~•~
Регулусу и Джеймсу приходится подождать какое-то время, пока багровая река покроется льдом и они смогут перебраться через нее; беспокойство определенно нарастает, когда они проходят мимо расставленных вокруг столбов, чтобы зайти в пещеру. Там пусто, в жутком, полном смысле этого слова, буквально кричащем о чем-то выпотрошенном, опустошенном — это такое отражение того, что недавно произошло здесь. Кожа Регулуса покрывается мурашками. — Ты и правда вычистил здесь все, — бормочет Джеймс, рассматривая… пустоту, потому что Регулус буквально выбросил все, кроме столов и стеллажей. — Да. — Вот и все, что может сказать Регулус, снимая сумку и изящно опускаясь со вздохом на землю. Он устал. Сегодня был особенно трудный день. Ничего не произошло, на самом-то деле, просто когда Джеймс злится на него за дело, это эмоционально выматывает. Он был действительно в ярости, а не просто огрызался или слегка раздражался. Раньше Джеймс никогда на него не злился — вот так, за все и сразу. Регулус решил, что он больше никогда не хочет проходить через это, потому что… Что ж, честно говоря, это действительно задело его чувства, что довольно странно. Он очень быстро понял, что ему на самом деле не плевать, как к нему относится Джеймс. Это немного пугает, но Регулусу не нравится, когда Джеймс на него злится. Регулус думает, что на самом деле у него даже неплохо получается миссия под названием «забота о Джеймсе Поттере». Ему вроде бы это было известно, особенно учитывая, что это было видно, но до объявления он изо всех сил цеплялся за противоположное. Больше ему не нужно цепляться, потому что теперь домой он может отправиться вместе с Джеймсом вдвоем, так что нет никакого вреда в том, чтобы позволить себе попереживать. Это не самое худшее, что случалось с ним. Вот если бы Джеймс не мог с ним вернуться… Так что да, конечно, Регулус беспокоится о Джеймсе. Регулус беспокоится о том, злится на него Джеймс или нет. Регулус беспокоится о счастье Джеймса и нужде в цели. Все нормально. Регулус может справиться с этим. Определенно. Все под контролем. Прямо сейчас, находясь здесь снова, Джеймс выглядит таким же уставшим, каким себя чувствует Регулус. Ни у одного из них нет хороших воспоминаний, связанных с этим местом. Здесь умерли почти все друзья Джеймса. Он так и не смог посмотреть в сторону места, где сжимал тело Вэнити в своих объятиях, и он так и не смог окинуть взглядом реку, когда они шли по льду. Регулус же не мог перестать смотреть на бледные руки, а потом не мог оторвать взгляд от столба, возле которого умерла Айрин. — Что мы будем делать, если остальные не придут? — бормочет Джеймс, садясь на землю возле Регулуса. Он стонет от облегчения, что ему больше не нужно стоять на больной ноге. — Если они не… — Регулус сжимает губы в тонкую линию и двигается поближе к Джеймсу, чтобы развязать сделанный из футболки импровизированный жгут, который он наложил на рану. — Ну, так или иначе мы все рано или поздно встретимся. Распорядители позаботятся об этом. Для твоей ноги будет лучше, если мы останемся тут. Может, они просто… сами разберутся друг с другом, и нам не придется вмешиваться. — Думаю, Питер, наверное, находится в пещере, где мы все прятались, — говорит Джеймс, нахмурив брови. — Хорошее место, чтобы спрятаться от Бернис и Аксус. Надеюсь, он в безопасности. Регулус не говорит ничего о том, насколько противоречива эта надежда; он оставляет Джеймса наедине с его выворачивающей сердце добротой. Глубоко внутри Регулус знает, что все это плохо кончится. Он более чем уверен, что Питер, скорее всего, с Бернис, и суть в том, что… Регулус даже не винит его, если это так. Речь идет о выживании, и если Питер объединился с Пожирателями, чтобы выжить, то… Что ж, по правде говоря, не все такие, как Джеймс. Не все ставят свои моральные принципы и убеждения выше выживания. Регулус не ставит. Регулус не поставил бы. Если бы на месте Питера был он, если бы все свелось к выживанию, он бы тоже примкнул к Пожирателям. Страх и выживание — сильные мотиваторы, и когда они пересекаются, дело может дойти до становления перед ужасным выбором. Регулус не знает, делает ли это его плохим человеком. Он считает, что арена делает всех, кто на ней находится, плохими людьми. Лишь Джеймс исключение из этого правила. Он единственный, кто смог пройти сквозь эту грязь и жестокость и все еще сохранить в себе свет. Регулус надеется, что Джеймс никогда его не потеряет. — Что ж, ну, хуже она не выглядит, — тихо говорит Джеймс, когда Регулус разматывает его ногу и они оба просто смотрят на нее. Он прав, хуже не выглядит. Но и улучшений не видно. Колотые раны все еще на месте, но они не кровоточат и не воспалены, хотя и не затягиваются. Выглядит так, будто они в стазисе, если уж на то пошло. Как будто бы они затянулись, если бы мази было чуть больше, еще бы каплю, и раны бы закрылись. Регулус не знает, сможет ли Сириус прислать еще, и он правда не думает, что Джеймс хочет устроить повторение вчерашнего шоу. Регулус даже не уверен, сможет ли он сделать это еще раз, зная, как сильно Джеймса это ранит. Регулус узнал еще кое-что, он абсолютно не переносит, когда Джеймс испытывает боль любого рода. — Думаю, ты дотянешь до момента, пока мы выберемся отсюда. Там уж они тебя точно вылечат, — заявляет Регулус, переворачивая лоскут футболки на чистую сторону, чтобы заново перевязать рану. — По крайней мере останется интересный шрам, — вслух размышляет Джеймс, и когда Регулус бросает на него короткий взгляд, он фыркает. — Что? Шрамы — это сексуально. Разве я не сексуален, любовь моя? Расскажи, насколько я сексуален. Регулус закатывает глаза, но уголки его губ дергаются в улыбке, потому что, серьезно? Он так благодарен за то, что Джеймсу, кажется, получше… он еще не полностью в порядке, но пытается. — К сожалению, ты… не такой уродливый на вид. Такой ответ подойдет? — Подойдет, — решительно и невероятно довольно заявляет Джеймс. — Напомню, что ты назвал меня… как же там было? Дьявол. — Самый настоящий, — сухо говорит Регулус. Джеймс ухмыляется. — Ну, ты знаешь, как они говорят. Дьявол не является к тебе с рогами и вилами, он принимает облик того, чего хочешь. Так что, если для тебя я выгляжу так, то я не жалуюсь. — Забираю свои слова обратно, — говорит Регулус. — Слишком поздно, — дразнит Джеймс. Он слегка наклоняется вперед, глаза блестят. — Я тебя искушаю, Регулус? — Убить тебя? Да, — огрызается Регулус. — Что ж, мы оба знаем, что это ложь, — говорит Джеймс, лениво взмахивая рукой и отстраняясь. Он слегка наклоняет голову, излучая любопытство. — Мне кажется, теперь я могу спросить, раз уж мы оба можем вернуться домой, но… ты бы правда убил меня, если бы до этого дошло? Регулус говорит то же, что и всегда, то, что он говорил с самого начала, и сейчас произносить это гораздо легче, потому что он знает, что на практике проверять не придется. — Не колеблясь. Джеймс лишь улыбается.~•~
