— Опасайся пустых грёз, ведь погрязнув в них, можешь забыть путь к реальности.
Глава 1 Сон разума
Каждый раз, засыпая, он будто проваливался во тьму. Там ничего нет: ни неба, ни земли, и не понятно где вверх, а где низ. Поэтому каждый раз ощущается, будто стоишь и паришь одновременно. Жуткое чувство. Ты вертишь головой, ища хоть что-нибудь, идёшь куда-то, а потом падаешь, встаёшь и снова идёшь. Во тьме, такой густой и чёрной, но в тоже время яркой, будто светящейся изнутри. В ней ты бесцельно бродишь до самого рассвета, пока не проснёшься. Эти сны снятся Лань Сиченю с детства. Сначала они очень пугали. Каждое утро он просыпался в слезах и бежал в комнату дяди, будя его. Дядя всегда обнимал и успокаивал, гладил по волосам. Мало кто поверит, что такой строгий на вид человек может быть столь нежен. Но это так, и маленький А-Хуань всегда будет ему благодарен за это. Даже когда он уже успокаивался, дядя не прогонял его. Иногда мальчик кричал так сильно, что будил Чжань-ди. И тогда тот приходил к ним, забираясь на колени дяди, брал Сиченя за рукав и просто был рядом. Вместе со смертью матушки в сны пришёл звук, тогда стало ещё страшнее. В самом звуке не было ничего такого: просто капающая вода, но будто разносящаяся эхом по высоким сводам. Удары были редкими, но гулкими, отдающими в висках и вселяющими тревогу в сердце. В то время Лань Сичень стал просыпаться чаще, а истерики продолжались дольше. Это очень пугало дядю, и тогда он позвал лекарей. Но те лишь руками разводили, мол, природа снов не ясна, единственное: попросили наблюдать за изменениями. Посоветовали пить на ночь тёплое молоко, это помогло, но немного. Со временим Лань Сичень привык бродить во тьме, это уже не казалось таким страшным и превратилось в обыденность. Он перестал просыпаться с криками, потому что научился медитировать даже там. Его это устраивало… Пока в тёмном пространстве не появился свет. Он был далёким и ярким, но в тоже время ничего не освещал. В тот момент у Сиченя появился ориентир. Но, к сожалению, в последующие годы он так и не смог достичь света. Каждый раз он шёл на месте, но иногда звук капель становился громче. Будто он подходил к чему-то, но ни увидеть, ни дотронуться не мог. А потом в мире началась война, и сны исчезли. Клан Вэнь, возомнивший себя вторым Солнцем, решил установить режим своего единоличного правления. В ход пошли самые разные методы: от угроз и подкупов до показательных уничтожений целых кланов. К сожалению, последняя участь не миновала и Гусу Лань. Адепты клана Вэнь под командованием Вэнь Сюя вошли в Облачные глубины и поставили ультиматум: орден Лань должен был признать власть Цишань Вэнь над собой, а в знак смирения сжечь собственную резиденцию. Само собой, клан Лань не принял эти условия и вступил в бой. Но Вэней было слишком много, и резиденция пала. Отец погиб в тот день, а Лань Чжань был тяжело ранен, когда пытался защитить библиотеку. Сам Лань Сичень сбежал, унося с собой редкие свитки и трактаты. На своём пути он встречал множество истекавших кровью тел, а за спиной ревело пламя. Удушающий запах гари и пепла оседал в носу и лёгких, мешая дышать. Эта картина осталась в его снах на долгие годы, вытесняя привычную тьму. Она же стала подпитывать его гнев и желание отомстить. Насилие было чуждо Сиченю, он его не любил. Но в те годы гнев помог найти силы для бесконечной вереницы битв. Он будто давал сил, но просил за это непомерную цену. Несколько раз нефрит оказывался на грани искажения Ци, и тогда его спасала та самая тьма. Она, как уютное одеяло, укутывала и успокаивала, а звуки капель нашёптывали колыбельную на каком-то старом наречии, слишком непонятном и мелодичном, чтобы принадлежать нынешнему времени. Тихий мужской голос будто мурлыкал, успокаивая метающийся разум, и гладил по спутанным волосам. Голос казался роднее, чем материнский, но, увы, он пропадал быстрее, чем Лань Сичень мог запомнить хоть слово. Это печалило и беспокоило. После окончания войны сны об этом исчезли. И стоило бы радоваться, но… не получалось. Сичень так привык к ним, что они уже стали неотъемлемой частью его бытия. Но миновали месяцы, а за ними года, и ничего. Он продолжал жить, в какой-то момент забыв о них напрочь, но, как говорится, затишье всегда приходит перед бурей. Минуло десять лет. И вот он снова видит тьму, слышит капли и… ощущает пространство вокруг! Такого ещё никогда не было, даже когда он шёл навстречу свету, он был подобен бестелесному призраку, плывущему в толще воды. Сейчас же он ощущает, как стоит на своих ногах, чувствует прилегающее к коже спальное одеяние и тяжесть волос. Посмотрев вниз, он может видеть свои голые ступни и белый подол, может наблюдать, как взметнулись вверх белые ладони с длинными узловатыми пальцами и аккуратными ногтями. Это точно его руки, те же пятна от несмывшейся туши и полученные на утренней тренировке мозоли от меча, та же маленькая родинка над костяшкой — всё это принадлежало ему. Лань Хуань никогда не видел себя в этих снах, может ли это быть знаком, что сегодня он что-то сможет узнать о их природе?***
