Десять шагов назад

      Весь день новые ощущения и мысли не давали спать. Лежащий на соседней кровати Малфурион, словно чувствуя состояние брата, периодически приподнимался и смотрел на Иллидана. Видимо, он догадался, что тот не может заснуть, но не начинал разговор, а потому мужчина в теле юноши упорно прикидывался спящим.       Собственный совет: «спокойный ум — живой эльф», — не помогал. Было ли это последствием молодого тела? Эмоции буквально кипели внутри, как если бы в венах всё ещё бурлила Скверна. Возраст — фактор, о котором Ярость Бури уже давно не размышлял всерьёз. Накопленный веками опыт утопал в волнении и напряжении. Непривычное чувство физической изнурённости, за давностью лет успевшее позабыться, постепенно одаривало туманом в голове. Организм одновременно и подрагивал в возбуждении, как от чар, и жалобно молил о сне.       Он и правда раньше был таким… таким… живым?       Неожиданно мысли остановились, заставляя сгорать от внезапного жара под неплотным одеялом. Интересно, как выглядит сейчас Майев? После обретения Дара Аспектов взрослые калдорай как будто застыли во времени, но, тем не менее, неуловимые изменения всё равно происходили. Словно бы из каждого эльфа по чуть-чуть вытекала какая-то искра во взгляде, заменившись сиянием Дара. Размеренность давно сменила азарт, убивая верность и семейные узы, что блёкли перед обыденным однообразием. Даже тела переставали быть прежними, теряя бывшие черты, меняясь хоть и неуловимо, но неустанно.       Очевидно, что больше остальных досталось именно бывшей тюремщице, ведь над её личностью безжалостно поработало как Отмщение, так и бытность полевого командира. Так какая она сейчас, до своих доспехов, как латных, так и душевных? Иллидан подозревал, что Майев прошлого комплексовала из-за внешности перед Верховной Жрицей, но её нельзя было назвать ни уродливой, ни даже просто сносной. Без одежды же и вовсе…       Поймав самого себя на подобных размышлениях, тысячелетний эльф ещё сильнее завертелся в кровати, поражаясь пожару в душе, медленно расползающемуся по венам. Ярость Бури был уверен, что никогда не будет скучать по телу, изменённому Скверной, но сейчас даже возвращение копыт и рогов не пугало. Ведь тогда он мог настолько жёстко контролировать сам себя, что ему годами не нужны были ни еда, ни даже вода, проблемой оставалось лишь жажда магии. Сейчас жар тела и его реакции, казалось, были выше разума. Того разума, сохранение которого равноценно спасению от ужасного будущего, причём не только своего.       Поэтому предложение брата во время вечерней трапезы — сходить в рощу Кенария — Иллидан воспринял с энтузиазмом. Во-первых, было любопытно посмотреть на бывшего учителя с высоты пережитого опыта. Во-вторых, других дел пока не было. Чтобы начать менять жизнь, стоило с ней по-новой познакомиться, ведь резкие изменения могут оказаться пагубными. Начать предстоит как раз с самоконтроля, что красноречиво продемонстрировал бессонный день. Кажется, полубог как раз на нём и настаивал, так что обучение может прийтись весьма кстати.       Был и третий фактор, со всё большим беспокойством бросавший через плечо взгляды на медленно бредущего Иллидана. За прошедшее время братья перекинулись разве что парой фраз, останавливаясь на самых бытовых темах. Малфурион не навязывался, а виновник происходящего не знал, что говорить. В голове роились злые и обиженные мысли, но вменяемо объяснить их не вышло бы. Ещё ничего не случилось, чтобы бросаться претензиями. Кроме того, полученный опыт подсказывал, что ситуация, которая во тьме подземелья казалась однозначной, могла быть и иной.       