***
Дупло оказалось замуровано. Видимо, не так давно — месяц-два назад, ведь ещё в начале лета на могучем стволе старой липы на высоте трёх ярдов, среди толстых корявых ветвей зияла дыра размером с чайное блюдце. Виктор и Дик с любопытством совали в дупло руки, пугая друг друга якобы живущими в нём змеями, огромными пауками и крысами. Но в дупле никто не водился, там лежало только старое птичье гнездо, припорошённое древесной трухой и залетевшими листьями. Очевидно, садовник наконец-то обнаружил проблему и, во избежание гниения двухсотлетней раскидистой липы, являющейся украшением старинного парка, зацементировал дупло. Запыхавшийся от бега и подъёма по ветвям Виктор зачем-то потыкал пальцем каменно-твёрдую замазку и озадаченный спустился вниз. Секретное место для передачи записок ликвидировано. Что же делать? Как сообщить Дику о времени встречи? А встретиться нужно было позарез. С того страшного утра прошли сутки — сутки нотаций, унижений и слёз. Время до отъезда в школу неумолимо сокращалось. Уехать, не повидавшись с Диком, Виктор не мог. Размышляя, как же связаться с другом, не наведываясь в деревню, Виктор перекатывал ногой камешек, лежащий под липой. Точно! Когда Дик придумывал способ передачи записок, помимо дупла он упоминал их старый тайник за камнем в беседке! Нужно попробовать! Дик умный, он догадается. Каменная беседка стояла на берегу пруда, с трёх сторон укрытая деревьями и цветущими кустарниками. Даже в самые жаркие летние дни в ней царили тень и прохлада. Беседке было лет сто, а то и двести; камни, из которых она была сложена, местами замшели, мраморная скамья потемнела, медные кованые фонари покрылись патиной. Хозяева и гости Уайт Гроув крайне редко захаживали в неё, предпочитая светлую беседку на холме, из которой открывался прекрасный вид на окрестности. Друзья же, Виктор и Дик, ценили старую беседку: она, наравне с лодочным сараем, была задействована во всех их пиратских и разбойничьих играх, выполняя роль то каземата, то склада награбленных ценностей и даже пещеры с инопланетным монстром — монстра играла няня-бабушка, в прежние времена любившая посидеть на мраморной скамейке, подстелив шерстяной плед и почитывая Стивена Кинга. Виктор подбежал к беседке и огляделся: не наблюдает ли кто за ним с другого берега пруда. Справа от входа он нашёл в кладке приметный небольшой камень, уцепил его пальцами и, поднатужившись, вытащил. Этот тайник они с Диком оборудовали позапрошлым летом, из любопытства расшатав слабый камень и обнаружив за ним полость размером с телефонный справочник. В секретном месте они прятали различные мальчишечьи ценности: нарисованную на куске диванной кожи карту сокровищ, игральные карты с голыми бюстами дам и валетов, а также магнитофонные кассеты с неодобряемой леди Квинсбери рок-музыкой. Особое место в коллекции занимало похищенное письмо Мориса своей школьной подружке. Морис же и раскрыл их тайну. Похабные игральные карты и кассеты с Queen и U2 были предъявлены маме. Неделя домашнего ареста научила Виктора быть осмотрительнее. Он вынул из кармана заготовленную дома записку с указанием времени встречи, но оказалось, что Дик опередил его — он побывал здесь ещё вчера. В разорённом пустом тайнике лежал одинокий клочок бумаги, исписанный его рукой: «Я ждал тебя два часа. Завтра, в пятницу, снова приду. С 6 до 7 вечера». Облегчение окатило Виктора тёплой волной. Он огладил ладонью непривычно колючую макушку и улыбнулся. Сегодня он увидит Дика и о многом его расспросит.***