Оторвав взгляд от собственных ладоней, мужчина начал оглядываться. Он стоял на широкой дороге, которая вела куда-то вверх. Вокруг размытым пятном виднелось очертание леса, он шёл плоским рядом и напоминал высокий забор. Из-за «забора» тут и там мерно проплывали каменные глыбы и куски черепицы. Они плыли в одном направлении — верх по склону. Картина была, как минимум, странной, разве подобное могло присниться Цзеу-цзюню? Хотя ему уже не стоит ничему удивляться. Но всё же промелькнувшая мысль зародила зерно сомнения: не является ли сон результатом чужого вмешательства? Последовав за обломками вверх по тропе, он вышел на гладкую мощённую добротным камнем дорогу. В некоторых местах от неё прямо на глазах откололись несколько кусков и взмыли в высь, присоединяясь к другим. Ходьба по ней неприятно холодила ступни, поэтому Сичень ускорился, почти переходя на бег. Он проходил мимо высоких столбов, усеянных рядами белых фонариков с лентами-оберегами, привязанных к ним. Правда, в отличии от привычных свисающих вниз фонарей, эти будто свисали вверх, а ленты мерно покачивались ещё выше. Навстречу пройденному достаточно долгому пути Лань Сиченю показалось огромное здание. Оно было сделано из дерева и камня, украшенное золотом и нефритом. На высоких аркадах, сделанных из красного дерева, вились цветы и свисали огромные полотна. Это были флаги глубокого синего цвета с белым рисунком цветка в окружении воды и ветра. Они будто застыли в пространстве, совершенно не обращающие внимания на парящие обломки. Стены были толстыми и добротными, но крыша почти полностью парила над стенами, пропуская наружу голубой свет. Лань Сичень подошёл к огромным дверям из тёмного дерева, которые были украшены золотыми вставками. Рядом со входом возвышались потрескавшиеся и покрытые мхом статуи-охранники, они напоминали львов с драконьими глазами. Над входом висела почётная табличка с названием, надпись выцвела и поблекла, она гласила: «Храм трех начал». Лань Сичень никогда не слышал подобного названия; обстановка вокруг только добавляла вопросов и совершено не давала ответов. Огромные двери были приоткрыты, и из них шёл холодный сквозняк. Так как кроме этого здания и дороги, которая постепенно растворяется в дали, ничего не было, Лань Сиченю остался только один путь. Он подошёл к тяжёлым дверям и попытался открыть их, чтобы войти. Двери очень туго поддавались, но Хуаню удалось сделать это, приложив всю силу. Они отворились, издав пронзительный скрип, выпустив ещё больше ветра и пыли. Лань Хуань громко чихнул, прикрывшись рукавом. Лань Сичень осторожно зашёл внутрь: там было темно и затхло. Как только он ступил за высокий порог, на стенах загорелись голубые фонарики, освещая путь. На полу был толстый слой пыли, а стены покрывали тёмные пятна, декор был обтёртым и подбитым. Тут и там валялись обломки потолка, почти полностью слившиеся с пылью в единую массу. Но иногда они взлетали вверх, присоединяясь к скоплению мусора под самой крышей. Лань Хуань немного посмотрел на него, заметив несколько знакомых предметов, таких как мечи и стрелы. Он опустил голову и пошёл вперёд по темному коридору. Картина, мягко говоря, выглядела странно: это место явно давно покинутое, но по всей видимости кто-то разорил его прежде, чем оставить. На стенах храма были нарисованы фрески, они были яркими и простыми. Там были изображены какие-то обряды, подвиги известных героев и ещё множество всего. Самой большой из них был триптих, покрывающий всю стену. На одном из сегментов — довольно старом — можно было разобрать силуэт высокого мужчины в окружении измученных людей — это можно было понять по тонкости и резкости их фигур, серости кожи. Этот человек стоял над людьми, его белые одеяния контрастировали на фоне грязно-коричневых накидок нуждающихся. Вокруг него развивались ленты, а волосы мужчины прикрывали лицо, но даже через них можно было разглядеть понимающую и всеобъемлющую улыбку. Он придерживал свой рукав, из которого текла чистая, слегка голубоватая вода. У самого рукава сидела парочка детей, жадно пьющих её. На другой фреске, нарисованной мрачными оттенками, бушует шторм. Огромные волны накрывали и утаскивали на дно корабли и людей. На лицах утопающих изображён животный ужас перед лицом неминуемой гибели. Чёрные тучи нависли над бушующей водой стальным колпаком, среди них можно разглядеть силуэт, зависший над творящимся бедствием. Он будто наблюдал за