Ключевыми в заминке оказались диалоги с Майев на Земле. Песнь Теней обвиняла своего бывшего узника в близорукости и самовлюблённости. Она признавала идею Иллидана о создании Источника в конечном счёте удачной, но не приемлила способы её исполнения. Что, если с Малфурионом вышло так же? Мог ли и сам Иллидан стать причиной изменения отношений? Возвращённые глаза внимательно смотрели вокруг, а разум собирал информацию и рассуждал, параллельно борясь с позабытыми эмоциями и особенностями юности.       Полубог Кенарий, появившийся встречать братьев, был ровно таким, каким его себе представил Иллидан. Не вспомнил, а именно представил. Суровый взгляд таких же золотых глаз, как и у самого путешественника во времени, не показался юноше с древней душой чем-то вызывающим. Примерно так же, наверно, он сам смотрел на будущих иллидари до их перерождения. Переосмысление вызывало лёгкую полуулыбку. Могут ли прошлые враги стать друзьями и наоборот? Голова постепенно начала болеть от количества мыслей и вариантов будущего. Непривыкшее к степенности тело чуть ли не подрагивало, стремясь выплеснуть скопившееся напряжение, однако не стоило идти на поводу у самого себя.       — Прислушайтесь к окружению, слейтесь с ним, — меж тем наставлял полубог. — Закройте глаза и позвольте течениям мира проходить сквозь вас.       В прошлом Иллидан за считанные минуты мог впасть в транс, но юное тело было слишком активным. Удобная поза всё никак не достигалась. То кончики ушей, то тыльную сторону ладоней на коленях щекотали невидимые травинки и порывы мягкого ветра. Ярость Бури недовольно мотнул головой и настроился на воспоминание о том, как после поимки в Запределье Майев учила его впадать в транс. Тогда он даже не составил себе труда проанализировать такой поступок, не осознавая, что это было ничем иным, как проявлением заботы. Той заботы, что не заслуживает монстр, убивший соотечественников и её бойцов. Почему она тогда не расправилась с ним?       Нужно как можно быстрее найти Песнь Теней. Ему нужен её голос и периодические колкие шутки. От прошлого Иллидана в новом были разум и душа, а потому когда-то близкие эльфы рядом вызывали сейчас недоверие. Ярость Бури не знал, когда именно в прошлом им была достигнута та точка невозврата, после которой Шелест Ветра сделала выбор между ним и братом, тем самым заронив в душу зерно разрушений. Судя по тому, что Малфурион спокойно предложил идти к прародителю Хранителей Рощи, тот ещё не отказался от Иллидана, а значит пугающие события войны не происходят сиюсекундно.       Внезапное осознание неприятно садануло путешественника во времени. Во-первых, нельзя забывать о бронзовых драконах. Зелёный кокон Скверны — не единственная хитрость, на которую он пошёл, чтобы получить желаемое. Поразительно, что дочь Ноздорму до сих пор не заявилась, полная негодования и требований. Потенциальное вмешательство и гнев драконицы вызывали больше всего опасений. Вдруг она ещё не определила, когда именно одна личность подменила другую? По сути, эта была чуть ли не единственная причина, почему Ярость Бури до сих пор не сорвался с места в поисках дорогой для него души.       Во-вторых, если изменить взаимодействие с Кенарием, — неважно в какую сторону — тот может выгнать эльфа либо раньше, либо позже срока, обозначающего начало непоправимых событий. Кричать всем вокруг о наступающем апокалипсисе рискованно — можно схлопотать звание местного сумасшедшего.       Правда, у Иллидана было обстоятельство, способное даже такую ситуацию обернуть себе на пользу. Он всё ещё «Избранный». Глядя в золотые глаза, калдорай подспудно ждут от него чего-то великого. Что, если этим «великим» будет пророчество и предупреждение? Знать бы, в каком именно времени он сейчас находится. Тогда можно было бы предупредить о любых мелочах прошлого, дабы ему быстрее поверили в наступление действительно важных событий. Пусть сам Ярость Бури уже давно разочаровался в своей избранности, это не помешает её использовать.       Может быть тогда, воодушевлённая его помощью народу, Песнь Теней не посмотрит на него, как на Предателя?       