***
— Тут… ничего нет. Вообще, даже шрама, — нахмурился Малфурион, рассматривая спину Иллидана. — Зачем было пугать Майев, если всё в порядке? — Потому что не должно было быть в порядке, понимаешь? — таинственно протянул тот. — Теперь, благодаря тебе, у меня есть возможность это объяснить. — Вот оно что. Однако… прости, я всё равно не понимаю, что плохого в том, что ты сам излечился? — Потому что я сделал это не сам. — Даже так. Друид ещё сильнее нахмурился, но подробности выяснять не стал. Вместо этого, он решил задать другой вопрос: — А зачем ты настаивал на том, чтобы я вылечил Майев? Не торопясь с ответом, Иллидан невидящим взглядом уставился в стенку, словно перед его взором вставали картинки другой жизни. — Потому что тогда всё так и началось, — пробормотал он. Как будто это было вчера, чародей вспомнил, как гладил подушечками когтистых пальцев многочисленные шрамы на излишне крепком теле любимой. Свежая маленькая ранка для него казалась шажком к тому образу будущего, в котором Майев комплексовала из-за собственного тела, превратив его в карту своих военных промахов. Будучи командиром Стражей, Песнь Теней даже шрамы на лице не удосуживалась убирать, ведь «заражения нет — и ладно». Сейчас она лёгкая, уверенная, не скованная безразличием к себе и громоздкими латами. Иллидан сделает всё, чтобы она оставалась такой как можно дольше. Он не даст ей потерять себя, заблудившись в догмах и долге перед теми, кто потом бросит её в самый тяжёлый момент. В этой линии времени Отмщение, великий Дар самой Элуны, не станет частью её души, заморозив ту до состояния отрешённости. Иллидан не позволит Майев разменять саму себя на обязательства, что должны были привести к его смерти от её руки. — Делай всё это аккуратнее в следующий раз, — хмуро произнёс Малфурион. — Что «всё»? — приподнял бровь Иллидан. — Всё — всякие странности, фразочки и поступки, у которых торчит золотистый хвост, — не меняя тона, ответил друид. — Джерод уже о чём-то подозревает. — Джер? Что ж, он умный малый. К тому же, мой друг, так что в этом нет ничего удивительного, ведь последние месяцы находился рядом чаще всех остальных. — А я — твой близнец, который даже прошёл по нашей связи, но всё равно не удержался от вопроса «где мой настоящий брат», — тут же парировал Мал. — Не знаю, куда ты обычно смотришь, но я в последнее время часто слежу за Джеродом. Он переживает за сестру и не сводит с тебя глаз. Когда же ты что-то делаешь неаккуратно, как сегодня, тут же напрягается. Если даже о Шан’до думают как о легенде, то в твоём случае о драконах никто никогда не догадается. Ты роешь себе могилу. — Наоборот, я пытаюсь избежать чего-то пострашнее, — излишне напряжённо отозвался чародей. — Это можно делать аккуратнее?.. Кивни хотя бы для вида, — друид тяжело присел рядом с братом, не спуская с него взволнованного взгляда. — А ещё, думаю, он заметил, что ты вернулся в крайне подавленном настроении. Я, кстати, тоже. Иллидан начал неспешно натягивать рубашку обратно, размышляя над ответом. Даже тот факт, что Малфурион знает его секрет, не позволял говорить обо всём. — Я узнал, что моё будущее было… бесполезно. — Будущее было, — покачал головой Мал, поражённый сочетанием слов. — И что, всё так плохо? — Все, кто был мне дорог, погибли. Дилеммы, толкнувшие Иллидана на изменение прошлого, снова бередили гордость, злость и отчаяние. Избранность забрала у него возможность стать отцом и мужем, одарив взамен веками одиночества и смертью любимой. Также не до конца понятно, в какой именно момент Дея забрала Эллису себе и почему остальная часть её стаи позволяет той оставаться в Пещерах Времени. Значит ли это, что у неё не было иного будущего? Или не было вовсе. Чародей опустил голову и сжал переносицу пальцами. Жаль, ему больше нельзя поговорить с дочерью Ноздорму. Только теперь у него наконец-то появились нужные вопросы. Почему она спасла его дочь? Для чего держит рядом с собой и даже позволяет той гулять по прошлому? Что случилось с ним самим, что он так ни разу и не появился перед Эллисой? Куда и зачем улетел, что не смог спасти Майев? И самый главный вопрос: позволят