карой Небес. В левом углу фрески на маленьком куске кармы сидело несколько фигур. Две были совсем маленькими, одна из них смотрела на тонущие корабли, а другая устремила взгляд на тёмную фигуру. Они держали в своих руках изломанное женское тело, не давая ему уйти ко дну. Эта часть фрески была светлее остальной, как бы освещая фигуры и обращая на себя внимание. От фрески исходило ощущение глубокой тоски и жгучей злобы. На последней части триптиха была изображена битва. Спиной к зрителям стоял мужчина, держащий в правой руке меч, а в левой древко с развевающимся на ветру флагом. Флаг был тёмно-синим с таким же белым цветком, как и на полотнах, свисающих со здания. Только у этого цветка было четыре лепестка вместо положенных пяти, будто один из них оторвали. Еще одним отличием было отсутствие воды и ветра, был только цветок. Голова мужчины была опущена, а волосы, завязанные в хвост, развевались на ветру. Латные доспехи из тёмного металла были покрыты сажей, а алые одеяния порваны. Он стоял на куче каменных изваяний, лица статуй исказились в уродливых гримасах. А на тёмном фоне падал с неба белый пепел, покрывающий всё, подобно снегу. Эти фрески напоминают повествование о великих свершениях. Подобные тем, что рассказывают о жизненном пути Лань Аня в библиотеке Гусу Лань. Постояв ещё немного, Лань Сичень двинулся дальше по коридору. Впереди показалась высокая арка с двумя пересекающими её колоннами, а за ними тёмное пространство. Пройдя через арку, внутри он увидел большой зал. Это место являлось алтарной комнатой огромных размеров, это можно понять по статуям, стоящих у восточной стены, столами для подношений и стойками с дымящимися курильницами. В комнате творился хаос, всё было разбросано, столы опрокинуты, а подношения валялись на грязном полу. Фрукты, гнилые и потемневшие, собрали вокруг себя какое-то подобие мошек, скорее напоминавших черные точки. Рассыпавшаяся крупа сморщилась и уже не годилась для подношений, тем более для еды. А от горящих благовоний исходил запах ладана, который перебивал запах затхлости. Подождите, горящие благовония? Но, чтобы они горели, их кто-то должен был зажечь! Лань Сичень напрягся всем телом и стал оглядываться: здесь было пусто, а по углам скреблись тени, и только звук тех пресловутых капель нарушал мёртвую тишину. Чем ближе Лань Сичень подходил к статуям, тем отчётливее становился звук. Каменные изваяния были колоссальных размеров — в десять человеческих тел. Изваяния чем-то напоминали рисунки с фресок. В центре стоял мужчина с широкими рукавами и нежной улыбой. По левую руку от него возвышалась статная фигура с разведёнными в стороны руками, движение её было тяжёлым и лёгким одновременно, а взгляд припечатывал к полу того, кто в него посмотрит, таящейся в нём суровостью и холодом. А статуя по правую руку была разрушена и покрыта мхом. Лишь куски ног и одеяний были видны, периодически осыпаясь мелкой крошкой на каменные цветы. Перед статуями стояли деревянные таблички с надписями на них, их украшала резьба в виде цветов сливы мейхуа и листьев тополя. На них написано лишь несколько иероглифов. На центральной изящными иероглифами вырезана «白河之…
В мышеловке улиц тесно,
Сырость, слякоть, морось, дым…
В царстве Чу с весенней песней
Праздник девам молодым.
— Это безумие… — тихо сказал Сичень, дотрагиваясь до холодного гладкого камня статуи бога реки. — Прошу простить. Спустившись с постамента, мужчина оказался в широком гроте, который заполнен водой. Оглянувшись назад, Хуань увидел лишь стену пещеры, покрытую испариной. С потолка свисали сталактиты, отражающие тот самый свет, который мерно кружил между ними. Прямо под ним находилось озеро, оно было чёрным со стоячей водой. Из него проступало несколько островков и камней. На центральном острове находилось что-то белое. С каждым шагом мелодия становилась все громче, а слова разборчивей.В небо огненным драконом
Взмыл огней веселых рой,
Пляшут стены фанзы-дома,
Пляшут звездочки с луной,
Императоры и феи;
Шёлк, нефрит, зеленый блеск…
Засыпай, дружок, скорее
Под негромкий угля треск.
Лань Сичень подошел к самой кромке воды и посмотрел вниз, чтобы увидеть собственное отражение. Всклокоченные волосы и растрёпанные одежды, ступни чёрные от пыли и волнение, написанное на худом лице. Белая кожа стала отливать синевой от света звезды. Голос тем временем стал четче, в нём можно было разобрать легкую хрипотцу и нежность, кажется, он доносился сверху от той самой звезды.Пляшут тигры и лисицы,
Пляшет жёлтых пагод край,
Облака над черепицей,
Череда гусиных стай.
Прыгая по выступающим камням, Лань Сичень шёл к центру острова, поближе к таком важному сейчас звуку.За стеной из слёз и глины
Полых трубок перестук –
Флейта леса-исполина
В такт качается бамбук.