Иллидан и сам не заметил, как мысли и планы будущего успокоили тело, из-за чего он сидел спокойно и совершенно не дёргаясь. Привычка разума превозобладала над не в меру активным телом. Главное, не начать метаться на десять шагов туда-обратно, тем самым выдав себя с головой.       — Иллидан, я поражён твоим терпением, — ворвался в размышления глубокий голос.       Ярость Бури чуть дёрнулся, а после поднял голову. Полубог возвышался над ним и будто бы подавлял. Подобного ощущения Иллидан уже давно не испытывал, даже когда боролся с командующими Пылающего Легиона, настолько колоссальной была разница в силе между эльфом прошлого и будущего. От таких перепадов и тонких намёков судьбы становилось не по себе. Иллидан всё больше задумывался, что переоценил себя в попытке получить заветное раньше, сменив в душе сотни веков ужаса на тепло и свет. Однако, разве они с Майев не заслужили этого? Почему их заперли во тьме, пока остальные наслаждались светом луны и звёзд? Даже преодолев собственные презрения и ненависть, по возвращению они оказались вынуждены играть в навязанные им игры, чтобы не привлекать внимание.       Однако показывать Кенарию налетевшие порывы ярости и неуверенности не хотелось. Голова без тяжёлых рогов опустилась в смиренном поклоне за похвалу.       — Благодарю, Шан’до.       После произнесения благодарности Иллидан прислушался скорее к собственным чувствам, чем к ответу полубога. Признавать чужое главенство — не самая выдающаяся черта характера его гордой натуры, но ожидаемого оскорбления не ощущалось. Опыт запирал обиды, а намеченная цель заставляла затаить любые резкие эмоции. Охотник выжидал, готовый ради заветной награды терпеть временные трудности и неудобства. Ещё одно знание, доставшееся путем проб и крайне болезненных ошибок.       На обратном пути братья снова шли молча, но у края рощи заметили знакомую лёгкую фигурку. Сердце против воли дёрнулось и забилось быстрее. Иллидан недовольно дёрнул головой. Глупое тело! Откуда такая реакция?! Нельзя идти на поводу. Нельзя… но как же она прекрасна!       — Ребята! Знала, что застану вас тут, когда не нашла никого в доме, — улыбка Тиранды затмила своим светом все даже самые яркие звёзды.       — Ты нас искала? — зачарованно, как и сам Иллидан, переспросил Малфурион, перестав, с одной стороны, постоянно коситься на брата, а с другой, казалось, и вовсе о нём забыв.       Вместо ответа послушница Храма Элуны застенчиво притупила взгляд и ещё милее улыбнулась, отчего у близнецов в унисон перестало хватать дыхания.       «Неужели ты не видишь, что творишь, Тиранда?» — мысленный вопрос внезапно уколол ничуть не меньше, чем её появление.       Почему он раньше об этом не думал? Ярость Бури был готов дать руку на отсечение, если сейчас они с братом со стороны не выглядят как два дурака с самыми глупыми на свете улыбками. Это невозможно не заметить. Тиранда настолько к ним привыкла или?..       В который раз за ночь Иллидан недовольно нахмурился и задумчиво опустил голову, из-за чего пропустил пущенный в него пристальный взгляд самых прекрасных во всём Калимдоре глаз.       — Иллидан… ты всё ещё какой-то хмурый, — взволнованно заметила Шелест Ветра. — Что же всё-таки случилось?       — Он весь день такой, хотя делал вид, будто спит, — тут же «сдал» брата Малфурион, присоединяясь к стороне обвинения.       — Что-то произошло во время общения с Шан’до? — недоумённо уточнила Тиранда. — Ты чем-то расстроен?       Что он мог на это ответить? Сообщить, что Кенарий, вопреки собственной памяти, наоборот похвалил за то, что Иллидан впервые не стал вертеться спустя два часа медитаций? Крайне смешное достижение для будущего — или прошлого — Владыки Запределья, просидевшего на одном месте бесчисленное количество веков. Теперь умение ждать и пользоваться временем для размышлений стало само собой разумеющимся, а потому одобрение казалось неумышленной издёвкой.       