Регулус держит пузырек с ядом, который он помог извлечь из Веспы, в его горле образуется ком, когда он крутит его между пальцами. Джеймс молча сидит рядом, держа в руках белую карточку, проводя по ее краю большим пальцем.
— Помнишь ты говорил, что не хочешь, чтобы я менялся? — спрашивает Джеймс.
— Да, — бормочет Регулус.
Джеймс кивает головой в сторону пузырька.
— Это изменило меня.
— Потеря Вэнити? — спрашивает Регулус.
— Да, — отвечает Джеймс.
— А как же… — Регулус сглатывает и встречает взгляд Джеймса, сердце в груди болезненно сжимается. — Ты сказал, что то, кто ты есть, то, из чего ты состоишь, нельзя изменить. Как насчет этого?
— Я все еще я, — шепчет Джеймс. — Просто чуть меньше, вот и все.
Регулус отводит взгляд, чувствуя, что ему становится тяжело сглотнуть. Он действительно не может придумать ничего более трагичного. Он может ненавидеть Джеймса Поттера всем своим существом, ненавидеть все, что в нем есть, но он никогда не хотел, чтобы Джеймса становилось
меньше.
Джеймс соткан из стольких вещей, что нельзя допустить потерю какой-либо из них. Он всегда был ярким, монументальным с момента их первой встречи. Он — единственная константа, которая не менялась, даже если Сириус и Регулус подвергались изменениями. Даже если Регулус ненавидел в нем это качество, он мог найти в нем опору. Джеймс не заслуживает этого. Больше чем Джеймса Регулус ненавидит видеть его страдания.
— Я убил Айрин, — признается Регулус, протягивая руку, чтобы положить пузырек обратно в карман Джеймса.
— Нет, — немедленно отвечает Джеймс. Регулус поднимает на него взгляд, и он качает головой. Джеймс мгновенно отказывается в это верить. Регулусу кажется, что он может разрыдаться только от этой картины.
— Да, я сделал это, — хрипит Регулус, и Джеймс смотрит на него, глядя прямо в глаза. Время замирает на какое-то мгновение, пока Джеймс не опускает голову. Регулус понимает, что тот увидел стоящую в его глазах правду. — Это была… ну, полагаю, это была совместная работа, разделенная между мной, Матиас и Аксус. Но я нанес последний удар. Матиас — они не хотели, они целились в Аксус, но выстрелили из арбалета в грудь Айрин. Аксус сражались с Айрин и использовали ее как живой щит. Мы перенесли ее через мост. Вот почему я был там, а не с тобой. Я должен был быть с тобой, но я был слишком занят ее убийством.
Джеймс едва заметно качает головой.
— Я не понимаю. Ты… Регулус, ты бы никогда…
— Она попросила меня об этом. Ей было очень больно, Джеймс, и не было никаких шансов, что она выживет, поэтому она хотела, чтобы все быстро закончилось, чтобы ей не пришлось страдать зря, — объясняет Регулус, и Джеймс морщится. — Я не знаю, справедливо ли она поступила, попросив меня об этом, потому что я… я все еще чувствую себя виноватым.
— Ты буквально избавил ее от страданий, Регулус, — мягко говорит Джеймс, протягивая руку, чтобы накрыть ею руку Регулуса. Он просовывает мизинец под мизинец Регулуса и гладит тыльную сторону большого пальца Регулуса своим. — Это был акт доброты. Если бы ты оказался на ее месте, разве ты не был бы благодарен?
— Возможно, — это все, что может сказать Регулус, потому что трудно воспринимать это именно так, когда он все еще отчетливо помнит сопротивление тела Айрин, когда он вонзил свой кинжал ей между ребер.
— А Матиас? — спрашивает Джеймс.
Регулус сжимает губы в тонкую линию.
— Их поглотила жажда мести. Они обвиняли Аксус, без сомнения, поэтому, как только они услышали пушку, означавшую, что Айрин умерла, они побежали за Аксус, чтобы… ну, я совершенно уверен, что они планировали убить их. Аксус вырвал мост прямо у них из-под ног, когда они переходили его. Я опоздал и не смог это остановить.
— Если бы я был внимательнее, я мог бы остановить это, — говорит Джеймс, откидывая голову назад и облокачиваясь о стену пещеры. Кадык поднимается и опускается, когда он резко закрывает глаза. — Я убил Ходжа.
Первый инстинкт Регулуса — отрицание, потому что Джеймс не стал бы просто так убивать ребенка, но потом он вспоминает, как сам отреагировал на нападение Куинн на Эвана. Это был рефлекс. Он убил ее, не задумываясь. Бернис кричала, чтобы Ходж убил Вэнити, и если он действительно сделал это… Что ж…
— Что случилось? — тихо спрашивает Регулус.
Глаза Джеймса распахиваются.
— Он перерезал горло Вэнити. Я тоже опоздал и не смог это остановить, но когда я добрался до них… Я даже не хотел этого делать. Разве это не пиздец? Несмотря на то, что он убил Вэнити, я никогда не хотел, чтобы это произошло. Я просто… я толкнул его. Оттолкнул его от нее. Мы были так близко к реке, прямо там, у воды, и он…
— Он свалился в нее, — заканчивает Регулус.
— Его толкнули, — исправляет Джеймс. — Я толкнул его.
— Джеймс, — мягко говорит Регулус, — это был
несчастный случай. Ты ненамеренно убил его. Ты пытался защитить Вэнити.
— И сколько же пользы это принесло, — с горьким смехом цедит Джеймс, наклоняя голову вперед. Он вздрагивает от боли, когда это движение заставляет его пошевелить ногой. — Сегодня его день рождения, знаешь.
— Ходжа? — спрашивает Регулус. — Сегодня?
— Да, — кивает Джеймс. — Вэнити рассказала мне. Сегодня ему исполнилось бы пятнадцать, и из-за меня…
— Не делай этого. Прекрати, Джеймс, — горячо шепчет Регулус, протягивая руку, чтобы взять его за подбородок и повернуть его голову к себе. — Ужасающая правда в том, что ситуация была по-настоящему дерьмовой, и теперь он мертв. Ты не хотел этого делать. Ты не… Послушай, ты не плохой человек. Но ты не можешь предотвратить плохие вещи, и я сожалею об этом. Ты сказал… однажды ты сказал, что мы здесь, и мы все еще пытаемся, и это имеет значение. Имеет. Слышишь, это все еще имеет значение.
Джеймс тяжело дышит, на секунду прикрывая веки, и выдыхает:
— Я не знаю, как мне с этим жить.
— Ты просто продолжаешь жить, — бормочет Регулус, потому что это все, что он может сказать. Он не думает, что на свете существует какой-то секрет, способный облегчить подобные вещи. Легче не станет. Нужно просто научиться держаться на плаву, как бы тяжело это ни давалось.
— Часть меня просто не хочет, — признается Джеймс, и несмотря на то, что его слова можно спутать с мягким выдохом, они разрушают все вокруг своим смыслом, как попадающая прямо в цель ядерная бомба. Они оставляют внутри Регулуса дыру.
Со всей осторожностью Регулус скользит рукой от подбородка Джеймса к его щеке, заставляя на себя посмотреть. Его другая рука все еще под рукой Джеймса, и он сцепляет их мизинцы. Будучи смертельно серьезным, он смотрит Джеймсу прямо в глаза и говорит:
— Очень жаль.
— Я… — Джеймс моргает, пораженный подобным проявлением эмоций, потому что явно не ожидал чего-то подобного. Он некоторое время смотрит на Регулуса, затем издает слабый смешок. —
Очень жаль?
— Да, — просто отвечает Регулус. — Это не обсуждается, Джеймс. Меня не колышет, что часть тебя хочет или нет. Я знаю, насколько дерьмово все, что происходит, но мы вернемся домой, даже если мне придется закинуть тебя на плечо и нести всю дорогу.
Губы Джеймса дергаются в подобии улыбки.
— Что ж, теперь я буду разочарован, если ты не сделаешь именно это.
