Колокольная лестница

– Иван Григорьевич, да где же вы?! – кричали со двора. Егор умом понимал, что «семеро одного не ждут» – не пустые слова, сердцем же не в силах был отпустить от себя Ивана. Тот стоял у порога бывшей уже своей спальни, без него опустелой, в дорожном костюме и в руке держал шляпу, которая должна была в пути примять его буйные кудри. Егор, Едва сдерживая слёзы, покрытым нездоровой испариной лбом уткнулся в его плечо. – Ах, Егорушка! – вздохнул Иван. – Как же просчитался я! Думал – легче расстаться будет, коли переспим с тобой напоследок. А оно вон как вышло – и вовсе оторваться друг от друга не можем. – Люблю я тебя, Ванечка, – прошептал Егор. – А я-то тебя, Егорушка, как люблю! – Так что ж покидаешь? – прозвучало это не с упрёком, а с горькой печалью. – Надо так, мой милый. Теперь уж и вовсе надо. Начудили мы с тобой знатно, едва не открылось всё. Ты потерпи, хороший мой. Письма пиши, а потом и в гости приезжай. – Напишу. Приеду, – всхлипнул Егор. Он подумал – не сказать ли теперь, что об их связи известно Николашке. Однако промолчал, резонно решив, что ничего этим не переменит, Иван уедет всё равно, только излишнее беспокойство этим признанием Егор в его душу заронит. Подумав о Николашке, припомнил Егор и всех чертей, что мерещились ему бродившими возле бани. А ну как с Иваном вдалеке от него что-то дурное случится! Хотелось бы надеяться, что чудесные колокола мелодией своей обоих станут оберегать от всех опасностей. Только вот лестница, ведущая к ним, у Егора под боком, Ивану же до неё, если уедет, не добраться. – Вот, возьми-ка на добрую память, – Егор быстро, чтобы не передумать самому и не позволить любимому отказаться, снял с шеи крестик на серебряной цепочке и надел, второпях цепляя за кудри, на Ивана. – Как же ты без него? – забеспокоился тот. – Другой у меня есть – медный, на тесьме простой, его носить стану, – успокоил Егор. – А серебряный пусть тебя хранит. Хоть ты и иной веры – всё равно. – Мне же тебя отдарить нечем, – растерялся Иван. – Хотя... погоди-ка! Он достал из жилетного кармана золотые свои часы, способные замедлять и ускорять ход времени. – Что ты, не надо! – заотнекивался Егор от столь дорогого подарка. – Возьми, иначе обижусь. Как обращаться с ними, ты знаешь. Смотри только, лишний раз со временем не балуй. А теперь и впрямь пора мне бежать, Егорушка, а то в карету меня не возьмут, и придётся мне на станцию мчать на том самом «костотрясе». Его, кстати, барышням вернуть не забудь. – Непременно! – пообещал Егор. Столько всего за последнее время произошло, что он ни о велосипеде, ни о сёстрах Забродиных даже и не вспомнил. Иван торопливо заправил цепочку с дарёным крестом за ворот, поцеловал Егора на прощание и, отрываясь от его губ с острым сожалением, помчался туда, где его ждали. Егор рванулся было за ним, но тут же передумал – ни к чему было ещё сильней бередить душу. С братьями, племянниками и Лизой он попрощался прежде, а Катюша отчего-то была на него в обиде и говорить с ним не пожелала. Он вернулся в комнату свою, кинулся на постель и тут уж дал волю слезам. Обедать Егор отказался, сказавшись больным. Появиться перед кем-либо с зарёванными глазами и опухшим лицом было выше его сил. Назойливых расспросов он бы не вынес. Да и видеть не хотелось ни отца, ни тётку. Долго пролежал он будто бы в горячке. На некоторое время забылся тревожным коротким сном, а затем пробудился от громкого шёпота