Он остановился у крупного островка, посреди которого росли несколько цветков с пятью лепестками. Лань Сичень смотрел на них и видел, как они сияют и завораживают. Он присел и дотронулся до них кончиками пальцев. Тёплые.Пляшут камни гор и реки.
Сон февральский странно чист.
Чуть подрагивают веки.
Цинь гудит, как ветра свист.
Будто поддерживая слова песни, за спиной раздался громкий свист, дунул ветер, и Лань Сичень почувствовал удар в спину, а затем падение в воду. Что?! Лань Хуань полностью погрузился в воду и камнем стал опускаться на дно. Через толщу мутной воды невозможно было рассмотреть что-либо. Нефрит греб руками, пытаясь выплыть, но как можно сделать это, если не знаешь, куда плыть? Тут откуда-то слева показался блеклый свет той самой звезды. Плывя на него, Сичень смог выплыть недалеко от каменистого берега подземного озера. Выйдя на берег, он сразу же повалился на колени и опёрся на руки, тяжело откашливаясь и выплевывая протухшую воду. Когда он сморгнул воду, то смог разглядеть гальку под ладонями, измазанную чем-то тёмным. Обратил внимание на собственные ладони, которые измазаны… кровью. Он отшатнулся и упал назад, заметив полностью красный когда-то белый халат и грязные всклокоченные волосы. Он медленно дотронулся до своего лица, осознавая, что весь покрыт кровью. Он что, искупался в кровавом озере могильника? Вдруг за спиной послышался лязг достающегося из ножен меча. Лань Сичень обернулся и увидел высокую тёмную тень. Она держала в руках такой же чёрный меч, и только глазницы сияли холодным золотым огнём. Фигура стояла неподвижно и лишь смотрела на Сиченя. А потом она двинулась. Ступая по водной глади, совершенно не тревожа её, только меч покачивался в руках. Фигура подошла к островку с цветами и также, как Сичень ранее, трепетно дотронулась до нежных лепестков. В туже секунду лепестки почернели и осыпались. Силуэт резко встал и взмахнул мечом, снося оставшиеся цветы. Затем голова фигуры резко повернулась и уставилась на Сиченя, стоящего поодаль. Миг, и фигура уже атакует Лань Хуаня, тот еле успел увернуться и снова падает в воду, поскользнувшись на мокрых камнях. Силуэт вновь замахнулся, но был отброшен резко вспыхнувшим светом. А потом снова зажурчал голос мужчины, даря покой.В цвете белые цветы.
Под журчанье рек могучих,
сольются тысячи ветров,
Чтобы пробудить повелителя глубин!
Лань Сичень широко раскрытыми глазами смотрел на свет, и слушал слова. Когда голос закончил говорить, Хуань почувствовал, как сотни рук тянут его ко дну. Он пытался вырываться, но освободившись от нескольких рук, им на смену приходят десятки других. Затаскивая Сиченя всё глубже, зажав рот и нос. Перед тем как потерять сознание он услышал тихие слова: — Спи спокойно, дитя…***
Лань Сичень резко распахнул глаза от прострелившей плечо боли. Он тяжело и загнано дышал, лёжа на твердом полу. Хуань сел, выпутываясь из тонкого белого одеяла, когда-то давно матушка вышила на нём бамбуковые узоры и подарила ему. Прошло уже много лет, но Лань Сичень так и не смог с ним расстаться. Из окна дул прохладный летний ветерок, он приятно проходил по коже и шелестел страницами открытой книги. Он помог немного успокоится. Лань Хуань подпер лоб рукой, облокотившись ей на колено. Он всё ещё тяжело дышал и широко раскрытыми глазами смотрел на собственную совершенно чистую ладонь. Почему же ему так страшно? Что это за тень? Она хотела его убить? А голос? Столько вопросов. Лань Сичень поднял голову, оглянувшись. В ханьши было светло, ну, насколько может быть светло ночью. Все книги стоят на полке, стол чисто прибран, а чайный сервиз стоит прямо посередине. Ширма с рисунком гор слегка отодвинута в сторону, открывая вид на туалетный столик с серебряным зеркалом. Несколько картин висят неподалеку, какие-то из них изображают горы, какие-то — цветущие деревья и птиц. Повернув голову в сторону кровати, которая стояла у стены, слева завешанная светло-голубым балдахином. Повесить его была инициатива Сиченя, которую он тайно провернул от дяди еще в юности, всё-таки в клане, который славится своим аскетизмом, это будет излишним. Лань Сичень опёрся о кровать и приподнялся, садясь на неё. Хуань провёл рукой по лицу, слегка оттягивая кожу под глазами. Он наклонился, чтобы лечь на нефритовую подушку. Почти у самой подушки он замер, уставившись на белый цветок с пятью лепестками и маленькими зелеными листьями на тонкой ножке. Зрачки Лань Сиченя расширились от шока и неверия, а потом сузились от ужаса. Он резко вскочил и начал оглядываться. Но в доме было пусто. Тогда он подбежал к кровати и схватил цветок, а потом дёрнулся к ширме, столкнув на пол дорогой сервиз. Сорвав с ширмы верхнее ханьфу, Лань Хуань накинул его на плечи и выбежал из ханьши, громко ляпнув дверью о стену. Лань Сичень бежал по узкой дорожке и придерживал ханьфу. Вся дорожка была усыпана этими цветами. Хуань ускорился, давя прекрасные цветы босыми ногами. Он скрылся за лесом, оставив дверь нараспашку. А в местах, где он наступал, оставались кровавые следы.***