— Ты был бы в полном восторге от этого, да? — дразнит Регулус, практически подталкивая Джеймса к флирту, потому что искренне беспокоится о нем. Он не может поверить, что действительно думает об этом, но он бы предпочел бесконечную болтовню Джеймса и его попытки флиртовать тому, что происходит с ним
сейчас.
— Ага, — это все, что он говорит, обрывая разговор. Он не дразнит Регулуса. Кажется, у него даже не хватает энергии на то, чтобы заставить себя улыбнуться, подмигнуть или бросить кокетливый комментарий.
Живот Регулуса болезненно сжимается, и он сидит в полном молчании, не зная, что сказать. Он понятия не имеет, как утешать людей,
особенно Джеймса. Он не Сириус, черт возьми. Регулус буквально — самый замкнутый человек на планете, когда дело касается любых эмоций, но особенно тех, которые можно назвать уязвимостью или проявлением дискомфортом.
Странно, что Регулус чувствует себя виноватым. Он… ну, это не первый раз в его жизни, когда он попадает в ситуацию, где ему приходится смириться с тем, что он не такой, как большинство людей. Обычно Регулуса это не волнует, но в этот раз он хотел бы знать, как стать тем, кем он никогда не был, чтобы сделать что-то,
хоть что-то, что может помочь Джеймсу прямо сейчас.
В конце концов Регулус понятия не имеет, что сказать, но если он и знает что-то о Джеймсе, так это то, насколько тот тактильный. Прикосновения. Он обожает их. В любом виде, в любом месте, в любой форме. Он жаждет их. И не важно, дарит ли он их или кто-то касается его. Сам акт прикосновения доставляет ему удовольствие.
Поэтому Регулус отстраняется и, поскольку становится все темнее, берет одеяло из сумки, вставая, чтобы перешагнуть через Джеймса и устроиться с другой стороны. Джеймс моргает, явно не понимая, какого хрена он делает, но не жалуется, когда Регулус аккуратно заправляет одеяло под его больную ногу. Затем он встает и делает шаг назад, после чего устраивается рядом с Джеймсом как можно аккуратнее, стараясь не сильно побеспокоить его ногу.
— Сядь немного повыше, — бормочет Регулус, и Джеймс слушается, хотя все еще не понимает, что происходит.
Недоумение сменяется кратким проявлением восторга, когда Регулус обхватывает его за плечи, осторожно притягивая к себе. Джеймс прижимается к его боку, находясь немного ниже из-за ноги, и у него есть возможность откинуть голову на плечо Регулуса. Регулус без слов поощряет его в этом, поднимая руку и погружая пальцы в волосы Джеймса, поглаживая кожу головы. Джеймс практически плавится от одного прикосновения.
— Ох, — выдыхает Джеймс. — Это… Это приятно.
Регулус не отвечает. Он использует свободную руку, чтобы натянуть на них одеяло, заправляя его под себя, чтобы им было как можно уютнее. Он продолжает проводить пальцами по волосам Джеймса, стараясь смотреть куда-то в сторону, как будто сможет игнорировать происходящее, если не будет видеть Джеймса. Регулус ни разу не обнимал его, не так. Он позволял Джеймсу обнять себя, и только, но то, что происходит сейчас, ощущается по-другому.
Но если это все, что Регулус может сделать, если это все, что он может предложить в качестве утешения, он должен это сделать. Он не знает, что сказать, но, возможно, ему вообще ничего не нужно говорить.
Это явно помогает, поскольку Джеймс вскоре прижимается к нему и засыпает. Ему все еще не очень хорошо, он вспотел и дрожит, но, кажется, находится в положении, почти не причиняющем боли. Регулус воспринимает это как победу и убирает руку с волос Джеймса, чтобы нежно провести пальцами по его шее, закрывая глаза и прислоняясь щекой к его голове. Он продолжает гладить кожу Джеймса, убаюканный чувством спокойствия, которого не испытывал уже неизвестно сколько времени, и, несмотря на то, что шея, несомненно, начнет саднить от этого положения, а рука наверняка затечет, он не собирается двигаться.
Регулус собирается находиться в таком положении так долго, как только сможет.
Это заставляет что-то внутри него успокоиться.
Это заставляет его сердце трепетать.
Он не знает, как долго сидит так, не двигаясь, пока не слышит легкий звук, похожий на звон ветряных колокольчиков, заставляющий его открыть глаза. Подняв голову, он следит за звуком и видит, как у входа в пещеру опускается спонсорская коробочка.
Наконец-то, блять.
Регулус выдыхает с облегчением, осторожно отводя руку от Джеймса, что заставляет последнего заворчать. Он пытается крепче прижаться к Регулусу, но в конце концов ослабляет хватку, так как просыпается, бормоча вопросы и кривясь от боли. Регулус не обращает на него внимания, вылезая из-под одеяла, начиная дрожать от холода, но, тем не менее, продолжая идти дальше.
Внутри пещеры слишком темно, чтобы разглядеть содержимое, поэтому Регулус приседает и открывает его прямо у входа, где есть хотя бы естественный свет луны и звезд. Он ожидает найти мазь для ноги Джеймса.
Но не находит.
Вместо мази Регулус находит емкость с теплым бульоном, который пахнет так вкусно, что у него начинают течь слюни. В посылке так же есть одна пластиковая ложка и маленький коробок со спичками. Регулус разглядывает все это, чувствуя странную пустоту. Ну, хорошо, спасибо, но это не то, что им нужно. Самое необходимое — это лекарства, чтобы вылечить Джеймса, и не может быть, чтобы Сириус этого не знал,
так какого хрена?
Полностью разочарованный, Регулус достает белую карточку и поворачивает ее к самому краю пещеры, нависая над ней и прищуриваясь, чтобы разобрать слова. Их всего два. На карточке написано:
«Поблагодари его».
Регулус медленно опускает карточку, держа ее лицевой стороной вниз, и смотрит в пространство, пытаясь расшифровать, что, блять, это значит. Поблагодари его.
Кого? Единственный человек, находящийся сейчас рядом с Регулусом, это Джеймс.
Нахмурившись, Регулус смотрит на Джеймса, который щурит один глаз, потирая ладони. Он издает невнятный звук, явно пытаясь проснуться для того, чтобы спросить, что прислал Сириус. Регулус просто смотрит на него, пытаясь понять, за что он должен поблагодарить Джеймса. Что Джеймс вообще сделал для…
Осознание сбивает его с ног, как гребаный поезд. Воспоминание о том, как Сириус, схватив его за руку, сказал, что он должен поблагодарить Джеймса за то, что тот сделал его желанным. Воспоминание, случившееся совсем недавно, хотя кажется, что это было целую жизнь назад. День, когда Джеймс Поттер объявил всему миру, что у него есть чувства к Регулусу Блэку, и день, когда все вдруг решили, что им это нравится.
Ох.
Ну, блять. На какое-то время Регулус так увлекся тем, что они с Джеймсом смогут вернуться домой, что забыл, благодаря чему это вообще стало возможным. Их маленькая история любви. То, на что все приходят посмотреть. Точно
. Это.
Регулус внезапно понимает, почему Сириус не прислал лекарство для Джеймса. Он, блять,
не может, потому что все жаждут шоу. На арене ты не получаешь подачек; ты должен заслужить каждую гребаную вещь, посредством работы, которую проделывает твой наставник, или представлением, которое показываешь сам. Сириус, очевидно, сделал все, что мог, и дальше все зависит от Регулуса и… Джеймса.
— Регулус? — бормочет Джеймс. — Что написано в послании?
— Для тебя ничего, — жестко отвечает Регулус, сминая карточку в кулаке и подбирая коробку, а затем переходит к костру. Он чиркает спичкой и разжигает огонь, в который тут же бросает скомканное послание.
— Он прислал спички? — спрашивает Джеймс, нахмурившись. Оранжевые блики танцуют на его лице.
— Да, и еще бульон для нас обоих. Он теплый, — говорит Регулус, стараясь смягчить свой голос. Он не уверен, что ему это удается. Он осторожно поднимает одеяло и садится под него, поставив бульон на колени.
Джеймс смотрит на него, похоже, смирившись с тем, что Сириус не прислал лекарства. Он сглатывает и одаривает Регулуса натянутой улыбкой.