Они обустраиваются на ночь, следуя обычной рутине: вода, одеяло, маленький костер (слабость огня обусловлена как целью остаться незамеченными, так и отсутствием веток, чтобы разжечь более сильный) и то, что Джеймс стал воспринимать как приятное утешение — их прижатые друг к другу тела. Регулус не обнимает его этой ночью, снова предпочитая быть маленькой ложкой. Джеймс лежит на боку — не на больной ноге, конечно, — и обнимает Регулуса за талию под одеялом, чувствуя тепло его обнаженной кожи. — Рег? — бормочет Джеймс ему в затылок, прислушиваясь к отдаленным звукам скрипа деревьев и свиста ветра, почти заглушенным более близким звуком потрескивающего огня. — Хм? — отвечает Регулус. — Помнишь о той другой жизни? — тихо спрашивает Джеймс. — Той, где мы счастливы вместе? Где мы не большая-пребольшая трагедия? Регулус долго молчит, потом отвечает: — Да. — Расскажи мне о ней, — шепчет Джеймс. — Все, что угодно. Можешь… — У нас книжная полка, — начинает Регулус. В его голосе прячется абсолютная уверенность, и Джеймс прикрывает глаза. — Ее сделал Сириус. Тебе достались верхние полки, потому что ты выше, а мне — нижние, потому что я храню все свои дневники там, внизу. Ты никогда не читаешь их, потому что я против. Ты уважаешь мое желание, но заменяешь цветы между страницами, когда они осыпаются, даже когда я тебя об этом не прошу. — Тебе бы никогда не пришлось просить, — бормочет Джеймс. — Я бы просто делал это. — Я знаю, — мягко говорит Регулус. Джеймс наклоняет голову вперед и прижимается лицом к шее Регулуса. — Что еще? — Я пишу тебе маленькие записки и кладу их в твой карман, когда ты куда-то уходишь, на работу или просто на рынок, или даже в гости к друзьям, и ты всегда их находишь. Они не… Ну, они короткие и обычно в них написано что-то, что я не могу заставить себя сказать вслух. Иногда это напоминания о том, что тебе нужно сделать, потому что иначе ты, скорее всего, забудешь, — говорит ему Регулус. — Я бы оставлял их себе на память. Каждую. Все до единого, даже обычные напоминания, — говорит Джеймс с комком в горле. — Я всегда наотрез отрицаю, что являюсь их автором, хотя подписываю их одинаково — «Р.А.Б.» — а ты только смеешься и говоришь, что у тебя, должно быть, появился тайный поклонник. — Ты бы точно делал именно так. Регулус хмыкает, его пальцы нежно скользят по тыльной стороне руки Джеймса под одеялом. Проводят по сухожилиям и холмикам костяшек. — Да. Это в моем стиле. — Что еще? — спрашивает Джеймс снова. — У нас скромная жизнь. Уютная в своей простоте. Почти рутинная, но не совсем. Тихая безопасная. В нашем доме царит тепло. Он никогда не бывает идеально чистым, потому что в нем кипит жизнь. Он дышит, потому что мы существуем в нем, не беспокоясь о том, делаем ли мы это слишком громко или нет. Мы не заглушаем себя, и мы смеемся. Каждый день мы смеемся, — хрипит Регулус. Его голос тоненький и тугой, напряженный, как будто он чувствует слишком много. — Иногда, перед сном, ты заставляешь меня встать на ноги и притягиваешь к себе, даже когда я делаю вид, что не хочу этого. Мы танцуем при свете камина. — Ты бы позволил мне это делать? — спрашивает Джеймс, чувствуя, как сердце сжимается от тоски. — В той жизни, да, — шепчет Регулус. — Я позволяю тебе все, что ты захочешь, и когда ты хочешь танцевать, мы танцуем. — Медленный танец? — уточняет Джеймс, пытаясь визуализировать это. Он представляет, как их тела сплетаются друг с другом и медленно кружатся, пока они прижимают игривые улыбки к щекам друг друга. Как он что-то шепчет в ухо Регулусу, находясь так близко. Как они наслаждаются обществом друг друга. — Медленный и неспешный. Мы просто держим друг друга в объятьях, потому что можем. Потому что где-то, в другой жизни, где нас нет, где мы — большая-пребольшая трагедия, мы лишены этой возможности. И мы так благодарны, что не вынуждены проживать эту другую жизнь. «Потому что мы проживаем ее сейчас», — не говорит Джеймс, понимая, что это разрушит момент, но он знает, что в этом больше правды, чем в любом другом сказанном слове. Не имеет значения, вернутся они домой или нет. Джеймс понимает, что то, что произошло здесь, на арене, ничего не меняет. Он не смеет ожидать чего-либо от Регулуса за пределами этого места, а Регулус ясно дал понять о своих чувствах. Он может заботиться о Джеймсе, может бороться изо всех сил, чтобы вернуть его домой, но это не значит, что их история любви реальна. Джеймс хотел бы попытаться. Конечно, он хотел бы. Он всегда пытается, и, кто знает, возможно, они могли бы найти утешение друг в друге. Этот опыт — одна из тех вещей, которые могут сблизить их или отдалить друг от друга, и пока они не перестанут находиться под пристальным вниманием и давлением требований, которые они должны выполнять, чтобы выжить, Джеймс никогда не узнает исхода их истории. Пока что она не может быть реальностью, только не здесь. Но, может быть, она могла бы стать реальной дома. Может быть, со временем, если они действительно попытаются, если они не будут спешить и превратят «что могло бы быть» в «то, что все еще может случиться», их история станет настоящей. Джеймс относился бы к Регулусу должным образом. Он был бы так нежен с ним, если бы у него был шанс. Регулус сказал, что Джеймс был его первой любовью, верно? Джеймс отдал бы все, чтобы быть и последней.~•~
Конечно, он на дереве. Блять, Регулус ненавидит деревья. Он не знает, как здесь оказался, но, черт возьми, спустите его вниз. Он ненавидит находиться так высоко; он даже не может видеть землю. Это дерьмово, потому что деревья… Ох, как он ненавидит деревья… — Что с лицом, любовничек? — А ты как думаешь? — огрызается Регулус, поднимая голову, чтобы посмотреть на ухмыляющегося Эвана, который сидит на ветке и качает ногами. — Может быть, потому что я на гребаном дереве и даже не вижу земли? Некоторые из нас не такие сумасшедшие, как ты, поэтому не очень-то рады подобным ситуациям. — Ах, бедняжка, — говорит Эван, щелкая языком, хотя в его глазах плещется юмор. — К сожалению, другого пути, кроме как наверх, нет. Давай, продолжай карабкаться. Ты почти у цели. — Какой именно? — спрашивает Регулус, поднимая голову вверх и замирая, как только видит Джеймса и Сириуса, сидящих на ветке так высоко, что можно сказать, они, по сути, расположились на облаке. Они смеются, разговаривая друг с другом, и раскачивают ногами, целиком сосредоточившись друг на друге, не утруждая себя тем, чтобы посмотреть вниз. Когда он окликает их, они не обращают на него никакого внимания. — Почти у цели, Регулус, — говорит ему Эван. — Я не могу до них добраться, — морщится Регулус. — Я слишком боюсь лазить. Как бы я ни хотел до них добраться, думаю, я просто останусь здесь. Кажется, я просто застрял здесь, Эван. — О, ты можешь добраться до них. Ты просто должен по-настоящему хотеть этого. Ты не застрял, Регулус, вовсе нет. Ты просто еще не готов к подъему, — говорит Эван. — Но ты еще пожалеешь, что не сделал этого. — Что? — бормочет Регулус, нахмурив брови, когда отрывает взгляд от Сириуса и Джеймса, чтобы сосредоточиться на Эване. Его дыхание вырывается из него, как только он видит копье, пронзившее того насквозь. Эван, кажется, ничуть не обеспокоен этим, он все еще покачивает ногами и опирается одной рукой на рукоятку копья, как будто это подпорка, как будто он не истекает кровью. — Эван… — Ты так близко, — бормочет Эван с грустным вздохом. — В этом весь ты, не так ли, любовничек? Всегда близко, но никогда не достаточно. Если