Лань Сичень выбежал из пролеска. Дальше по дороге располагались сыхэюани с одним двором. В этой части Облачных глубин жили неженатые старшие адепты. Как правило у этих домов часто меняются хозяева, мало кто из старших надолго остается холостым. Но разумеется, как и везде, есть исключения. Один из прославленных старших адептов клана, Лань Цижень, по совместительству дядя Лань Сиченя, уже много лет проживает в этой части резиденции. С тех пор, как в возрасте пятнадцати лет Лань Цижень покинул ученические общежития, он живёт здесь. Его дом находится в отдалении от других, и в отличие от них, имеет два двора. Один из дворов появился позже, когда Лань Хуань, а затем и Лань Чжань переехали к дяде, так как не могли жить ни с отцом, ни с матерью. Сейчас же Лань Сичень бежит к главным воротам, загнано дыша и сжимая в руках цветок. Подбежав к дверям, Хуань громко застучал, практически колотя по тёмному дереву. Он простоял так несколько минут, пока из-за ворот не послышались звуки открывшихся дверей и быстрые шаги. Затем с металлическим лязгом цепочки дверь отворилась. За ней стоял статный мужчина с прямой спиной, его волосы с редкой сединой были распущены. В руках он держал бумажный фонарик, его поза выдавала напряжение. — Сичень? — Дядя. Лань Цижень осмотрел племянника, заметив растрёпанный вид и грязные ступни, на нём было только верхнее платье, даже не подвязанное поясом. Руки Сиченя подрагивали, сжатые в кулаки. Взгляд метался из стороны в сторону, а глаза пугали своей чернотой, настолько расширился зрачок. — Что случилось? — сказал Цижень, пропуская племянника внутрь, тот резво заскочил, перепрыгивая порог, и направился к открытой двери. Дядя проследил за удаляющимся племянником, заметив следы ног на камнях. Мужчина нахмурился и последовал за ним. Внутри Лань Сичень сидел за столом в скрючившейся позе и подпирал голову. — Сядь как положено. — Лань Сичень выпрямился и посмотрел на дядю. — Простите. Лань Цижень вздохнул и сел рядом, говоря уже более мягко: — Что случилось? — мужчина оглядел его и нахмурился, заметив травмы на ногах. — Что с твоими ногами? — Наступил на осколки. Лань Цижень встал и вышел из комнаты, послышался скрип дверцы, а потом хлопок. Дядя вернулся с небольшой резной шкатулкой. Он сел рядом и открыл её, доставая аккуратную баночку с мазью. Дядя уже потянулся к нему, но передумал и отдал баночку в руки племянника, а следом за ней и влажное полотенца. — Помой и обработай. Лань Сичень принял баночку и полотенце, а уголки губ сами по себе растянулись в благодарную улыбку. — Спасибо. — Так что произошло? Последний раз ты прибегал ко мне в таком состоянии почти тридцать лет назад, из-за кошмаров. — сказал мужчина, поставив небольшой глиняный чайник на жаровню. — … — Неужели снова? Рассказывай. И что за цветок? — сказал мужчина, беря в руки белый цветок. — Дядя… Это был кошмар… он, сон, был не такой как раньше… Этот цветок был в нём… Лань Сичень рассказал дяде всё. О том, что слышал и видел во сне, что чувствовал. С каждым словом взгляд мужчины только темнел. Глубоко задумавшись дядя начал поглаживать свою бороду, он даже не заметил фыркающий и начавший подпрыгивать глиняный чайник. Сичень смотрел на дядю, а потом встал и, медленно ступая, направился к нему. Он поднял чайник тканевой прихваткой и поднес к гайвани, наливая воду. Он прикрыл её крышкой и стал ждать. Через пару минут он открыл её и понюхал приятный фруктовый аромат напитка, а потом фарфоровой ложечкой достал плавающие на поверхности листья. После он разлил чай по пиалам и одну из них поставил перед дядей. Всё то время, пока Сичень заваривал чай, дядя не проронил ни слова, он всё это время задумчиво теребил бороду и напряженно хмурился. Лань Хуань поставил чашку перед дядей, тем самым выводя его из задумчивости. — Прошу, дядя. — Тебе не стоило вставать. — сказал дядя, хмурясь, но пиалу принял. — Это пустяки. — Спасибо. — сказал мужчина и отпил из пиалы, сдувая пар. — Сичень, повтори, что сказал тот голос? — «В цвете белые цветы. Под журчанье рек могучих, сольются тысячи ветров. Чтобы пробудить повелителя глубин!» Вы что-то понимаете, дядя? — Несовсем, но кое-что это старая голова ещё помнит. — дядя встал и, подошёл к