— Я не очень голоден.
— Мне все равно. Ты поешь. Тебе нужно набраться сил и согреться, — объявляет Регулус.
— Но…
— Джеймс, не спорь со мной.
— Ну и ладно, — ворчит Джеймс, приподнимаясь, чтобы сесть ровнее. Он начинает тянуться за бульоном.
Регулус отодвигает его и откашливается. Он встречается взглядом с глазами Джеймса и выдыхает:
— Нет, позволь мне.
Джеймс моргает, приподнимая брови.
— Позволить тебе… кормить меня?
— Да, — говорит Регулус, желая выколоть себе глазное яблоко этой чертовой ложкой. Его кожа начинает зудеть.
— Эм, ладно? — Заметно озадаченное лицо Джеймса на секунду искажается в гримасе, но он опускает руки и тут же начинает перебирать пальцы. Регулус заметил, что он делает это, когда что-то не дает ему покоя, когда он нервничает, или смущен, или когда все три фактора встречаются вместе. Но особенно сильно эта привычка проявляется, когда он волнуется.
Сделав глубокий вдох, Регулус опускает ложку в емкость и, придвинувшись ближе, осторожно подносит ее ко рту Джеймса. Тот хмурит брови, но послушно открывает рот, глядя на Регулуса сверху вниз, словно тот окончательно потерял голову. Да, Регулус понимает его.
Они молчат, пока Регулус буквально кормит Джеймса бульоном, время от времени отпивая по ложке сам. Из плюсов: бульон согревает и хорошо действует на желудок. Все остальное? Просто ужасно.
Романтикой тут и не пахнет. Регулус очень,
очень плох в этом. Он не имеет понятия, с чего начать, потому что знает, что для того, чтобы достать Джеймсу лекарство, нужно что-то серьезное, а у Регулуса в голове совершенно пусто. Ему бы сейчас очень пригодилась помощь Джеймса, но прямая просьба сведет на нет всю цель. Но, может быть, Джеймс сможет… взять ситуацию в свои руки?
— Думаю, пора поговорить о нас, — объявляет Регулус.
— Нас, — тупо повторяет Джеймс.
Регулус прочищает горло.
— О наших отношениях.
— Наших… — Джеймс слегка отодвигается. — Прости, что? Мы в отношениях?
— Очевидно, — бормочет Регулус, взволнованный тем, что Джеймс не ухватился за возможность поговорить о них, как обычно. Да, он через многое прошел, но это очень важно. Регулусу нужно, чтобы Джеймс взял себя в руки. — Все состоят в отношениях, даже два незнакомца. То, что они незнакомцы, определяет отношения между ними. А отношения между нами…
Брови Джеймса взмывают так высоко, что устраивают чертову вечеринку в верхней части его лба.
— Они…
— Сложные, — наконец говорит Регулус.
— Да, думаю это слово хорошо их описывает, — бормочет Джеймс.
— Просто… я думаю, нам нужно… поговорить об этом, — настаивает Регулус, изо всех сил стараясь не скривиться. Он бы предпочел вырвать каждый ноготь, чем вести этот разговор. — Потому что мы вернемся домой…
— Оу! — кивает Джеймс, как будто это имеет смысл. — Точно, ну, очевидно, мы будем делать все, что в наших силах, чтобы добраться домой. Тебе не нужно беспокоиться об этом. Я буду все время с тобой.
Регулус едва не стонет от разочарования, но в последний момент сглатывает. О, почему Джеймс не облегчает ему задачу.
— Нет, я не это имел в виду. Я знаю
это. Я говорю о… нас.
— Нас, — опять повторяет Джеймс, все еще озадаченный.
— Ну, знаешь, о
чувствах, — уточняет Регулус. Джеймс смотрит на него так, словно тот говорит на совершенно другом языке. — Например, о моих очень больших и неловких чувствах, что я испытывал к тебе, когда был младше.
Уголки губ Джеймса подрагивают в улыбке.
— Ты хочешь об этом поговорить?
«Я бы предпочел умереть, но на кону твоя жизнь, а не моя, поэтому мы здесь», — думает Регулус. Но заставляет себя пробормотать:
— Ну, мы вроде как застряли здесь на всю ночь, так почему бы и нет?
— Ну, если ты хочешь… — медленно говорит Джеймс. — Хотя я уже знаю о твоих прошлых чувствах ко мне.
— Не до конца, — говорит ему Регулус, делая глубокий вдох, когда поднимается, чтобы дать Джеймсу еще бульона. Он выигрывает время, съедая ложку, после опуская на нее взгляд. — Ты знаешь только о тех чувствах, что я испытывал к тебе с десяти до пятнадцати лет.
— Пять лет, — бормочет Джеймс с тоской. — Половина моего срока. Мы — красочный пример понятия
«правильный человек, неправильное время».
Регулус поднимает взгляд и видит, что губы Джеймса растянулись в грустной улыбке. Это заставляет его сердце сжиматься и трепетать.
— Ты испытывал ко мне чувства в течение десяти лет? Все эти годы?
— Это всегда был ты, — мягко говорит Джеймс. Его теплый искренний взгляд встречается со взглядом Регулуса. — Всегда будешь ты.
— Точно, — морщится Регулус, отводя взгляд, неуверенный, как смотреть на Джеймса, когда тот говорит подобные вещи. Он сглатывает. — Ну, чего ты не знаешь, так это того, что я…
— Ты? — подталкивает его Джеймс.
— Я… Эм, я… — Регулус делает глубокий вдох, затем медленно выдыхает и заставляет себя посмотреть Джеймсу в глаза. Тот просто терпеливо наблюдает за ним, выглядя до смешного влюбленным. — Я хотел сказать, что был обречен с того момента, как увидел тебя. Буквально с первой секунды, как мой взгляд коснулся тебя, я… я был очарован. Помню, что, когда Сириус вытащил меня на улицу, чтобы нас познакомить, я не был… Сначала, я вообще не жаждал этой встречи…
Джеймс хмурится.
— Что? Почему?
— Потому что я не хотел, чтобы у Сириуса был лучший друг. Я волновался, что он… — Регулус замолкает и качает головой, наблюдая за тем, как лицо Джеймса смягчается. — Но потом дверь открылась, и там был ты. Помню, что даже тогда, уже в десять лет, я подумал, что у тебя самые красивые глаза, которые я когда-либо видел. И эти твои очки. Просто так, в одну секунду, я стал радоваться факту, что у Сириуса появился лучший друг.
— Ты покраснел, как только я улыбнулся тебе, — говорит Джеймс, ласково улыбаясь. Несмотря на ранение и боль, которую он, несомненно, все еще испытывает, его глаза сияют. Он тихонько смеется и шепчет: — Ты был такой
застенчивый.
— Я ничего не мог с этим поделать, — отвечает Регулус тихо.
— Я знаю, — говорит Джеймс мягким голосом, как будто пытается быть добрым к этому маленькому мальчику, страдающему от невзаимных чувств, словно может компенсировать тот факт, что в прошлом не относился к нему с таким же пониманием.
Регулус давится резким смешком, кормя Джеймса еще одной ложкой супа, после тоже съедая одну.
— Еще ты не знаешь, что я собирал коричневые камушки, если они напоминали мне о твоих глазах. Каждый день после школы я смотрел в окно и ждал, когда ты поднимешься по тротуару, чтобы встретить тебя у двери раньше Сириуса. Думаю, я заполнил по меньшей мере два дневника строчками о тебе еще до того, как мне исполнилось одиннадцать. Ты даже не хочешь знать, сколько штук в итоге я сжег в пятнадцать. Джеймс, я думал о тебе буквально все время. Ты был… я был…
— Регулус, — говорит Джеймс, в его глазах невыносимая мягкость. Регулус находит их красивыми даже сейчас. — Ты сказал. Ты сказал мне, что то, что тебе нравится во мне, и то, что ты стал ненавидеть, это то, что я заставляю тебя чувствовать, но чувствовать
что? Чем заканчивается эта фраза?