бы ты только продолжал взбираться… — Он качает головой и печально улыбается Регулусу. — Ты не можешь оставаться здесь вечно. Думаю, тебе уже известно, что ветви склонны ломаться. С треском ветка, на которой они сидят, ломается прямо между ними, и Эван падает вниз, протягивая руку. Регулус вспоминает, как в самый первый день игр, Эван бросился вперед, чтобы поймать его за руку и подтянуть на ветку, и он бездумно делает рывок, чтобы отплатить ему тем же. Эван сумел поймать его, но сейчас, когда настает очередь Регулуса, ему это не удается. Их руки лишь слегка касаются друг друга. Эван падает, и Регулус в ужасе выкрикивает его имя, начиная наклоняться вперед, но его снова хватают за воротник. Регулус вырывается и поворачивает голову, издавая беспомощный, инстинктивный крик чистого ужаса, когда видит, как паук с лицом Эйвери тащит его дальше по ветке. Регулус не может освободиться, и все, что он в состоянии сделать — звать Сириуса и Джеймса, умоляя их помочь им с Эваном. Он отчаянно и громко выкрикивает их имена снова и снова. Джеймс и Сириус не перестают смеяться над чем-то вместе, они даже не смотрят вниз. Паук тащит его дальше, заставляя трястись, и трястись, и… его трясут. Его… Земля поднимается ему навстречу, вынуждая Регулуса скатиться в бодрящий холод, упираясь в тепло под ним. Оно движется. Это угроза, она трясет его и удерживает. Регулус, все еще затуманенный и дезориентированный, достает кинжал еще до того, как осознает, что это за существо. — …гулус, — говорит тепло, когда звон в ушах Регулуса начинает стихать, а мир медленно приходит в фокус. Осознание занимает секунду, но это — Джеймс. Это Джеймс, которого Регулус прижимает к земле, приставив кинжал к его горлу. Джеймс внимательно наблюдает за ним, сохраняя полную неподвижность. — Это я. Обещаю, что это всего лишь я. Регулус не двигается, его глаза блуждают по сторонам, пока он тяжело дышит, пытаясь собрать реальность воедино. Ему требуется много времени, чтобы восстановить дыхание и понять, что происходит. Это был кошмар, не первый и, конечно, не последний. Джеймс все еще податливо лежит под ним, и, наконец, полностью расслабляется, когда Регулус встречает его взгляд. Должно быть, он видит в его глазах какую-то ясность, потому что напряжение уходит из его тела, и он смотрит на Регулуса, нахмурив брови в явном беспокойстве. — Ты звал меня и Сириуса, — шепчет Джеймс. В его глазах стоит печаль. — Прости, — хрипло говорит Регулус, осторожно отводя кинжал от шеи Джеймса. Он вымотан, и у него едва хватает сил на то, чтобы соскользнуть с колен Джеймса, но он делает это, уверенный в том, что его вес причиняет ноге Джеймса боль, и как бы он ни шутил, Регулус почти уверен, что Джеймсу на самом деле не нравится тот факт, что он был в шаге от того, чтобы ему перерезали горло. — Эй, все в порядке, перестань, — бормочет Джеймс, протягивая руку, чтобы обхватить бедра Регулуса, а затем осторожно скользнуть ладонями к его пояснице под одеялом, надавливая и мягко побуждая его податься вперед. — Иди сюда, все хорошо. Регулус обрушивается на Джеймса и зарывается лицом в его шею, сгорбившись, делая все возможное, чтобы втиснуться всем телом в кольцо рук Джеймса, когда они обхватывают его. Обычно кошмары — это то, о чем они не говорят. У них обоих они есть, и у обоих хватает порядочности разбудить другого, если они видят, что во сне ему страшно, но обычно они не делятся подробностями. Чаще всего кошмары просто оставляют их потными, смиренными и очень, очень уставшими. На этот раз Регулус не может остановить слова, выпадающие из его рта в тихом порыве. — Эван совершил глупость. Он был… — Регулус втягивает глубокий, заикающийся вдох, быстро моргая. Его голос понижается до хрипоты. — Он был таким глупым, Джеймс. Вот почему он умер. Потому что он… он не был тихим на своем дереве. Люди не думают смотреть наверх, пока оттуда не раздается звук, который заставляет их сделать это, а он рассмеялся. — Регулус резко сглатывает, его тело напрягается, когда он произносит: — Я заставил его рассмеяться, и поэтому он умер. Насколько это глупо, блять? Разве это не глупо? — Регулус, — говорит Джеймс мягким голосом, гладя спину Регулуса в успокаивающем жесте. — Я даже не смешной, — задыхается Регулус, его лицо морщится, а затем он закрывает рот рукой, чтобы заглушить звук, который грозится вырваться из его горла, но это бесполезно. Подобные вещи могут существовать только в темноте, глубокой ночью, когда весь мир словно погружен в дремоту. Так легче притвориться, что никто не видит, как он раскрывается. Регулус старается изо всех сил, он действительно старается, но он действительно ничего не может с этим сделать. Это просто льется из него, и он задается вопросом, почему именно сейчас? Из-за сна? В этом сне было так много слоев, что Регулус даже не пытается разобраться в них. Так почему же теперь он впадает в истерику из-за Эвана? Опять? Регулус думал, что уже прошел через это. Он не может продолжать это делать. В этом все горе, понимает Регулус. Оно не проходит просто так. Ты не просто переживаешь потерю единожды; ты должен продолжать переживать ее до конца своих дней. Это несправедливо. Ему кажется, что он уже должен был выучить этот урок. В конце концов, он знаком с горем с пятнадцати лет — просто не с таким. Не со смертью. Это другое горе, безнадежное. Регулус еще может взобраться к Джеймсу и Сириусу, но Эван? Ветка сломалась, и он пропал. Почему это всегда происходит с ним? Каждый раз с ним случается именно это. Словно он проклят. Регулус подбирается близко к тому, чего хочет, а потом это исчезает. Он никогда не бывает достаточно близок. Может быть, это глупо, потому что в реальности Регулус знал Эвана всего несколько дней, не больше. Он не знал его второго имени. Он ничего не знал ни о его семье, ни о его детстве, ни о том, какие надежды он возлагал на свое будущее. Они провели вместе в общей сложности едва ли больше дня, и все равно это чертовски больно, как потерять лучшего друга. Даже больнее, потому что он так и не успел им стать. Потерянный потенциал — еще одна причина для горя, и Регулус прекрасно об этом знает. Регулусу не нужно знать об Эване больше, чем он уже знал, чтобы понять, что он доверял ему. Чтобы понять, что с ним было легко даже в этой бездонной пропасти дерьма. Джеймс шепчет ему. Нежные слова. Добрые слова. Все те слова, которые должны успокаивать. Регулус не слушает их, в основном потому, что не слышит их из-за собственных рыданий. Тем не менее, это мило с его стороны. Конечно, это так. Это Джеймс. Он всегда так безжалостно добр. Регулус позволяет голосу Джеймса омыть его, чувствуя, как он проникает под его кожу и погружается глубже, резонируя в его костях, пока они не набираются силы, чтобы перестать дрожать. Слезы медленно останавливаются, пока Регулус не начинает просто дышать в изгиб шеи Джеймса. Его глаза закрыты. Слипшиеся и влажные ресницы покоятся на влажных щеках. Джеймс замолчал и теперь просто успокаивающе гладит его спину. Регулус приподнимает голову с минимальным усилием и хрипит: — Нога не болит? — Нет, любовь моя, оставайся там, где ты есть, — заверяет его Джеймс, и Регулус мгновенно снова падает в его объятья, лишенный