ли ему всего этого избежать в новой линии времени? Действительно ли она такая уж новая, ведь пока, пусть и с нюансами, но кардинальных изменений не произошло: Пылающий Легион всё также угрожает Азероту, а башня Ксавия и он сам уничтожены братом. Не означает ли это, что впереди Иллидана вместо любви и света звёзд ждёт ещё десять тысяч лет тьмы и одиночества? Волна холодного ужаса прошла по позвоночнику и заставила вздрогнуть. Сидящий рядом Малфурион, о котором чародей успел забыть, безошибочно почувствовал состояние брата и положил руку ему на плечо. — Всё в порядке? — уточнил он, всё сильнее хмуря брови. — Что с тобой? Его голос и прикосновение вызвали странную реакцию. Иллидан упёрся тяжёлым и немного испуганным взглядом в брата, силясь рассмотреть в нём ту личность, что отправила его во мрак. Обрекла на нечто похуже смерти. На того, кто предаст его позже, отрёкшись и не приняв новый образ полудемона, окончательно вычеркнув из судьбы народа калдорай. Неужели сейчас он держит его за плечо, но уже спустя несколько месяцев снова засунет в клеть?! — Не молчи. Ты меня пугаешь. «А ты — меня». Невозможно. Малфурион не сделает этого. Только не теперь. Пусть изменений не так много, но они всё же есть. Теперь общение братьев Ярость Бури разительно отличается от того, каким было тогда. Да и для Майев он больше не «какой-то там маг». Хватит ли всего этого, чтобы преодолеть предначертанное? — Ты веришь в судьбу? — напряжённо спросил Иллидан. — Ты хочешь спросить о чём-то другом, да? Я в будущем что-то должен был тебе сделать? Ответить нельзя, но промолчать так сложно. Полузабытые ярость и боль с пробудившейся силой начали грызть душу. Встреча с Эллисой и её история выбили из колеи гораздо сильнее, чем уверял сам себя Иллидан. Ужасы прошлого оседали пеплом на успехах, каких он добился в настоящем. Все превозмогания, уроки судьбы и лишения оказались напрасны. И начало конца лежит прямо у ног: формируется с первой царапинкой Майев, прячется в морщинке между бровей Джерода и растёт с каждый разом, как Малфурион призывает силы природы. Те чувства, что в нынешней линии времени казались забытыми и уже невозможными, снова становились сутью личности. Страх. Злость. И бесконечное одиночество. Тот факт, что поделиться жуткими новостями не с кем, невидимой стеной отделял путешественника во времени от всех, кто его окружал. Молодое тело стало новой тюрьмой, из которой остаётся лишь наблюдать, как приближается неминуемое. Догадавшись, что ответа не будет, Малфурион покачал головой, а потом спросил сам: — А ты? Ты веришь в судьбу? — Боюсь, у меня перед глазами слишком много доказательств её власти, чтобы отрицать очевидное. — Значит, и в прошлой линии времени ты сделал предложение Майев, изгнав из своего сердца Тиранду? — Что? — неожиданность вопроса поставила в тупик. — Помнишь наш разговор о Тиранде после моего визита в Храм? Ты тогда сказал, будто точно знаешь, что никогда бы не уступил её мне. Значит ли это, что… ну… — друид замялся, осматривая комнату. — Просто допустим ситуацию, в которой ты хотел бы не Майев сейчас сделать предложение, а кому-то… другому. Попытки брата избежать упоминаний будущего и его боязнь мести бронзовой стаи вызвали невольную улыбку. — Допустим, — с лёгким смешком отозвался Иллидан. — К чему ты это? — Разве такой была твоя судьба? Нет, не такой. Чародей слишком хорошо помнил, как бродил во тьме с единственным светочем, каким считал душу Шелест Ветра. Слова друида постепенно обретали смысл. Глухая стена одиночества пошла трещинами. — Возможно, где-то она всё же свернула, — наконец признал Иллидан, позволив себе новую, пусть и слабую улыбку. — Возможно, хоть что-то я успел сделать правильно.***