— Ничем, — беспомощно отвечает Регулус. — На этом она и заканчивается. Ты заставил меня чувствовать. Тебе нужно было только быть рядом, и я чувствовал.
— Ох, — Джеймс сглатывает. — Ох.
— Ты не был моей первой влюбленностью, Джеймс, — шепчет Регулус. — Ты был моей первой любовью.
Глаза Джеймса наполняются необъяснимой грустью, в его взгляде столько печали, как будто он скорбит.
— От любви до ненависти. Большая-пребольшая трагедия.
— Джеймс, — хрипит Регулус, его руки трясутся так сильно, что ему приходится отложить емкость с бульоном в сторону.
— Хотел бы я почувствовать себя счастливым, услышав это, — говорит ему Джеймс, выглядя совершенно, абсолютно разбитым. — Но как я могу? Ты все еще ненавидишь меня, не так ли? Даже сейчас. Даже после всего этого.
— Я… Джеймс, я… — Регулус запинается, потому что знает, чего это потребует. Он знает, что именно все хотят услышать, но он не может этого сказать, потому что он… потому что слова подводят его, и он
не может.
Регулус не может этого сделать. Не здесь, не так, возможно, никогда. Это равносильно тому, чтобы вскрыть свою грудную клетку и выставить свою душу всему миру на обозрение, что совсем немного страшнее, чем выставить ее на обозрение Джеймсу. Регулус не может этого сделать, и он также не может позволить себе потерпеть неудачу в получении Джеймсом лекарства.
Все это время Регулус постоянно твердил, что не поцеловал бы Джеймса, чтобы спасти свою жизнь, но он, очевидно, готов сделать это, чтобы спасти жизнь Джеймса.
Именно так он и поступает. Он не может говорить, поэтому вместо этого он действует. Регулус не осознает, что собирается сделать, пока не наклоняется вперед на коленях и не прижимается к губам Джеймса в обрывистом поцелуе. Это происходит быстро, в мгновение ока, почти неловко, потому что Джеймс совсем не ожидает этого. Это едва ли можно назвать поцелуем, и еще до того, как он отстраняется, Регулус понимает, что этого не будет достаточно. Ему отчаянно хочется, чтобы этого хватило, потому что сердце уже бешено бьется о грудную клетку, просто от одного мимолетного касания губ.
Джеймс смотрит на него широко раскрытыми глазами, заметно удивленный. Его рот приоткрыт. Он выглядит очень, очень растерянным — и это неправильно.
Неправильно, что Регулус делает это с ним. У Регулуса нет выбора.
— Регулус? — хрипит Джеймс, и в его голосе столько надежды, что сердце Регулуса разрывается в клочья.
— Я хочу, чтобы ты вернулся домой со мной, Джеймс. Я сделаю
все, что потребуется, — шепчет Регулус, снова наклоняясь достаточно близко, чтобы Джеймс мог хорошо рассмотреть его глаза и лицо. Ему нужно, чтобы до Джеймса дошло. Ему нужно, чтобы Джеймс понял, что происходит.
Джеймс хмурится, изучая лицо Регулуса, и медленно опускает взгляд на бульон, а затем на огонь. Регулус может точно определить момент, когда Джеймса пробивает осознание, потому что именно в эту долю секунды Регулус почти
слышит, как разбивается его сердце. Глаза Джеймса заметно тускнеют, и на одну секунду — только на одну — он выглядит абсолютно
раздавленным.
Регулус знает, что такое ненавидеть себя — он делал это годами — но он никогда не ненавидел себя так сильно, как в этот момент, и самое ужасное, что в этом нет его вины. Точно так же, как в этом нет вины Джеймса. У них нет контроля над этой болью: ни над смертью, ни над поцелуем. Было время, когда Регулус мечтал разбить Джеймсу сердце, чтобы узнать, каково это, но это время давно прошло. Сейчас Регулус не стал бы этого делать, если бы ему не пришлось.
— Конечно, ты сделаешь все, — говорит Джеймс, и его голос надламывается, от чего грудная клетка Регулуса наливается болью. Мягкая, грустная улыбка искривляет губы Джеймса, и он кивает. Он понимает. Этого маленького знака достаточно, чтобы Регулус понял это. — Мы очень скоро будем дома, любовь моя. Мы вернемся туда вместе.
— Я знаю, — бормочет Регулус, протягивая руку, чтобы схватить ладонь Джеймса и сжать ее. Он ждет, пока Джеймс сожмет ее в ответ, прежде чем наклониться, чтобы сократить оставшееся расстояние между их губами.
На этот раз Регулус целует Джеймса так, как будто это всерьез. Как будто он ничего не может с этим поделать. Как будто он никогда не хотел чего-то еще. Регулус приподнимает обе руки и обхватывает лицо Джеймса, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать его медленно и сладко, наслаждаясь тем, как его губы расходятся, шумно выдыхая. И когда Регулус чувствует, как слеза скатывается по щеке Джеймса, касаясь его пальцев, он нежно смахивает ее. Это их секрет. Никто и никогда не узнает об этом, кроме них.
Печально, что слеза, пролитая от разбитого сердца, — единственное, что они могут оставить себе, но Регулус не знает, чего он еще ожидал. Они могут быть всего одной вещью.
Большой-пребольшой трагедией.
И, несмотря на это, поцелуй оказывается таким охренительно прекрасным, что голова Регулуса начинает кружиться за считанные секунды, еще до того, как он решается углубить его. Но он все-таки делает это, медленно и неуверенно, его сердце бьется о ребра, словно пытаясь взлететь. Внезапно Регулус
действительно имеет это в виду. Он
ничего не может с этим поделать. Он
не желает ничего другого. Только это. О, это.
Джеймс тянется вверх, чтобы обхватить Регулуса за шею, издавая тихий, нуждающийся звук в его рот, и Регулус так отчаянно хочет почувствовать этот звук на вкус, что его трясет. Губы Джеймса имеют вкус бульона и домашнего тепла, но в основном его самого, и скольжение его языка по языку Регулуса вырывает из него беспомощный, прерывистый стон. Если бы четырнадцатилетний Регулус знал, что будет делать это, он бы решил, что вся боль, ведущая к этому моменту, стоила того. Двадцатипятилетнему Регулусу сложно не согласиться.
Рука, которую Регулус помнит наизусть, скользит по его волосам, и Джеймс целует его,
по-настоящему целует. Неважно, где они находятся, через что прошли, и даже неважно, в каком состоянии сейчас пребывают. Арена может рухнуть на них, и Регулус сомневается, что ему было бы до этого дело.
Джеймс отстраняется ровно настолько, чтобы сделать резкий вдох, а затем снова приникает ко рту Регулуса, как одержимый, запустив одну руку в его волосы, а другой схватив его за талию, чтобы притянуть ближе. Регулус очень даже согласен с этим. Он прижимается к нему, желая большего, желая всего и сразу, чего угодно. Он чувствует… о, он
чувствует…
— Блять, — шипит Джеймс, отрываясь, чтобы повернуть голову, скривившись, глядя на свою ногу, словно раздумывая, не отрезать ли ее за то, что она посмела их прервать.
Регулус опирается рукой о стену пещеры возле головы Джеймса, уткнувшись лицом в его плечо. Он пытается незаметно перевести дыхание, не желая, чтобы кто-то в мире увидел, насколько он сейчас не в порядке.
Проходит секунда. Две. Три. Регулус и Джеймс просто дышат, не двигаясь и не разговаривая в течение долгого времени. Наконец, когда Регулус почти уверен, что ему удалось собраться с мыслями, он поднимает голову и прочищает горло. Его голос немного механический, как будто он читает реплики из сценария, когда он бормочет:
— Что ж, было немного глупо делать это, когда ты ранен. Мы не можем заниматься чем-то подобным, пока ты не поправишься, Джеймс.
— Да, — мягко говорит Джеймс, опуская взгляд. — Это к лучшему. Но это было… — Он колеблется, затем поднимает глаза и смотрит на Регулуса, и Регулус понимает, что то, что он скажет, будет искренним. Что бы он ни собирался сказать, он будет иметь это в виду. — Это был один из самых счастливых моментов в моей жизни, несмотря на боль.