Лушки, что вошла к нему без стука с подносом, полным угощений. – Хоть пирожка откушайте, Георгий Лексаныч, – умоляюще проговорила девка. – Или вот – молока с черникою. – Молока, пожалуй, выпью, – согласился Егор и сделал два глотка через силу. Аппетита не было у него совершенно, но он понимал: упрямая Лушка не покинет комнаты, не покормив хоть немного болящего, ведь её наверняка с этим заданием прислала тётушка и исполнения спросит строго. – Не вовремя вы болеть вздумали, – она укоризненно покачала головой, повязанной по-бабьи белым платком. – Эвон как погода разгулялась. – Разве не тучи за окном? – слабым голосом спросил Егор, осознавший, что видит всё в одном сером цвете – видимо, от неизбывной своей тоски. Лушка принялась горячо доказывать, что на небе светит солнце, но ему казалось, будто весь день нынче стояли сумерки. Или же это грусть-печаль серой пеленою застилала ему глаза? – Сильно вы, видать, по нём скучаете, Георгий Лексаныч, раз солнышка не заметили, – сделала вывод Лушка. – Ты о ком? – насторожился Егор. – Вестимо, о рыжем-кучерявом вашем разлюбезном. – Он не рыжий! – вспыхнул Егор. – Слегка лишь... рыжеватый. – Ладно, пусть слегка. Зато в конопухах весь. Такие вы с ним друзья сделались, не-разлей-вода. Аж по-хорошему завидно! Я вот вроде бойкая, с любым слажу – а вот поди ж ты, ни милого дружка у меня нет, ни подружки задушевной. – Разве вы с Аниской не подруги? – удивился Егор. – Она мне как сестра младшая, – растолковала Лушка. – Вам того не понять, вы ведь сами меньшой в семье. – Теперь уж не моложе всех, – обиженно заметил он. – Есть и мальчики, и Катюша. – А ведь маленькая барышня в вас влюблена, – хитро сощурив глаза, сообщила Лушка. – Как так? – изумился Егор. – Да ты врёшь, Лушка! Катюша совсем дитя, да и мы родственники. – Не кровные ведь, поп обвенчает. Батюшка ваш, конечно, против будет, за ней ведь такого приданого, как за Маняшей Забродиной, не сулят. – Что ты болтаешь, Лушка! Я ведь, знаешь ли, вовсе не настроен ни на ком теперь жениться. – Так я и не про теперь говорю, но когда-нибудь же нужно будет. Вам, может, и впрямь не к спеху, вы уж больно скромны. Хотя, как знать! Вон дружок ваш тоже поначалу мне серьёзным показался, всё работа да работа ему, ходил – карандаша из рук не выпускал. А в последнюю ночь глядите-ка что учинил! – Лушка, право, какое тебе до него дело, – махнул рукой Егор. Ему больше всего хотелось, чтобы болтливая девка ушла и оставила его в тишине и покое, однако же прикрикнуть на неё у него не было сил, вот и терпел. – А такое, Георгий Лексаныч, что догадалась я, с кем Иван Григорьевич всю ноченьку-то миловались. У Егора внутри всё так и замерло. Неужто теперь не только Николашка, но и Лушка знает их с Иваном тайну? И пришла она неспроста, тоже станет что-либо вымогать за молчание... – С кем же? – слабым голосом выговорил он. – А с цыганкой! – рассмеялась Лушка. – С какой... цыганкой? – вконец растерялся Егор. – Да у нас тут табор встал недалече. Я всё никак смекнуть не могла, а как их пёстрые шатры увидела, так и поняла сразу. Цыганские девки хитрые да шустрые, не чета нашим простушкам, в окно влезть могут. – Ясно, – кивнул Егор. Волнение его уходило понемногу. Лушка любопытна, но ничуть не хитра, напротив – простодушна. Беседа его позабавила и позволила слегка поразвеять грусть. Однако насовсем тоска не исчезла, и прибавилась к ней вернувшаяся тревога. Неизвестно ведь, что впереди!