— Лиззи, только ты никому-никому не проболтайся! И вообще, я не понимаю, зачем ты напросилась пойти со мной? Ты втюрилась в Дика? Пф, по нему сохнут все девчонки в округе, у тебя никаких шансов! — Виктор не упустил момента поддеть глуповатую помощницу кухарки. Лиз славилась своей добротой, тонкой талией и солидными для её семнадцати лет грудями, а потому, с точки зрения Виктора, представляла реальную угрозу для их крепкой мужской дружбы с Диком. Обнадёживал тот факт, что Дик оставался равнодушным к заигрываниям Лиз и, в отличие от Мориса, никогда не задерживал взгляд на её соблазнительных выпуклостях. — Если я и втюрилась в Дика, то тебя, клопик, это не касается совершенно! Я взрослая девушка, а Дик — взрослый парень, мы сами разберёмся в своих чувствах. — Ты старше его на два года! Старушка! Лиз рассмеялась и ойкнула, чуть не выронив пакет, который прижимала к груди. — Что у тебя там? — полюбопытствовал Виктор. — Вкуснятина. Покормить Дика. Я слышала, что вчера случилось страшное, прислуга только об этом и болтает. Будто бы хозяйка обвинила Дика в ужасном преступлении, якобы он тебя… это самое… даже полицию вызывали, а отец его жутко избил. Мэри, дочка почтальона, слышала, как твоя мама объяснялась с полицейским во дворе. Слава богу, во всём разобрались. Ничего ведь не было, правда? Как ей вообще пришло такое в голову? И зачем она обстригла твои милые кудряшки? Мне кажется, твоя мама немного не того… Ой, ты только не говори ей, что я сейчас сказала, а то меня уволят! Дик уже дожидался в беседке. Он пришёл раньше назначенного времени, потому как Виктор с Лиз явились ровно к шести часам. На его страшном от синяков лице проступило явное удивление при виде незваной девушки и остриженной головы друга. Лиз охнула. Виктор поспешил заверить: — Она ненадолго. Скоро ужин, ей нужно быть на кухне. Она только покормит тебя и… попричитает над твоими ранениями, — добавил он с недовольством, видя, как Лиз всполошённо устремилась к Дику. Не надо было её брать: понятно же, что она не упустит момента, чтобы прилипнуть к объекту своей глупой любви. А с другой стороны, она единственная в их окружении, кому можно было доверять тайны. Ладно, пусть покудахтает. — Дик! О господи! Бедняжка! Тебе больно? — искренне волновалась Лиз. — Ты этим глазом что-нибудь видишь? Боже, а бровь-то… какой ужасный шрам… Ну-ка, поверни лицо к свету… Почему нету швов? Ты не был у врача?! Это обязательно нужно зашить! Я знаю, я разбивала колено. Вчера в Уайт Гроув приезжал доктор Янг, он и тебя посмотрел бы. Дик досадливо отводил её руки, пытающиеся прикоснуться к его побитому лицу. — Лиззи, отстань. Обойдусь без врачей. На скотине заживают и не такие раны. — Но ты не скотина! Какие же вы балбесы, мальчишки! Разве можно доводить до такого… Что она имела в виду под «такого», Виктор не понял: получение шрама или ситуацию в целом? Однако объяснять ей, что их вины в случившемся нет, совершенно не хотелось. Хотелось только, чтоб она скорее ушла и оставила их наедине. Пока Дик, в силу возраста вечно голодный, не устояв перед соблазном, угощался жареной куриной ножкой, пирогом, виноградом и домашним мороженым в высоком стакане, Виктор нетерпеливо расхаживал по беседке и слушал трескотню Лиз. Она сидела на скамейке рядом с Диком, пересказывала ему, о чём судачила прислуга, и убеждала, что никто не верит в его вину и даже не подозревает в чём-либо нехорошем. — Миссис Томпсон работает в поместье почти двадцать лет, она знает тебя с детства — ещё до тех времён, как твоя бабушка стала няней Виктора. Оказывается, раньше твой отец поставлял продукты со своей фермы в Уайт Гроув, это было давно, ещё до того, как твоя мама умерла… Ой, прости, не хотела напоминать. В общем, миссис Томпсон рассказывала такие милые истории о вашей дружбе с Виктором! И как он болел, а ты сидел у его кроватки целыми днями, держал за ручку и рассказывал сказки, которые сам же придумывал. И как учил его ходить, и как вы играли в индейцев, строили вигвамы из стульев и покрывал. И как маленький Виктор долго молчал, не хотел разговаривать… Это правда, что