«
Мне жаль», — хочет сказать Регулус.
— Это был лучший поцелуй из тех, что у меня когда-либо были, — вместо этого говорит он, потому что, если он не может извиниться, он может, по крайней мере, быть честным.
Губы Джеймса растягиваются в улыбке, и хотя она не совсем достигает его глаз, она настоящая.
— Приятно знать.
— Мы должны доесть бульон и пойти спать, — шепчет Регулус, протягивая руку за емкостью с бульоном. Кормление Джеймса больше не вызывает неловкости или дискомфорта.
По какой-то причине, оно стало еще более интимным.
~•~
Чуть меньше чем через час, после того, как они расправились с бульоном, приходит лекарство Джеймса. Он знает, что должен радоваться этому, но, честно говоря, все это просто оставляет горькое послевкусие во рту.
Чего только стоило добыть его…
Джеймс даже думать об этом не хочет. Он никогда не представлял себе сценария, при котором мог бы получить то, чего так долго желал, но при этом даже
близко не подобраться к тому, чтобы иметь это. В этом не было вины Регулуса, Джеймс знает, но ему все еще чертовски больно.
Что ж, теперь Джеймс знает, что Регулус поцеловал бы его, чтобы спасти ему жизнь, при условии, что другого варианта буквально нет. Охуеть как романтично.
По большому счету, это полный пиздец. Джеймс не хочет обижаться, но ничего не может поделать со злостью и болью, которые гноятся в нем. Ему больно, он как убитый, и у него только что был лучший в жизни поцелуй с мужчиной, с которым он так давно хотел быть,
но тот поцеловал его только для того, чтобы спасти ему жизнь. Ни при каких других обстоятельствах этот поцелуй ни за что бы не случился, и это осознание ранит. Это был их первый поцелуй, и он даже не может этому искренне порадоваться. Он почти желает, чтобы его не было вовсе.
Почти.
Регулус радуется лекарству больше Джеймса, но Джеймсу в принципе тяжело быть довольным, когда пламя облизывает его ногу сверху донизу.
Сириус прислал еще волшебной мази, которая быстро заживляет раны и нейтрализует инфекцию; насколько хорошо она будет действовать, когда рана
настолько серьезная, они не знают, но есть только один способ узнать это, верно? Ее не очень много, но как раз достаточно для ноги Джеймса, что вполне логично, потому что у Регулуса нет открытых ран. У него есть несколько синяков на лице и, возможно, в других местах, которые Джеймс увидеть не может, но на этом все.
На карточке написано лишь:
«Мне жаль». При виде этого в горле Джеймса образуется комок, все его существо хочет заверить Сириуса, что все хорошо, но не может. Прямо сейчас сожалений вовсе не достаточно, и это вообще-то даже не вина Сириуса. Регулус тоже не отвечает на это; он просто бросает карточку в огонь и отводит взгляд, пока она горит.
Регулус складывает ткань и дает ее Джеймсу, чтобы тот ее прикусил, что Джеймс и делает, а затем наносит мазь на места с обеих сторон его ноги, где крюк вошел в одну сторону его бедра и вышел с другой. Откровенно говоря, это мучительно больно. Джеймс стискивает ткань и заглушает свой крик, колотя кулаком по земле, словно какая-то другая форма боли может его отвлечь.
— Прости. Я знаю, знаю, мне жаль, — повторяет Регулус, его голос по-настоящему несчастен и звучит напряженно и растерянно. Джеймс даже в агонии понимает, что Регулус просто бессвязно тараторит, и от этого становится одновременно намного лучше и намного хуже, когда Регулус хрипит: — Все хорошо. Обещаю, все хорошо. Я почти закончил, малыш. Скоро все закончится. Ш-ш-ш, все хорошо.
То есть Регулус не может перестать его ненавидеть, но может называть его
малышом и паниковать каждый раз, когда он испытывает невыносимую боль?
Чу́дно. Просто, блять,
чу́дно.
Кстати о невыносимой боли, эта настолько ужасна, что Джеймс буквально теряет сознание. Он не знает, что это произойдет, пока темные пятна не подкрадываются к нему, после чего он испытывает облегчение, потому что, по крайней мере, ему больше не придется чувствовать все это. Он отключается, пока Регулус все еще занимается его ногой.
Джеймс спит до самого утра, о чем ему становится известно, когда он снова просыпается. Первое, что он замечает, это что они с Регулусом льнут друг к другу под одеялом, так же как до того, как им прислали бульон. Регулус обнимает Джеймса даже во сне, его пальцы запутаны в его волосах, будто он гладил их перед тем, как заснуть.
Следующее, что Джеймс замечает, это явное отсутствие боли в ноге. Он задерживает дыхание, приподнимает голову, чтобы взглянуть на нее, и с колотящимся сердцем осознает, насколько лучше она теперь выглядит. Каждая рана стала значительно меньше, нога уже не воспалена и совсем не опухшая. Она, пусть еще и не полностью зажила,
но он должен быть в состоянии наступать на нее, да и сам Джеймс чувствует себя намного лучше.
Он выдыхает и откидывает голову назад, наслаждаясь моментом, испытывая нелепое желание истерически рассмеяться, но воздерживается, потому что Регулус все еще спит. Джеймс осторожно поворачивает голову и смотрит на него. Сейчас лицо Регулуса безмятежное и невинное, невыносимо милое, как у ангела, коим он может притворяться, но уж точно не является.
Джеймс медленно поднимает руку и осторожно откидывает волосы Регулуса с лица. Они немного слипшиеся и сальные из-за недели без душа, но Джеймс знает, что в данный момент он и сам такой же грязный. Они оба — месиво из пота, грязи и засохшей крови. И все же, как всегда, Регулус все равно прекрасен.
На какое-то мгновение Джеймсу кажется, что он тонет в осознании того, что они оба живы и
оба могут вернуться домой. В это почти невозможно поверить, но Джеймс чувствует, как надежда обвивает его кости, отказываясь отпускать. Они так близко. Джеймс сможет снова увидеть своих родителей. Снова увидеть Сириуса. Они могут это сделать.
От решимости и четкого
намерения у него перехватывает дыхание. Горю и боли придется подождать до возвращения домой, потому что сейчас Джеймс борется не только за Регулуса — впервые он дарит себе привилегию бороться и за себя тоже. Регулус вернется домой, чего бы ему это ни стоило, но теперь Джеймсу повезло и он сможет присоединиться к нему.
— Регулус, давай, просыпайся, — бормочет Джеймс, осторожно проводя пальцами по волосам Регулуса.
Тихий, недовольный звук вылетает изо рта Регулуса, и он прижимается ближе к Джеймсу. Он все еще спит, явно пытаясь одновременно удержать и сон,
и Джеймса. Он тихо выдыхает, и сердце Джеймса неистово сжимается, когда он понимает, что именно говорит Регулус. Просто мягкий, невнятный бубнеж — его имя на губах Регулуса. Это так мило, что Джеймс может заплакать.
Джеймс снова проводит пальцами по волосам Регулуса и слегка трясет его. И опять Регулус выдыхает:
— Джеймс, — на этот раз в его голосе звучит легкое негодование, когда он прижимается ближе.
— Я знаю, любовь моя, знаю, — бормочет Джеймс, вздыхая, наклоняя голову вперед, чтобы прижаться щекой к плечу Регулуса. Он тоже устал. Очень, очень устал. Он хочет домой.
Джеймс дает Регулусу еще немного времени, закрывает глаза и сам делает небольшую передышку. Просто дышит. Старается не думать. Мгновение, которое он крадет для них обоих, после открывая глаза и делая глубокий вдох, потому что им еще предстоит пройти долгий путь. Он начинает настойчиво будить Регулуса.
Когда Регулус наконец-то просыпается, он забавно угрюмый, и Джеймс не может ничего поделать с тем, насколько сильно ему это нравится. Любви, которую он испытывает к Регулусу достаточно, чтобы его задушить, а после поцелуя, это ощущение просто ранит. Ему больно смотреть на Регулуса, но, по правде, это все, что он хочет делать.