— Всё готово к контрнаступлению, лорд командующий, — бодро рапортовал Десдел Звёздное Око, сияя так, словно впереди его ждал не кровопролитный бой, а азартная охота на оленей. Прибывшие командиры войск, отозвавшиеся и наконец достигшие Чёрной Ладьи, разделяли воодушевление южного лорда. Казалось, что они, все как один, желают во чтобы-то ни стало откинуть вонючее воинство от стен крепости, чтобы начать победный марш до самого Зин-Азшари и спасти пленённую королеву. То, что Азшара пленница Легиона, оставалось безусловным фактом, не требующим доказательств. Даже те, кто не так радужно смотрел на будущие тяготы и потери, считали конечной целью спасение любимой владычицы. Заикаться о том, что её роль может быть иной, Иллидан не решался даже в окружении бывших членов отряда. За время, потраченное на накопление сил, так называемые светлячки практически полностью преобразовались; из-за потери большей части среднего звена в самой крепости оставшиеся дееспособные маги и воины становились командирами других войск. Кур’Талос, под предлогом имеющихся у них опыта битв против нового для эльфов противника, смешивал новые силы со старыми и выставлял вперёд эльфов Ярости Бури и Песни Теней. Разумеется, ни Латосия, ни Десдела такое положение дел не устраивало, но напрямую противиться деятельности командующего они не имели права. «Пагубное влияние выскочек», по их мнению, оплетало войско и душило будущее наступление, как лоза выжимает живительные соки из цветущего дерева. Вот если бы эти два молодых котёнка не упирались, трусливо уверяя Гребня Ворона в слабости войск, то победа уже давно была бы в кармане! Каждое новое собрание затягивалось, выматывая обе стороны. Все считали именно свою позицию единственно-верной, не желая идти на компромиссы: каждый день промедления может стоить жизни Азшаре, а каждый необдуманный выпад — сотням калдорай. Хорошего решения не находилось, но на стороне южного лорда, кроме подавляющего одобрения высшего командования новоприбывших, был и тот факт, что наступать и уничтожать демонов всё равно необходимо. Наконец столь пугающая минута наступила. Чёрные ворота широко распахнулись, выпуская воинство эльфов, желающих спасти родину. Окопавшийся недалеко лагерь Легиона тут же ответил многочисленными дистанционными атаками и воздушными нападениями глубоко в тылу калдорай. Вынужденные отойти назад боевые маги Чёрной Ладьи и Лунные Стражи оставляли передовую, спасая соратников от магии Стражей Ужаса. Глядя, с какой лёгкостью Пылающий Легион манипулирует действиями противника, Иллидан недовольно покачал головой. Единственное, что спасало воинство эльфов, это отсутствие подкрепления у демонов. Судя по всему, решить проблему закрывшегося портала они пока не смогли. «И не смогут, пока не получат в своё распоряжение Душу Дракона», — мстительно оскалился Ярость Бури. Задача всё ещё стояла сложная. Несмотря на старания войск, сдвинуть границу фронта выходило с огромным трудом. За каждый клочок омертвевшей земли враги бились, не жалея себя. Казалось, армии Пылающего Легиона просто неведомы ни чувство страха, ни ощущение опасности. Будто кто-то управлял ею железной рукой, не позволяя безвольным пешкам задуматься о последствиях принятых решений. Каждый шаг к сердцу империи казался подвигом. В какой-то момент и без того медленное продвижение окончательно остановилось. Стало очевидно, что войска слишком растянулись. Если враг обойдёт их и атакует по центру, то с лёгкостью разобьёт на две части, взяв передовые отряды в кольцо. После одного из полевых совещаний вымотанный очередным противостоянием Иллидан доковылял до своего шатра, мечтая без сил упасть на лежанку. Каково же было его удивление, когда внутри он обнаружил Тиранду. Жрица сидела на второй лежанке, принадлежащей Малфуриону, которого было решено взять с собой. Казалось, Кур’Талос не до конца понимал, как именно и чем ещё может помочь близнец Верховного мага, но, помня его вклад в разрушение башни Ксавия, позволил ему принять участие в походе. Услышав шаги, Шелест Ветра подняла голову, а когда увидела у входа Иллидана, то удивлённо вскинула брови. — Иллидан?.. Я… кхм, — Тиранда замялась, неловко отводя взгляд и поспешно поднимаясь с места. — Зайду позже. Задумчиво наблюдающий за её действиями чародей лишь покачал головой. — Зачем ты вообще пришла? — Ярость Бури понимал, что и вопрос, и то, как он его задал, не выглядят вежливо, но он до невозможности устал от постоянного хождения вокруг да около на совещаниях. — Я не думала, что ты так быстро освободишься, — туманно