сил для борьбы. — Я с тобой, Регулус. Я обещаю. — Можешь… — Регулус осекается и зажмуривает глаза, потому что то, что происходит между ним и Джеймсом, ничем не отличается от того, чтобы залезть на дерево, царапающее небо верхушкой. Он понял. Теперь он понимает метафору, ясно? Он понимает, как это похоже — страх падения, напряжение, с которым приходится подниматься с привычной земли, ощущение, что застрял, угроза сломанной ветки, которая не может удержать вес того, чем они были, чем они являются, и вес всего того, чем они могли бы быть. — Все, что угодно, — бормочет Джеймс, словно склоняясь к нему и умоляя взять его за руку. Джеймс бы вытащил его. Джеймс бы никогда, никогда бы не позволил ему упасть. Регулус знает это, но это все равно не заставляет страх стать меньше. — Все, что тебе нужно, - попросить, Рег. Все, что ты хочешь или в чем нужд… — Твоя рука… Можешь… Можно… — Регулус не знает, как попросить об этом, потому что просьба кажется совсем детской, и ему кажется, что он не имеет права на что-то подобное. — Хочешь? — спрашивает Джеймс, не успевая закончить фразу. Вместо этого, он чуть не бьет себя по лицу, торопясь протянуть руку Регулусу. Настолько искренен в отчаянном порыве помочь. Регулус не знает почему, но он снова начинает плакать, чувствуя себя хрупким, как крыло бабочки. Он давится всхлипом и кивает, давая понять, что да, он хочет. Он действительно хочет именно этого, а затем протягивает руку, чтобы переплести их пальцы. Выходит неловко и немного неуклюже, но это не волнует Регулуса. Он просто наклоняется и начинает отчаянно целовать их сплетенные пальцы, рыдая так сильно, что начинает задыхаться. — Это помогает или делает только хуже? Я правда не могу понять, — признается Джеймс, явно страдающий от вида происходящего. Регулус не отвечает. Он не уверен, что у него есть слова, чтобы объяснить, насколько важна для него сейчас рука Джеймса. Руки могут быть канатами, не дающими улететь, удерживающими тебя от уплывания в небо; точно так же они могут быть той силой, которая нужна, чтобы поднять тебя, когда ты падаешь, когда тонешь, когда гравитация тянет тебя вниз. Регулусу было пятнадцать лет, когда он впервые взял Джеймса за руку, и это помогло ему устоять на земле. Теперь рука Джеймса может помочь ему подняться, если он только позволит. Все еще рыдая, Регулус притягивает их соединенные руки под подбородок, скручиваясь вокруг них, словно пытаясь спрятать их между их телами. Джеймс позволяет ему это, обнимая его свободной рукой, все еще гладя по спине. Одной рукой Регулус цепляется за пальцы Джеймса. Другой — за кинжал. Разве не печально, что это единственные вещи, которые могут утешить его? Разве не печально, что он боится подумать о том, чтобы отпустить хоть одну из них? Разве не печально, что ни одна из них не может остановить его страх?~•~
Джеймс больше не засыпает, даже когда Регулус в конце концов перестает плакать и погружается в сон. То, как Регулус звал его и Сириуса, так напугало его, что он даже боится закрыть глаза. Он думает, что ему приснится кошмар, а он уже подрывался от ужасных снов о Вэнити и Ходже этой ночью. Быть может, он солгал Регулусу о своей ноге, но боль от веса Регулуса, сидящего верхом на его коленях, и вызванная ей пульсация, отдающая в бедро, — небольшая плата за возможность обнять и утешить его, быть обнятым и утешенным им. Одно лишь присутствие Регулуса успокаивает Джеймса, помогая ему справиться с собственным горем. Даже во сне Регулус не отпускает руку Джеймса. Он удерживает их руки зажатыми между их телами, словно кто-то может прийти и попытаться похитить или разлучить их. Джеймс скорее отгрызет собственную руку и отдаст Регулусу, чем позволит кому-то забрать ее у него. Джеймс не совсем уверен с чем именно был связан весь этот… нервный срыв Регулуса. Он полагает, что с кошмаром, но он также был расстроен из-за Эвана? Он также, кажется, отчаянно хотел взяться за руки, а потом еще больше расстроился, когда они сделали это? Откровенно говоря, Джеймс не считает, что в подобных вопросах нужны ответы или причины. Горе проявляется странными способами, и им обоим есть о чем горевать. Это не то, что они могут просто оставить позади, никогда не будет таковым. Джеймс знает это из опыта собственной матери и Сириуса. Если все, что они могут сделать, чтобы помочь друг другу, — это держаться друг за друга, то Джеймс благодарен, что у них есть такая возможность. Когда Регулусу приснился кошмар, время уже близилось к рассвету, так что совсем скоро температура должна начать повышаться, а ночь начнет потихоньку уступать место утру. На улице все еще холодно, темно, но Джеймс уже видит, как светлеет небо за пределами пещеры. Скоро река оттает, а это значит, что им нужно вставать, если они хотят успеть перебраться через нее. Они точно не знают, когда именно растает лед, но согласились, что не хотят застрять здесь на целый день без еды и воды. — Рег, — мягко говорит Джеймс, слегка подталкивая его. В ответ он получает лишь недовольное ворчание, которое, несмотря ни на что, вызывает на его губах улыбку. Он тихо смеется и одной рукой сжимает ладонь Регулуса, а другой — снова трясет его. — Я знаю, что ты все это ненавидишь, любовь моя, но пора вставать. — Нет, — бурчит Регулус и просто прижимается ближе. — Регулус, — заявляет Джеймс, сдерживая смех. — Не поступай так со мной, Джеймс, пожалуйста, — полушепчет-полуворчит Регулус, носом зарываясь в плечо Джеймса, которое он использовал как подушку с тех пор, как оказался на нем. Признаться, Джеймс настолько по-дурацки восхищен тем, как Регулус хочет просто лежать на нем, что готов позволить ему делать это буквально вечно. Однако Регулус убьет его, если они застрянут здесь при том, что могли выбраться. — Мы не знаем, когда оттает река, помнишь? Будет лучше, если мы перейдем ее сейчас, чтобы не заст… Крик рассекает воздух, заглушая остальные слова Джеймса, и от этого Регулус мгновенно просыпается. Он вскидывает голову, скатывается прямо с колен Джеймса и встает на ноги с кинжалом наготове. Джеймс тут же следует его примеру, берет топор и прижимает его к земле для опоры, чтобы встать на ноги. Его нога протестует, но он едва обращает на это внимание, когда Регулус подхватывает свою сумку, а затем они оба направляются ко входу в пещеру. Они добираются туда почти одновременно, так что Джеймс слышит, как Регулус в ужасе резко втягивает воздух еще до того, как осознает, что именно его так ужаснуло. Мозг Джеймса с трудом улавливает смысл происходящего. То есть, он знает, что это гигантский паук, но там, где обычно находятся глаза, торчит туловище, ведущее к лицу Айрин, которое обрамляют острые, щелкающие клешни. Айринопаук несется за Питером, Бернис и Аксус, преследуя их на откровенно ужасающей скорости, пока все они кричат и бегут. Все, о чем Джеймс может думать, это то, что Айрин ненавидела пауков. Тот факт, что распорядители сделали это с ней — да с кем угодно — вызывает тошноту. С лица Регулуса спадает вся краска, и он выглядит так, будто его тоже сейчас вырвет. — Джеймс! — кричит Питер, издавая отчаянный вопль, пока со всех ног бежит по полю, размахивая руками. — Помогите! Помогите нам, блять! — кричит на них