Тем не менее, им пора в путь. Нельзя надолго задерживаться здесь, потому что Бернис и Аксус, несомненно, уже на подхвате и практически
вкушают победу, точно так же, как Джеймс и Регулус. Регулус рад видеть, что Джеймс, по крайней мере, может стоять и ходить, хоть и остается некоторая боль, но она ни в какое сравнение не идет с той, что была прежде, так что Джеймс может спокойно терпеть ее без лишних жалоб.
Регулус снова ненадолго снимает пальто, чтобы отрезать еще один кусок по всей длине кофты, немного выше пупка, тем самым демонстрируя, насколько тонкая у него талия. При одном ее виде в придачу с поясницей, у Джеймса во рту пересыхает; он не может перестать пялиться, и когда Регулус застает его за этим занятием, он не говорит ни слова. Просто надевает пальто, но не застегивает его и опускается на колени перед Джеймсом, чтобы снова обмотать его ногу. На данном этапе она зажила настолько, насколько это возможно, но перевязка позволит не подвергать ее никаким воздействиям, пока они идут через лес.
Они толком не разговаривают, пока готовятся выдвигаться, и Джеймс всеми фибрами души желает, чтобы между ними не было этого удушающего напряжения. Поэтому он весь взвинченный. Он не
хочет злиться или расстраиваться, но ничего не может с этим поделать.
Тем не менее, они не могут просто отправиться в путь без какого-либо плана, поэтому в конце концов они начинают говорить о том, что будет дальше. По какой-то причине обсуждать свои дальнейшие действия и выживание легче, чем что-либо другое, поэтому они так и поступают. Сегодня седьмой день, и только три человека стоят между ними и возвращением домой, так каков же их план? Не проходит и пяти минут, как они начинают препираться.
— Нет, — отрезает Джеймс. — Я в это не верю.
— Джеймс, — рычит Регулус, — Я знаю, что он твой союзник…
— Питер мой
друг, — резко перебивает его Джеймс. — Он мой друг, Регулус. Обещаю, он не стал бы объединяться с Бернис, черт подери, ясно? Он бы так не поступил.
— Почему? — сжав челюсть, бросает Регулус, останавливаясь в устье пещеры, чтобы взглянуть на него. — Возможность вернуться домой, работать с кем-то, чтобы вернуться домой, слишком хороша, чтобы упустить ее, Джеймс. Если они работают вместе…
— Они
не работают вместе, — спорит Джеймс. — Питер не ебаный Пожиратель смерти.
— Тогда где он? — вопрошает Регулус.
Джеймс стискивает челюсть.
— Я не знаю, но он не с ней. Она хочет нас убить, так же как и Аксус. Питер не предал бы меня так.
— Если он ставит на первое место свое выживание, то вполне мог бы, — возражает Регулус, хмурясь. — Скажи-ка мне вот что, Джеймс. Что случится, когда мы столкнемся с ним, если он
не Пожиратель, а?
У Джеймса нет ответа на это.
— Он тоже препятствие между нами и возвращением домой, — напоминает Регулус, не сводя с него глаз. — Допустим, он один и хочет помочь нам справиться с Бернис и Аксус,
что потом?
— Мне уже порядком поднадоел этот твой вопрос, — рычит Джеймс. — Я, блять, не знаю, ладно?! Я не знаю!
— Джеймс, — говорит Регулус, его голос чуть смягчается. — Ты должен…
— Заткнись! — не выдерживает Джеймс. — Бога ради, просто
заткнись.
Регулус слегка отшатывается, его рот захлопывается с такой силой, что зубы клацают друг о друга. Он смотрит на Джеймса, и Джеймс смотрит в ответ, тяжело дыша. Он просто в ярости. Он зол и раздражен из-за многих вещей.
Джеймс ждет сожаления, которое, как он знает, должно наступить, но оно так и не приходит. Он не сожалеет. Он не хочет извиняться или брать свои слова обратно. Он
хочет, чтобы Регулус заткнулся и перестал пихать Джеймсу в лицо то, как все блядски отвратительно. Между ними воцаряется тишина, и Джеймс слишком зол, чтобы его это беспокоило.
Регулус опускает взгляд и отворачивается, после чего, не говоря ни слова, начинает выходить из пещеры. Джеймс следует за ним с топором в руках. Регулус вернул ему его, и теперь Джеймс держит его, крепко сжимая рукоятку.
Никто из них не произносит ни слова и не смотрит друг на друга, пока Регулус ведет их к ручью, чтобы они могли пополнить запасы воды. Джеймс все ждет, когда ему станет стыдно за то, что он ранил чувства Регулуса, потому что он знает, что сделал это; он видел это в глазах Регулуса в тот момент, когда это произошло. Джеймс продолжает ждать, но раскаяние так и не просыпается в нем. Даже когда гнев начинает затихать, он не чувствует себя виноватым.
У ручья они оба решают намочить волосы и умыться, используя тряпку, чтобы стереть грязь и копоть, накопившуюся за несколько дней. Это даже близко не похоже на душ, но Джеймс, признаться, чувствует себя лучше от того, что стал хоть немного чище, чем до этого. Ему даже предоставляется возможность полюбоваться на талию и бедра Регулуса, сверкающие в солнечном свете капельками воды, и ему до смешного хочется подойти и просто
укусить. Причем не игриво укусить, нет, Джеймс хочет вонзить зубы в Регулуса и оставить глубокие следы от одной выступающей бедренной кости до другой.
В конце концов, Джеймсу приходится отвести взгляд, дабы не поддаться импульсу.
Они покидают ручей более отдохнувшими и чистыми, но не менее напряженными. Тем не менее, даже сейчас они молчат. Джеймс видит, что Регулус с опаской поглядывает на него каждые несколько минут, но он продолжает идти и смотреть прямо перед собой.
Джеймс не знает, куда они идут. Они так и не договорились по поводу Питера, поэтому он просто идет в том же направлении, что и Регулус. Прямо сейчас он даже не хочет задавать вопросов.
Нога все еще болит, и фоновая боль постепенно дает о себе знать, чем дольше он ходит. Скорее против своей воли, Джеймс немного замедляет шаг. Регулус тут же подстраивается под его темп, не говоря ни слова. Тишина такая громкая, и обычно Джеймсу она совершенно не нравится, но он все еще слишком зол, чтобы его это беспокоило.
Они идут всего чуть больше часа, когда Джеймсу не остается другого выбора, кроме как взять передышку. Он начал хромать, и ему нужно немного отдохнуть, поэтому он подходит к дереву и прислоняется к нему. Он не объясняется с Регулусом, даже не окликает его, но Регулус все равно тут же останавливается вместе с Джеймсом.
— Нога? — тихо спрашивает Регулус, наконец нарушая тишину.
Джеймс только недовольно мычит в подтверждение.
Регулус сглатывает, затем отворачивается и удаляется меж деревьев. Джеймс смотрит ему вслед и молчит, даже когда теряет его из виду. Он стоит в тишине, чувствуя эхо присутствия Регулуса, которое он оставил после себя, а затем ощущает беспокойство наравне с усталостью, раздражением и болью.
Джеймсу не нравится, что он не может видеть Регулуса. Это заставляет узел напряжения завязаться в верхней части его позвоночника; это выводит его из себя. Не поймите неправильно, Джеймс все еще зол по какой-то, блять, непонятной причине, которую он и сам пока не понимает, возможно, он зол на все и сразу, но это не значит, что он хочет, чтобы Регулус ушел.
Хоть ему и нужен этот перерыв, Джеймс заставляет себя встать и пойти за Регулусом, куда бы тот не отправился, потому что в этом весь Джеймс, не так ли? Он всегда так делает. Это жалко. И все же, перестать Джеймс не может, поэтому он идет, останавливаясь только тогда, когда Регулус снова попадает в поле зрения.
У Регулуса в руках огромная палка, длинная и узкая, он несет ее прямо Джеймсу. Протягивает и бубнит:
— Это тебе, чтобы перенести часть веса с ноги.
Забирая палку, Джеймс ничего не говорит. Просто отводит взгляд и прислоняется к дереву. Боль в ноге медленно, но верно притупляется.