его первое слово было вовсе не «мама», а «Дикки»? Миссис Томпсон поведала это тайком, потому что леди Квинсбери не нравится, когда… — Лиз осеклась и с опаской посмотрела на Виктора, сомневаясь, можно ли говорить такое про хозяйку при её сыне. Сообразительный Виктор, даже не вникая, о чём собственно она говорит, подтвердил: — Да, моя мама не терпит ни малейших посягательств на свой непререкаемый авторитет! Будто это секрет! — Он раздражённо повёл плечом. — Лиззи, скоро ужин, тебе пора чистить картошку. — Сегодня на гарнир спаржа и кабачок! Ладно, мальчики, мне и впрямь пора. Она поднялась со скамейки, собрала посуду и салфетки обратно в пакет, ещё немного поохала над шрамом Дика и наконец оставила друзей наедине. Виктор занял её место и молча уставился на лицо Дика, с интересом и болью во взгляде рассматривая его синяки, заплывший глаз с покрасневшим белком и рану на брови. Дик вспомнил, как испуганный рыдающий Виктор стирал рукавами кровь с его лица, сглотнул подступившую к горлу горечь и, желая подбодрить друга, пошутил: — Теперь у меня будет шрам, как у пирата. Но Виктор даже не улыбнулся на это. Одно дело — получить шрам в бою с врагами, и другое — от родного отца, избившего ни за что. Дик протянул руку и погладил его короткостриженую голову. — Обстригли в наказание? — Мама устранила мою схожесть с девочкой. Виктор отстранился от ласки и строго приступил к допросу: — Почему твой отец сказал, что ты не его сын? Это он со зла или?.. Дик мотнул головой и поведал о подслушанной ссоре Терезы с отцом. Виктор обидчиво буркнул: — Мог бы сразу мне рассказать. Я не маленький, всё понимаю. — Он задумался и испуганно спросил: — Если он тебе не родной, то выходит, он взаправду может выгнать тебя из дома, как грозился? — Отец не станет этого делать, ведь тогда ему придётся нанимать помощника для работы на ферме. Пока я помогаю, я ему нужен. Дик произнёс эти слова уверенным голосом, тщетно давя в себе страх. Сказанное отцом в запале ударило его сильнее, чем кулак. Даже ранее подслушанное «твой сын тебе не родной» не причинило существенной боли, ведь с тех пор отцовское отношение ничуть не изменилось. Вчерашним утром оно поменялось в один миг, отца будто прорвало. И тому была причина. Он никогда не скрывал своей ненависти к «мерзким гомосекам» — выключал телевизор, когда показывали выступления Элтона Джона, и с руганью сломал магнитофонную кассету Дика с записью Queen. Он даже презирал и насмехался над парнями, которые, по его мнению, выглядели недостаточно мужественно: были хлипкими или отращивали длинные волосы, носили украшения и одежду ярких «немужских» цветов. Дик, к своим пятнадцати годам уже понимая, что и сам принадлежит к категории ненавидимых отцом людей, никогда и ни за что не признался бы ему в этом — он не хотел потерять отца. И вот надо же случиться такой нелепости: его невинные братские чувства к Вику были восприняты как извращение. Страшило то, что со времени скандала отец так и не удосужился ни поговорить с ним, ни попросить прощения за свои слова и незаслуженные побои — казалось, он ничуть не сожалел о проделанном. Заверение Дика о своей нужности отцу в качестве работника отнюдь не успокоило Виктора. Он вскочил со скамейки и возмущённо заговорил: — Деревенские слухи о том, что отец тебе не родной, ничего не значат перед законом! Ты имеешь право подать в суд на отца, если он попробует тебя выгнать. Остриженный, тонкошеий и голоногий, в серой балахонистой кофте, целиком закрывающей шорты и явно надетой с целью маскировки на местности, он походил на смелого птенца-слётка, но никак не на глупого домашнего цыплёнка. — Только наука может доказать или опровергнуть ваше родство! — Виктор поделился информацией, почерпанной из научно-популярных журналов: — Я читал, что полиция расследует