протянула жрица, всё ещё не поднимая головы и стараясь не смотреть ему в глаза. — Быстро? По-твоему, несколько часов обсуждения — это быстро? Вместо ответа Тиранда лишь повела плечом и попыталась проскользнуть мимо друга детства. Однако Иллидан схватился за край шатра, недвусмысленно намекая, что проход закрыт. — Сядь обратно. Шелест Ветра недовольно уставилась на Ярость Бури, привычно надув губки. Однако между влюблённым юношей и Верховным чародеем Чёрной Ладьи пролегала пропасть. После постоянной ругани с Латосием обида Тиранды даже не царапнула сердце. — Нет, — тем не менее заупрямилась она, скрестив руки на груди, как это когда-то делала Майев из прошлого. Странная параллель, где поменяться ролями успели не только братья, но и бывшие соперницы, казалась ироничной. Снова перед Иллиданом стоит недовольная жрица Элуны и буравит его взглядом. — Зачем ты пришла? А точнее, что тебе нужно от моего брата? — Я пришла с ним поговорить. Просто поговорить. И не надо на меня смотреть так, словно я командующий демонами. — Прошлых разговоров было мало? — холодно осведомился Иллидан. — По какому праву ты мне устраиваешь допрос? — фыркнула Тиранда. — Ты без спроса зашла в мой шатёр. — Я же сказала, что пришла к Малу, а не к тебе! — Но шатёр всё ещё мой. Шелест Ветра недовольно скривилась, но сделала два шага назад, пусть обратно на лежанку всё ещё не села. — Я правда хочу поговорить с Малфурионом, — уже спокойнее начала она, стерев с лица наигранную обиду. — Знаю, ты этим недоволен, но то, что происходит, меня не устраивает. — Что же тебя устроит? — надменно улыбнулся Иллидан. Со спокойным выражением лица Тиранда выглядела непривычно, но гораздо более привлекательно. Подобное наблюдение неприятно садануло сознание. И пусть это лишь привычка длинною в десять тысяч лет, но напоминание о старой зависимости вызвало ещё одну волну неприязни к подруге детства, хотя сама Шелест Ветра уже не была в этом виновата. — Знаешь, я… Всё вышло как-то неправильно, — тихо начала жрица. — Два года назад у меня были другие переживания и цели. Был лишь Храм и вы с Малом. Тогда мне казалось, что так будет всегда. Сейчас тот мир кажется игрушечным. Я играла вами, вы — мной. Мы втроём играли в любовь, лелея собственные чувства, а в итоге… Завтра кто-то из нас может не вернуться из боя. Я часто спрашиваю умирающих, кому передать их последние слова, но внезапно подумала, что мои последние слова… Кроме тебя и Мала, мне больше некому их послать. Точнее, только Малу, ведь ты теперь на меня даже смотреть не хочешь. Не могу сказать, что это несправедливо, но… м-м… Не знаю, как объяснить. Если я завтра умру, то не хочу, чтобы Малфурион запомнил нас с ним такими. Шелест Ветра разомкнула руки и опустила их вдоль тела, словно с последним словом у неё кончились силы и дальше крепиться. — Знаешь, Иллидан, мне страшно. Я боюсь смерти. И я не хочу, чтобы умер Мал. Я… Тиранда прикрыла глаза ладонями, пытаясь спрятать слёзы. Застигнутый врасплох её слабостью, Ярость Бури недовольно повёл плечами, но попытался подойти ближе, чтобы успокоить. Однако вместо того, чтобы позволить ему это сделать, Шелест Ветра решительно сделала шаг назад и замотала головой, потирая глаза: — Нет, не надо. Сейчас, как назло, кто-нибудь войдёт, что-нибудь не то увидит, и опять всё покатится по наклонной. Я пришла не для того, чтобы делать ещё хуже. Я хочу помириться. И с тобой, вообще-то, тоже. Совершенно не ожидавший подобного поворота Иллидан нахмурился, но очередной колкостью решил не отвечать. — Я скучаю по нашему общению. По нашей скамейке, — неловко улыбнулась Тиранда. — Не всегда всё было плохо, верно? Иногда мне становится грустно: какое-то время я считала себя вашей сестрой или кем-то вроде того. Когда ты стал отдаляться, я просто не знала, как надо себя вести и почему это происходит. Меня это злило. Признаться, я и сейчас ещё немного злюсь. Я так привыкла, что ты всегда рядом, а теперь… Ты далеко, живёшь своей жизнью, в которой есть всё: авторитет, статус, новые друзья, а скоро вы с Майев… — казалось, последними словами Шелест Ветра чуть не подавилась, но сделала