— Джеймс, — мягко зовет Регулус, и, кажется, он не может выдержать взгляд Джеймса, когда тот смотрит на него. — Мне жаль.
— Все в порядке, — коротко отвечает Джеймс, и его тон ясно дает понять, что
ничего не в порядке, хотя Джеймс, по правде говоря, не знает, из-за чего он расстроен на самом деле.
— Хорошо, — шепчет Регулус. — Ладно. Прости.
Они снова замолкают, даже не смотрят друг на друга, а потом, пару минут спустя, когда Джеймс решает, что он готов, они начинают идти. Палка сильно помогает, настолько, что Джеймсу даже почти хочется поблагодарить Регулуса за идею, но слова, упираясь в тугой узел раздражения, застревают в горле.
Еще один час проходит в удушающей тишине.
— Порядок? — наконец спрашивает Регулус. — Ну, твоя нога.
— Нормально. — Вот и весь ответ Джеймса.
Регулус резко останавливается, Джеймс проходит мимо него. Он не останавливается, не оборачивается, просто продолжает идти, а потом Регулус хрипит:
«Джеймс».
От того, как Регулус произносит его имя, Джеймс останавливается. Он звучит таким расстроенным. Действительно задетым. Может, даже слегка напуганным. Несмотря на все, Джеймс чувствует, как что-то внутри него скручивается, когда он слышит такого Регулуса, будто что-то крюком цепляется за его душу и вытягивает ее наружу. Джеймс медленно оборачивается.
На секунду его охватывает такая слепая ярость и кипящее отторжение, что он почти что не может дышать, не может понять источник этих чувств. Они повсюду, думает он. Лезут со всех краев, заполняют собой все и переливаются через край. Это и потери, и арена, и воспоминания о поцелуе, который не был настоящим.
И как Регулус
смеет смотреть на него вот так. Будто ему тоже больно. Будто резкость Джеймса режет его, словно он сделан не из камня. Будто он боится ярости Джеймса больше, чем когда кто-то угрожает его жизни.
— Знаешь, ты не можешь выдержать и малой части того, что привык давать другим людям, — резким тоном сообщает ему Джеймс.
— Знаю, — бормочет Регулус, опустив плечи. — Я в курсе, что это мой недостаток.
— Ну и каково это? — с вызовом спрашивает Джеймс. — А? Тебе нравится, Регулус?
— Нет, — мягко отвечает Регулус, — не нравится.
Джеймс резко кивает.
— Может, когда ты в следующий раз решишь наплевать на чувства других людей, ты вспомнишь об этом. Знаешь, у меня есть чувства. Тебе когда-нибудь приходило в голову, что мне тоже трудно? Ты не думаешь, что меня это тоже задевает? Все это? Я
ненавижу все это, Регулус. Я… — Джеймс сглатывает, грудь сжимается, когда все эмоции собираются внутри него в тугой комок и начинают биться о ребра. — Мне нужно что-то хорошее, и я не могу найти это. И ты даже не пытаешься мне помочь.
— Джеймс, — хрипит Регулус, его лицо пропитано сожалением.
— Мне
нужно верить во что-то хорошее, — выплевывает Джеймс, отчаянно желая, чтобы Регулус понял его. — Питер не может быть Пожирателем смерти, потому что… потому что мне нужно, чтобы он им не был. Почему ты пытаешься лишить меня этого?
Регулус обвивает себя руками, ладонями цепляясь за рукава куртки, его пальцы крепко стискивают ткань, сминая ее.
— Я просто… я хотел, чтобы ты был готов. Я не хочу, чтобы тебе было больно, Джеймс.
— Слишком, блять, поздно! — взрывается Джеймс. — Разве ты не понимаешь? Ты не можешь защитить меня от этого, потому что я уже здесь! Я прямо здесь, блять; я во всем этом вместе с тобой, и ты не можешь рассчитывать, что я тут для твоего успокоения, а потом брать и разрывать меня на части, когда я делаю все, что могу, чтобы не потерять себя!
— Я… Клянусь, я не пытаюсь разорвать тебя на части, — начинает Регулус, но Джеймс его прерывает.
— Ты обращаешься со мной так, будто я тупой, раз смею видеть в людях хорошее, но если ни в ком нет ничего хорошего, то в чем тогда, блять,
смысл? — рычит Джеймс. — Не знаю, как насчет тебя, но я должен верить, что в мире есть что-то хорошее, иначе ради чего мы тогда вообще сражаемся? В чем смысл жить, если у нас нет для этого причин? Не все в этом мире будут стараться сломить нас, и я не дурак, если ожидаю от людей добра, потому что мы все здесь и мы все пытаемся, и это
должно что-то значить. Мне
нужно, чтобы это что-то значило.
— Хорошо, Джеймс, — шепчет Регулус. Он сглатывает и кивает, в его взгляде отражается глубокая печаль. — Хорошо.
Джеймс фыркает.
— Ты не согласен.
— Мне жаль, — хрипит Регулус. — Я бы хотел согласиться.
— Тогда почему не соглашаешься? — разочарованно спрашивает Джеймс. — Я не понимаю. Я хотя бы пытаюсь. А ты нет… даже не стараешься. Почему?
— В этом мире из хорошего у меня были только вы с Сириусом, — признается Регулус, — и вы оба меня подвели.
— Да пошел ты нахуй, Регулус, — шипит Джеймс, его руки трясутся от переполняющей его злости. — Даже когда мне было пятнадцать, я был таким же. Я пытался, пытался, пытался. Я действительно, блять, пытался, но ты и это сделал сложным.Тебе когда-нибудь, хотя бы
раз приходило в голову, что может… — его дыхание перехватывает, и в горле резко встает ком. — Может, мне был нужен…
— Джеймс, — говорит Регулус.
— Может, мне был нужен кто-то, кто позаботился бы и обо мне, — сдавленно говорит Джеймс. — Никогда не думал об этом? Я это к тому, что я понимаю, знаешь? Я правда понимал, что тебе было тяжело, но сложилось такое ощущение… не знаю. Как будто ты внезапно забыл, что я тоже был тем, кто понес потери. Мне было пятнадцать, Регулус. Пятнадцать лет, и я старался изо всех сил, и ты все равно меня оттолкнул.
Регулус отводит взгляд.
— Я знаю. Я… хотел.
— Ты хотел, — повторяет Джеймс пустым голосом.
— Я думаю, что я забыл, каково это — подпускать к себе кого-то, — говорит Регулус. — Может, это делает меня эгоистом, может, это делает меня жестоким…
— Нет, это… я не… — Джеймс делает глубокий успокаивающий вдох и качает головой. — Тебе тоже было пятнадцать. Всего лишь. Мы были
детьми, Рег. Никто из нас понятия не имел, что мы делали, и, будем честны, не могу сказать, что сейчас мы знаем. Но я не виню тебя, хорошо? Я не… я не виню никого из нас. В этом не было нашей вины. Ни моей, ни твоей, ни Сириуса.
— И все же ты злишься на меня из-за этого, — бормочет Регулус.
Джеймс стискивает челюсть и сдавленно отвечает:
— Да, злюсь. Я пытался не просто из-за того, каков я есть, Регулус. Я пытался, потому что ты был мне нужен. Ты был мне нужен, и тебе было наплевать. Так что да, я злюсь. Я злюсь, потому что иногда мне кажется, что я только и делаю, что пытаюсь, и из раза в раз я проваливаюсь, и я не знаю, как сдаться, так что я застрял в этом ебаном круге, из которого нет выхода. И где вот мы сейчас— я все еще пытаюсь, я все еще не сдамся, и меня бесит, что ты все еще нужен мне, а тебе все еще наплевать.
— Это нечестно, — тихо говорит Регулус. — Я не могу дать тебе то, чего ты хочешь, если ты не скажешь мне, что это. Ты и тогда не сказал мне, Джеймс, знаешь? Ты пытался изо всех сил, старался сделать хоть что-нибудь, хотя ты
не мог ничего сделать, и ты
не прекращал, даже когда я говорил тебе вновь и вновь, что мне это не нужно, что я не хочу, чтобы ты обо мне заботился. Но ты ни разу не сказал, что я тебе нужен. Ни разу, до сегодняшнего дня.