дела с помощью специальных генетических экспертиз, по которым можно не только доказать вину преступника, но и определить личность разложившегося трупа, а главное — вычислить родство людей. Я ещё не всё прочитал на эту тему и не всё понял, но факт имеет место быть, — важно заключил он. Дик его выслушал, но не поддержал. — Я не собираюсь судиться с отцом. Выгонит — уйду. В армию завербуюсь. Там неплохо платят и не надо думать о крыше над головой и еде. Может, даже удастся поучаствовать в какой-нибудь заварушке. Наверняка война в Персидском заливе была не последняя. Путешествия, приключения, сражения — разве не об этом мы мечтали? — Мы мечтали пройти это вместе… — растерянно произнёс ошарашенный Виктор. Дик отвернулся, пряча от него вмиг намокшие глаза. Не вышло сыграть хладнокровного решительного героя, и впрямь нет у него актёрского таланта. Уходить из дома, в котором родился и прожил всю жизнь, бросать единственного друга и отказываться от отца — родного или неродного — к такому он не был готов. — Тебе пятнадцать лет, тебя не возьмут в армию, — попытался образумить его Виктор. — Мне скоро шестнадцать. Перебьюсь как-нибудь. Могу устроиться помощником на другую ферму. Рабочих рук везде не хватает. Всё, Вик, хватит рассуждать об этом. Меня пока никто не выгоняет. Помнишь, как говорила бабушка: не переходи мост, не дойдя до него. Виктор не нашёл, что возразить няниной мудрости. Однако вопрос про отца не был единственным, который он желал обсудить с Диком. Оставшиеся вопросы казались ужасно постыдными, но всё же Виктор отважился перейти к следующему, ведь никогда прежде у них с Диком не было запретных тем для обсуждений. Он снова сел на скамейку, поставил ноги на край и натянул на колени кофту, словно укрываясь в коконе. — Почему все приняли пятна вишни за кровь? Мама будто ожидала их увидеть. Да, я не маленький, я знаю, в чём нас с тобой подозревали, — я же читал историю Древней Греции — но я думал, что кровь бывает только у девушек… э-э… при первом разе. Парни в школе болтали. Я потом прочитал об этом в медицинской энциклопедии: так и есть, и то не всегда. Но… я же не девушка… Дик с удивлением воззрился на Виктора. Тот опустил лицо, по привычке пытаясь спрятать горящие щёки за густыми кудрями. Увы, нынешняя стрижка не закрывала даже полыхающие уши. Казалось, жар его смущения согревал прохладный воздух беседки. Разумеется, раньше они неоднократно говорили о сексе, о различиях между мужчинами и женщинами, Вик многое знал о размножении животных — знал даже такое, чего не ведал Дик, выросший на ферме. И всё же тема отношений полов была редкой в их разговорах: Виктор был ещё мал, он не вступил в подростковый возраст, а Дик избегал этой темы потому, что девушки его не интересовали, и он это скрывал. Как объяснить десятилетнему другу, отчего появляется кровь при занятии сексом двух парней, Дик, будучи и сам нецелованным девственником, попросту не знал — он, в отличие от Вика, не имел доступа даже к медицинской энциклопедии. — Вик, я не знаю в точности. У нас в школе тоже всякое болтают… Кажется, такое случается при изнасиловании, когда дырка маленькая, а член большой. Логично? Неужели ты не нашёл ответа в энциклопедии? Виктор помотал головой, не поднимая лица. — Папин кабинет был заперт, я не мог посмотреть его книги. И не дырка, а анус — говори правильно. Дик хмыкнул и разбавил шуткой серьёзный разговор: — Это у древних греков анусы, а у нас дырки, задницы и жопы. Виктор не поддержал веселье и продолжил допрос, спрятавшись ещё глубже в свою безразмерную кофту. — Почему у тебя на трусах была сперма? Я знаю, что такое эрекция и эякуляция. Такое происходит у мужчин, когда рядом находится объект возбуждения. Но рядом с тобой был только я. Дик огорчённо вздохнул. Выходило, что со вчерашнего дня