глубокий вдох и продолжила. — Знаешь, я так долго представляла себе этот разговор. Боялась его. Мысленно ругалась с тобой, кричала, а сейчас… как будто и сказать нечего. Я смотрю на тебя и вижу близкого друга, а потом вспоминаю, что это совсем не так. И мне жаль, что то время прошло. Мне нравилось слушать о твоих успехах и самой рассказывать о том, как провела день в Храме. Нравилось смотреть, как вы с Малом, не сговариваясь, что-то вместе делаете, например, готовите. Вы так двигаетесь, как будто заранее точно знаете, что сделает другой. Я скучаю по тому, как вы с ним смеётесь. Вы с ним такие разные, но когда что-то делаете одновременно, это… Тёплая и грустная улыбка озарила и без того прекрасное лицо. Но, как и в случае со слезами, жрица поспешно стёрла ту с лица. — Я не такая плохая, как ты думаешь. Мне грустно и неприятно, что мы общаемся сейчас вот так. Прости меня за всё, чем успела обидеть и… кхм. Поговорю с Малом потом. Неловко выгибая пальцы, Тиранда повела плечом и снова попыталась выйти из шатра. Однако Иллидан снова её остановил, на этот раз заговорив куда более мягко: — Тиранда, подожди, я… хм. Признание Шелест Ветра сбивало мысли. Как и она сама, Ярость Бури тоже когда-то представлял себе их разговоры по душам. Много. Часто. В разных ситуациях и по разным поводам. Иногда лишь они стояли между ним и тьмой сумасшествия. А может быть, наоборот, были его вестниками. Но, как и жрице, почему-то именно сейчас ему не хватало слов. И чувств. Именно в этот миг Иллидан понял, что перестал и любить Тиранду, и ненавидеть. Как будто не до конца закрытая крышка от ларца наконец-то вошла в паз с лёгким щелчком. Всё встало на свои места, перестав царапать душу. — Ты права, не всегда всё было плохо, — слабо улыбнулся Ярость Бури. — Полагаю, всё то время, что вы с Малом меня терпели, я был мало похож на подарок судьбы, так что здесь мы квиты. Ты никогда не будешь для меня чужой, пусть прошлое и не вернуть. Однако… — Иллидан чуть сощурился. — Я не могу не обратить внимания на то, как ты пыталась заигрывать и со мной, и с Малом одновременно. Прости, что говорю об этом в такой момент. Не хочу всё портить, но и брата я в обиду не дам. Я хочу, чтобы рядом с ним была та, кто будет его ценить по достоинству. Он это заслужил. — Значит, ты меня всё ещё не простил, — снова слегка насупилась Тиранда, но в отличие от прошлых обид, нынешняя казалась искренней. — Нет, это значит, что я хочу, чтобы такого не повторилось в будущем. На собственной шкуре мне довелось убедиться, насколько тяжело нести бремя прошлых ошибок. Я не держу зла и даже прошу прощения за себя, но… Я не хочу, чтобы Малу было больно. Потому что о последствиях таких ран я тоже знаю как никто. Они могут толкнуть на чудовищный путь ошибок, с которого уже никогда не сойти. — Пожалуй, рано говорить о каких-либо путях, — пожала плечами Шелест Ветра. — Не уверена, что после всего я могу рассчитывать хоть на что-то, просто… Я надеюсь, что мои молитвы будут услышаны, и Малфурион меня простит. Чародей коварно ухмыльнулся, склоняясь чуть ниже над лицом жрицы. — Тиранда, ты… как бы это сказать помягче, сейчас лукавишь. Если бы тебя ничего больше не интересовало, ты бы и не пришла. Я угадал? Вместо ответа Шелест Ветра опустила голову, начала перебирать пальцами ещё интенсивнее, а её щёки стремительно потемнели. — Да, мне нравится Малфурион. Это преступление? — негромко буркнула она, всё ещё не поднимая глаз. — Конечно же нет. Просто нет надобности вводить меня в заблуждение. Мал имеет право на личную жизнь, а я — на беспокойство о нём. Вот и всё. Снова жрица не нашлась с ответом, а потому лишь послушно кивнула. — В любом случае, спасибо, что выслушал, — после заминки начала она. — Может быть, это покажется смешным, но мне стало чуть легче. — Полагаю, мне в каком-то смысле тоже. Я передам Малу, что ты его искала. Наконец Тиранда подняла глаза и улыбнулась. — Спасибо, Иллидан. И, знаешь, береги себя. Я молюсь Элуне и за тебя. — Благодарю, ты тоже. Шелест Ветра ещё раз улыбнулась и уверенной походкой покинула шатёр, пока Ярость Бури провожал её долгим задумчивым взглядом.