— Я не знал, как сказать, — хрипло признается Джеймс. — Я не знал до тех пор, пока не стало слишком поздно. Разве это не пиздец? Я даже
не был в курсе, что мне больно, потому что я, блять, был занят тем, что игнорировал свою боль, потому что… было легче сфокусироваться на твоей, чем чувствовать свою. Я… я забочусь об остальных, потому что мне от этого хорошо, но еще и потому, что тогда мне не приходится сталкиваться с тем фактом, что иногда нужно, чтобы заботились и обо мне.
Регулус морщится, и в его взгляде Джеймс видит отражение собственных сожалений. Между ними так много всего, так много боли, и возможно, это все, что они знают. Может, поэтому они так долго продержались на арене. Здесь ничего не поменялось. Они страдали годами.
— Чего ты хочешь от меня? — спрашивает Регулус.
— В основном, тебя, — с горьким смешком отвечает Джеймс, потому что он знает, что на самом деле ничего не получит. — Но меня устроит и то, что ты позволишь мне продолжить пытаться. Я не хочу готовиться к худшему и верить в лучшее; Я хочу верить, что в людях и в мире есть что-то хорошее, даже если ты не согласен.
Регулус делает глубокий вдох и кивает.
— Хорошо.
— Хорошо, — хрипит Джеймс, и узел в его груди развязывается, когда он медленно выдыхает. — Я просто… мне нужно это, Регулус. Правда нужно. Я должен верить, что во всем этом есть смысл, иначе я… я не смогу…
— Есть, — перебивает его Регулус. — Смысл есть всегда, Джеймс, и где бы ты его ни нашел… что ж, не важно, согласны остальные с тобой или нет. У всех нас есть вещи, которые помогают нам двигаться дальше. То, что помогает тебе, — прекрасно, ты знал? Действительно прекрасно.
Джеймс чувствует, как сдается, когда в глазах начинает щипать от слез.
— Правда?
— Да, — бормочет Регулус.
— Что помогает тебе? — осторожно спрашивает Джеймс.
Регулус вздыхает, одаривая его смиренной улыбкой.
— В основном, вредность, но еще… страх. Страх заставляет меня двигаться дальше, потому что я боюсь того, что случится, если я остановлюсь. Я не знаю, делает ли это меня трусом, но я знаю, что желание идти дальше, только потому что ты отказываешься сдаваться или перестать пытаться… Что ж, это не глупо, совсем не глупо. Ты храбрый, Джеймс. По-прекрасному храбрый.
Джеймс чувствует, как это слегка надламывает его. Его резко накрывает тем, как он испуган, как отчаянно он нуждается в надежде и упорстве, несмотря на все свои провалы, потому что он будет жить. Потому что он может отправиться домой, и это будет значить, что ему придется жить с тем, через что он прошел.
И вот поэтому он так зол. Он расстроен, потому что он не может просто… сбежать от всех случившихся здесь ужасов, и он должен нести весь этот вес на себе, а он и так несет на себе уже очень многое. Это выводит из себя. Это опустошает.
Но то, что сказал ему Регулус, облегчает его ярость, страхи, провалы. Оно сворачивается чем-то невинным и нежным прямо в центре него, в его душе, ползет прямо к сердцу, теплое и уютное. Это заставляет его чувствовать себя так, , будто все будет хорошо. Будто он в безопасности.
— Спасибо, — выдыхает Джеймс.
— Нам надо идти, — мягко говорит Регулус, оборачиваясь, но резко замирает и снова поворачивается. — И, Джеймс?
— Да? — шепчет Джеймс.
— Если я чему-то и научился, — говорит ему Регулус, — так это тому, что мне никогда не было наплевать.
Джеймс делает резкий вдох, задерживая его, когда шар в груди лопается, а сердце резким ударом снова начинает биться. Он смотрит Регулусу в глаза. Глаза, которые он так хорошо знает, и это правда. Регулус говорит правду. Это по-настоящему.
Ему никогда не было наплевать.
Ох.
Джеймс расплывается в бессильной улыбке, чувствуя себя самим собой больше, чем когда-либо, и уголки губ Регулуса ползут вверх, когда он разворачивается и уходит.
Чувствуя себя гораздо лучше, Джеймс с радостью идет за ним.
~•~
примечания автора:
все: КОГДА ОНИ УЖЕ ПОЦЕЛУЮТСЯ???
я: осторожнее со своими желаниями
для меня было очень важно показать, что регулус пытался успокоить джеймса и позаботиться о нем (*кхм* и подавлял свою любовь *кхм*) даже до того, как ему напомнили о любовной истории, которую ждали все священные. для меня также было важно показать, как сильно он мучается, потому что это не дается ему с легкостью. это не что-то, что он мог делать с самого рождения, но тот факт, что он старается ради джеймса так сильно важен. а еще, честно говоря, это язык любви, да.
регулус Понятия Не Имеющий о том как быть романтичным 😭😭😭 типа бедный малыш, почему это все свалилось на него? джеймс был бы как РЫБА В ВОДЕ на его месте, его минута славы лооооол
но нет, разбираться с этим пришлось регулусу, и в итоге он запаниковал и поцеловал своего не-парня. отличная работа, рег, чудесно справляешься, котенок 👍 (о и почетное упоминание регулуса, который снова случайно назвал джеймса «малышом»!!! в следующий раз он сделает это специально)
я хочу, чтобы все те, кто улыбались, ликовали, дергали ножками и пищали, знали, что священные делали все то же самое 🤨 нет, вы ничем не лучше священных. все в порядке, ведь я ничем не лучше распорядителей, потому что я Создал Это. да, я в курсе.
я тут шутки шучу, но все это «шоу» было таким грустным ☹☹☹ тут не виноваты ни джеймс, ни регулус, да даже сириус не виноват. я просто пропустил джеймса через мясорубку, да? попал в медвежий капкан, потерял всех друзей/союзников за раз, схлопотал крюк в ногу, его тащили через лес, ему было больно и грустно, а ПОТОМ мужчина, в которого он влюблен, поцеловал его из необходимости, а не из желания. типа, бедолага даже перевести дух не может.
вот кстати поэтому он так и бесится. это стало последней каплей. типа, он прошел ЧЕРЕЗ ВСЕ ЭТО, так что естественно он дошел до финальной точки. с него ХВАТИТ. но он задел чувства регулуса 😭😭😭 нет, регулус просто большой малыш, когда джеймс злится на него. он такой: Мне Не Нравится Пожалуйста Хватит Перестань Быть Грубым. как бы сильно я ни любил регулуса, он такой человек, который может грубить, но Не Выносит такого отношения в свою сторону. джеймс рыкнул на него ОДИН РАЗ и регулус сразу такой: 🥺 стой нет давай ты снова будешь любить меня пж
джеймс настаивающий на том что питер не может быть пожирателем и не может предать его; пожалуйста, знайте, что это все от того, что джеймс пытается зацепиться за Что-Нибудь Хорошее. типа, ему правда нужно это, потому что он такой человек. это не значит, что он на самом деле верит в это, он просто очень сильно блять надеется, и то, как он пытается найти цель и значение, важно. надеяться и верить в то, что в мире есть что-то хорошее, не значит быть слабым. так что я думаю, что он на самом деле очень сильный и храбрый.
регулус немного устал от этого, он просто другой человек, и это тоже нормально. и он был прав, когда сказал, что если люди ищут смысл в вещах, то пускай, и не важно, согласны с ним остальные или нет, потому что нам всем это нужно, понимаете?
для аушки по голодным играм мы неожиданно слишком углубились… ЛАДНЕНЬКО, встречайте настоящего главного героя этой главы!!! регулус, признающий что ему никогда не было плевать на джеймса. ПОКА. то, как он буквально вдохнул в джеймса жизнь 😭😭😭 они так влюблены…
следующая глава Важная. очень очень близко к концу, так что готовьтесь!
подведем итоги
оставшиеся трибуты: 5
регулус
джеймс
аксус
бернис
питер