маленький Вик думал о нём как об извращенце. Наверняка ещё и родители с Морисом наплели ему страшилок про сексуально озабоченного друга, только и мечтающего, как бы ему присунуть. Но, судя по тому, что Вик не побоялся и пришёл на встречу, он не верил в плохие намерения Дика. — Вик, ты тут не при чём. Сперма сама по себе появляется. Такое происходит у всех парней, когда они растут. Обычно это случается ночью, во время сна. И у тебя тоже будет, когда станешь старше. Называется «поллюция», почитай в энциклопедии. Нам об этом в школе рассказывали на уроках биологии. — Обязательно почитаю, как только доберусь до папиных книг. Чувствовалось, что напряжение отпустило Виктора. Он расправил плечи, поднял лицо и посмотрел на Дика жалобным взглядом, будто извиняясь за свои подозрения. Полюбопытствовал: — Давно это у тебя? — Больше года назад началось. Я сначала перепугался — думал, что-то ненормальное со мной. — Дик усмехнулся. — Простыни тайком застирывал, стыдно было. Бабушка заметила, объяснила. А потом и в школе рассказали. — Такое каждую ночь происходит? — По-разному. Может быть раз в две недели, а может три ночи подряд. Тебе Морис ничего не говорил про это? — Нет, не говорил, — поспешно ответил Виктор и отвернулся. Он не хотел пересказывать Дику те гадости, которыми Морис обильно исходил со вчерашнего утра. Не хотел говорить и о визите доктора, но Дик сам припомнил слова Лиззи. — Зачем к вам вчера приезжал доктор Янг? Неужели твои родители вызвали его, чтобы… — Именно. Чтобы заглянуть ко мне в жопу. — В анус. — Глупая шутка образовалась сама собой. — В жопу! Он залез ко мне в жопу своим пальцем, своими очками, носом и бородой! — Виктор запрокинул лицо и нарочито вульгарно рассмеялся. Дик ожидал, что истерический смех перейдёт в плач, но Вик и не думал плакать — за прошедшие два дня он многократно перевыполнил норматив по слезам. — Дикки, я не понимаю, за что мама на тебя злится? Почему происходит весь этот бедлам? А что, если она и впрямь сумасшедшая? Даже Лиззи так думает! Или мама не может простить, что моим первым словом было твоё имя? — Виктор задорно блеснул глазами. — Это правда, что Лиззи тут болтала? — Правда, — кивнул Дик. — Ты ходил за мной хвостом и лепетал как заведённый: «Тиххи, Тиххи». А у меня тогда зубы менялись, я не выговаривал многие звуки, потому называл тебя Фик. Бабушка в шутку обозвала нас дефективным дуэтом. Виктор рассмеялся — на сей раз искренне. — Вот мы кто — дефективный дуэт! Оттого и все беды! Дик, мы бракованные! Негодные! Дик улыбнулся и хотел было возразить, как вдруг снаружи беседки, за кустами послышался сдавленный смешок. Морис! Чёрт бы побрал этого поганого шпиона! Они нехотя вышли из беседки, отнюдь не горя желанием видеть его торжествующий лик. Их встретил щелчок затвора фотоаппарата и издевательское приветствие: — Негодные! Идеально! Парочка бракованных! Места в аду вам уже забронированы… — Морис надел крышку на объектив своего Кэнона и продолжил источать яд. — Представляю, как огорчится мамуля, получив неоспоримое доказательство вашего уединённого времяпрепровождения в укромном местечке. И это после всего случившегося, ай-яй-яй! Виктор сжал кулаки. Ему неимоверно хотелось броситься на подлого брата и разбить в кровь его длинный нос. — Чем ты докажешь, что фото сегодняшнее, а не сделано месяц назад? — необдуманно выкрикнул он. Морис ехидно рассмеялся. — Ты глупеешь на глазах, милый братец. Твоя обритая голова и его разукрашенное личико не оставят никаких сомнений в дате съёмки. Уверен, мамуля снова вызовет доктора Янга. Ей покажется подозрительной твоя длинная кофточка, наверняка скрывающая отсутствие трусиков. — Морис злорадно улыбнулся и облизнул губы. Виктор задрал свою кофту, демонстрируя наличие шорт, и закричал: — Фотографируй! Или тебе не нужна