Колокольная лестница

Невидимые колокола вызванивали этой ночью не привычную колыбельную, а иную мелодию – незнакомую, громко-отрывистую, тревожную. Вслушиваясь в неё, Егор долго не мог сомкнуть глаз. И чего только за это время он не вообразил себе! Проносились перед его мысленным взором ужасные картины. То представлялся священник, нарушивший тайну исповеди и принудивший его, грешника, к публичному покаянию, то отец, изгоняющий сына-содомита и плюющий вслед. После того возникла мрачная фантазия, в которой были арест, суд присяжных, вынесенный приговор, позорное наказание розгами, тюремное заключение и даже приготовление к смертной казни. Да, только рядом с Ванечкой Егор казался себе бесстрашным и порывался творить безрассудные поступки! Оставшись же в одиночестве, он снова испытал все страхи, что мучили его и прежде. А колокольный звон не утешал ныне – напротив, нагнетал нескончаемый ужас, и негде было от него спрятаться. Однако не могла же эта мука длиться вечно! Егор напрягся из последних сил, постарался крепко зажмуриться... но его веки, наоборот, разомкнулись, ресницы затрепетали. Пугающие картины рассеялись, громкий трезвон стих. Всё, в том числе и нехорошие мысли, оказалось всего лишь кошмарным сном. Ночь окутала Егора глухой тишиною, и тревога, отошедшая было на второй план, пришла вновь, правда, уже в ином качестве. Ему подумалось: а вдруг звонкая колокольная мелодия не вернётся более никогда! А ежели так, то будет ли смысл им с Иваном ту лестницу строить? Но всё же и этот страх был недолог. Зазвучала не подменная, из страшного сновидения, музыка, а настоящая добрая и тёплая колокольная песня. На этот раз, правда, всё же это была не «Колыбельная» Моцарта, она напоминала корее те напевы, что крутились в музыкальном ящике бродившего в городе по дворам шарманщика. С одним отличием – не слышалось в ней ничего примитивного и механического, дивные колокола по-прежнему пели живым оркестром. Егор и не заметил, как уснул снова. А разбудила его, как и накануне, своим шумным представлением неугомонная Лушка. Он уж и не рад был, что братья погостить приехали, коли ради них приходилось чуть не на рассвете просыпаться к общему семейному завтраку. В обычные дни отец и тётушка успевали позавтракать одни, его же никто особо не беспокоил. К удивлению своему, Егор поднялся легко. Ни боли, ни ломоты, ни тяжести в пострадавшем от падений с коня и с велосипеда теле не чувствовалось. Помогли тут тётушкины травяные снадобья или же Ванечкины поцелуи, с точностью определить он не мог. Впрочем, скорее всего, молодость была причиной быстрого выздоровления. От одолевавших его ночью сомнений и тревог к утру также и следа не осталось. Из неприятных сновидений ещё помнилось смутное – о большом пожаре, охватившем их дом и двор, а ещё о стрельбе, погоне, необходимости прятаться в каких-то тёмных сырых подвалах, после же мчаться, задыхаясь, за повозкою, чтобы на ходу вскочить в неё. Каким же нелепым бредом показалось сейчас всё это! Подобное могло существовать лишь на страницах приключенческого романа, призванного пощекотать нервы, где-то в прериях и пампасах, но уж никак не в милой сердцу русской провинции, не в благословеннейшей Российской Империи. Ах, да – не в Империи уж вовсе. Но ведь с переменой самодержавия на парламентское правление по существу мало что поменялось, верно? В столице, возможно, жизнь пошла или в ближайшее время пойдёт по-иному. В больших городах – наверное, тоже. А в их забытой любыми властями и самим Господом Богом деревеньке Юговке всё так и останется по-прежнему. Вон, крепостное право сколько лет назад отменили, папенька уж не при нём на свет появился, а всё мнит себя строгим помещиком, покрикивает на крестьян да на прислугу. А те ничего дурного не видят в том, чтобы подыграть чудаковатому барину. Хотя ведь неглупые мужики и бабы, знают, что они вовсе не барская собственность... Ещё Егора немного беспокоило, не начнут ли обсуждать за завтраком его вчерашние приключения. Однако обошлось без этого! Видимо, вчера все известия перемололи и без его личного присутствия, а нынче новый день настал, и поводов для беседы иных хватало. Тем более, Иван показал всему семейству почти готовые чертежи переобустроенной усадьбы, чем вызвал большое оживление. В самих чертежах, впрочем, мало кто из сидящих здесь за столом хорошо разбирался, а вот живым рисунком, выполненным модной новинкой – цветными карандашами, впечатлились и стар, и млад. Старый дом, приобретя на нём пристройку, новое крыльцо и воздушную галерею, смотрелся великолепно. Работою архитектора восхищены были все, лишь Арина Афанасьевна проворчала: – Ох, обойдётся нам в немалую копеечку этакая красота! Иван успокоил её, заверив, что при покупке материалов для строительства можно будет сэкономить, он знает хороших поставщиков, которые не станут зря задирать цену, и самолично переговорит с ними. На том и порешили. Про оплату услуг самого архитектора Юговской-старший вновь повторил, что последует она не ранее, чем осенью, при этом обещанную на словах сумму подкрепил подписанным долговым обязательством. К документу приложил руку и Пётр, имеющий официальную юридическую практику, так что договор, как уразумел Егор, оказался заключён на самых законных основаниях. Сообщил Соловьёв и о том, что ему необходимо будет, дабы довести до ума все расчёты, съездить, пусть и ненадолго, в город. Пётр заявил, что он с семейством собирается завтра уезжать, и пригласил Ивана Григорьевича отправиться с ними. У Егорушки, едва он услышал об этом, аж сердце горестно встрепенулось. Уже завтра! Не думал он о столь скорой разлуке. Отозвав Егора в сторону, Иван протянул ему вырванный из альбома листок. На нём теми же яркими карандашами, что и будущий перестроенный дом, изображены были цветущие густо-розовым растения иван-чая. – Сохрани у себя, Егорушка, вместе с адресом, – попросил он. – Станет картинка эта залогом нашей будущей встречи. Нарисованные цветы не увянут! Припомнив среди своих ночных кошмаров и бушующий огонь, Егор забеспокоился: уберечь от пожара листок бумаги не было бы никакой возможности. Впрочем, он тут же сам себя укорил, что верит таким глупостям, как вещие сны, и с Иваном этой своей тревогой не стал делиться. Тем более, что тот сейчас же позвал его в сад строить колокольную лестницу, а времени для этой работы оставалось совсем мало. Впрочем, с этим чудесные часы могли помочь.