жест доверия. сириус ДОВЕРЯЕТ ремусу, и это так важно для меня <3 и лоооол сириус обиделся, потому что ремус предположил, что он спал с людьми. естественно, ремус сказал это не в плохом смысле, но сириуса, по понятным причинам, это задевает. у него есть проблемы с сексом/получением удовольствия, об этом расскажу позже, обещаю. и ремус такой тактичный. мистер «пять лет назад я бы уже давно трахнул его» просто такой: ладно, можем вообще никогда ничем не заниматься, даже не переживай, детка, я просто счастлив, что я здесь 😭😭😭 икона!!! не хочу видеть, как вы ругаете пандору за то, что она помешала им. сириусу все равно надо работать, он не может просто стоять и целоваться с ремусом, как бы ему ни хотелось. не переживайте, пандора искупит свою вину, плюсом она так их поддерживает, люблю ее до ужаса <3 ну и джегулус… что ж, у них все еще проблемы, но они хотя бы пытаются. ну или джеймс, по крайней мере, пытается и он как бы помогает регулусу сделать то же самое. было приятно снова увидеть, как они собачатся. лоооол джеймс называет регулуса маленьким ботаном 😭😭😭 он и его «слезливые стишки» это было грубо, джеймс ПЕРЕСТАНЬ. он не имел в виду ничего плохого, он правда находит это очаровательным, но бедняга регулус просто хотел провалиться под землю и больше никогда не вылезать. и «это то, что ты делаешь, чтобы пережить первую…» нет-нет-нет, договори, регулус. давай, мы слушаем 🎤🎤🎤 СКАЖИ ВСЕ ЧТО ДУМАЕШЬ ДАВАЙ и² «ты заставлял меня чувствовать» и джеймс такой 😳 ЛАДНО А ЧТО ЧУВСТВОВАТЬ? ЧТО ЧУВСТВОВАТЬ СКАЖИ МНЕ РЕГУЛУС? ДАЙ ПОДСКАЗКУ Я ХОЧУ ПОВТОРИТЬ ЭТО!!! ЧУВСТВОВАТЬ ЧТООО??? 😩😩😩 такой добряк, я так его люблю. типа он в курсе, что все это бессмысленно, но он все равно такой: пожалуйста бога ради просто позволь мне поразить тебя я так СИЛЬНО стараюсь. о и джеймс просто такой ПРИВЕТ ПИТ 😃 подожди почему ты напуган? это потому что регулус сбил тебя с ног и приставил кинжал к горлу???? перестань жаловаться, каково жить моей мечтой? ОН ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ ПОНЯЛ БОЖЕ 😭😭😭 он реально не увидел в этом проблемы. он просто такой: считай тебе повезло, что бы я ОТДАЛ чтобы оказаться на твоем месте но да, джегулусы нашли союзников!!! мы увидим больше их взаимодействий в следующей главе <3 регулус, угрожающий убить их всех, если они будут неправильно дышать возле джеймса. он такой хороший парень. джеймс хлопал глазками и наматывал волосы на палец, так и надо. даже винить его не могу, я бы так же сделал. кстати: все упоминания эвана они просто. уничтожают. типа, да, он мертв (рип, простите все, кто на стадии отрицания, все хорошо, бубы, оставайтесь в отрицании, он просто спит), но в фике он будет присутствовать, так что это… двойной удар 😭😭😭 ладно, давайте к цифрам: оставшиеся трибуты: 11 погибшие трибуты: Дилан, Эйвери, Куинн, Эван, Мальсибер, восемь неизвестных/неназванных
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.