Бернис, в голосе ее звучит такой ужас, что Джеймс инстинктивно хочет помочь ей, несмотря на все, что происходило прежде. — Джеймс, — выдавливает из себя Регулус, — Река еще не оттаяла. Они… блять, блять, они ведут его прямо к нам! — Эту штуку вообще можно убить? — недоуменно спрашивает Джеймс. Регулус бросает на него негодующий взгляд. — Я не знаю! — Что ж, — морщась, бормочет Джеймс, поднимая свой топор и тяжело вздыхая, — Есть лишь один способ узнать. — О, бога ради, — ворчит Регулус, подбрасывая кинжал в своей ладони, когда Джеймс выбегает из пещеры. — Аксус, твой крюк! — кричит Джеймс, когда остальные приближаются. — Ты что спятил нахуй?! — Аксус кричат в ответ, едва не поскальзываясь на льду, пока они несутся в их с Регулусом сторону. Бернис таки поскальзывается, приземляясь на колени и просто скользя дальше по поверхности реки, как рок-звезда или что-то настолько же клевое, затем она использует свой меч, чтобы упереться в землю и, спотыкаясь, встать на ноги. — Не будь сукой, Аксус! Нам в любом случае придется сражаться с этой ебаной хренью! Используй свой крюк! — Разбегайтесь все! — рычит Джеймс, и все мгновенно расходятся в разные стороны, что, кажется, на долю секунды сбивает паука с толку. Из-за пустых столбов пауку становится труднее двигаться. Он выбирает цель и направляется прямо к Бернис, которая неуклонно отступает назад. — Так, вставайте за ним! — Еще рано! Еще рано! — приказывает Бернис сквозь стиснутые зубы, вытягивая одну руку, чтобы остановить Аксус, которые бегут чуть позади паука, размахивая своим крюком. Другой рукой Бернис сжимает меч, делая тот крутой маневр, который умел делать и Мальсибер. В этот момент Джеймс в панике и чуть ли не в бреду задумывается, почему все плохие ребята могут делать крутые вещи. Даже Регулус… — Сейчас! — кричит Питер. Аксус тут же пускают в ход свой крюк, зацепив паука с другой стороны, острие впивается в углубление между торчащим туловищем и телом самого паука. Регулус ныряет вперед, чтобы ухватиться за веревку вместе с Аксус, и они оба тянут. Сначала им и впрямь удается сбить паука с курса, но затем они дают слабину, когда Аксус неожиданно бьют Регулуса по лицу. — Серьезно?! По-твоему, сейчас самое время?! — рычит Регулус, испытывая, как Джеймс знает, смесь неверия и ярости. К своей чести, Аксус, поморщившись, восклицают: — Прости! Это был рефлекс! Ты прав, это может подождать! — Тяни, блять, — огрызается Регулус, и тогда они оба тянут. — Пит! Помоги мне разделаться с ним! — кричит Джеймс, что приводит их с Питером в действие, они бросаются на паука, пока Аксус с Регулусом дергают его с другой стороны. Бернис, находясь спереди, дико размахивает мечом, не давая себя съесть. Паук шипит и шатается, а затем падает, заваливаясь на бок. Джеймс тут же поднимает топор и обрушивает его на одну из ног паука, в ушах у него раздаются гротескный хруст и треск. Паук извивается, пытаясь подняться, но Аксус и Регулус продолжают тянуть его на себя из раза в раз. Питер опускается на землю и хватает дергающуюся ногу, которую отрубает Джеймс, параллельно пытаясь подавить рвотный рефлекс, что не мешает ему изо всех сил дергать за ногу, пока Джеймс не справляется и нога не отрывается. Пауку это, конечно, не нравится. Он пронзительно шипит и барахтается на земле, нанося дикие удары по Бернис. Удерживать его становится все труднее, и Джеймс понимает, что пауку вот-вот удастся вырваться. — У меня есть идея, — выдыхает Джеймс, подбегая к Питеру со вздымающейся грудью. Тот с отвращением смотрит на паучью ногу в своих руках. — Питер! — О, ох, это мерзко, — хрипит Питер, бросая ногу и содрогаясь от отвращения. Он поднимает широко раскрытые глаза. — Что? Погоди, какая идея? Джеймс… — Подсади меня, — заявляет Джеймс, протягивая руку, чтобы опереться на плечо Питера. Питер просто таращится на него. — Ты с ума сошел. Тем не менее, он переплетает пальцы и делает ладонями платформу, держась ровно, пока Джеймс ставит на них ногу и трижды подпрыгивает прежде чем оттолкнуться и броситься вверх на тело паука. Он чуть не переваливается через бок паука, и на секунду единственное, что он видит, — это красное от напряжения лицо Регулуса, когда он понимает, что Джеймс на данный момент находится на пауке, его глаза расширяются, а рот распахивается. Джеймс успевает быстро ухмыльнуться. — Джеймс, гребаный идиот, спустись! — кричит Регулус. — Одну секунду, любовь моя! — кричит в ответ Джеймс со смешком, который больше напоминает то, как хихикает Сириус, нежели он сам. Как ни странно, он уже несколько дней не чувствовал себя таким живым и возбужденным. Ворча, он пытается вывернуться так, чтобы видеть под собой собственные ноги. Разве у пауков нет волос? У некоторых же есть, да? Вэнити знала бы об этом, и эта мимолетная мысль тут же сгоняет улыбку с лица Джеймса. В любом случае, у этого паука волос нет. Его тело и ноги сделаны из чего-то, что ощущается, как кожа или резина, или и то и другое, и ухватиться за поверхность не так-то просто. Тем не менее, Джеймс сохраняет равновесие, проползает вперед и вонзает свой топор в заднюю часть туловища паука. Неприятное ощущение от того, что это туловище Айрин, перекрывается ужасным шипением, которое издает паук, по округе разносится звук быстро щелкающих в страхе клешней. Он размахивает конечностями, пытаясь дотянуться назад и вытащить топор. Джеймс опережает его, выдергивает топор и, встав во весь рост, хватает паука за волосы — волосы Айрин — чтобы удержать на месте, пока Джеймс со всей силы замахивается топором на его шею. Это только отвлекает паука, честно говоря, но Бернис оказывает помощь, бросаясь вперед, чтобы вонзить свой меч прямо в его туловище. Джеймс снова вырывает топор, вонзенный в паука, а затем вновь наносит удар. И снова. И опять. И опять. И еще разок для верности, что наконец позволяет ему добраться до другой стороны, отчего голова паука буквально скатывается с плеч. Голова Айрин, вот только это не совсем так, что становится очевидно, когда она с глухим стуком падает на землю возле ног Бернис. Черные глаза на голове остекленели, а клешни перестали шевелиться. Тело паука тут же обмякает, продолжая подергиваться, и Джеймс с ворчанием соскальзывает прямо с его бока, совершенно не готовый к такому резкому перемещению. Он со стоном падает на землю, топор вылетает из его руки и падает на траву. К счастью, он упал не к ногам Регулуса, а значит, ему не придется видеть, с какими эмоциями Регулус смотрит на него за столь безрассудный поступок. Джеймс готов признать это победой. — Джеймс? — зовет Регулус. — Порядок, — свистит Джеймс. — Оу. — Оу? Это не звучит как порядок, Джеймс, — огрызается Регулус. — Нет, нет, я в полном порядке, — слабо настаивает Джеймс, тяжело дыша. — Просто, ну, знаешь, решил взять минутку, чтобы оценить натуральность этой искусственной травы. Чувствую себя великолепно, честно. Регулус фыркает. — Ты просто пиздец какой тупой. Это был чрезвычайно безрассудно! Ты мог… — Да, да, да, — бормочет Джеймс, со стоном приподнимаясь на руки и колени. О, его нога сейчас им совсем не довольна. — Давай, покричи на меня. Не стоит меня благодарить или типа того. Всегда только: «ты такой тупой, Джеймс», и никогда не: «ты выглядел так сексуально и героически, пока спасал нас всех от паука-убийцы, Джеймс». Обычно у Регулуса наготове была бы стервозная ответка, но он ни с того, ни с сего подозрительно молчалив. Джеймс тянется за своим топором, но замирает, когда на его рукоятку наступает ботинок прежде, чем он успевает за нее ухватиться. Джеймс медленно приподнимает голову, чтобы посмотреть, кто это, и чувствует, как сердце опускается в пятки. — Питер? — шепчет Джеймс, в его горле уже образовался ком, жуткий страх сковывает его вены льдом. Питер со вздохом переставляет ногу назад и приседает, чтобы поднять топор. Он долго смотрит на Джеймса, потом сглатывает и бормочет: — Прости, Джеймс. — Нет, — хрипит Джеймс. — Нет, Пит, скажи, что ты не… скажи, что ты не объединился с… — Нами? — Бернис шепчет ему на ухо поворачивая голову, чтобы ухмыльнуться ему со сверкающими глазами. Он слегка вздрагивает, а она смеется над ним. — Старина Пити отлично вписывается вообще-то. Он умный пирожок, если дать ему шанс. Жаль, что он так и не смог доказать это, пока проводил все свое время с идеальным, чистеньким, нравственным Поттером. Но ничего страшного, мы ценим его. — Давай, только попробуй совершить эту ошибку, — шипит Регулус у него за спиной, и Аксус смеются. — Когда я верну его себе… — Заткнись, Блэк, начнем с того, что ты сам бросил в меня кинжал, — перебивают его Аксус. — Прямо в руку, сволочь. — Как я и сказал, подожди, пока я верну себе второй, — огрызается Регулус, а потом издает тихий недовольный звук. — Ага, давай, — объявляют Аксус, после чего ничего не говорят, Регулус тоже молчит. Питер снова тяжело сглатывает, и в его глазах отражается искреннее сожаление. — Джеймс, ты… ты должен понять. Я тоже хочу домой. Я хочу… — Это не делает все это правильным, — выдавливает из себя Джеймс. — О, да? — бросает Питер, будто это вызов, его ноздри раздуваются. — Я говорил тебе, Джеймс. Это голодные игры! Это… это война, и ты делаешь все, что дóлжно, чтобы выжить на войне. Мы не можем всегда поступать правильно, а ты ебаный лицемер, тебе это известно? На что бы ты пошел, чтобы вернуться домой? Мне нужно было бы умереть, чтобы это стало возможным, и ты это знаешь. Так какое у тебя было бы решение? Убить меня? Предать меня? Давай же, вперед. Джеймс ничего не отвечает, потому что не знает. Он все еще не знает. Никогда не знал и не думает, что когда-нибудь придумал бы что-то. Это, как полагает Джеймс, было бы чем-то, с чем пришлось бы разобраться Регулусу. Все было намного проще, когда он верил, что ему не придется жить с последствиями собственного выбора. — Ага, — резко говорит Питер. — Я так и думал. Ты, конечно, можешь думать, что я плохой человек, воля твоя, можешь ненавидеть меня, но это не отменяет того факта, что я сейчас в виноватых только потому, что сделал это первым. Все, что Джеймс может сказать, это: — Я никогда не поступил бы так с тобой, Питер. — Значит, ты умер бы ради меня? — спрашивает Питер. — Я бы, как минимум, хотел это сделать, — хрипит Джеймс, в глазах у него щиплет, потому что это правда. В другом мире, в котором имя Регулуса не было бы названо, но все равно прозвучало бы имя Джеймса, он сомневается, что вернулся бы домой. Он умер бы за кого-нибудь. За Вэнити или Питера, скорее всего. — Часть меня все еще хочет. Ты хотя бы будешь по мне скорбеть? Питер слегка отшатывается, и его глаза снова наполняются раскаянием, блестящим в лучах восходящего солнца. Они глядят друг на друга, Джеймс даже не знал, что разбить сердце тебе могут и так. Он никогда не сталкивался ни с чем подобным. С осознанием того, что его собственная жизнь может не иметь для другого человека такого же значения, какое жизнь этого самого человека имеет для Джеймса. — О, хватит уже мелодрамы, — бормочет Бернис со скучающим видом. Она хватает Джеймса за волосы и, дергая за них, поднимает его на ноги, приставив меч к горлу. Он чувствует, как она улыбается ему в ухо. — Питер убьет тебя, и я уже давно жду не дождусь, когда ты умрешь, Поттер. — Знаешь, я как-то уже догадался, — признает Джеймс, морщась, когда она хватает его, поворачивая лицом к… ох. Дерьмо. — О, блять, нет. Регулус… — Я в порядке, — цедит Регулус, слова едва разборчивы из-за того, как сильно он сжимает зубы. Аксус, ухмыляясь, прижимают к шее Регулуса кинжал, который тот, видимо, бросил в них. Другой кинжал Регулуса валяется на земле вне зоны его досягаемости. — Отпустите его, — инстинктивно выпаливает Джеймс, полностью готовый сражаться, умолять и делать все, что угодно, чтобы вытащить Регулуса из этой ситуации. Он сглатывает, не обращая внимания на меч у своего горла. — Не думаю, что тебе стоит так за него беспокоиться, тыковка, — весело говорит ему Бернис. — Вы двое такие прелестные, вам это известно? Правда, это абсолютно очаровательно. Не беспокойтесь, мы дадим вам попрощаться, и поговорить по душам и насладиться милым поцелуйчиком, прежде чем убить вас. Мы все-таки не монстры. — Мне правда интересно, что, в твоем понимании, есть «монстр», — бурчит Джеймс себе под нос, пока Бернис тащит его к месту, где находятся Аксус и Регулус. Как ни странно, паук просто исчез, как будто растворился в воздухе. Несомненно, это дело рук распорядителей. — Слушай, у меня есть сердце, понятно? Я думаю, вы двое милая пара, — заявляет Бернис, звуча до абсурдного серьезно, пиная заднюю сторону его коленей, чтобы заставить его упасть на них, пока Аксус делают то же самое с Регулусом прямо напротив него. — А теперь, давайте, прощайтесь, произносите свои прощальные речи. Давайте. Всегда нужно устраивать хорошее шоу, давая зрителям то, что они хотят. Даже они знают, как все это работает, потому что они тоже в этом участвуют, тоже устраивают собственные представления. Джеймс не в настроении, так что он не смотрит на Регулуса. Нет, он смотрит на Питера. — Питер, — шепчет Джеймс, глядя на него, пока эта дурацкая боль сковывает грудную клетку. Хуже всего то, что он даже не сердится. Куда сильнее ему просто больно. Он верил, что Питер не подведет его, ему было необходимо, чтобы Питер его не подвел. Но мир устроен иначе, не так ли? История заканчивается по-другому, да? — Не смотри на меня так, Джеймс, — выдыхает Питер. — Думаешь, я хотел, чтобы все было так? Когда… когда они нашли меня у третьего костра, я привел их обратно, потому что думал, что мы сможем справиться с ними. Мы превосходили их в количестве, и у всех вас было оружие, так почему ничего не вышло? Что пошло не так? Ведь причина точно не во мне. Я сделал все, что от меня требовалось, и все же… ты позволил ей умереть. Мы должны были защитить ее! — Я старался, — хрипит Джеймс, пока слезы застилают его глаза. — Ты старался недостаточно, — говорит Питер, и его голос ломается. А лицо затапливает сожаление. — И я тоже. Это была моя вина, Джеймс. Я привел их туда. Я думал… я не хотел, чтобы так все вышло. Я думал, что ты спасешь меня. — Я не знал, — мягко отвечает ему Джеймс, а в груди все сжимается еще сильнее. У него едва получается дышать. — Я бы спас тебя, Пит, если бы мог. Мне жаль, что я не смог. — Теперь мне надо спасать себя самому, — заявляет Питер, его глаза блестят и сияют от слез. — Я даже не думал, что продержусь так долго. Я