Кроме того, прошлое подсказывало, что с Кенарием Иллидана ничего не связывает, а значит стоит обратить внимание на того, кто действительно его достоин.       — Ничего особенного, — пожал плечами Ярость Бури, — а как у тебя дела?       Вместо ожидаемой улыбки Тиранда недоумённо переглянулась с Малфурионом. Друзья выглядели настолько шокированными, что Иллидан невольно напрягся. Неужели в это время произошло какое-то важное событие, о котором он забыл, отчего подобный вопрос может оказаться неделикатным или неуместным? Проклятая драконица! Нужно было уточнить, куда она его перенесёт! Хотя нет, тогда она уже была бы у него за спиной, угрожая нарушить планы.       — Что-то не так? — максимально аккуратно уточнил Иллидан.       — Ты… ты никогда не спрашивал, как у меня дела, — смущённо ответила Тиранда с быстро потемневшими щеками. — Обычно только рассказывал, чего достиг сам.       Хотела послушница того или нет, её тонкое замечание на счёт бывшей самовлюблённости Ярости Бури неожиданно возымело эффект. Он замолк и задумался. Десять тысяч лет во тьме и одиночестве. Иллидан будто наяву переживал диалоги с тюремщицей последних столетий, но, оказывается, совершенно не помнил заветные года, что хранил в самом сердце. Память, в те редкие мгновения, когда её призывали, описывала лишь образы, в которых Тиранда и Малфурион всегда были рядом. Но о чём они говорили? Что тогда было интересно эльфам?       Скорее всего, Шелест Ветра права. Ярость Бури легко мог представить самого себя, гордо делящегося очередным достижением. Тогда ему отчаянно хотелось произвести впечатление, а потому он был более чем полностью погружён в гонку за вниманием любимой, при этом игнорируя её саму. Забавно: Ярость Бури прошлого был обречён на провал, ведь даже если бы кто-то со стороны и нашёлся, чтобы объяснить это упёртому юнцу, тот бы просто не поверил в сказанное и лишь усилил напор.       Ирония ситуации скрывалась в том, что вопрос Иллидан задал Тиранде ради другой девушки. Песнь Теней должна быть сейчас одной из наставниц будущей соперницы за власть, а значит Шелест Ветра могла бы в своих рассказах о ней что-то сообщить. Конечно, попытка достаточно тонкая, чтобы и вовсе не сработать, ведь, будучи послушницей, Тиранда зависела от многих вышестоящих жриц, но не попробовать он не мог.       — Неужели нечего рассказать? — натянутая улыбка, в теории, ещё не обладала клыками, а потому со стороны должна была сойти за милую. — Мал, уверен, тоже будет рад тебя послушать.       — Ох! — растерявшаяся Тиранда по привычке завела локон за ухо, отчего стала выглядеть разоружающе невинно. — Ну, я даже и не знаю, с чего начать.       Смотреть в прекрасное лицо было всё приятнее и больнее. Мягкий певучий голос не шёл ни в какое сравнение с сиплыми нотками командира ещё несуществующих Стражей, обволакивая сознание, как нежнейшая ткань. Даже отдавая себе отчёт и осознавая происходящее, Иллидан признавал прелесть первой любви. Где-то там просыпались бывшие надежды.       Как было бы проще, если бы и прошлая Тиранда не была той… Той Самой. Но она была. Справившись с неожиданностью, Шелест Ветра начала весело щебетать о проведённом в Храме времени, выдавая свои неопытность и наивность, но вместе с ними чистоту суждений и доброе сердце. Милая, славная, чуткая, яркая.       Самая прекрасная.       Взгляд золотых глаз сполз с подруги и обратился к брату. Малфурион выглядел счастливым. По своей излюбленной привычке он молчал, но каждое движение лиловой руки сопровождал тёплой, пусть и скромной улыбкой. За многие мили было видно, что юноша влюблён, настолько сиял его взгляд, затмевая любой Дар.       «Ты не можешь этого не видеть!»       