правда, тебе интересны лишь собственные мерзкие фантазии? — Упс, трусики на месте. Чудно. Намекну мамуле, что нужно осмотреть твой ротик и горлышко на предмет травм и покраснений, ведь мальчики низших сословий часто принуждают других мальчиков опускаться перед собой на колени и брать глубоко в рот, тем самым утверждаясь и возвышаясь. Дик стоял рядом с Виктором, хмурился, но не участвовал в перепалке братьев. Однако на последних словах Мориса он не выдержал, решительно шагнул к гнусному провокатору и врезал кулаком прямо в центр ухмыляющейся физиономии. В нос, как и мечтал Виктор. Морис вскрикнул, покачнулся, выронил фотоаппарат и прижал ладони к лицу. Между его пальцев просочилась кровь и потекла ручейками, капая на траву. Виктор тут же схватил упавший фотоаппарат и забросил его далеко в пруд. Дорогой новый Кэнон плюхнулся в воду, подняв фонтан брызг и спугнув плавающих уток. — Вот теперь рассказывай маме свои поганые вымыслы! Доказательств нет! Дика ты не видел со вчерашнего утра, а твой нос разбил я! Словно маленький стремительный хищник, Виктор набросился на высокого брата, повалил его на землю и принялся неумело молотить кулаками по окровавленному ошарашенному лицу. Морис, ни разу в жизни никем не битый, оглушённый первым ударом, растерялся вконец. Драться он не умел и был труслив по натуре. От позорного избиения младшим братом его спас Дик. Он оттащил разъярённого Виктора в сторону и, придерживая за плечи, отчитал: — Этим мы не остановим его доносы! Что ему помешает наябедничать вашей маме, будто я избил его в одиночку и отобрал фотоаппарат, на котором якобы имелись кадры всего того, что он напридумывал? — Верно! Давай его тоже утопим!***
— Эванс, чем ты так насолил мамаше Квинсбери, что она второй день подряд требует засадить тебя за решётку? — Сержант Джонс, подписывая документы, вскинул взгляд на сидящего перед его столом Дика. — Что-то не припомню я за тобой никаких грешков, а тут как из рога изобилия: и обвинение в изнасиловании её малолетнего отпрыска, и избиение её старшего. Ещё и ограбление приплетают: фотоаппарат стоимостью в пятьсот фунтов. Кхе-кхе, никак то сокровище было пожаловано их предку самим Генрихом Восьмым. Сержант собрал все подписанные бумаги, вышел из кабинета, через минуту вернулся без них, но снова садиться в своё кресло не стал. Сел напротив Дика, серьёзно посмотрел на него и сказал: — Дик, ты же большой парень и не глупый, насколько я знаю. Держись подальше от этого семейства. Ставлю тебя в известность, что с сегодняшнего дня тебе категорически запрещено заходить на территорию владения Квинсбери. Не смей соваться в парк, не ходи по их лугам, лесам и полям. Окажешься замечен — твой отец заплатит штраф. Кстати, он приехал за тобой, ждёт на улице. Будь паинькой, не вынуждай его ставить тебе фонарь на другой глаз. — Сержант Джонс рассмеялся, довольный своей несмешной шуткой. С тяжёлым настроением Дик покинул полицейский участок. Нет, скучать по нему он не будет, а вот запрет посещения Уайт Гроув словно ударил под дых. Как теперь видеться с Виком? Отец ждал его у ворот. Молча кивнул на машину — их старый пикап — садись. Пока ехали до дома, молчали. Лишь перед самым подъездом к ферме отец полюбопытствовал: — Это правда, что ты сломал нос баронскому наследнику? Дик кивнул. Отец довольно усмехнулся. — Молодец. Давно пора было. — Он помолчал и неуверенно произнёс: — Ты это… прости меня. Не показывая радости и облегчения, Дик снова кивнул. Видно было, что и отцу полегчало. Ему всегда было тяжело извиняться, говорить ласковые слова и любезничать. Выходя из машины, он добавил к ранее сказанному: — Хотя, если бы я не врезал тебе вчера, ты бы сегодня не врезал тому хлыщу. Дик сдержал улыбку. Это было так в духе отца — сиюминутно поганить благоприятное впечатление о себе.