просто хочу домой, но хуже всего то, что я даже не знаю, где теперь мой дом, потому что казалось, что он с тобой, и Вэнити, и Айрин, и Матиас, и с твоим чертовски пугающим парнем. Так куда мне теперь идти? Джеймс сглатывает. — Я не знаю. У меня никогда не было ответа на этот вопрос. Теперь ты сам должен понять. А правда такова, что я никогда не смог бы узнать. Это станет твоим бременем. И вновь Питера передергивает, его глаза чуть расширяются, и он отворачивается, чтобы перевести дыхание. Джеймс позволяет своему взгляду пасть на Регулуса, который глядит на него с искренней грустью. Он знал. Он знал, что так и будет, и пытался оградить Джеймса от этой боли, но Джеймс не хотел и слышать. — Вы двое можете уже наконец поцеловаться и поплакаться? — спрашивают Аксус, рукой указывая на Регулуса и Джеймса. — Нет, — коротко отвечает Регулус. — Нет? — уточняет Бернис, держа меч все там же, прямо под подбородком Джеймса. — Поттер, тебе разве ничего не хочется ему сказать? — Он знает, — тихо роняет Джеймс, встречаясь с глазами Регулуса, видя и зная их, как и всегда до этого. Регулус знает то же, что и Джеймс, и это едва ли связано с их маленькой любовной историей, а по большей части связано с тем, что никто из них не планирует вот так вот умирать. Не здесь, не сейчас, не когда они так близко, не без боя. — Ну, это… разочаровывает, — бормочет Бернис. — Да, с жизнью обычно именно так, — безучастно отвечает Регулус, а затем снова наваливается всем своим весом на Аксус так, что те спотыкаются, и теперь они оба кувырком падают назад. — Дерьмо! — кричит Бернис, вновь дергает Джеймса, поднимая на ноги, чтобы утащить его за пределы досягаемости. — Ладно, никаких больше игр. Убей его, Аксус! А ты, Питер, убей Поттера. Питер замирает, его глаза расширены, когда Бернис дергает Джеймса за волосы, удерживая его на месте. Их глаза встречаются, и кажется, что весь мир сжимается до одного этого мгновения. Между ними, кажется, пролетает тысяча событий разом. Первая встреча, когда Питер, напуганный и смирившийся, признался, что вряд ли протянет дольше одного дня. И Джеймс был рядом, чтобы протянуть руку помощи, предложить дружбу, будто не было ни малейшей возможности, что в итоге они окажутся здесь. Но вот где они сейчас, а выживание зависит от желания. От причин. Ты должен хотеть выжить, а это значит, быть готовым принять ношу всего, что будет сопровождать тебя дальше на этом пути. Проходят то ли секунды, то ли годы прежде, чем Питер шепчет: — Я не вынесу этого, — и отбрасывает топор в сторону, он откатывается за пределы досягаемости. Бернис яростно кричит, в то время как Питер несется прямо на них обоих. Они все валятся с ног наземь в клубке из конечностей. Джеймс получает удар по лицу рукоятью меча, но, к счастью, не острием. Раздается чей-то стон, а затем Джеймса сильно пинают в спину, заставляя его откатиться в сторону, подальше от того места, где дерутся Бернис и Питер. Затем, без всякого предупреждения, Джеймса оглушает ужасный крик Питера, от которого он поспешно вскакивает на ноги. Меч Бернис пронзает живот Питера там, где он склоняется над ней, и он, задыхаясь от ужаса, отступает назад, но не падает. Вместо этого он хватает Бернис за волосы, спотыкаясь и кашляя кровью, поднимает ее на ноги и обхватывает обеими руками. Только через секунду до Джеймса доходит, что это значит, и он, спотыкаясь, пытается сменить курс, и судорожно оборачивается, чтобы увидеть, как Питер резко поднимает Бернис с земли, а она брыкается, визжит и пытается вырваться, но его хватка неумолима. Даже когда она наносит удары мечом по его предплечьям, он просто продолжает идти вперед. — Нет! Питер, нет! Мой малыш! Пожалуйста, ты же знаешь о моем малыше! Мой малыш! — кричит Бернис. — Не надо! Пошел к черту, ебаный предатель, ебаная крыса! — Подожди, — выдыхает Джеймс, на трясущихся ногах подбегая, пока мысли в голове мчатся вскачь, потому что солнце уже встало, и на улице тепло, и не снова, не снова, пожалуйста, не снова. — Питер! Питер! Джеймс пытается спасти его. Несмотря ни на что, он все еще пытается спасти его. Несмотря на то, что Питер предал его, несмотря на то, что он лишь отсрочит неизбежное бремя выбора, которое никто из них не хочет нести, Джеймс не может не попытаться. Он пытается, но так же, как и с Вэнити, он проваливается. Питер буквально сталкивает Бернис прямо в реку, которая недавно оттаяла. Они с плеском падают в воду, и на поверхность тут же лезут руки, чтобы утащить их под воду. Бернис кричит, когда уходит под воду. Питер не издает ни звука. Они исчезают вместе, и Джеймс останавливается, тяжело дыша, глядя на реку со слезами на глазах. Питер хотел домой, но не знал, где его дом. Теперь он никогда не узнает.~•~
Бернис начинает кричать, и это сбивает Аксус с толку, поэтому Регулус без особого труда уворачивается от них, когда всплеск воды эхом долетает до их слуха. Другими словами, Регулус получает возможность ударить Аксус по лицу, что, честно говоря, доставляет ему особое удовольствие. Аксус настолько отвлечены всем происходящим — возможной смертью последних оставшихся в живых союзников, — что Регулусу очень легко стряхнуть их с себя, и они оба катятся в разные стороны. Аксус замирают рядом с кинжалом, который успели уронить, а Регулус — рядом с топором Джеймса. Они оба мгновенно бросаются к ним, хватая оружие и вскакивая на ноги. Когда после всплеска проходит около двух минут, раздаются два залпа пушки, один за другим. Аксус поворачивают голову в сторону, и Регулус повторяет это движение, встречаясь взглядом с Джеймсом, стоящим у самого края реки. Его руки безвольно свисают по бокам. — Двое против одного, — бормочет Регулус, заставляя Аксус посмотреть на него. Кинжал все еще зажат в их руках, но у Регулуса все еще есть топор, и его оставшийся кинжал так близко… — Ха, — ухмыляются Аксус. — Я бы сказали, что скорее драка один на один. Поттер не представляет угрозы. Я легко расправлюсь с ним. Очевидно, они намерены доказать это, разворачиваясь и начиная бежать прямо на Джеймса. Регулус в панике зовет Джеймса, так, словно его имя вырывается из самых недр, поднимает топор и бросает его в воздух, не медля ни секунды. Он пытается схватить свой последний кинжал на случай, если ему понадобится бросить и его. До этого не доходит. Топор точно попадает в цель, вонзаясь прямо в спину Аксус и заставляя их вскрикнуть от боли, когда они, спотыкаясь, бредут вперед, неустойчиво держась на ногах. Джеймс оборачивается на крик и успевает приготовиться к столкновению, когда Аксус врезаются в него. Регулус замирает, затаив дыхание, наблюдая в замедленной съемке, как они сталкиваются. Джеймс издает пронзительный крик, его руки упираются в руки Аксус, а затем он поворачивается в сторону и пихает Аксус прямо в воду. Всплеск. Бледные руки появляются из воды. Тишина. Минута. Вторая. Залп пушки. Регулус выдыхает, его глаза закрываются, когда он сдувается, задыхаясь от резкого вздоха, похожего одновременно на всхлип и на смех. Вот и все. О, вот и все. Они сделали это. Они, блять, сделали это. Остались только он и Джеймс, и они могут вернуться домой. Регулус дрожит с головы до ног, в ушах звенит, когда он ждет объявления, что они — Победители. И ждет. И ждет. И ждет. Медленно глаза Регулуса открываются. Джеймс все еще стоит лицом к реке, его голова поднята вверх, он смотрит на небо, словно ищет там ответ. Регулус хочет, чтобы он повернулся и посмотрел на него, встретил его ободряющей улыбкой, способной остановить страх, пробирающий его до костей. Внезапно Регулус готов отдать все за оптимизм Джеймса. Они сделали это, да? Почему они еще здесь? Они все сделали правильно. Они играли в тупые игры и следовали правилам. Они… — Внимание, трибуты, — раздается голос Слизнорта, и Регулус замирает на месте. — Новое правило, согласно которому Победителями могут стать двое трибутов из одного дистрикта, отозвано. Победителем может стать только один. И пусть удача будет на вашей стороне… Тишина оглушает. Регулус слышит свое дыхание, но не уверен, что дышит. Каким же глупым он был. Как он мог позволить себе поверить в это хотя бы на мгновение? Регулус Блэк, посмевший поверить в то, что было слишком хорошим, чтобы оказаться правдой, только потому, что хотел верить в это настолько сильно, что не дал места сомнениям. Он позволил себе заботиться о Джеймсе, он позволил себе думать… позволил себе надеяться.. Это. Это именно та причина, по которой Регулус боится взбираться наверх. Причина, по которой он остается на земле, потому что ветки всегда ломаются. Каждый раз, он так близок, так, блять, близок… Но никогда не достаточно. Джеймс почти небрежно поворачивает голову, чтобы посмотреть на Регулуса. Он не отворачивается от восхода солнца, не делает ничего, только смотрит с легкой улыбкой. Это грустная улыбка. Его глаза опускаются к зажатому в руке кинжалу, а затем снова поднимаются, чтобы поймать взгляд Регулуса. — Ты колеблешься, любовь моя, — мягко говорит Джеймс. Регулус издает хриплый вздох. Он даже не поднимает свой кинжал. Его трясет. Зрение расплывается. Вот оно, не так ли? Настоящее испытание. Потому что теперь в живых остались только они, и Джеймс — единственное, что стоит между ним и домом. Он всегда говорил, что сделает то, что должен, всегда говорил, что убьет Джеймса, если до этого дойдет. Без колебаний. И все же. Правда, ужасная, уродливая, выворачивающая нутро правда в том, что Регулус не может. Он думал… Он действительно думал, что ему удастся. Думал, что сможет сделать это, если до этого дойдет. В это было легко верить, когда он был уверен в том, что до этого не дойдет. Но вот они здесь, и Регулус ошибался. — Я… Я не могу, — задыхается Регулус, и кинжал выпадает из его руки. Он падает на землю, чтобы навсегда остаться лежать там. Регулус не хочет его поднимать. — Джеймс, я не могу. Лицо Джеймса смягчается, и в его взгляде столько тепла, несмотря на боль, спрятанную в самых уголках глаз. Его губы еще больше выгибаются в улыбке, и он бормочет: — Все в порядке, Регулус. — Нет, не в порядке, — хрипит Регулус. — Ничего из этого не в порядке. Я не могу сделать это. Я не могу убить тебя. Я… Джеймс, Я… — Ш-ш-ш, не переживай об этом. Тебе не понадобится, — шепчет Джеймс, медленно поворачиваясь к нему. Взгляд Регулуса опускается вниз, туда, где Джеймс прикрывает рукой живот. Кровь просачивается сквозь щели его пальцев, растекаясь по руке. — Джеймс? — Аксус зацепили меня, прежде чем уйти под воду. По крайней мере, это был твой кинжал, — говорит Джеймс с усталой усмешкой. Его горло дергается при резком сглатывании. Рот слегка приоткрывается в самом уголке губ, нежно и мило. — Может быть, это делает меня сумасшедшим, но если честно, я бы хотел, чтобы это был ты. Земля уходит из-под ног Регулуса, и ничто не может вернуть его обратно. Он шатается, расходится по швам, все рушится вокруг него, теряя смысл. Джеймс удерживает его взгляд, а затем падает на землю. Ноги подгибаются под ним. Солнце все еще поднимается. Оно восходит, даже когда Джеймс падает. Регулус ждет, когда оно взорвется. Регулус ждет, когда оно погаснет, потускнеет, уменьшится и сгорит, умирая вместе с Джеймсом. Но этого не случается.~•~
примечания автора: что ж, Этого Не Было В Книгах/Фильмах 😤 я просто ЗНАЮ что некоторые из вас такие типа: зар какого хуя ты делаешь? но послушайте. выслушайте меня, ладно? мне надо чтобы вы все доверились процессу. это тот еще клиффхэнгер, не буду врать. вы имеете право рвать на себе (или на мне) волосы. (просто напомню, тем, кому нужно, все, у кого есть ПОВ, не умрут) в любом случае, я опять ввел вас в ложное чувство безопасности, потому что в начале казалось, что джеймс и регулус в хорошем расположении духа. немного флирта, немного мечтаний о Счастливой Совместной Жизни. нет, я думаю, что важно отметить, что регулус верит, что его «другая жизнь» с джеймсом счастливая и безопасная, у них есть дом, совершенно не похожий на дом, в котором он рос. типа ладно, пойду утоплюсь в ведре с кислотой. книжная полка???? цветы???? тайные любовные послания???? и мы снова увидели эвана. ну, «увидели» слишком сильное слово, но вы меня поняли. это никогда не должно было стать чем-то из разряда, что кто-то умер, да-да, всем грустно, но это больше никогда не упоминается. типа нет, эта срань будет Преследовать Их. буквально так и никак иначе. но прикиньте, эван появляется во снах регулуса, говорит метафорами и всякая такая хрень, а потом драматично воспроизводит свою смерть лооооол вот еще, о чем я хотел поговорить: питер. я практически ничего не говорил о питере именно по этой причине. потому что в этом сеттинге он никогда не был Плохим Парнем. типа, он никогда не собирался предавать своих друзей или убивать их; он думал, что другие спасут его. просто, не сложилось. он беспокоился о вэнити и о джеймсе так же, как и остальные, он так же был на арене, как и остальные. однако питер СОБИРАЛСЯ «предать» джеймса после изменений в правилах, намереваясь примкнуть к пожирателям. я использую термин «предать», потому что с точки зрения выживания Он Мог Так Поступить. и все же, параллели с каноном убивают, в чем и был Смысл. я думаю, что если бы дело дошло до этого, питер не смог бы посмотреть джеймсу в глаза и убить его — ну, только если вы видите его Настоящим Злом, что оправдано в рамках канона, честно говоря. но в этом сеттинге, все немного по-другому. ладно, об этом потом. это одна из этих многогранных вещей, где люди будут ненавидеть его, и точка, а другим будет его жаль, а кому-то вообще будет плевать, и знаете что? все нормально. «ты колеблешься, любовь моя» джеймс поттер зачем ты это сказал? ☹ то как я могу сделать самые невинные вещи грустными… почему я такой, какой есть? нет, потому что я знаю, что многие из вас ждали, что изменение в правилах аннулируют, но то, как сильно блять регулус расстроился из-за этого а потом джеймса пырнули и он такой: эй детка даже не парься, я только что решил все наши проблемы. джеймс???? заюш, это так не работает! простите его, его только что пырнули, так что он, скорее всего, в шоке 😔 (о, еще вот: в прошлой главе я сказал, что мы подходим к концу, и я имел в виду, что мы подходим к концу 84 голодных игр. нет, там еще… дофига остается) ладненько, давайте… посчитаем… 😬 оставшиеся трибуты: 2 джеймс регулус (хз, мне кажется, это было лишним, но мне показалось, будто я должен был, понимаете? круг замкнулся и все такое)