Кисточки на колокольчиках

      Плохая была идея останавливаться на привал. Засидевшись под деревом, чтобы просто отдохнуть, Фа Нин не заметила, как задремала, а, когда открыла глаза, то сразу же вскочила на ноги. Ну вот, уже стемнело. Досиделась. Сразу надо было идти, а не спать. Эх, и что теперь делать? Возвращаться в посёлок поздно, а до дома ещё идти и идти. К тому же люди уже давным-давно с заработков вернулись, и шансов встретить телегу с сеном или пусть даже с арбузами была равна нулю.       Фа Нин вздохнула. Выбора не оставалось; в любом случае путь надо продолжать. Девочка на всякий случай вытащила из ножен кинжал. С ним не так страшно.       Единственное, что радовало во всей этой истории, так это то, что деньги были при ней. Конечно, что-то пойдёт на дань ростовщику Юаньчжану, что-то на пропитание. Но, самое главное, ещё должно остаться и тётушке Сюэ с детьми, коих у неё было пятеро: три парня и две девчонки. Представив себе счастливые лица встречающих её Мэйсян, Вейюана, двойняшек Делуна и Цинлин и маленького Ливэя, Фа Нин улыбнулась.       Тётушка Сюэ и дети стали её второй семьёй после смерти матери. Мать… И кому только хватило ума пустить слух, что она до рождения дочери шла по кривой дорожке? Фа Айминь хоть и была женщиной, имеющей в торговле деловую хватку, но кем только точно не была, так это контрабандисткой. Да и идеальной матерью её тоже было нельзя назвать. Занимаясь делами в ювелирной лавке, женщина совсем не занималась дочерью, в результате за Фа Нин присматривали хозяин постоялого двора дядюшка Сюэ и его жена, а после смерти Фа Айминь от чумы и вовсе взяли девочку к себе и воспитывали её наравне со своими детьми, с которыми она сильно сдружилась, а Ливэй, это маленькое щекастое чудо, был её любимцем. Только кинжал и напоминал ей о матери. А вскоре болезнь забрала и дядюшку Сюэ, и всё семейство было обречено на бедное существование. Постоялый двор перестал приносить доход. Фа Нин потому-то в восемь лет к контрабандистам и примкнула, чтобы хоть как-то заработать денег и обеспечить ими тётушку Сюэ. Да, знала бы мать, чем дочь зарабатывает на хлеб, то, наверняка бы, пришла в ужас и даже заругала бы, говоря, что у пойманных на горячем контрабандистов приговор один — смертная казнь. Так-то пойманных, но вот Фа Нин за шесть лет ни разу не была поймана.       Пройдя ещё несколько ли, девочка резко остановилась. А ведь у двойняшек-то скоро день рождения, а она без подарков возвращается.       — Молодец, что я ещё могу сказать, — обругала себя девочка.       Хотя… Вопрос с подарками она может решить и завтра, если Фа Нин надумает вернуться обратно в посёлок. А если опять на Бо Лина нарвётся? Ну, с Бо Лином она разберётся, главное, чтобы Старейшина Юй её работой не нагрузил.       Если Фа Нин думала, что доберётся до дома или же решит вернуться обратно без приключений, то она ошиблась. Ведь стоило ей пройти ещё несколько ли, как девочка замерла. Чей-то переливистый смех донёсся до её ушей. Фа Нин насторожилась. Откуда тут взялся ребёнок? Да ещё и ночью? А контрабандистка не сомневалась, что смех принадлежит ребёнку. Вот только она не могла понять, кто это: девочка или мальчик? «Ой, мальчик… Да нет, не похоже… Хотя… Конечно, мальчик!» — размышляла она. Смех прекратился. Фа Нин постояла какое-то время, прислушалась, но больше ничего не услышала.       Только девочка было успокоилась и собиралась продолжить путь, как услышала песенку. Вот чего, а слов она разобрать не смогла. Да и не столько её смущала песенка, сколько разгуливающий по темноте ребёнок.       — Интересно, где его родители? — тихо произнесла Фа Нин, — ну и ну, мальчонка один гуляет ночью в лесу, где с ним может что-то случиться, а родителям хоть бы что. Даже дядюшка и тётушка Сюэ меня одну не отпускали. В глаза бы его родителям посмотреть. Но для начала надо отыскать ребёнка, доставить до дома, а там уж я и выскажу всё, что думаю об этой ситуации.       Но, как оказалось, легко сказать, труднее сделать. Голосок был слышен, а самого ребёнка не видать. Значит, он мог быть где угодно. Поняв, что домой она не попадёт, Фа Нин свернула с привычного маршрута на поиски потерявшегося мальчика. Песенка возобновилась. И опять у Фа Нин море вопросов. А как иначе? Мальчик выходит из дома, гуляет в лесу, теряет дорогу домой, плутает до поздней ночи. Да любой другой ребёнок на его месте давно бы заплакал и стал звать на помощь, а этому хоть бы хны: смеётся и песенки поёт, как будто это не он в лесу заблудился.       И чем сильнее слышалась песенка, тем дальше Фа Нин уходила в глубину леса. Хорошо, что она не стала убирать кинжал обратно в ножны, легче расчищать себе дорогу. Краем глаз она обратила внимание, что кинжал вёл себя очень странно. Казалось, что он решил освещать хозяйке путь, а заодно и указывал ей правильное направление. За время поисков Фа Нин запомнила одну закономерность в поведении кинжала: если кинжал светился бледным светом, значит, всё в порядке, а если ярко, то что-то было не так. И этого «что-то не так» Фа Нин благополучно избегала. Вот и ещё одна польза от матушкиного наследства.       Так девочка и вышла на поляну, где песенка слышалась очень отчётливо. Но обрадованная тем, что поиски завершились, девочка не стала вслушиваться в песенку дальше.       — Вот ты где! — радостно воскликнула она, — а я тебя ищу! Выходи, я тебя до дому провожу! Ещё бы я, конечно, знала, где ты живёшь…       Песенка оборвалась. Фа Нин ожидала, что мальчик выйдет из-за дерева, протянет ей руку, и они вместе выйдут из леса, но этого не произошло. Мальчик внезапно переливисто рассмеялся и, судя по шороху в кустах, пустился в бега. Проследив за его направлением, Фа Нин поняла, что он убегал куда-то ещё дальше и не переставал смеяться. Она вновь побежала за ним, выкрикивая:       — Мальчик, подожди, стой, туда нельзя! Мальчик!       Да что такое? Он что, домой возвращаться не хочет? Ну, теперь ей понятно, почему родители его не хватились. Наверняка, какие-нибудь пьянчужки, которые в погоне за выпивкой даже не интересуется, где гуляет их ребёнок и почему он так долго не возвращается. Проклиная всех и вся, девочка бежала за ним, с трудом продираясь сквозь кусты и ветки деревьев, но и про кинжал не забывала.       Расчищая себе путь, Фа Нин мало-помалу вышла на тропу. Но ни смеха, ни песенки она больше не слышала, самого же мальчика и след простыл. Девочка, убрав кинжал в ножны, ругнулась:       — Янский корень! Удрал всё-таки! И что теперь делать? Вот куда он мог подеваться? Ну и ну, ну и приключение! Мне домой надо идти, а я ребёнка потеряла. Что за день-то такой?       Но даже ругань не помогла бы отыскать след мальчика. Исчез словно его и не было. Фа Нин ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и присесть на землю. Всё-таки погоня её вымотала. Да и пить хотелось страшно. Девочка вытащила из-за пазухи бурдюк с водой и принялась с жадностью пить. Утолив жажду, она спрятала бурдюк и осмотрелась. И куда только мальчик её заманил?       Ответ пришёл сам собой, когда Фа Нин увидела какую-то постройку. Было похоже на какой-то храм, за который уже добрую сотню лет наверняка никто не приглядывал, если при ближайшем рассмотрении судить по обшарпанным стенам, облицовке и кровле. Фа Нин могла бы бросить всё и вернуться обратно, но любопытство взяло верх. Подойдя ещё ближе, контрабандистка задрала голову и увидела над вратами выкованные из металла три иероглифа.       — Храм Мингуана, — прочитала Фа Нин, значит, вот куда привели её следы мальчика, при воспоминании о котором, она мысленно сосчитала до пяти, чтобы не выругаться, и произнесла: — Ну, если ты там…       Девочка толкнула ворота, вошла внутрь и тут же зажала нос. Ну и вонище! Проветривает тут кто-нибудь помещение или нет? Или храм тут так и стоит бесхозный? Да, звучит кощунственно, но по-другому не скажешь. Хоть тут, конечно, и чисто, но запах фу. И именно он и мешал осмотреть помещение. «Осмотреться» было вторым, что пришло в голову Фа Нин. Первым было «бежать». Но любопытство опять пересилило. Фа Нин закрыла ворота и, стараясь не убирать руку от носа, прошла дальше.       Первое, что ей бросилось в глаза, было статуей самого Генерала Мингуана. Девочка долго не могла оторвать взгляд. Статуя была выполнена так, словно неизвестный ей мастер ваял с душой и… любовью, что ли? Контрабандистка только головой мотнула: последнее сравнение было уже чересчур. Но сам факт то, что мастер смог передать всю красоту и величественность облика. Засмотревшись на статую, Фа Нин невольно отняла руку от лица и от ударившего в нос смрада закашлялась.       — Надо было оставить двери открытыми, хоть так бы свежего воздуха запустить, а то ещё немного, и я тут задохнусь, — ругалась девочка.       Она двинулась с места, чтобы всё-таки найти источник этой вони, но уже дойдя до главного зала девочка с возгласом:       — Мамочки! — чуть не юркнула за статую.       И было от чего. Толпа девушек в ярко-красных одеждах и красных покровах, скрывающих их лица, стояла в тени прямо перед ней. У Фа Нин душа в пятки ушла. Неужели это от тех невестах говорили в посёлке? Тогда получается, что все эти сказки о призрачном женихе на самом деле правда.       — Монах был прав, — произнесла девочка.       Интересно, сколько их? И Фа Нин принялась считать. Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь… Снаружи раздался шорох, заставивший девочку вздрогнуть. На один миг она обернулась по сторонам, но не могла определить, откуда он доносился. Поведя плечом, Фа Нин вернулась к невестам.       Семь, восемь, девять, десять, одиннадцать…       Становилось жутковато; девочка уже в который раз ругала себя на чём свет стоит. Всё, больше никогда в жизни не будет бегать за потерявшимся мальчишкой.       …одиннадцать, двенадцать… двенадцать, тринадцать… тринадцать и… четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… Почему семнадцать? Их же вместе с исчезнувшей падчерицей Старейшины Юй должно быть восемнадцать… Неужели служанка ошиблась, и девушка действительно уехала в другой город? Фа Нин пересчитала ещё раз. Да нет, семнадцать. Это что же получается? Падчерица Старейшины Юй, одна из девушек Шэнь, просто пропала? Про то, что убили и речи быть не могло: насколько Фа Нин слышала, тело так и не нашли.       Что-то смущало девочку в этих невестах. Она подняла с одной из них покрывало, и её чуть не стошнило. На губах невесты навсегда застыла улыбка. Фа Нин бы не удивилась, если бы все невесты так же улыбались. Должна бы какая-то закономерность. Но девочка даже подумать об этом не успела.       Снаружи послышалась песенка. Да это же он… Мальчишка, который и привёл её сюда. Почему привёл? Заманил! Фа Нин рассердилась. «Ну если ты здесь, по шее надаю!» — мысленно пообещала она.       Но песенка была не единственным источником шума. До Фа Нин донёсся звук такой, как будто кто-то тащил за собой тяжёлый груз. Прятаться, это было единственное, о чём могла подумать девочка. Но куда? Среди невест не затесаться: на фоне свадебных одеяний мальчишеская одежда выглядела слишком приметной и могла выдать контрабандистку с головой. Да и бежать некуда. Юркнуть за статую? Сомнительно, но можно попробовать.       