книжной полке, стал перебирать стоящие на ней книжные корешки. — Ещё до твоего рождения я и твой отец отправились на задание. Тот городок был захолустным и грязным, а люди в нём почти потеряли человеческий облик, и всё от того, что там поселилась тварь, которая пожрала всё в радиусе десяти ли. Долгое время до нашего прибытия они голодали, люди исхудали и одичали. Но суть не в этом и не в твари, что там обитала, хотя она была занятной. Таких ранее я не встречал, огромная бесформенная туша без грамма разума, но с воистину зверским аппетитом. К моменту, когда мы прибыли, тварь уже разорила деревню и пожрала семерых человек. Нам удалось с ней справится, хоть потери были большие. Когда мы вернулись в деревню, люди нас благодарили, все… кроме одного старика. Он выглядел хуже своих односельчан, а во взгляде плескалось безумие. Он подошёл к нам и начал говорить, неся откровенную бессвязную чушь, как мне казалось тогда. Старик тыкал пальцем в нашу сторону и кричал о тварях, порождениях повелителя глубин, которых мы привели с собой. Тогда старика быстро увели, а мы с братом не приняли это всерьез. — дядя замолк и поднес пиалу, чтобы смочить горло. — Но мне стало интересно, о чём или о ком он говорил, и через несколько дней я отправился в библиотеку. — И что вы нашли? — сказал Сичень, пристально смотря на дядю и сжимая пиалу. — Ничего. — мужчина не свойственно для себя хмыкнул. — Я перерыл всю библиотеку и ничего, потому и бросил эту затею. А через пять лет, когда на мои плечи свалился целый клан, я спустился в запретную секцию за некоторыми записями. И тогда в самой дальней части подземного хранилища, среди почти развалившихся свитков, я нашёл это. — Лань Цижень дернул за корешок одной из книг, а потом послышался скрежет и шум. Лань Сичень повернулся на шум и изумленно распахнул глаза. На противоположной стене рядом с одной из картин, появились магические контуры, наложенные друг на друга. А потом стена под ними растворилась, открывая тайник. — Дядя… Лань Цижень, не обращая внимания на изумление племянника, подошёл к тайнику и что-то достал, сдувая пыль. Это оказалась небольшая книжица в бледно-жёлтой обложке с рисунками волн на ней. Он протягивает Хуаню книгу, тот аккуратно взял её двумя руками. На обложке был приклеен кусок белой бумаги с надписью, написанной на старом наречии. Текст было сложно разобрать, но все-таки возможно. — «Бестиарий земных глубин», — тихо прочел Сичень. — Дядя, я не понимаю. — В этой книге описано множество тварей, их внешность, способности, места обитания и слабости. Но все эти твари не встречаются в реальной жизни, они плод сказок, вымысел, которого не может существовать. Пока… не повстречал тварь из той деревни, открой страницу 185. Лань Сичень с сомнением посмотрел на дядю, но выполнил его указание. Открыв книгу, он увидел искусные рисунки тушью с множеством деталей и столбики аккуратных, но мелких иероглифов. Тварь на картинке напоминала огромную ящерицу с хвостом, похожим на раскрытый веер. Она имела алые полосы на спине и кошачьи усы. Тварь изображена спящей, со слегка приоткрытым правым глазом с узкими зрачками. Из описания можно было понять, что тварь именуется «якош», обладает высокой скоростью и прожорливостью. Глупа, но с хорошо развитыми рефлексами. Её слабость — холод; как и любая ящерица, она его не переносит и сразу впадает в спячку. Молодые особи не так опасны, как их старшие сородичи, которые за раз могут проглотить небольшой городок. «Если вам не хватает сил справится с якош, лучшей тактикой будет замереть на месте. Как и любая змея, во многом якош реагирует на движение. Если вам удастся замереть хотя бы на одну палочку благовоний, вы спасётесь». — Дядя, это… вы правда повстречались с этим созданием? — Да. Нам чудом удалось её одолеть. Повезло, что тварь была ещё молода. — мужчина вздохнул и пригладил свою бороду. — Открой последнюю страницу. Лань Сичень без промедления открыл последнюю страницу и пробежался глазами по ней. Страницы были пустые, лишь с несколькими столбиками надписей. Вздох изумления сорвался с губ, когда он увидел написанное. «Повелитель глубин, или Подземный царь, но чаще всего его называли Многоликий император. Существо невиданной мощи, способное уничтожить в одночасье целую нацию. Присвоен ранг: Меван . Внешность неизвестна. Способности неизвестны. Слабостей не выявлено. Разум превосходит человеческий, известно то, что ему подчиняются демоны. Отрывок из поэмы «Девять Небес»:В глубине под горой Лимин.
Среди раскалённый камней
и текучих пород.
Под тяжестью гор
восседает на троне
Повелитель глубин.
Он ужас Небес
и погибель людская.