Не ясно, к кому именно была обращена мысленная фраза. Запертый на два года в другом мире, Иллидан только и делал, что переосмыслял события прошлого. Вынесенные уроки были слишком ценными, чтобы обнулять их в единый миг. Осознание того, как он и брат теряются на фоне подруги детства, стало премерзким. Чем быстрее билось сердце, тем сильнее возмущался разум. Противоречие разрывало. Иллидан из уважения перевёл взгляд обратно на рассказчицу, но мысленно пытался найти выход из ситуации.       «Смотреть на тебя невыносимо!»       — В прошлый раз тебе не досталось за то, что задержалась с нами? — аккуратно осведомился он, когда подруга закончила.       Шелест Ветра снова смущённо улыбнулась, а вот Малфурион нахмурился и бросил в брата недовольный взгляд.       — Ну, одна из наставниц ругалась, но она всегда недовольная, так что…       Нет никаких причин считать, что Тиранда упомянула ту, кого нужно, но сердце предательски дёрнулось. В отличии от прошлых переживаний, эти Иллидан не торопился в себе топить. В конце концов, многие чопорные жрицы могут быть недовольны свободолюбием молодых послушниц.       — Что она сказала? — нужно быть аккуратным, чтобы вопрос не выдал слишком многое.       — Что, если у меня будет такая же стабильность на тренировках, как в опозданиях, я стану величайшей воительницей Элуны, — не на шутку смутилась Шелест Ветра.       Это Майев! В жречестве нет и не будет никого, кто бы мог позволить себе высказываться подобным образом! Впервые за всё время возвращения в прошлое Иллидан открыто рассмеялся. Казалось, он даже слышит, с какой именно интонацией были произнесены эти слова.       Правда, платой за подобную искренность стала вмиг потемневшая Тиранда.       — Не вижу ничего смешного, — укоризненно заметила она с лёгкими нотками стали в голосе.       Позже подобный тон будет у неё постоянным, но прошлые братья Ярости Бури буквально притихали и шли на попятную, стоило его услышать. Вестники прохлады пугали влюблённых юношей, не готовых проигрывать друг другу. Однако, один из соперников уже не был прежним.       — Хорошая шутка, — прокомментировал Иллидан, пожимая плечами так, словно не видел в своей реакции ничего предосудительного.       — Пф, — надменно фыркнула Шелест Ветра, и наигранно отвернулась, то и дело искоса бросая взгляд на «провинившегося».       Поведение подруги было до скрежета в зубах очевидным и ненатуральным, но одновременно наивным и милым. Даже не пытаясь скрыть улыбку, Ярость Бури ещё раз пожал плечами. Наверно, от него ждут извинений, но на сей раз не дождутся.       — Не думал, что это тебя обидит, — меланхолично заметил он и решительно пошёл вперёд.       Что ж, сейчас у Мала есть прекрасная возможность успокоить и приободрить подругу, тем самым приблизившись к ней ещё немного.       Где-то глубоко в душе ревность впилась когтями в сердце, но Иллидан решил её не слушать. Эта линия судеб предрешена, да и вернулся он не за тем. Без Шелест Ветра перед глазами, задумываться о её поведении стало проще. Она не могла быть настолько близорукой и должна хотя бы догадываться о чувствах братьев. Разве это ни жестоко, играть близнецами, настолько же отличающимися внутри, насколько они похожи внешне? Неужели можно одновременно и одинаково благоволить настолько разным личностям?       Выводы были очевидны. Нет, нельзя, и история Иллидану это уже доказала. Если придерживаться доводов разума, то в этот раз можно сохранить отношения хотя бы с братом. Ярость Бури не думал, что данный аспект хоть когда-нибудь окажется для него важным.       Однако ожидания не совпали с реальностью. Вернувшийся Малфурион был явно чем-то сильно недоволен. Он решительно подошёл к близнецу и, скрестив руки на груди, откровенно враждебно начал:       — Зачем ты её обидел?       — Вот как? — либо Иллидан жил слишком долго, либо логика высказывания была для него выше понимания. — Каким же образом?       — Ты же знаешь, что в Сестринстве к ней и без того придираются больше всех.       — Нет, не знаю, — брови сами собой напряжённо сошлись на переносице.       Что значит «придираются больше всех»? Когда такое было? Если догадка про Песнь Теней верна, то она действительна могла быть требовательна, но в текущий период времени было сомнительно, чтобы у её недовольства имелась конкретная жертва. Бывший узник Майев скорее поверил бы в то, что она будет планомерно уравнивать всех вокруг, чтобы её не уличили в минимальных как симпатиях, так и антипатиях. О других конфликтах Иллидан не помнил.       — Многие завидуют её красоте и любви Элуны, поэтому постоянно придираются, — пояснил брат.       Обескуражившая новость внезапно плохо запахла.       — Это она сама так сказала? — сощурился Иллидан.       — Ну, а кто же ещё? — пожал плечами друид, присаживаясь, наконец, напротив.       — И в чём же это проявляется?       — В смысле? Ты что, не веришь её словам?!       Ошибка. Брат, пусть и не считался Иллиданом после вердикта о его заточении умным, но и глупцом никогда не был. Нельзя идти уж слишком напролом. Тем более, близнецы могут чувствовать друг друга.       — Я веду к тому, что мы можем ей помочь. Посоветовать или просто поддержать. И хорошо бы знать, в чём именно дело, согласен? — спокойно уточнил путешественник вовремени, словно изначально это и имел ввиду.       Судя по внимательному взгляду брата, тот ни на мгновение не поверил в оправдание.       — Ты за что-то на неё злишься?       К такому вопросу в лоб Иллидан был не готов. Память начала лихорадочно пролистывать мутные страницы прошлого в поисках подобного разговора. Однако подсказок не было. Вроде бы за всю жизнь близнецы не обсуждали предмет своего обожания, молча пытаясь перещеголять соперника. Откуда он вдруг появился? Тем более, так скоро?       — И да, и нет, — честно ответил Иллидан, поражаясь умению брата считывать его состояние. — Я вдруг подумал, что мы с тобой выглядим как два круглых идиота, а она… она не может этого не замечать, понимаешь?       «Надеюсь, драконицы рядом нет! Иначе она сразу поймёт, что «я» больше не «я».       Малфурион не торопился с ответом. Как его зеркальное отражение, Иллидан нахмурился в ожидании и опустил голову. Если бы не предпочтения в одежде, которые, по меркам моды прошлого, были у друида далеко не блестящие, можно было бы легко спутать братьев. Молчание затягивалось.       — Что же ты предлагаешь? — ещё один неожиданный вопрос напряг внезапной прямотой.       — На самом деле, ничего. Меня ещё вчера словно молнией шарахнуло это осознание, так что я даже не знаю, как нужно поступать в таких случаях.       Полуправда зачастую гораздо опаснее лжи, зато так можно подстраховаться и выдать изменения в поведении внезапной потерей влюблённости. Они ещё слишком молоды, а Иллидан в прошлом был достаточно импульсивен, чтобы со стороны всё выглядело натурально. К тому же, о его гордости известно немало, так что в историю с раненным эгоизмом легко поверить. Поведение Шелест Ветра вполне могло задеть гордую натуру.       — Я… всё равно верю Тиранде, — аккуратно ответил друид. — Она действительно весьма заметная жрица, даже Шан’до отмечал это. Неудивительно, что некоторые другие послушницы могут немного…       В глубоком уважении к лунной богине эльфов, Малфурион предпочёл не приписывать пороки её последовательницам, пытаясь мягко выбраться из собственной западни. Иллидан невольно вспомнил, что когда-то, в той, другой жизни, брат даже позволил себе некоторые сомнения в отношении королевы эльфов к своему народу. Неужели уже тогда будущий Верховный Друид был более прозорливым, чем бывший охотник на демонов? Неприятная мысль быстро оказалась задвинута на задворки сознания, как не своевременная.       — Может и так. В конце концов, кто я такой, чтобы спорить с Кенарием? — наигранно-беззаботно пожал плечами путешественник во времени, стараясь как можно быстрее свести разговор на «нет».       Вместо ответа глаза близнеца непривычно расширились, а тёмные брови взлетели чуть ли не к линии роста волос:       — Э-э… Ты — Иллидан?.. Всегда готовый спорить… со всеми.       Новая ошибка! Уже вторая за ночь, причём на одном и том же месте! Бывшее самолюбование продолжало играть злую шутку, даже когда Иллидан пытался его убрать. Не то, чтобы ему было трудно отыгрывать прошлую роль, — если подобное слово вообще применимо, — но вот сами ситуации, в которых опыт подсказывал отступить, чтобы в последствии получить больше, были более чем неподходящими. Возможно, в разговоре с другими эльфами подобное бы и могло остаться незамеченным, но друзья детства оказались слишком внимательными.       — Слушай, серьёзно, что случилось? Не только же из-за Тиранды ты уже вторую ночь сам не свой? — Малфурион даже не догадывался об иронии произнесённых им слов.       Что ж, отрицательный результат — тоже результат, а кому, как не вековечному существу в теле юноши знать об этом лучше остальных? Возможно, навязанный разговор стоило пустить себе на пользу.       — Не только из-за неё… — тут же начал увиливать Иллидан, быстро найдя новую показательную причину. — Вот сколько мы уже ходим к Кенарию?       — Хм, примерно пару лет, а что?       — И чего я добился за это время?       Пока друид качал головой, готовый поддержать брата, тот мысленно улыбнулся. Метка времени найдена. Примерно тогда Иллидан прошлого начал в тайне возвращаться к арканной магии, уставший от крайне скромных результатов у Кенария. Изначально идея овладеть друидизмом была продиктована тщеславием, ведь тогда учителем Ярости Бури был бы сам полубог. Кроме того, немаловажным аспектом в тяге к друидизму была высокая зависимость от времени суток, так как волшебство ночных эльфов, что не удивительно, днём было заметно слабее. Однако в конечном итоге Иллидан переехал в Сурамар в поисках городской жизни и потенциальной удачи, чем ещё сильнее отдалился от близнеца.       — Сегодня Шан’до тебя хвалил! Ты добился усидчивости, и… — пытался найти положительный аспект Малфурион, но быстро спохватился. — Постой… так это из-за тяжёлых мыслей ты вдруг стал спокойнее, а не из-за упражнений?       «Он всегда меня так считывал?!»       Кажется, вариант с переездом придётся оставить и в этой линии времени. По полным обид и жажды мести воспоминаниям, братец описывался исключительно как недалёкий и «слепой», но он всё больше из временного препятствия становился потенциальной проблемой для поддержания столь необходимого инкогнито. Игры с бронзовыми драконами весьма и весьма опасны, ведь, как оказалось, им ничего не стоило раз на разом уничтожать линии времени, где он и Майев имели сына.       — Вот опять этот стеклянный взгляд, — недовольно покачал головой Малфурион.       — Какой? — на автомате переспросил Иллидан.       — Ты сам его так называешь, когда я о чём-то переживаю или ухожу в себя. Не знаю, открою тайну или нет, но у тебя он выглядит ровно так же, как и у меня.       Братья Ярости Бури слегка прыснули невольной шутке. Движения плеч и изгибы уголков губ у близнецов были настолько синхронны, что со стороны они показались бы идеальным отражением друг друга, если бы у разговора был свидетель. Данное обстоятельство и высказывание брата заставили Иллидана снова задуматься.       Когда путешественник во времени позволял будничной суете и привычке взять над собой верх, то двигался с друидом в идеальной гармонии. Во время подготовки к трапезе они ни разу не пересеклись и не столкнулись. Интуиция ли была тому причиной, внутренняя связь с рождения или привычка многих лет, но сам Иллидан до этого момента не замечал, что так же «считывал» брата. В момент настолько простого существования он предпочитал раздумывать о чём-то более глобальном, упуская то, что лежало на поверхности. Если Иллидан может настолько тонко ощущать Малфуриона, то для друида его изменения должны бросаться в глаза сильнее, чем выпадение белоснежного снега в Долине Призрачной Луны. Ведь близнецы ещё не расставались друг с другом дольше, чем на несколько дней, вместе переживая превратности судьбы.       — Мне надо… помедитировать, — честно отозвался Иллидан, но тут же дополнил ответ, прежде чем Малфурион снова отметит несоответствие. — Мне до сих пор не до конца комфортно, но это действительно приводит мысли в порядок. В конце концов, разве не для этого мы пошли к Кенарию — чтобы учиться?       Друид лишь скептично покачал головой и скривил губы, но промолчал.       — Если тебе есть что мне сказать: я выслушаю, — уверил он близнеца и покинул дом.       Приближающееся солнце не сильно пугало Малфуриона, в отличии от большинства представителей расы ночных эльфов, а потому муками совести Иллидан терзался недолго. Цапнув первый попавшийся пергамент и перо, он попытался было записать самые важные мысли и таким образом привести их в порядок, но на какое-то мгновение замер. Когда он последний раз что-то писал? Сто веков назад? Идея вдруг стала смехотворной, ведь большая часть времени ушла на то, чтобы с мучениями вывести буквы. Опыт молодого тела должен был помочь, но первая же руна вызвала проблемы. Ярость Бури едва не рассмеялся над самим собой: он заставил бронзового дракона вернуть себя во времени назад и смог преодолеть Круговерть Пустоты, перенеся себя и Майев из другого мира, но маленькая буковка вызывает затруднения. Кому рассказать — засмеют.       С многовековым упрямством Иллидан расставлял отметки, дополняя и припоминая важные события. Отправной точкой так или иначе станет появление Легиона — это неизбежно. Воспоминания о дворе Азшары и её личных магах подсказывали, что с их жадностью не справится даже он, пусть бы его глаза были трижды золотыми: Высокорожденные, чей статус гораздо выше по сравнению с другими ночными эльфами, были слишком жадными до власти и силы, чтобы попытаться их остановить или образумить. Более того, изменение одного может косвенно повлиять на другое, а значит принципиально менять историю нельзя. Причина была более чем эгоистична: бронзовая стая тут же вмешается в события, нещадно карая виновных. Это может помешать самой главной и единственной цели — любым способом аккуратно переманить Майев на свою сторону и после победы над Легионом вместо прозябания во тьме, быть вместе в течение долгих десяти тысяч лет. Разумеется, есть риск, что и это может не устроить стаю Ноздорму, но тогда…       Иллидан коварно ухмыльнулся. Знания в его голове никуда не делись. Даже без тех сил, что у него были в осквернённой форме, умений и волшебства хватит, чтобы перенести двух эльфов в другой мир. Велен существует и в этой линии времени, пусть и в ещё неуничтоженном Дреноре, а значит переждать там тысячи лет до нового вторжения Легиона вполне возможно. Ярость Бури просто перенесёт туда себя и Майев в случае, если всё пойдёт не по плану. Разумеется, до этого лучше не доводить и не враждовать с драконами, но если они начнут мешать, то такой исход не стоило сбрасывать со счетов. И пусть сама Песнь Теней сколь угодно будет журить его за самоуправство, но никто не вправе в полной мере винить Ярость Бури в том, что он не горит желанием провести ещё десять тысяч лет во тьме и одиночестве.       Довольно хмыкнув, Иллидан спрятал под набитый соломой матрас кривые записи и растянулся сверху. Без крыльев лежать на спине одно удовольствие! Конечно, теперь нельзя парить в небе, ловя воздушные потоки, так что у всего можно найти плюсы и минусы. Ещё раз мысленно пройдясь по написанному, Ярость Бури вернулся к первому и одному из самых важных пунктов плана.       К знакомству.