Колокольная лестница

Некоторое время шагали они по тропе бок о бок – молча. После откровений о ночных колоколах Егор не знал, что сказать более. Вернее, держал в себе и не решался, хотя и следовало бы, ведь таинственный мелодичный звон, раздававшийся в ночи, был лишь частью его давней тайны, которую Ивану стоило бы знать полностью, раз он тоже слышал колыбельную. Кроме того, не привыкший долго ходить без поклажи, Егор придумать не мог, куда пристроить руки, и всё время размышлял о том, что болтает ими, как тряпичный паяц, совсем некрасиво. Иван же нёс альбом, но зарисовок никаких не делал, только вертел кудрявой головою по сторонам и всё к чему-то присматривался. – Присядем, – наконец, сказал Иван, указав углом альбома на лежащий в стороне от тропы обтёсанный сосновый ствол. И Егор понял, что он и впрямь непрочь передохнуть – прогулка выходила утомительной. – Перекусить не желаете, Георгий Александрович? Вы ведь дома не позавтракали. Егор сглотнул вязкую слюну. Есть всё ещё не хотелось. А вот жажда взыграла в нём с новой силою. – Попить бы, – высказал желание он, осознавая, что оно неосуществимо. В лесу был родник, но до него оставалось пути ещё не менее часа, и то если они не заплутают. Иван же, севши на брёвнышко, запустил руку за него и, словно по волшебству, вытащил плетёную из ивового прута корзинку, наполненную всякой снедью. Помимо прочего, из неё торчало горлышко бутыли, заткнутое чистой тряпицею. – Что за чудо! – глазам своим не поверил Егор. – Пейте! – Иван, откупорив бутылку, поднёс горлышко к губам Егора. – Это квас и, кажется, недурной.. Жаль, тёплый, на солнце нагрелся. Надобно было попросить бросить в корзину горсть льда из погреба. – Квас хорош, – отметил Егор, сделав большой глоток. – Но кто же та добрая фея, что оставила нам гостинцы? – Я попросил сделать это девушку, что у вас служит. Не Лушу, а вторую – ту, что худощава и с тёмной косой. – А, Анисья, – кивнул Егор, обратив внимание молодую берёзку, обвязанную пёстрым лоскутом. Видимо, эту примету и искал Иван, оглядываясь по сторонам. – Так вы, значит, заранее знали, что пойдёте со мною в лес. А я-то полагал, что прогулка наша – чистой воды импровизация. Егор даже не знал, как отнестись к поступку гостя: проникнуться ли благодарностью за заботу, обидеться ли на пусть невинный, но всё же розыгрыш. Виданное ли дело: просит показать ему лес, а сам загодя готовит этакий пикник, секретничая с Аниской за его спиною. – Там должны быть пирожки с варёным яйцом и зелёным луком, страсть какие вкусные, – заметил Иван. Егор, ощутив-таки после кваса лёгкий голод, пошарил в корзинке, выудил пирог с румяной корочкой и, разломив, протянул Ивану половину. И замер, позабыв прожевать кусок, залюбовавшись, как тот жуёт и глотает, как облизывает замаслившиеся губы, ловким языком собирая с них налипшие крошки желтка. Будто бы он так давно не видел, как ест Ванечка, будто бы не вчера тайком любовался им за ужином. Или и впрямь не вчера? До дня именин старших братьев, ему мнилось, оставались ещё сутки, однако же выяснилось, что он наступил. Пусть ошибся он с календарными подсчётами, но... «карету» Авдей с Николашкой как успели починить за одну ночь? Либо какое-то волшебство им помогло до рассвета с работой справиться, либо... сам Егор проспал вчерашний день. Доев свой кусок пирога и чудом от волнения не подавившись, он высказал Ивану свои соображения. – Может быть, всё дело в моих часах? – предположил Соловьёв. – Их несколько растрясло в дороге, вот время и пошло вскачь. Надо будет, вернувшись, осмотреть их да подкрутить пружину. – Да разве часы способны сотворить такое? – недоверчиво качнул головой Егор. – Вы, Иван Григорьевич, небось шутки шутите. – Нет, что вы, я серьёзен. Вы ведь мне поведали о дивных колоколах, а я вам приоткрою завесу моей тайны. Мой отец... он, видите ли, часовых дел мастер. – О, я не знал! – воскликнул Егор. – Полагал, вы сын по меньшей мере купца, а не мастерового. Простите... – Да что вы просите прощения, вы и не могли знать, я об этом и в училище не распространялся. Семья наша отнюдь не бедна: заказов у отца пусть и немного, но он дорого берёт за свою работу. Да и подозреваю, – он заговорил почти шёпотом, отчего его особенное «р» зазвучало мягким бархатом, – что он не гнушается скупкою и перепродажей краденого. Во всяком случае, средств всегда хватало, чтобы прилично содержать семью, а у меня, представьте-ка, семеро братьев и сестёр мал мала меньше. – Семеро! – воскликнул Егор. – То есть с вами будет восемь? – Да, и девятый на подходе, маменька снова в тягости. Притом сестрица моя не так давно вышла замуж, и я подозреваю, что поздней осенью одновременно получу младшего братца и племянника. А так как сестра и зять живут с нами, то скоро в доме покоя не станет от орущих младенцев. Впрочем, от младших и без того покоя нет. И эти люди ещё сетуют, что я никак не женюсь... – Так вы лишь оттого не женитесь, – с некоторым разочарованием протянул Егор. – Есть и ещё причина... Ай, это всё неважно, я хотел рассказать о часах, да на семейные дела отвлёкся. Мой отец как-то хитро иные из них мастерит, что через них становится возможно управлять ходом времени вокруг себя, ускоряя его или замедляя. Купить подобный механизм редко кто решается, люди в массе своей опасаются чертовщины. Но мне отец такие подарил... Вернее, отдал свои, себе смастерив новые. Не верите? Они со мной, оставил в комнате. Как вернёмся, покажу. У них гравировка на крышке: «И это пройдёт», – как на кольце Соломоновом. – Что пройдёт? – не поняв, переспросил Егор. – Ах, да всё на свете! И ведь наказывал мне отец, чтобы я не злоупотреблял играми со временем, а я был так небрежен, что пустил дело на самотёк. Подумать только, по моей вине чуть было не пролетела бесследно половина такого чудесного лета. Мне следовало бы, находясь у вас, напротив, замедлять время, чтобы не уезжать как можно долее. – Ради Лушкиной стряпни да Анискиного кваса? – Егор попытался свести разговор к шутке, разрядив ею обстановку, потому как Иван в пылу разговора подвинулся к нему так близко, что мог услышать стук его неистово колотящегося сердца. – Вовсе не для того, – Иван и не подумал засмеяться. – Так для чего же? – у Егора перехватило дыхание. Иван порывисто двинулся ещё в его сторону, обхватил за плечи, притянув к себе, и со всею страстью прильнул своими губами к его, приоткрывшимся в изумлении. – Вот для чего, – через минуту отстранившись, пояснил он. – Можете проклинать меня, но я не отступлюсь.