В пламене синем
Под вой сотен тварей
Появится он…»
Дальше страница была испорчена, только в самом низу красными иероглифами было написано предостережение: «При столкновении с ним молитесь и надейтесь на быструю смерть!» — Это.? — Это может быть то, что мы ищем, Сичень, а может и нет. Нужно больше информации. — Дядя, завтра прибудет дагэ, возможно, он что-то знает. Дагэ умён. — сказал Сичень, закрывая книгу. — Я не сомневаюсь в уме Чифен-цзуня, но сильно на него не рассчитывай. Он всё-таки больше уделяет времени своей сабле, — сказал мужчина, отворачиваясь. — Благодарю дядю за всё. — Допивай чай и иди спать, сегодня оставайся здесь. Не стоит ходить в таком виде, даже ночью. — мужчина повернулся к племяннику, заложив руки за спину. — Дядя, этот сон… — Небеса часто посылают смертным предупреждение. Нам лишь остаётся попытаться внять ему. — сказал мужчина, затушив свечи, стоящие на подставках. — Иди отдыхать, Сичень. Он развернулся и скрылся в темноте дома, отправляясь досыпать до рассвета. Сичень лёг на стоящую за ширмой кровать и, уже погружаясь в сон, понял, что выгнал дядю из собственных покоев.***
Лань Сичень проснулся от громких ударов по воротам: кто-то стучал с такой силой, словно стремился снести дверь с петель. Хуань открыл глаза и сел, проводя рукой по одеялу. Оно было более жёсткое, чем он привык, и от него исходил стойкий запах сосны. Оглянувшись, он увидел светлые стены и раскрытую дверь на веранду. Лань Сичень не сразу понял, где находится, но осознание пришло быстро. Щёки порозовели от стыда, Лань Сичень вломился к собственному дяде посреди ночи, весь помятый и в истерике. Как же стыдно! Стук повторился с ещё большей силой, затем послышались шаги и скрип двери. — Ванцзы? — голос дяди донеся отголосками, но был разборчив. — Сюнчжан пропал, дядя. В его доме погром. — Он здесь, Ванцзы, тебе не стоит переживать. — снова послышался скрип и приближающиеся шаги. — Как он? — сказал Лань Чжань, останавливаясь вместе с дядей около его дверей. — Спросишь у него. — сказал Цижень постучав в дверь. — Входите. Они вошли и слегка поклонились, подняв руки перед собой. Лань Сичень им тепло улыбнулся и поправил верхнее платье. Он кивнул на их приветствие и пригласил сесть за стол напротив него. Ванцзы так и сделал, подошёл и чинно сел. Он взял в руки чайничек и налил чай в чашку брата. — Я оставлю вас, скоро утренние чтения в павильоне Орхидеи. — сказал дядя, переложив несколько свитков на локоть. — Конечно, дядя, мы не будем вас отвлекать. Тот кивнул и вышел из комнаты, тихо закрыв дверь. Повисла тишина, она не была тяжелой или удушающей, скорее комфортной. Лань Чжань всегда был слишком молчаливым, до такой степени, что Лань Сиченю пришлось научится читать брата по одним лишь глазам. Хотя в этом очень помогло и то, что они имели братские меридианы. Этот тип меридиан имели, как правило, кровные родственники; но необязательно, чтобы они были братьями или сестрами. В одной семье, особенно в тех, что долгие годы сохраняли свою кровь, под влиянием внешних источников Ци или земных жил дракона, могут родится одаренные к совершенствованию дети с братской, или парной системой меридиан. Такие меридианы имеют не только практически идентичное строение, но и позволяют чувствовать своего брата. В таких случаях проявляется ярко выраженная эмпатия между связанными людьми, и высокая совместимость при передачи Ци. Такими были и они с Ванцзы, поэтому когда-то в юности их прозвали Нефритами-близнецами Гусу Лань. — Сюнчжан, что случилось? Младшие адепты сказали, что ты не пришёл на утреннее занятие со старшими, а потом и на завтрак. В кабинете ты тоже не появлялся. Когда в начале часа змеи я пришёл в твой дом, увидел беспорядок и кровь. Ты в порядке? — Ванцзы сегодня болтлив. — мягкий смех Сиченя разносился по комнате, заставляя Лань Ванцзы нахмурится. — Но это не в укор. Со мной все хорошо, лишь небольшой кошмар. Я не хочу об этом говорить. Что-то случилось в клане? — Мм, — как-то неопределённо промычал Ванцзы. — Ванцзы? — Чифен-цзунь прибыл, хотел тебя видеть. — Тогда не стоит заставлять его ждать, — сказал Сичень, вставая из-за стола и направляясь к дверям. — Сюнчжану стоит одеться. — напомнил Ванцзы, чинно попивая чай. Лань Сичень застыл и стал себя осматривать, чтобы затем поплотнее запахнуть верхнее одеяние. Он тихо посмеялся и с озорством посмотрел на младшего брата. — Господин Вэй хорошо влияет на Ванцзы. Он уже не боится поддеть старшего брата. — сказал Сичень, заходя за плотную ширму, за которой можно было увидеть стопку белых одежд, наверное, дядя принёс их. Надо будет его поблагодарить. — Ванцзы