Едва Фа Нин юркнула за статую, как послышался скрип открываемых ворот храма. Хозяин вернулся. Девочке бы воспользоваться тем, что ворота открыты и бежать без оглядки, но она решила понаблюдать за тем, что будет дальше. Фа Нин осторожно выглянула из-за статуи.       Прямо напротив неё расхаживала фигура в свадебных одеяниях. Но что-то явно было не так: звук. Звук больше всего и смущал. Было впечатление, что фигура передвигалась на коленях. А ещё эти свадебные одеяния, как у невест. Неужели призрачный жених это на самом деле… Невеста? А что она имела против этих девушек, что здесь находились?       «В хорошенькое место ты меня завёл, мальчик», — подумала Фа Нин и, видимо, издала какой-то звук, потому что фигура замерла, а потом стала медленно разворачиваться.       — Кто здесь? — спросила она.       Фа Нин от статуи как ветром сдуло; новое укрытие отыскалось за колонной. Девочка вынула из ножен кинжал, готовясь в случае чего защищаться. Она на всякий случай выглянула из-за колонны, убедиться, что фигура всё так же на своём месте. Но невесты нигде не было. Фа Нин было вздохнула от облегчения и уже повернула голову, как чуть не закричала, а кинжал чуть не выпал у неё из руки.       Призрачная невеста стояла прямо перед ней. Обе её ладони легли на лицо девочки. Только сейчас Фа Нин смогла её рассмотреть. Это была женщина с овальным лицом и бровями вразлёт. Она была очень красива и, наверняка, умела улыбаться, вот только сейчас на её лице застыла скорбь. При взгляде вниз Фа Нин обнаружила, что кости у женщины были сломаны, вот теперь понятно, почему она передвигалась на коленях. Невеста не отрывала глаз от Фа Нин.       — И что это у нас тут такое? Маленькая девочка?! Ещё не похожа на невесту… Чего надо здесь? Или тебя он прислал?       Последний вопрос был задан с надеждой в голосе. Фа Нин даже не понимала, о ком говорит женщина. Девочка нервно рассмеялась:       — Я не понимаю, о чём вы говорите. Тут произошло недоразумение. Меня сюда привёл мальчик, а я просто хотела доставить его родителям. Но я его упустила…       Женщина не слушала, что говорит Фа Нин. Вместо этого она её только рассматривала. Невеста несколько раз покрутила лицо девочки в ладонях, пока наконец не произнесла:       — Надо же, как ты похожа на него, на моего ненаглядного Пэя! И глаза те же, и волосы, и скулы… Только улыбка у тебя другая.       Фа Нин стояла ни жива ни мертва от страха, а эта женщина держала в своих ладонях её лицо и с таким интересом вглядывалась, что девочке стало не по себе. Дело ясное: женщина явно сумасшедшая, и тут даже не угадаешь, что придёт ей в голову в следующий момент. Что ещё за «ненаглядный Пэй»? И почему она должна быть на него похожа? Дело плохо.       Рука сжимала кинжал. Фа Нин поняла, что надо действовать немедленно, не ровен час, и эта обезумевшая невеста её убьёт. Воспользовавшись тем, что она отвлеклась в сторону невест, девочка вскинула руку с кинжалом. Одно движение, и лезвие полоснула по запястью женщины. Та с криком выпустила жертву, а Фа Нин, недолго думая, кинулась в открытые ворота и выбежала на улицу.       Бежать! Бежать, как можно скорее от этого места! И желательно подальше! Фа Нин боялась обернуться, вдруг эта ненормальная погонится за ней. Бежать без оглядки!       — Ну и ну, — задыхаясь от бега, но не останавливаясь, говорила девочка, — такое не каждый день увидишь. Зато будет что детям рассказать. Да и монаху и его товарищам будет интересно это послушать.