подождёт брата. Когда Лань Сичень вышел из-за ширмы, он взял резной гребень и сел у зеркала. Нефрит аккуратно расчесывал свои волосы, иногда откладывая гребень, чтобы расплести колтуны. Лань Хуань смотрел на своё отражение, но взгляд всё время перемещался на отражение брата. Тот сидел погружённый в свои мысли и медленно крутил чашку в руках. — Ванцзы, что-то беспокоит? — Мгм. — Что-то случилось на задании? Оно не должно было доставить неприятности для вас с господином Вэй. Кажется, там было что-то про активность полевых духов? — Мгм, мань-мань. — Те маленькие создания, что изредка выбираются из рек, в начале лета наведываются на пшеничные поля и поедают паразитов. Они ещё громко лают и отпугивают птиц. Что же в них дурного, эти духи рек и полей всегда были верными помощниками людей? — Все так. Но вместо духов нас встретили настоящие чудовища. Создания были похожи на мань-мань, но размером с лошадь и издающие вопли такой силы, что начинают кровоточить два из семи цицяо. Когда мы прибыли, жители уже истекли кровью, а твари разоряли поселения. Их было очень много и настроены они были агрессивно. Младшие адепты могли погибнуть, но Вэй Ин приглядывал за ними. Мы бы долго разбирались с этим, если бы не Цзян-гунцзы с отрядом старших адептов. — сказал Ванцзы и смолк, Лань Сичень ничего не говорил, но лицо его темнело с каждым словом. — Гунцзы? Что он там делал? — Подобные твари завелись в Юньмене, разорили пару деревень и ушли. Цзян Цзыцзин напал на их след, он привел его в Гусу. Мы объединились с ними и уничтожили тварей. Смогли найти только парочку выживших, остальных сожрали или убили. В том месте ничего не осталось. Земля отравлена скорбью и демонической кровью. Нужно отправить отряд Очищения. — Конечно, что с телами монстров? Это и правда мань-мань? — Мы их осмотрели, потом сожгли. Монстры и правда мань-мань, только больше. Мань-мань всегда были безобидными, этими существами становятся утонувшие в ручьях и реках мыши. Самый большой вред, который они могут принести — это погрызть корни посевов. Но они никогда не нападали на людей, обычный домашний кот мог отпугнуть их. А тут уничтожение полей и деревни, много людских жертв. — Сколько их было? — Около трех десятков и все будто охваченные бешенством, безумные глаза и слюни, текущие рекой. И вонь страшная, как будто твари выползли из выгребной ямы. — Жертвы среди адептов были? — Несколько младших адептов получили раны, они поправятся. Брат — эта ситуация не нормальна. — А господин Вэй, что он думает? — Они не подчиняются ему. Это плохо. Лань Сичень подошёл к окну, он смотрел вперёд, заложив руки за спину. То, что происходит, не нравится Лань Хуаню всё больше. Это уже не первый случай, когда мирные твари нападают на людей. Отдельного упоминания стоит высокий уровень агрессии тёмных тварей, таких как мертвецы или яо. Обычно они такие только по весне, когда отступают холода, и тёмные твари восстают в поисках энергии Ян. Но сейчас уже лето. Адепты мечутся по всей провинции, и, что страшно признавать, еле справляются. И самое ужасное, что он не знает, из-за чего это происходит. На последнем совете эта тема была поднята, но, как обычно, многие попытались обвинить Старейшину Илин без доказательств. Сплошные пересуды. Хорошо, что Верховный заклинатель быстро их успокоил. Цзян Фенмянь всегда хорошо относился к Вэй Усяню и старался защитить. Именно он остановил почти начавшуюся осаду на курганы и передал Вей Усяня на пожизненное «перевоспитание» в клан Лань. На самом же деле благословил Ванцзы и Вэй Усяня на счастливый брак. Цзинь Гуашань пытался снова посеять смуту, но и его он приструнил. Когда всплыла история с каторгой для пленённых Вэней, тот забрал людей в Юньмен и позволил работать на земле. И даже принял в орден известную целительницу Вэнь Цин с братом. Всех деталей Сичень не знает, но и этого было достаточно, чтобы понять, что Цзян Фенмянь благородный человек. На том совете сильные мира сего так ничего и не решили. Все разъехались по своим резиденциям и продолжили наблюдать за ситуацией. Но если они продолжат в том же духе, то ситуация может выйти из-под контроля. — Сюнчжан? — Я попрошу Ванцзы подобрать задание, хочу увидеть всё сам. — Ванцзы может отправится с дагэ? — сказал Лань Чжань став за спиной брата, также смотря в окно. — Конечно. Господин Вэй тоже может пойти, и выбери парочку младших адептов посмышлёней. Хочу, чтобы всё выглядело не слишком подозрительно. — Хорошо, сюнчжан. — Пошли Ванцзы, дагэ, должно быть, уже заждался. — сказал Сичень и покинул покои, отправляясь в сторону залов для приёмов. Лань Ванцзы пошёл следом.